Текст книги "Доклад о вероятности Эй"

Автор книги: Брайан Уилсон Олдисс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

VI

Эс выпрямился и встал, сунул руки в карманы и почти тут же вынул, почистил брюки на коленках и снова сунул руки в карманы. Он зевнул и зажмурил глаза.

Пол комнаты был выстлан из досок, пересекавших ее от одной стены до другой, два цвета преобладали в его окраске: темный, почти коричневый там, где дерево оставалось грубым и неровным, и желтый там, где дерево сгладили и почти отполировали ботинки Эс; в общем, цветом он напоминал волосы жены мистера Мери – золотисто-каштановые. Молодой мужчина пересек комнату десятью шагами и остановился перед грубо сколоченной конструкцией, состоявшей из деревянных ступенек, которые вели вниз в главное помещение каретного сарая.

Квадратная дверца, закрывавшая обычно эту лестницу и также сделанная из дерева, стояла у задней стены комнаты второго этажа. Эс ухватил эту дверцу правой рукой, набросил на лаз, немного сдвинул и надавил так, чтобы она вошла в пазы; лестницы с деревянными ступеньками стало не видно.

Недалеко от места, где стояла дверца, закрывавшая лаз, в стене было маленькое квадратное окошко размером с ладонь, находившееся не выше, чем на полметра над полом. Это маленькое окошко располагалось точно в центре задней стены. И хотя стекло в нем растрескалось и запылилось, через него все-таки можно было смотреть на улицу, если, конечно, нагнуться. Окошко выходило на небольшой участок сада, беспорядочно заросший кустами жасмина и крапивой, тянувшимися до живой изгороди из кустов бирючины, которая отделяла сад мистера Мери от чужого сада. Это оказывалась единственная сторона поместья, где не было старой кирпичной стены, остальные три стороны квадратного по форме владения такую стену имели. Кусты бирючины высотой метр с четвертью ограждали усадьбу с этой стороны. За ними начиналась собственность неженатого мужчины, чья бабушка по линии матери построила маяк в южном полушарии; говорили, что этот подвиг увенчало рыцарское достоинство, в которое возведены были родственники одинокого мужчины. Эс нагнулся, посмотрел в маленькое окошко и снова выпрямился. А затем принялся расхаживать по комнате из угла в угол.

Ходить по комнате было не так легко, надо было держаться середины. Ведь над головой под тупым углом к стенам шли некрашеные стропила, поддерживавшие крышу старого кирпичного здания; между стропилами виднелись рыжеватые волны черепицы и щели там, где куски ее разошлись в стороны. Две стены комнаты, к которым опускалась крыша, оказывались не выше полутора метров. И эти боковые стены, и передняя и задняя, в оны дни, конечно, белили, но позже их оклеили обоями светло-оранжевого цвета с узором из букетов цветов, причем каждый букет размером с большую обеденную тарелку обрамляла коричневая решетка типа тех, что делают для вьющихся растений. Большая часть этих обоев отклеилась и была оборвана. В тех местах на стене, где это произошло, через старую побелку видны были кирпичи. Стоило дотронуться до мела, покрывавшего кирпичную кладку, как он осыпался, превращаясь в легкое облачко пыли.

Задняя, или юго-западная, стена поддерживала главную, центральную и самую длинную, балку крыши. Передняя, или северо-восточная, стена также поддерживала эту балку, но того места, где балка опиралась на стену, не было видно, потому что чуть ниже крыши в комнату вдавалась крохотная платформа, над которой возвышалось небольшое сооружение, предназначенное для голубей, в это-то сооруженьице и вели те восемь отверстий, что образовывали своеобразный узор на стене со стороны особняка. Только один голубь, известный как Икс, сейчас пользовался этой голубятней; задняя часть ее была зашита досками так, чтобы птицы не могли проникнуть в мансарду.

