Текст книги "Нулевой цикл. Научно-фантастические рассказы"

Автор книги: Борис Фрадкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

3

…Придя в себя, Валентин никак не мог сообразить, где он и что с ним. Он только ощущал непосильную тяжесть в груди. Странное чувство: внутренности словно спрессовало в единый свинцовый комок, и этот комок вот-вот оборвется и своей тяжестью расплющит кишечник.

Перед глазами сначала была непроглядная тьма. Но постепенно в ней стала проглядывать зеленоватая зыбь. Слабый рассеянный свет падал откуда-то сверху.

Первое, что вспомнил Валентин, – агонию, безумное желание жить! жить! жить! И острую боль, рвущую на части носоглотку и легкие, боль, – которая погасила сознание. Сейчас боли не было. Было только тягостное ощущение свинца в сердце, в легких, во всей груди. Но что все это значило в сравнении с радостью спасения, сознанием, что он снова жив.

Жив! Жив, черт возьми!

Он жив, значит, все страшное позади.

Вот только странная темнота. Почему нет солнца? Почему нет ветра, пьянящего, вливающегося в легкие воздуха? Валентин пошарил вокруг себя, убедился, что лежит на плоском металлическом полу. И тут же ощутил спиной знакомую вибрацию, – это продолжала работать насосная установка.

Значит… значит он по-прежнему в ванне?!

Опершись руками в пол, Валентин сел. И пока садился всем телом, кожей лица, даже волосами на голове ощутил воду. Вокруг была вода. Он озадаченно поводил рукой, и рука встретила знакомое сопротивление, какое он испытывал, плавая в бассейне. Да, сомнений не оставалось: он находится в ванне, в ванне, заполненной водой! Он сидит на металлическом полу живой и целехонький.

– О, черт! – хотел выкрикнуть Валентин.

Но вместо привычных звуков изо рта его вырвался каскад пузырьков. Цепочкой, один за другим, пузырьки устремились к потолку камеры, и потрясенный Валентин замер, следя за их полетом.

Ему казалось, что он сходит с ума. Он ощупал лицо, и, конечно же, не обнаружил ничего такого, что снабжало бы его легкие воздухом. И тем не менее он дышал – иначе как объяснить, что он не чувствует признаков удушья? Однако ему не приходилось делать усилий, чтобы наполнять легкие воздухом. Воздух наполнял их как-то сам по себе. Валентину казалось даже, что он ощущает его животворное движение в крови, токи его под кожей, в мозгу.

Не выдержав, Валентин вскочил. Небольшого усилия ног оказалось достаточно, чтобы его тело отделилось от пола и, невесомо покачиваясь, стало медленно подыматься. Мимо проплыл кварцевый глазок, словно маленькое солнышко, ослепил на миг отвыкшие от света глаза Валентина. Вскоре головой он коснулся потолка. Боль пронзила его до самых пяток. Он осторожно ощупал израненную, избитую о металл голову, вспомнил агонию, страстное желание жить…

И вот он жив.

Жив, вопреки всем законам природы. Он принял горизонтальное положение. Сердце-свинец колотилось редкими, едва ощутимыми толчками. Казалось, оно вот-вот – и совсем остановится. Чем яснее Валентин осмысливал свое необыкновенное, совершенно противоестественное состояние, тем в большее смятение оно приводило его, путало его мысли.

Вода!

Вода выкинула с Валентином Звягинцевым такое, чего и в самом дурном сне не привидится. Он жил в воде не вопреки законам природы, а, наоборот, в полном соответствии с ними.

Вода охотнее любой другой жидкости поглощает кислород из окружающей среды. И чем давление среды выше, тем больше его растворяется в воде.

Клетки человеческого организма более чем на три четверти состоят из воды – обстоятельство, сделавшее барокамеру надежным союзником медиков там, где кровь перестает доставлять организму кислород в нужном количестве. Под воздействием высокого давления плазма клетки приобретает способность поглощать его непосредственно из нагнетаемого в камеру воздуха.

Но точно так же плазма клеток может поглощать кислород и из воды. Причем легче, чем из воздуха, гораздо легче! Что нужно для этого? Достаточно высокое давление. Идея дыхания в воде без помощи каких-либо технических средств давно волновала физиологов.

Однако решиться на подобный эксперимент, то есть взять и погрузить человека в сжатую под большим давлением воду, никто не решался, слишком много было сомнений.

Случай сам пришел на помощь к исследователям. Правда, случилось это не в лаборатории физиологов, а в лаборатории автоматизации сварочного производства. Но… чего не бывает на свете! – инженеру-сварщику Звягинцеву довелось стать первым Ихтиандром XX века.

Приступ дикой неиспытанной радости захлестнул Валентина. С веселым остервенением принялся он освобождаться от одежды. Кувыркаясь, пошли на дно желтые лаковые туфли. Следом за ними медленно оседали цветастые носки. Брюки и голубая нейлоновая рубашка отказывались тонуть и Валентину пришлось их топить насильно.

Обнаженное тело, обрело неожиданную гибкость, стало скользким, не испытывающим сопротивления воды. И хотя Валентин плавал весьма посредственно, тут он почувствовал себя, как рыба в воде (в полном смысле этого слова!). Сильным движением рук бросил он свое тело от одной стены к другой, и, не дав себе коснуться металла, круто изменил направление движения, скользнул под самым потолком, устремился вниз и снова вверх. Он вращался штопором, выделывал пируэты, недоступные самому заядлому аквалангисту. И вопил, вопил от восторга, от сознания своего чудесного перевоплощения, выбрасывая из гортани вместо звуков фонтаны пузырьков.

Ему вдруг безумно захотелось оказаться в необозримых просторах океана, в бездонной и безграничной пучине. Он мог бы достичь любых глубин, сегодня еще скрытых от взора человека. Он смог бы мчаться и мчаться без устали, обгоняя косяки рыб, проносясь над подводными хребтами и ущельями, проникая в таинственные лабиринты пещер…

Утомившись, Валентин приблизился к кварцевому глазку. Здесь было светлее, уютнее. Привычный дневной свет помог ему унять нервное возбуждение. Над эмоциями постепенно начал брать верх уже чисто познавательный интерес к происходящему.

Прежде всего Валентин в полной мере оценил возможные последствия своего невольного перевоплощения. Пройдет какое-то время – и тысячи, нет, миллионы ихтиандров, подобных ему, Звягинцеву, начнут подлинное покорение морских просторов. На дне океанов возникнут чудо-города, раскинутся плантации морских окультуренных водорослей.

В ущельях будут пастись косяки ценных пород рыб. Геологи-ихтиандры получат подлинную возможность разработки недр дна океанов.

Необозримые, необжитые просторы!

Климат с ровной и не зависимой от времени года температурой, свободный от капризов погоды. И кто знает, не принесет ли человечеству жизнь в воде освобождение от многих ныне неизлечимых недугов, не даст ли ему столь желанное долголетие?

«Да, да, именно так все и будет, – согласился с собой Валентин. – Но все-таки, почему я остался жив? Ведь была же агония, был конец… и вдруг нате вам – воскрес из мертвых. Прямо как в священном писании!»

О сути священного писания Валентин знал тоже понаслышке.

Он призвал на помощь весь свой опыт логического осмысливания эксперимента. Итак, сказал он себе, все дело в способности воды поглощать кислород из воздуха. Чем больше давление, тем больше в ней кислорода. Наши насосные установки обеспечивают пятьсот атмосфер. Это равносильно тому, как если бы меня затолкали на глубину в пять километров. Солидно, ничего не скажешь! Почему же меня не расплющило? Увы, такое ошибочное убеждение существовало, пока не было опрокинуто наблюдениями над китами. Те ныряют на глубину в три-четыре километра, а остаются целехонькими. Все дело в том, что ткани живого организма состоят в основном из той же, практически несжимаемой воды? Легкие и кишечник? Они до-отказа заполнены водой, которой я нахлебался, пока отходил в мир теней. Сердце? Кровеносные сосуды? По строению и составу почти сплошная вода.

На первый взгляд все выглядело просто: кислород из воды проникает в его, Валентина, тело. И прежде всего он проникает в те ткани, которые имеют прямой контакт с водой, – это кожный покров тела, это поверхности заполненных водой бронхов, желудка, кишечника…

Но нет, не торопись с выводами, Валя. Разве история, кораблекрушений не знает случаев, когда корабли исчезали в таких пучинах, где давление нисколько не меньше, чем сейчас в камере? А может быть, и больше. Однако море ни разу не возвратило к жизни хотя бы одну свою жертву, не сделало счастливого исключения, не совершило чуда.

Ни разу!

Стало быть, все гораздо сложнее. Дело не только и, может быть, не столько в давлении насосов, сколько в чем-то еще таком, что пока ускользает от его, Валентина, внимания.

Эмоции окончательно уступили место научному поиску. Ихтиандр XX века стал снова аспирантом.

Нетерпение поиска заставило Валентина снова пуститься в плаванье по камере. Он скользил вдоль стен, уже не наслаждаясь невесомостью тела. Рядом была загадка, которая встречается на пути исследователя раз в сто лет. А может, и того реже.

Закрыв глаза, Валентин пытался «увидеть» процесс поглощения кислорода клетками. И с огорчением убедился, что картина получается туманная, весьма приближенная, – уж очень скудными были его познания в области молекулярной биофизики. А в области цитологии он вообще был профаном. Впрочем, даже совершенное знание того и другого навряд ли помогло бы ему. Тут природа выкинула такой фокус, который не укладывается ни в одну из этих наук.

Что же случилось после того, как он потерял сознание? Судя по всему, какая-то пустяковина. Мысленно перебирая устройство камеры и схему работы всей аппаратуры, Валентин снова и снова убеждался в том, что никаких новых, неведомых ему явлений в камере произойти не могло.

Не могло, а произошло.

Что за дикое противоречие!

Постепенно у него крепло убеждение, что разгадка совсем рядом, на самом виду. Нужно только по-настоящему напрячь мозговые извилины, вдумался, сосредоточиться, вглядеться.

Но, нет, ничего не получалось. Вот когда Валентин познал подлинные муки поиска! Он знал – покинув ванну, он навсегда потеряет надежду на успех. Возможно, кто-нибудь другой разгадает секрет его превращения. Кто-нибудь другой, но уже не он. Не ОН – вот в чем вся трагедия. Валентин желал найти САМ!

Он натыкался на стены, забывал, где он и что с ним. Он стонал от непосильного напряжения. Иногда ему казалось, что вот сейчас, сию минуту, наступит озарение. Открытие, как забытое, но хорошо известное слово, витало совсем рядом. Все в Валентине напряглось, сжалось в тугой болезненный комок.

Последнее усилие – и…

Тщетно!

Так можно было промучиться всю жизнь и ничего не открыть. Отказавшись от поиска, Валентин начал обессиленно опускаться на дно камеры. Мимо него проплыл кварцевый глазок, сверкнув маленьким солнцем.

А из глазка, отражая линзами блики солнечного света, глянул на миг объектив нацеленного в камеру лазера.

Дальше все походило на взрыв. Валентин разом понял все до конца. В тот момент, когда камера была заполнена и сознание Валентина погасло, сработала автоматика. Согласно заданной Валентином же программе, лазер дал положенное количество вспышек. На тысячные доли секунды давление в камере с пятисот атмосфер подпрыгнуло до двух миллионов.

Удар в два миллиона атмосфер, способный соединить в одно целое два куска самого сверхтвердого металлического сплава! Не обладая достаточными познаниями по молекулярной биофизике и цитологии, Валентин с полным основанием мог утверждать, что конструкция клеток тела не могла остаться безучастной к столь мощному воздействию. В его тонкостях разберутся специалисты. Валентин же получал возможность раскрыть его только в главном: способность клеток поглощать кислород мгновенно и тысячекратно возросла, и он живительным потоком хлынул в тело. Луч лазера выполнил роль своеобразного «искусственного дыхания» и возвратил Валентина к жизни. Приобретя новые свойства, клетки тела продолжают их сохранять уже под воздействием пятисот атмосфер. Стало быть, способность дышать в воде надежно зафиксирована.

Так Валентин Звягинцев совершил научное открытие.

Теперь Валентина обуяло нетерпение другого рода.

К людям! Скорее к людям!

Возвестить о своем открытии!

Пусть узнают все в институте, в городе, в стране, во всем мире. Конечно, ему помог счастливый случай, но разве это умаляет значение открытия?

Когда же наконец появится в лаборатории этот брюзга, этот чертов педант от авиации Прокопий Михайлович?

Валентин снова прильнул к глазку, через который мог видеть часы на стене: двадцать семь минут восьмого. Случалось, старик приходил куда раньше. Видно, сегодня ему крепко спится и видятся розовые сны.

Представив себе изумленную физиономию старого технаря в тот момент, когда тот откачает воду из ванны, откроет люк и увидит там Валентина, аспирант пришел в неописуемый восторг. Он хохотал, корчась и извиваясь всем телом, хохотал до изнеможения, выбрасывая из широко, по-рыбьи разинутого рта тучи пузырей.

И вдруг осекся.

То мгновение, когда Прокопий Михайлович нажмет заветную кнопку на пульте, станет последним мгновением в жизни Валентина Звягинцева.

Только сейчас Валентин ощутил, как зверски холодна вода…

Если водолаза слишком быстро подымают с большой глубины, он погибает от так называемой «кессонной болезни». Кровь водолаза, освобождаясь от растворенного в ней кислорода и азота, вскипает. И чем быстрее идет подъем на поверхность, то есть чем быстрее падает давление, тем более бурно протекает вскипание крови.

Валентин находился на «глубине» в пять километров. Он будет поднят на поверхность мгновенно. Кессонная болезнь не может стать даже отдаленным сравнением с тем, что произойдет в теле Валентина. В нем вскипит не только кровь, но и плазма каждой клетки.

Вскипит…

Нет, не то слово. Он не учитывает те два миллиона атмосфер, которые добавил луч лазера. Они, эти два миллиона, насытили клетки громадным запасом потенциальной энергии, и теперь, рванувшись вон, она, эта энергия, обратит в прах, в пыль органическое вещество клеток.

4

По улице, ведущей к политехническому институту, неторопливо вышагивал Прокопий Михайлович. Он шел выпрямившись, по его собственным словам, «аршин проглотивши». Увы, это не было бравой выправкой кадрового авиационного технаря. Просто Прокопий Михайлович боялся неосторожным движением разбудить притаившегося в пояснице зверя.

Минувшая ночь прошла на удивление спокойно. Ворочаясь с боку на бок, Прокопий Михайлович ни разу не испытал прострела от поясницы к ступне, подобного выстрелу из скорострелки Шпитального.

А проснувшись и взглянув на часы, непотребно обругал себя. Еще с вечера он заприметил тайную подготовку Звягинцева, его намерение поэкспериментировать в одиночестве. А для возможности такого уединения остается только раннее утро. Зная безалаберность Звягинцева, его безответственное отношение к аппаратуре, его неряшливость в обращении с инструментом, Прокопий Михайлович не стал завтракать и заспешил в институт. По дороге он вспомнил, что вчера получил со склада присланный из Москвы оптиметр, точнейший и чувствительнейший прибор для выверки плоскости матрицы. А что если Звягинцев решит воспользоваться этим прибором? С него ведь станет.

Уже не на шутку забеспокоившись, лаборант шагнул шире. В пояснице его так стрельнуло, что он застыл на месте, обратившись в каменное изваяние. Даже дышать перестал.

– Ах, ты, Валя-краля! – зло зашипел он, имея в виду, однако, не радикулит, а все того же аспиранта, которого не выносил уже за один немыслимо клетчатый, по-женски пестрый и яркий пиджак. – Чтоб тебе из пике не выйти! Чтоб тебя на взлете заклинило!

И уже тихохонько, гусиным шагом двинулся дальше.

Валентин сидел под кварцевым глазком, подобрав под себя ноги. Оставалось покорно ждать роковой развязки. Единственное утешение – все произойдет настолько быстро, что и боли почувствовать не успеешь. Тело его исчезнет, растворится в таинственном, вечно загадочном веществе – воде.

Валентин усмехнулся при мысли, что он, или, вернее, то, что было им, долго еще будет циркулировать по трубам замкнутой лабораторной системы, и Прокопий Михайлович не раз чертыхнется, обнаруживая на фильтрах грязь. Разве же ему придет на ум, что эта грязь – прах бесследно исчезнувшего, неудачливого аспиранта Звягинцева?

5

Вода, вода…

Вода – мечты. Вода – горечь разочарований. Вода – неиспытанная радость открытия. И вода – обращающая тебя в ничто.

Вдруг Валентина словно обожгло изнутри: открытие! А что же будет с его несказанным чудом, с откровением природы, сделавшей его единственным обладателем этого откровения? Неужели все исчезнет вместе с ним?

