355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Charles L. Harness » Новая реальность » Текст книги (страница 3)
Новая реальность
  • Текст добавлен: 2 марта 2019, 13:30

Текст книги "Новая реальность"


Автор книги: Charles L. Harness



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Е окликнула через плечо: – Вы, тоже свободны, Прентисс.

Дверь закрылась за Шпеером, последним из группы, но Прентисс остался.

Он подошел к Е сзади.

Она не подавала никаких признаков внимания.

Мужчина остановился на расстоянии шести футов и изучал ее.

Она была прелестна и сидящая, и идущая, и стоящая. Мысленно он сравнил ее с Венерой Веласкеса. У нее были такие же стройные изысканные пропорции тела, бедер и бюста. И он знал, что она была полностью осведомлена о своей красоте, и конечно, должна быть в курсе его настоящего разборчивого осмотра.

Затем словно гора свалилась с ее плеч, и ее голос казался очень уставшим, когда она заговорила.

– Так, вы все еще здесь, Прентисс. Верите ли вы в интуицию?

– Не часто.

– Шпеер был прав. Он всегда прав. Люс преуспеет. Она опустила свои руки по бокам и повернулась.

– Тогда я могу снова повторить, моя дорогая, предложение выйти за меня замуж, и давайте, оставим управление познанием на несколько месяцев.

– Этот вопрос даже не рассматривается, Прентисс. Наши характеры несовместимы. Вы неисправимо любопытны, а я неисправимо, даже невротически консервативна. Кроме того, как вы можете даже думать о таких вещах, когда мы должны остановить Люса?

Ее ответ был прерван пронзительным голосом по селекторной связи:

– Вызов мистеру Прентиссу. Краш вызывает Прентисса. Мы обнаружили Люса. Краш вызывает Прентисса.

* * *

Глава VI

Надвигающийся хаос

Краш указал карандашом на затененную область на карте. – Это поместье Люса «Глаза змеи», известный игровой заповедник и зоопарк. Где-то в центре, я думаю – здесь, расположен каменный дом. Этим утром там с фургона разгрузили некоторое лабораторное оборудование.

– Мистер Прентисс, – спросила Е, – как вы думаете, сколько ему потребуется времени, чтобы установить то, что ему нужно для этого эксперимента?

Онтологист ответил через стол с картой. – Я не могу быть уверен. Я до сих пор понятия не имею о том, что он собирается попробовать, за исключением того, что я достаточно уверен, что это должно быть сделано в абсолютной темноте. Проверка его оборудования потребует всего нескольких минут, самое большее.

Женщина начала нервно расхаживать по полу. – Я знала это. Мы не можем остановить его. У нас нет времени.

– О, я не знаю, – сказал Прентисс. – Что насчет этого каменного коттеджа, Краш? Насколько он старый?

– Датируется XVIII веком, сэр.

– Вот вам и ответ, – сказал Прентисс. – Он, наверное, дырявый, в тех местах, где выпал раствор. Для полной темноты ему придется подождать до захода Луны.

– Это в три тридцать-четыре утра, сэр, – подсказал Краш.

– Таким образом, у нас есть время для ареста, – подала реплику E.

Краш с сомнением покачал головой. – Это более сложно, Мадам. «Глаза змеи» надежно укреплены, чтобы противостоять маленькой армии. Люс сможет удержать любую силу, которую Бюро способно собрать в течение, по крайней мере, двадцати четырех часов.

– Один атомный заряд, и этого будет достаточно, – предложил Прентисс.

– Это лучший ответ, конечно, – согласилась Е. – Но вы, также, как и я, знаете, какая реакция Конгресса была бы на такие крайние меры. Будет назначено следствие. Бюро будет упразднено, и всем лицам, ответственным за такое средство для достижения цели будет грозить пожизненное лишение свободы, а, возможно, смерть. Она на секунду замолчала, потом вздохнула и сказала: – Так тому и быть. Если нет альтернативы, я прикажу подготовить сброс бомбы.

– Существует и другой способ, – сказал Прентисс.

– В самом деле?

– Раз уж армия не сможет пройти, то один человек смог бы. И если он сделает это, то вам не потребуется применять бомбу.

