Текст книги "Алькатрас и рыцари Кристаллии"

Автор книги: Брендон Сандерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 7

Итак, давайте вернемся назад и перечитаем введения к главам два, пять и шесть. Не волнуйтесь, я подожду. Пока вы заняты, я приготовлю себе попкорн.

Поп. Поп-поп. Поп-поп-поп. Поп. ПОП!

Что, уже готовы? Наверное, спешили и читали невнимательно. Вернитесь и перечитайте еще раз. Хрум. Хрум-хрум. Хрум-хрум-хрум. Хрум. Трум.

Ну ладно, уже лучше. Вы должны были прочитать о:

1) рыбных палочках,

2) способах борьбы с Библиотекарями,

3) психиатрических лечебницах, за которыми на деле скрываются церкви.

Связь между этими тремя идеями уже должна быть вам очевидна.

Сократ.

Сократ был забавным парнишкой родом из Древней Греции, который прославился тем, что постоянно забывал вести записи, а еще своими криками «Смотрите-ка, я философ!» прямо посреди зоны «Философия запрещена». (Впоследствии его заставили взять свои слова обратно. Предварительно приправив их ядом.)

Сократ изобрел одну важную вещь – вопросы. Все верно – до Сократа ни в одном языке мира не было вопросительных предложений. Разговоры происходили примерно так:

Блёрг: «Блин, вот был бы способ обратиться к Грагу и выяснить, как его самочувствие».

Граг: «По тону твоему голоса я вижу, что тебя интересует мое здоровье. И раз уж я только что уронил этот камень себе на ногу, то хотел бы попросить тебя помочь».

Блёрг: «Увы, хотя наш язык уже обзавелся повелительным наклонением, вопросительные формы нам пока что неизвестны. Если бы только можно было как-то по-простому облегчить нашу беседу».

Граг: «Насколько я вижу, твою голову пытается откусить птеродактиль».

Блёрг: «А ты прав. Ой».

К счастью, однажды на планете появился Сократ, который изобрел вопросы, дав людям вроде Блёрга и Грага возможность говорить на чуть менее неуклюжем языке.

Ну ладно, ладно, соврал я. Вопрос – отнюдь не изобретение Сократа. Тем не менее, этот человек популяризировал вопросы, используя так называемый сократовский метод. Помимо этого, он учил людей задавать вопросы по любому поводу. И ничего не принимать на веру.

Спрашивать. Удивляться. Размышлять.

Это и есть четвертый способ помочь нам в борьбе с Библиотекарями. А, и еще купить как можно больше моих книг (Или я об это уже упоминал?)

– Так что за принц решил устроить эту вечеринку? – спросил я, пока мы с Фолсомом и Гималайей ехали в карете.

– Сын Верховного короля, – ответил Фолсом. – Райкерс Дартмур. Из семи корон я бы дал ему пять с половиной. Он симпатичен и доброжелателен, но ему недостает отцовской проницательности.

Я уже какое-то время пытался понять, почему Фолсом все вот так оценивает. И тогда я спросил: «Почему ты постоянно все вот так оцениваешь?» (Спасибо, Сократ!)

– Мм? – произнес Фолсом. – О, ну, я же все-таки критик.

– Серьезно?

Он с гордостью кивнул.

– Главный литературный критик «Нальхаллского ежедневника» и их же штатный драматург!

Следовало догадаться. Как я уже говорил, все Смедри так или иначе заняты на поприще умственного труда. Но случай с Фолсомом был худшим из всех. Я отвернулся, почувствовав неожиданный прилив стыда.

– Битые Стекла! – выругался Фолсом. – Ну почему люди все время так себя ведут, стоит им узнать, чем именно я занимаюсь?

– Так – это как? – спросил я, стараясь не подавать вида, будто я подаю какой-то там вид.

– Когда рядом критик, люди тут же начинают беспокоиться, – пожаловался Фолсом. – Неужели так сложно понять, что если они не ведут себя как обычно, мы просто не сможем дать им правильную оценку?

– Оценку? – взвизгнул я. – Ты меня оцениваешь?

– Ну, да, – признался Фолсом. – Все это делают. Просто у нас, критиков, есть необходимая подготовка, чтобы говорить об этом вслух.

