Текст книги "Два злобных изма: пинкертонизм и анархизм"

Автор книги: Чарльз Сиринго

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Глава IV. На ковбойской операции. Мошенничество на выборах

Наконец меня отправили на другую ковбойскую операцию, на этот раз на Уайт-Ривер в западной части Колорадо. Я должен был выяснить, не обворовывает ли нашу клиентку, богатую леди из Денвера, её партнёр по скотоводческому делу.

Верхом на бронко [1]1
  Бронко – полудикая лошадь.


[Закрыть], одетый как странствующий ковбой, я оказался на ранчо возле города Микера. Я хорошо управлялся с лассо и скоро подружился с начальником и его ковбоями.

За это время я собрал доказательства, что нашу клиентку обворовывают.

Затем я направился в верховья Уайт-Ривер, в места обитания тысяч лосей и оленей, чтобы расследовать войну с индейцами юта для чиновника правительства США. От работников ранчо и трапперов, которые живут возле поля битвы, где шериф и его отряд убили индейцев, я узнал, что индейцы были не виноваты, и кровожадные белые вынудили их сражаться.

Затем я доехал до железной дороги, до Гленвуд-Спринг, что в сотне миль к югу, и сел на поезд в Денвер. Я прибыл вовремя, чтобы под именем Тупой Нож принять участие в большом ковбойском турнире в парке Риверсайд. Тупой Нож выиграл в скачке на диких лошадях и в заарканивании бычков и получил в прессе бесплатную рекламу. Но никто не узнал, кто он такой.

Вскоре моя работа под началом управляющего Имса закончилась. Он сделал так много грязной работы, так часто обманывал для большого агентства, что не мог удержаться, чтобы не позаботиться о себе, и это привело к его падению.

В обмане для агентства управляющий Имс стал настоящим художником, а клиенты были жертвами. Например, плата восемь долларов в день и расходы – обычная плата оперативников – никогда не записывалась. Часто оперативник занимался несколькими операциями одновременно, просто чтобы обмануть клиента. Я сам как-то вёл – или притворялся, что вёл – четыре дела одновременно, и другие оперативники говорили мне о том же самом.

Когда управляющий Имс начал присваивать себе эти лёгкие восемь долларов в день, не ведя никаких записей, мистер У. А. Пинкертон уволил его и всех его любимчиков, даже бухгалтера и стенографистку. Я был единственным сотрудником денверской конторы, которого не уволили. Нет сомнений, что я был необходим как ковбой-детектив.

Богатых клиентов, конечно, продолжили обманывать, но теперь все грязные деньги шли в правильный карман – карман семьи Пинкертонов.

Главой денверской конторы стал мистер Джеймс Макпарланд, который прославился за повешение двадцати трёх участников организации «Молли Магуайр». Затем были набраны новые детективы и конторские работники.

Чтобы показать, как Национальное детективное агентство Пинкертона сеет анархию, я расскажу об одном из множества дел, очевидцем которых я был.

Богатый гражданин Колорадо, мистер Уолкотт решил попасть в Сенат США. Чтобы члены Законодательного собрания штата выбрали его, он и его люди наняли для этой работы Национальное детективное агентство Пинкертона.

Хотя я прямо не участвовал в коррупции, я был виновен в том, что получал восемь долларов за помощь в грязном деле. Я вошёл в дело после получения следующего письма от управляющего Джеймса Макпарланда. В тот раз я работал над делом о засолке шахт [2]2
  Засолка шахты – добавление в бесполезную шахту золота или других драгоценных металлов с целью мошенничества.


[Закрыть]для лорд-мэра Лондона и жил под вымышленным именем Чарльз Т. Леон. Вот точный текст письма:

«Денвер, 8 августа 1888 года.

Чарльзу Т. Леону, эсквайру, Фэрплей (Колорадо).

Уважаемый сэр!

Я хочу, чтобы бы сделали осторожные расспросы и выяснили всё о настроениях республиканцев насчёт Уолкотта. Сейчас вам не нужно ничего сообщать, но я хочу, чтобы вы были готовы дать хороший отчёт, если я захочу использовать вас в этом деле наряду с тем делом, которым вы уже заняты. Разумеется, это строго секретно. Уолкотт – кандидат в Сенат США, у него есть несколько соперников, и мы хотим знать, каковы настроения в вашем городе. Вы легко с этим справитесь без всяких трат до того времени, когда я включу вас в операцию. Вы можете начать разговоры с того, что, по вашему мнению, сенатор Боуэн, бывший сенатор Тейбор и Уолкотт будут сражаться за место, что все трое – вероятные кандидаты в Сенат и всё в этом роде. Разумеется, вам нужно говорить с республиканцами, поскольку демократы здесь бесполезны.

