Текст книги "Вероятностный человек"

Автор книги: Брайан Болл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

– Понимаешь, Спингарн, одни лишь люди не способны создать Сцены. Вряд ли они могли создавать их своими силами, даже во время экспериментов на ранних Сценах на Талискере. Мы используем компьютеры, верно, Спингарн? Но ты не помнишь. Нет. Ты можешь использовать компьютер – и как великолепно ты справился с капсулой тайм-аута, Спингарн! Но все твои прежние глубокие знания стерты. Так что придется все объяснить подробно. Компьютер находит материал и предлагает план, по которому можно построить Сцену: какие использовать планеты и какие исследовать звездные системы, чтобы найти новую территорию, можно ли построить новую Сцену в уже освоенных районах. А наши режиссеры Игр – ты был, конечно, лучшим из них! – разрабатывают детали поведения людей. Сцены создаются в основном совершенными мощными компьютерами, которые подсказывают, что мы можем сделать.

Стальные волосы лязгнули, как только чудовище снова возбудилось.

– МЫ НЕ МОГЛИ НИЧЕГО С ТОБОЙ СДЕЛАТЬ!

Спингарн остался стоять на месте, хотя чудовище бросилось к нему рывком, затем развернулось и отпрянуло назад.

– Понимаешь, Спингарн, ты включен по Случайному Принципу Спингарна в каждую Игру каждой Сцены! Всего-навсего! Возьмем, например, осаду Турне. Ты проскользнул в нее, потому что твоя шея оказалась под ногой гладиатора. Вы с ним были последним it из кучки мятежников одной из провинции Таллин в Последней Классической Сцене. Если бы он убил тебя – а он был обязан это сделать! – вся конструкция той Сцены оказалась бы уничтоженной. Как именно, нам неизвестно. У нас никогда не происходили катастрофы в тех измерениях. Но компьютер предположил, что в таком случае нам пришлось бы прибегнуть к полному вычеркиванию. Полное вычеркивание! Но как мы сможем оправдать вычеркивание двухсот тысяч людей? Поэтому Случайный Принцип, встроенный тобой, обезвредил гладиатора. Ты можешь понять, каким образом?

– Да, – ответил Спингарн. – Да!

– Твой Принцип означал, что компьютер может сделать все что угодно – причем неважно, насколько правдоподобно, – чтобы позволить тебе проскользнуть из одной Сцены в другую, где есть вакансия.

– И?…

Пустота, которую Спингарн чувствовал перед тяжелым разговором, полностью рассеялась, как и его замешательство при виде странных Сцен, ознаменовавших его возвращение в свое собственное время. Он больше не боялся чудовища – результата слияния клеток. Он легко согласился с тем, что Сцены управляли судьбой каждого человека в населенной Галактике, и начал чувствовать удивление. Однако его удивление не было похоже ни на пугающие мысли о собственной участи как слабые отзвуки исчезнувшего прошлого, ни на интеллектуальное любопытство. Впервые с тех пор, как его извлекли из повтора осады Турне, он чувствовал единство со своим окружением и восхищение, не свойственное режиссеру Игр, которым он когда-то был. В уголках его мозга быстро росло и распространялось до последнего нервного центра сознание новой, сложной личности, которая так неудержимо стремилась на Талискер и напряженно ожидала грядущих событий.

– И ты спрашиваешь?! – воскликнул человек-змея. – Да. У компьютера был ответ. Твоя голова придавлена к земле ногой. Меч рядом с твоей шеей. Одно легкое движение – три дюйма стали, Спингарн! – и ты мертв. И Сцена погибнет. И следующая Сцен а, в которую ты уже вписан. Вслед за ними погибнут и другие. И ВСЕ ОНИ РУШАТСЯ, КАК КАРТОЧНЫЙ ДОМИК! И все из-за того, что ты настоял на простом, незначительном принципе. А дальше тьма, Спингарн! Кромешная тьма!

Спингарн проверил ненавистные воспоминания. Он вспомнил, как загрубелая пятка давила на горло. Он видел слабо мерцавший в ослепительном солнечном свете серебристый меч. И тьму. Солнце, стоявшее высоко в чистом голубом небе, внезапно потемнело! Оно исчезло, и вся арена погрузилась в глубокий мрак.

