Текст книги "Женщины"

Автор книги: Чарльз Буковски

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

45

Тэмми зашла снова в тот же вечер. Казалось, она улетела по амфетаминам.

– Мне хочется шампанского, – сказала она.

– Ладно, – ответил я.

Я дал ей двадцатку.

– Сейчас вернусь, – сказала она в дверях.

Затем зазвонил телефон. То была Лидия.

– Просто звоню узнать, как ты там…

– Все в порядке.

– А у меня нет. Я беременна.

– Что?

– И не знаю, кто отец.

– Во как?

– Ты же помнишь Голландца – парня, который ошивается в том баре, где я сейчас работаю?

– Да, Старая Плешь.

– Ну, он, на самом деле, славный. Он в меня влюблен. Приносит цветы и конфеты. И хочет на мне жениться. Он был ко мне очень мил. И однажды ночью я поехала к нему домой. Мы это сделали.

– Хорошо.

– Потом еще есть Барни, он женат, но мне нравится. Из всех парней в баре он один не пытался передо мной понтов резать. Это и подействовало.

Ну, ты же знаешь, я дом пытаюсь продать. Поэтому он как-то днем заехал. Просто так. Сказал, что хочет посмотреть дом для какого-то своего друга. Я его впустила. А заехал он как раз в подходящее время. Дети в школе, ну, я ему и позволила… Потом как-то вечером этот незнакомый мужик в бар зашел, очень поздно. Он попросил, чтобы я поехала с ним домой. Я говорю: нет. Потом он сказал, что просто хочет посидеть у меня в машине, поговорить. Я говорю: ладно.

Мы сидели в машине и разговаривали. Потом косячок раскурили. Потом он меня поцеловал. Этот поцелуй всё и решил. Если б он меня не поцеловал, я б так никогда не поступила. Теперь я беременна и не знаю, от кого. Придется подождать и посмотреть, на кого будет похож.

– Ну, ладно, Лидия, удачи тебе.

– Спасибо.

Я повесил трубку. Прошла минута, и телефон зазвонил снова.

Лидия.

– О, – сказала она, – я же хотела узнать, как у тебя дела?

– Да, примерно всё так же – лошади да кир.

– Значит, с тобой все в порядке?

– Не совсем.

– А что такое?

– Ну, послал я, в общем, эту тетку за шампанским…

– Тетку?

– Ну, она, на самом деле, девчонка еще…

– Девчонка?

– Я послал ее с 20 долларами за шампанским, а ее до сих пор нет.

Мне кажется, меня развели.

– Чинаски, я не хочу слышать о твоих бабах. Ты это понимаешь?

– Ладно.

Лидия повесила трубку. Тут в дверь постучали. Это была Тэмми.

Она вернулась с шампанским и сдачей.

46

На следующий день в полдень зазвонил телефон. Снова Лидия.

– Ну что, вернулась она с шампанским?

– Кто?

– Шлюха твоя.

– Да, вернулась…

– И что потом было?

– Мы выпили шампанское. Хорошее оказалось.

– А потом что произошло?

– Ну, сама ведь знаешь, ч-черт…

Я услышал долгий безумный вой, будто в полярных снегах подстрелили росомаху и бросили истекать кровью, одну…

Она швырнула трубку.

Я проспал большую часть дня, а вечером поехал на состязания упряжек.

Потерял 32 доллара, залез в «фольксваген» и поехал назад. Остановил машину, дошел до крыльца и вставил ключ в замок. Весь свет в доме горел. Я огляделся. Ящики выдраны из шкафов и вывалены на пол, покрывала с кровати тоже на полу. С полок пропали все мои книги, включая те, что написал я сам, штук 20 или около того. И машинка моя ушла, и тостер, и радио, и картин моих тоже не было.

Лидия, подумал я.

Оставила она мне один телевизор, поскольку знала, что я его никогда не смотрю.

Я вышел на улицу: машина Лидии стояла, но самой ее внутри не было.

– Лидия, – позвал я. – Эй, малышка!

Я прошел взад и вперед по улице, и тут увидел ее ноги, обе – высовывались из-за маленького деревца, росшего у стены многоквартирного дома. Я подошел к деревцу и сказал:

– Послушай, что это, к чертям, с тобой такое?

Лидия просто стояла. В руках два полиэтиленовых пакета с моими книгами и папка с картинами.