Всегда ваш

Джеймс Макпарланд».

Обратите внимание, что мистер Макпарланд говорит: «чтобы вы были готовы дать хороший отчёт… наряду с тем делом, которым вы уже заняты». А также: «без всяких трат до того времени, когда я включу вас в операцию». Разве это не указывает на то, что Национальное детективное агентство Пинкертона поступает с клиентами несправедливо, ведя более чем одной операции одновременно? Или вы считаете, что оперативник поступает с клиентом честно, деля своё время между двумя и более клиентами? Как я упоминал, я работал над четырьмя операциями одновременно, и слышал от других оперативников, что они делали то же самое, и я верю в их правдивость.

Я заявляю, что билет Денверской и Рио-Грандской железнодорожной компании, был выписан мне за счёт Законодательного собрания. У Уолкотта, который скоро был выбран в Сенат, и у его брата Эдварда были доли в этой компании, а Эд Уолкотт был в ней крупным чиновником.

Исходя из того, что я сказал, у меня есть причины верить, что Уолкотт или его представители наняли Национальное детективное агентство Пинкертона для работы в его интересах по всему штату Колорадо.

 В день выборов управляющий Джеймс Макпарланд поручил мне и оперативнику Оскару Ситону следить за избирательным округом, участок для голосования которого находился в отеле «Брунсуик» на Шестнадцатой улице, чтобы убедиться, что Уолкотт не зря потратил свои деньги.

Мы с Оскаром Ситоном по очереди следили за участком. Один оставался на участке, а второй посещал все салуны округа. На заднем дворе салуна свободных американских граждан загружали в повозки и везли на участок для голосования. Перед погрузкой каждому в правую руку давали бюллетень за Уолкотта и предупреждали держать руку подальше от тела, чтобы они ничего не могли изменить в бюллетене. Добравшись до отеля «Брунсуик», они шли в вестибюль и голосовали. Затем их отвозили обратно к салуну и давали по две новеньких двухдолларовых банкноты. Некоторые тут же торопились в другой избирательный округ, чтобы заработать ещё два доллара. Судя по тому, что говорили оперативники, которые вернулись в комнату оперативников после закрытия участков, эта грязная работа шла по всему городу.

Эти двухдолларовые банкноты были республиканскими деньгами, то есть избиратели были республиканцами. Для меня и Ситона это был напряжённый день, поскольку была целая вереница избирателей, которые голосовали с раннего утра до ночи. Разумеется, с шефом полиции уже «договорились», иначе в таком городе, как Денвер, подобное нельзя было проделать.

Многим будет интересно, писали ли оперативники честные отчёты о такой работе. Правда в том, что оперативник и управляющие держали всё в тайне и отчитывались перед клиентами устно.

Но если вы демократ, читатель, то не нужно надуваться от гордости и говорить: «Какая же коррумпированная эта Республиканская партия», – поскольку через несколько лет я видел, как Демократическая партия делает то же самое.

Мой управляющий сказал, чтобы в день выборов я оделся в старую одежду и стал бродягой.

В опасном районе Денвера я присоединился к группе бродяг и стал одним из них. Я голосовал восемь раз, как приказал мне Макпарланд, и три раза перед одними и теми же членами избирательного участка. За каждое голосование я получил по двадцать пять центов от парня из Демократической партии. Некоторые из моих приятелей-бродяг голосовали ещё чаще, поскольку нуждались в этих лёгких деньгах. Разумеется, я должен был отдать эти грязные деньги своему агентству.

Глава V. В роли объездчика лошадей. Дело о большом взрыве

Затем я перевоплотился из ковбоя в шахтёра. Меня отправили в Аспен (Колорадо), чтобы попытаться уничтожить самую серьёзную банду похитителей руды на Западе. Два месяца я работал обычным шахтёром на одной из самых больших шахт в лагере.

После того, как меня приняли в ближний круг банды во главе с Пэдди Макнамарой, я уволился и помог Пэдди Маку доставить украденную руду на пункт отбора проб, где под покровом ночи она была продана. Клиенты прятались в пустом товарном вагоне или на верхнем этаже и видели, как руду, которая стоит десять долларов за фунт, передают начальнику пункта.

