Текст книги "Нулевой цикл. Научно-фантастические рассказы"

Автор книги: Борис Фрадкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

7

Прокопий Михайлович убрал с дороги стул с наброшенным на спинку клетчатым пиджаком, так намозолившим ему глаза. Не увидев в лаборатории Звягинцева, он покачал головой: оставить включенной установку и где-то разгуливать – это уж ни в какие ворота не лезет. Правда, его смутили брошенные на пульте ключ от двери, часы, снятые с руки, и записная книжка с шариковой ручкой. А ведь дверь-то была замкнута.

Не в окно же он вылез?

Увидев открытое окно, старый технарь часто и недобро задышал. Полный гнева, он выключил установку. Выждал – сейчас прибежит Звягинцев и услышит пару ласковых словечек.

Звягинцев не появлялся. Чувствуя все растущее раздражение, Прокопий Михайлович, не глядя, нащупал на пульте кнопку. Откинулась крышка камеры.

Желая знать, какие детали сваривал Звягинцев, лаборант заглянул в камеру. Никаких деталей на плоскостях матрицы он не увидел. Но прежде чем он успел выругаться, в глаза ему бросились металлические и пластмассовые обломки, рассеянные по полу камеры.

Морщась, кряхтя и щадя поясницу, Прокопий Михайлович протиснулся в отверстие люка. Подняв несколько обломков, к ужасу своему он убедился, что в его руках то, что еще вчера вечером было ценнейшим и современнейшим оптиметром.

Он застонал от горя и негодования. Но тут же заметил в дальнем углу камеры еще какие-то предметы. Осторожно нагнувшись, Прокопий Михайлович узнал лакированные туфли Звягинцева. Его изумление возросло еще больше, когда из-под туфлей он извлек нейлоновую рубашку и цветастые носки.

С ума, что ли, сошел этот Звягинцев?! Одежда в ванне – с чего ради? Что он, другого места для нее не нашел? А сам где? Отправился через окно гулять по улицам города нагишом??

С нарастающей тревогой, полный самых дурных предчувствий, Прокопий Михайлович принялся внимательно оглядывать стены камеры. И на одной из них, под кварцевым глазком, различил торопливо нацарапанные острым предметом строчки.

Первые же прочтенные им фразы заставили его забыть о своем радикулите и, выскочив из камеры, с хриплым возгласом броситься к телефону.

ДЕНИС-ВОДОПРОВОДЧИК

Я проснулся от прикосновения чего-то нестерпимо горячего, опалившего мне спину. Я заорал так, что разбудил добрую половину общежития. Колька, чья кровать стояла у дверей, включил свет, и мы увидели, как из трубы, к которой была присоединена батарея отопления, с шипением вырывается тонкая, но сильная струя кипятка и падает прямо на мою кровать.

Мы отодвинули кровать, а потом посмотрели друг на друга: что делать? Тут в дверях появились сначала девчонки. Кутаясь в халатики, они, перебивая друг друга, принялись подавать советы один чепуховее другого. Парни оказались практичнее они притащили слесаря, заспанного и, похоже, не совсем трезвого. Слесарь потоптался у батареи, зачем-то постучал по ней разводным ключом, а потом заявил, что нужно спуститься в подвал и перекрыть стояк, но ключ от подвала у коменданта, а комендант уехал в гости.

Не знаю, чем бы все это кончилось, если бы в комнате не появился Денис Турчак. Хотя мы с ним и учились уже третий год в одной группе, но взаимных симпатий не испытывали. Широкоплечий, медлительный, с большой лохматой головой и вечно мрачной физиономией, он всегда был мне неприятен. К тому же он прослыл на курсе отменным тугодумом, ни одна сессия не обходилась у него без завалов, хотя все свободное время он протирал штаны над учебниками. Да как протирал! Сиживал в читальном зале до самого закрытия, а потом еще в общежитии прихватывал, до двух-трех часов ночи.

Не в пример Турчаку я учился легко, трояков у меня не случалось, а в этом году меня удостоили повышенной стипендии. Я заглядывал далеко вперед – подумывал об ученом звании.

