Текст книги "Осколок зари (ЛП)"

Автор книги: Брендон Сандерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

7

– Тебе не кажется, что команда странная? – Лопен повис в трех футах над палубой рядом со Струной, заложив руки за голову.

Коренастая рогоедка что-то смешивала, и пахло это неплохо. Как стряпня со специями Камня, не острая, а просто... наполненная вкусами. Интересными вкусами. Однако в этом блюде чувствовался запах океана, который, по словам Струны, исходил от водорослей. Кто ест водоросли? Разве ее народу не полагается есть панцири?

– Странная? – переспросила она. – Команда?

– Ага. Странная.

Несколько матросов протопали мимо. Все так же зыркают. Руа увязался следом за ними, невидимый никому, кроме Лопена и Струны. Она, как и отец, видела всех спренов.

– Ты странный, – призналась она. Каждое слово выходило с трудом, но ее алети становился лучше.

– Главное, чтобы самым странным был я, – сказал Лопен. – Само собой, это одно из моих более привлекательных качеств.

– Ты... очень странный.

– Отлично.

– Очень сильно странный.

– Сказала девушка, которая любит жевать водоросли. Это не еда, мисра, это то, что ест еда. – Лопен нахмурился, когда мимо прошли еще несколько матросов и двое сделали в его сторону странные тайленские жесты. – Видела?! Они обрадовались, когда мы поднялись на борт. А теперь ведут себя необычно.

Все повеселели после остановки в Хекси, где они продали червивое зерно. Лопену понравилось вяленое мясо. Но теперь как раз близилась середина путешествия, и все стало странным. Непонятные полутона в каждом разговоре, и он не мог взять в толк, что они означают.

Лопен глянул вверх: Уйо пронесся над головой и опустился на палубу. Он вручил Струне письмо – скорее всего, от родителей – и сунул еще несколько во внутренний карман мундира для Рисн. Она попросила его слетать на остров неподалеку и получить письма за день.

– Спасибо, – сказала Струна Уйо, взяв письмо. – Счастье держать его.

– Пожалуйста, – отозвался Уйо. – Это легко. Не проблема.

Забавно наблюдать, как они общаются на алети. Почему в мире так много языков и почему бы всем просто не выучить гердазийский? Это отличный язык. В нем есть названия для всех разновидностей кузенов.

– Уйо, – позвал Лопен на алети, чтобы Струна тоже понимала, о чем разговор, – команда не относится к тебе как-то странно?

– Нет, – ответил он. – Э-э, не знаю?

– Не знаешь? – переспросил Лопен.

– Да, не знаю.

Уйо опустил на палубу сумку с даль-перьями и другим снаряжением, порылся в ней и вытащил коробочку с алюминиевыми пластинами и фольгой. Рушу вручила ее ему, чтобы провести кое-какие эксперименты по связи с кораблем с берега.

– Вы знаете это? – спросил Уйо.

– Алюминий, – ответил Лопен, по-прежнему паря в нескольких футах над палубой. – Ага, странная штука. Блокирует осколочный клинок, если достаточно толстая, как говорит Руа. Его получают с помощью духозаклинания, но таких устройств мало, так что он довольно редкий.

– Можно получить из торговли, – сказала Струна. – На Пиках. Мы торгуем.

– Торгуем? – переспросил Уйо. – Кто торгует?

– Люди в мире спренов, – ответила Струна.

Склонив голову набок, Уйо потер подбородок.

– Он странный металл, – добавила Струна. – Делает странные вещи со спренами.

– Странный, – согласился Уйо.

Он вернул коробочку в сумку и пошел прочь. Оставалось надеяться, что он отнесет ее Рушу, а не начнет играться с алюминием. Иногда Уйо попадал из-за этого в неприятности.

– Струна, твой народ. – Лопен развернулся в воздухе, словно возлежал на диване. – У вас есть вода в этих ваших пиках. Откуда? Там ведь холодно?