В итоге после моего четырёхмесячного пребывания в лагере банда была уничтожена, а меня и многих других бросили в тюрьму.

Вскоре после этого старый Пэдди Мак, который прославился как вор в ранние дни Джорджтауна и Блэкхоука, умер от горя, поражённый тем, что его наконец схватили церберы Пинкертона.

Владельцы пункта отбора руды принадлежали к высшему обществу, и их отпустили при условии, что они продадут имущество и уедут из лагеря по-хорошему. Они выполнили обещание, и один из них теперь богатый заводчик на Северо-Западе.

Моя следующая крупная операция была делом о засолке шахты в округе Парк (Колорадо). Эта шахта была посолена и продана английскому аристократу за сто девяносто тысяч долларов наличными и встречное удовлетворение.

Два эксперта, которые осматривали бесполезную шахту, попались на удочку знаменитого бывшего заключённого Цыплёнка Билла, которого я буду называть Джеки.

Джеки и его приятель Энди три года солили шахту.

Шесть месяцев я играл роль ковбоя-преступника в буйно растущих городках Фэрплее и Альме и добился от Джеки полного признания. После этого дело попало в суд, и благородный английский лорд получил свои сто пятьдесят тысяч.

После этого я занимался разной сыскной работой – играл роль бродяги, ночуя в грязной тюрьме, и объезжал диких бронко.

Я объезжал бронко на ранчо Фрэнка Маршала, что в полумиле от города Лонгмонт (Колорадо). Было подозрение, что в шикарном доме Фрэнка Маршала, который вскоре после этого прославился убийством боксёра Клафа, скрывается его брат, ранивший богатого человека в Монтане.

Чтобы заслужить признание, я должен был проскакать на необъезженном бронко внутри заграждения из колючей проволоки перед домом Маршала. В моём кармане лежала фотография молодого Маршала. Когда норовистый бронко, который сбрасывал любого седока, пытавшегося его приручить, встал на дыбы возле крыльца, где стояли леди и джентльмены, хлопавшие от радости, я увидел, что мой человек выглядывает из-за приоткрытой двери. К тому времени, как бронко снова подскакал к крыльцу, мой человек скрылся из виду за спинами леди. Поиски этого симпатичного молодого человека закончились, но объездка не закончилась, пока конь не выбился из сил.

Преподобный мистер Маршал из шикарной церкви в Денвере и его симпатичная жена были свидетелями этого бесплатного состязания по объездке.

Я играл роль странствующего ковбоя из Техаса по имени Чарльз Лерой. Если бы я сумел удержаться на этом бронко и приручить его, я работал бы на мистера Фрэнка Маршала до тех пор, пока у него есть дикие лошади. Я оставался на крупном звере серо-стального цвета целых два часа, пока он не вымотался и не стал послушным, как ягнёнок. Прежде чем я спешился, мне поручили помочь ковбою согнать стадо коров.

Кому-то может быть любопытно, что стало с тем симпатичным черноволосым джентльменом. Когда я его нашёл, моя работа закончилась, и в бой вступили другие сыщики.

Нужно помнить, что те способы, какими Национальное детективное агентство Пинкертона зарабатывает всемогущий доллар, темны и таинственны.

Управляющий распорядился, чтобы я не арестовывал этого человека, пока в Хелене (Монтана) не умрёт его жертва. Так будет предотвращён скандал в высшем свете, а в карманах тех, кто платил нам жалованье, окажутся лёгкие деньги. У меня есть только предположение: я подозреваю, что богатая жена жертвы тоже участвовала в том, чтобы дело не попало в суд.

Следующая крупная операция привела меня в Сан-Франциско, где я прикоснулся к высшему свету, прожив неделю в шикарном отеле «Палас». Оттуда я уехал в Тускарору (Невада), где началась настоящая работа.

Двух важных и богатых владельцев шахты в Тускароре подорвали динамитом, но они не погибли. Один из них пролетел через крышу своего дома и приземлился на улице, закутанный в своё одеяло. Он буквально упал на перину без единой царапины. Но другому не так повезло – его оглушило, и он получил ушибы.

После взрыва Детективное агентство Кёртена из Сан-Франциско отправило в Тускарору трёх отборных детективов, чтобы они добрались до тех, кто совершил это коварное злодеяние. Но за несколько месяцев они не нашли никакой зацепки, и их отозвали в Город Золотых Ворот. Затем на сцене появился ваш смиренный слуга.