– Послушай, ты должна отдать мне книги и картины. Они мои.

Лидия выскочила из-за дерева – с воплем. Схватила картины и начала их рвать. Она швыряла клочки в воздух, а когда те падали на землю, она их топтала. На ногах у нее были ковбойские сапоги.

Потом она стала вытаскивать из пакетов мои книги и расшвыривать их – на улицу, на лужайку, повсюду.

– Вот тебе картины! Вот тебе книги! И НЕ РАССКАЗЫВАЙ МНЕ О СВОИХ БАБАХ! НЕ ГОВОРИ МНЕ О СВОИХ БАБАХ!

Затем Лидия побежала ко мне во двор с книгой в руке, моей последней – «Избранное Генри Чинаски». Она визжала:

– Так ты книги свои хочешь назад? Книги свои хочешь? Вот твои проклятые книги! И НЕ ГОВОРИ МНЕ О СВОИХ БАБАХ!

Она начала бить стекла в моей парадной двери. Она взяла «Избранное Генри Чинаски» и била им одно стекло за другим, вопя при этом:

– Ты хочешь назад свои книги? Вот твои проклятые книги! И НЕ РАССКАЗЫВАЙ МНЕ О СВОИХ БАБАХ! Я НЕ ХОЧУ СЛЫШАТЬ О ТВОИХ БАБАХ!

Я стоял, а она орала и била стекла.

Где же полиция, думал я. Ну где?

Затем Лидия рванулась по дорожке, нырнула влево возле мусорного бака и побежала к многоквартирному дому. За кустиком там валялись моя машинка, мо радио и мой тостер.

Лидия схватила машинку и выскочила с ней на середину улицы.

Обыкновенная тяжелая старомодная машинка. Лидия подняла ее высоко над головой обеими руками и грохнула о мостовую. Валик и еще какие-то детали отлетели. Она снова воздела ее над головой и завопила:

– НЕ ГОВОРИ МНЕ О СВОИХ БАБАХ! – и опять шваркнула о мостовую.

После чего вскочила в машину и уехала.

Через пятнадцать секунд подкатил полицейский крейсер.

– Такой оранжевый «фольксваген». «Дрянь» называется, похож на танк. Я не помню номера, но буквы там СМУ, как в СМУТНЫЙ, понятно?

– Адрес?

Я дал им ее адрес…

Разумеется, ее привезли обратно. Я слышал, как она выла на заднем сиденье, когда они подъезжали.

– НЕ ПОДХОДИТЕ! – сказал один полицейский, выскакивая из машины.

Он зашел за мной внутрь. Вошел и сразу наступил на битое стекло. Еще зачем-то посветил фонариком в потолок, на лепнину.

– Вы хотите подавать в суд? – спросил он.

– Нет. У нее дети. Я не хочу, чтобы она потеряла своих детей. Ее бывший муж и так пытается их у нее отсудить. Но прошу вас, скажите ей, что нельзя же так врываться к людям в дома и творить вот такое.

– Ладно, – ответил тот, – тогда подпишите.

Он написал от руки в маленьком разлинованном блокнотике. Там говорилось, что я, Генри Чинаски, не имею претензий к некоей Лидии Вэнс.

Я расписался, и он ушел.

Я запер то, что оставалось от входной двери, лег в постель и попытался уснуть.

Примерно через час раздался звонок. Это была Лидия. Она уже вернулась домой.

– ТЫ, СУКИН СЫН, ЕЩЕ ХОТЬ РАЗ РАССКАЖЕШЬ МНЕ О СВОИХ БАБАХ, И Я СДЕЛАЮ ТО ЖЕ САМОЕ СНОВА!

И она бросила трубку.

47

Через пару дней вечером я приехал к Тэмми на Деревенский Двор.

Постучался. Свет не горел. Казалось, дома никого нет. Я заглянул в почтовый ящик. Внутри лежали какие-то письма. Я написал записку: «Тэмми, я пытался тебе позвонить. Приезжал, но тебя не было. У тебя всё в порядке?Позвони… Хэнк».

Я вернулся следующим утром, в 11. Машины перед домом не было.

Моя записка по-прежнему торчала в дверях. Я всё равно позвонил. Письма по-прежнему лежали в ящике. Я оставил в нем новую записку: «Тэмми, куда ты, к дьяволу, запропастилась? Сообщи о себе… Хэнк.»

