Текст книги "Неспящие"

Автор книги: Чарли Хьюстон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Форма неспящего приона – НСП, как его назвали, – в изолированном и изобличенном виде. Эта форма стала всем знакома. Она участвовала в качестве иллюстрации к любому репортажу вечерних новостей, если он имел отношение к НСП. То есть практически ежевечерне. Что не имело отношения к НСП?

Знак на плакатах протестующих. За. Против. Даешь. Долой. Применять по мере надобности. Добавлять по вкусу.

Картинка на футболках в бесконечных вариациях. Скрученная и вытянутая для банки кока-колы. Затупленная и оквадраченная для логотипа MTV. Каллиграфически учетверенная над горящим «Гинденбургом» в качестве тупого жеста почитания «Лед зеппелин».

Нескончаемые граффити. Черные выплески краски по краям – рисовали по трафарету. Вырезанные части в виде негатива для любой поверхности. Напоминающие, с какой-то непонятной пронзительностью, такой же нарисованный спреем портрет Андре Гиганта. [11]11
  Андре Гигант – профессиональный французский рестлер и актер огромного роста, страдавший акромегалией.


[Закрыть]Видимо, они резонировали с призраком его неминуемой смерти, тоже вызванной загадочной мутацией. Татуированные знаки отличия повышенно вирулентного штамма ультранационалистического фашизма, который возникал в разных местах мира примерно так же, как и сама болезнь. Спонтанно и беспричинно.

Написанное краской слово на дверях домов, сообщающее оперативным группам, что внутри их ждет работа – обезглавить трупы, чтобы срезы их мозгов внести в реестр Центра по контролю и профилактике заболеваемости, а тела бросить в погребальный костер.

Одинокий символ тысячи записок о самоубийстве.

Замена числа зверя в словаре Армагеддона.

Сколько смысла и поэзии в одной закорючке ткани.

И наконец, она появилась в немного, но многозначительно измененной форме: сломанная надвое, проколотая, в коротком рекламном мультфильме, с химической формулой DR33M3R.

Можно представить себе, как форма неспящего приона отражается в глазах менеджеров по продажам, как она раскалывается, словно пиньята, [12]12
  Пиньята – большая полая игрушка из папье-маше, наполненная сладостями и безделушками.


[Закрыть]и долларовые знаки сыплются из нее и валятся кучей на землю.

Эти доллары не успели подобрать. Когда прошли слухи, что найдено средство от НСП, иммунизация, бальзам, воскресающий мертвых, народ пошел штурмовать лаборатории, где совершенствовали лекарство, офис, где его упаковка испытывалась на фокус-группе, фабрики, оборудуемые под производство.

Кровопролитие удалось свести к минимуму. У военных и полиции к тому времени уже был почти год опыта по укрощению безумия толпы. У них на вооружении были привычные пожарные шланги, электрошокеры, слезоточивый газ, резиновые пули и дубинки для уличных беспорядков, усиленные детищами Агентства по перспективным оборонным научно-исследовательским разработкам, такими как микроволновые излучатели, вызывающие тошноту световые сигналы и фокусирующие громкость звуковые проекторы, от которых буквально с дребезгом вываливались металлические зубные пломбы.

Лаборатории, офисы и фабрики выдержали нападение. И дело прояснилось. Не было никакого средства, панацеи. Только облегчение. Для страдающих миллионов лишь временное облегчение.

Шанс увидеть сны. Не более того. Химическая вилка, вставленная в закороченные розетки мозга, заплатка, дающая неспящим возможность уснуть и видеть сны. Облегчение мук, но смерть по-прежнему представлялась неминуемой. Раз, кроме пули, никаких других средств не оставалось, потянулись руки, сложенные горсточкой ладони. Мечты о сне.

Сны о «дреме».

Химическая спица, чтобы связать распущенный клубок заботы.

Только на всех не хватит.

«Дремы» не хватит на всех. Не хватит, чтобы принести покой всем матерям, отцам, братьям, сестрам, дочерям, сыновьям, тетям, дядям, родственникам, друзьям. Жажда сна, всемирный голод и только один способ утолить всеобщий аппетит.