Это ситуацию не спасло. Даже наоборот, еще больше меня смутило. Я опустил глаза на экземпляр «Алькатраса Смедри и гаечного ключа». Пытался ли Фолсом оценить, как сильно я походил на героя из книги?

– Ой, да не принимай ты это так близко к сердцу, – сказала Гималайя. Она сидела рядом со мной – так близко, что мне было неловко, учитывая, как мало я ей доверял. Но ее голос звучал дружелюбно. Неужели это была какая-то уловка?

– Ты о чем?

– Книга, – ответила она, указав на роман. – Понимаю, тебя наверняка беспокоит, насколько глупой и банальной вышла эта история.

Я снова взглянул на обложку.

– Ну, даже не знаю, по-моему, все не так уж плохо…

– Алькатрас, в ней ты ездишь верхом на пылесосе.

– И только глянь, каким он был благородным жеребцом. Ну, или, эм, очень на него похож… – Часть меня, где-то в глубине души – очень глубоко, совсем рядом с начос, которые я съел на ужин несколько недель тому назад – понимала, что Гималайя права. Книжка и правда выглядела довольно глупо.

– Хорошо, что это экземпляр Фолсома, – добавила Гималайя. – Иначе каждый раз, как открываешь книгу, пришлось бы слушать эту кошмарную музыкальную тему. Фолсом вынимает пластинку с музыкой.

– И с какой стати ему это делать? – разочарованно спросил я. «Стоп, а у меня что, есть музыкальная тема?»

– Так, – произнес Фолсом. – Вот мы и на месте!

Я оторвался от книжки в тот момент, когда карета притормозила у высоченного красного замка. Перед ним располагалась широкая зеленая лужайка (на таких обычно устанавливают статуи людей с недостающими частями тела), а у входа была припаркована целая уйма карет. Кучер подвез нас прямо к парадным воротам, где стояло несколько мужчин в белой униформе – по виду довольно-таки похожих на дворецких.

Один из них подошел к нашей карете.

– Приглашения? – спросил он.

– У нас их нет, – краснея, ответил Фолсом.

– Что ж, не проблема, – ответил дворецкий, указывая направление. – В таком случае, чтобы выехать, вам нужно повернуть вон туда…

– Нам не нужно приглашение, – возразил я, набравшись уверенности. – Я Алькатрас Смедри.

Дворецкий окинул меня шутливым взглядом.

– Уверен, так и есть. Так вот, чтобы выехать, вам нужно повернуть вон туда…

– Нет, – сказал я, вставая с сиденья. – Это правда я. Вот, пожалуйста. – Я показал ему обложку книги.

– Вы забыли свое сомбреро, – ровным голосом заявил дворецкий.

– Но ведь это практически вылитый я.

– Должен признать, вы и права похожи, но я сильно сомневаюсь, что легенда из мифов может неожиданно объявиться здесь ради простого званого обеда.

Я моргнул. Впервые в жизни кто-то отказывался верить в то, что я – это я.

– Меня-то вы наверняка знаете, – заметил Фолсом, вставая рядом со мной. – Фолсом Смедри.

– Тот самый критик, – ответил дворецкий.

– Эм, ну да, – сказал Фолсом.

– Который устроил разнос последней книге Его Высочества.

– Я… ну, просто хотел дать ему пару конструктивных советов, – сказал в ответ Фолсом, снова заливаясь краской.

– Как вам не стыдно приводить сюда лже-Алькатраса, чтобы оскорбить Его Высочество на его же собственном приеме. А теперь, если вы будете так любезны проехать туда…

Меня все это уже начало раздражать. И тогда я сделал первое, что пришло мне в голову. Я сломал одежду дворецкого.

Сделать это было не так уж сложно. Мой Талант очень силен, пусть и плохо поддается контролю. Я просто вытянул руку и коснулся рукава дворецкого, а затем направил волну ломающей силы в его рубашку. Раньше она бы просто упала на землю – но я мало-помалу учился управлять своими способностями. Поэтому сначала заставил его белую форму стать розовой и только потом – упасть.

Дворецкий остался стоять в одном нижнем белье, указывая вдаль голой рукой; вокруг его ног валялась розовая ткань.

– О, – наконец, произнес он. – В таком случае добро пожаловать, государь Смедри. Позвольте проводить вас на званый обед.

– Благодарю, – ответил я, спрыгивая с кареты.

– Это было несложно, – сказала Гималайя, присоединяясь ко мне и Фолсому. Дворецкий проводил нас в замок; достойный вид он сохранял, даже шествуя в одном нижнем белье.

– Талант Ломать, – с улыбкой произнес Фолсом. – Я совсем о нем забыл! Это большая редкость – и из ныне живущих им обладает всего один человек – неважно, легенда ли он из мифов или нет. Алькатрас, это был ход на пять из пяти с половиной.

– Спасибо, – ответил я. – Но на какую книгу принца ты оставил такой отвратный отзыв?

– Эм, в общем, – замешкался Фолсом. – А ты вообще прочел имя автора на книге, которую держишь в руках?

Я с удивлением опустил глаза.

– Мне так сильно ударил в голову восторг от вида собственного имени на обложке, что я совершенно не заметил имя автора. Райкерс Дартмур.

– Значит, принц – романист? – спросил я.

– Его отец был страшно разочарован, узнав об этом хобби, – сказал Фолсом. – Сам знаешь, какими отвратительными людьми частенько бывают писатели.

– Большей частью они те еще подлецы, – добавила Гималайя.

– Принц, к счастью, почти не страдает от худших писательских привычек, – заметил Фолсом. – Возможно, потому что писательство для него – просто хобби. Но, как бы там ни было, он просто без ума от Тихоземья и всяких мифологических штуковин вроде мотоциклов и взбивалок для яиц.

«Ну, приехали», – подумал я, когда мы прошли через двери замка. Стены коридоров были увешаны рамами с постерами классических тихоземских фильмов. Ковбои, «Унесенные ветром», малобюджетные ленты с осклизлыми монстрами. Я начал понимать, откуда у принца появились все эти странные идеи насчет жизни в Соединенных Штатах.

Мы вошли в огромный бальный зал. Он был заполнен людьми в вычурных нарядах, которые держали в руках напитки и о чем-то болтали друг с другом. Группа музыкантов играла на хрустальных бокалах, потирая их пальцами.

– Ой-ёй, – произнесла Гималайя и схватив Фолсома, который уже начал судорожно дергаться всем телом, вывела его из зала.

– В чем дело? – спросил я, в ужасе оборачиваясь и уже готовясь к атаке.

– Пустяки, – ответила она, запихивая ватные шарики в уши Фолсома. Не успел я хоть как-то прокомментировать это странное поведение, как дворецкий – по большей части голый – откашлялся, собираясь что-то сказать. Он указал на меня и громко объявил: «Государь Алькатрас Смедри и его гости». А затем просто развернулся и ушел.

Я неуклюже стоял в дверях, вдруг осознав, что одет как-то уж совсем по-простецки: футболка, джинсы и зеленая куртка. Наряды гостей, похоже, не следовали какому-то определенному стилю – на одних были средневековые платья и лосины, на других – нечто вроде старомодных камзолов и костюмов. Но все они были одеты лучше меня.

Неожиданно вперед толпы протиснулась какая-то фигура. Это был мужчина слегка за тридцать, с коротко подстриженной рыжей бородой и в роскошной серебристо-голубой мантии. На его голове красовалась ярко-красная бейсболка. Судя по всему, это и был Райкерс Дартмур – принц, романист и ошибка моды в одном лице.

– Ты здесь! – воскликнул принц, схватив меня за руку и начав ее трясти. – Я едва держу себя в руках! Алькатрас Смедри во плоти! Я слышал, ты взорвался во время посадки в городе!

– Ну да, – признался я. – Правда, взрыв был не такой уж сильный, с учетом обстоятельств.

– Ты живешь такой насыщенной жизнью! – добавил Райкерс. – В точности как я себе и представлял. А теперь ты прямо на моей вечеринке! Кстати, а кто это с тобой? – Его лицо помрачнело, когда он узнал Фолсома, в ушах которого красовались шарики из ваты. – А, критик, – заметил принц. – Что ж, полагаю, родственников не выбирают, верно? – чуть тише добавил он. А потом подмигнул мне. – Прошу, идем со мной! Позволь мне представить тебя всем остальным.