В трех местах главная несущая балка крыши опиралась на стропила, которые, в свою очередь, спускались к боковым стенам и упирались в них на расстоянии не более полутора метров от золотисто-каштанового или почти золотисто-каштанового пола. Расхаживая по комнате, Эс избегал столкновения с этими балками таким образом, что сразу бросалось в глаза, насколько он привык к ним: он немного наклонял голову и опускал плечи, при этом не укорачивая шага и не вынимая рук из карманов брюк.

Рядом со средней стропильной балкой около одной из боковых стен стояла, почти касаясь верхней крышкой черепицы, черная печка. Стояла она на листе железа. Цилиндрическая по форме, одного диаметра по всей высоте, она была изукрашена самыми разными решеточками, лючками, дверцами, крышечками, клапанами, зажимчиками, заслонками, патентованными стержнями для шуровки топлива, какими-то колесиками, шишечками, скользящими панельками, задвижками, выпуклостями, узорами, фланцами и слюдяным глазком размером с окуляр телескопа. Крышка на самом верху была покрыта орнаментом, тогда как круглая крышечка сбоку – надписью «Стентория 1888», выполненной вычурными, имитирующими почерк человека буквами. Эта надпись занимала всю поверхность крышки.

С той стороны печки, что примыкала к боковой стене, выходила труба толщиной с человеческую руку. Ее верхний конец, накрытый колпаком, немного приподнятый над срезом, проходил сквозь крышу: таким образом, весь дым, возникавший в печи, должен был выходить наружу.

Кроме самой печки, на листе железа лежали еще куски дерева различных пород и размеров: потемневшие, с бурой сердцевиной полешки бузины, ветки бука, бамбуковые щепки, разломанные дощечки из дешевого дерева, судя по виду, выломанные из ящиков – кое-где видны были торчащие из этих дощечек гвозди, – и темные угловатые обломки; можно было предположить, что это последние остатки старой мебели. Топорик лежал тут же, рядом с печкой.

Расхаживая по комнате, Эс прошел мимо печки двадцать четыре раза, и, собственно, избег столкновения со стропилами семьдесят два раза, и при этом ни разу не сбавил шаг и не вынул руки из карманов своих фланелевых брюк. Наконец он подошел к обрезку бревна, поставленному у круглого окна, через которое можно было наблюдать за задней стеной особняка, и присел на этот обрезок. Наверху все дерево этого импровизированного стула было исчерчено бесчисленным числом царапин и зарубок, оставленных лезвием, скорее всего, топорика. Длина зарубок редко превышала пять сантиметров. В тех местах, где две или три такие зарубки пересекались, кора отвалилась, обнажив светлую древесину.

Кроме печки и обрезка бревна, в комнате находилось еще два предмета обстановки.

Это был простой брезентовый гамак. От каждого конца этого гамака тянулись, сходясь в пучки, веревки, они были привязаны к двум металлическим кольцам; эти кольца висели на двух мощных гвоздях: один забит в первую балку, а другой – во вторую. С края гамака свешивались углы двух серых одеял и сшитые мешки, в которые насовали сложенные газеты и сшили садовой бечевкой так, что получилось нечто вроде покрывала.

Другим предметом обстановки было странное длинное сооружение из множества полочек и переборок; оно стояло у юго-восточной стены, по левую сторону от Эс, сидящего на обрезке бревна спиной к круглому окну, через которое можно было наблюдать за особняком. Полочками когда-то пользовались для того, чтобы хранить на них разные предметы, имеющие отношение к голубям: корочки для гнезд, сумочки с кормом, гравием, жердочками и маленькими, сделанными из металла, похожего на олово, колечками с выбитыми на каждом из них номером.

Часть этих штуковин еще оставалась на полках, но в основном они были заняты вещами, принадлежавшими Эс или купленными им.