Так вот, этот самый Турчак не очень вежливо растолкал девчонок своими широченными плечами, отобрал у слесаря разводной ключ, подошел к трубе и… словно по волшебству струя исчезла. У всех в комнате вырвался вздох облегчения. То, что на мой взгляд выглядело в данный момент неразрешимой проблемой, оказалось решенным в считанные секунды.

Я приблизился к трубе и безмолвно ахнул: все оказалось до дикости просто – в отверстие Турчак вколотил крошечный деревянный клинышек, обломок карандаша – только и всего!

– А, – пренебрежительно отмахнулся Турчак в ответ на восторженные возгласы, – чего говорить. Я таких шпиньков успел вдоволь навтыкать, – он сунул ключ обратно в руки отчаянно зевающего слесаря, проявлявшего полное безразличие к происходящему. – А твоя кровать теперь за неделю не просохнет, повернулся Турчак ко мне. – Пойдем, что ли, к нам досыпать? Валерка с Димкой к родителям смотались, я один кукую.

Приведя меня к себе в комнату, Турчак достал из тумбочки блюдце со сливочным маслом.

– Мажь, где обожгло, – посоветовал он. – Помогает, по себе знаю. А не то завтра комаринского запляшешь.

– Разве с тобой такое тоже случалось? – удивился я.

– А, – отмахнулся Турчак, – чего говорить. У нас же вся семья водопроводчики: и дед, и отец с маманей, и обе сестренки. Одна бабка молоком торгует. Я только школу кончил, отец меня сразу в ремжилуправление определил, каникулы догулять не дал. Так что, брат, я три годика на ремонте теплотрасс и водопроводов, как миленький, вкалывал. Майку-то сними, замаслишь. А спину давай я натру.

Доверительная откровенность Турчака, его искреннее желание прийти на помощь озадачили меня. Надо же – три года учиться в одной группе, жить на одном этаже общежития и только сейчас убедиться, что это совсем не такой человек, каким ты привык его считать.

Закончив процедуру с маслом, я лег на свободную кровать. Турчак погасил свет и тоже лег. Но мне уже не спалось, меня разбирало любопытство. Еще бы – я заново открывал Турчака.

– А чего же ты сразу после школы в институт не подался? спросил я.

– А, – донесся из темноты глухой бас Турчака, – чего говорить. Не имел желания. Я в армию хотел, в десантники. Так, понимаешь, какое-то дурацкое плоскостопие обнаружили. И признали меня вроде инвалида. Это меня-то!

Последнюю фразу Турчак закончил таким заупокойным голосом, что я невольно заулыбался. У этого типа с мрачной физиономией внутри сплошной хохот, жизнелюбия ему не занимать.

– И что, трудно в ремжилуправлении было? – не унимался я.

– А, чего говорить… Представляешь, как эти чертовы трубы ржавеют, да как их всякой пакостью забивает? Вот все три года я только тем и занимался, что дома от трухлявых труб освобождал. Менял, то есть… – Турчак шумно, по-бычьи, вздохнул. – В одном доме меняешь, а уж в соседнем караул кричат: прорвало! топит! А пока меняешь, весь дом стонет. И не только потому, что пару недель без воды сидят. Со старыми трубами гору кафеля соскребешь, дефицитные обои посдираешь. А стояки видел как выворачивают? Ну, ничего, в понедельник в своей комнате насмотришься. Неделю будете постели от бетонной пыли вытряхивать. Да еще стены сварочной горелкой распишут – двумя побелками не замажешь…

Такой биографии ни у кого из моих друзей не было. Денис рассказывал неторопливо, обстоятельно. Его допекла не работа сама по себе, а сознание переливания из пустого в порожнее. Ржа поедает трубы – ты их меняешь. А новые тоже ржавеют, их забивает каменнопрочным осадком. И так идешь из дома в дом по замкнутому кругу. Об уличных магистралях и говорить нечего – там не дом, не два, а бывает, весь район без воды сидит.

И это в наш век научно-технической революции!

– Не выдержав, ты смотался в институт! – понимающе хохотнул я.

