Текст книги "Путеводитель грешников"

Автор книги: Братья Балагановы

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Способность к разрушению.

1. Возможность бесконтактного разрушения 1-го метра кубического или полной дезинтеграции 30 сантиметров кубических материи. 2. Возможность временной нейтрализации одной человеческой особи бесконтактным методом; разрушение одного существа 2-го класса. 3. Возможность бесконтактного разрушения организмов от 2-го до 5-го классов. Временной нейтрализации трех человеческих особей. Разрушение материальных объектов объемом 2м.кв. и полной аннигиляции 1м.кв. 4. Возможность бесконтактной нейтрализации десяти человеческих особей. 5. Возможность бесконтактной нейтрализации пяти человеческих особей; уничтожение трех особей 2-го класса и одной третьего; разрушение материальных объектов объемом 2м.кв. и полной аннигиляции 1м.кв вещества. 6. Возможность одновременно нейтрализовать до 1000 человек; уничтожить любое существо до 6-го класса, (исключение – Дьявол). Соответственно: 1 элементал, 10 особей 5-го класса, 20 – 4-го; 30 – 3 -го; 100 – 2-го. Разрушение материальных объектов объемом 100м.кв. или полной аннигиляции 50м.кв. 7. Способность временной нейтрализации 100000 человек. Соответственно: трех существ 1-го класса; 5 – 6-го; 100 – 5-го; 500 – 4 -го;5000 – 3-го; 50000 2-го. Разрушение материальных объектов объемом свыше 10000 м.кв или полной аннигиляции 5000 м.кв Если сопоставить эти три таблицы получается: Класс Степень допуска Возможность разрушения Человек 0 1 1 1 0 2 0 0 3 0 2 4 2 4 5 3 3 6 4 6 7 4 7 Бог 6 0 Сатана 5 8 Дьявол 0 7+ Сатане я поставил степень разрушения 8. Не мне судить о его силе. Он может уничтожить практически все, кроме человеческой души. У Дьявола коеффициент 7+. Ведь это уникальное существо могло на время выводить из строя Ангелов. Говорят, они делают это так легко и быстро, что не исключено, справились бы с самим Люцифером, а то, гляди, и с Богом, имей те неосторожность оказаться в подходящий момент в неподходящем месте. Если бы кто-то из живых посмотрел мою классификацию, ему было бы многое непонятно. Взять хотя бы термин: временная нейтрализация. Он объясняется тем, что человеческий приспирит можно распылить направленным пучком энергии. При этом приспирит не уничтожается. Просто человек на некоторое время перестает существовать как личность. Потом частички приспирита вновь собираются вместе, образуя нетленную душу. К счастью, мне еще не приходилось испытывать на себе сей процесс, я даже не наблюдал его со стороны. Поэтому до сих пор не знаю чем сопровождается такое распыление и как долго длится восстановление приспирита. Кстати – это еще одна причина, почему в неблагонадежных кругах Ада на руководящих должностях и в службах правопорядка работают экс– люди. Урожденного черта можно убить. Попросту зарезать или стукнуть по голове камнем. Если же имеешь дело с экс-человеком, то можно убить только его оболочку, что само по себе глупо. Все равно, что порвать на обидчике костюм, не причинив вреда ему самому. Существует еще кое-что, не вошедшее в мою таблицу. Оказывается, человек сосредоточенный, умеющий хорошо управлять своим приспиритом, может остановить или парализовать другого человека. Про это рассказал мне Франсиско Калисони. Я попросил его продемонстрировать это умение в действии и был поражен. Я шел к двери, а Франсиско должен был меня остановить. Полностью парализовать меня ему не удалось, но я как ни пытался, не мог пройти мимо монаха. Всякий раз наталкиваясь на какую-то стену, отбрасывающую меня назад. Во что бы то ни стало я решил освоить этот метод. А тем временем появлялись все новые открытия. Все что я узнавал хотелось изучить, запомнить и систематизировать.

– Здравствуйте, сыны мои, – поприветствовал нас Франсиско Калисони, просачиваясь сквозь дверь. – Приветствую, отец наш, – ответил я. – Чем это вы тут занимаетесь? – Я медитирую. Осваиваю новые возможности. Этот ленивый негр, – ткнул я пальцем в Абубу, – просто валяется на кровати. – Валяюсь, – подтвердил тот, – во мне сейчас 300 полноценных эргов и я балдею просто от того, что чувствую тахту спиной. – Ты, Франсиско, похоже, бурно провел время? Твой тощий приспирит так и светится от удовольствия. – Так, покутил немного. Этот праздник плоти ничто в сравнении с предстоящим праздником духа. – Праздник брюха, – заволновался Абуба, – интересно, интересно. – Я знаю вас довольно давно, причем как людей порядочных... – Ну да, – перебил я соседа, – не были, не имели, не привлекались. – Поэтому решил, что могу вам кое-что доверить. Сеньор Калисони жестом поманил нас к себе. Заинтригованные таким необычным поведением бывшего монаха мы оторвались от кроватей и подплыли к нему поближе. – Я хочу пригласить вас на литературный вечер, – зашептал он. – Куда? Я не ослышался? – Нет, Толик, не ослышался. Я знаю, что это запрещено. За это могут сослать в седьмой круг или вытворить что-нибудь похуже. Но это есть. Существуют литературные вечера, встречи с великими писателями и поэтами, дискуссии. Как в любом обществе, состоящем из нормальных думающих людей. Я открою вам еще одну тайную сторону Ада. Спорить, творить, писать стихи! Что может быть прекрасней. Единственное условие – на вечер можно попасть только в состоянии чистого приспирита. – Поэтому ты в таком состоянии? – спросил я. – Именно так. – Да, – протянул я, – есть еще люди, которым дорого просвещение. – Есть! Решайтесь друзья мои. Даю слово, вы не пожалеете. – Что-то я понять не могу, – нахмурился Джонсон – мне, что предлагают разосрать накопленную с таким трудом энергию, чтоб послушать какие-то стихи? – Какие-то, – всплеснул руками Франсиско, – вам будет читать стихи сам Шелли. – Шелли Перси Биши? – Он самый. Вы знаете, друзья, великие поэты, певцы, художники не забывают свое ремесло. Поэтам конечно проще. Они всегда носят с собой свои творения и могут работать не опасаясь, что их разоблачат. Художникам намного тяжелее, но они тоже пишут. Мне удалось попасть в загробную галерею Рембранта как раз перед тем, как ее обнаружили шпики Люцифера. Я видел это, а уже на следующий день вернисаж накрылся. Говорят, правда, что уничтожить великие полотна не посмели. Все картины вывезли и сейчас они украшают виллы первого круга и даже дворцы Рая. Самого Рембранта с тех пор не видели. Может, его сослали, может до сих пор скрывается. А Шелли! Неужели вы упустите случай слушать его. Подумайте, сколько вы теряли на всевозможных переводах. Здесь все проще. Вы услышите его на своем родном языке. – Я буду понимать смысл, – согласился я, – сохранится ли рифма? – Уверяю вас, с этим все в порядке. Даже со старыми произведениями. А как звучат новые! Мне непонятно как мы общаемся. Говорим ли мы каждый на своем языке и что-то заставляет нас понимать друг друга или все говорим на универсальном. Для меня загадкой остается и сама механика речи. Ведь я сейчас дух и не обладаю голосовыми связками, и тем не менее я говорю, а вы меня слышите. То же происходит и с написанными здесь стихами. Идемте, сами убедитесь. – Куда я все это дену, – спросил растерянный, но явно заинтригованный Абуба. – Есть неплохая идея. Мы в Аду еще ни разу не напивались, – подсказал я. – Неплохо, – согласился Джонсон. – Если нам станет скучно на этой вечеринке, вернемся домой и нажремся, как следует. Темнокожий брат фамильярно обнял меня за плечи и мы поплыли в ближайший подпольный магазин.

Франсиско Калисони уже довольно долгое время водил нас по городу. Мы два раза прогулялись по Адскозвездной, свернули на Петропавловско-Камчатскую, потом в Переулок Теней. Здесь Франсиско направился в стену жилого дома и мы, сопровождаемые руганью жильцов, прошли его насквозь. Убедившись таким образом, что за нами никто не следит Франсиско перестал петлять и направился прямо к горной цепи, которая пересекала весь шестой круг и представляла собой самый настоящий лабиринт потрескавшихся каменных глыб. Горная гряда была непригодной для заселения и ее постепенно растаскивали на сырье. На картах в строительном управлении она называлась Стародьявольским разломом. В народе чаще бытовало название – Скалы треснутых менисков. Считалось, что в этих камнях любой черт ногу сломит. – Видите тот пик, – указал вперед монах, – все время двигайтесь на него и окажитесь в поэтической зале. – Как же мы будем на него двигаться, если из скалы его не видно, – задал резонный вопрос Абуба. – Придется иногда выныривать. А вообще, держитесь возле меня и не пропадете. Готовы? Пошли. Передвигаться будучи духом, было чрезвычайно удобно. Мы плыли через скалы так же легко, как человек идет навстречу несильному ветру. Иногда оказывались в слоях более плотных, иногда попадали в небольшие пещеры. В одной из таких пещер Абуба увидел спящую крысу и не отказал себе в удовольствии заорать ей на ухо. Желаемого эффекта не получилось. Дорога, похоже, была проторенная, и привыкшая к незваным гостям крыса только зло посмотрела на хулигана, пропищала что-то себе под нос и снова уснула. Разозленный Абуба пнул ее ногой. Черная пятка прошла сквозь грызуна не причинив ему никакого вреда. В следующую пещеру мы вышли одновременно с еще одним человеком. Поначалу он хотел сбежать обратно в скалу, но, увидев Калисони остановился. Они неоднократно встречались на подобных собраниях. Имя человека было – Кирогава Утамаро. Он был художником, ценителем женской красоты и поэзии. Дальнейшее знакомство пришлось отложить, так как Кирогава ужасно боялся опоздать к началу. Согласясь с этим аргументом, мы опять двинулись в путь и, наконец, очутились в довольно обширной пещере, которая и являлась целью нашего путешествия. Вообще-то на пещеру это мало походило. Мы попали в великолепный, просто роскошный зал с выступающими из стен колоннами, скульптурами и барельефами, пол и потолок которого покрывали удивительные узоры. В зале не было никакого освещения, здесь, как и везде в Аду, светил все тот же неяркий свет дождливого утра, не дававший разглядеть много, но позволяющий увидеть достаточно. Увлеченный осмотром достопримечательностей, я, как сомнамбула, брел от статуи к статуе не замечая, что потерял Калисони и Джонсона, не обращая внимания на людей, которых было немало и которые все время прибывали.

Совершенно растерянный остановился я возле статуи, изображавшей атлета с лицом до боли мне знакомым. Отойдя немного назад я наконец вспомнил что это был за человек. Передо мной стоял Арнольд Шварценегер. – Срань господня, – выразился я словами Абубы, – да ведь это старик Арни. – Действительно, невероятно красивое тело, – подтвердил кто-то сзади. – Не удивительно, что сам Леонардо-да Винчи решил его изваять. – Это первая скульптура Леонардо которую я имею честь созерцать. – Конечно. Дело в том, что скульптурные произведения Леонардо в мире живых не сохранились. Я повернулся к своему собеседнику и увидел перед собой мужчину с большим прямоугольным лицом. Густые черные брови, усы, густая борода, мясистый нос и полные губы, маленькие колючие глаза. Все это тоже было мне знакомо. Я не знал человека лично. Зато я наверняка видел его портреты. Оставалось узнать где. – Извините мое любопытство, – начал я, – ваше лицо кажется мне знакомым... – Простите пожалуйста. Я не представился. Добролюбов Николай Александрович, в прошлом литератор. Добролюбов! Конечно это он. Я вспомнил, что видел его протрет в школе в классе литературы. Позже это же лицо смотрело на меня со страниц энциклопедии. Правда, на портретах он выглядел немного старше и обязательно изображался в маленьких круглых очках. – Вы выглядели несколько растерянным, поэтому я решил подойти. Может я смогу быть вам полезен? – Общение с Добролюбовым может быть полезно каждому. Доброжелательность Добролюбова располагала к дружеской беседе. Я почувствовал как неловкость, сковывающая меня в начале разговора, улетучилась. – Николай Александрович, я прочитал несколько ваших статей и много читал о вас лично... Даже представить себе не мог, что будет возможность поговорить с вами тет-а-тет. – Отчего же? – На Земле мы жили в разные эпохи. А здесь... Я замолчал потому, что понял, что как раз здесь это не было так уж невозможно. Я пришел на литературный вечер Шелли, остановился полюбоваться скульптурой Арнольда Шварценегера, выполненной рукой Леонардо да Винчи и в том, что со мной заговорил Николай Добролюбов не было ничего удивительного. С таким же успехом это мог быть Пушкин или Александр Македонский. – Вы здесь впервые? – задал вопрос Добролюбов. – Да. Меня и моего друга привел Франсиско Калисони. – Никогда не слышал этого имени. Он знаком с Шелли? – Не думаю. Но он страстный поклонник литературных вечеров. Франсиско считает, что ни одно прогрессивное общество не может жить без литературы, искусства и политики. – Политика? – удивился мой собеседник. – Я, например, считаю это общество абсолютно аполитичным. Скажите, вы давно в преисподней? – Не очень. Но все же я позволю себе с вами не согласиться. Ад – не царство анархии. Это государство, со своим правительством, государственными учреждениями и институтами власти. А если существует государство, значит существует некоторая политика, которую оно проводит в отношении своих граждан. И, естественно, существуют граждане, которые этой политикой недовольны. Следовательно, существует оппозиция. Естественно, некоторые недовольны этой политикой больше, некоторые меньше. Отсюда – политические партии. Добролюбов пристально посмотрел на меня. Казалось мои размышления заинтересовали великого критика и он готов вступить в дискуссию, но в этот момент в зале воцарилась тишина. На возвышение в конце зала поднялся Шелли Перси Биши. Поэт слегка поклонился публике и без всяких предисловий начал читать. К стыду своему, должен признаться, что я читал Шелли очень мало. По содержанию я узнал отрывок из "Королевы Меб ", потом, судя по всему, шли новые произведения. В заключение из уст автора полилась "Песня к англичанам". Нежное, женственное лицо преобразилось, стало более жестким. Горящий взгляд скользнул по слушателям и люди запели вместе с ним. Сначала это был один, потом два голоса, потом все больше и больше. А когда песня оборвалась Шелли развернулся и молча, не прощаясь, ушел. Так же тихо стали расходиться и присутствующие. Я повернулся к Добролюбову и увидел, что он внимательно меня разглядывает. – Вам понравился наш литературный вечер? – спросил он. – Да, – откровенно признался я, – он закончился боевым гимном чартистов. И после этого вы будете отрицать наличие в Аду партий? – "Песня к англичанам" – тоже произведение Шелли и нет ничего удивительного, что он счел возможным прочесть ее. До свидания. Надеюсь, мы с вами еще встретимся. Помните о конспирации, – добавил он после паузы, – не выходите из скалы большой группой. Вы ведь знаете, – улыбнулся он, – подобные вечера не одобряются. Он кивнул мне и скрылся в ближайшей стене. Оглянувшись по сторонам я довольно быстро нашел своих друзей. Калисони был очень доволен. Он просто сиял. Абуба выглядел несколько растерянным. – Я стоял и слушал бредни какого-то англичанина умершего бог знает сколько лет назад, – бурчал он. – И тебе не понравилось? – А что тут может нравиться? Правда, последняя песня хорошая. Песни вообще лучше стихов. – Конечно, это не М.С. Хаммер. – сказал я. – Сравнил, – хмыкнул Абуба. – Слова вообще-то ничего. Их бы под RAP переделать. Абуба мечтательно зажмурился и, цыкая и бухая, как старая ударная установка полез в скалу.

Шло время. Постепенно я привыкал, втягивался в жизнь преисподней. Появились новые друзья и знакомые. Абуба притащил откуда-то карты и теперь мы почти каждый день собирались на партию в преферанс. Я регулярно посещал литературные вечера, где смог послушать Уолта Уитмена, Шиллера, Крылова. Послушал отрывок из нового творения самого Данте Алигери: "Трагедия богов". Подружился с французом Рабле. Был представлен Максимке Робеспьеру. Вообще, скучать не приходилось. Взять хотя бы сегодняшний вечер: я висел у себя в комнате, с нетерпением ожидая воя элементала. Калисони сказал, что сегодня можно будет послушать Василия Андреевича Жуковского. Яркий представитель российского романтизма, мечтатель и мистик. Мне было очень интересно как изменился он, живя здесь. – Гхым, – раздалось за дверью, – Анатолий Пафнютьевич, разрешите войти? – Да, конечно, – ответил я с удивлением. Сквозь дверь просунулась голова Добролюбова и приветливо мне улыбнулась. – Здравствуйте, Анатолий Пафнютьевич, – сказал он, окончательно просачиваясь в комнату. – Что, вашего соседа нет дома? – Как видите, нет. Я отдал ему свою энергию и он отправился на поиски куртизанки. – А вы, что же? Не чувствуете симпатии к женскому полу? – Отнюдь. Но сегодня есть кое-что поважнее. На вечере будет Жуковский. – Да, конечно. Василий Андреевич, как никто другой заслуживает внимания. Однако осмелюсь вам предложить нечто еще более важное. Я подплыл к Добролюбову почти вплотную. – Все это кажется мне загадочным, – сказал я, – вы разговаривали со мной всего раз, а теперь приходите с каким-то предложением. Причем, я точно помню, что не давал вам свой адрес. К чему такое внимание? Я видел вас еще на одном вечере, но вы сделали вид, что не узнаете меня, и я счел за лучшее воздержатся от беседы... Добролюбов жестом остановил меня. – Вы желаете объяснений? Я их дам. При первой нашей встрече я подошел не потому, что заинтересовался вами как человеком, а потому, что вы были мне незнакомы. Литературные вечера запрещены. Потому тот, кто приводит туда нового человека, должен быть полностью в нем уверен. Кроме того, на каждом вечере присутствует кто-то, кто высматривает подозрительных людей и берет их на заметку. На том вечере это был я. Мы пристально следили за вами все это время, более или менее изучили вашу жизнь на Земле и пришли к выводу, что вы можете быть нам полезны. – Вам? – Не удивляйтесь. Нам, нашей партии. Вы были правы: коли существует общество и правительство – существует и оппозиция. Да! Теперь визит Добролюбова не казался мне странным. Скорее даже закономерным. Все это время я чувствовал, я знал, что произойдет что-то подобное. – Что это за партия? – спросил я. – Она хорошо вам известна. Попробуйте догадаться. – Коммунисты? – Именно так. Если у власти фашизм – противостоять ему будет коммунизм. Коммунистическая партия рабочих Ада. КПРА. Она достаточно молода, но у нас уже есть некоторые наработки. Придя в Ад, идея коммунизма попала на благодатную почву. Здесь уже существовало подполье, организованное Александром Македонским, партия Тиберия и Гая Гракхи. И примкнувшее к ней, освободительное движение Спартака. Существовал "Союз славянских князей ": Владимира Святославовича, Владимира Мономаха, Александра Ярославовича Невского и Дмитрия Донского. – Князь Владимир? – Да, представь себе, человек который крестил Русь. Кроме того, в оппозиции есть патриархи, лица канонизированные, и даже один Папа Римский. Рядом с этими уже сформировавшимися обществами появлялись более молодые, но никак не менее важные личности: Томазо Компанелла, Оливер Кромвель, Хмельницкий, Разин, Пугачев и Довбуш, стоящие поначалу особняком, примкнули к "Союзу славянских князей". Правда при этом состоялось неприятное выяснение отношений между Петром Первым и Булавиным. Но последнего удалось уверить, что Петр в тяжелой, сложившейся