– Да, Спингарн! Ты можешь себе представить, какую огромную работу пришлось проделать, причем быстро? Компьютер был вынужден создать полное солнечное затмение всего за тридцать секунд! Ему пришлось применить самые большие генераторы измерений и соорудить достаточно правдоподобное космическое явление, чтобы астрономы Сцены приняли его за настоящее полное затмение! И все только для одного человека – Спингарна!

– Да, – ответил Спингарн. – Так вот как ото происходило.

Он не думал о солнечном затмении. Он уже забыл навязчивые воспоминания о смерти. Значение имела только математика. Он двигался дальше – от рассмотрения Функции Вероятностей к смутным воспоминаниям о проблеме Талискера.

– О чем ты задумался, Спингарн? – спросил человек-змея.

– О Талискере.

– О, да, Спингарн, тебе не избежать Талискера! Ты попадешь в мясорубку вместе со своей кассетой памяти и с теми спутниками, которых сам выберешь, – таковы инструкции компьютера. Нам придется развязать тебе руки – ты отправишься туда после твоих собственных процедур слияния клеток, Спингарн!

– Расскажи мне про фактор случайной переменной. Почему я Вероятностный человек?

Грязь обрызгала его еще раз. Спингарн видел, как тот-стая, украшенная узором рептилия поднимается кольцо за кольцом из сияющей желтой грязи.

– Я БОЛЬШЕ НИЧЕГО НЕ СКАЖУ ТЕБЕ, СПИНГАРН! Сказано вполне достаточно – больше, чем мне хотелось бы. Нет, Спингарн, отправляйся на Талискер, но зная самого худшего, отправляйся к своим дикарям и волкам! Пусть зобастые гиганты разорвут тебя на куски. Ты погибнешь там, Спингарн, не зная больше ничего, ты, адская тварь!

Неожиданно чудовище бросилось на него. Спингарн закричал пронзительно и громко. Змеиные кольца вылезали из сияющей грязи, широкая, плоская голова мчалась со скоростью стрелы, немигающие глаза горели дикой, неукротимой ненавистью.

Хотя чудовище двигалось очень быстро, у Спингарна создалось впечатление, что время замедлило ход, и он может разглядеть подробно нечеловеческую голову. Он видел раздвоенный язык и красные губы, змеиные глаза и человеческие ресницы, кожу рептилии и стальные волосы, звенящие над черепом.

Спингарн попытался сдвинуться с места, но ему не удалось, и он мог лишь бессильно смотреть на чудовище.

– Талискер! – закричал он, чтобы спастись.

Что-то мягко ударило его с гулким звуком.

Удар был нанесен одновременно и сзади и спереди, в голову и в туловище, в руки и ноги. Спингарн почувствовал, что движется. Мгновение – и все исчезло.

Глава 10

Спингарн был безжалостно брошен на твердый пол. Затем кто-то закричал ему в самое ухо:

– Милый!

Это была Этель. Рядом с ней стоял худощавый человек.

– Дорогая! – обратился к Этель ее спутник. – Не надо так. Я ведь говорил, что с ним ничего не случится.

Спингарн все еще пребывал в шоке и был охвачен страхом. Ему казалось, что огромное тело человека-змеи, как и прежде, извивается перед ним, а змеиная голова продолжает приближаться.

– Милый! – повторила Этель.

– Я же сказал тебе, что у нас Отдел всеобщей безопасности, – раздраженно проворчал человек. – Успокойся, дорогая!

Худой человек посмотрел па желтую грязь, прилипшую к телу Спингарна, и отвел взгляд. Он заметил замешательство Спингарна и, казалось, был доволен этим.

– О, я понимаю! Нет, мы заботились не о своей безопасности, а о тебе. Директор бывает немного страшным, когда возбужден, не правда ли?

Этель попыталась задушить Спингарна в своих объятиях. Он почувствовал, будто попал в ловушку, подобную сжимающимся кольцам человека-змеи. Но сейчас он хотя бы мог дышать нормально.

– Все в порядке, Спингарн? – спросил спутник Этель. Спингарн заметил, что в помещении больше никого нет.

– А стража?