– Холодно далеко от города. Около города тепло.

– Ха! Интересно.

– Да. – Она улыбнулась. – Я ее люблю. Нашу землю. Не хотела уезжать. Пришлось уехать с матерью. Чтобы найти отца.

– Если хочешь, можешь вернуться, – сказал Лопен. – Ветробегун быстренько тебя доставит.

– Да. Но сейчас и здесь опасно. Хорошо опасно. Я не хочу уходить. Слишком люблю дом, да? Но теперь, когда вижу его, не хочу вернуться. Не когда здесь опасность, для людей. Опасность, которая пойдет в мой дом. – Струна отвернулась от кастрюль и посмотрела на океан. – Я боялась мест, которые не дом. А теперь... Я думаю, что штуки, которые пугают, еще и интересные. Я люблю интересные штуки. Я это не знала.

Лопен кивнул. Какой интересный способ познавать мир. В целом ему нравилось ее слушать: акцент придавал словам Струны приятный ритм, и она по-особенному произносила некоторые гласные. К тому же, она высокая, а высокие женщины самые лучшие. Он очень удивился, когда узнал, что она всего на несколько лет младше него. Неожиданно.

Увы, он уже трижды приклеивал Уйо к стене, но Струну это не сильно впечатлило. Еще он сделал ей чуту, но она и так готовила ее лучше него. В следующий раз нужно ухитриться продемонстрировать, насколько он хорош с картами.

– Любопытно, – сказал Лопен. – Тебе нравится то, чего ты боишься?

– Да. Но я не осознавала эту штуку. Что боюсь. Да?

– Ты не осознавала, что нечто страшное, нечто непривычное может быть настолько упоительным. Мне кажется, я понял, о чем ты говоришь.

Задумавшись на миг, Лопен выпил свет из большого самосветного граната. Ему казалось, что разные цвета различаются по вкусу, хотя остальные считали, что это глупость.

Он оглядел Струну. Впечатлило ли ее, с какой легкостью и небрежностью он парит в воздухе? Не узнать, пока не спросишь, а тут уж легкостью и небрежностью не пахнет. Так что он заложил руки за голову и поразмыслил об ее словах.

– Струна, твой отец. Он и правда в опасности из-за того, как поступил? Спас Каладина? Убил Амарама?

С того случая прошло несколько месяцев, и Каладин убедил Камня пока остаться в Уритиру. В основном чтобы его семья отдохнула после утомительного путешествия. Однако это не продлится вечно. Камень все больше укреплялся в своем намерении вернуться на родину и предстать перед судом.

– Да, – тихо проговорила Струна. – Но из-за него. Его поступка. Его желания.

– Он выбрал помочь Каладину, но не выбирал, каким по счету родиться.

– Но его выбор вернуться. Его выбор просить... Я не знаю слово. Просить выбор?

– Правосудия?

– Да, наверно. – Она улыбнулась. – Не бойся за моего отца, Лопен. Он выберет свой выбор. Если он должен идти домой, я останусь. И Дар останется. Мы сделаем его работу. Мы посмотрим за него.

– Посмотрим? Ты имеешь в виду, посмотрите спренов?

Струна кивнула.

– А сейчас есть какие-нибудь вокруг?

– Руа. – Струна указала на спрена Лопена, который пронесся мимо в облике причудливого летающего корабля. – И Каэлинора. – Спрен Уйо. Она редко являлась Лопену. – Спрены ветра в небе, спрены волн в воде. Спрены тревоги за кораблем, почти невидимые. И... – Она подняла голову.

– И что?

– Странные штуки. Хорошие боги, но необычные. Апалики'токоа'а.

Струна попыталась найти подходящие слова, потом вытащила бумажку – она часто носила с собой несколько клочков – и сделала быстрый набросок.

– Спрен удачи. – Лопен узнал стреловидную голову.

– Пять. Было ни одного. Потом три. Потом четыре. Больше каждый день.