в державе и на ее границах, обстановке, не мог действовать иначе. Немногим позже в Аду появились Радищев, Денис Давыдов. Пришел, не отказавшийся от своих теорий, Роберт Оуэн. Когда я впервые ступил в шестой круг, меня уже ждали Павел Иванович Пестель, основатель Южного Адского общества декабристов, и Бестужев представитель от Северного. На следующий день я уже разговаривал с Герценым и Белинским. Наслышанные о событиях наверху, мы с нетерпением ждали приезда Авраама Линкольна и Парижских коммунаров. Позже образовалось адское отделение комитета Народной воли во главе с Андреем Ивановичем Желябовым; болгарская партия Тесняков; брусневская группа. Джузеппе Гарибальди сдружился с товарищами из "Освобождения труда", и так далее, так далее. Я слушал, как завороженный. Знакомые имена исторических личностей, названия подпольных обществ и организаций складывались в удивительную картину. Политическую мозаику Ада. – Грандиознейшим событием стал приезд Карла Маркса! Глаза Добролюбова вспыхнули. – Его бесспорный гений сразу же оценил обстановку и принялся за работу, итогом которой стал Первый Интернационал преисподней. Как и в случае Первого Интернационала на Земле, из-за начавшихся гонений и репрессий его действие вскоре пришлось прекратить. Но работа продолжалась. Толчком к созданию Второго Интернационала послужило появление Фридриха Энгельса. А потом мы услышали о Владимире Ильиче и создании первого в мире государства рабочих и крестьян. С нетерпением мы ждали смерти Ленина, надеясь с его помощью объединить все подпольные организации в могучую Коммунистическую партию. И наконец это произошло! Ленин умер, но власти вовремя сориентировались и, по личному распоряжению Сатаны, Ленин был отправлен в седьмой круг. – Туда где держат сумасшедших? – спросил я. – Сумасшедших и особо опасных, неоднократно провинившихся обитателей Ада. Седьмой круг – самое страшное наказание. Что может быть хуже, чем провести вечность с умалишенными? – Я слыхал, особо опасных сбрасывают в пустоту за кругом. – Вздор, – Добролюбов улыбнулся. – Это все запугивание. Сатана не глуп. Представьте, если человек будет вечно окружен пустотой, он или сойдет с ума, или начнет искать спасение в самом себе. Изучая свои возможности, он станет их совершенствовать, а человек который все время совершенствуется, со временем станет подобен Богу. Еще один Бог – это нешуточная угроза. Добролюбов посмотрел по сторонам и продолжил: – Мы не стояли на месте. Наши ряды постоянно расширялись за счет уходящих из верхнего мира товарищей. Правда, вместе с друзьями мы получали и врагов. Неисчислимо много несчастий принес Зубатов и созданная им сеть ложных партийных ячеек. Появилось множество провокаторов. Усилился контроль. Например, мы точно знаем, что Сатане известно про литературные вечера, как и где они проходят. Их не прикрывают только потому, что оттуда легко получать информацию о настроении нелегалов и подполья. – Почему же вы их не закроете? – Зачем? Это своеобразная кузница кадров. Мы можем присмотреться к человеку, проверить его. К тому же прекращение вечеров вызовет подозрение. Я согласно кивнул головой. – И как обстоят дела на сегодня? – Можно сказать, что неплохо. 86 коммунистических партий, существующих на Земле, здесь составляют части одного целого – КПРА. Каждый отдел следит за земными событиями и отвечает за проверку и прием в свои ряды вновь прибывших. Размеры организации трудно себе представить. Люцифер тоже стал осторожней. Сразу из приемной апостола Петра в седьмой круг отправились Сталин, маршал Жуков, Мао Дзе Дун. За видными политическими деятелями ведется слежка. Маркс и Энгельс в розыске. – Вы предлагаете нелегкий путь, – подумав, сказал я. – Легких путей к правде не бывает, – ответил Николай Александрович. – Идемте, прогуляемся по городу. Скоро литературный вечер.

Итак, меня приняли в подполье. И если бы теперь вы спросили: – "Что такое подполье?" Я бы не знал, что ответить. Это была не организация, а государство в государстве. Разжиревший Сатана и его Ангелы уделяли мало внимания преисподней и бесконечные рапорты старика Моисея о повышении активности антиобщественных элементов оставались без ответа. Тихо и незаметно к Люциферу Сыну Утра подкрадывался большой гаплык. Ядро КПРА находилось в шестом кругу. Отсюда коммунистическая "зараза" расползалась дальше. По заданию партии люди столетиями входили в доверие к властьимущим, продвигались по службе и нередко доходили до первого круга. На удивление, идеи марксизма – ленинизма нашли отклик у подавляющего большинства урожденных чертей. Тысячелетия прозябания в полиции и мелких чиновниках с единственной мечтой дослужится до Мастера Ужаса и поселиться во втором или, если повезет, в первом кругу; за особые заслуги можно получить человеческое тело и короткий отпуск на Землю. Все это утомляло низших из урожденных, раздражало и озлобляло их. Пропагандой и внедрением во вражеские структуры дело не ограничивалось. Над решением загадок Ада, изучением и освоением его бились величайшие умы человечества. В подпольных лабораториях вместе работали: Ньютон, Гюйгенс, Эйнштейн, Ланжвен, Лаплас и Ленс; закадычные друзья Резерфорд, Курчатов и Менделеев; Коперник и Леонардо да Винчи. Накопленный потенциал знаний был велик невероятно. Глядя на все это хотелось взяться за лацкан пиджака, скомкать в руке кепку и сказать: – "Товаищи, еволюция не за гоами!" Революция действительно была не за горами, но для этого приходилось еще много работать. А работа для планомерного развала чего-либо мне очень нравилась.

Главная подпольная типография находилась на одной из самых людных улиц шестого круга – Петропавловско -Камчатской. Через обыкновенный одежный магазин можно было попасть в пивную, из которой особо приближенные могли пройти в небольшую комнату где обычно играли в карты. Про пивную знали все. Про комнату знали все, но бывали немногие. О том, что за этой комнатой может находиться целая типография не догадывался никто. Если с улицы замечали, что кто-то зашел в одежный магазин и долго не выходит думали, что это очередной посетитель бара. Если кто-то исчезал из бара, все думали, что он играет в карты. Из типографии существовало еще два выхода, но ими пользовались только в крайних случаях.

Я и Абуба Джонсон, который после проверок и моего поручительства стал членом КПРА и теперь горел желанием разрушить что-то "до основанья, а затем...", вошли в бар. Заказав по несколько грамм Амброзии мы покрутились по залу и лениво поплелись в комнату для игр, где происходило следующее: за столом сидели четверо человек, ожесточенно дующихся в "тысячу". – День добрый, – поздоровался я с играющими, – шеф богодельни у себя? – Привет трем толстякам ! – в свою очередь поздоровался Абуба. Игравшие, а это были: Толстой Алексей Константинович, Толстой Алексей Николаевич, Толстой Лев Николаевич и киргизский народный акын Токтогул Салтыганов, которого Абуба вовсе обошел своим вниманием, недовольно переглянулись. – Дежурите? – попытался я загладить бестактность своего спутника. – Дежурим, – вздохнул Лев Николаевич, – кто только графики в Союзе писателей составляет. То тут, то во второй типографии. – Нас, чтоб не путать, на все мероприятия вместе посылают. – Да уж, – подтвердил Алексей Константинович. – Поручат Толстому в "Искру" статью написать, а какому не уточнят. Попробуй не напиши, оказывается – именно тебе поручено. Вынесут на обсуждение, вкатят выговор. – Что делать, – сказал Алексей Николаевич, – партийная дисциплина. Вот и приходится вместе писать. Мы уже, для простоты, "братья Толстые" подписываемся. – Выигрывает кто? – спросил Абуба. – Салтыганов, – вздохнул Лев Николаевич. – Везет ему. – Играть надо уметь, – буркнул народный акын, – умище свое, громадное, применять.

Мы отодвинули драпировку, отперли дверь и вошли в типографию, посередине которой, как обычно, возвышался шеф – Иван Федоров. – Иван, здравствуй, – сказал я, – нас к тебе кругком партии откомандировал. – Это по поводу наглядной агитации? – Ее родимой. – Я же вам в прошлый раз указал объемы. – Мы не за этим. Личная просьба товарища Калинина – увеличить выпуск листовок для первого и второго кругов. Сырьем он обещает помочь. – Это не просто, но если требуется, то увеличим. Неужели скоро начнется? спросил он, наклонившись к моему уху. – ЦК молчит, – пожал я плечами, – но, судя по всему, что-то должно случиться. Попрощавшись, мы вышли в бар, дернули еще по 50 и отправились дальше. У нас было много поручений. Действие подполья активизировалось. Проводились сборы партийных ячеек и собрания руководства секторов. Отдел кругкома, отвечающий за связь с секторными и местными партъячейками с трудом успевал докладывать в ЦК о проведенных мероприятиях. Должность старшего координатора, которую я в этом отделе занимал, отнимала все мое время. Рядовую информацию можно было рассылать с помощниками, но важные сообщения приходилось нести самому. Из всех поручений визит в типографию был самым невинным. Отправив Абубу к товарищу Калинину с ответом, я пошел оповещать руководителей десяти секторов о внеплановом пленуме ЦК. С целью конспирации собрания проводились по частям. По десять – двенадцать человек. Такая система занимала много времени, зато гарантировала безопасность. Решение каждой десятки фиксировалось координаторами и передавалось непосредственно секретарям ЦК Марксу и Энгельсу, которые, исходя из полученных отчетов, выносили решение. Первое собрание должно было состояться сегодня вечером. Остальные – в ближайшее время. И на одном из них мне предстояло стать фиксирующим координатором. Это значило, что я один из первых, узнаю о причине переполоха. Несмотря на то, что я был на хорошем счету, мне до последней минуты не полагалось знать место собрания.