Так что доллары полились дождем. Если бы на год-два раньше, дождь полился бы из евро и юаней. Но первая истерия из-за НСП прикончила Европейский союз и мощь его объединенной экономики. Как только Италию посадили на карантин в качестве подозреваемого эпицентра болезни, хватило месяца без малого, чтобы все страны Евросоюза наглухо заперли границы. Торговля и туризм пришли в упадок, ксенофобия и национализм расцвели буйным цветом, и фунты, лиры, франки, дойчмарки и разнообразные другие затейливые раритеты вскоре были откопаны из-под камней в садах и снова введены в обращение. Что касается Китая, то мир увидел, хороша ли инфраструктура в стране дракона, когда в 2008 году землю затрясло. Десятки миллионов неспящих, выбывших из трудовых ресурсов и обременивших систему национального здравоохранения, плюс фактический конец экономической глобализации и сокращение спроса на дешевые товары сглазили китайское чудо. Двигатель экономики Китая затрясся, накренился и рухнул на землю, а за ним скоро последовали слитые в единое целое заводы промышленных городов, таких как Шэнь-чжэнь, когда горожане разбежались по деревням, убегая от чумы, бросая дома и дороги, которые пришли в негодность за считаные месяцы. Когда ударила великая засуха и стерла с лица земли рисовые посевы, это уже был почти необязательный форшлаг к коллапсу.

Доллар янки снова правил бал.

Объединенная тяжесть фиаско на ипотечном рынке, рухнувших инвестиционных и коммерческих банков, замороженных кредитов и пожирающих ВВП военных приключений в Ираке, Иране и Афганистане, конечно, ранили зверя, но как только США де-факто объявили дефолт, отказавшись платить международным кредиторам, они с ревом вернулись к жизни.

Дороги и мосты разрушались, водные пути высыхали и забивались мусором, леса горели, переход к государственной системе здравоохранения, совершенный в последний момент, внушал византийский ужас миллионам, оказавшимся в его когтях, электроэнергия регулярно отключалась, бензин угрожал превратиться в предмет роскоши, и не всегда можно было рассчитывать, что в местный супермаркет на этой неделе завезут туалетную бумагу, но уровень жизни в США и прежде был настолько выше, чем в большинстве стран остального мира, что у них оставалось довольно места, чтобы падать, прежде чем окончательно рухнуть на землю. Глобальный дефицит продовольствия мог бы сильнее ударить по США из-за умерщвления коров, но был несколько нейтрализован, так как кукурузу, которая шла в корм основному поголовью, направили на пропитание людей. Кукуруза, которую биоинженерия давно уже сделала устойчивой к вредителям и засухе, стала новым главным продуктом Америки, как и всего мира; просто у нас его было больше.

Свободная от иллюзии, что ее долги когда-то могут быть выплачены, Америка снова была богата. Да, она втянула голову и лапы, как ошипованная черепаха в щетине межконтинентальных баллистических ракет, экспедиционных войск, устанавливающих огневые мешки вокруг нефтяных месторождений в Ираке, Венесуэле и Бразилии, но все же, так или иначе, она была источником сна.

«Дремы», опоры новой мировой экономики.

Ходили слухи.

Кое-кто считал странным, что столь специфический препарат, как DR33M3R, находился на такой продвинутой стадии разработки к моменту, когда неспящий прион атаковал. В конце концов, с какой стати кто-то мог предугадать потребность в искусственном гормоне, который даже в самом поврежденном мозгу, искалеченном амилоидными бляшками и усеянном звездочками астроцитов, мог пробуждать долгие, накатывающие дельта-волны, способные убаюкать вспышки быстрой фазы сна?

Не обошлось без закрытых слушаний в конгрессе. И как говорили, на все вопросы был получен ответ. Или, во всяком случае, на все заданные вопросы. Каковы бы ни были эти вопросы. В любом случае, когда раскрылись двери, держатели патента на «дрему» вышли с улыбками на лице.

