Текст книги "Кризис на Вулкане"
Автор книги: Брэд Стрикланд
Соавторы: Барбара Стрикланд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
Глава 5
Спок стоял в арке дверного проема и наблюдал за своим отцом. Они оба вернулись на Вулкан в родной дом. Прошло больше двух недель с их побега от маратанских истребителей. Поначалу Федерация была близка к тому, чтобы послать вооруженные корабли против фракции мятежников. Только значительные способности Сарека к убеждению предотвратили реакцию военных.
Весь первый день дома Сарек с бесконечным терпением совещался поочередно с различными маратанскими фракциями по подпространственной связи. Спок тихо наблюдал за ним, понимая какая трудная задача стоит перед Сареком. Над своим отцом, сквозь одно из многочисленных окон Спок мог видеть сухой, до странности неотразимый пейзаж предгорий и холмистых равнин с оранжевым небом наверху. Горячий, ненасыщенный воздух был облегчением после недели дыхания в чуждой атмосфере, и вообще, возвращение домой было приятным опытом. И все же…
Сарек сидел перед видовым экраном подпространственной связи, который заполнял большую часть одной из стен.
– Повторяю, – произнес отец Спока своим спокойным, ровным голосом, – я не могу понять действия ваших людей. Командование Звездного флота очень рассерженно действиями Минака на «Энтерпрайзе». Только особая важность Марата как стратегического форпоста помешала Федерации отменить все договоренности с вашими людьми. Потребовалось немало настойчивости от меня самого, чтобы предотвратить вооруженное возмездие против флота истребителей мятежников.
– Я сожалею, – сказал один из маратанцев на экране.
Их группа прижималась друг к другу поближе, и то один то другой время от времени что-то шептал представителю на ухо. Все стремились сохранять свои лица безучастными, не выдавая ни мыслей, ни эмоций – бесполезные усилия при встрече с вулканцем. Даже на столь отдаленном расстоянии, на котором они находились, Спок распознал признаки напряженности, подавляемого гнева, и глубокого недовольства.
– Мы на Марате не имеем никакой власти над силами мятежников. Разумеется вы понимаете это.
– Понимаю, – признал Сарек. – Но мистер посол, разумеется вы понимаете, что без сотрудничества маратанцев на планете Шакир мы возможно не сможем внести окончательные дополнения к соглашению.
– Возможно вам стоит вернуться, – предложил маратанец.
– Нет, – сказал Сарек. – В единстве, навязанном извне, нет согласия. Для ваших людей, для всей вашей звездной системы жизненно необходимо прийти к взаимном соглашению. Шакир не дал мне никаких объяснений. Посла Мара не нашли, а у остальных есть разногласия. Они не могут договориться даже о том, как продолжать переговоры. – Сарек наклонился ближе, сцепив пальцы. – Сэр, я чувствую что в договоре есть упущения – по крайней мере с точки зрения шакирской делегации. Какова значимость Поправки 111?
– Ничего такого, что стоило бы обсуждать, – быстро ответил посол. – Она имеет отношение к некоторым областям Марата, которые изгнанники считают своей древней родиной. Конечно теперь там живут наши собственные люди. Выселить их невозможно. Но даже если бы мы это сделали, немногие из шакирских колонистов вернулись бы.
– Если мы сможем пересмотреть поправку…
– Даже Минак согласился оставить поправку без рассмотрения, – огрызнулся посол. – Для вас этого должно быть достаточно.
Помолчав Сарек произнес:
– Давайте договоримся собраться на подпространственную конференцию через три стандартных дня. Возможно вместе со всеми участвующими сторонами мы сможем преодолеть этот тупик.
Экран опустел. Сарек откинулся на спинку стула и Спок увидел, каким измученным и утомленным выглядит его лицо. Тихо, так и не заговорив с отцом, юный вулканец вышел. День был прекрасным, с теплым южным бризом и позже вечером обещал росу. Спок нашел свою мать снаружи, ухаживающей за своим садом. Зеленое пространство было оазисом в скалистых предгорьях. Экзотикой. Аманда Грейсон была учительницей, хотя вполне могла бы быть и ботаником.