Ха! Что ж, хорошо, что Струна посматривает по сторонам. Она сомневалась, стоит ли отправляться в это путешествие, – думала, от нее не будет пользы. Лопен ее подбодрил, поскольку знал, что ей хочется увидеть мир. И вот она высматривает интересных спренов.

– Не знаю, стоит ли волноваться из-за спренов удачи, – сказал он, – но я все равно доложу Рушу. Может, у королевы Ясны или у кого еще появятся мысли на их счет.

Струна кивнула. Лопен оборвал сплетение и плюхнулся на палубу – немного жестче, чем ожидал. Он похлопал по древесине и ухмыльнулся собственной глупости. Жаль, что Уйо не видел. Ему бы понравилось.

Легкой трусцой Лопен отправился на поиски кузена. Как он и опасался, тот сидел у себя в каюте и ковырялся в даль-перьях ревнительницы Рушу. Одно он разобрал полностью.

– Лопен, – сказал Уйо на гердазийском. – У этого алюминия замечательные свойства. Мне кажется, плененные спрены реагируют на его присутствие почти как добыча на хищника. Когда я касаюсь фольгой самосвета, они отскакивают на другую сторону своей темницы. По моей гипотезе алюминий подавляет их способность ощущать не только мои мысли о них, но и мысли сопряженной половинки.

– Знаешь, куз, – отозвался Лопен на том же языке, – эти даль-перья гораздо более ценные, чем те замки, что ты вскрывал. Можешь нарваться на неприятности.

– Возможно. – Уйо поковырял маленькой отверткой, чтобы отсоединить часть самосветной оправы. – Но я уверен, что смогу собрать все обратно. Дама-ревнительница ни о чем не догадается.

Лопен шлепнулся на свою койку. Он попросил гамак, как у остальной команды, но они отреагировали так, будто он двинулся умом. Коек на корабле явно не хватало. И это понятно. Всем остальным достались шквальные гамаки! Кому нужна койка?

– Что-то не так с этим заданием, – сказал Лопен.

– Ты просто заскучал, младший кузен, потому что команда слишком занята работой и не реагирует на твои невоспитанные выходки.

– Не, дело не в этом. – Лопен уставился в потолок. – И может, даже не в этом путешествии. Просто последнее время все как-то... неправильно, понимаешь?

– Как ни странно, хотя все всегда ждут, что я способен расшифровать твои слова, почти каждый раз я оказываюсь в тупике. И не только когда ты говоришь на алети. К счастью, обычно ты недалеко и можешь объяснить. В какой-то мере. С множеством прилагательных.

– Знаешь, Струна довольно неплохо говорит на алети.

– Вот и молодец. Может, она и гердазийский выучит, и тогда кто-нибудь наконец переведет, когда я в следующий раз перестану тебя понимать.

– В конце концов ты заговоришь, старший кузен, – сказал Лопен. – Само собой, ты ведь самый умный в семье.

Уйо хмыкнул. Трудности с языком алети – его больная тема. По его словам, тот не задерживается у него в голове. Годы стараний, и почти никакого прогресса. Но ничего страшного. Лопену, само собой, понадобились годы, чтобы научиться отращивать руку.

Так что его беспокоит? Слова Струны? Лопен вытащил из кармана резиновый мячик и зарядил его буресветом, потом приклеил к потолку и поймал, когда тот полетел вниз.

Пустоносцы вернулись. Не настоящие пустоносцы, просто паршуны, но особенные. И разразилась война, как в старинных преданиях. Пришла новая буря, и чуть не настал конец света. Вроде все очень значительно.

Но на самом деле все происходит шквально медленно.

Они сражаются уже много месяцев, и похоже, последнее время дела идут хуже, чем у Уйо с его алети. Убиваешь этих новых певцов со странными способностями – Сплавленных, – а они перерождаются. Сражаешься, и сражаешься, и сражаешься и захватываешь, может, несколько десятков футов земли. Вот уж весело. Через миллион столетий, глядишь, и завоюешь целое королевство.