Там лежали: штормовой фонарь древней конструкции, шляпа-котелок, две пустые банки из-под джема, патентованный ингалятор для носа, гладкая глиняная фигурка крупной лошади без головы, ножницы для ногтей, целая коллекция обрезков ногтей, собранная в поддон для золы; мышеловка; часть скелета длинноухой летучей мыши, найденная во время очередной экспедиции на первый этаж в главное помещение; портфель, купленный в тот день, когда Эс получил место секретаря мистера Мери; ножка стульчика от пианино, изъеденная червями; пластмассовая авторучка, грелка, бронзовая ручка буфета, катушка, на которой была намотана коричневая нитка, а наверху лежала иголка; бумажник из свиной кожи, открытый и пустой, китайский подсвечник с отбитыми краями и аляповатым изображением дьявола на нем; книжка в мягкой обложке, края которой загибались, под названием «Пингвин – на все руки мастер»; три грецких ореха; каретный фонарик с разбитыми стеклами; еще одна пустая банка из-под джема; зонтик, а поверх него соломенная шляпа с красной и голубой лентами; овальная металлическая табличка, покрытая эмалью, с надписью «Осторожно – злая собака»; продолговатая табличка из этого же материала и с такой же надписью; прокомпостированный автобусный билет; расческа со сломанными зубьями; щетка для чистки одежды без щетины; стойка зеркала для бритья без зеркала; ключ со сложной бородкой; пачка сигарет; талон для завтрака; еще одна банка из-под джема, наполовину заполненная темно-красными бобами; бронзовая петля от двери; промасленная тряпка; маленький тазик с узором из цветов и в нем бритва, кисточка для бритья и ложечка; еще какой-то лоскут; кусочек зеленого мыла; эмалированный ночной горшок без ручки; бронзовый крокодил восьми сантиметров длиной; небольшой набор съестных припасов и посуды, среди всего этого выделялись чашка с голубой и белой полосами и пакетик с чаем; ряд книжек – «Справочник по машинописным работам», «Нижняя точка X», «Отверженные» Виктора Гюго, «Посмертные записки Пиквикского клуба» без обложки, «Беременность – шаг к рождению ребенка», первый том шпенглеровского «Заката Европы», «Игры и игрушки в прошлом», «Жизнь в Иисусе», «Первые шаги в Библию», «Первые шаги в химии», «Первые шаги в философии», «Понимание Бога», «Краткий словарь по стенографии», «Практика секса», блэковское «Жизнеописание бродяги из Англии», «Мои Альпы» мистера Мида и журнал «Записки мальчика» за вторую неделю августа 19...

Все вышеперечисленные предметы покрывала пыль. Она напоминала хорошую, очень тонкую пудру, белую или рыжеватую по цвету.

Эс взял с одной из полок «Записки мальчика» и снова уселся на обрезок бревна. Он принялся читать третью часть из «Секретов Серой мельницы». Пробежав два столбца текста, он положил журнал на пол, не закрывая, страницами вверх и встал на колени, чтобы посмотреть в круглое окно.

«Эс, наблюдатель Эс, экс-секретарь, что-то хищное было в нем или около него. В его характере есть что-то угрожающее, чего не было в Джи, – думал Домоладосса. – Но можно ли так интерпретировать происходящее? Думать, что этот странный мир, эта Вероятность Эй настолько отличается от нашей, что в ней не возможен грех?? У Бога мириады миров, и все они для нас как кроватки, в которых Он испытывает различные комбинации и сочетания греха и невинности?»

Домоладосса строил догадки, а глаза его отдыхали на фотографии жены, которая стояла в рамке на столе. И сквозь эту-то удобную рамку наблюдали за ним распознаватели.

Их было четверо на работе в этот момент, они стояли на открытом воздухе, рассматривая высокую картину «проявления», на которой был виден Домоладосса, сидящий за столом и листающий доклад.

– Он выглядит так же, как мы.

– Очевидно, этот мир соопределен с нашим по одновременности.

– Да, но у нас нет масштаба.

– Масштаба?

– Да, ведь этот человек может быть размером с мой большой палец, а может быть – с дом.

– Продолжим наблюдения. Ведь эта целостная вероятная сфера может растаять в любую минуту, как облачко пара.