Она тонко чувствовала будут ли растения расти или нет, знала как помочь лозе здесь, чтобы укоренить инопланетный куст в другом месте. Ее сад олицетворял Вулкан, но не только. Она разводила все виды инопланетной флоры. Темно красные стебли атлантианского огненного прута, качающиеся от бриза, тесно перепутались с голубой сетью андорианского листа-головоломки. Подушкообразный пласт низкорослого Draebidium froctus примостился напротив прозрачных стеблей ригелианских линзовых деревьев – приземистых, корявых, миниатюрных деревьев с прозрачными линзами, усеивающими их кору. Линзы концентрировали солнечный свет, значительно ускоряя фотосинтез деревьев и позволяя им быстро распространяться – если бы Аманда не подстригала их, как заметил Спок.
– Привет, Спок, – сказала она не поднимая глаз.
– Привет, мама, – ответил Спок. – Как ты узнала, что я наблюдал за тобой?
– Я знаю как звучат твои шаги семнадцать лет, – ответила Аманда улыбаясь ему. – Было бы странно, если бы я не узнала их теперь. – Она закончила обрезать линзовые деревья и опустила ножницы в корзину. – О чем ты думаешь?
Спок серьезно произнес.
– Кажется растения хорошо реагируют на твою заботу. Они здоровы и свободны от паразитов.
Аманда рассмеялась. Она повязала свои короткие волосы шарфом, и теперь развязывала его. Спок отметил, что в ее волосах только начала показываться седина.
– Мама, – сказал он, – почему ты надо мной смеешься?
Она ласково посмотрела на него.
– О, Спок, я смеялась не над тобой. А только над тем, что иногда ты бываешь истинным вулканцем.
– Но я вулканец.
– Только частично, – напомнила она ему. – Давай присядем в тени и понаслаждаемся садом.
Тенистая скамейка, чья крыша обросла пышной золотистой паутиной виноградных лоз, подарила им прохладное место.
– Я хочу поговорить с тобой, – медленно произнес Спок, – о том, что случилось по пути домой с системы Марата.
– То, что ты сделал на борту «Энтерпрайза» стало известно до того как вы прибыли, – сказала ему Аманда. – В тот день, когда это случилось, я была в городе, и все люди, которых я встречала, гудели о новостях о том, что ты спас корабль Федерации. Они думают о тебе как о герое.
– Это-то и беспокоит.
Аманда ждала. Когда Спок не стал продолжать, она сказала:
– Спок, ты сделал хорошее дело. Ты использовал свои знания, чтобы предотвратить насилие. В этом нет ничего неправильного.
– Возможно не само по себе.
Спок глубоко вздохнул. Воздух в саду был приятным, сладким от цветов, которые раскачивал бриз, остро пряными от инопланетной пыльцы с запахом похожим на запах корицы, имбиря, гвоздики, и все же отличного от них всех.
– Мама, когда команда благодарила меня за то что я сделал, я… я чувствовал удовлетворение.
– А почему ты не должен был это чувствовать?
Спок посмотрел вдаль. Под дымчато-оранжевым небом холмы Вулкана простирались до самого горизонта.
– Я вулканец, – просто сказал он. – Отец учил меня, что я должен жестко контролировать все свои эмоции. Но из всех эмоций чувство счастья и удовольствия контролировать труднее всего.
– Потому что они приятны, – сказала Аманда.
Спок посмотрел на нее. На ее лице было понимание.
– Да, – просто сказал он. – Мама, как люди справляются с такими чувствами?
– Порой мы уступаем им, – сказала Аманда. – Спок, ты считаешь, что вулканцы не чувствуют вообще никаких эмоций?
Спок задумался.
– Я знаю, что затаивать эмоции разрушительно для логики. Поэтому вулканцы исключили эмоции из своей психологии.
– Нет, – сказала Аманда. – Спок, ты должен понять, что твой отец был очень строг к тебе только потому, что ты наполовину человек. Именно поэтому он так настаивал, чтобы ты научился управлять своими эмоциями. Думаешь ты единственный вулканец, который испытал их? Нет. Разве ты не помнишь, когда ты был ребенком? Некоторые дети иногда дразнили тебя, не так ли?
– Да. Потому что я был другим.