Я объехал весь ее район в поисках битого красного камаро.

Вернулся я в тот же вечер. Шел дождь. Мои записки вымокли. В ящике почты лежало еще больше. Я оставил ей книгу своих стихов, с надписью.

Потом вернулся к «фольксвагену». На зеркальце у меня болтался мальтийский крестик. Я сдернул его, вернулся к дому и обмотал им дверную ручку.

Я не знал, где живут ее друзья, где живет ее мать, где живут ее любовники.

Я вернулся к себе и написал несколько стихов о любви.

48

Я сидел с анархистом из Беверли-Хиллз Беном Сольвнагом, писавшим мою биографию, когда услышал ее шаги по дорожке двора. Я знал этот звук – они всегда были быстры, неистовы, сексуальны, те крохотные шаги. Я жил в конце двора. Дверь у меня была открыта. Вбежала Тэмми.

Мы сразу оказались в объятиях друг друга, целуясь.

Бен Сольвнаг сказал до свиданья и испарился.

– Эти сучьи рыла конфисковали мои вещи, все мои вещи! Я не могла заплатить за квартиру! Сукоебина грязная!

– Я пойду туда и вломлю ему промеж рогов. Мы вернем твои вещи.

– Нет, у него ружья! Много всяких ружей!

– А-а.

– Дочь я отвезла к маме.

– Как насчет чего-нибудь выпить?

– Конечно.

– Чего?

– Очень сухого шампанского.

– Ладно.

Дверь все еще была отворена, и полуденный свет солнца лился сквозь ее волосы – такие длинные и рыжие, что просто горели.

– Можно, я залезу в ванну? – спросила она.

– Разумеется.

– Подожди меня, – сказала она.

Утром мы поговорили о ее финансах. Ей должны были прийти деньги: пособие на ребенка плюс пара чеков по безработице, – и на подходе были еще.

– Тут в доме есть свободная квартира сзади, прямо надо мной.

– Сколько?

– 105 долларов и половина услуг уже оплачена.

– О черт, у меня хватит. А детей они берут? Ребенка?

– Возьмут. Я договорюсь. Я знаю хозяев.

К воскресенью она уже переехала. Теперь она жила прямо надо мной. Она могла заглядывать ко мне в кухню, где я печатал на машинке свои вещи на обеденном столе в уголке.

49

В вечер того вторника мы сидели у меня и пили: Тэмми, я и ее брат Джей. Зазвонил телефон. Это был Бобби.

– Тут у меня сидят Луи с женой, и ей хотелось бы с тобой познакомиться.

Луи – это тот, который только что выехал из квартиры Тэмми. Он играл в джаз-группах по всяким маленьким клубам, и сильно ему не везло. Но он был любопытен сам по себе.

– А может, ну его на фиг, Бобби?

– Луи обидится, если ты не придешь.

– Ладно, Бобби, но я приведу парочку друзей.

Мы зашли, и все были представлены друг другу. Затем Бобби вынес своего купленного по дешевке пива. Стерео орало музыку, громко.

– Я прочел твой рассказ в «Рыцаре»,– сказал Луи. – Странный такой. Ты никогда не ебал мертвых женщин, правда?

– Нет, просто казалось, что некоторые из них мертвы.

– Я понимаю, о чем ты.

– Ненавижу этот музон, – сказала Тэмми.

– Как музыка продвигается, Луи?

– Ну, у меня сейчас новая группа. Если протусуемся вместе достаточно долго, может что и получится.

– Я, кажется, возьму у кого-нибудь за щеку, – сказала Тэмми, – я, наверное, отсосу у Бобби, я, наверное, отсосу у Луи, я, наверное, у брата собственного отсосу!

На Тэмми был длинный наряд, отчасти похожий на вечернее платье, а отчасти – на ночную сорочку.

Валери, жена Бобби, была на работе. Она работала два вечера в неделю официанткой в баре. Луи, его жена Пола и Бобби квасили так уже некоторое время.

Луи глотнул халявного пива, вдруг его начало тошнить, он подскочил и ринулся к дверям. Тэмми выскочила следом. Немного погодя, они вошли с улицы вместе.

– Пошли отсюдова к чертовой матери, – сказал Луи Поле.

– Хорошо, – ответила та.

Они встали и вместе ушли.