Часть вторая
ЭС НАБЛЮДАТЕЛЬ

I

Распознаватели стояли на склоне холма и не отрываясь смотрели на странный мираж, повисший в воздухе, на котором представал перед ними неведомый мир. Только что они получили к этому миру ограниченный доступ.

Экран-мираж показывал мужчину, его звали Домоладосса, который, удобно усевшись в кресле, читал доклад и больше ничего не делал. Домоладосса был занят докладом точно так же, как распознаватели им самим. Все личные проблемы и дела забыл он, читая о действиях неизвестного мужчины под именем Эс, который сидел, готовый наблюдать за задней дверью особняка через телескоп.

К задней двери вела каменная ступенька. У нее в данный момент имелись два «украшения»: одно – постоянное, другое – временное. Постоянное стояло справа, временное – слева. То, что стояло справа, постоянное, выглядело как скребок для чистки обуви от налипшей на нее грязи; скребок был сделан из металла и довольно изящно украшен, два его конца поднимались вверх и изгибались, словно драконьи головы; через телескоп, оставаясь при том маленьком поле зрения, невозможно было с уверенностью определить, действительно ли края скребка для чистки обуви были сделаны в форме драконьих голов. С другой стороны, слева, на ступеньке стояла молочная бутылка. Она не содержала молока и была вымыта, так что сквозь нее видна была кирпичная кладка, хотя все-таки немного смутно и искаженно. В тот момент, когда Эс рассматривал бутылку из-под молока в телескоп, легкая струйка цвета и света пролилась неожиданно и на бутылку, и на ступеньку, гладкое стекло стенок заиграло и заблестело на солнце. Почти в тот же момент сухой лист дерева скользнул по светлому кружку, ограниченному краями трубок телескопа, и исчез в темноте, окружавшей этот светлый кружок.

Опустив телескоп, Эс поморгал глазами и выглянул наружу из круглого окна Бледный и слабый солнечный свет заливал сад. Он попадал даже в комнату, расположенную на самом верху старого кирпичного сарая, проходил через круглое окно, падал на деревянный пол и ложился узкой полосой на кирпичи с левой стороны от Эс. Если бы наблюдатель наклонился вперед и посмотрел на южный угол особняка в юго-восточном направлении, он смог бы увидеть солнце, появившееся среди облаков. Но вместо этого Эс поднял телескоп и направил его в сторону дома.

Пустая молочная бутылка стояла слева от двери на каменной ступеньке. Она немножко плавала в светлом кружке, ограниченном краями трубки телескопа. Светлый кружок переместился к ручке двери, потом поплыл влево к открытой створке кухонного окна, потом вправо к окну в столовую; затем вверх к окну ванной комнаты, снова скользнул влево, пробежав по окнам комнат для гостей, и после этого вернулся к каменной ступеньке перед задней дверью, на которую набежала тень от облаков, закрывших в этот момент солнце; перемещение облаков по небу казалось единственным движением, которое можно было заметить за все это время.

Медленно и плавно светлый кружок двинулся в сторону от особняка. Он скользил в правую от него сторону. Появилась задняя стена гаража, сделанная из асбоцемента. Видна стала задняя дверь этого гаража. А над дверью под козырьком крыши – маленькое квадратное окошко, разделенное на четыре части; в одной из частей не хватало стекла. Так как телескоп не был настроен на такое расстояние, четко разглядеть конструкцию гаража, его цвет не удалось.

И снова светлый кружок пошел в сторону, все в ту же, в правую. Появилась кирпичная стена, тянувшаяся до южного угла владения мистера Мери и отмечавшая их юго-восточную границу. Над стеной, по другую ее сторону, на некотором удалении возвышался шпиль церкви, за пределами фокуса окуляра. Поэтому шпиль расплывался, играл всеми цветами радуги, перебегавшими по его поверхности, особенно снизу по левой стороне.