– Но разве ты не видишь? Поступая так они признавали свои эмоции. Просто большинство родителей вулканцев несколько снисходительны, когда их дети слишком малы. Они не обучают их способам управления эмоциями, пока они не станут старше. Но Сарек начал твое обучение как только ты научился говорить и понимать. Помнишь свое падение, когда тебе было четыре года? Мы были в Тасканских горах и ты сорвался с крутого склона.
Спок покачал головой.
– Не могу вспомнить.
– Ты ушибся и поцарапался, когда я добралась до тебя, но не плакал. Я спросила не поранился ли ты. – Аманда тихо рассмеялась. – А ты ответил мне короткой лекцией о психологической пользе боли, которая помогает организму выживать, распознавая потенциальную угрозу.
– Я все еще не понимаю.
Аманда коснулась его щеки.
– Все в порядке. Дело в том, что любой нормальный вулканский ребенок кричал бы от боли и испуга. В четыре года ты был слишком дисциплинированным. Спок, ты когда-нибудь читал о стоиках?
– Философская дисциплина древней Земли?
– Это стоицизм, – поправила Аманда. – Стоики это те, кто занимался дисциплиной. Они полагали, что все чрезмерные эмоции это плохо – слишком много горя, слишком много радости. Они тоже верили в контроль над эмоциями. И хотя их ключом был контроль, они смогли изжить эмоции не больше, чем можешь ты. Или твой отец.
Спок вздохнул.
– Однако то что я почувствовал, когда команда «Энтерпрайза» говорила обо мне хорошо, было тревожно. Знаешь, они очень отличаются друг от друга, не так как мы. Я имею ввиду, – Спок нетипично растерянно подыскивал слова. – Я имею ввиду, все взрослые вулканцы похожи: безмятежные, скучные. Люди на «Энтерпрайзе» другие: разного опыта, разных убеждений, разных позиций. И все они были честолюбивы. Но все же они прекрасно работали вместе, и каждый принимал других.
– Словно IDIC, – мягко предположила Аманда. – Бесконечное разнообразие в бесконечных комбинациях.
– Это применимо к гармонии вселенной, – сказал Спок о вулканском филосовском принципе.
– Это применимо и к людям тоже. – Аманда встала. – Я иду внутрь. Подумай о том, о чем мы говорили, Спок. Ты можешь поговорить со мной об этом в любое время.
Она оставила его под сенью золотой паутины. Та он и сидел, пока тени дня наконец-то не удлинились и заострились. Его мысли все еще были неясными в некоторых моментах, и он погрузился в себя. А следующим утром Сарек сбросил на него бомбу. Сарек попросил Спока зайти в свой кабинет после завтрака. Совик, помощник Сарека и его кузен, тактично оставил отца и сына наедине.
– Чтож, Спок, – сказал Сарек, – ты был центром внимания на «Энтерпрайзе». Могу представить насколько трудно это было для тебя.
– Отец, капитан Эприс считал, что мятежники могли на самом деле попробовать похитить тебя, – сказал Спок. – Я подумал, что помощь команде была необходима.
– Понимаю. – Сарек сел в свое кресло. – Сын мой, я понимаю, что все дело в напряжении. Но должен сказать, что несмотря на все твои годы дисциплины, ты испытал эмоции удовольствия от реакции команды на твое достижение. Это досадно.
Спок опустил глаза.
– Отец, я пытался контролировать это.
– Конечно ты пытался. Чтож, все-таки ты наполовину человек. Ошибка вроде этой не имеет особой важности, хотя это прискорбно. Однако ты должен понять, что «Энетрпрайз» с его недисциплинированной человеческой к.
вои годы дисциплины, ты испытал эмоции удовольствия от реакции команды на твое омандой это одно. Вулканская Научная Академия – другое.
– Я понимаю.
– Понимаешь? Спок, ты всегда должен быть начеку. Демонстрация эмоций в вулканской академии разрушит твое будущее. Этого нельзя допустить. – Сарек взял со своего стола распечатанный сертификат и посмотрел на него. – Именно поэтому я устроил так, чтобы ты стал временным студентом академии на следующие четыре недели.
Спок наклонил голову.
– Но следующий семестр начнется не раньше вершины лета; начиная с этого времени больше четырнадцати недель.