– Ну да, чего говорить, – простодушно согласился Денис. Давить меня стало страшенно. Никакого тебе удовлетворения, понимаешь. А перейти на другую работу… – Денис вздохнул, как целое бычье стадо. – Ну, против отца я, может быть, и устоял бы, а вот против деда да против сестренок… Однако мою тягу к высшему образованию вся семья единогласно одобрила. Правда, с условием…

Турчак выдохнул так, словно лопнул туго накачанный волейбольный мяч.

– С каким же? – я даже приподнялся на кровати.

– Да чтобы стал спецом по водопроводным сетям.

– Бог ты мой! – всплеснул я руками. – Да ведь наша-то будущая специальность все равно что на другом конце Вселенной. Нехорошо облапошивать близких людей, Денис!

– А, да чего говорить… – мрачно отозвался Денис. И, видимо, не захотел больше продолжать разговор.

Поскольку на нашем курсе оказался урожай на Денисов, к Турчаку после той «кипяточной» ночи с моей легкой руки приклеилось прозвище Водопроводчик. Он не обиделся, только посопел немного и помотал своей кудлатой головой.

Я и сам не мог понять, что именно теперь привлекало меня в Турчаке. Скорее всего его простодушие, полная неспособность обижаться.

А порядочен он был до щепетильности. Займет рубль до стипендии и каждый день спрашивает: не последний ли отнял? А чтобы в своей комнате у товарища кусок хлеба съел? Упаси господи!

Смена антипатии на симпатию была во мне настолько неожиданной и необратимой, что я решился предложить Турчаку вместе пробиваться в науку. В сговорчивости его я имел возможность убедиться. К тому же его теперь прямо-таки распирало от чувства дружелюбия к моей особе. И еще должен признаться – от Турчака веяло таким несокрушимым спокойствием и такой физической силой, что и я рядом с ним чувствовал себя куда увереннее.

Мое предложение усугублялось тем, что в этом году у нас начались спецпредметы и заведующий нашей выпускающей кафедрой ультразвуковой дефектоскопии профессор Благов заметил как-то на лекции, что не прочь допустить пару-другую студентов к научно-исследовательской работе.

Сама судьба подавала мне руку!

В ответ на мое предложение Денис только отмахнулся, посчитав мои слова за шутку. Когда же я стал настаивать, он не на шутку перепугался, засопел и дня два старался избегать меня.

Но в меня вселился бес упрямства. Я внушил себе, что только вместе с Денисом могу по-настоящему проявить себя. Чепуха, конечно. Будто у меня не было других, более башковитых друзей. Ну, как бы там ни было, а я и через два дня заговорил с Денисом о том же.

И только когда я начистоту признался, что всю жизнь мечтал попасть к Благову, да вот только вместе с ним, Денисом, смогу решиться на такой шаг, он мрачно пробормотал:

– Ладно, чего говорить…

Высокого роста, худой, с остроносым лицом нездорового землистого цвета Аркадий Алексеевич Благов встретил нас, как докучливых родственников.

– Ба! – удивился он. – И Турчак пожаловал!

– Чего говорить, – засопел Денис, – если нельзя, могу и уйти.

– Помнится, основы ультразвуковой техники вы изволили сдать после второго захода?

– Третьего… чего говорить…

– Виноват, запамятовал, – Благов взглянул на меня и лицо у него чуточку подобрело. – Вот Ковина я по ответам на олимпиаде запомнил, толковые были ответы, весьма толковые. Ну что ж, извольте приобщаться.

– А я? – Денис волком смотрел на Благова.

– И вы. Викентий Семенович! – крикнул он в глубину лаборатории, – принимай пополнение в науку.

…Когда поздно вечером мы покинули лабораторию Благова, Денис заметил:

– На ладан дышит…

– Ты о ком? – не понял я.

– Да о ком же еще, о нашем профессоре, – Денис кивнул на двери лаборатории, из которых мы вышли. – Видал, какое лицо у него? У нас в рембригаде один мужик от рака помер, так у него такое же мучное лицо было.

– Типун тебе на язык, Денис! – возмутился я.