А почему нет? Может быть, миру и наступил конец, но у «Афронзо – Нью дей фарм» было то, чего хотели все, пока шли конечные титры. Это светилось в улыбке на лице Парсифаля К. Афронзо-старшего, пока он читал подготовленное заявление: «Наступил рассвет нового дня».

И Парк в тот месяц, когда вероятность заразиться НСП выросла до одного шанса из десяти, видя имя «Афронзо, Парсифаль, К., мл.» на экране своего компьютера, подумал о том, что тогда сказал Бини, что Хайдо знает «того чувака». Парк открыл файл, развернул таблицу с ячейками, наполненную длинными рядами цифр. Они затронули какую-то смутно знакомую струну, но не родили никакого смысла. Он слушал эту струну и думал, что, может быть, слышит треск льда, намерзшего вокруг мира. И он не знал, что это за звук: разлома, возвещающего оттепель, или нового намерзающего слоя.

Глава 6

Мой взгляд, брошенный предыдущим вечером из северной башни Сенчери в сторону аэропорта, оказалось, был пророческим. В то время как запрос национальной гвардии на непосредственную авиационную поддержку для операции восточнее шоссе I-5 требовал перераспределения ресурсов, рассвет застал меня на одном из вертолетов «Тысячи журавлей». Он летел на высоте, которая, дай бог, сделает нас недоступными для жителей Креншо, на случай если им придёт в голову поразвлечься, стреляя наугад, пока мы пересекаем их воздушное пространство при заходе на посадку. Нельзя сказать, что риск был очень велик. Да, некоторая доля армейских боеприпасов нашла дорогу в этот район, но достоверно подтверждена была только стрельба из пары «стингеров» и ракетных комплексов класса «земля-воздух». И только одна цель была поражена.

Пока вертолет менял направление над южным Вермонтом, я видел поверх плеча воздушного стрелка у двери и пулемета M60D в его руках перевооруженную территорию Христианского центра Креншо, знак поперек парковки, провозглашавший, что здесь по-прежнему «КУПОЛ ВЕРЫ», хотя больше половины этого купола было выворочено огнем во время налета тактической группы Бюро по контролю над алкоголем, табаком, огнестрельным оружием и взрывчатыми веществами.

Правда, мне говорили, что вера, как и надежда, умирает последней. Так почему же не ее купол?

Потом мы снижались над состоявшим из лачуг, расползшимся поселком, который занимал окружавшие аэропорт участки долговременной парковки. Здесь жили бежавшие от повстанческих отрядов в Инглвуде.

Во время снижения над лабиринтом противопожарных колодцев в наушниках раздался голос пилота вертолета, говорившего с французским акцентом:

– Я летал на «Белле», когда работал с «Врачами без границ» в 2007 году. В Дарфуре. Еще до окончательного геноцида.

Он предоставил стрелку и мне самим догадываться, почему он счел нужным нарушить молчание этим фрагментом биографии.

На земле, сняв наушники и задержавшись на секунду, чтобы взъерошить волосы и придать им хоть какую-то форму, я нацепил мои винтажные очки «Данхилл-6011» и наклонился к летчику:

– Я буду отсутствовать не меньше двух часов.

Пилот продолжал щелкать выключателями, завершая отключение.

– Для разрешения на взлет нам нужно уведомить за полчаса.

Сознаюсь, брови у меня выползли за пределы огромных стекол моих очков.

– Полчаса?

Он ткнул пальцем в небо.

– Сейчас не то, что было раньше. Летают. Нужно уведомить за полчаса, потом можно двигаться.

Пилот показал в направлении реквизированной министерством обороны США южной ВПП аэропорта.

– Если только эти хреновы военные не закроют воздушное пространство. Тогда… – Он повернул палец к земле. – Тогда будем ползти.

– Даже «Тысяча журавлей»?

Летчик пожал плечами:

– «Тысяча журавлей» доставляет оружие, но Пентагон оплачивает счета Когда они велят, все птицы превращаются в додо, и мы тоже. Иначе… – Он изобразил пальцами нацеленные в небо ракеты. – Стреляют первыми, без предупреждения. – Пилот наклонил голову на восток. – Тот рейс «Эйр Индия», говорят, их сбили боевики. Удачно попали из «стрелы», еще советской. Да?

Я кивнул.

Он покачал головой:

– Merde. Дерьмо собачье.

Плюнул в окно в сторону зеленовато-серых палаток.

– Без башни. Стреляли без разбору. Да?

Я кивнул, прекрасно понимая безбашенность стреляющих без разбора американских войск на стрессовых позициях.

– Да.

Он показал на часы:

– Через полчаса после уведомления. Сообщите на подходе. Я буду готов к взлету.

Пилот сделал жест, как будто нажимал кнопку большим пальцем, и я передал ему свой «Пенк-KDDI», телефон, который брал на работу, потому что его металлическая отделка очень походила на отлив определенных сортов оружейной стали. Так он помогал мне сосредотачиваться. И вдобавок стильно выглядел.

Пилот раскрыл его, набрал номер, и через секунду целый полк пропел «Ле Буден» [13]13
  «Ле Буден» – марш французского Иностранного легиона.


[Закрыть]в кармане на плече его бронежилета. Он вынул из кармана свой «Сименс-М75», нажал красный иероглиф и положил телефон в карман, а мне протянул «Пенк».

– У вас есть мой номер. Чем быстрее, тем лучше. Из-за террористов воздушное пространство уже дважды закрывали. Если его снова закроют, я вам позвоню. Чтобы вы сами вернулись домой. Если хотите. Или ждите здесь. Сколько. Не могу сказать.

Да уж, чтобы я сам вернулся домой…

Двадцать пять километров до Сенчери-Сити. Почти десять до относительно безопасных мест, которые начинаются севернее бульвара Венис. Я не сомневался в том, что смогу пройти это расстояние целым и невредимым, но чтобы сделать это совсем наверняка, понадобились бы, пожалуй, целые сутки. Я бы чувствовал необходимость не высовываться без нужды. Мне представилось, как я, вывалянный в грязи и траве, ползу на брюхе по канавам и коллекторам, часами выжидая на перекрестках, пока не удостоверюсь, что вероятность быть подстреленным снайпером, засевшим в ожидании, пока я выйду из укрытия, достаточно низка и позволяет мне отважиться на короткую перебежку.

Я улыбнулся пилоту:

– Я потороплюсь.

Повесил на плечо сумку «Туми» и пошел от вертолета с логотипом «Тысячи журавлей», перламутрово блестевшим у него на боку в огнях прибывающего из Гонконга А-380, в каком-то странно приподнятом настроении. Может быть, меня обрадовало то, что пилот решил позвонить на свой телефон с моего, так что теперь у нас были номера друг друга? Ведь в конце концов он мог бы с таким же успехом продиктовать мне свой номер.

Французский вертолетчик. Лихой, как марсельский полицейский с разбитым носом. Он летал в Дарфур с гуманитарной миссией и явно был превосходным специалистом. Леди Тидзу брала только первоклассных контрактников. Судя по его рингтону, он когда-то был легионером. Вполне извинительно, если от этого всего разыграется воображение.

Неподалеку ждала черная «акура» с логотипом «Тысячи журавлей», ключ вставлен в зажигание. Я распахнул дверь и бросил сумку на пассажирское сиденье, насвистывая под нос «Марсельезу» и настраивая свой разум на освобождение, перед тем как отправиться на поиски того, что желала леди Тидзу.

9/7/10

Роуз не хочет, чтобы я ехал. Когда я вернулся домой, она была в детской с малышкой. Малышка лежала в кроватке, и звуковое устройство для засыпания издавало звуки прибоя. Она не спала, но и не плакала. Ее глаза казались остекленевшими, как будто она ничего не видела. Дочка что-то негромко лепетала, как будто разговаривала во сне. Роуз говорит, просто она теперь так спит, малышка, что дочка не перестала спать, просто она теперь спит с открытыми глазами. Роуз говорит, что малышка не больна. У нее колики, поэтому она все время плачет, и плач выматывает ее, и она засыпает прямо с открытыми глазами. Жена считает, что малышка так реагирует на стресс в доме.