– Точно. Я подумал, что этот опыт в академии перед очередным семестром позволит тебе акклиматизироваться. Позволит оценить насколько серьезно ты должен взяться за свои занятия. – Сарек передал сыну сертификат. – Как видишь, это углубленный четырехнедельный семинар по системам искусственного интеллекта. Там с тобой будут родственники, и ты встретишь других вулканцев своего возраста. Я хочу, чтобы ты целиком отдался учебе – но также и обращал внимание на то, как ведут себя другие вулканцы.
Спок прочитал сертификат. Сарек наверняка упорно потрудился, чтобы убедить администрацию Научной Академии Вулкана допустить его: семинар был для студентов второкурсников.
– Спасибо, отец, – сказал он.
Сарек кивнул.
– Пожалуйста. Спок, помни, что на нашем языке слова наука и философия происходят от одного корня. Обе дисциплины должны быть чистыми, логичными, и свободными от эмоций. Это твой шанс восполнить пробел. Сделай это как можно лучше.
– Сделаю, отец, – сказал Спок, надеясь что Сарек не сможет обнаружить сомнение, которое начало расти в нем наподобие одного из растений Аманды. Возможно это началось с крошечного семения, но лоза стала сильнее. Спок чувствовал это внутри как давление на его сердце, как боль, которая предупреждала его об грядущих неприятностях.
Глава 6
Вулканская Научная Академия, подумал Спок, была возможно самым рационально спроектированным учебным заведением на всей планете. Сложный комплекс сверкающих серебристых и белых куполов и шпилей обладал такой же логической элегантностью, как и замысловатое упражнение по трехмерной геометрии. Симметрия и функциональность, математическая точность и строгая логика диктовали повороты и изгибы зданий. Все внутренние комнаты получали естественный свет, что экономило энергию и обеспечивало достаточно освещения для для их простых функций.
Логика диктовала взаимосвязь между комнатами и зданиями. Снаружи галереи и переходы никогда не следовали озадачивающими случайными курсами, а естественно и логично вели от одного места к другому. В вулканской академии всегда было известно, где находишься. К тому же в Академии легкость и гармоничность сочеталась с рукотворными парками в округе. Лужайки состояли не из травы, а из голубовато-зеленых вулканских растений, которые давали тот же самый эффект. Хотя их не требовалось стричь, лужайки были ровными, однородными, идеальными квадратами, прямоугольниками, кругами и трапециями. Вулканские деревья, некоторые из которых по биологической классификации фактически были гигантскими травами, подставляли небу безупречно сферические кроны. На Земле такое совершенство было бы результатом нежного внимания и многих часов заботливой стрижки. Здесь деревья выращивали столетиями так, чтобы добиться желаемого вида. Ножницы их никогда не касались.
Спок миновал симметричную группу из пяти деревьев. Перед ним дорожка огибала круглый фонтан – роскошь на природно засушливой планете. Водные струи принимали различные геометрические формы: конусы, параболы, гиперболы. Тихий плеск был почти музыкальным и вызывал удивительно успокаивающее ощущение. По правде говоря, думал Спок, я должен был принять все это как само собой разумеещееся и приятное. И все же… И все же.
Вздохнув, Спок повернул налево у фонтана и вошел в одно из одноэтажных студенческих общежитий. Хотя все они были идентичны по форме и размеру, ниодно из них не имело ни названия, ни метки. Так же как не нумеровались внутри комнаты. Ведь вулканцы замечали более тонкие различия в отличающихся оттенках цвета, ориентации коридоров, что служило даже лучше, чем надписи и номера, неуклюже приделанные к двери.
Одна из этих ничем не отмеченных дверей ощутила приближение Спока, и беззвучно открылась. Он вошел в прохладную темную комнату отдыха, которую делил с Сироком, своим дальним кузеном. Сирока нигде не было видно. Поскольку дверь его личной комнаты была закрыта, Спок пришел к выводу, что его старший кузен находится в своей комнате, вероятно занимается или медитирует. И то и другое было равновероятно.