Е медленно выдохнула облако дыма и изучала раскаленный кончик сигареты. Наконец она повернулась и впервые, с начала совещания, посмотрела в глаза онтологиста.

– Вы не сможете пройти.

– Кто, тогда?

Ее глаза опустились. – Вы правы, конечно. Но бомбу, все же, придется применить, если вы не пройдете. Нам этого не избежать. Вы понимаете это?

Прентисс рассмеялся. – Конечно, я понимаю.

Он обратился к своему помощнику. – Краш, я оставляю все детали операции на вас – бомбу и всё прочее. Мы встретимся в этих координатах, – он указал на карте, – точно в три. Сейчас начало второго. Вам лучше немедленно приступить к делу.

– Есть, сэр, – прохрипел Краш и выбежал из комнаты.

Как только дверь закрылась, Прентисс повернулся к E. – Начиная с завтрашнего дня, или лучше сегодня, после того, как я закончу с Люсом, я хочу получить шесть месяцев отпуска.

– Согласна, – пробормотала E.

– Я хочу, чтобы вы поехали со мной. Я хочу узнать, что это за штука существует между нами. Только мы вдвоем. Это может занять немного времени.

Е криво улыбнулась. – Если мы будем всё еще живы в три тридцать пять, и такая вещь, как месяц будет существовать, и вы все еще хотите, чтобы я потратила шесть из них с вами, то я сделаю это. И взамен вы можете сделать кое-что для меня.

– Что же?

„Вы имеете лучший шанс, чем Люс, приспособиться к конечной действительности, если Люс успешно уничтожит фотон. Я – на грани случая. Мне потребуется вся возможная помощь, которую вы можете оказать мне, если, и когда, настанет время. Вы будете помнить об этом?

– Я буду помнить, – сказал Прентисс.

* * *

В 3:00 ночи он встретился с Крашем.

– Есть, по крайней мере, семь инфракрасных сканеров в саду, сэр, – доложил Краш, – не говоря уже о разветвленной сети фотореле. И затем проволочная изгородь вокруг лаборатории, с большими кошками внутри. Он, должно быть, выпустил весь зоопарк.

Маленький человек неохотно помогал Прентиссу, на котором был рабочий комбинезон, абсорбирующий инфракрасное излучение. – Вы не предназначены для корма тиграм, сэр. Лучше отмените всё это.

Прентисс застегнул забрало и с гримасой впился взглядом в залитый лунным светом полумрак яблоневого сада. – Вы позаботитесь о сети фотоэлементов?

– Конечно, сэр. Он использует ультрафиолетовые чувствительные ячейки. Мы покроем участок ультрафиолетовым пятном в три десять.

Прентисс напряг свой слух, но не мог услышать вертолет, который должен нести ультрафиолетовый прожектор и бомбу.

– Он будет здесь, сэр, – уверил его Краш. – Во всяком случае, он не будет шуметь. Вам только следует опасаться этих диких зверей.

Исследователь понюхал ночной воздух. – Небольшой ветерок.

– Да, – с трудом выдохнул Краш. – И переменный при этом, сэр. Вы не можете рассчитывать на вход против ветра. Не хотите ли вы, чтобы мы провели диверсию на одном из концов участка, чтобы привлечь животных?

– Нет, мы не смеем делать этого. В случае необходимости, я открою капсулу с аэрозолем формальдегида. Он протянул свою руку. – До свидания, Краш.

Его астматический помощник пожал протянутую руку с энергичной искренностью. – Удачи, сэр. И не забывайте про бомбу. Мы должны будем сбросить ее ровно в три тридцать четыре.

Но Прентисс уже исчез в покрытой листвой темноте.

Немного позже он изучал светящиеся цифры на своих часах. Ультрафиолетовое одеяло было, по-видимому, включено. Все, чего ему следовало опасаться за последующие сорок секунд, было прямое столкновение с постом фотоэлемента.

Но группа наблюдения Краша всё хорошо отобразила на карте. Прентисс без происшествий достиг колючего ограждения, сэкономив несколько секунд. Он мгновение послушал, и затем в практической тишине перебросил свое гибкое тело через ограждение.

Легкий ветерок, который за момент до этого овевал его лицо, теперь замер, и ночной воздух повис вокруг него подобно темным безжизненным занавесям.