В назначенный день, я сообщил Абубе о неожиданно напавшем на меня приступе щедрости. Достал из-под кровати купленный на барахолке аппарат, перекачал ему всю свою энергию и взял с товарища Джонсона честное слово не появляться в доме до следующего рева Элементала. Теперь оставалось ждать, и я завис прямо перед входной дверью. Чтоб скоротать время сосредоточился на своем прошлом, стараясь отыскать в памяти что-нибудь приятное. Задача была не из простых, но я все же нашел одну неплохую пьянку и с наслаждением окунулся в воспоминания. Дойти до кульминации того вечера, когда я отплясывал посреди стола лезгинку, мне не удалось. Помешал внешний фактор. Или, выражаясь точнее, лицо жутко кавказской национальности, появившееся в дверях. – Спичек не будет? Это был пароль. – Нет, я не курю, – сказал я отзыв. – Вы мой провожатый? – Азизбеков Мешади, – представился он и добавил после паузы, – Азиз Бек Оглы. – Очень приятно, – ответил я, – думаю мне представляться не надо? Он отрицательно покачал головой и сделал пальцами в воздухе нечто кавказское. – Следуйте за мной. Я последовал, после чего началось традиционное блуждание по городу с посещением людных мест и неожиданными проходами сквозь стены. Наконец, на каком-то пустыре Азизбеков остановился. – Теперь вниз, – сказал он и стал медленно уходить в землю. – Как? – опешил я. – Как я. – А как это? Мешади пожал плечами. – Ты же сквозь стены проходишь? Направление роли не играет. Я попробовал хоть немного провалиться – безрезультатно. – Тогда ляг на живот и представь, что перед стеной стоишь. В глазах азербайджанца мелькнула насмешка и мне сразу стало понятно, что он действительно Азиз Бек Оглы, а я всего на всего глупый гяур. – Смотри, не отставай, а то потеряешься. Я пообещал и заполз внутрь. "Интересно", – думал, я пока мы шли, – "как он здесь ориентируется?" Однако это так и осталось для меня загадкой. За все время путешествия мой мозг не выдал ни одной мало-мальски пригодной версии. – Пришли, – сказал он наконец. Я принял вертикальное положение и поэтому немного замешкался. Негоже было координатору появляться перед товарищами мордой вниз. Найдя, наконец, выход из положения я стал ввинчиваться в породу, как сверло. В ходе такого бурения, я оказался висящим под сводом довольно большой пещеры. Между изящными колоннами стояли вытесанные из камня лавочки с резными спинками и аккуратными столиками перед ними. Дальше, в конце зала, находилась выполненная в виде тюльпана трибуна. Там же, возле трибуны, о чем-то оживленно беседовала группа людей. В следующее мгновение они нас заметили и замолчали. – Вот и товарищ Анатолий, ради которого мы все и собрались. В говорившем я узнал своего непосредственного начальника Михаила Игоревича Калинина. Тут же почему-то находился и Франсиско Калисони, который за все время нашего знакомства ни единым словом не обмолвился о своей причастности к работе КПРА. Лица остальных были очень знакомы, но я не пытался узнать их. Даже старого друга, помолодевшего вдруг на сорок – пятьдесят лет узнаешь не сразу. Анекдотические картины типа: "– Тату? – Зэнык?" – когда отец и сын пьют за одним столом не узнавая друг друга, встречались в Аду повсеместно. "Сами представятся, раз ради меня собрались". – подумал я и стал спускаться. – Рад с вами познакомиться, – сказал мне мужчина с небольшой кудрявой бородкой, – Карл Маркс. На моем лице явно отразилось удивление, так как мужчина улыбнулся. – Фридрих Энгельс, – представился стоящий справа от Маркса. После этого я перестал удивляться и оцепенело стоял, пока мне представляли Пестеля, Разина, Грамши, Дзержинского, Чжоу Энь Лая, Катаяму, Тито, Хо Ши Мина, Крупскую, Тельмана, Македонского, князя Владимира Святославовича, Рылеева, Линкольна, а также Ульянова Александра Ильича, Ульянова Дмитрия Ильича, Ульянову Марию Ильиничну. Тут же присутствовал Ульянов Илья Николаевич и жена его Ульянова Мария Александровна. – Вы наверно удивлены, – сказал Маркс, – но все мы собрались здесь для того, чтобы встретиться с вами. Я был удивлен. – Наше подполье находится на стадии, когда ждать дальнейшего улучшения ситуации не имеет смысла. Надо переходить к активным действиям. Для таких действий нам был нужен человек, появившийся в Аду недавно, абсолютно