Спок направился в свою личную комнату. Она была строгой, простой и неукрашенной: простая кровать без изоляционного покрытия (с совершенным температурным контролем покрывала и одеяла были нелогичны), стол с глянцевым треугольным компьютерным паддом, и – единственный штрих индивидуальности – изящная изогнутая вулканская арфа. Он прикоснулся к струнам, извлекая не музыку, а скорее тихий, спокойный, вибрирующий, мерцающий звук, который одновременно был притягательным и немного – хотя это было эмоциональным словом – грустным.
Спок сел на кровать, и задумался о последних нескольких днях. Зная что Сарек не одобрил его реакцию на происшествие на «Энтерпрайзе», Спок отправился в Научную Академию с твердым намерением доставить удовольствие отцу. Он приступил к занятиям в Академии, решив делать все в соответствии с пожеланиями своего отца. И все же… И все же первая встреча с кузеном показала ему, что это будет нелегко.
– Чтож, Спок, – сказал его родственник Сирок со сдержанностью и серьезностью двадцатилетнего, разговаривающего с кем-то на пару лет моложе его, – я все знаю о вашем происхождении. И должен вам сказать, что учителя здесь настроены очень скептически в отношении ваших способностей.
Спок наклонил голову и выгнул бровь.
– В самом деле? – Его голос не выражал никакого расстройства, только вежливый интерес. – Не вижу логики.
– Разве это не понятно? – спросил Сирок. – Ваша мать человек, член печально известной эмоциональной расы. Академия требует постоянного, полного контроля над эмоциями. Ваша биологическая наследственность делает достижение такого контроля проблематичным. Поэтому, из-за того что вы будете перегружены тяжелой работой по поддержанию эмоционального баланса равно как и изучения самых серьезных научных курсов в галактике, ваши преподаватели ожидают, что вы потерпите неудачу.
– Вот как. – После мгновенной задумчивости Спок добавил. – Но позвольте мне сказать, что я обнаруживаю изъян в рассуждении. Хотя люди чувствуют эмоции так же как и вулканцы, вполне возможно, что моя вулканская половина позволит мне управлять этими чувствами без чрезмерного напряжения.
– Мы считаем это сомнительным, – сказал Сирок.
Мы. Не они, а мы. Сирок считал себя истинным вулакнцем, а Спока, ну чем-то меньшим. Именно тогда Спок начал понимать, что он одинок. Верно, в Академии его окружали несколько тысяч студентов и преподавателей. И все же для них всех Спок был другим, посторонним, объектом любопытства. Он не был уверен, что это ощущение именно расстроило его – наверное это было бы слишком близко к человеческой эмоции – но он остро осознал свое отличие.
Хотя, размышлял Спок, лежа на своей кровати, это неудивительно. Он всегда был чем-то вроде постороннего, почти изгоем. И он всегда справлялся с этим. Для юноши, который не был похож на других, была своя награда. Он мог читать, учиться, исследовать в уединении свой разум. И теперь в Вулканской Научной Академии он получил возможность делиться своими мыслями с величайшими учеными, даже с теми, кто умер за столетия до него и оставил свои мысли в письменной или электронной форме. С такого рода компанией Спок едва ли мог назвать себя одиноким. И все же…
В это самое утро он участвовал в групповом обсуждении недавнего прогресса в технологии искусственного интеллекта. Одиннадцать молодых вулканцев и два пожилых, серьезно и логично обменялись идеями и наблюдениями относительно субмикроскопических схем, бикамерных, трикамерных и тетракамерных логических драйверах, и других вопросах. Обсуждение шло гладко, совершенно рационально, и безмятежно. Однако всякий раз, когда Спок делал замечание, он всегда чувствовал небольшую паузу, прежде чем кто-либо еще соглашался с его мыслью и предлагал ее развить. Возможно другие и не выказывали ему презрения или насмешки, но они оценивали его. Не желая быть грубыми в своих сомнениях, они брали несколько мгновений, чтобы исследовать его утверждения на предмет нелогичных предположений, упущения в размышлениях, ошибочных суждений, и человеческих эмоций.
Возможно это должно было больше обеспокоить его. В Вулканской Научной Академии Спок все время находился под пристальным вниманием. Все – включая Сирока – постоянно ждали, что он споткнется. Они все ждали: без ликования, а со своего рода терпеливым предвкушением. Все они казались весьма уверенными в этом результате. Он был наполовину человеком. Он должен был провалиться.