В каменном здании, на расстоянии менее двухсот ярдов впереди, на мгновение появилась освещенная щель.

Прентисс выхватил пистолет с глушителем и начал продвигаться с быстрой осторожностью, стараясь поставить на землю пятку ранее носка, и ощупывая характер грунта тонкими подошвами своих кед перед каждым шагом. Треснувшая веточка могла бы привести к броску дикого зверя на его горло.

Он остановился, замерев на полушаге.

Из зарослей в нескольких ярдах справа послышались звуки зловещего разнюхивания, сопровождаемые низким рычанием.

Его рот внезапно пересох, как только он напряг свой слух и медленно повернул голову в сторону звука. И затем послышался отголосок чего-то тяжелого, мчавшегося по направлению к нему.

Он поводил своим оружием вокруг и ждал в напряженном наклоне, не смея сделать промах, стреляя в темноте через газон.

Огромная кошка была почти на нем прежде, чем он выстрелил, и затем слабый кашель споткнувшегося, пораженного животного показался громче, чем его приглушенный выстрел.

Тяжело дыша, Прентисс отошел от умирающего зверя, очевидно пантеры, и слушал в течение долгого времени прежде, чем возобновить шествие к дому. Экстраординарные меры, предпринятые Люсом для исключения проникновения злоумышленников, подтвердили его подозрения: Сегодняшняя ночь была последней ночью, когда профессор мог быть остановлен. Он сморгнул жгучий пот с глаз и бросил взгляд на часы. Было 3:15.

Очевидно, другие животные не услышали его. Он постоял перед тем, как возобновить движение и к своему чрезвычайному облегчению обнаружил, что ветер поменял направление почти прямо в его лицо и дул устойчиво.

Еще через три минуты он стоял у массивной двери здания, пробегая тренированными пальцами по большим железным петлям и замку. Несомненно, что всё это было готово заскрипеть; не было времени, чтобы применить масло и ждать, чтобы оно впиталось. Замок мог быть легко открыт отмычкой.

И скрип ржавых петель был, вероятно, несущественным звуком в данной ситуации. Хитрый оператор, типа Люса, несомненно, вмонтировал бы в них сигнал тревоги. Он только не мог поверить отчету Краша об отсутствии такой сигнализации.

Но он не мог больше так стоять.

Был только один способ проникнуть внутрь, быстро, и живым.

Хихикая над собственным безумием, Прентисс начал барабанить в дверь.

Он смог увидеть мерцание света в щели над своей головой, и знал, что, где-то внутри здания, два горящих глаза изучали его в инфракрасном сканере.

Прентисс попытался одновременно слушать приглушенный писк крыс за большой дверью и быстрое, бесшумное приближение чего-то большого позади него.

– Люс, Люс, – закричал он. – Это – Прентисс! Впустите меня!

Защелка куда-то скользнула, и дверь ослабла, открывшись внутрь. Исследователь бросил своё оружие назад, прямо в пару готовых к прыжку глаз, сомкнул пальцы над головой и споткнулся в темноте.

Несмотря на защиту с помощью рук, потрясающий удар дубинкой в висок почти нокаутировал его.

Он закрыл глаза, прижатые к полу, и с удовлетворением отметил, что его запястья были связаны за спиной. Как он и ожидал, это была топорная работа, даже без его незаметной „помощи“. Длинные пальцы бегали по его телу в поисках оружия.

Затем он почувствовал жало шприца для подкожных инъекций в своем бицепсе.

Зажегся свет.

Он слабо боролся, издавал правдоподобный стон, и попытался сесть.

Издалека, сверху странное лицо доктора Люса смотрело вниз на него, освещенное, как показалось Прентиссу, каким-то неосвященным внутренним огнем.

– Который час? – спросил Прентисс.

– Приблизительно три двадцать.

– Гм. Ваши котята оказали мне настоящий прием, мой дорогой профессор“.

– Как приличествует такой зануде, как вы.

– Хорошо, что вы собираетесь сделать со мной?

– Убить Вас.

Люс достал пистолет из кармана пиджака.

Прентисс облизал пересохшие губы. В течение десяти лет службы в Бюро он никогда не имел дел ни с кем, подобным Люсу. Изможденный человек персонифицировал собой манию величия за пределами того, с чем исследователь ранее сталкивался, или вообще воображал возможным.