Он и правда имел в виду всех остальных.

В первом варианте этого пассажа книги я старался не упускать ни одной детали. Но в итоге понял, что это попросту скучно. В конце концов перед вами история о злобных Библиотекарях, Стеклах-Телепортах и битвах на мечах. А вовсе не книга о каких-то тупых вечеринках. Так что я в итоге я решил кратко перечислить то, что произошло дальше.

Гость № 1: «Алькатрас, ты такой потрясающий».

Я: «Да знаю я, знаю».

Принц: «Я всегда это знал. Вы уже читали мою последнюю книгу?»

Гость № 2: «Алькатрас, ты превосходишь даже самого себя».

Принц: «А мы с ним, между прочим, приятели. Я про него книги пишу».

Так продолжалось почти час или около того. Правда, тогда меня это мало беспокоило. Я этим буквально упивался. Люди уделяли мне внимание, твердили, какой я из себя замечательный. Мне и правда начало казаться, что я тот самый Алькатрас из историй Райкерса. Было не так-то просто сосредоточиться на том, почему я вообще решил заглянуть на эту вечеринку. Мокия ведь никуда не денется, правда? Мне же важно завести знакомства, так?

В итоге принц Дартмур привел меня в коктейль-бар, болтая о том, как им удалось заставить книги проигрывать музыку. В баре гости сидели в удобных креслах и непринужденно беседовали друг с другом, потягивая диковинные напитки. Мы миновали группу хохочущих завсегдатаев, внимание которых, похоже, было сосредоточено на ком-то другом – правда, я не видел, на ком именно.

«Еще одна знаменитость, – подумал я. – Мне стоит быть благодарным – я же не хочу, чтобы они стали завидовать тому, насколько я популярнее их самих».

Мы приблизились к смеющей толпе.

– Ну, а со следующим гостем ты, понятное дело, уже и так знаком, – сообщил мне принц Райкерс.

– Правда? – удивился я. Фигура в центре толпы повернулась в мою сторону.

Это был мой отец.

Я замер как вкопанный. Наши взгляды встретились. Вокруг моего отца собралась толпа воздыхателей, большинство из которых – как я не преминул заметить – оказались симпатичными девушками. Из числа тех, что носят платья, которым прилично так недостает ткани на спине или по бокам.

– Аттика! – воскликнул принц. – Должен заметить, твой сын пользуется популярностью на нашей встрече!

– Ну разумеется, – ответил отец, отпивая из бокала. – Он же как-никак мой сын.

То, как именно он это сказал, заставило меня напрячься. Он будто намекал, что моя слава и известность были исключительно его заслугой. Улыбнувшись мне – одной из тех фальшивых улыбок, которые мелькают по телевизору – он отвернулся и изрек какую-то остроумную фразу. Женщины восхищенно защебетали в ответ.

Это вконец испортило мне впечатление от сегодняшнего утра. Когда принц попытался увлечь меня дальше, чтобы познакомить с кем-то еще из своих друзей, я пожаловался на головную боль и спросил, могу ли я где-нибудь присесть. Вскоре я оказался в плюшевом кресле, занимавшем темный угол коктейль-бара. Над гомоном болтающих людей плыли тихие, шепчущие звуки хрустальной музыки. Я сделал глоток фруктового сока.

По какому праву отец относился ко мне с таким пренебрежением? Разве не я спас ему жизнь? Я вырос в Тихоземье под гнетом Библиотекарей – и все потому, что ему не хватило ответственности позаботиться о собственном сыне.

Разве из всех людей в этой комнате не он должен был в первую очередь гордиться моими достижениями?

Здесь мне следовало вставить какую-нибудь ремарку, чтобы хоть немного разогнать этот мрачный настрой, но подобрать слова было непросто. По правде, говоря смеяться тогда мне совсем не хотелось, да и вам, пожалуй, не стоит. (А если без этого никак, можете снова представить себе дворецкого в подштанниках.)

– Алькатрас? – услышал я чей-то голос. – Можно к тебе присоединиться?

Я поднял голову и увидел Фолсома и Гималайю, которых не подпускал слуга, выставленный для моей охраны. Я махнул ему, веля их пропустить, после чего они вдвоем расположились рядом со мной на свободных креслах.

– Неплохая вечеринка, – излишне громким голосом заметил Фолсом. – Я бы дал ей четыре бокала из пяти, хотя фуршетные блюда тянут от силы на полтора.

Я оставил его реплику без комментариев.

– Ты уже нашел, что искал? – громко спросил Фолсом. По какой-то причине его уши были до сих пор забиты ватой.

Нашел ли я, что искал? А что именно я искал? «Библиотекари, – подумал я. – Точно».

– Пока что Библиотекари мне не попадались.

– Как так? – удивилась Гималайя. – Они же тут повсюду.

Серьезно?

– Эм… ну, я имею в виду, что не застал их за какими-нибудь темными делишками.

– Они что-то задумали, – сказала Гималайя. – Зуб даю. Их здесь полно. Смотри, я составила список.

Я с удивлением и замешательством обвел ее взглядом, взяв в руки лист бумаги.

– Они отсортированы по принадлежности к одной из Библиотекарских сект, – объяснила она, немного извиняющимся тоном. – Потом – по возрасту. Потом, эм, по росту. – Она взглянула на Фолсома. – Потом по группе крови. Извини. Не смогла удержаться.

– Что? – спросил он, с трудом слыша ее слова.

Я просмотрел список. В нем насчитывалось около сорока человек. А я и правда был рассеян. Имена казались мне незнакомыми, вот только…

Я прервался, прочитав фамилию ближе к концу списка. Флетчер.

– Кто это? – спросил я, указав на строчку с именем.

– Мм? – переспросила Гималайя. – О. Я ее всего раз видела. К какому ордену принадлежит, не знаю.

– Покажи ее, – попросил я, поднимаясь на ноги.

Гималайя с Фолсомом встали и провели меня через бальный зал.

– Эй, Алькатрас! – на ходу услышал я чей-то голос.

Обернувшись, я увидел группу машущих мне молодых мужчин в дорогих костюмах. Возглавлял их Родрайо, представитель одного из второстепенных благородных домов, с которым меня чуть раньше познакомил принц. Все вокруг настолько горели желанием записаться в мои друзья, что мне было тяжело ответить им отказом. Я виновато помахал Родрайо и последовал за Гималайей.

Несколькими секундами позже она положила руку мне на плечо. – Там, – произнесла она, указав на женщину, выходившую из парадных дверей. С последней нашей встречи та, похоже, выкрасила волосы в каштановый цвет и сменила привычный деловой костюм на платье в стиле Свободных Королевств.

И все-таки это была она: моя мать. Она использовала имя мисс Флетчер в качестве псевдонима. Меня вдруг накрыло чувство стыда за то, что я так увлекся вечеринкой. Если моя мать в городе, это что-то да значит. Шаста была слишком деловой женщиной, чтобы тратить время на светскую болтовню; она все время что-то замышляла.

А теперь у нее были еще и отцовские Линзы Переводчика.

– Вперед, – сказал я Фолсому и Гималайе. – Мы идем за ней.

Глава 8

Жил да был на свете мальчик по имени Алькатрас. И творил он всякие интересные вещи. Но однажды предал тех, кто на него полагался, погубил мир и лишил жизни дорогого ему человека.

Конец.

Меня как-то спрашивали, почему разъяснение моей истории требует стольких томов. Ведь в конечном счете суть моего довода предельно проста. Я только что изложил его, ограничившись одним-единственным абзацем.

Три слова: обобщать – неблагодарное дело.

Обобщение – это когда вы берете сложную и захватывающую историю, а затем держите ее в микроволновке, пока она не съежится до крошечного, зажаренного до угольной корочки, кусочка. Один мудрый человек однажды сказал: «Любая история, какой бы хорошей ни была, будет выглядеть крайне глупо, если сократить ее до пары предложений».

Возьмем, к примеру, такой рассказ: «Жил да был на свете один британец с волосатыми ногами, и пришлось ему однажды найти дыру в земле и бросить туда дядюшкино кольцо». Глупо же звучит, да?

У меня таких намерений нет. Я хочу, чтобы вы испытали все до единого моменты агонии, которую чувствовал я сам. Твердя о своей крутости, я хочу показать, насколько я ужасен. А еще я хочу, чтобы вы прочитали целую книжную серию, прежде чем получите объяснение сцены, которую я упомянул в начале первой книги.

Вы ведь его помните, не правда ли? Тот самый эпизод, где я лежу привязанным к алтарю из энциклопедий, и меня вот-вот принесут в жертву Библиотекари? Вот тогда-то я и совершил свое предательство. Вам, наверное, интересно, когда же я, наконец, доберусь до этого поворотного момента моей жизни.

В пятой книге. Так-то вот.

– Так кого именно мы преследуем? – спросил Фолсом, вынимая из ушей вату, когда мы покинули замок принца.

– Мою мать, – коротко ответил я, озираясь по сторонам. Я заметил, как ее лицо мелькнуло в отъезжавшей карете. – Вон туда. Вперед.

– Постой, – сказал Фолсом. – Это Шаста Смедри? Я ее не узнал.

Я кивнул.

– Это может быть опасно, – присвистнул я.

– Это еще не все, – добавила поравнявшаяся с нами Гималайя. – Если то, что я слышала – правда, то в город скоро прибудет Та, Кого Нельзя Называть.

– Постой, кто? – переспросил я.

– Я же только что сказала, – ответила Гималайя. – Та, Кого Нельзя Называть. Библиотекари недовольны тем, как проходят мирные переговоры, и решили вызвать тяжелую артиллерию.

– Плохо дело, – сказал Фолсом.

– Та, Кого Нельзя Называть? – удивился я. – Почему мы не можем назвать ее по имени? Потому что мы ее боимся? Потому что это может привлечь внимание злых сил? Потому что ее имя стало проклятием для всего мира?

– Не говори ерунды, – сказала Гималайя. – Мы не называем ее по имени, потому что его никто не может произнести.

– Кангеч… – попытался было Фолсом. – Кангенченуг… Кагенчачса…

– Та, Кого Нельзя Называть, – закончила за него Гималайя. – Так проще.

– Как бы то ни было, – заметил Фолсом, – нам надо сообщить об этом государю Смедри – ситуация может очень быстро вылиться в опасное предприятие.

Я фыркнул.

– Не опаснее, чем в тот раз, когда я свидетельствовал против Страдающих акрофобией учителей английского из Пафкипси.

– Эм, Алькатрас, на самом деле ничего такого не было, – напомнил Фолсом. – Эта сцена из книги Райкерса.

Я замер. Все верно. Я разговаривал об этом с самим принцем, факт оставался фактом: в реальности ничего подобного не происходило.

Не меняло это и того факта, что кареты Шасты быстро исчезала вдали.

– Слушай, – сказал я, сопроводив свои слова жестом. – Дедушка назначил тебя главным по наблюдению за Библиотекарями в городе. Неужели ты готов упустить одну из самых одиозных Библиотекарш, не проследив, куда она направляется?

– Хмм, – ответил он. – Дело говоришь.

Мы промчались вниз по ступенькам и направились к каретам. Выбрав подходящую на вид, я запрыгнул внутрь с криком:

– Я реквизирую ваше транспортное средство!

– Слушаюсь, государь Смедри, – отозвался кучер.

Я и не ожидал, что все будет настолько просто. Здесь было бы уместно вспомнить, что в правительстве Нальхаллы мы, Смедри, исполняем обязанности юрисконсультов. И имеем право реквизировать практически все, что посчитаем нужным. (Единственное, на что не распространяются наши полномочия, – это пончики, о чем прямым текстом сказано в Запретном пончиковом акте восьмого века. К счастью, в Свободных Королевствах никаких пончиков нет, так что к этому закону прибегают крайне редко.)

Фолсом и Гималайя прыгнули в карету сразу за мной, и я указал вслед удаляющейся повозки с Шастой.

– Следуйте за той каретой! – с пафосом воскликнул я.