Роуз говорит, что малышка не больна.

Но она не дает мне проверить ее на неспящий прион.

Она утверждает, что риск от проверки слишком велик. К тому же, по ее мнению, малышка здорова.

Я смотрел на дочкины глаза. Но не могу сказать, спит ли она. Она не похожа на спящую. Она больше похожа на Роуз, когда Роуз наяву впадает в фазу быстрого сна.

Роуз сидела на полу, прислонившись спиной к стене, с ноутбуком на коленях, она снова зависла в Лабиринте, вела Люцифру по новому пути, отмечая его светящимися пузырьками воды, плававшими в нескольких сантиметрах над полом.

Когда ребенок родился, но до того, как Роуз перестала спать, а малышка начала плакать, когда мы уже знали про диагноз, но ее состояние еще не ухудшилось, Роуз часто засыпала в детской. Сонная машина вырубала ее быстрее, чем ребенка. Она сворачивалась на полу, протянув одну руку вверх, просунув пальцы сквозь решетку кроватки, и детская ручка держала ее за мизинец.

Роуз такая крошечная, она могла бы сама свернуться в кроватке. Я, бывало, дразнил ее из-за этого. Говорил, что у меня два младенца.

Стоя в детской и глядя на них обеих, я хотел сгрести Роуз с пола и положить их вдвоем в кроватку, чтобы малышка уютно устроилась внутри Роуз, как это было много месяцев.

Паровая виверна латунного цвета с пятнами ржавчины перекусила шею Люцифры дробящими челюстями. Тень Люцифры вылетела из тела. Прозрачная цифровая душа. Она полетит к бездонной пропасти в центре мира, где персонаж возродится. И Роуз сможет снова привести ее в Лабиринт и снова попытаться. В одиночку.

Роуз закрыла компьютер и глаза.

Затем вздохнула, открыла глаза и увидела меня.

– Как же я смогу заботиться о тебе? – спросила она.

Я покачал головой и сказал ей, что не знаю, и она вроде как вздохнула, как это бывает, когда она думает, что до меня что-то не доходит.

– Нет, правда, я хочу сказать, черт, как же я буду заботиться о тебе?

Я сказал, что ей не нужно заботиться обо мне, что у меня все хорошо.

Она смотрела в потолок.

– Ты такой… господи, ненавижу это слово, но ты такой невинный. Я хочу сказать, как же мне уйти от этого?

Я ничего не сказал, начиная понимать.

Роуз покачала головой, задумавшись о чем-то.

– Сколько я тебя уже знаю? Я прямо вижу это. Тебе на роду написано попасть под машину, читая книжку. Или получить ножом от пьяного урода в баре, пока ты будешь защищать честь какого-нибудь бродяги. Или сделать какую-нибудь глупость похуже, например пойти в морскую пехоту и погибнуть где-нибудь за нефть, потому что, по-твоему, это правое дело.

Я назвал ее по имени. Но она все говорила.

– И как же мне удержать тебя от этих глупостей, если ты там, а я здесь? Я хочу сказать, откуда ты взялся?

Я снова назвал ее по имени, и в этот раз она на меня посмотрела, и я сказал ей:

– Роуз Гарден Хиллер. На дворе 2010 год. Мы женаты, живем в Калвер-Сити. Ты видеомонтажер, а я полицейский. У нас есть ребенок.

Она моргнула, и пловец нырнул от меня.

Роуз заявила, что все это ей известно. Она сказала:

– Я просто вспоминала.

И она попросила меня, чтобы я не уходил, пока не вернется Франсин. До вечера. И я ответил ей, что останусь. Весь день. Что я останусь и буду помогать с ребенком, и она может отдохнуть. Она закрыла и открыла глаза.

– Паркер, – произнесла Роуз, – мне хочется сегодня поехать на пароме в город и пойти на тот бесплатный концерт на Выступе.

Я не возразил ей, что мы уже не живем в Беркли и что в парке Голден-Гейт больше нет бесплатных концертов. Я просто сказал ей, да, это было бы здорово, и поцеловал ее.

Бини сказал, что Хайдо знал «того чувака». Афронзо-младший был его клиентом.

Я полицейский. Я не должен делать поспешных выводов.

Я должен провести расследование.

* * *

В Википедии о Парсифале К. Афронзо-младшем была длинная статья со всеми признаками того, что ее постоянно обновляли и редактировали сотрудники рекламного аппарата семьи Афронзо. В статье делался упор на его благотворительном фонде KidGames, на финансовой поддержке некоторых профессиональных видеогеймеров, его увлеченности супермногопользовательскими играми, энергии и инновациях, которые он привнес в эту сферу, и ночном клубе, который он открыл в районе Полуночного Карнавала, выпотрошив и перестроив старый «Моррисон-отель», чтобы воспроизвести Денизон, его замок в «Бездне». Между тем абзацы о предъявленных ему обвинениях в краже персональных данных, интернет-мошенничестве, запугивании в Сети, распространении виртуальной порнографии и разнообразные гражданские иски, связанные с хакерством в обширных сферах Интернета, для которых еще не прописаны четкие законы, были сплошь в отметках «нет авторитетного источника».

В коротком предложении объяснялась эволюция его прозвища. Как его любовь к классическому техно и рэпу породила виртуальную личность под ником P-KAJR, анонимно скрываясь за которой он стал одним из самых известных и ненавидимых троллей. Выдавая себя за тринадцатилетнего вундеркинда, он прославился тем, что провоцировал даже самых уравновешенных блогеров на яростные выплески писем, кишащих орфографическими ошибками, которые часто заканчивались бессильными угрозами физической расправы. Писем, которые он вскоре размещал на популярных сайтах, находящихся в сфере интересов вышеупомянутых блогеров. Когда, по его собственному замыслу, тайна его личности раскрылась, он объявил через подкаст, что принимает фонетическую транскрипцию своего виртуального прозвища в качестве официального имени. Так на свет появился Кейджер.

Конечно, было и еще кое-что. Анализ его выхода из семейного бизнеса, загнанный в стандартную биографическую болванку. Как семья Афронзо прошла через Эллис-Айленд, [14]14
  Эллис-Айленд – островок в Нью-Йоркской гавани, где находился пункт въезда в страну для иммигрантов.


[Закрыть]не меняя имени, невероятным образом добралась до угольного края Каролины, осталась там, по-прежнему не меняя имени, через несколько лет каторжной работы в поте лица стала примером американской мечты, которая сбылась, когда дедушка Кейджера получил патенты на несколько буров и пил, хорошо зарекомендовавших себя на африканских золотых рудниках. Отец Кейджера П. К. А.-старший на скромное состояние семьи Афронзо приобрел разнообразные активы, связанные с производством технических растворителей, применяющихся для смазки техники на тех же самых рудниках, а затем двинулся вширь, купив небольшую восточноевропейскую сеть магазинов по продаже витаминов и товаров для здоровья. Им двигало главным образом то, что они держали патент на травяное снотворное, невероятно популярное во всех Балканских странах, в удивительной эффективности которого он убедился, страдая от бессонницы во время увеселительной поездки с правительственными чиновниками Израиля. Он надеялся, что они будут субсидировать строительство нового завода растворителей в промышленной зоне северной Хайфы. Сделка была оформлена, но экспорт растворителей для буровой промышленности в различные нефтепроизводящие государства Средиземноморья, которыми занималась «Афронзо интернэшнл», так и не принес ожидаемой прибыли. Эту неприятность компенсировало то, что через три года бюрократических проволочек растительное снотворное получило одобрение Управления по контролю качества продуктов и лекарств для безрецептурной продажи в США и почти тут же стало бестселлером в качестве средства от бессонницы.

Именно невероятные прибыли от неожиданной удачи позволили Афронзо отважиться на враждебное поглощение гораздо более крупной «Нью дей фармасьютикалс». Попытка с самого начала была обречена, но она стоила НДФ огромных денег, и неизбежность вынудила совет директоров НДФ согласиться на слияние, уступив контроль и руководство харизматичному популисту Афронзо-старшему. Общительному и простецкому, с мягким каролинским акцентом сельского жителя, который придавал ему впечатляющую американскую ауру, полностью искупая трудное для произнесения имя. Еще до пришествия НСП он был фигурой бизнеса с масштабом культа личности; а «дрема» поставила его на одну доску с Гейтсом, Мердоком и Редстоуном.

Последний абзац, касавшийся семьи Кейджера, заканчивался синей ссылкой на «дрему». Она указывала на статью, которая на тот момент была на четвертом месте среди самых длинных статей Википедии, следуя за статьями о христианстве, исламе и, победителе, неспящем прионе.

Статья о собственно Афронзо-младшем на этом не заканчивалась, и в ней говорилось о документально подтвержденной публичной ссоре между отцом и сыном (ссылка на видеозапись с мобильника на YouTube, где оба матерно ругались друг на друга за кулисами званого ужина, на котором вручались гуманитарные награды, где старший был почетным гостем), приводилась выдержка из журнальной статьи, где младший откровенно рассказал об их отчуждении («Паршиво, когда недолюбливаешь собственного отца. Но иногда бывает, что люди просто не нравятся друг другу. Мы с отцом друг другу не нравимся. Я от этого не умру. Такое впечатление, что это другим не дает покоя»), и заканчивалась предположением (которое тоже было отмечено как нуждающееся в ссылке на авторитетные источники), что личное состояние младшего Афронзо, по сути дела, вовсе не его состояние. Что, сколько бы он ни получил после совершеннолетия, все эти средства быстро ушли на грандиозный многозальный клуб, который он построил, защиту в суде по разнообразным искам и мировые соглашения, а также крупные вложения в фонды, которые практически полностью опирались на акции нескольких исландских банков.

Парк успел прочитать только эту краткую характеристику состоятельного отпрыска главы международного фармацевтического конгломерата, чтобы хоть что-то узнать о нем. Он распечатал ее во время короткой передышки на следующий день, который он провел, присматривая за ребенком и женой. Погрузившись в водоворот непрерывно пополняющегося списка необходимых дел, которые наводняли дом, где одновременно находятся маленький ребенок и смертельно больной человек. Устав еще до того, как первый раз загрузил белье в стиральную машину, неуверенный, что сможет до вечера продержаться на ногах, он то и дело приходил в шок, когда поднимал глаза и видел, что прошел только час.

Во время той короткой передышки в кабинете он просмотрел распечатанные страницы и задумался о «дреме» и телах на голдфарме.

Капитан Бартоломе велел ему не лезть в это. Капитан Бартоломе сказал ему, что убийство – не его дело. Если кодекс поведения еще что-то для него значил, Парк понимал, что должен его придерживаться. Соглашаясь на работу полицейского, он принял условия, на которых эту работу ему предложили. И он выполнял приказы. Поступить по-другому значило предать доверие.

Поэтому он не лгал себе, открывая ноутбук, вставляя флешку со своими отчетами в USB-слот; он не уверял себя в том, что его поступок простителен. Просмотрев отчеты за несколько месяцев, пока не нашел запись и телефонный номер, который искал, он не сказал себе: «Нет, убийство – не мое дело, мое дело – „дрема“. И я расследую возможные связи с „дремой“». У него не было необходимости врать самому себе о том, что он делает. Он проигнорировал приказ и поступил так, как считал наилучшим. Итак, он позвонил, задал несколько вопросов, договорился, повесил трубку, послал текстовое сообщение и стал ждать. Когда миг спустя звякнул телефон, он щелкнул по папке входящих и прочел ответ на свое сообщение.

от бини:

зашибись круто

где когда?

Оставалось несколько часов до прихода Франсин. Он представил себе дороги в это время суток, прикинул, сколько времени уйдет, чтобы добраться до Западного Голливуда и обменять кетамин на опиум, послал ответ.

полночь

денизон