Эс опустил свой инструмент. Зевнул и моргнул глазами. Большим и указательным пальцами левой руки он сжал переносицу. Потом переложил телескоп в левую руку, а правой потер лоб и глаза. После этого снова переложил телескоп из левой руки в правую и приблизил окуляр к правому глазу, обхватил дальний конец своего инструмента левой рукой и начал смотреть в сторону дома.

Эс увидел желоб, который тянулся вдоль всей крыши, а на ее концах соединялся с водосточными трубами, затем поворачивал под прямым углом и скрывался на боковых сторонах особняка. Взгляд наблюдателя заскользил вниз и влево, в сторону от двух водосточных труб, к двум окнам, выходившим в сад из комнат для гостей. Он нигде не останавливался, но перемещался медленно, чтобы не упустить случайно чего-нибудь важного: какого-нибудь движения внутри этих комнат. В тот момент, когда в светлом кружке появилось окно ванной комнаты, телескоп замер. В этой комнате почти ничего нельзя было увидеть, кроме абажура со шнуром, уходящим вверх к потолку, который почти полностью скрывала верхняя рама окна; абажур, впрочем, висел в тени, так что определить, глядя на него в телескоп, какого он цвета, было практически невозможно. В комнате никого не было.

Скользнув вниз, телескоп остановился на длинном окне столовой, и там было не заметно, чтобы кто-нибудь двигался. И снова в сторону задней двери – отметить, что бутылка из-под молока все еще стоит на ступеньке левой стороны; и затем к окну кухни. Правая створка этого окна была открыта, вероятно, для того, чтобы проветрить комнату, и через этот проем виднелась столешница кухонного стола, на ней, наполовину скрытый одной из стоек окна, стоял предмет, похожий на корзинку. В кухне никого не было.

Убрав инструмент от глаза, Эс положил его на пол под окно. Он не стал складывать телескоп. Потом потер обеими ладонями глаза. И снова посмотрел уже без инструмента в квадратное стеклышко, вставленное в центр круглого окна, на особняк.

Видно было бутылку, стоящую на ступеньке слева от задней двери. Не было видно того предмета, который напоминал по форме корзинку и стоял на столе в кухне. Не мог Эс увидеть и кого-либо, кто бы двигался в доме, в любом из окон. Он взял журнал «Записки мальчика» за вторую неделю августа 19... и положил его на обрезок бревна, поверхность которого была изрублена. Потом сам сел на этот же обрезок и принялся читать третью главу сериала «Секреты Серой мельницы», начав с предложения, напечатанного внизу второй колонки: «Схватив Тома за руку, Фрэнк, хозяин, повернулся к распахнутой двери».

Дойдя до конца следующей страницы, Эс прочитал: «Он очень хотел пить, но, несмотря на это, без всякого сожаления глядел на солоноватую воду, протекавшую мимо». На этом предложении он остановился и положил журнал на пол, не закрывая, обложкой кверху. Ногтем большого пальца поковырял в щели между двумя передними зубами нижней челюсти. Занятый всем этим, Эс рассеянно смотрел по сторонам.

Две боковые стены, крыша с оранжевой черепицей, у самых стен поднимающаяся над полом не выше, чем на полтора метра. Крайние стены и боковые оклеены обоями светло-оранжевого цвета, а на них узор из букетов с цветами, обрамленных геометрическим рисунком, напоминающим садовую решетку для вьющихся растений. Во многих местах на этих обоях следы влаги, обесцветившие узор, сделавшие бумагу темнее, словом, поработавшие над ними. В некоторых местах бумага уже отстала от стены или просто оторвана, и видны кирпичи, покрытые побелкой. Побелку делали много лет назад, что становилось понятно сразу же: стоило только коснуться стен, как с них сыпалась пыль, тонкая и легкая, будто пыльца цветов; там, где побелка уже осыпалась, видны кирпичи в их «натуральном» виде, немного потускневшие к этому дню. И побелка, и рыжая пыль кирпичей пудрой покрывали пол и некоторые предметы, принадлежавшие Эс.

