Текст книги "Путешествие к Центру"

Автор книги: Брайан Майкл Стэблфорд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Брайн Майкл СТЭБЛФОРД
ПУТЕШЕСТВИЕ К ЦЕНТРУ

Глава 1

Не будь я тогда таким бесчувственным чурбаном, события на Асгарде развивались бы совсем по-другому. Как ни крути, а моя черствость могла выйти боком всей человеческой расе. Хотя, возможно, я сам дал себя в этом убедить. От этой мысли меня бросает в дрожь, и я уверен – случившееся послужит всем нам хорошим уроком. И все же не только это заставило меня взяться за перо.

Все могло пойти по-другому, не раздайся тот злополучный звонок посреди ночи, в 12.87 стандартного времени. Да кому это понравится! У меня настенный телефон, по нему разговаривать лежа в кровати невозможно; и мне пришлось-таки выбраться из спального мешка, чтобы проковылять к аппарату через всю комнату. По пути я привычно споткнулся о собственные ботинки и не менее привычно зарычал в трубку, от чего слова мои прозвучали скорее как проклятие, нежели чем приветствие.

Однако в голосе, донесшемся в ответ на мой рык, не было и тени смущения. По слишком правильному выговору я моментально вычислил, что звонит тетронец. Пангалактический язык – пароль, изобретенный на Тетроне, использует широкий спектр фонем, поэтому любому существу, кроме тетронца, свободно изъясняться на нем трудно. В устах людей, имеющих западные корни, он звучит варварски. Сам я знаю три языка Земли – английский, французский и японский, – но на пароле мой говорок звучит не лучше, чем межзвездный эквивалент мычания какого-нибудь деревенского увальня.

– Это мистер Майк Руссо? – спросил тетронец.

– Возможно, – ответил я.

– У вас проблемы с идентификацией собственной личности? – озабоченно поинтересовался он.

– Да, я – Майк Руссо, – устало заверил его я. – Проблем нет. Что дальше?

– Мой код – Скарион-74. Я – дежурный офицер Иммиграционной Службы. Один приезжий объявил о своей принадлежности к вашей расе. Ему нужно в город. Но я не могу пропустить его, пока кто-нибудь из вас не возьмет его под свою ответственность и на свое обеспечение. Вам известно, что у вашей расы на этой планете нет консульства, а другие официальные каналы, через которые я мог бы действовать, тоже отсутствуют.

– Но почему я? – Я не скрывал досады. – На Асгарде живет еще две сотни землян. Или вы перекроили алфавит, и мое имя стоит теперь первым в списке?

– Ваше имя подсказал мне Александр Соворов, член Координационно-Исследовательского Центра. Разумеется, в первую очередь я связался с ним, поскольку он наделен некоторыми властными функциями. Он сообщил, что не уполномочен нести ответственность за "старателя и охотника за удачей", как он выразился, и заметил, что у вас с такими типами гораздо больше общего.

(В дальнейшем вы убедитесь, что на Асгарде я оказался не единственным бесчувственным чурбаном. Далеко не единственным.) – Послушайте, что вам от меня нужно? – Я был в ярости.

– Предоставьте ему место, пока он не подыщет себе жилье. Познакомьте с нашими порядками и законами. В общем, окажите гостеприимство, пока он здесь не освоится. Вот и все.

Реакция моя была чисто инстинктивной: я продолжал костерить про себя Соворова и ничего не мог сделать.

– Вашей просьбы я выполнить не могу, – твердо сказал я, – потому что вот-вот уеду в холод. Дня через три-четыре, максимум через семь. У меня полно проблем с комплектацией. К тому же пускать к себе в дом всяких там бродячих котов не собираюсь.

– Не понял, – ответил Скарион-74.

Мне не следовало использовать слово «кот»; на его родной планете – Тетроне – таких существ, насколько мне известно, не водится. Тетраксы не любят, когда их изысканный, рафинированный язык засоряют провинциализмами. Для них это хуже ругани. Возможно, они правы.

– Не могу, и все тут, – произнес я. – Вообще вы не вправе вешать его на шею кому бы то ни было. Возможно, я даже не знаю его языка. – Здесь пошла в ход моя старая заготовка:

– Он на каком говорит?

Дело в том, что на пароле нет слов, обозначающих тот или иной человеческий язык. Однако Скариона-74 это не смутило.

В наш разговор вклинился некто.

– Меня зовут Мирлин, мистер Руссо, – сказал он по-английски. – Я владею английским, русским и китайским. Тут проблем не будет. Если вы не в состоянии меня принять, навязываться я не собираюсь. Ни вам, ни кому бы то ни было. Но в этом случае офицер не даст мне разрешения на вход в город. Кто бы мог за меня поручиться?

Речь его звучала так вежливо, что я ощутил слабые угрызения совести. Вместо того чтобы воспользоваться случаем и в такую рань обрушить на голову какого-нибудь своего недруга телефонный звонок, я стал судорожно вспоминать, у кого хватило бы духу добровольно взвалить на себя заботы о незнакомом бродячем коте и не проклинать меня за это.

– Кажется, я знаю человека, который смог бы за вас поручиться, – сказал я на пароле из уважения к тетронцу. – Его зовут Саул Линдрак. Он живет в шестом секторе. Мы виделись вчера. Он только что прибыл из экспедиции и, похоже, с неплохим наваром. Это значит – какое-то время он побудет здесь, и с деньгами у него порядок. Думаю, он согласится вам помочь.

– Благодарю вас, мистер Руссо, – без всяких эмоций произнес Скарион-74. Я немедленно позвоню мистеру Линдраку. Извините за беспокойство.

Я и не беспокоился – до тех пор, пока не повесил трубку и не задумался о Мирлине. Я так хотел его сбагрить, что даже не поинтересовался, кто он, откуда его принесло и за каким чертом он сюда явился. В конце концов, к любому приезжему землянину следовало бы проявить побольше дружеского участия, когда из трех тысяч жителей города человеческая раса насчитывает менее трехсот, а мир этот удален на несколько тысяч световых лет от Земли.

"Бедный Мирлин, вероятно, решил, что все люди на Асгарде похожи на Александра Соворова", – подумал я. Однако тут же успокоил себя: Саул Линдрак окажет ему должный прием. Заодно я дал себе слово обязательно заскочить к нему в ближайшие дни, чтобы извиниться перед ним и Мирлином.

Такое решение показалось мне благоразумным, как и весь ход моих мыслей во время телефонного разговора. И в постель я вернулся с твердым убеждением, что, в общем, все это не так уж важно.

Откуда мне было знать, что в мистере так-называемом-Мирлине, владевшем английским, русским и китайским языками, человеческого было не больше, чем в мистере Ска-рионе-74 из Иммиграционной Службы, и что он представлял собой смертельную угрозу нашей расе, самую страшную из всех, с которыми нам приходилось сталкиваться?

Глава 2

Я проснулся, когда в Небесной Переправе уже ярко горели огни Вне купола царила тьма, но, согласно суточному расписанию Тетрона, сейчас был день. А расписание – вещь святая. Реальный день на Асгарде длится примерно неделю по земным меркам, или шесть тетронских дней, но ни мы, ни тетраксы не сумели приспособить наши Циркадианские ритмы к такому режиму, поэтому ведем свой (точнее говоря – тетронский) счет времени. Все другие постоянные базы на Асгарде располагаются на первом подземном уровне, только город Небесная Переправа торчит на поверхности и служит причалом для шаттлов. Они переправляют людей и товары из доков орбитального спутника-порта на планету и обратно. Спутник-порт, переправа, а следовательно, и город Небесная Переправа, принадлежат тетраксам, хотя Палата Представителей и полиция – мульти-расовые. Самое смешное, что для демократичности принимаемых решений представители всех гуманоидных рас на Асгарде собираются вместе и часами спорят, а потом делают все, как скажут тетраксы. Что ж, как говорится, такова жизнь.