За несколько месяцев я выяснил, кто был виноват. Мы с главой банды стали приятелями и вместе поехали искать золото в горы Уичита на Индейской территории.

В Уичита-Фолсе (Техас) мы купили сёдла и хороших верховых лошадей и поскакали в горы Уичита, что в западной части Индейской территории. Следующие несколько месяцев мы прожили тяжёлой одинокой жизнью, кормясь охотой и прячась от индейской полиции и маршалов США, поскольку белым нельзя искать золото в этих горах.

У нас были быстрые лошади, мы разбивали лагерь в самых высоких и недоступных местах и сумели ускользнуть от преследователей. В итоге я добился от моего приятеля полного признания, как и почему были взорваны владельцы шахты. Мой приятель поджёг один из запалов, оба они были равной длины и взорвались в одно время, чтобы у обоих джентльменов сразу выросли ангельские крылышки.

После того, как я получил подробное признание, мы на наших лошадях проскакали шестьдесят миль до Денвера (Колорадо). Затем моего приятеля и компаньона арестовали, он в присутствии одного из подорванных владельцев шахты сделал признание, и я вышел из игры. Всего на операцию я потратил девять месяцев, это было в 1889 году. Я пользовался именем Чарльз Т. Леон – тем же, что и в округе Парк (Колорадо), в деле о засолке шахты.

Глава VI. Я присоединяюсь к Белым колпакам Нью-Мексико. Дело убийцы Тэскота

Зимой 1889-1890 годов я занимался городской работой и получил много новых уроков коррупции и алчности.

Слёзы и муки женщин и детей, казалось, не имели воздействия на большое агентство и коррумпированных городских чиновников, которые верили только во всемогущий доллар. Поэтому весной я был рад отряхнуть прах городской слежки со своих стоп и отправиться в солнечные земли Нью-Мексико, чтобы поработать на губернатора Л. Брэдфорда Принса и его территорию.

В начале февраля 1890 года я оказался в столичном городе Санта-Фе и после встречи с губернатором Принсом и генеральным прокурором Эдом Л. Партлеттом приступил к работе.

В Санта-Фе проходил съезд территориального законодательного собрания, и незадолго до моего приезда убийцы верхом на лошадях расстреляли адвокатскую контору мистера Томаса Б. Кэтрона, где проходила встреча исполнительного комитета. Заряд дроби попал в шею сенатора Анчеты, ещё один застрял в стопке юридических книг перед мистером Кэтроном, а пуля из ружья едва не попала в бывшего сенатора Стовера.

Убийц при свете фонаря преследовали несколько миль, отпечатки лошадиных копыт в снегу и слякоти вели на восток, к округу Сан-Мигель.

У одной лошади была кривая задняя нога, след на снегу оставляла только половина подковы. Это была моя единственная зацепка.

Следы вели в округ Сан-Мигель, где беззаконная организация «Белые колпаки» вела войну против закона и порядка, уничтожая заграждения, убивая, сжигая дома. Мне посоветовали отправляться в Лас-Вегас – столицу Сан-Мигеля и присоединиться к Белым колпакам, поскольку подозревали, что этот орден был зачинщиком преступления.

Выдавая себя за дикого и грубого ковбоя-преступника, верхом на испанском бронко, я поскакал из Лас-Вегаса в город Теколоте и присоединился к ордену Белых колпаков. В большой усадьбе находилась толпа индейцев и мексиканцев и один эбонитово-чёрный негр, женатый на мексиканке. Среди членов теколотской ложи я был единственным гринго.

Через пару месяцев я решил, что Белые колпаки непричастны к преступлению в Санта-Фе. Поэтому я стал искать другие зацепки и приехал в небольшое мексиканское поселение Охо-де-ла-Бака (Коровий Ручей) в южной части округа Санта-Фе. Здесь я нашёл лошадь с кривой ногой и узнал, что её хозяин, В. Г. ездил в Санта-Фе прямо перед стрельбой. Позже я получил частичное признание В. Г. и других членов банды. Я жил у Ф. Г. – члена банды.

Скоро я узнал, что преступление было совершено из-за закона о бесплатных государственных школах на территории Нью-Мексико. Анчета поддерживал этот закон.