С нашего третьего курса в лабораторию пришли шесть человек, самый цвет успеваемости, если не считать Турчака, конечно. На первых порах нам, студентам, доверяли несложные обязанности: снимать показания приборов, чертить форматки для записей эксперимента, что-то присоединить, отсоединить. И так по два вечера в неделю. К концу марта я первым научился читать «язык» осциллографов, и Благов решился доверить мне заполнение опытных карт. Данные для карт я собирал у всех участников эксперимента. На следующий день эти карты я отнес в вычислительный центр института, а еще через два дня получил оттуда кипу бумажных лент, свернутых в рулоны.

Когда я положил рулоны на стол перед Благовым, тот пальцем поманил Дениса.

– Думается мне, Турчак. – сказал профессор, серьезно глядя в лицо моего друга, – что эта работа будет как раз по тебе. Садись и слушай внимательно.

Я остался стоять за спиной Дениса.

Благов развернул одну из лент – на ней сверху вниз тянулись нескончаемые колонки восьмизначных чисел. Море чисел! Да нет, что там море – океан! Безбрежный, бездонный. И числа эти Денису предстояло переписать, группируя их уже в иной последовательности.

– И упаси тебя бог, Турчак, перепутать хотя бы пару строчек, – предупредил Благов. – Тогда придется начинать все сызнова.

Я внутренне содрогнулся. Задание, полученное Денисом, показалось мне прямым издевательством со стороны Благова.

– Пошли ты его ко всем чертям, – посоветовал я Денису, когда мы остались вдвоем. – В криогенной лаборатории для нас тоже место найдется.

Денис удивленно уставился на меня.

– Ха! Чего говорить… Думаешь, с трубами меньше было канители? И потом, я же сам напросился. Труса играть не по мне.

И он засел над этим океаном чисел. Над первой лентой он просидел четыре вечера. Пыхтел проколотым мячом, волком смотрел на каждого, кто пытался выразить ему сочувствие.

Приняв работу Дениса, Благов ничего не стал проверять, не сказал ни слова. Он подозвал меня.

– Теперь твое слово, Ковин, – он испытующе оглядел меня. – Вот по этим группам чисел, кои выписал Турчак, ты построишь кривые. Во-первых, мы получим возможность проверить добросовестность твоего дружка. А во-вторых… – Благов прищурился, – а во-вторых, по кривым ты попробуешь получить математические зависимости и тем покажешь, что из тебя выйдет в будущем.

– А я? – спросил Денис.

– А ты бери следующую ленту.

Да, я получил такую работу, о которой пока и мечтать не смел. Показания приборов, до той поры абстрактные и ничего нам, новичкам, не говорящие, сливались теперь передо мной в реальный физический процесс. И я, третьекурсник, получил возможность самостоятельно вывести формулу этого процесса. Все во мне прямо-таки запело, я почувствовал себя на седьмом небе от предвкушения грядущих свершений. Мне ли было не знать, что история науки пестрит случаями, когда зеленые новички совершали большие открытия! Отчего бы и Ковину не стать одним из таких счастливчиков?

Мои радужные надежды были омрачены тяжелым сопением Дениса, который за одним столом со мною одолевал очередную ленту. Один лист бумаги за другим он заполнял аккуратными колонками чисел. Числа… числа… числа… Даже у меня, глядящего на них со стороны, рябило в глазах. А каково же было самому Денису? Я все ждал, когда у него лопнет терпение и в знак солидарности с ним готов был поступиться своими надеждами.

Но Денис, к моему огорчению, продолжал стоически пыхтеть над числами. Закончив вторую ленту, он получил третью. Иногда он часами не разгибался над столом. Случалось, я уходил в общежитие один, не дождавшись Дениса.

А однажды среди ночи, выйдя в туалет, я увидел свет в комнате для занятий. Было любопытно, кому это не спится, и я, проходя мимо, приоткрыл двери. Я увидел… Дениса! В полном одиночестве он пыхтел над знакомой мне развернутой лентой с числами. Он старательно переписывал числа… нет, куда бы вы думали? – в общую тетрадь.

– Денис, ты чего? – опешил я.

– А, чего говорить… – Денис был явно смущен, – интересная штука, понимаешь, оказалась.

– Что интересное? Числа интересные? Да ты, что, спятил, Денис?

Денис, не отвечая и пряча от меня глаза, только запыхтел сильнее. Я видел – мое присутствие тяготит его, и, потоптавшись в дверях, отправился спать.

Теперь о самом главном.

Нам, третьекурсникам, пришедшим к Благову, повезло. Мы оказались свидетелями (и в какой-то мере участниками) создания уникального ультразвукового дефектоскопа. За несколько лет до этого Благов был удостоен Государственной премии за открытие многократного внутреннего отражения ультразвукового луча в кристаллических структурах элемента гольмия. Ему удалось разработать принцип ультразвукового лазера, и на основе этого принципа спроектировать аппарат для выявления пороков в деталях машин не только на макро-, но и на микроуровне.

Само по себе ультразвуковое просвечивание использовалось уже в промышленности, но аппарат Благова обещал получить на экране изображение кристаллической структуры детали, увидеть взаимное расположение атомов, изъяны в кристаллической решетке.

Начиная с первых чисел апреля шла доводка отдельных узлов дефектоскопа. К середине апреля узлы собрали в один агрегат. Дефектоскоп установили в утробе специального стенда, и пошла подготовка к завершающей стадии исследований – снятие основных параметров аппарата.

В эти дни на бледном лице Благова более резко обозначились скулы, а глаза запали и в них поминутно вспыхивало нетерпение. Он, уже не таясь, на ходу глотал какие-то таблетки, не успевая запивать их водой, срываясь, кричал на своих именитых коллег. И только к нам, студентам, относился хотя и не очень ласково, но с удивительной терпимостью.

Работы в эти дни всем хватало. Мы, студенты, тарировали датчики, паяли, монтировали приборы, чертили схемы. Особенно много чертили. И только Денис, закончив последнюю ленту, оказался не у дел. Мрачно поглядывая на окружающих, он слонялся по лаборатории, рассматривал схемы, разложенные на столах. Однажды он так увлекся разглядыванием схемы излучающего узла, что не заметил остановившегося рядом Благова.

– Интересуешься, Турчак?

– Интересуюсь…

– Ну и как тебе?

– Чего говорить… – Денис пожал своими широченными плечами, – не будет работать.

– Это как же понять – не будет?

Я незаметно приблизился к Денису, подтолкнул его локтем, чтобы он не лез, куда не следует.

– Ковин! – прикрикнул на меня Аркадий Алексеевич, – не мешай беседе двух ученых мужей. Ну, так я слушаю, Турчак?

– Чего говорить, – Денис шумно выдохнул, – в излучателе появится вода и вся ваша электроника накроется.

Благов уже всем телом повернулся к Денису, молча и сумрачно всматривался в его лицо. Денис сразу заерзал, ему стало не по себе от этого рассматривания. Он что-то еще пробормотал и заспешил вон из лаборатории.

Я догнал его уже на лестнице.

– Какая муха тебя укусила, Денис? – набросился я на него. – Что за воду ты еще придумал? Или у тебя от твоих чисел ум за разум заскочил. Одно слово – «водопроводчик»…

Впервые Денис улыбнулся широко и добродушно. Но при этом он смотрел поверх моей головы и видел что-то недоступное моему пониманию.

Махнув на него рукой, я возвратился в лабораторию.

На следующий день начались так называемые ходовые испытания дефектоскопа. С нашего курса я стал единственным, кого Благов включил в бригаду испытателей, и мне пришлось ради этого пропустить лекции.

Пульт, за который мне предстояло встать вместе с научными сотрудниками кафедры, был огромен. В виде подковы, он занимал всю торцовую стену лабораторного зала. Я оказался почти рядом с Аркадием Алексеевичем, и хотя мне предстояло всего лишь записывать показания температурных датчиков, я чувствовал себя так, словно мне доверили установить контакт с инопланетной цивилизацией.

Я видел, как Благов нажал кнопку, и сразу, подчиняясь приказу автоматики, пришли в движение нити приборов, заметались змейки на экранах осциллографов, замигало многоцветие сигнальных ламп.

Все началось привычно и буднично. Я мог бы заранее сказать, какие результаты мы получим. И тем не менее меня не покидала восторженность, непривычная приподнятость. Я такого еще не переживал. В голову лезли всякие непрошеные мысли. «Сегодняшний эксперимент, – внушал я себе, – твоя стартовая площадка для полета в будущее. В сверкающее будущее! И это неважно, что оно пока скрыто в тумане и ты еще не представляешь, в какой именно области науки проявишь себя. Важно, что ты рожден для этого. Твое участие в сегодняшнем эксперименте – лучшее тому доказательство…»

Если бы такие слова в моем присутствии произнес кто-то другой, они бы рассмешили меня своей напыщенностью, дутым самомнением. А во мне они звучали, как музыка.

Это неважно, что у меня нет конкретной цели, облеченной в страстную мечту. Мне было известно, что многие гениальные ученые уже в ранней юности имели такую цель. Я же походил на путешественника, который отправляется в неведомые края, где он никогда не бывал. Он еще не знает, что увидит там. У него страстное желание – увидеть! И его уже не останавливают ни возможные трудности пути, ни даже смертельные опасности…

Мои непрошеные мысли были прерваны тревожным гудением зуммеров. Казалось, чья-то не видимая, но сильная рука встряхнула весь огромный пульт, и приборы чутко отреагировали на эту встряску: нити непозволительно далеко рванулись по шкалам, на экранах осциллографов каждая змейка распалась на спутанный змеиный пучок.

Впрочем, все это длилось секунду-две. Я даже не успел испугаться, как все вновь успокоилось, пришло в норму.

– Ничего, ничего, – услышал я глуховатый голос Благова, продолжаем.

– Что это было? – шепотом спросил я у стоявшего рядом старшего научного сотрудника. Но он только пожал плечами.

Я увидел, как Аркадий Алексеевич щелкнул переключателем, переводя дефектоскоп на более напряженный режим работы. И в тот же миг снова заметались нити приборов, на этот раз яростно и непримиримо. В глазах у меня прямо-таки зарябило от мигания сигнальных ламп.

И тут я почувствовал, как туфли мои наполняются водой.

Нет, мне положительно везло на водные приключения! Взглянув себе под ноги, я обомлел: из-под панели пульта падали на пол крупные и неторопливые капли. На полу у моих ног образовалась уже изрядная лужа.

– Вода! – сдавленно вырвалось у меня. – Смотрите, вода!!

Все разом повернулись в мою сторону.

– Выключить! – приказал Благов. – Всем! Немедленно!

Мы защелкали тумблерами, принялись нажимать кнопки, уподобляясь заправским пианистам. Приборы сразу успокоились, нити обессиленно легли на нулевые деления, экраны осциллографов погасли…

Нет, вы только вообразите себе – вода среди сплошной электроники! Здесь в каждом углу стояли аппараты для поддержания строго постоянной сухости воздуха. И пол в этом зале не мыли, а только протирали, не оставляя следов влаги. Никаких водопроводных труб здесь не проходило.

Чтобы лучше понять нелепость происходящего, представьте себе, что вы включили электрический утюг с намерением погладить белье, ждете, когда он нагреется, но вдруг видите, как из него по всему разъему начинает течь вода.

Да нет, что там утюг! Включили ультрасовременный телевизор, ждете появления звука и изображения, а вместо того и другого появляется… вода! Вода все обильнее капает через все нижние стыки панелей, на полу образуются лужи, которые растекаются вширь, грозя затопить живущих под вами.

Вряд ли что-нибудь подобное случалось в истории электроники.

Невероятно? Фантастично?

И тем не менее именно это предстало перед нашими глазами, когда лаборанты сняли верхнюю панель пульта и мы смогли видеть дефектоскоп. Из него (дефектоскопа!) текла вода! Она текла по всему нижнему основанию аппарата, крупными каплями падая на пол. Капля кощунственно переливались всеми цветами радуги и шлепались в лужу, издавая пренеприятнейшие звуки.

Я уходил последним, поскольку мне пришлось помогать лаборантам вытирать лужи.

– Ковин! – неожиданно окликнул меня Благов. – Задержись, пожалуйста.