Он потерянно закружил по камере.

Говорят, человек перед смертью способен за одно мгновение заново пережить все прошлое, увидеть дорогие ему лица, перебрать все свои удачи и неудачи. Ничего этого не было с Валентином. Мысль, что люди ничего не узнают о его удивительном открытии, привела его в полную прострацию. Если бы ему раньше сказали, что творческая неудача может так потрясти человека, он бы только посмеялся. И вовсе бы не поверил, что она способна заслонить собой ужас перед близкой гибелью.

И тем не менее все так и было сейчас.

Валентин Звягинцев… Это позднее люди поставят твое имя в один ряд с теми, кто не колеблясь первым испытал на себе вакцину бубонной чумы, кто первым взмыл в воздух на хрупких и ненадежных крыльях, первым проник в тайну атомного ядра, вырвался в космическое пространство. Все это были подлинные ИСКАТЕЛИ. Их не останавливала в поиске та высокая цена, которой, возможно, придется расплачиваться за крупицы добытой истины – цена собственной жизни. Они попросту не задумывались над необходимостью подобной расплаты. Им было не до того – они искали!

Прокопий Михайлович поднимался со ступеньки на ступеньку, как едва научившийся ходить первогодок. Перед тем как открыть дверь вестибюля, он достал носовой платок и вытер выступившую на лбу испарину.

В вестибюле Прокопий Михайлович задержался подле вахтера, своего сверстника и товарища по несчастью, тоже страдающего радикулитом. Выслушал о новых апробированных лекарствах, сетования на врачей, многочисленные советы…

Узнав, что Звягинцев давным-давно в лаборатории, Прокопий Михайлович чертыхнулся и заспешил по коридору. Тут на него налетела девчушка, видать по всему, первокурсница, ойкнула, извинилась и помчалась дальше. А Прокопий Михайлович схватился за поясницу, зашипел рассерженным гусаком.

Здание оживало, наполнялось молодыми голосами, топотом ног, хлопаньем дверей.

6

Минуты превратились в секунды. Время стремительно бежало к роковой развязке. В злом бессилии Валентин продолжал кружить по камере. Он постанывал от рвущего сердце страха, не в силах найти способа сообщить людям о своем открытии.

До восьми часов оставалось менее десяти минут. В восемь наверняка появится Прокопий Михайлович, позже он еще никогда не приходил. В восемь будет ровно час с той минуты, когда луч лазера воскресил Валентина.

Он разыскал свои брюки, вывернул карманы – там были кошелек с размокшими рублями и трешками, носовой платок да удостоверение с отклеившейся фотографией и расплывшейся подписью проректора. А записная книжка и шариковая ручка, как он и предполагал, остались там, на пульте. Да и будь они здесь, как бы он сумел ими воспользоваться?

Если бы можно было, он написал бы собственной кровью. Зубами разодрал бы себе кожу, хотя всю жизнь не переносил физической боли. Сколько раз совали ему под нос нашатырный спирт в зубоврачебном кабинете!..

И тут Валентин увидел кровь. Из царапинки на локте выкатывались крошечные капельки и легкими дымными облачками повисали в зеленоватой зыби. Чем это он так изодрался? Ведь полированные стены не имеют даже малейших заусенок. Ах да, об обломки оптиметра, разбросанные по матрице.

С минуту Валентин бездумно взирал на темные, почти черные дымки, оставленные им тут и там в тесном пространстве камеры. Затем, безмолвно ахнув, камнем упал на дно. Не рассчитав усилия, он лицом ударился об угол матрицы. Но уже не обращая внимания ни на боль, ни на кровь, хлынувшую из рассеченной губы, принялся шарить по дну.

С острым металлическим обломком в руке Валентин ринулся к стене под кварцевым глазком. Его била дрожь нетерпения. Он страшился взглянуть на часы, где бесконечной чередой цифры сменяли друг друга. И без того знал – время подошло к роковой черте, истекали последние секунды.

Он должен успеть!

Он не может, не имеет права не успеть!

Вероятно, это было самое краткое изложение сути научного открытия…

Рука Валентина была остановлена внезапной ослепительной вспышкой света. Вслед за тем неведомая и неодолимая сила подхватила его и с бешеным ускорением увлекла в бесконечную черную бездну. Ни боли, ни страха Валентин испытать – не успел…