– Она нам больше не нужна. Компьютер утверждает, что, когда ты поговоришь с нашим дорогим Директором… я совсем забыл, что его пора кормить! Знаешь, чем он питается? Ну ладно, больше не буду тебя шокировать. Я хотел сказать, что, когда ты поговоришь с ним, тебя захватит идея навести порядок на этом жутком Талискере.

– И я отправлюсь с тобой, да, милый? – попросила Этель.

– А теперь, – обратился человек к девушке, – ты не присмотришь за ним, дорогая? У вас всего один час, как установил компьютер. «Дайте ему час, чтобы принять решение». А затем – ха-ха! – вперед, навстречу ужасам! Извините меня!

– ЖИВИ! – кричали излучатели. – ПОГРУЗИСЬ В ГЛУБИНУ ВРЕМЕН СРЕДИ ПРОВАЛОВ ВО ВСЕЛЕННОЙ, ОСТАВЛЕННЫХ ДРЕВНИМИ СОЗДАТЕЛЯМИ ХРУСТАЛЬНЫХ МИРОВ! Ты хочешь быть свободным в полном смысле слова? Хочешь путешествовать по эпохам, пока не прибудешь к началу Всеобщей Жизни? ТЫ ПОДУМАЛ О НАСЛАЖДЕНИИ, КОТОРОЕ ИСПЫТЫВАЕШЬ СОВЕРШАЯ ПРЫЖКИ МЕЖДУ ПЛАНЕТАМИ В РАКЕТЕ, РАБОТАЮЩЕЙ НА ХИМИЧЕСКИХ ВЕЩЕСТВАХ? КАК РАЗВЛЕКАЛИСЬ ПЕРВЫЕ АСТРОНАВТЫ! Встроенные случайности гарантируются! Вероятность жизни не более семи лет! И это только одно из второстепенных развлечений в Сценах Поздней Ядерной Эпохи! Не пропускайте их ради вашего следующего…

Спингарн ухитрился выскользнуть из объятий Этель. Он решил не думать о девушке, как раньше отбросил всякие предчувствия. Узнать подробности об Этель и ее роли в его жизни можно будет потом. Он хотел задать вопрос умственным излучателям, которые ждали, готовые выдать информацию, как только он направит запрос в их цепи.

– Дайте информацию о Сценах Талискера! – приказал Спингарн.

Чувствительные усики, которые были единственной видимой деталью умственных излучателей, остались неподвижными. В дальнем углу помещения, где размещались схемы памяти излучателей, произошел небольшой кризис. Спингарн заметил, что излучатели пришли в замешательство. Слабое фосфоресцирующее свечение совсем исчезло. Он понял, что ответа не будет. Талискер был стерт из их каталога. Их вычистили, как и память самого Спингарна.

– Мне передали, что я могу сказать тебе, – промурлыкала Этель, – у тебя есть целый час, и за это время я могу рассказать все, что захочу.

Теперь Спингарн проявил к вцепившейся в него девушке интерес. Он оглядел ее лицо и фигуру: почему она не прошла реконструкцию тела? И все же Этель была достаточно привлекательна, особенно для того, кто привык к женщинам восемнадцатого века. Спингарн вспомнил крестьянку из Фландрии, сильно обезображенную оспой.

В девушке двадцать девятого века тоже заметно некое асимметричное уродство. У нее большие голубые глаза, волосы пшеничного цвета и фигура, которая могла считаться красивой, если бы не избыточный вес. Она замерла в ожидании под его взглядом.

– Значит, у меня есть час, – произнес Спингарн.

– Уже меньше.

И затем на Талискер!

Спингарн был все еще сбит с толку таинственным раболепием девушки, ее униженностью, но не мог сопоставить ее нынешнее состояние со своими смутными воспоминаниями о другой жизни. Тогда она как-то была связана с ним – но как?

– Скажи мне все, что я, по твоему мнению, должен знать, – попросил он.

– Я предала тебя, – ответила Этель. Ее большие глаза следили за ним, и Спингарн понял: она боялась его реакции.

Но он не мог отыскать в своей памяти причин для ее страха. То, что она совершила, было утеряно.

– Ты не знаешь?! – воскликнула она удивленно. – Ты ничего не помнишь?!

– Нет. И что бы это ни было, расскажи мне, если хочешь.