Времени было около трех часов ночи и мне дьявольски хотелось спать. Я прислонился к косяку двери, наблюдая, как Благов, кончив возиться с дефектоскопом, снимает халат. Видно было, как бесконечно велика его усталость. Выключив свет в зале, он закрыл двери на ключ и, не глядя на меня, стал подниматься по лестнице. До самого вестибюля он не проронил ни слова. На улице, запрокинув лицо к звездному небу, он жадно вдохнул прохладный ночной воздух.

– Я хочу видеть Турчака, – произнес он. – Немедленно!

– Вы думаете, это он подстроил с водой? – ужаснулся я. Нет, нет, Аркадий Алексеевич, это невозможно. Денис честнейший человек!

Благов усмехнулся.

– Так уж и честнейший? Друзья вы с ним, что ли?

– Лучшего друга у меня и в детстве не бывало.

– Но… очень уж вы непохожи…

– Ну и что ж?

– Да в принципе-то конечно.

…Оставив Благова в комнате для занятий, я отправился будить Дениса. А это оказалось не так-то просто. Но и открыв глаза, Денис долго и бессмысленно таращился на меня. Наконец мои слова дошли до него. Шумно сопя, всем видом своим выражая крайнее неудовольствие, он натянул на себя брюки и, отчаянно зевая, шлепая босыми ногами по крашеному полу коридора, поплелся за мной в комнату, где нас ждал Благов.

– Во сне-то чего видел? – набросился на него Аркадий Алексеевич. – Вода небось снилась?

Он швырнул плащ на спинку стула, сел и повелительным жестом приказал Денису сесть напротив. Я устроился поодаль, но поближе к своему другу, чтобы в случае нужды поддержать его.

– Рассказывай, Турчак, рассказывай!

– А чего рассказывать? – Денис зевнул, как бегемот, не прикрывая рта.

– Про гольмиевый детектор, про ионную проводимость, про воду.

Сон с физиономии Дениса как ветром сдуло.

– А! – ухмыльнулся Денис. – Стало быть, вы тоже догадались?

– Представь себе, – Благов церемонно поклонился моему другу, – и я тоже. Но тебя-то, простофилю, кто надоумил? Кто?

Не обижаясь на «простофилю» и благодушно сопя, Денис запустил пятерню в свою взлохмаченную шевелюру.

– Ваши ленты, кто же еще.

– То есть как это ленты?

– Так чего говорить… Пока переписывал – присмотрелся. Гляжу и глазам не верю – вода!

Благов отодвинулся вместе со стулом, чтобы лучше видеть Дениса.

– Ты переписывал абстрактные, ничего не говорящие сами по себе числа, – сухо возразил профессор. – Чтобы эти числа заговорили, по ним прежде следует построить кривые, а по кривым вывести математические зависимости. А может, вы тут с Ковиным подпольные исследования организовали?

Аркадий Алексеевич с ухмылкой взглянул на меня.

– Что вы! – запротестовал я. – Зачем нам это?

– Вот и я думаю – зачем? А ты, Турчак, случаем никаких записей не делал?

– Чего говорить… Делал.

– Покажи!

– Так они там, в комнате.

– Принеси. Я не тороплюсь.

Денис, все позевывая, сокрушенно мотая головой, отправился в свою комнату. Возвратился он со знакомой мне общей тетрадью в руках. Благов буквально выхватил у него тетрадь, раскрыл и… вытаращил глаза на Дениса.

– Но тут… тут все те же числа?!

– Те же, да не совсем, – нахмурился Турчак. – Тут только описание гольмиевых кристаллических структур, их взаимодействия с плотными полями и ультразвуковым лучом.

Благов уронил руку с тетрадью на угловатые колени.

– Турчак! – взмолился он. – Скажи честно: ты не морочишь мне голову?

– Была нужда…

Последние слова моего друга окончательно выбили профессора из колеи. Он взглянул на меня, словно надеясь прочесть на моем лице разгадку поведения Дениса. Но я и сам ничего не понимал, я не мог оторвать глаз от раскрывшейся в руке профессора тетради: там на всех страницах были числа, одни числа, сверху донизу и от края до края. Прямо кабалистика какая-то!