Кучер сделал, как велено. Так вот, не знаю, доводилось ли вам кататься в городской карете, но плетутся они со скоростью где-то пара миль в час – особенно в послеобеденных пробках. После моего довольно-таки пафосного и героического (раз уж я сам так сказал) возгласа, события приобрели безоговорочно медленный оборот, когда наш кучер сперва вывел лошадей на улицу, а потом c цоканьем копыт пошлепал за каретой Шасты. По ощущениям это больше напоминало не погоню на большой скорости, а самую обычную вечернюю поездку.

Я устроился на сидении.

– Не слишком-то увлекательно, да?

– Должен признать, лично я ожидал большего, – сказал Фолсом.

В этот самый момент мы проехали мимо уличного музыканта, игравшего у дороги на лютне. Гималайя уже было потянулась к Фолсому, но опоздала. Мой кузен резко встал, вспрыгнул на запятки кареты и начал двигаться, как заправский боец кун-фу.

– Гак! – воскликнул я, падая на пол, когда рубящий удар в стиле карате едва не задел меня по голове. – Фолсом, ты что творишь?

– Это его Талант, – объяснила Гималайя, сползая вместе со мной на пол. – Он плохо танцует! Стоит ему услышать музыку, и пошло-поехало. Это…

Мы выбрались за пределы радиуса слышимости музыканта, и Фолсом замер на полувзмахе, остановив ногу всего в паре дюймов от моего лица.

– О, – сказал он, – Тысяча извинений, Алькатрас. Иногда с моим Талантом сложно управиться.

«Сложно управиться» – это еще мягко сказано. Впоследствии до меня дошли слухи, как Фолсом однажды забрел на конкурс бальных танцев. Мало того, что он умудрился поставить подножку каждому человеку в зале, так еще и запихнул в тубу одного из членов жюри. Если вам интересно, то да, именно поэтому Гималайя заткнула уши Фолсома ватой, прежде чем пустить его в зал, где проходила вечеринка. По той же причине Фолсом вытащил стекло с музыкальной темой из своего экземпляра «Алькатраса Смедри и гаечного ключа».

– Алькатрас! – воскликнула Гималайя, куда-то показывая, как только мы снова уселись на свои места.

Я повернулся и вдруг понял, что карета моей матери остановилась на перекрестке, а наша как раз подъезжала к ней.

– Гак! – выпалил я. – Кучер, вы что делаете?

Кучер повернулся и озадаченно ответил: «Следую за каретой, как вы и просили».

– Ну так не дайте им понять, что мы их преследуем! – возмутился я. – Вы что, никогда не видели кино про супершпионов?

– Что такое кино? – спросил кучер и тут же добавил: – И… что такое супершпион?

На объяснения не было времени. Я жестом велел Гималайе и Фолсому пригнуться. Но в карете оказалось слишком мало места – одному из нас все равно пришлось бы сесть прямо. Узнает ли моя мать Фолсома, одного из знаменитых Смедри? А что насчет Гималайи, Библиотекаря-отступницы? Все мы были чересчур заметны.

– Разве вы двое не можете нас спрятать? – прошипела Гималайя. – Ну знаете, магию применить или вроде того.

– Будь у нас музыка, я мог бы задать трепку ее лошади, – задумчиво произнес Фолсом.

Гималайя с тревогой посмотрела на меня, и в этот самый момент меня осенило: я же Окулятор.

Окулятор. Линз-мастер. У меня были волшебные очки, включая те, что мне совсем недавно дал дедушка. Я выругался и достал фиолетовые Линзы, которые он назвал Линзами Маскировщика. Дедушка говорил, что мне достаточно мысленно сконцентрироваться на образе другого человека, и очки придадут мне его облик. Я надел Линзы и сосредоточился.

Гималайя взвизгнула.

– Ты прямо вылитый старик!

– Государь Смедри? – недоуменно спросил Фолсом.

Так не пойдет. Уж дедушку Смедри Шаста наверняка узнает. Я сел прямо и представил другого человека. Мистера Манна, моего учителя в шестом классе. В последний момент я сообразил, что если хочу выдать его за жителя Свободных Королевств, на нем должна быть туника. Затем я взглянул на свою мать, сидевшую в соседней карете.

Она посмотрела на меня в ответ. Сердце бешено колотилось в груди. (Сердца вообще имеют такую склонность. Если, конечно, вы не зомби. Но об этом позже.)

Мама скользнула по мне взглядом, но по ее выражению лица я понял, что остался неузнанным. Я облегченно вздохнул, и кареты поехали дальше.

Из всех Линз, которыми мне доводилось пользоваться на тот момент, самыми сложными в обращении оказались как раз-таки Линзы Маскировщика. Меня начинало трясти всякий раз, как мой облик менял форму – что непременно случалось, стоило мне хоть немного отвлечься. Чтобы поддерживать иллюзию, приходилось постоянно концентрироваться.

Мы поехали дальше, и мне стало неловко за то, что я так поздно вспомнил о Линзах Маскировщика. Бастилия часто пеняла мне за то, что я забывал о своих Окуляторных способностях, и была права. Как станет ясно в дальнейшем, я до сих не привык к собственной силе.

(Вы наверняка заметите, что я нередко упоминаю разные идеи, которые будут объясняться дальше по ходу книги. Иногда я поступаю так, потому что это неплохой способ предзнаменования будущих событий. Иногда – просто чтобы вас позлить. Что есть что – решайте сами.)

– Кто-нибудь из вас знает, где мы сейчас находимся? – спросил я, пока наш кучер продолжал «гнаться» за каретой Шасты.

– Кажется, мы едем к королевскому дворцу, – заметил Фолсом. – Смотри, отсюда видны верхушки башен.

Проследив за его жестом, я увидел белые дворцовые пики. Мы проехали мимо огромного прямоугольного здания по другую сторону улицы, на фасаде которого крупными буквами была выведена надпись «КОРОЛЕВСКИЕ АРХИВЫ (НЕ БИБЛИОТЕКА!)». Сделав поворот, мы миновали вереницу замков на обратной стороне улицы. Карета моей матери завернула за угол, будто собираясь снова объехать квартал по кругу. Что-то здесь было неладно.

– Кучер, догоняйте вон ту карету!

– Что ж вы никак не определитесь, а? – со вздохом посетовал кучер. На следующем перекрестке мы подкатили к карете Шасты, и я окинул ее взглядом.

Вот только моей матери там не оказалось. Пассажирка напоминала ее внешне, но это была уже другая женщина.

– Битые Стекла! – ругнулся я.

– В чем дело? – спросил Фолсом, выглядывая за борт кареты.

– Она улизнула, – ответил я.

– Ты уверен, что это не она? – уточнил Фолсом.

– Мм, да. Уж поверь. – «Мисс Флетчер» присматривала за мной почти все мое детство, хоть тогда я и не знал, что она приходится мне родной матерью.

– Может, она пользуется Линзами, как и ты, – предположила Гималайя.

– Она не Окулятор, – возразил я. – Не знаю, была ли она в курсе, что за ней следили, но каким-то образом умудрилась сбежать из кареты, пока мы этого не видели.

Фолсом и Гималайя поднялись с пола и снова сели. Я взглянул на Гималайю. Может, это она намекнула моей матери, что мы едем следом?

– Шаста Смедри, – сказала Гималайя. – Получается, она твоя родственница, да?

– Родная мать Алькатраса, – кивнув, ответил Фолсом.

– Серьезно? Твоя мать – Библиотекарь на перевоспитании?

– С «перевоспитанием» у нее дела так себе, – ответил я. Карета с ее двойником остановилась, и пассажирка вышла у ресторана. Я велел кучеру ждать, чтобы мы могли за ней проследить, но заранее знал, что толку от этого не будет.

– Родители Алькатраса расстались вскоре после его рождения, – объяснил Фолсом. – После этого Шаста вернулась к Библиотекарям.

– Из какого она ордена?

Я покачал головой.

– Не знаю. Она… плохо вписывается в их ряды. Есть в ней что-то особенное. – Мой дедушка как-то сказал, что ее мотивов не понимали даже другие Библиотекари.

У нее были Линзы Рашида; если она заручится помощью Окулятора, то сможет читать на Забытом Языке. И это делало ее крайне, крайне опасной. Что ей понадобилось на той вечеринке? Говорила ли она с моим отцом? Пыталась ли что-то сделать с принцем?

– Давайте вернемся в замок, – предложил я. Возможно, дедушка Смедри сумеет нам помочь.