Бобби извлек еще немного пива. Мы с Джеем о чем-то разговаривали. Потом я услышал Бобби:

– Я не виноват! Эй, дядя, это не я!

Я посмотрел, в чем дело. Голова Тэмми лежала у Бобби на коленях, рукой она держала его за яйца, затем подняла голову выше и схватила его за член, и держала его за член, и все это время глаза ее смотрели прямо на меня.

Я сделал еще один глоток пива, поставил стакан, встал и вышел.

50

Я увидел Бобби на улице, когда вышел купить газету.

– Звонил Луи, – сказал он, – и рассказал мне, что с ним случилось.

– Ну?

Он выбежал проблеваться, а Тэмми схватила его за хуй, пока он блевал, и сказала: «Пойдем наверх, я у тебя в рот возьму. А потом мы тебе хер в пасхальное яйцо засунем». Он ответил – нет, а она сказала: «Что с тобой такое? Ты что – не мужик? Пойло в себе удержать не можешь? Пошли наверх, я тебе отсосу!»

Я сходил на угол и купил газету. Вернулся, проверил результаты скачек, прочел о поножовщинах, изнасилованиях, убийствах.

В дверь постучали. Я открыл. Там стояла Тэмми. Она зашла и села.

– Послушай, – сказала она, – прости, если я тебя обидела тем, как себя вела, но это всё, за что я прошу прощения. Остальное – это уже я сама.

– Всё нормально, – ответил я, – но еще ты обидела Полу, когда выскочила на улицу следом за Луи. Они – вместе, сама же знаешь.

– ГОВНО! – заорала на меня она, – ДА МНЕ ЧТО ПОЛА, ЧТО АДАМ – ПО ФИГ!

51

В тот вечер я взял Тэмми с собой на состязания упряжек. Мы поднялись на вторую палубу и сели. Я принес ей программку, и она в нее некоторое время пялилась. (В состязаниях упряжек в программе печатают еще и результаты предыдущих соревнований.)

– Слушай, – сказала она, – я на колесах. А когда я на колесах, меня иногда вырубает, и я теряюсь. Присматривай за мной.

– Ладно. Я должен поставить. Хочешь несколько баксов – ставку сделать?

– Нет.

– Ладно, сейчас вернусь.

Я сходил к окошкам и поставил 5 на победителя на 7 лошадь.

Когда я вернулся, Тэмми уже не было. Она просто в дамскую комнату ушла, подумал я.

Я сел и стал смотреть скачки. 7 лошадь пришла на 5 к одному. Я поднялся на 25 баксов.

Тэмми всё не возвращалась. Вышли лошади на следующий заезд.

Я решил не ставить. Я решил сходить поискать Тэмми.

Сначала я поднялся на верхнюю палубу и проверил большую трибуну, все проходы, стойки концессии, бар. Найти ее я не мог.

Начался второй заезд, они прошли круг. Я слышал, как орут игроки на прямом отрезке, а сам спускался на первый этаж. Я искал везде это дивное тело и эти рыжие волосы. Я не мог ее найти.

Я сходил в Пункт Первой Помощи. Там сидел человек, курил сигару.

Я спросил у него:

– У вас тут нет рыжей девушки? Может быть, она в обморок упала… ей нездоровится.

– У меня тут никаких рыжих нет, сэр.

У меня устали ноги. Я вернулся на вторую палубу и стал думать о следующем заезде.

К концу восьмого я опережал уже на 132 доллара. Я собирался поставить 50 на победителя на 4 лошадь в последнем заезде. Уже поднялся было с места, когда увидел Тэмми в дверях подсобки. Она стояла между негром-уборщиком с метлой и еще одним черным, одетым очень хорошо. Он походил на киношного сутенера. Тэмми ухмылялась и махала мне ручкой.

Я подошел.

– Я тебя искал. Думал, у тебя передоз.

– Нет, со мною всё в порядке, прекрасно.

– Что ж, это хорошо. Спокойной ночи, Рыжая…

Я направился к окошечку для ставок. Я слышал, как она побежала следом.

– Эй, куда это ты похилял?

– Хочу на 4 лошадь поставить.

Поставил. 4-я проиграла на волосок. Скачки закончились. Мы с Тэмми пошли к стоянке вместе. Ее бедро толкалось в мое, пока мы шли.

– Ты заставила меня поволноваться, – сказал я.

Мы нашли свою машину и сели. На обратном пути Тэмми выкурила 6 или 7 сигарет, гася их на половине и сгибая затем в пепельнице. Включила радио.

Она делала его то громче, то тише, скакала по станциям и щелкала под музыку пальцами.

Когда мы въехали во двор, она сразу взбежала к себе и заперла дверь.

52

Жена Бобби работала два вечера в неделю, и, когда она уходила, он садился на телефон. Я знал, что по вторникам и четвергам ему будет одиноко.

Телефон зазвонил как раз во вторник вечером. Бобби.

– Эй, дядя, не против, если я заскочу – пивка попьем?

– Хорошо, Бобби.

Я сидел в кресле напротив Тэмми, лежавшей на кушетке. Бобби вошел и тоже сел на кушетку. Я открыл ему пиво. Бобби сел и заговорил с Тэмми.

Разговор был таким пустым, что я отключился. Но кое-что до меня доходило.

– Утром, – говорил Бобби, – я принимаю холодный душ. От него я по-настоящему просыпаюсь.

– Я тоже принимаю холодный душ по утрам, – сказала Тэмми.

– Я принимаю холодный душ, а потом вытираюсь полотенцем, – продолжал Бобби, – а потом читаю журнал или что-нибудь типа. После этого я готов начать день.

– А я просто принимаю холодный душ, но не вытираюсь, – сказала Тэмми. – Пусть капельки на мне высыхают сами.

Бобби сказал:

– А иногда я делаю себе настоящую горячую ванну. Вода такая горячая, что залезаю я в нее очень медленно.

Тут Бобби встал и продемонстрировал, как он залезает в свою настоящую горячую ванну.

Беседа перешла на кино и телепередачи. Оба они, казалось, без ума от кино и телепередач.

Они разговаривали так часа 2 или 3, без остановки.

Затем Бобби поднялся.

– Ну ладно, – сказал он, – мне надо идти.

– О, пожалуйста, не уходи, Бобби, – сказала Тэмми.

– Нет, мне пора.

Валери должна была прийти домой с работы.

53

Вечером в четверг Бобби позвонил снова.

– Эй, дядя, ты что делаешь?

– Ничего особенного.

– Не против, если я загляну, пивка попьем?

– Мне бы не хотелось сегодня никаких посетителей.

– Ох, да ладно тебе, дядя, я же просто по паре пива пропустить…

– Да нет, лучше не надо.

– НУ ТАК ПОШЕЛ ТЫ В ПИЗДУ! – заорал он.

Я повесил трубку и вышел в другую комнату.

– Кто звонил? – спросила Тэмми.

– Да, тут один просто зайти хотел.

– Это Бобби был, верно?

– Да.

– Ты к нему гадко относишься. Ему ведь одиноко, когда его жена на работу уходит. Что это с тобой такое, к чертовой матери?

Тэмми вскочила, забежала в спальню и начала набирать номер. Я только что купил ей пузырь шампанского. Она его не открыла. Я его взял и спрятал в стенной чулан.

– Бобби, – сказала она в трубку, – это Тэмми. Это ты только что звонил? Где твоя жена? Послушай, я сейчас приду.

Она положила трубку и вышла из спальни.

– Где шампанское?

– Отъебись, – сказал я, – ты его с собой туда не понесешь и пить его вместе с ним не будешь.

– Я хочу шампанское. Где оно?

– Пускай свое выставляет.

Тэмми схватила с кофейного столика пачку сигарет и выскочила за дверь.

Я вытащил шампань, откупорил и налил себе полный стакан. Я больше уже не писал стихов о любви. Фактически, я вообще больше не писал. Не хотелось.

Шампанское прошло внутрь легко. Я пил стакан за стаканом.

Потом снял ботинки и дошел до квартиры Бобби. Заглянул внутрь сквозь жалюзи. Они сидели очень тесно друг к другу на тахте и разговаривали.

Я вернулся к себе. Докончил шампанское и принялся за пиво.

Зазвонил телефон. Бобби.

– Слушай, – сказал он, – чего б тебе не зайти и не выпить со мной и с Тэмми пива?

Я положил трубку.

Я еще немного попил пива и выкурил пару дешевых сигар. Меня всё больше развозило. Я пошел к Бобби. Постучал. Тот открыл дверь.

Тэмми сидела в дальнем углу кушетки, двигаясь кокаином из пластиковой ложечки «МакДональдса». Бобби сунул мне в руку пиво.

– Беда, – сказал он мне, – в том, что ты не уверен в себе, тебе не хватает самоуверенности.

Я втянул в себя глоток пива.

– Это правильно, Бобби прав, – сказала Тэмми.

– У меня внутри что-то болит.

– Ты просто не уверен в себе, – сказал Бобби, – все довольно просто.

У меня было два номера телефонов Джоанны Довер. Я попробовал тот, что в Галвестоне. Она ответила.

– Это я, Генри.

– У тебя голос пьяный.

– А я пьян. Я хочу приехать повидаться с тобой.

– Когда?

– Завтра.

– Хорошо.

– Ты меня в аэропорту встретишь?

– Конечно, малыш.

– Куплю билет и сразу тебе перезвоню.

Я заказал билет на 707-й рейс, вылетавший из Лос-Анжелеса-Международного на следующий день в 12.15. Передал информацию Джоанне Довер. Она сказала, что будет меня ждать.

Раздался звонок. То была Лидия.

– Я подумала, что тебе нужно сказать, – сказала она. – Я продала дом. Уезжаю в Феникс. Утром меня здесь не будет.

– Хорошо, Лидия. Удачи тебе.

– У меня был выкидыш. Я чуть не умерла, это было ужасно. Я столько крови потеряла. Я не хотела тебя беспокоить.

– Сейчас с тобой всё в порядке?

– Всё нормально. Я только хочу убраться из этого города, он мне осточертел.

Мы попрощались.

Я открыл еще одно пиво. Распахнулась входная дверь, и зашла Тэмми. Она начала метаться по комнате дикими кругами, глядя на меня.

– Валери вернулась? – спросил я. – Ты вылечила Бобби от одиночества?

Тэмми продолжала вить петли. В своей длинной хламиде смотрелась она очень эффектно, выебали ее или нет.

– Убирайся отсюда, – сказал я.

Она сделала еще один круг по комнате и выбежала вон, к себе.

Спать я не мог. К счастью, пиво еще оставалось. Я продолжал его пить и закончил последнюю бутылку около половины пятого утра. Потом сидел и ждал 6 часов, а затем вышел и купил еще.

Время шло медленно. Я ходил по квартире. Чувствовал я себя неважно, но начал петь песни. Я пел песни и ходил по квартире – из ванной в спальню, оттуда в переднюю комнату, в кухню и обратно, горланя песни.

Я взглянул на часы. 11.15. Аэропорт в часе езды. Я одет. И обут, но чулков на мне не было. Я взял с собой только очки для чтения, которые запихал в нагрудный кармашек рубашки. Выскочил из квартиры я без багажа.

«Фольксваген» стоял перед домом. Я влез в него.

Солнечный свет был очень ярок. Я на минутку опустил голову на руль. Со двора донесся голос:

– Куда это, на хуй, он собрался в таком состоянии, интересно?

Я завел машину, включил радио и отъехал. Рулить оказалось не просто. Машина норовила заехать за двойную желтую линию на полосу встречного движения. Оттуда дудели, и я сворачивал обратно.

Я добрался до аэропорта. Оставалось 15 минут. Я гнал на красный, на стоп-сигналы, превышал скорость, причем грубо, всю дорогу. Осталось 14 минут.

Стоянка переполнена. Ни единого места. Потом увидел одно прямо перед лифтом, как раз для фолька. Знак гласил СТОЯНКА ЗАПРЕЩЕНА. Я поставил машину.

Когда запирал дверцу, очки выпали у меня из кармашка и разбились на мостовой.

Я помчался по лестнице и через дорогу к стойке бронирования. Мне было жарко. С меня лило.

– Бронь на Генри Чинаски… – Служащий выписал мне билет, и я заплатил наличными.

– Кстати, – сказал служащий, – я читал ваши книжки.

Я подбежал к охране. Звонок взорвался. Слишком много мелочи, 7 ключей и карманный нож. Я выложил всё на тарелочку и прошел еще раз.

Пять минут. Выход 42.

Все уже уселись. Я вошел. Три минуты. Я нашел свое место, пристегнулся. По внутренней связи вещал командир корабля.

Вырулили на взлетную полосу – и вот мы уже в воздухе. Мы вымахнули над океан и сделали гигантский разворот.