Поднявшись с кровати, Спок приготовился к дневной медитации. Но вместо того, чтобы обдумывать какое-нибудь научное предположение, он размышлял над своим недавним опытом. Он предпочел сконцентрироваться на сравнении коллективной работы на борту «Энтерпрайза» –преимущественно на делах людей – с коллективной работой, которую он наблюдал в Академии. И при этом он вынужден был признать, что обнаружил некоторую тревожащую нехватку логики.
На следующий день после посещения продолжительной и напряженной демонстрации логического программирования для автоматических субсистем, Спок и Сирок вместе вышли из корпуса кибернетики и робототехники.
– У меня есть наблюдение, – сказал Спок.
– В самом деле? – Голос Сирока никогда не звучал заинтересованным; просто холодным и несколько отстраненным.
– Вчера и сегодня я очень старался добавить знания к нашим дискуссиям. Полагаю у меня это получилось.
– Согласен, – сказал Сирок. – Ваши наблюдения были точны и уместны.
Спок глубоко вздохнул. Сухой воздух слабо пах водой от стоящего поодаль фонтана.
– И все же преподаватели, кажется, колеблются признать мое участие. Они ведут себя так, словно в том что я говорю не хватает обоснованности.
– Конечно. – Сирок говорил так, словно это было самое естественное поведение в мире.
– Вы можете объяснить это? – спросил Спок.
Сирок бросил на него оценивающий взгляд.
– Я говорил вам прежде, что здесь все знают о вашей истории и вашем происхождении. Человеческий недостаток в том, что люди приходят к выводам прежде, чем исследуют доказательства.
– Однако, – напомнил ему Спок, – ни один из случаев не показал, что мои выводы недостаточно обоснованы.
– Нет. Но всегда есть вероятность, что будут. Поэтому то, что вы говорите долно быть расценено как менее надежное чем то, что мог бы сказать я или любой другой студент. Естественно Спок, что ваше участие на занятиях должно быть взято под сомнение. Человеческая слабость может обнаружиться в любое время.
Они достигли фонтана.
– Давай присядем на минутку, – сказал Спок.
Они разделили скамейку, обращенную к шпилям и куполам корпуса астрофизики. Позади них вода продолжала мчаться, издавая шипение, когда распылялась в множестве веерообразных струй. Собираясь с мыслями Спок изучал аскетичные строения. Наконец он сказал:
– Сирок, я не знаю слышали ли вы о перелете, который я и мой отец предприняли для возвращения на Вулкан с Марата.
– Не слышал.
– Мы путешествовали на борту корабля Звездного флота, на «Энтерпрайзе». Вы знаете о нем?
– Не слишком много. Конечно мне известны общие концепции дизайна кораблей Звездного флота. Многие из дизайнерских усовершенствований происходят от успехов вулканской науки.
Горячий солнечный свет ощущался почти физическим давлением на правой щеке и плече Спока. Мимо них прошествовала группа из трех студентов и одного преподавателя, приглушенными голосами обсуждая проблему этики, и их тени темным пятном проскользнули по их ногам. Когда эти четверо прошли, Спок произнес:
– Разве концепция вулканской науки не страна?
– Что вы имеете ввиду?
Спок посмотрел на своего кузена. Эти двое были по вулкански похожи: темные волосы, заостренные уши, остро наклоненные брови. Разве что Сирок был несколько бледнее, тоньше, выше и был больше вулканцем. Через мгновение Спок медленно сказал:
– Я не знал что есть вулканская, человеческая или какая-либо другая наука. Есть просто наука.
– Это нелогичное утверждение, – сразу же ответил Сирок.
– Нет, – настаивал Спок. – Вся наука – вулканская, человеческая или даже клингонская – стремится к знанию и истине. Методы, используемые для достижения этой цели, на самом деле не имеют такого значения, как результаты.
– Но человеческая наука часто спотыкается, следует методом проб и ошибок, утомительных поисков, – сказал Сирок. – Вулканская наука полностью логична и рациональна. Из-за наших методов размышлений наши эксперименты никогда не приводят к неожиданным или непригодным для использования результатам. Мы слишком дисциплинированы, чтобы удивляться. Вулканская наука – процесс логической развертки, а не простых открытий.