После завтрака я пошел повидать моего хорошего друга Александра Соворова и сердечно поблагодарить его за честь быть рекомендованным офицеру Иммиграционной Службы. В действительности мне надо было узнать о судьбе своей заявки на новое снаряжение. Я хотел взять его напрокат под некоторый процент от находок, которые привезу из экспедиции в нижние слои. Для них это было неплохое предложение – с учетом моего послужного списка. Хотя относительно будущих доходов большого оптимизма я не испытывал.

– Никаких официальных документов я пока не получал, – сказал Соворов, крутя ручку «Биро» в коротких, чем-то перепачканных пальцах. Я никогда не мог понять, чем же они испачканы. Даже подозревал, что он нарочно окунает их в какой-то реактив, дабы носить эти пятна как служебные знаки. "Смотрите, я ученый, – во всеуслышание заявляла грязь. – Я весь день тружусь в лаборатории, делаю тяжелую, грязную работу, докапываясь, что же означают все эти планетные артефакты, из чего они сделаны и как работают". Нет нужды говорить, что Александр Соворов считал себя одним из самых важных людей на белом свете. Он всерьез полагал, что будущее человеческой расы покоится на плечах людей его типа.

О Мирлине он тоже понятия не имел.

– А что, кто-то возражал против моей заявки? – спросил я. – Или мне отказывают не глядя? Может, кто-нибудь возьмет на себя труд сходить в комитет и сказать: "Слушайте, ребята, это хорошая идея, и Руссо – хороший человек?? Ты же сам знаешь, немного моральной поддержки мне бы не помешало.

Соворов пожал плечами.

– Лично я не знаю никого, кто возражал бы против твоей заявки, – сказал он. – Сам я не стал бы ее поддерживать. Но в данном случае это, естественно, не мое решение.

– Ты мог бы мне чуть-чуть помочь, если б захотел. Почему нет?

Соворов постучал по столу «Биро». Мне оставалось догадываться, что именно его подсознание пыталось сообщить мне столь оригинальным и невнятным способом.

– Я не могу ставить дружеские отношения выше своих принципов. Случилось так, что мы с тобой представители одной разумной расы и можем даже быть друзьями, но из этого не следует, что в твоих действиях есть хоть что-то общее с методами и принципами учреждения, к которому я принадлежу. Мы пытаемся раскрыть знания, спрятанные в артефактах, сохранившихся в подземных слоях. Мы пытаемся действовать осторожно и рационально, шаг за шагом. Мы посылаем собственные, отлично подготовленные поисковые экспедиции, высшим приоритетом которых является безопасность. Они точно знают, что делают и что ищут. Они не искатели сокровищ, они – ученые.

Ты же – прямая противоположность, старатель. Ты работаешь в одиночку, бессистемно блуждая по неизученным районам в поисках путей в нижние слои и подбирая лишь то, что привлечет твое внимание. Твоя главная цель – не приумножить знания, а сделать деньги, отыскав предметы, которых раньше никто не находил. Одному Богу известно, какой ты наносишь вред тем отдаленным районам, где работаешь. Будь на то наша власть, мы бы немедленно поставили вне закона собирательство, которому ты потворствуешь, и тогда нам не пришлось бы заключать сделки ни с тобой, ни с тебе подобными. Но дело, к сожалению, обстоит так, что нам приходится торговаться из-за многих находок, которые ты и такие, как ты, приносят в город. Обстоятельства вынуждают нас помогать вам, вместо того чтобы оградить от вас этот бизнес.

– Мы живем в свободном мире, – заметил я не без сарказма. – Обнаружили его тетраксы. Они могли оставить его полностью для самих себя. Им не было нужды пускать сюда вообще кого бы то ни было. Я не вижу, почему вы должны рассчитывать на какие-то привилегии только из-за того, что создали мультирасовый концерн, посвятивший свою деятельность продвижению знаний в сотнях миров, и ставить вне закона независимого искателя, пытающегося заработать себе на кусок хлеба. Никто не может присвоить себе то, что находится в нижних слоях. Исключая тамошних людей, если они действительно существуют. Все мы паразиты, рыскающие по потаенным местам внешней шкуры Асгарда, и все мы пытаемся извлечь выгоду из наших паразитических действий. Ты работаешь ради лучшего будущего человеческой расы и сотни других существ с похожим на наше мышлением, – я делаю то же самое, только по-своему, скромнее. Могу поспорить, вы узнали куда больше из материала, добытого старателями, чем из того, что нарыли ваши экспедиции. Они чертовски стреножены приказами и методиками. Спотыкаются на каждом шагу, заглядывают под каждый камешек. Нет у них такой интуиции, как у нас.

– Конечно, они не ходят так далеко и так быстро, как вы, – произнес Соворов. – Но по результатам их работы мы постепенно выстраиваем согласованную картину цивилизации гуманоидов, живших на Асгарде до "большого холода", как вы очень любите говорить. Со временем этот солидный фундамент знаний даст нам возможность открывать новые и новые тайны и технологии Асгарда. Да, сегодня те диковинные штучки, которые приносите вы, старатели, могут дать нам больше, чем ограниченные, но согласованные данные, получаемые нашими экспедициями, в перспективе наши методы плодотворнее. Когда мы овладеем новой технологией, вы все еще будете оставаться великовозрастными детьми, рыскающими повсюду в поисках забавных вещиц. И наступит время, когда ваши безделушки станут никому не нужны, ибо мы будем знать все, что они могли бы рассказать.

– Когда это время наступит, – дерзко произнес я, – вы все еще будете ползать по поверхности. Так и не продвинетесь глубже четвертого уровня. А мы будем на полпути к Центру.

В ответ он рассмеялся смехом мудреца, столкнувшегося с бредовой идеей. Такие смеялись над Галилеем. Такие смеялись над Колумбом. Они так же смеялись над многими, но это не повод, чтобы отрицать подобные явления и идеи.

Если бы мы не умели думать, мы никогда бы не добрались до Асгарда.

Глава 3

Своими заявками я предусмотрительно зарядил еще несколько мест и до конца дня пытался выяснить, сработала ли хотя бы одна из них. Но все они тоже сгорели вхолостую, а я потратил кучу времени, споря и торгуясь, пока в конце концов не пришел к этому печальному выводу.

Если никто не хочет дать то, что тебе нужно, надо просто пересмотреть свои потребности. Есть два способа. Первый – перестать работать в одиночку и присоединиться к команде. Я мог бы наняться в любой из дюжины концернов, они прекрасно обеспечивают своих полевых работников. Но проблема в том, что тогда я стану обычным служащим. Если моя команда найдет что-то особенно ценное, все мы получим свою долю, но это далеко не то, что я мог бы получить один. Я не хотел отказываться от мечты найти действительно что-нибудь стоящее. И не столько деньги играли здесь роль, сколько престиж. Я хотел, чтобы люди узнавали меня на улицах. Я хотел, чтобы люди моего родного мира, которого я никогда не видел, произносили мое имя с почтением. Я хотел быть героем, живой легендой. Уж не знаю почему, но мне действительно всего этого страстно хотелось.

Другой способ сократить собственные потребности был прост. Надо было решить, что часть необходимого оборудования, которое у меня есть, сгодится, пожалуй, еще на одну экспедицию. Доходы от последней увеселительной прогулки позволили полностью выкупить мой вездеход, поэтому теперь я запросто мог добраться до любой точки поверхности. Проблемы начнутся, когда я вылезу из вездехода и стану спускаться вниз. Мой термоскафандр еще мог пройти основные проверки на безопасность, но он уже был стар и изношен. Дневная температура на поверхности Асгарда достаточна высока для комфортного проживания, но на первом уровне она никогда не подымается выше точки замерзания воды, на втором стабильно держится на добрых ста сорока градусах ниже нуля, а на четвертом сохраняется в пределах двадцати – тридцати градусов выше абсолютного нуля, как будто Асгард все еще находится в глубинах темного облака, в котором, согласно расчетам Соворова и его приятелей из КИЦ, он пребывал несколько миллионов лет назад.

Естественно, я хотел спуститься на четвертый. Я хотел бы спуститься еще ниже, если бы сумел отыскать дорогу. Но отправляться в любой маршрут, не имея самого лучшего оборудования, все равно что играть в русскую рулетку с одним лишь недостающим патроном в барабане. Если вы хотите оставить свой след в кислородно-азотном снегу, ваш термоскафандр должен быть безупречен. Крохотный дефект – и вы превратитесь в ледышку за несколько минут. Говорят, жизнь лишь временно покинет ваше тело; если вас вовремя найдут, есть надежда оттаять, но серьезный исследователь теории вероятности в такие игры играть не стал бы. Я дважды видел подобные попытки: результат – груда гнилого мяса. Даже у тетраксов нет подобных чудес.

Естественно, не в одном скафандре дело. Горючее, еда, вода – все это надо было купить. Количество расходных материалов определяло время, которое я смогу провести внизу, а от него зависела вероятность найти что-то стоящее. Нельзя забывать и о том, что если по возвращении я сумею лишь покрыть текущие расходы, то о следующей экспедиции можно забыть. Чтобы поддерживать баланс в свою пользу, необходимо постоянно выигрывать. Стоит один раз проиграть, и ты за бортом.

Потому-то я и носился по Небесной Переправе в поисках спонсора, вместо того чтобы, потратившись до последнего пенни, ринуться в неизвестность. Возможно, в глазах людей типа Соворова я действительно "ловец удачи", но я не дурак. Я вовсе не собирался умерять свои аппетиты до тех пор, пока все, до последней инстанции, на Асгарде не дадут мне от ворот поворот.

В эту ночь я спал безмятежным сном, что удавалось далеко не всегда. Утром Соворов позвонил и сказал, что моя заявка на оборудование отклонена. Он даже не потрудился извиниться или посочувствовать. Это произошло еще до того, как я закончил завтрак, и тогда мне показалось, что хуже быть уже не может.

Я ошибался.

Едва я запустил тарелки в измельчитель, как зажужжал звонок. Открыв дверь, я увидел двух спиреллов. Сначала я хотел немедленно захлопнуть ее – не потому, что имел что-то против спиреллов, а из-за крикливого одеяния этой парочки, свидетельствующего о том, что они неженатые самцы, еще не получившие статуса в своей иерархии. Способы, которыми спирелл может добиться приличного места в иерархии клана, различны и многочисленны, но большинство из них основано на унижении кого-то другого. Существует полсотни разумных существ, которых тетраксы считают дремучими варварами. На первом месте стоят люди, на втором спиреллы. Лично я оценил бы спиреллов гораздо ниже, но меня не спрашивали.

В общем, я их впустил. Чтобы выжить в местечке типа Небесной Переправы, где сосуществуют несколько сотен различных гуманоидных рас, вам надо подавлять свои инстинкты.

– Меня зовут Хелеб, – произнес первый визитер после тщательного и терпеливого осмотра моей комнаты. – Полагаю, вы – мистер Майк Руссо.

Он даже не взглянул на меня. Я не возражал; это означало лишь, что он ведет себя вежливо. Когда один спирелл смотрит в упор на другого более нескольких секунд, это расценивается как вызов и угроза.

– Именно так, – подтвердил я.

Говорил он хорошо, но у него было одно неприятное преимущество. Спиреллы вовсе не похожи на тетраксов: у них мраморная с розовыми и голубыми прожилками кожа ч две выдающиеся челюсти, которые придают им вид гусениц в крылатых шлемах, в то время как тетраксы больше напоминают бледнолицых мартышек с темной, как отполированная кора черного дерева, кожей, хотя рот у тех и других устроен одинаково – с плоским небом и многофункциональным языком.

– Я слыхал, вы ищете работу, – произнес он.

– Не совсем так, – ответил я, с подозрением приглядываясь к его младшему партнеру, который начал проявлять повышенное внимание к книжным записям, хранившимся в моей компьютерной библиотеке. Их коды были написаны по-английски и по-французски в зависимости от языка дисплея, поэтому прочитать их он не мог, но это не уменьшало его любопытства.

– Я пытался найти денег, чтобы организовать самостоятельную экспедицию. Ни в какую команду я записываться не собираюсь.

Хелеб выдал мне спирелльский эквивалент улыбки, но взгляд его был прикован к какой-то точке за моей спиной.

– Я сам думаю организовать экспедицию, – сказал он– Нас будет пятеро, включая моего младшего брата Лему. Он коротко кивнул в сторону своего спутника.

– У нас есть деньги, чтобы как следует экипироваться, и мы ищем опытного помощника. Нет ничего глупее, чем ползать под землей без проводника. Со временем мы сами наберемся опыта, но сейчас нам нужна помощь. Нам порекомендовали обратиться к вам.

– Кто? – спросил я.

– Один офицер из Координационно-Исследовательского Центра. Он знал, что ваша заявка на оборудование была отвергнута, и хотел вам помочь.

– Должно быть, он знал об этом раньше меня, – пробормотал я себе под нос. Хелебу же сказал:

– Мне надо подумать.

Существуют некоторые расы – или по крайней мере отдельные категории в определенных расах, – которые не признают дипломатического способа отказа. Они принимают его за оскорбление.

Хелеб смотрел мне прямо в глаза достаточно долго, чтобы дать понять: мой ответ ему не нравится.

– Я пригласил вас присоединиться ко мне, – хладнокровно произнес он. Ваше колебание можно расценить как оскорбление.

– Я не хотел вас оскорбить, – заверил я его, стараясь не смотреть слишком долго в его сторону.

– Я думал, вы обязательно примете мое предложение, – произнес он – У меня есть еще несколько других вариантов, – лживо начал уверять его я. – Мне нужно рассмотреть все.

– Тогда рассмотрите их внимательно, – сказал он. Затем внезапно подал знак своему брату, который продолжал проявлять интерес к кругу моего чтения, и они ушли, аккуратно закрыв за собой дверь.

Я сел на кровать и задумался: что за судьба у меня такая. Только этого не хватало – поцапаться со спиреллом лишь потому, что какой-то идиот из КИЦ заверил их, будто я именно тот человек, который поможет им успешно провести первый поход в холод. Если Хелеб задумал это всерьез, то он будет продолжать давить, – ради успеха спиреллы не жалеют ничего.

Я ощутил потребность вложить все мои злоключения в какое-нибудь дружественное ухо и получить моральную поддержку, поэтому решил сходить в гости к Саулу Линдраку, а заодно посмотреть на таинственного Мирлина.

Глава 4

К несчастью, Линдрака дома не оказалось. Он, как и я, жил в однокомнатной ячейке сотового одноопорного дома, из тех нескольких сотен, которые тетраксы построили для первой своей базы, впоследствии разросшейся до Небесной Переправы. Домоправитель не видел, как тот выходил, да и вообще не видел его со вчерашнего полудня, когда он пришел в компании какого-то великана. Этот великан (как он меня заверил) был на целую голову выше Линдрака, который на ту же целую голову выше меня. Это звучало невесело. Рост Линдрака составлял почти два метра, и это было много по стандартам девяноста восьми процентов гуманоидных рас, собравшихся на Асгарде. Если гигант Мирлин, – тогда он редкий экземпляр землянина, подумал я.

Я спустился к соседнему кабачку, зная привычку своего приятеля убивать здесь кучу времени. Скорее всего он сидит там, высказывая гостю свои странные идеи относительно Асгарда, его центра и пропавших туземцев, а вовсе не знакомит пришельца с пейзажами Небесной.

Бармен сказал, что Саула не было весь день и что никаких великанов он никогда с собой не приводил. С этим бы я и ушел, но внезапно решил, что стоит ненадолго задержаться – пропустить рюмочку. Пока я тихо ее потягивал, в голову пришла другая мысль.

– Эй, – спросил я бармена (забаранца, как мне казалось), – не знаешь ли ты спирелла по имени Хелеб? У него еще есть брат Лема.

Этот невинней, на мой взгляд, вопрос заставил бармена отпрянуть на несколько шагов. – Ну и что, если да? – задал он контрвопрос. Я нахмурился, совершенно не ожидая подобной оборонительной реакции.

– А что здесь такого? – подозрительно спросил я его.

– Это не мое дело, – ответил забаранец.

– А чье тогда? – поинтересовался я, начиная уже беспокоиться.

Поворачиваясь, чтобы обслужить другого клиента бармен тихо произнес:

– Гююра.

Для непосвященных это бессмысленное воркование, но для меня – имя. Амара Гююр – вормиран. Не скажу, что хороший субъект, – как раз наоборот.

Хелеб сильно беспокоил меня и сам по себе. Если же он действительно работает на Амару Гююра, тогда мотивы его визита могли быть куда хуже, чем я себе представлял. Я понятия не имел, что могло заинтересовать Амару Гююра в моей персоне, но если такая причина имелась, она явно служила мне не на пользу. Совсем не на пользу.

Потягивая из рюмки, я начал подумывать, не сорваться ли с Небесной Переправы, пока все не выплыло наружу. У меня возникло ощущение опасности, какого до сих пор испытывать не приходилось. Поддайся я тогда своему предчувствию, эта история стала бы значительно короче и проще. Но тут мое внимание отвлек приход еще одного моего приятеля – человека, занимавшегося тем же бизнесом, что и мы с Саулом Линдраком. Звали его Симон Балидар.

Сказать по правде, я недолюбливал Балидара. Возможно, у нас было слишком много общего. Он вечно охотился за сведениями о наиболее доходных местах поисков. Все мы, разумеется, этим занимаемся, но Балидар скорее потратит три недели, собирая по крохам сведения о чужих находках, чем проведет две недели в самостоятельных поисках. Вот он-то действительно был старателем – следовал проторенной дорожкой, надеясь получить выгоду за счет тех, кто ее проложил. Однако, несмотря на все это, я никогда не избегал его и никогда с ним не ссорился. Не имеет значения, сколько времени вы прожили среди чужих рас или насколько близко вы сошлись с их представителями, все равно вам ближе собственная. Вот поэтому Александр Соворов, независимо от того, насколько люто не одобрял он мою деятельность, продолжал искренне называть меня своим другом. И не важно, насколько человек – мизантроп (вероятно, он не станет сыном звезд, если прежде им не стал), все равно он продолжает оставаться внешне похожим на других представителей людской расы. А это сходство кое-чего да стоит.

Балидар рассыпался передо мной в приветствиях, словно никого в мире ему не доставляло большего удовольствия лицезреть. Я спросил его про Саула Линдрака, но он знал не больше, чем я. Какое-то время мы поболтали о том о сем секретов, которыми я хотел бы поделиться, у меня не было, и вот, слово за слово, мы присоединились к карточной игре, давно уже продолжавшейся в одной из задних комнат. Мне захотелось развеять растущую от нашей болтовни скуку. Какое-никакое, а занятие, способное отвлечь от раздражавшей неопределенности моего положения.

Двое других игроков были забаранцами, третий – слисом. Балидар явно знал их, а они хором утверждали, что знают Саула Линдрака, хотя никто его не видел уже давно и не слышал, где он может находиться. О великанах слухи до них не дошли, или же они просто так говорили.

Наличных на игру у меня было мало, поэтому я намеревался уйти, как только просажу ту скромную сумму, которую поменял на фишки. Проигрыша я ожидал: мы играли в забаранскую игру, которая в принципе была достаточно проста, чтобы не давать существенного преимущества заядлым и умудренным опытом игрокам.

Однако случилось так, что я начал выигрывать. Мастерство было ни при чем; мне просто шла карта. Раз за разом я срывал банк, что особенно раздражало слиса. Играл он достаточно рассудительно, но каждый раз карта его была бита. Этого хватило бы, чтоб терпение кончилось и у святого. К тому времени, когда моя первоначальная стопка фишек выросла в десять или двенадцать раз, я начал уже испытывать смущение – но не то чтобы я собирался их просто взять да отдать.

Некоторые люди, проигрывая, начинают вести игру более осторожно. Другие более агрессивно. Слис принадлежал ко второй категории. Он начал чаще ставить на кон и поднимать, когда мог, ставки. Это лишь увеличивало вероятность того, что он проифает, и он проигрывал.

За полчаса до взрыва я уже знал, что он неизбежен. Меня это не сильно волновало. Это была головная боль забаранцев – удержать их друга от совершения какой-нибудь глупости, но, даже если они промедлят, справиться со слисом мне не составит труда. Вероятнее всего, он в жизни не видел своего родного мира впрочем, как и я, – но нес его наследие в своих генах. Тощий и легкий, он был создан для быстрого передвижения в условиях четырех пятых силы тяжести Асгарда. Чтобы прижиться здесь, ему приходилось носить специальный корсет, ни дать ни взять – искусственный внешний скелет. И тем более он не мог позволить себе роскоши затеять драку, особенно с тем, кто в силу сложившихся обстоятельств физически лучше адаптирован к условиям на Асгарде.

Его терпение кончилось, когда он проиграл мне сумму, которая на нем как на участнике игры ставила крест. По большей части это была его ошибка – ходы он делал не более изящные, чем движения человека, пытающегося станцевать джигу в термоскафандре, но, повернувшись к забаранцам, он указал пальцем на Балидара, сидевшего на сдаче.

– Они нас обжулили! – закричал он. – Неужели вы не видите – это одна шайка! Балидар всю дорогу подтасовывает своему дружку хорошую карту.

Забаранцы посмотрели каждый на свою стопку фишек, стоявших перед ними. Они оба проигрывали, но не так много, чтоб хотя бы не купить на эту сумму выпивку для всех. Балидар проигрывал больше них обоих, вместе взятых.

– Послушай, – сказал я как можно дружелюбнее, – карты тебе счастья не принесли, но ведь и ты не выказал им того уважения, которого они заслуживают. Остынь и, может быть, станешь играть лучше.

– Ты ублюдок! – выкрикнул он и вытащил нож. Я вскочил со стула, одновременно отрывая его от пола. Когда слисом овладела ярость сражения, стул уже был передо мной. Когда он сделал выпад, я ударил его по запястью одной ножкой, а другой заехал в левый глаз. В изданном им рыке ярость настолько превосходила боль, что я решил предпринять дальнейшие меры предосторожности и треснул его по голове с такой силой, чтобы он отключился.

Дверь за моей спиной открылась, и я обернулся, ожидая увидеть в ее проеме кучу любопытных лиц.

Лица там действительно были, но отнюдь не любопытствующие. Однако вполне знакомые. Одно из них принадлежало бармену, а другие два – спиреллам: Хелебу и его младшему братцу.

Я все еще держал в замахе стул, но всякая охота опускать его пропала. Ища поддержки, глянул на Балидара. Однако тот смотрел в потолок и с отсутствующим видом тасовал колоду.

Хелеб глядел на меня тяжелым упорным взглядом. Он ни слова не сказал. Да этого и не требовалось.

– Привет, Хелеб, – произнес я как можно осторожнее. – Вы не меня ищете?

Одному же из забаранцев я сказал:

– Не сходишь ли обменять эти фишки? Забаранец даже не шелохнулся. Бармен закрыл дверь, оставив внутри комнаты Хелеба и Лему. Я, похоже, остался в одиночестве.

– Беда людей в том, – произнес Хелеб на своем отточенном пароле, – что они варвары. Они вечно все делают не так и не уважают обычаи других рас. У них нет понятия чести.

Я не мог сдержаться, чтобы еще раз не глянуть на Балидара, но он продолжал избегать моего взгляда. Некоторым людям, похоже, действительно кое-чего не хватает. Он подставил меня.