– Я предала тебя, – повторила Этель. – Я случайно ввела записи декораций на Талискере в Сцену, над которой ты работал, – это были те ужасные машины Ранней Ядерной Эпохи, с которыми только что разделался Марвелл.

Если бы я тогда не перепутала материал, никто бы не узнал, что ты восстановил Сцены Талискера! Я была такой дурой! И ты получил предупреждение всего лишь за несколько минут!

Несмотря на усилия, Спингарну не удалось воскресить никаких воспоминаний. Внезапная вспышка болезненного возбуждения? Нет. Расчетливое намерение так или иначе остаться в живых? Тоже нет. И все же в прошлом он должен был чувствовать что-то, когда его дела в запретных областях перестали быть тайной. А как же с убежищами. которые создал режиссер Игр? Они были установлены еще до того, как Этель раскрыла его секреты? Находчивый и коварный мастер Игр уже вплел свой Принцип Случайности в структуру Сцен ? Или все результат молниеносных манипуляций с законами машинного программирования?

Девушка ответила ему:

– У меня было мало времени для работы в Сценах, но мы сумели вместе…

– Так это ты?!

Девушка! Женщина, которая приветствовала его со страданиями и восторгом? Этель!

– Это было единственное, что я могла придумать, – ты направлялся в Ранние Классические Сцены и сказа т, что возьмешь меня с собой, но мне придется подождать немного, пока ты не окажешься в безопасности. Я хотела сама работать со Случайными процессами, но компьютер не позволил бы. Все и так слишком усложнилось, когда один персонаж оказался вписанным во все Игры.

– Ты придумала Принцип Случайности – ты включила меня в Игры каждой Сцены!

– Я больше ничего не могла придумать – но что ты перенес, мой бедный!

– Это сделал не я, а ты!

Из всех полученных Спингарном ударов этот был самым ошеломляющим. Он считал себя – вернее, человека, который создал Спингарна, – изобретательным и талантливым человеком, который мог играючи управляться с аппаратурой Сцен. А теперь оказывается, что все изобрел не он, а девушка! Именно она сделала Сцены убежищем для него!

– Я уверена, что могла бы придумать что-нибудь получше, по не было времени.

– Марвелл… – сказал Спингарн.

– Что Марвелл?

– Он сказал, чтобы я взял тебя с собой. Он знает, что именно ты все сделала?

– Ну… не думаю. Он подозревает, но не знает точно. Ему не нравится, что ты снова отправишься на Талискер.

– А кому нравится?!

– И он утверждает, что ты должен продиктовать свои условия компьютеру, прежде чем отправиться туда… Ты хочешь узнать еще что-нибудь? Времени у нас осталось совсем немного!

– Директор не знает?

– Нет.

– А компьютер?

– Нет! Это все испортило бы!

– Так, – произнес Спингарн. – Вот что мы имеем. Кошмар на Талискере. Мне надо привести его в порядок. Управление по борьбе с катастрофами потерпело там неудачу, и предполагается, что я могу преуспеть. Компьютер считает, что у меня есть шанс, в основном благодаря моему таланту в обращении с коэффициентами функции вероятности. Компьютер считает, что я показал своп способности, обманув его!

– Да.

– Но на самом деле сделала ты.

– Больше я ничего не могла придумать!

– Значит, ты – единственная, кто может справиться с Талискером?!

– О, нет! Я всего лишь ассистент третьего уровня – бедная дурнушка Этель, влюбленная в великого режиссера Игр, – да, милый!

– Кошмар! – заявил Спингарн.

И так оно и было. Он, Спингарн, объявлен коэффициентом в уравнении. Все предполагали, будто Спингарн обманул компьютеры. Поэтому именно он, создавший ужасы в Сценах Талискера, должен все исправить. Ошибка состояла в том, что Спингарн не был тем, кем считал ею компьютер.

– Чем еще я могла бы помочь? – спросила Этель. Впервые Спингарн усмехнулся.

– Хотел бы я знать. Но Марвелл прав – ты пойдешь со мной, моя дорогая!

Девушка светилась от радости.

– А остальные?

– Что остальные?…

– Ты можешь выбрать себе в спутники любого, кого пожелаешь. Такова рекомендация компьютера. Но выбор должен сделать ты – все связано с твоей первоначальной концепцией Сцен Талискера.