Разве конец шквального света не должен быть более... драматичным? Война против захватчиков до боли напоминала войну на Расколотых равнинах. Само собой, Лопен не унывал – от этого никакого толку. Но в мыслях не мог не проводить параллели.

Он на стороне хороших парней. Сияющие. Уритиру. И все такое. Несмотря на ошибки некоторых Сияющих в прошлом, Лопен решил, что они хорошие.

Но еще он думал о Расколотых равнинах. И какой глупой была битва, растянувшаяся на столько лет. Сколько отличных парней погибло? Он не мог не тревожиться насчет того, что они прут в такую же кучу крема, если не хуже.

– Хорошо бы этот корабль плыл быстрее, – сказал он. – Хорошо бы чем-нибудь заняться. Все тянется слишком долго.

– Я вот занялся. – Уйо повернулся за столом с собранным даль-пером в руке. – Видишь? Точь-в-точь как раньше.

– Да? И по-прежнему пишет?

Уйо сделал несколько круговых росчерков на клочке бумаги из сумки. Сопряженное даль-перо дернулось взад-вперед по прямой.

– Э-э... – протянул он.

– Ты недотепа-у-которого-гнилой-фрукт-вместо-башки! – воскликнул Лопен, вскочив на ноги. – Ты его сломал.

– Э-э... – повторил Уйо, потом попробовал еще раз. Сопряженное перо реагировало как прежде – перемещалось вправо-влево согласно его движениям, но не сдвигалось ни вверх, ни вниз, когда он переносил свое перо к верху или низу страницы. – Ха!

– Отлично, – произнес Лопен. – Теперь мне придется рассказать даме-ревнительнице. А она скажет: «Лопен, я вижу, ты очень аккуратный и почти никогда ничего не ломаешь, но еще бы не помешало, если бы в голове у твоего старшего кузена были мозги, а не гнилой фрукт». И я соглашусь с ней.

– У них много таких штук. В сумке, которую нам прислали, их по крайней мере пар двадцать. Вряд ли случится что-то страшное, если одно сломается. – Уйо снова провел пером по бумаге. С тем же успехом. – Может, я бы...

– Попробовал его починить? – скептически договорил Лопен. – Почему нет. Само собой, ты суперумный. Но...

– Но, скорее всего, я сломаю его еще больше, – вздохнул Уйо. – Я подумал, что во всем разобрался, младший кузен. Они кажутся уж точно не сложнее часов.

– И сколько часов ты сумел собрать, после того как разобрал на части?

– Был один случай... – начал Уйо.

Лопен встретился с ним взглядом, и оба расплылись в ухмылке.

Уйо хлопнул его по плечу.

– Верни их даме-ревнительнице. Скажи, если надо, я заплачу за сломанное перо. Но не раньше следующего месяца.

Лопен кивнул. Они оба, а еще Пунио, отдавали семье большую часть своего жалованья Сияющих, чтобы помогать кузенам победнее. Значительная часть шла семье Рода. Сияющим хорошо платят, но многие кузены нуждаются в помощи. Так у них принято: когда бедным был Лопен, ему тоже всегда помогали.

Лопен вышел на палубу, гордый тем, как хорошо он приспособился к качке. Он остановился, заметив большую компанию матросов, собравшихся по левому борту. Э-э, штирборт? Он подошел ближе, а потом сплел себя с верхом, чтобы заглянуть через головы.

Что-то плавало в воде неподалеку. Что-то огромное. И очень, очень мертвое.

8

У Рисн отвратительно засосало под ложечкой, пока Никли переносил ее к нужному борту. Собравшихся матросов окружали спрены тревоги, похожие на перекрученные черные кресты, и несколько сгустков спренов страха. Моряки расступились перед Рисн, и Плэмри – тайленский помощник Никли – бросился вперед, чтобы установить для нее высокий стул. Пока Никли усаживал ее, она схватилась для равновесия за ограждение, потом кивком отпустила носильщика.