И он с дрожью понял, что Люс имел очень высокую вероятность обоснования перспектив (не заблуждений!) своего величия.

С растущей тревогой он наблюдал, как Люс снял пистолет с предохранителя.

Было только два возможных шанса выжить больше, чем на несколько секунд.

Указательный палец Люса начал напрягаться на спусковом крючке.

Один из этих шансов состоял в том, чтобы обратиться к мании величия Люса, обрабатывая его, как обычного человека. Сказать ему, – «я знаю, что вы не убьете меня, пока у вас есть шанс позлорадствовать надо мной – сказать мне, изобретателю онтологического синтеза, как вы нашли его практическое применение».

Ничего хорошего. Слишком очевидно для интеллекта Люса.

Подход должен быть к полубогу, в подлинном смирении. Достаточно странно, что его любопытство было смешано с уважением. Люс действительно кое-что сделал.

Прентисс снова облизнул губы и поспешно заговорил: – Ну, я должен умереть, ладно. Но могли бы вы показать мне – это очень большая просьба, просто показать, как вы предполагаете «пройти» в новую действительность?

Пистолет опустился на долю дюйма. Люс подозрительно следил за обреченным человеком.

– Не могли бы вы, ну, пожалуйста? – продолжал Прентисс. Его голос был сух, с хрипотцой. – С тех пор, как я обнаружил, что новые реалии могут быть синтезированы, я задавался вопросом, был ли человек разумный способен к созданию практического устройства для того, чтобы раскрыть истинную действительность. И все, кто работали над этим вопросом, настаивали, что только мозг, с интеллектом немного ниже, чем у ангелов, был способен к такому достижению. Он кашлянул извиняющимся тоном. – Трудно поверить, что простой смертный действительно достиг того, о чем вы утверждали – и все же, кое-что о вас …

Его голос осекся, и он пренебрежительно рассмеялся.

Люс клюнул; он сунул пистолет обратно в карман. – Таким образом, вы знаете, когда вас превзошли, – он презрительно усмехнулся. – Хорошо, я оставлю вас в живых еще на пару минут.

Он отошел назад и вытянул в сторону черный экран. – Хватит ли у неподражаемого онтологиста ума, чтобы понять это?

В течение нескольких секунд после знакомства с прибором все стало до боли понятно. Прентисс потерял минимальную надежду, что или метод Люса или аппарат окажутся с изъяном. И вакуумно-стеклянное оборудование и сама идея были совершенны.

По сути, дополнительный блок, который он теперь увидел впервые, состоял из лампочки с парами натрия, закрашенной черной краской, за исключением одного крошечного прозрачного пятна. Перед небольшим окошком располагался ряд, состоящий из сотен черных дисков, установленных на общей оси. На каждом диске имелся тонкий радиальный разрез. И хотя он не мог отследить весь механизм, Прентисс понял, что диски были приспособлены, чтобы разрешить одному, и только одному мимолетному фотону желтого света достичь конца ряда дисков, где он пройдет через электрооптическое поле Керра и будет поляризован. Затем этот фотон через один сантиметр должен попасть в невероятную призму Николя, одна поверхность которой обработана до молекулярной толщины. Эта поверхность была повернута посредством столь же изумительного гониометра, чтобы встретить надвигающийся фотон точно под углом в 45°. И тогда наступил бы хаос.

Прохладный голос E послышался в рецепторе его уха через замаскированное переговорное устройство. – Прентисс, уже три тридцать. Если вы поняли аппарат, и нашли его опасным, то можете как-то обозначить это? Если возможно, опишите его для записи.

– Я отлично понял ваш аппарат, – промолвил Прентисс.

Люс хмыкнул, наполовину с раздражением, наполовину с любопытством.

Прентисс торопливо продолжал. – Сказать вам, как вы нашли решение относительно этого определенного аппарата?

– Если вы думаете, что можете.

– Вы, несомненно, видели, что солнце отражается от поверхности моря.

Люс кивнул.

– Но рыбы ниже поверхности воды также видят солнце, – продолжал Прентисс. – Некоторые из фотонов отражаются и достигают вас, а некоторые преломляются и достигают рыб. Но для данной длины волны фотоны идентичны. Почему один поглощается, а другой отражается?