Ящики внутри ящиков. И всего час, чтобы разобраться в сложной ситуации, возникшей из-за него. Спингарн был уверен, что его ждут и другие неприятные сюрпризы.

– Продолжай, – обратился он к Этель.

– Полагаю, ты слышишь об этом впервые. Все должно немного сбивать с толку, тем более если в тебе сохранились остатки стертых личностей.

– Объясни попроще.

Когда девушка продолжила свой рассказ, огромная, безумная идея постепенно открывалась ему.

– Ты был нашим лучшим режиссером Игр, – сказала она, – и работал над Сценами Ранней Ядерной Эпохи. Раньше мы не пытались воссоздавать тот период, потому что о нем сохранилось слишком мало информации. Так продолжалось, пока несколько отрядов не отправились на то, что осталось от Старой Земли. Они думали, что могут обнаружить что-нибудь дополнительно или по крайней мере определить масштабы континентальных битв того периода. А ты ждал и, наверное, томился от безделья, поэтому и согласился поработать Куратором Сцен Талискера. Ты помнишь?

– Частично, – ответил Спингарн.

Он помнил не все. Лязг бронзы по железу; банки с кипящим маслом, летящие из-за базальтовых укреплений; низкорослые люди, которые выныривали из-под земли и набрасывались кучей на гигантов; твари, которые выращивали деревья…

– Помнишь что-нибудь про Игры? Я имею в виду не то, что ты инстинктивно делал в капсуле тайм-аута, а разработку деталей. Вроде того, над чем работает Марвелл. Эти паровые экипажи, которые он сталкивает друг с другом при двойной или тройной перегрузке.

– Нет.

– И ничего не помнишь о том, как выглядят исходные материалы, которые мы получаем из компьютера Сцены?

– Ничего.

– Но ты помнишь свои собственные эксперименты со случайностью?

Спингарн почувствовал смущение.

– Твои эксперименты, ты хотела сказать? Девушка заметила его замешательство. Затем ее лицо прояснилось.

– А! Ты имеешь в виду работу с твоей личностью, привязанной к Сценам? Да, очевидно, именно в этом и состоял мой эксперимент – всего лишь логическое продолжение того, что ты делал в планетарном масштабе. Ты сам сделал себя Вероятностным человеком.

– Вот как! – воскликнул Спингарн. Он удивлялся всего несколько мгновений.

Девушка предоставила ему возможность осмыслить новую информацию, затем продолжила:

– Да. Ты снова запустил старые Сцены. Случайно.

Новые воплощения старой реальности. Вот чем были Сцены. Хорошо, подумал Спингарн. Значит, мы опять воплощаем прошлое. Компьютер разрабатывает обрамление того периода и говорит, что нам нужно, чтобы создать его. Затем мы заполняем его Играми. И актерами.

– Мы посылаем людей в Сцены, – произнес Спингарн вслух. – Они проходят через процесс, который определяет для них подходящий образ жизни, и компьютер посылает их туда, где они имеют шансы остаться в живых. Здесь нет ничего случайного!

– Ты сам нашел этот путь.

Спингарн все еще не мог привыкнуть к новым взаимоотношениям с Этель. Он предположил, что она была блестящим создателем Случайного Принципа Спингарна, которым восхищался, преодолевая ненависть, человек-змея. Но Спингарн ошибался. Скорее всего, человек, чьим телом он воспользовался, открыл Функцию Вероятности.

– У меня было чувство, что я знаю, как манипулировать законами случайности в людских делах, – медленно произнес Спингарн. – Сперва я частично вспомнил, как развивались события. Потом решил, что ты была главным исполнителем, но сейчас я уже ничего не понимаю.

Этель была зачарована возрождением человека, которого она, очевидно, боготворила. Она смотрела па него так, будто могла проникнуть в его разум в экстазе понимания. Спингарн попросил ее продолжать.

– Ты нашел путь, ведущий к изменению избирательных процессов компьютера, и посылал людей в Сцены Талискера совершенно случайным образом.

– Сцены Талискера были просто музейным экспонатом – вот почему я использовал их.