На освободившееся место возле стула шагнула капитан. Теперь Рисн могла выглянуть за борт и собственными глазами увидеть, из-за чего все шептались. Мертвый сантид. Разлагающиеся, перевернутые набок панцирь и туша, побелевшие глаза устремлены в небо. Гигантский, почти с треть корабля.

Эти огромные морские существа встречаются исключительно редко. Рисн считала, что они вымерли, но с удовольствием слушала о них истории бабска. Сантиды якобы спасают тонущих моряков и по много дней следуют за кораблями, улучшая настроение людей на борту. Скорее спрены, чем животные, они каким-то образом навевают покой и уверенность.

Скорее всего, это такие же выдумки, как и Стремления. Однако ни один моряк никогда не отзовется плохо о сантиде. Увидеть его в море считается одной из наилучших примет. Можно не спрашивать, как повлияет на настроение команды труп сантида.

«Моряки чуяли, что-то случится, – подумала она. – Последние несколько дней они на взводе».

Возможно, как и Рисн, они заметили закономерность и ждали третью, худшую примету. Для них она бы означала, что путешествие проклято.

Пока она рассматривала чудовищный труп, в ее голове родились вопросы. Разумеется, приметы – это ерунда. Но и пустоносцев она считала выдумками, а они вернулись. Ее мать всегда посмеивалась над Сияющими рыцарями, которые якобы блуждают в бурях как духи, но вот, пожалуйста, двое Сияющих на борту ее корабля. Кто такая Рисн, чтобы утверждать, что все это мифы?

«Нет, – подумала она. – Должно быть другое объяснение». Может, все подстроено?

Она ждала, что третья примета будет наподобие червивого зерна или мертвой питомицы. Нечто такое, что можно провернуть втайне. Но это выходит за рамки простых козней. Неужели ей и правда пришло в голову, что кто-то прячется среди команды? И что он сумел отыскать почти мифическое существо, убить его и оставить в океане, не вызвав подозрений?

«Не обязательно, что все подстроено, – одернула она себя. – Может, и правда несчастливая случайность».

Рисн снова глянула вниз: можно поклясться, громадный глаз уставился прямо на нее. И даже мертвый видит ее насквозь. От туши сантида отваливались куски плоти, и Рисн показалось, что за ней наблюдают. Она вдруг во всей полноте ощутила настроение моряков. Мрачные. Чересчур притихшие. Ни слова о плохой примете. Они уже все поняли. И больше тут добавить нечего.

– После такого мы повернем обратно, – сказал Алстбен, высокий матрос, который любил зачесывать брови в виде шипов. Он глянул на Рисн. – Ни за что на свете не поплывем дальше.

Бури, это не вопрос. Рисн повернулась к капитану в надежде на поддержку, но Дрлвэн сложила руки на груди и ничего не возразила. Видимо, их ждет бунт. Скорее всего, команда слишком преданная и не пойдет на убийство капитана, но... кто их обвинит, если «Странствующий парус» вернется в док с капитаном, старпомом и владелицей взаперти, потому что они «повредились умом»? Особенно после такой явной приметы, как мертвый сантид.

Рисн едва не отдала приказ. Она понимала, когда сделка завязла в креме, когда лучше убраться со своими товарами прочь и не пытаться продавить соглашение.

И все же. Это значит сдаться на милость суеверий. И на милость того, кто пытается запугать ее команду, даже если именно это событие – случайность. Повернуть обратно – все равно что признать поражение.

И самое главное, это значит отказаться от попыток помочь Чири-Чири. Иногда сделка слишком важна, чтобы просто уйти. Иногда нужно торговаться с позиции слабости.

– Почему он плавает? – спросила Рисн у моряков. – Разве после смерти он не должен утонуть?