– Вы на верном пути, – согласился Люс, – но разве вы не можете объяснить их поведение согласно закону Джордана?

– Статистически, да. По отдельности – нет. В 1934 году Джордан показал, что луч поляризованного света распадается, когда он попадает на призму Николя. Он доказал, что, когда призма образует угол, альфа, с плоскостью поляризации призмы, часть света, равная cos2 альфа, проходит через призму. А остаток, sin2 альфа, преломляется. Но отметьте, что закон Джордана применялся только к потокам фотонов, а Вы имеете дело с единственным фотоном, которому представляется угол точно в 45°. И как решит единственный фотон – или эквивалент ума фотона, когда вероятность отражения точно равна вероятности преломления? Конечно, если наш фотон – всего, лишь одна маленькая пылинка наряду с миллиардами других фотонов, из которых состоит световой луч, мы можем представить порядок очередности для него своего рода статистическим диспетчером трафика, размещенным где-нибудь в луче. Член луча, как можно предположить, имеет довольно хорошее представление о том, сколько из его собратьев уже отразились, и сколько преломились, и, следовательно, знает, что он должен сделать.

– Но предположим, что наш единственный фотон вообще не находится в луче? – сказал Люс.

– Ваш аппарат, – продолжил Прентисс, – предполагает обеспечить именно такой фотон. И я думаю, что это будет высоко озадаченный маленький фотон, такой же, как была ваша экспериментальная крыса, той ночью, не так давно. Я думаю, что это был Шредингер, который сказал, что эти физические частицы обладают поразительно человеческими свойствами во многих из их аспектов. Да, вашему фотону будет дан выбор равной вероятности. Он должен отразиться? Он должен преломиться? Возможность составляет 50 процентов для любого варианта. У него не будет никакой причины для выбора одного в предпочтении другому. Там не будет никакой стаи предыдущих фотонов, чтобы установить руководство трафика для него. Он будет озадачен; и при попытке найти ситуацию, для которой у него нет никакого надлежащего ответа, он замедлится. И когда он это сделает, он перестанет быть фотоном, который должен двигаться со скоростью света, или прекратит существование. Как ваша крыса, как многие человеческие существа, он решит неразрешимый вопрос путем распада.

Люс продолжил:

– И когда он распадётся, исчезнет одна из лямбд, которая скрепляют пространственно-временный континуум Эйнштейна. И когда это произойдет, останется только чистая, окончательная действительность в соответствии с теорией или воображением. Вы видите какой-нибудь недостаток в моем плане?

Глава VII

Новый Мир

* * *

Дергаясь с еле различимой быстротой в веревках, которые его связывали, Прентисс знал, что в рассуждениях стоящего рядом человека не было никакого изъяна, и что каждый человек на земле теперь живет на заимствованном времени.

Он не мог придумать никакого способа, как остановить его; оставалась только одна угроза бомбой.

Он сказал кратко:

– Если вы не подчинитесь мирному аресту в течение нескольких секунд, на этот участок будет сброшена атомная бомба.

Пот снова заливал его глаза, и он быстро мигал.

Темные черты Люса исказили конвульсии, безвольно повисли, и затем объединились в жесткую усмешку. – Она опоздала, – сказал он с мрачным юмором. – Ее предки в течение многих столетий пытались помешать мне. Но мы были успешными – всегда. Сегодня я – в очередной раз, и за все время добился успеха.

Одна рука Прентисса была свободной.

Он мог бы мгновенно добраться до горла Люса. С тихой яростью он пытался освободиться от петли, связывающей его запястье.

В ухе снова послышался голос E:

– Я должна была сделать это! Тон голоса был странно грустный, самообвиняющий, полный раскаяния.

Должна была сделать – что?

И его ошеломленный ум пытался переварить факт, что E только что уничтожила его.

Она продолжала. – Бомба была сброшена десять секунд назад. Она почти умоляла, и ее слова сливались вместе. – Вы были беспомощны, вы не смогли уничтожить его. У меня возникло внезапное предчувствие того, каким будет мир потом – даже для тех, кто пройдет. Простите меня.

Почти машинально он возобновил попытку избавиться от веревки.

Люс осмотрелся по сторонам. – Что это?

– Что? – переспросил Прентисс тупо. – Я ничего не слышу.