надежный и не успевший попасть в поле зрения Моисеевой охранки. Феликс Эдмундович, – обратился он к безучастно смотрящему куда-то в пол Дзержинскому. Железный Феликс оживился: – Мы начали проверять всех прибывающих. Вы нас почему-то сразу заинтересовали. Вас поселили по соседству с товарищем Калисони, который постоянно наблюдал за вами и снабжал нужной информацией. За это время мы нашли ваших родителей, друзей и выяснили как проходила ваша жизнь до переселения в преисподнюю. – Скажите, – перебил я, – Абуба тоже ваш человек? – Нет, его поселили к вам по просьбе психологов. Их интересовала реакция на внешние раздражители. Это испытание вы тоже прошли. Несознательный антиобщественный элемент под вашим влиянием стал достоин чести вступить в партию и смог быть полезен подполью. Отбрасывая дальнейшие подробности можно сказать, что из множества кандидатур вы лучше всех подходите для выполнения запланированного задания. – Что надо делать? – спросил я, понимая, что отказаться нельзя. – Вы должны спасти Володю, – тихо сказал Илья Николаевич Ульянов. – Спасти Володю? – непроизвольно переспросил я. – Товарищей Ленина, Сталина, Мао-Цзе Дуна и Жукова, которые находятся в ссылке в седьмом кругу, – снова взял слово Дзержинский. Ваша задача в установленный срок найти их, сообщить о состоянии дел и вместе вернуться в шестой круг. – Эта акция, – вступил в разговор Чжоу Энь Лай, – послужит сигналом к началу вооруженного восстания всего Ада. Передо мной явно стояла толпа безумцев. Я даже не знал, как на это все реагировать. Хотя мое вступление в партию имеющую целью свержение богов путем вооруженного (кстати, до сих пор неизвестно чем) восстания было безумием не меньшим. "Раз так ", – подумал я, – "стоит сделать анализ своего психического состояния. Но это потом. Сначала дослушаю их до конца". Я стал слушать. По предложенному мне плану я становился вождем и идейным вдохновителем движения анархистов, громящих государственные учреждения и пытающихся пролезть во внешние круги. Моими лозунгами временно становились: "Бей чертей" и "К черту власть, в своем Аду мы сами разберемся". Меня должны были поддержать Крапоткин и многочисленная партия, или лучше выразиться, банда батьки Махно. За все эти безобразия меня непременно должны сослать в седьмой круг, где я буду искать вышеуказанных товарищей. – Как мы вернемся? – захотелось узнать мне. – Об этом не беспокойтесь. Александр Ульянов улыбнулся. – Вас подберет одна из птичек Адама. После моего официального согласия началось бесконечное обсуждение деталей, сроков и такого прочего. Согласовав все это, высокие партийные товарищи удалились, оставив меня с Калисони и моим азербайджанским проводником. – И что ты теперь скажешь, – хитро прищурился Калисони. – Ну тебя, – отмахнулся я, – подумать только, в моих руках судьба революции! – Страшно? – Черт его знает. Не по себе, А что это за птички Адама, на которых нас забирать будут? – Ты на них уже летал. – Драконы Харона? – Харон, он же Адам. Первый человек, первый житель Ада. Логично, что он стал проводником в царство мертвых. – Он тоже в партии? – опешил я. – Он да, а Ева нет. Она в Раю и, судя по всему, неплохо там себя чувствует. Я прошелся по залу. – Калисони, ты действительно монах? Или это байка для меня. – Монах, монах. История которую я тебе рассказал правдива от начала до конца. Сантименты, знаешь ли. Иногда хочется рассказать правду, вылить на кого-то то, что тебя тяготит. – Тебе не дает покоя тот ребенок? – Еще бы. Я же мог его убить. Это счастье, что все так кончилось. – Все хорошо, что хорошо кончается, – сказал я, – Незачем себя казнить. Если бы ты его действительно убил... Я понял, что сказал глупость и замолчал. – Э, может вы дома поговорите? Мне вас долго ждать? Азизбекова наши разговоры похоже раздражали. – Вот глупый абрек, – шепотом сказал я, так чтоб услышал только Франсиско. Поговорить не даст. – Не такой уж и глупый, – возразил монах, – Он один из двадцати шести комиссаров, которых у вас в Баку расстреляли. Человек вполне образованный. Пошли, не будем его задерживать. – Может сами дорогу найдем? Все время вверх и... – И вылезем из земли в каком-нибудь людном месте. Завтра же об этом будет знать Моисей. Давай, шевели поршней.