– Не обязательно, – ответил отделившийся от толпы Кстлед. – Я как-то проходил мимо корабля с пробоиной. Несколько дней спустя раздувшиеся трупы по-прежнему плавали на поверхности, и их обгладывали снизу рыбы.

– Но такого размера? – спросила Рисн. – С таким панцирем?

– Трупы большепанцирников могут плавать на поверхности, – сказал другой матрос. – Их куски, после смерти. Я сам видел.

Преисподняя, Рисн не хватало знаний, чтобы гнуть свою линию. Тем не менее маловероятно, что сантид попался на их пути случайно. Может, все иначе. Может, помешать ее заданию пытается не один человек, а целая организация. У врага есть Сплавленные, существа со способностями Сияющих. Вдруг это обманка, созданная с помощью светоплетения или духозаклинания или еще чего похлеще.

Рисн не хотела сдаваться. Нужно выиграть хотя бы немного времени, чтобы поразмыслить, и, может, попробовать изучить труп. Глубокий вдох. Иногда успех торговли сводится к хорошему настрою.

– Что ж, значит, поступим правильно, – сказала она. – Берите абордажные крюки и приготовьтесь отбуксировать труп.

– Отбуксировать? – переспросил один из матросов. – Мы же не собираемся нажиться на продаже панциря?

– Разумеется, нет. Неужели вы думаете, я настолько алчная? Мы похороним его, как надлежит. И если на то его воля, сохраним панцирь как символ удачи и преподнесем королеве. Повезло, что мы проходили мимо: труп можно сжечь, как подобает этому величественному существу.

– Повезло? – не поверил ушам Кстлед.

– Да, – ответила Рисн.

Она приучила себя не бояться, когда сама сидит, а толпа вокруг стоит, но старые комплексы тут же напомнили о себе, когда многие повернулись и вытаращились на нее с сомнением, даже с гневом.

«Настрой, – напомнила она себе. – Ты никогда ничего не продашь, если не поверишь, что товар стоит той цены, что за него просишь».

– Кто-то убил это бедное существо, – продолжила Рисн. – Посмотрите на выемки на боку.

– Плохая примета, – сказал какой-то матрос. – Очень плохая примета убить сантида.

– Как раз мы его не убивали. Его убил кто-то другой и навлек на себя неудачу. Нам повезло его найти: можно засвидетельствовать, что с ним произошло, и позаботиться о трупе.

– Не стоит нам трогать труп сантида, – заметил Кстлед, сложив руки на груди.

– Я видела в Тайлене панцири, – не сдавалась Рисн. – Один висит в морской академии!

– Тех сантидов не убивали умышленно, – возразил Кстлед. – Кроме того, их вынесло на берег. Они сами нашли дорогу.

– А этот нашел дорогу к нам. Насколько велик океан? И мы якобы случайно наткнулись на этот относительно маленький труп? Нет сомнений, сюда нас привела душа сантида, чтобы мы увидели труп и позаботились о нем. – Рисн задумалась, словно мысль только что пришла ей в голову. – Это хорошая примета. Сантид встретился нам неслучайно. Это знак доверия.

Она скрыла собственную неуверенность, понимая, что ее логика полна пробоин и вот-вот пойдет ко дну. Сначала она осудила суеверие, а теперь приводит его как довод?

Так или иначе, это сработало. Несколько моряков кивнули. В том и смысл с приметами – они выдуманы. Воображаемые предзнаменования неясных событий. Так почему не выдумать им позитивный смысл?

– Мы всегда считаем хорошей приметой, когда сантида выбрасывает на берег, – сказал какой-то матрос. – А тут чем отличается?

– Нужно всех оповестить, что кто-то убивает сантидов, – добавил другой. – Сантид хотел, чтобы мы его нашли и всем рассказали.

– Давайте подцепим труп, – повторила Рисн, – и оттащим его к берегу.