Люди, которые совершили преступление, были членами религиозного ордена и добрыми республиканцами, вот и весь сказ. Из-за страха, что приговора не будет и что движение сухих костей может вызвать бурю в Великой Старой Партии, которая была у власти, дело замяли. Хотя чуть позже люди, которые, по моему мнению, участвовали в стрельбе в Анчету, были повешены за убийство в Санта-Фе. Демократы, которые получили контроль над территорией, повесили четырёх членов банды Борраго.

Когда мои друзья из Охо-де-ла-Бака приезжали в Санта-Фе, я поговорил с ребятами Борраго и позднее узнал, что они были зачинщиками стрельбы в Анчету.

После восьми месяцев напряжённой жизни в Нью-Мексико я вернулся в Денвер немного изуродованный.

В Охо-де-ла-Бака я подхватил оспу и целый месяц провалялся в постели, и смерть смотрела мне в лицо. После выздоровления у меня осталось рябое лицо, то есть я был немного изуродован.

В это же время, забыл точную дату, я получил новый урок того, как моё агентство защищает закон.

Некий Тэскот хладнокровно убил миллионера Снелла из Чикаго в его собственном доме. Через прессу за арест Тэскота была объявлена награда в пятьдесят тысяч долларов.

Нам, денверским сыщикам Пинкертона, не приказали смотреть в оба в поисках этого убийцы, и некоторые оперативники имели наглость намекать, что в карман агентства уже попали деньги за то, чтобы Тэскот скрылся.

Во время одного из частых приездов мистера У. А. Пинкертона в Денвер он показал мне письмо, которое получил от некоего человека с реки Юкон на Аляске. Автор писал, что он живёт с разыскиваемым Тэскотом в одном лагере и сдаст его Национальному детективному агентству Пинкертона за часть награды. Я сообщил мистеру У. А. Пинкертону, что я узнал автора письма и его почерк. Это был человек слова, хотя его самого разыскивали за убийство. Его настоящее имя было У. Мур. Он убил двух человек в Американ-Вэлли в Нью-Мексико, сбежал и поселился в диких местах Аляски. Я три года работал начальником ковбоев у Мура, поэтому знал его почерк.

После того, как Мур совершил убийство, один бывший ковбой, мой приятель встретился с ним на Аляске, где тот жил под вымышленным именем, которым подписал письмо Пинкертону. Этот ковбой никогда не слышал, что Мур совершил убийство в Нью-Мексико. После возвращения в Сан-Диего он написал мне и спросил, почему Мур живёт под вымышленным именем. Он также писал, что Мур просил его молчать о встрече на Аляске, но не объяснял, почему.

Наконец мистер Пинкертон по секрету рассказал мне, что они не хотят, чтобы Тэскота арестовали и вернули в Чикаго, поскольку это вызовет скандал в высшем свете, а пятьдесят тысяч долларов, предложенные за его арест, – фальшивка для публики.

Вот так агентство могло бы на одну удочку поймать двух хладнокровных убийц, если бы оно было тем, кем себя называет – организацией, которая борется с преступностью ради развития общества.

Разумеется, если это прочитает орлиный глаз мистера У. А. Пинкертона, он будет с возмущением это отрицать. Он будет спрашивать, как можно верить в такую историю, если его достопочтенный предок ел и спал на одном замёрзшем поле боя с Авраамом Линкольном.

При всех недостатках агентства, я должен признать, что оно ради денег много потрудилось в борьбе с преступностью. Если бы оно этого не делало, то захлебнулось бы в той грязной воде, в которой постоянно барахтается.

Глава VII. Кровавое восстание в Кёр-д’Алене в 1892 году

После того, как я вернулся от Белых колпаков, управляющий Джеймс Макпарланд вызвал меня в свой кабинет и приказал готовиться к долгой операции в Кёр-д’Алене в северном Айдахо.

Он объяснил, что я должен вступить в шахтёрский профсоюз и раскрыть его тайны для ассоциации владельцев шахт, у которых неприятности с шахтёрами. Я отказался работать в такой операции, поскольку сочувствовал рабочим и был против капиталистов. Он попросил прощения и сказал, что тогда я буду несправедлив к клиентам. Он выбрал для этой работы другого оперативника, бывшего шахтёра, а меня отправил в Юту и Калифорнию на железнодорожную операцию, в группе было шесть сыщиков.

Через месяц, когда я был в Солт-Лейк-Сити, мне телеграфировали с первым же поездом приехать в Денвер, что я и сделал. Пригласив меня в кабинет, мистер Макпарланд сказал: «Чарльз, вы должны поехать в Кёр-д’Ален. Вы единственный человек, который справится с этой работой. Другой оперативник, которого я отправил туда, вызвал подозрения и сбежал, чтобы спасти свою жизнь. Я предлагаю вам вот что: вы едете туда и вступаете в профсоюз. Если вы поймёте, что шахтёры правы, а владельцы шахты – нет, тут же возвращайтесь; а иначе оставайтесь и закончите работу». Мне показалось, что это честно, и я согласился.

Приехав в Уоллес (Айдахо), главный город округа Кёр-д’Ален, я встретился с сотрудниками ассоциации владельцев шахт, в том числе с главой ассоциации мистером Джоном Хейзом Хаммондом и её секретарём мистером Джоном А. Финчем. Мне посоветовали поселиться в растущем шахтёрском лагере Джем, что в четырёх милях от Уоллеса. Он считался самым опасным лагерем в Кёр-д’Алене.

Я работал на шахте в Джеме за плату в три доллара пятьдесят центов за смену и через две недели вступил в профсоюз шахтёров Джема, это было отделение материнского профсоюза в Бьютте (Монтана). Разумеется, я должен был на крови присягнуть «Молли Магуайр» и умереть за благородный орден, а если я стану предателем и выдам его тайны, смерть да будет мне наградой.

Через два месяца меня выбрали секретарём-регистратором профсоюза в Джеме. Тогда я уволился и стал помощником рьяного анархиста Джорджа А. Петтибоуна, который был финансовым секретарём профсоюза в Джеме и одним из руководителей Центрального профсоюза шахтёров Кёр-д’Алена, охватывавшего лагеря Бёрк, Джем, Уорднер и Маллен.

Мне нечего было делать, только пить и изучать анархию вблизи. Моё сочувствие к профсоюзам рабочих испарилось, и я решил остаться и посмотреть, как закончится война.

Мой приятель Джордж А. Петтибоун был мировым судьёй в Джеме и мстил штрейкбрехерам.

Зимой я вынужден был помогать втаптывать в грязь Конституцию США. Мы собирали штрейкбрехеров и уводили их вдоль каньона за пределы города Бёрка, изгоняя в Монтану. В группе бывало по полдесятка человек. Их вытаскивали из домов, иногда с рыдающими жёнами и детьми, просящими о пощаде. Их вели по улицам Джема и оплёвывали под грохот кастрюль и звон колокольчиков. Это было предупреждение всем, у кого будет мужество критиковать благородный профсоюз или отказываться платить членские взносы.

За пределами Бёрка этим полуодетым гражданам – кое-то из них сражался в армии Союза – сказали убираться в Монтану и не возвращаться под угрозой смерти, а для разбега выстрелили над их головами. Зимой в горном хребте Биттеррут глубина снега – от четырёх до двадцати футов, и вы можете себе представить, что перенесли эти штрейкбрехеры, когда брели тридцать миль без еды и убежища до ближайшего поселения, Томпсон-Фолса.

Затем газеты Анаконды и Бьютта выпустили хвалебные статьи о том, как митинг в Джеме заклеймил этих нежелательных граждан и выгнал их из штата.

 Этот тип анархии царил всю зиму, и моя техасская кровь доходила до точки кипения, но я притворялся, что мне это нравится.

В конце весны по всему Кёр-д’Алену была объявлена забастовка. Вскоре после этого ассоциация владельцев шахт начала привозить шахтёров, которые не входили в профсоюз, целыми поездами. Началась война со штрейкбрехерами, но настоящая война разразилась 4 июля 1892 года.

Все шахтёры округа Кёр-д’Ален встретились в Джеме, вооружённые до зубов, с намерением начать революцию, которая, как они надеялись, охватит весь Запад. Я писал отчёты для ассоциации владельцев шахт, поэтому перед восстанием большинство владельцев на поезде уехали из Уоллеса в Спокан (Вашингтон).

Утром в день восстания я должен был пережить сцену убийства брата Пифийского рыцаря, который был охранником из Детективного агентства Тиля, его застрелили в сердце. Вокруг шахт Джема и Фриско началась война тысячи вооружённых рабочих из профсоюза против трехсот вооружённых охранников и рабочих не из профсоюза. Из Бьютта (Монтана) для участия в революции прибыла делегация боевиков под руководством Питера Брина и Далласа, секретаря материнского профсоюза.