– Ты отвлек тысячи людей из других Сцен. Ты отбирал тех, кого должны были вычеркнуть. Никто ничего не подозревал. Их убили бы в любом случае, и ты посылал их на Талискер. Ты устроил так, что если персонаж имел хоть какой-нибудь шанс остаться в живых, то он отправлялся на Талискер.

– Понятно, – сказал Спингарн.

У него остались смутные воспоминания об ощущении себя божеством: он мог, как Арбитр жизни и смерти, вмешиваться в людские дела. Спингарн был шокирован бесстыдством своей прежней личности. Никто не может быть Богом!

– Но ты просчитался, – продолжала Этель.

– Каким образом? – удивился Спингарн. Он все еще не мог прийти в себя после проникновения в личность режиссера Игр, создавшего свои собственные законы Вселенной.

– Все дело в слиянии клеток. Ты забыл про неспециализированные клетки.

Спингарну потребовалось две-три минуты, чтобы понять Этель. Хотя и короткое объяснение девушки позволило ему почувствовать вселенский ужас того, что произошло на Талискере. Кроме того, он наконец понял природу бессильной ненависти, которая изливалась на него в мрачном помещении, наполненном желтой грязью.

– Ты хотел создать Сцену, где жизнь развивалась бы случайным образом, – тихо произнесла Этель. Она поняла, что ее собеседник не по своей злой воле вывел тварей, подобных человеку-змее. – Ты просто не правильно понял, что означает случайное слияние хромосом.

– Не может быть! – ужаснулся Спингарн.

– Боюсь, что да, – сказала Этель. – Талискер – это несколько Сцен, которые перемешаны случайным образом. Временные уровни настолько перепутаны, что с помощью математики ничего нельзя установить, – различные культуры не могут оставаться в своих пределах.

– Плохо.

– Как и их образ жизни, уровень цивилизованности. Все находится в состоянии непрерывного изменения.

– Неужели это сделал я?

– Ты и сами люди. Они попали туда случайно. И слияние клеток тоже происходило случайно. Ты встроил общую переменную вероятностей и все предоставил воле слепого случая. И компьютер вставлял кассеты памяти в черепа не только людям!

– Человек-змея! – догадался Спингарн. Этель кивнула.

– Директор Сцен не понимал, чем ты занимаешься. Он сам протаем через твою процедуру и, к великому сожалению, вернулся таким, каким ты его видел.

– И вся планета полна подобных существ!

– Никто не знает, – сказала Этель. – Управление по борьбе с катастрофами потеряло шестерых агентов и больше никого не посылало.

– Теперь пошлют меня?

– Да.

Спингарн кое-что вспомнил.

– Но не тебя. Не тебя, Этель! Ты не пойдешь со мной!

– Пойду.

Оказаться среди немыслимых тварей, вроде того извивающегося чудовища, которое призывало смерть на голову Спингарна! Он не может взять девушку с собой!

– Нет!

– Таково одно из условий компьютера. Мы должны отправиться вместе.

– Но почему? Девушка улыбнулась.

– Я тоже – часть Принципа Случайности.

– Так говорит компьютер?

– Да. Я тоже вписала себя во все Сцены.

– И выбора нет?

– А куда еще мы можем податься?

– Только не на Талискер!

– Ты хочешь идти туда. – Девушка была вполне уверена в этом. – Ты такой же неискренний человек, каким был всегда. Но теперь ты изменился. Ты закален. Закален и поумнел – но тебе все так же не терпится возиться со случайностями!

Спингарн был возбужден огоньками, танцующими в глазах девушки; он знал, что она для него была подходящей парой. Чем бы ни обернулось грядущее приключение, он, конечно, испытает восхитительное чувство воплощенных мифов, которое побудило его к экспериментам на Талискере.

– Мне кажется, что ты сделал самого себя, – сказала Этель, снова глядя на Спингарна так, как будто видела его впервые. – Мне кажется, ты в такой же степени свое собственное творение, как и Сцены Талискера!

– Интересно, – медленно произнес Спингарн. Он понял, что никогда правильно не поймет мотивы человека, в теле которого обитал. Интересно, он ли это сделал?

– Компьютер ясно заявил, что твои шансы ничтожны, – продолжила девушка. – Важно, чтобы ты знал: все может оказаться хуже, чем тебе кажется, – от агентов Управления по борьбе с катастрофами у нас вообще ничего нет. Они попадали туда, и с ними тут же прерывался контакт.