– Вот чего он не умеет, – пробормотал я, – так это морочить голову…

Благов беспомощно улыбнулся.

– Ребята, – сказал он, – я уже достаточно пожил на белом свете и кое-что смыслю в науке. Читать числовую запись машины, как открытый книжный текст, еще не доводилось ни одному исследователю. А Турчак не просто читал, он еще и появление воды разглядел. Ты-то, Ковин, когда кривые строил, видел эту проклятую воду? Не видел, можешь не отвечать. И ни одна душа, кроме меня и… этого типа, не видела. Ты, что, феномен, Турчак? А может, ты с другой планеты свалился, где уже все знают?

Турчак безразлично пожал плечами.

С минуту Благов собирался с мыслями.

– Ладно, – сказал он, – попробуем, Турчак, с тобой согласиться. Допустим, природа одарила тебя способностью читать числа, как книжный текст. Других таких людей до сих пор на земле не бывало. Ладно… И давно с тобой происходит такое?

– Чего говорить… сам я как-то не придавал этому значения, – промямлил Денис, – пока вот с вашими лентами не связался. А вообще-то у меня еще в школе бывало: если задача в одних числах, у меня сразу ответ в голове появлялся. А вот как к буквенным обозначениям перешли, забуксовал малость.

– Хорошо, – Благов хлопнул себя по коленям Денисовой тетрадью, встал, прошелся по комнате, – ладно, пусть так – ты оказался способным сразу «разговаривать» с машиной на языке чисел. Ладно, с этим пусть разбираются психологи. Воду-то как угадал?

– Чего говорить… – Денис, сидевший в одной майке, начал мерзнуть, потирать свои плечи. – По числам и угадал. Гляжу в них и вдруг – батюшки! – вода!

– Вон как просто, – Благов сунул тетрадь обратно Денису, – пришел, увидел, победил. Ну, а если членораздельнее?

– Сначала-то я увидел ионную проводимость, – принялся растолковывать Денис, – ну, ту самую, про которую вы нам еще в прошлом семестре рассказывали. Еще заставили подчеркнуть помните? – фразу такую, – Денис провел в воздухе воображаемую волнистую линию, – «…поток ионов качественно отличен от потока электронов. Поток ионов – это уже поток самого вещества. Так, например, если движутся ионы меди, значит по проводу течет сама медь…» Правда, пока никому не удалось изготовить провода с ионной проводимостью, да ведь теория о твердых веществах с ионной проводимостью уже существует. И профессор Благов ее горячий приверженец, чего говорить…

Такого многословного выступления я от Турчака еще не слышал. Весь курс знал его, как примерного молчуна.

– Ишь ты! – развеселился Благов. – Прямо хоть его трояк в зачетке на пятерку исправляй. Ладно, Турчак, ионная проводимость. А тебе-то что до нее?

– Да как же, Аркадий Алексеевич! Ваш гольмиевый детектор – все равно что кусочек провода. В вашем излучателе под воздействием ультразвуковых колебаний на периферии его сосредоточились ионы кислорода, а в сердцевине – ионы водорода. Электрическое поле привело их в движение. На выходе из детектора ионы соединились и… образовалась вода.

Благов удовлетворенно наклонил голову. Остановившись напротив Дениса, он приказал:

– Возьми лист чистой бумаги и сядь к столу.

Денис, не понимая, что от него хотят, вырвал из тетради лист и вместе со стулом придвинулся к столу. Благов швырнул ему на стол шариковую ручку.

– Пиши! – палец профессора вытянулся в сторону листа бумаги, – пиши: «Проректору по научной работе такому-то от такого-то…» Написал? Так, хорошо. Ниже: «Заявление». Есть? «Прошу Вашего разрешения зачислить меня на должность младшего научного сотрудника кафедры ультразвуковой дефектоскопии…» Пиши, пиши, чего ворон ловишь?

– Вы извините меня, Аркадий Алексеевич, – не глядя на Благова, Денис осторожно скомкал лист бумаги, а ручку так же осторожненько подвинул к краю стола, – вы извините меня, но только мне это уже никак не подходит.