Он произнес слово открытие как если бы оно было слегка вульгарным.
– Вынужден не согласиться. Позвольте привести вам пример, который покажет, что я имею ввиду, – медленно сказал Спок. – На борту «Энтерпрайза» я увидел команду из нескольких сотен человек, занимающихся наукой. Они не были однородным коллективом. Люди по характеру больше отличаются нежели вулканцы. И они не пытались скрывать свои эмоции. Они смеялись, чувствовали напряжение, иногда даже боялись. И все же они добивались своих целей. Даже больше, потому что они делали так, что там я ощущал то, чего не чувствую здесь.
– Что это?
– Благожелательность, – сказал Спок.
Сирок встал.
– Вот. Вы видите свою человеческую слабость.
Спок прищурился на него.
– Мне очень жаль, но я не вижу.
С жестом нетерпения Сирок ответил:
– Желание быть среди людей нелогично для вулканца. Как вы сами только что сказали, люди рабы своих эмоций.
– Не думаю, что я это сказал.
– А как же ваши слова? ?Они не пытались скрывать свои эмоции. Они смеялись, чувствовали напряжение, иногда даже боялись.? Подобное окружение не поощряет ясность мысли и логические действия. Хуже того, такие реакции заразительны, Спок. Если бы вы жили среди людей, сколько времени прошло бы прежде чем ваша наследственность сделала вас воистину одним из них? У вас острый ум, кузен. И было бы жалко сделать его добычей каждой беспорядочной эмоции, которая могла бы встретиться на вашем пути.
Спок встал.
– Мой отец работает с людьми и со многими другими видами. И все же я не думаю, что он подхватил болезнь эмоций.
– Ваш отец вулканец, – напомнил ему Сирок.
Так что этот вопрос отложили на другой день. Спок продолжал размышлять над аргументами, которые он мог бы использовать, чтобы убедить своего кузена в своей точке зрения, и которые он все-таки не использовал. Он думал: а что если Сирок частично прав? Что если благожелательность, которую я испытал на борту «Энтерпрайза» затронула меня эмоционально? Он был не уверен, что ощущение причастности, приятия на самом деле не было эмоцией. Однако, как предупреждал его Сарек, радостные чувства были самыми предательскими. И конечно же он почувствовал влияние скептицизма, которое он видел в лицах своих товарищей студентов, и – немного лучше скрытых – на лицах преподавателей.
После ужина следующим вечером Спок снова поднял этот вопрос с Сироком. Они сидели в комнате отдыха, и их дискуссия была слишком спокойной, чтобы называться спором. Слова Спока были тихими, и Сирок отвечал не громче. Их проблема была логической прогрессией. Однако несмотря на радушие, Сирок снова был уверен, что Спок не прав.
– Вы выросли на Вулкане, – заметил он. – Ваш отец вулканец. Поэтому и по образованию, и по наследственности вы должны чувствовать себя как дома среди вулканцев. Думать, что человеческое общество лучше, значит признавать ваше слабое человеческое наследие…
Его прервал звонок; три музыкальных аккорда. Из комнаты Спока прозвучал голос компьютера:
– Сообщение от Сарека для его сына Спока.
Спок встал и поспешил в свою комнату.
– Спок слушает, – сказал он. – Продолжить сообщение.
Над его столом замерцал голографический дисплей виртуального экрана коммуникатора. Лицо Сарека, странно напряженное, привело Спока в замешательство.
– Я звонил, чтобы сказать тебе, чтобы ты немедленно возвращался домой, – сказал Сарек.
Удивленный Спок уставился на Сирока, который приподнял бровь в молчаливом вопросе. Своему отцу Спок сказал:
– Отец, почему я должен вернуться домой?
– Твоя мать выздоравливает, – сказал Сарек.
– Что случилось? – Спок не смог удержать настойчивость, проникшую в его голос, и произнес это громче, чем хотел.
В глазах Сарека промелькнула вспышка неприязни.
– Спок, не показывай эмоции. Я звонил чтобы сказать тебе, что на Аманду напали. Ради твоей собственной безопасности и ради безопасности семьи ты должен немедленно вернуться домой.