– Так и должно быть, – сказал Спингарн с уверенностью. В том ужасном месте никто не мог быть в безопасности, ничто не могло принять свою привычную форму. Если в обычных Сцен ах под рукой у эксперта Управления по борьбе с катастрофами всегда было установлено в стратегических точках несколько капсул тайм-аута, с помощью которых он мог спастись, когда становится горячо, то на Талискере не было ничего-только человек и то, что он захватил с собой.

Спингарн обдумывал услышанное. Картина неполная, но в общих чертах достаточно ясная. Он выбран, чтобы выполнить работу, которую ему все равно пришлось бы делать. Кто-то должен привести Сцены Талискера в порядок; он знал, что компьютеры правы – он вполне пригоден для такой роли. Кроме того, все справедливо. Он думал о странном Принципе Случайности, который его предыдущая личность включила в древнюю процедуру отбора актеров для Сцен.

Слияние клеток? Игра с наборами хромосом?

Создание существ, подобных Директору Сцен?

Спингарн ничего не мог сделать за оставшееся время, но было ясно, что он совершил роковую ошибку в огромном масштабе. Какие бы ужасные результаты пи последовали за его играми с всесильными звеньями генетической цепи, какие бы твари ни появились в результате изменения процедур отбора клеток, с помощью которых готовили людей для Сцены, сейчас он не мог ничего сделать.

Девушка ждала, пока он примет какое-нибудь решение. Увидев, что Спингарн совсем запутался в мыслях, она подсказала:

– Еще насчет выбора спутников. Компьютер сказал, что на Талискер отправимся ты, я и любой другой, кого ты выберешь.

– Кого я могу выбрать?

– Марвелла?

– Нет, не Марвелла.

– Он был твоим другом. Кроме того, он – прекрасный режиссер Игр.

– Пет. Я не доверяю ею суждениям. Эти машины двадцатого века неверны!

– Ты ошибался.

– Я?

– Да. Марвелл – рассказал мне про осаду Турне. Ты взял тайм-аут.

– Я ошибался?

– С доспехами все было в порядке. Ты думал, что это анахронизм. Но Марвелл провел статистический тест значимости. Старинные доспехи могли использоваться в то время, особенно при сражении в тесных помещениях. И они сработали, верно?

Спингарн моментально вспомнил неуклюжее оружие, черно-серый порох, забитый в его широкий ствол, продвижение окровавленной фигуры в мигающем свете светильников, зловонный воздух и привкус желчи, предупреждение Хока, эхом отдающееся в подземных галереях.

– Сработало. И я мог быть не прав. Но у Марвелла отсутствует должное понимание Сцен!

– Значит, мы идем вдвоем?

Спингарн чувствовал возбуждение девушки. Как on moi так ошибиться, когда встретил ее? Он принял ее сексуальное разочарование за суровую замкнутость и считал жалким существом, тогда как она ждала этою момента с восторженной пылкостью!

Их прервали. Никто не беспокоил, пока они говорили друг с другом в прихожей, куда его привели стражи; адъютант не возвращался. Даже излучатели замолчали. Но сейчас сюда ворвался робот – посланец Марвелла. Захлебываясь от нетерпения, он пробормотал свое сообщение:

– Режиссер Игр Марвелл говорит, что вы были правы, а он ошибался. Он скорректировал Игру и полагает, что машины необходимо снабдить устройством для полетов. Что вы думаете об этом?

И девушка и Спингарн секунду смотрели на робота. Затем Спингарн заметил ухмылку на ее лице и тоже улыбнулся.

– Нет, не Марвелл, – сказала она. – Летающие паровые локомотивы!

– Не Марвелл.

– Тогда кто?

Это было неизбежно, как уже сказал бывший Директор Сцен человек-змея. У Спингарна перехватило дыхание от появившейся коварной и ироничной мысли.

– Так кто идет с нами? – повторила свой вопрос Этель.

Спингарн ответил твердо:

– Двое старых друзей.

– Кто именно?

– Мы встретим их на Талискере.

– Ты всегда был скрытным, а иногда и неискренним, Спингарн!

– Теперь насчет кассет памяти. Девушка затаила дыхание:

– Да. О том, что мне особенно не нравится.