– Нет! – выкрикнули сразу несколько человек из толпы, но она не увидела, кто именно. – Это плохая примета!

– Если это плохая примета, – повысила голос Рисн, – то нам нечего терять, потому что труп уже коснулся корпуса корабля. Лучшее, что можно сделать, – позаботиться о трупе. Мы его сожжем и оставим панцирь на ближайшем острове. На обратном пути купим буйки в порту и отбуксируем панцирь в Тайлен. Вот чего хотел бы сантид – чтобы мы забрали панцирь в качестве знака уважения, которое он нам оказал.

Команда притихла. Рисн не раз доводилось участвовать в сложных переговорах, но теперь перехватывало дыхание и колотилось сердце. Словно она пытается сдержать внутри бурю.

– По-моему, это и правда добрая примета, – наконец сказала капитан. – Я всегда хотела встретить сантида в море. Я сжигала молитвы, чтобы однажды увидеть его. Наверное, душа этого существа знала о моем желании.

– Ага, – добавил матрос. – Заметили, что он не воняет? А должен, если так разложился. Не видно ни одного спрена гниения. Добрая примета. Он хочет, чтобы мы подошли ближе.

– Берите крюки, – приказала капитан. – Если его дух не упокоился, я точно не хочу, чтобы он подумал, будто мы проигнорировали его последнее желание!

К счастью, моряки подчинились приказу. Рисн подарила им шанс избежать неудачи, и капитан его поддержала. Этого достаточно. Кто-то пошел за абордажными крюками, с помощью которых притягивали «Странствующий парус» к вражеским кораблям. Другие вернулись к работе, чтобы корабль не отнесло слишком далеко от сантида.

Капитан все так же стояла у стула Рисн. Высокая, гордая, уверенная. Рисн научилась держаться так же, но завидовала способности просто вот так стоять. Намного сложнее излучать уверенность, когда ты на несколько футов ниже остальных.

– Спасибо, – поблагодарила она капитана.

– У нас предписание королевы, – сказала та. – Я бы повернула, если бы боялась потерять корабль, но ни с того ни с сего?

– Вы искренне поверили в мои слова насчет хорошего знака?

– Я верю, что целеустремленные люди сами творят свою удачу, – ответила капитан, по сути не ответив.

Согласно Стремлениям как религии, если чего-то хочешь, то судьба изменится, чтобы помочь тебе добиться своего. Среди многих тайленцев суеверия и уверенность в себе переплетались подобно прядям в канате.

– В любом случае спасибо, – сказала Рисн.

– Пока что я доверяю вашей уверенности насчет того, что нужно двигаться вперед, ребск, – произнесла Дрлвэн, пока матросы возвращались с крюками. – Будьте осторожны. Команда для меня бесценна. Я не стану разбрасываться их жизнями, если задание пойдет наперекосяк.

«Если эти приметы неспроста», – недоговорила она.

Рисн обеспокоенно кивнула, наблюдая, как матросы выстроились в линию, чтобы загарпунить тушу сантида. Если у них не получится, кому-то придется спуститься и...

Матросы с криками отшатнулись и бросили веревки, словно те загорелись. Рисн вздрогнула и приподнялась на поручне посмотреть, в чем дело. Сантид жив? Он двигался. Вернее, колыхался, трепыхался...

Распадался на части.

На ее глазах сантид развалился на сотни роящихся в воде, удирающих кремлецов – ракообразных размером с большой палец. Рисн пыталась осмыслить, что она видит. Крюки потревожили существ, которые обгладывали мертвого сантида? Но их так много, он распался весь целиком. В том числе и панцирь.

Бури, словно... туша собрана из кремлецов. Или морлецов, как называют тех, что обитают в океане. Вода бурлила и пенилась, и через несколько мгновений от сантида не осталось и следа. Даже глаз, который, казалось, наблюдал за ней, распался на кусочки: изнутри показались лапки и панцири, а потом и они исчезли в глубине.