– Конечно, вы не слышите! Так слушайте!

Запястье, наконец-то, освободилось.

И сразу же произошло несколько событий.

Тот далекий визг в небесах превратился в нарастающий вой разрушения.

Как один человек, Прентисс и Люс прыгнули к выключателям активации смертоносного прибора. На бесконечно малую долю времени Люс оказался там первым – прежде, чем стены дома полностью распались.

Наступила краткая, беззвучная пауза чрезвычайной темноты.

И затем Прентиссу показалось, что колоссальная каменная стена врезалась в его мозг, и удерживала его немым и неподвижным.

Но он не был мертв.

Поскольку этой бронированной, ошеломляющей стеной была не бомба, а само Время.

В краткой вспышке проницательности он понял, что для разумных, думающих существ, Время внезапно стало баррикадой, а не бесконечной дорогой.

Взорвавшаяся бомба разрушила стены дома, которые каким-то образом зависли, быстро замороженные в неизменной, вечной статике.

Люс отделил это мимолетное невидимое измерение от существ и вещей, которые двигались вдоль него. Нет существования без изменения вдоль временного континуума, а теперь континуум разбит вдребезги.

Какова же теперь судьба всех материальных вещей – всего человечества?

Смог ли хотя бы один из них – по крайней мере, из двух или трёх, понимающих передовую онтологию, пройти этот барьер?

Не было ничего, кроме черной, жуткой тишины вокруг.

Его чувства были бесполезны.

Он даже сомневался, что у него были какие-либо чувства.

Пока он мог сказать, что он был только интеллектом, плывущим в пространстве. Но он даже не был уверен в этом. Интеллект, пространство – сейчас они были не обязательно теми же самыми, какими были прежде.

Все, что он знал наверняка, было то, что он сомневался. Он сомневался относительно всего, кроме самого факта сомнения.

Призрак Декарта!

Сомневаться – значит думать!

Я мыслю, значит, я существую!

Я существую!!!

Он немедленно начал с осторожностью размышлять. Он существовал, но не обязательно, как Адам Роджерс Прентисс. Кем он мог быть для ноумена Адама Роджерса Прентисса?

Но он уцелел. Ведь он собирался пройти.

Он призвал свой кружащийся мозг расслабиться, стать упругим. Ты находишься на грани чего-то изумительного!

Казалось, что он мог почти слышать свой разговор, и он был рад этому. Безмолвная окончательная действительность была бы невыносима.

Он слегка, и не вполне определенно, шепнул:

– Е!

Откуда-то, издалека, послышался всхлип женщины.

Он нетерпеливо закричал в темноту:

– Это вы?

Что-то непонятное и странно пугающее ответило ему.

– Не пытайтесь держаться за себя, – продолжил он. – Просто позвольте себе идти! Помните, что вы не будете больше E, а ноуменом, сущностью E. Если вы не изменитесь достаточно, чтобы разрешить вашему ноумену принять вашу старую тождественность, вы должны будете остаться там.

Послышался стон:

– Но я – это я!

– Но это не вы – не на самом деле, – умолял он быстро. – Вы – только аспект большего, символического ВЫ – ноумен E. Это – именно для вас. Вы должны только протянуть свою руку, чтобы схватить форму окончательной действительности. И вы должны это сделать, или прекратите существовать!

Раздался отчаянный вопль:

– Но что произойдет с моим телом?

Онтологист почти рассмеялся. – Я не знаю; но если оно изменится, то я буду переживать больше, чем вы!

Повисло молчание.

– E! – позвал он снова.

Никакого ответа.

– E! Вы прошли? Е!

Пустое эхо пронзительно вопило в пределах окружающей его узкой темноты.

Неужели женщина даже прекратила своё борющееся, промежуточное существование? Он больше не мог обнаружить, где она теперь была.

Так или иначе, если бы когда-нибудь ему удалось достичь этого, он рассчитывал, что она будет с ним – только вдвоем с ним.

В ошеломленном неудобном удивлении он раздумывал над тем, каким будет его существование с этого времени.

И что же с Люсом?

Обладал ли демонический профессор достаточной умственной адаптационной способностью, чтобы проскочить? И если так, каким будет профессорский ноумен – реальный Люс?