По всей комнате заметны были следы попыток украсить интерьер. На задней стене, где на высоте в полметра находилось маленькое квадратное окошко величиной с человеческую ладонь, был наклеен плакат, рекламирующий путешествия на самолетах бельгийской авиакомпании. Полное название этой авиакомпании, видимо, напечатанное внизу плаката, было оторвано, и остался только призыв «Летайте и отдыхайте на Таити». А над этим призывом был изображен пляж с золотым песком, с изгибами береговой линии. На песке росли высокие пальмы с листьями, напоминающими птичьи перья; море было покрыто белыми бурунами пены, летящими к берегу; одинокая чайка парила в небе, занимавшем большую часть плаката и на удивление безоблачном. Влюбленная парочка лежала под ярким пляжным зонтом. Вся картинка казалась схваченной взглядом сверху (так, наверное, выглядело бы все из иллюминатора авиалайнера, заходящего на посадку); пляжный зонтик отклонялся немного назад, поэтому лица влюбленных были хорошо видны; два коричневых овала с маленькой белой царапиной в нижней трети должны были, по мысли автора плаката, удовлетворить заинтересованного наблюдателя, решившего пристально рассмотреть плакат. В данный момент картинку покрывал густой слой пыли, кое-где пыль напоминала оранжевую пудру.

К крестовине прямо над головой Эс, сидящего на обрезке бревна, была прибита еще одна картинка, выполненная в совершенно другой художественной манере, нежели плакат. Картинка была заключена в обычную деревянную рамку, к задней стороне которой крепились металлические скобы, а через них была пропущена проволока, на ней и висела картинка на гвозде, вбитом в крестовину.

Черно-белая репродукция с белой каймой имела табличку с надписью: «В. Г. Хант; Наемный пастух (масло, 1851)». Две фигуры были изображены на сельском фоне. Левой фигурой и был наемный пастух, чье стадо паслось за основным изображением, играя роль фона. Этот пастух поймал бабочку, известную под названием «мертвая голова», и вся его поза обнаруживала стремление показать это насекомое второй фигуре – девушке, державшей на коленях ягненка. Наемный пастух наклонился к ней из-за спины, демонстрируя свою добычу; девушка с ягненком на коленях, казалось, только что сняла одну из верхних одежд, поэтому характер их отношений – ее и пастуха – в прошлом, настоящем или в будущем – был не лишен двусмысленности. Не лишен был двусмысленности и взгляд девушки, смотревшей через правое плечо. Рот ее казался бледным, нижняя губа, впрочем, правильной формы, может, самую малость пухловата; глаза, искоса глядящие на пастуха, слегка прищурены. Иногда Эс думал, что она смотрит на пастуха с вялым презрением, а иногда – с ленивой благосклонностью.

Минуту-другую Эс рассматривал картинку, а потом снова повернулся к круглому окну, встал на колени и взглянул на сад и особняк. Бледные лучи солнца освещали землю. Наблюдатель пробежал взглядом по клумбам аспарагусов и посмотрел на дом. На ступеньке, чуть ниже двери, стояло что-то белое.

В правой стороне от круглого окна стройная вертикальная линия кирпичной кладки была искажена, поскольку, когда это старое сооружение возводили, там была сделана ниша. Не отрывая взгляда от дома, Эс протянул правую руку к этому углублению в стене. Но его пальцы нащупали только кирпич кладки.

Где же...

Оторвав взгляд от особняка, Эс повернулся, чтобы заглянуть в нишу, но в последний момент боковым зрением увидел свой ручной телескоп, который лежал прямо под круглым окном на полу. Он поднял его, приставил окуляр к правому глазу, удерживая инструмент обеими руками, и направил его в сторону особняка.

Перед ним проскользнул угол гаража из асбоцемента, мелькнул куст, потом угольный подвал, пристроенный к южному углу дома, затем проплыло длинное окно столовой и показалась зеленая задняя дверь. Светлый кружок дрогнул и замер. В центре его теперь была бутылка с молоком, закрытая серебристой крышечкой, что стояла на ступеньке под дверью с левой стороны.

Телескоп в руках не дрожал. В центре светлого кружка так и оставалась бутылка с молоком, видно было часть ступеньки – серовато-белую, кусок кирпичной стены особняка – кирпичи и линии цемента, соединявшего их в целое. В верхней четверти светлого кружка заметен был нижний левый угол задней двери, зеленой и закрытой. Четыре линзы телескопа искажали цвета и делали их менее яркими. На ступеньке, у самого края поля видимости справа, лежал опавший лист дерева; линзы телескопа делали его цвет черным. За исключением этих предметов, весь остальной мир тонул в темноте, закрываемый стенками трубок инструмента Эс.

В верхней части бутылка с молоком напоминала конус, стеклянные стенки ее спускались от небольшой крышки под углом к почти вертикальным стенкам нижней части. Серебристую крышечку отделяло от налитого молока всего два сантиметра. Бутылка стояла на ступеньке. Ступенька казалась серовато-белой, расстояние не позволяло определить материал. Там, где поверхность ступеньки уходила в темноту, возникал своего рода хроматический эффект: несколько тонких линий ярких цветов отделяли эту поверхность от абсолютной черноты. Ступенька не была абсолютно ровной и гладкой. Так как бутылка с молоком стояла на такой неровной ступеньке, то она, должно быть, стояла не строго вертикально. Серебристая крышечка находилась примерно в десяти сантиметрах от левого угла нижней части закрытой двери. Дверь не открывали.

Спустя какое-то время опавший лист сдвинулся вдоль ступеньки в сторону молочной бутылки. Возможно, он был вовсе не черным, а скорее темно-коричневым. Но форму он потерял. Лист лежал теперь прямо под нижним углом двери, на той самой линии, где дверь входила в косяк. Телескоп слегка шевельнулся, и эта линия оказалась в середине светлого кружка. Бутылка с молоком теперь стояла в левой части, ближе к темноте.

Светлый кружок начал подрагивать. Эс опустил телескоп, отдыхая, и не складывая положил его на пол. Он потер глаза ладонями. Вытянул руки над головой. Рот его открылся, голова откинулась назад – он зевал. Потом Эс наклонился вперед, поднял телескоп и приставил его к правому глазу.

Клумбы для аспарагусов, полоска травы уплыли назад. Появилась белая бутылка, и телескоп замер в руках. Еще движение: бутылка передвинулась влево, а посередине светлого кружка оказалась щель между дверью и косяком. Под этой щелью на серой ступеньке лежал опавший лист дерева, утративший форму. Спустя какое-то время лист скользнул по ступеньке и исчез в темноте.

Спустя еще какое-то время щель между дверью и косяком начала расширяться. Телескоп стал двигаться, мечась по маленькому кругу и пытаясь не упустить из поля зрения человеческую ногу, появившуюся из открытой двери. Нога опустилась на ступеньку, обутая в ботинок из коричневого материала с высоким, сужающимся книзу каблуком. Изящная икра поднималась из ботинка и очень быстро исчезла под ярко-голубой юбкой; чуть выше юбка выступала углом, под ней вырисовывалось колено. Этот округлый изгиб ноги стал виден еще отчетливее, так как рядом с ним появилась рука. Это была левая рука, на безымянном пальце блеснули два узких кольца; она опустилась мимо колена, обхватила горлышко бутылки с молоком там, где стеклянные стенки поднимались конусом, сжала его покрепче и начала поднимать. Бутылка проплыла мимо округлого изгиба ноги, скрытого юбкой, и пропала, изгиб почти тут же исчез. Наконец изящно обутая ножка поднялась со ступеньки. И скрылась за дверью. Дверь закрылась. Вертикальная линия между косяком и дверью смотрела вниз на пустую серовато-белую ступеньку.