Короче говоря, в день большого кровопролития я был разоблачён как шпион Пинкертона и приговорён к сожжению у столба в назидание другим предателям. Чёрный Джек Гриффит, который помогал взорвать двух владельцев шахты в Тускароре (Невада), узнал меня как известного пинкертоновца Чарльза Леона.

После того, как фабрику Фриско взорвали динамитов, и много людей погибло и было ранено, было схвачено сто человек, и мне сообщили, что меня собираются сжечь.

Не собираясь участвовать в этом жестоком деле, я прижал винчестер и старый ковбойский кольт 45-го калибра поближе к груди и взбунтовался в одиночку.

В двухэтажном доме в Джеме я проделал дыру в полу и спустился к матушке-земле. Когда толпа во главе с Далласом взломала дверь и вошла, чтобы получить жирного телёнка для бойни, я крался под досками тротуара, под ногами толпы. Я прополз сто футов до выхода и рванулся к свободе. Мимо моей груди просвистела пуля, и я прыгнул в поток пенящейся воды, которая текла по деревянному жёлобу под высокой железнодорожной насыпью. Пробравшись по этому жёлобу, я пробежал семьдесят ярдов и встретил мистера Джона Монихана, управляющего шахтой Джема, с которым было сто тридцать вооружённых человек.

Война продолжилась, но наконец мистер Монихан со своей небольшой армией сдался. Тогда я и молодой герой по имени Фрэнк Старк, который умолял меня взять его с собой, скрылись в окрестностях.

На нашей дороге к свободе стояли четыре профсоюзных охранника. Они чуть не сломали себе шеи, катясь по горному склону.

После того, как мистер Монихан и его люди сдались, на следующий день их повели в банк в Уоллесе, чтобы снять деньги со счёта. Затем их повели к озеру Кёр-д’Ален, где стоял пароход из Спокана (Вашингтон), и в сумерках группа верховых рабочих профсоюза во главе с Биллом Блэком выстрелила в них из ружей и револьверов. Мистер Монихан и Перси Саммерс прыгнули в озеро и поплыли к острову. Их деньги были украдены в духе настоящих бандитов.

Один человек, Джон Аббот, который был ранен в туловище при первом залпе, скрылся в высокой траве края воды, и он говорил, что эта благородная группа профсоюзных головорезов ограбила нескольких убитых, затем разрезала им животы, чтобы они утонули, и бросила их в воду.

Монихан и его человек, Фрайди, были на следующий день подобраны пароходом.

Потом посчитали, что пропали четырнадцать рабочих не из профсоюза, и есть предположение, что именно их бросили на дно реки, как видел Аббот.

Волнения в Уоллесе продолжались два дня. Все рабочие, которые не сочувствовали профсоюзам, были выведены из города и изгнаны. Им говорили, чтобы они уходили из штата и никогда не возвращались.

Мы со Старком трое суток скрывались в окрестных горах к югу от Уоллеса, пока не появилось тысячное войско армии США и милиции штата под командованием генерала Карлина. Тогда мы вышли из дикой местности и наелись до отвала в отеле «Картер».

Меня назначили заместителем маршала, и я с отрядом солдат начал облаву. Когда я был ковбоем, я сгонял скот, но никогда мне не приходилось руководить облавой на подрывников-анархистов.

Горы были обысканы до границы с Монтаной. Генерал Карлин не разрешал солдатам покидать Айдахо, поэтому многие подрывники сбежали.

Моего закадычного друга, судью Джорджа А. Петтибоуна нашли в горах с перебитой рукой и другими ранами, полученными при взрыве фабрики Фриско. Это он поджёг запал, который отправил людей в могилу раньше срока. Сила взрыва отбросила достопочтенного Петтибоуна на верхушку дерева.

Облава продолжалась до тех пор, пока в кутузке Уоллеса не оказалось триста разъярённых, неуправляемых людей.

Я был главным свидетелем у судьи Битти в Кёр-д’Алене и Бойсе (Айдахо). Восемнадцать руководителей профсоюза были приговорены.

Мой друг носил полосатую робу в тюрьме Детройта (Мичиган), а после освобождения помогал организовывать шахтёрские профсоюзы Западной федерации шахтёров, которая пролила много крови.

Через два года и два месяца я вернулся в Денвер, чтобы заняться чем-нибудь другим.