Скоро он будет знать.

Онтологист снова расслабился, и начал плыть через призрачную смесь света и тьмы. В его глазах постепенно начал формироваться тусклый свет, и темные вещи начали формироваться, растворяться и преобразовываться.

Он почувствовал большой прилив признательности. По крайней мере, форма конечной действительности должна была быть видимой.

А затем, примерно в том месте, где ранее стоял Люс, он увидел глаза – два крохотных, красных огонька, пронзающих его с необъяснимой яростью.

Те же самые глаза, которые прожигали его той памятной ночью во время первого поиска!

Люс действительно проскочил. Но подождите!

Дьявольская аура играла вокруг извивающейся тени, которая содержала эти сияющие, драгоценные огни. Эти глаза были блестящими, внушающими ужас на грани ненависти в голове огромного змея! Глаза змеи!

В благоговейном трепете и страхе онтологист понял, что Люс не проскочил – как Люс. Что в ноумене, сущности Люса, не было ничего человеческого. Что Люс, носитель света, стремящийся к божественности, был не просто Люсом!

В тусклом свете онтологист начал сжиматься от обвивающего ужаса, и в этой динамике изменений увидел, что у него, по крайней мере, все еще было человеческое тело. Он точно знал это, потому что он был полностью нагим.

Он все еще был человеком, а не змеей – потому, что никогда ей не был.

Затем он обратил внимание, что каменный дом исчез, а на востоке проявляется розовое зарево.

Он врезался в дерево прежде, чем прошел дюжину шагов.

Вчера никаких деревьев в пределах трехсот ярдов вокруг дома не было.

Возникло чувство, что не было никакого дома, и не было вчерашнего дня. Где-то здесь должен был ждать Краш – если он, конечно, прошел-проскочил, и, следовательно, действительно существовал.

Он пошел вокруг дерева. Оно на мгновение заслонило вид существа-змеи, а когда он попытался найти его взглядом снова, оно исчезло.

Он обрадовался с моментальным облегчением, начал озираться вокруг в полутьме, и глубоко вздохнул.

Животные, если они все еще существовали, исчезли с наступлением рассвета. Травянистые, усеянные цветами газоны сверкали как изумруды в тумане раннего утра. Откуда-то доносился лепет проточной воды.

Метавселенная[11], как бы ее теперь не назвали, была красива, как великолепный сад. Как жаль, что он должен жить и умереть здесь один, не имея никого, кроме животных для компании. Он охотно отдал бы руку, или, по крайней мере, ребро, если бы…

– Адам Прентисс! Адам!

Он резко обернулся и уставился в сторону фруктового сада в ликующем настроении недоверия.

– E! Ева!

Она прошла!

Целый мир, и только для них двоих!

Его сердце билось с упоением, когда он легко побежал навстречу ветру.

И они пойдут этим путем, таким простым и сладостным, навсегда, и вслед за ними их дети. К черту науку и прогресс! (Ну, в практических пределах, конечно).

Он бежал, вдыхая всей грудью обольстительный аромат цветущих яблонь.

Конец



[1] Онтологист – ученый, изучающий и развивающий онтологию. Онтология – раздел , изучающий фундаментальные принципы бытия (примечание переводчика).

[2] Нуклеоника – ядерная физика и техника (примечание переводчика).

[3] Инкунабула – , изданные в  от начала  и до  (примечание переводчика).

[4] Скриптор – устройство связи (примечание переводчика).

[5] Астролябия – прибор для определения широты, один из старейших (примечание переводчика)

[6] Гониометр – угломерный прибор (примечание переводчика).

[7] Ноумен –   , обозначающий  умопостигаемые, в отличие от чувственно воспринимаемых ; вещь как таковая, вне зависимости от нашего восприятия (примечание переводчика).

[8] Семантика –  раздел , изучающий смысловое   (примечание переводчика).

[9] Ложноножка – вырост у одноклеточных организмов и у некоторых клеток многоклеточных организмов, служащий для передвижения и захвата пищи (примечание переводчика).

[10] Континуум –  – физическая модель, дополняющая пространство равноправным временнЫм измерением (примечание переводчика).

[11] Метавселенная –   множество всех возможных вселенных (включая ), представляющее собой всю физическую реальность (примечание переводчика).


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю