Текст книги ""Желаний своевольный рой". Эротическая литература на французском языке. XV-XXI вв."

Автор книги: Борис Виан

Соавторы: Теофиль Готье,Сидони-Габриель Колетт,Жан де Лафонтен,Поль Верлен,Пьер-Жан Беранже,Андре де Нерсиа,Паскаль Лэне,Жан-Франсуа де Бастид,Вильфрид Н’Зонде,Жан Молине
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

«Все прелести обещанного рая…» (Поль Верлен)

Маркиза Анриэтта де Маннури д’Экто. Кузины полковницы. Фрагменты романа

Анриэтта де Маннури д’Экто [Henriette de Mannoury d’Ectot; 1835 (?) – 1890 (?)] – автор эротических романов «Кузины полковницы» («Les cousines de la colonelle», 1880), «Воспоминания дамского портного» [ «Mémoires secrets d’un tailleur pour dames», 1880), а также книги «Роман Виолетты» [ «Le roman de Violette», 1883). Во времена Второй империи маркиза жила в замке д’Аржантан в Нормандии, где держала литературный салон, в котором бывали Поль Верлен, Шарль де Сиври, Шарль Кро, Ги де Мопассан и многие другие знаменитые люди того времени.

Эротический роман «Кузины полковницы» первоначально приписывался Мопассану. В произведении, ставшем знаковым для эротической литературы, рассказывается захватывающая, полная приключений и любовных интриг жизнь двух сестер; эта книга совмещает в себе жанры семейной хроники и женского галантного романа.

Перевод Аси Петровой. Перевод публикуемого текста выполнен по изданию: «Marquise de Mannoury d’Ectot. Les cousines de la colonelle» [EUREDIF, 1977].

Кузины полковницы. Фрагменты романаЧасть первая

Глава первая

В тот день беспрерывно моросил ледяной дождь, такой, какие у декабря всегда наготове.

А в маленькой гостиной мадам Брикар в это время расположились четыре человека, и, разумеется, сама хозяйка дома: уважаемая вдова полковника, – одного из тех доблестных кавалеристов, которым судьба пророчит блестящее будущее, – шестидесятилетняя дама, достаточно бойкая, для того чтобы стоять во главе семьи, оставив за мужем лишь командование на поле боя, в том единственном месте, где он проявлял отвагу. Не то чтобы мадам Брикар была мужиком в юбке, как раз наоборот, она выглядела хрупкой, нежной и ласковой, но принадлежала к числу людей, в чьих глазах сияет непоколебимая воля.

Подле нее листала какой-то альбом Жюли, младшая кузина, а Флорентина, старшая, вышивала.

Жюли и Флорентина были дочерьми дальнего родственника полковницы, испытывавшей к нему, как к другу своего детства, чувство, которому сложно подобрать определение – потому что если это не любовь, то уж точно и не дружба.

В любом случае оба эти чувства устанавливают между людьми отношения, неподвластные ничему на свете.

Ничему? Разве что смерти!

Именно смерть забрала бедного Гектора, к тому времени уже два года как овдовевшего, оставив ему времени ровно на то, чтобы отправить дочерей к мадам Брикар и написать записку: «Я умираю. Позаботься о них».

Мадам Брикар часто задавалась вопросом, что за будущее ждет этих очаровательных сестер, которых она вырастила, воспитала на свой лад и полюбила как мать, будто и не была их родственная связь столь условной.

Как-то мадам Брикар подняла глаза на Флорентину и неожиданно спросила:

– Девочка моя, противна ли тебе идея стать женщиной?

Кузина, в свою очередь, подняла глаза и, покраснев, с улыбкой ответила:

– Нет, конечно, но это зависит от того, с кем бы мне предстояло провести остаток жизни.

– Ах, да! С тем, кто тебя обожает.

– И кто, интересно, ее обожает? Кузина, мы его знаем? – рассмеялась Жюли, а потом, обратившись к сестре, прибавила: – Дорогая, готовься к катастрофе, – и снова, переведя взгляд на мадам Брикар. – Ну же, не заставляйте нас умирать от любопытства! Намечается свадьба?

– Да поможет мне Бог, милые мои, не стану дольше тянуть и все вам расскажу. Вчера у нас с кузеном Жоржем состоялся серьезный разговор, во время которого, открыв мне свое сердце, полное самых страстных чувств к Флорентине, он попросил у меня ее руки; я, разумеется, не могла обещать Жоржу ничего, кроме как в точности передать тебе его предложение. Решение за тобой. Жорж племянник моего мужа, я знаю его двадцать пять лет, у него большое состояние, он честный человек, достаточно умный, чтобы вести дела, и, конечно, настоящий джентльмен. А ты красива, молода, но ты не богата и вряд ли твое финансовое положение как-то изменится. Я продала все, что у меня было, дабы обеспечить нам нормальное существование; моя пенсия перестанет выплачиваться, как только я умру; пришло время серьезно подумать о будущем. А ты сама – как ты относишься к Жоржу?

Флорентина слегка побледнела.

В двадцатилетием возрасте не мечтают о пятидесятипятилетних мужчинах.

Она очень любила господина Водреза и с детства относилась к нему как к родителю, хотя он не был родственной душой; но у нее ни разу не дрогнуло сердце в его присутствии, и, несмотря на его очевидные знаки внимания, никогда Флорентине не приходила в голову идея о замужестве.

Эта нежная юная красавица была невинна и понятия не имела о том, что скрывается за словом любовь.

В романах она порой улавливала какие-то неведомые горизонты, но не представляла себе, о чем идет речь, а потому не испытывала ни тоски, ни отвращения при мысли о том, что ее хрупкую маленькую ручку придется вложить в руку Жоржа Водреза.

– Боже мой, кузина! – сказала она, помолчав. – Вы лучше меня знаете жизнь, поэтому я приму то решение, которые вы считаете правильным.

– Это значит: «Я не схожу с ума по Жоржу, но он мне достаточно нравится, чтобы принять выгодное предложение, несмотря на его пятидесятипятилетний возраст».

– Не знаю, это не вполне так… скорее я буду рада сделать господину Водрезу приятное.

– Господи! Вот это номер! – вскричала Жюли. – Выйти замуж только ради того, чтобы сделать кому-то приятное! Да видано ли такое! Бывает брак по расчёту, бывает брак по принуждению, но брак из любезности – такого еще не случалось. Поздравляю, сестренка, но я никогда не последую твоему примеру.

– Ты можешь пожалеть, – сказала кузина, – хорошо, что речь не о тебе, а о Флорентине, я немедленно сообщу Жоржу об ее согласии. Наконец-то ему разрешено за ней ухаживать. Он будет на седьмом небе.

Мадам Брикар поднялась и вышла, девушки тоже разбрелись по своим комнатам, чтобы обдумать утреннюю новость.

Свадьба в доме – большое дело.

Флорентина о своей переживала куда меньше, чем Жюли; не то чтобы та завидовала сестре, она слишком любила ее, к тому же отличалась добротой и чуткостью, а Флорентину просто обожала; однако слова мадам Брикар, пролившие свет на бедственное положение семьи, застали ее врасплох и растревожили не на шутку.

«Без наследства, – думала она, – можно либо остаться старой девой, либо выйти замуж за влюбленного старика или просто-напросто за идиота. Кто еще в нашей славной милой Франции захочет жениться на бедной девушке! Это просто безумие. Я никогда на это не соглашусь. Никогда, никогда!»

На эти громкие слова, резонирующие в голове Жюли как звук фанфар, тихий внутренний голос отвечал:

«А что ты будешь делать, если не найдешь молодого, красивого, богатого и до смерти влюбленного в тебя мужчину?»

Тишина была ответом разумному сомненью.

Флорентина не испытывала такого смятения; она мечтала стать хозяйкой замка, и будущая жизнь казалась ей вполне привлекательной.

Жорж почти круглый год жил в прекрасном доме недалеко от Парижа, она знала это, потому что часто проводила там каникулы.

Теперь она воображала, как восседает в большой гостиной, радушно принимая друзей.

Этот образ будущей жизни с такой легкостью проник в ее сознание и угнездился в ее сердце, что вечером она с радостью взяла господина Водреза за руку и ответила ему долгожданным «да».

Следующие полтора месяца прошли в постоянной суете; мадам Брикар хотела организовать торжество на широкую ногу, поэтому по дому взад-вперед с утра до вечера бегали портнихи и модистки.

– Единственное приданое, которое я могу тебе обеспечить – это наряды, пускай уж они будут красивыми, – говорила полковница, обращаясь к младшей кузине.

Благодетельница тщательно подбирала соблазнительные кокетки, тонкий батист, украшенный лентами, и еще миллион пустячков, составляющих необходимую декорацию любовных ночей.

– Кузина, зачем все эти изыски, которые все равно никто не увидит? – спрашивала Флорентина.

Полковница улыбалась и отвечала:

– Позволь уж мне немного позабавиться.

Мадам Брикар знала, как нелогично устроены людские сердца, и представляла себе, насколько грешен ее племянник, умело пользовавшийся правами холостяка.

В молодости он проводил большую часть свободного времени в обществе сладострастников, а не интеллектуалов, где душевными порывами, редкими или вовсе отсутствующими у жриц любви, правила роскошь; мадам Бранкар не хотела, чтобы Жорж пожалел о своем браке, она прекрасно помнила одну пару, чьи отношения казались благоухающим цветком, и чей союз превратился в кошмар спустя две недели после свадьбы, потому что девушка, плохо наученная матерью, хваткой, но глупой женщиной, в первую ночь после церемонии надела на себя пару чулок из грубого хлопка и такую же рубашку.

Потому мадам Брикар не жалела ни сил, ни времени.

Наконец наступил великий день.

Красавица Флорентина в венке из флердоранжа, утопающая в белом облаке свадебного платья, искренне поклялась в любви и верности мужу и, немного взволнованная, но не испуганная, после праздничного обеда села в коляску, которая должна была отвести новобрачных в замок, где Жорж, посоветовавшись с мадам Брикар, решил провести время наедине с женой.

Жорж был не из тех, кто ходит вокруг да около, попусту растрачивая свои желания, поэтому он не захотел, чтобы первыми свидетелями любовного созревания Флорентины оказались стены какого-нибудь отеля.

Он предпочитал, чтобы эхо замка, где пройдет их жизнь, где родятся их дети, если Господь пошлет им такое счастье, могло в минуты уныния – они случаются у всех – поддержать приятными воспоминаниями того из них, кто почувствует тоску.

Глава вторая

Коляска ехала быстро, и вскоре очертания Парижа потерялись в тумане.

Жорж крепко сжимал в своих руках пальцы жены; время от времени он склонялся над юной головкой, в которой только-только созрело желание провести с ним всю жизнь, и награждал ее поцелуями, которые принимались без тени смущения или неловкости.

Господин Водрез не относился к числу сентиментальных стариков. Он был очень чувственным мужчиной, и, предлагая Флорентине руку и сердце, прежде всего надеялся возбудить в себе чувства, которые с каждым днем становились все более и более недостижимыми.

В то же время, подобно искусному дегустатору, он предвкушал все причитающиеся ему отныне радости.

В коляске, запряженной двумя лошадьми, от Парижа до Монморанси, где расположен «Шармет», замок семьи Водрез, ехать недолго.

Наконец добрались.

Жорж специально устроил все так, чтобы к приезду Флорентины дом опустел; их встретила лишь робкая и услужливая горничная с очень живыми глазами, в которых, помимо безукоризненной серьезности, прочитывалось много самых разных мыслей.

Комната Флорентины была отреставрирована и специально подготовлена для молодой жены: тут и там виднелись легкомысленные безделушки женского обихода.

– Вы такой милый, – с видом крайней убежденности сказала девушка, когда вечером, после самого что ни на есть изысканного ужина, подносила своему новоприобретенному мужу чашечку чаю.

– Я? Нет, мое сокровище, это вы такая милая, потому что согласились вручить мне свою жизнь. Да, да! Как же мне не терпится целиком завладеть моей дорогой женой!

– Как это? Разве вы еще не стали моим господином и повелителем?

– Не вполне, милая. Но теперь у меня есть право им стать, вот и всё.

А про себя Жорж Водрез подумал: «Господи помилуй! Неужели крошка совсем ничего об этом не знает? Неужели мадам Брикар проворонила дивный шанс спустить с цепи воображение, которому в ее возрасте не пристало отдаваться запретным мечтам? Не может быть! Надо действовать осторожно».

– Выходит, милочка, что сегодняшняя церемония в церкви и есть, по-твоему, главное счастье молодоженов?

Девушка покраснела и опустила голову.

– Не знаю, – еле слышно произнесла она.

«Невинный цветочек, – пронеслось в голове у Жоржа, – какое же удовольствие будет его сорвать».

– Правда? – не унимался он. – Я тебя научу. Сними корсет, в нем должно быть неудобно. Я позову горничную.

– Нет, не надо.

– Ладно, тогда я ее отпущу, чтобы нам не мешали.

Мариетта отправилась домой, Жорж запер дверь на все засовы, а Флорентина расположилась у себя в будуаре, чтобы последовать совету мужа.

Спрятавшись за портьерой, муж наблюдал за женой, и кровь закипала у него в жилах при виде девичьих рук и плеч, прекрасных в своей первозданной наготе.

Когда Флорентина осталась в одной рубашке, Жорж внезапно покинул свое убежище и заключил красавицу в объятия.

– Ах, как вы меня напугали! – смущенно вырвалось у девушки, чье лицо залил яркий румянец.

В самом дальнем уголке ее сознания пряталась мысль о том, что супружеская жизнь таит в себе какую-то загадку, но истина была недосягаема, хоть исповедник да и тетка, со своей стороны, без устали твердили о каком-то долге, во исполнение которого от жены требуется полная готовность повиноваться желаниям мужа.

Жорж побледнел и, прижимая Флорентину к себе, осыпал поцелуями ее лицо, плечи, груди, напрасно и тщетно укрываемые от мужских глаз. Он стремительно скользнул горячей рукой по телу девушки, вонзаясь раскаленными пальцами в сладкие округлости бедер, приник пересохшими пылающими губами к ее розовому ротику и содрогнулся от наслаждения.

Продолжая исследовать женское тело, несмотря на неловкое сопротивление девушки, Жорж ощутил под ладонями сперва ягодицы, затем колени. Шелковые чулки, обтягивающие чудесные ножки, держались на белых бархатных подвязках; Жорж развязал их, и ткань, укрывавшая женские прелести ниже талии, упала на коврик; Флорентина же, подобно встрепенувшейся птичке, негромко вскрикивая, бросилась в глубь комнаты.

Жорж смотрел на нее с обожанием, и его глаза горели страстью, доведенной до высшей точки.

– Флорентина, милая, – сказал он, – ты, верно, боишься меня, но ведь я твой муж, не убегай, почему ты не хочешь быть моей женой?

– Опять? Я не понимаю, о чем вы.

– Ладно, подойти ко мне, я объясню, в чем разница между девушкой и женщиной.

– Мне неловко… – ответила девушка, с отчаянием глядя на свое полуобнаженное тело.

– Дитя, не волнуйся о будничных нарядах! Прекраснее всех тот, что предназначен для торжества любви! Смотри, я помогу тебе, и тоже сброшу с себя все, что может помешать единению нашей возбужденной плоти.

И, подкрепляя слова делом, он мгновенно освободился от костюма и предстал перед женой нагим, точь-в-точь, как она.

– Ну, иди, – позвал он, нежно обнимая ее и устраиваясь на диване, – ближе ко мне… вот так, я объясню, что моя любовь просит от твоей, ведь ты любишь меня, ты полюбишь меня, моя дорогая, моя чудесная женушка. Тебе часто доводилось читать в Священном Писании о том, что мужчина и женщина в браке становятся единой плотью и кровью.

– Да.

– Итак, что для этого нужно? Позволить мужу завладеть сокровищами, сокрытыми в твоем лоне за этими божественными сферами, которые я ласкаю, и там, в самой глубине тебя, куда открыт вход через отверстие, где сейчас лежит мой палец.

Повалив юную неофитку на спину рядом с собой, Жорж одной рукой обхватил ее за талию, а другой отправился мягко штурмовать магический вход, зарождая во Флорентине чувство напряжения и неги там, где она и не подозревала.

– Чтобы ты стала моей, золотце, я должен в тебя проникнуть.

– Но как?

– Тебе до сих пор неизвестно, чем строение мужского тела отличается от женского?

– Нет.

– Так посмотри, потрогай, полюбуйся!

И Жорж показал ей свой могучий ствол, сотворенный Богом для властвования мужчин над женщинами; со страхом в глазах Флорентина коснулась своими невинными пальчиками твердого, как камень, органа.

– Ты колчан для этой проворной стрелы, она войдет в тебя, как победитель, чтобы оплодотворить твое лоно и открыть для тебя мир сладострастия и любви. Теперь, когда я тебе все рассказал, ты хочешь быть моей женой? Хочешь исполнить обещание, данное мне утром?

– Да, – шепнула она.

– Ты должна быть храброй, потому что первая любовная схватка кровопролитна, дверь в рай заперта, и мне придется применить силу.

Дольше он ждать не мог, а потому, не слушая боле Флорентину, поднял ее на руки, отнес в спальню и уложил на широкую кровать, любопытную свидетельницу их будущих любовных утех.

Затем с гордостью возлег рядом с женой, вытянул свои волосатые ноги вдоль влажного гибкого тела Флорентины, пьянея от каждого соприкосновения с ней; наконец возвысился над ней, поднял якоря и, нервно пытаясь раздвинуть ей бедра, которые от испуга или неловкости девушка плотно сжимала, провозгласил:

– Пробил час победы.

Господин Водрез был еще вполне сносным воякой и мог бы блестяще исполнить свою роль, скажем, в междоусобице, но здесь требовались боевые действия целой королевской армии, действия, для которых были необходимы совсем другие силы: именно это он с ужасом и констатировал.

На сопротивление и объяснения понадобилось время, и боевое настроение мужа стало меняться не в лучшую сторону; нервное напряжение брало верх, и Жорж был уже не в силах взять крепость, которая наконец-то поддалась атаке.

«Идиот, – думал он, – ну почему я не принял стимулирующие капли, которые мне предлагал Альбер? Черт возьми, как я просчитался, хорошо, что моя жена невинна как младенец, я смогу ее обхитрить».

Продолжая суетиться перед неосвященным алтарем, Жорж внезапно почувствовал, как прекрасный бугорок под давлением его предательски слабеющего друга затвердел и налился кровью; с губ Флорентины, которая уже извивалась как змея, сорвался приглушенный стон. Жорж, не будучи новичком в подобных ситуациях, с умилением и ужасом смекнул, в чем дело. Крепко ухватив негодника, он подверг его последовательному сладкому терзанию, механизм которого знал наизусть, и любовный спазм не заставил себя ждать.

Девушка вскрикнула.

Жорж ликовал как школьник.

Флорентина была все еще девственна, но уже кое-что смыслила в любви, ощутив ее первое воздействие.

Жорж досадовал на самого себя. Его сразили. Он окинул грустным взглядом жену, крайне растерянную и утомленную, и с видом философа лег рядом, умоляя Купидона прийти на помощь, после чего… заснул до утра.

Флорентина, измотанная первыми любовными трудами, за ночь отдохнула, открыла глаза с улыбкой и даже дерзнула поцеловать сонного мужа прямо в губы.

Брак не казался таким уж страшным, и от свадебной ночи у нее остались воспоминания только приятные.

Жорж, однако, не успел прийти в себя после минувших баталий и еще не был готов к новым попыткам, он решил схитрить и, отвечая на ласки Флорентины, которая прижималась к нему всем телом, повторил трюк прошедшей ночи. Его палец блуждал в диких зарослях золотого холма и, не спеша повернуть ключик наслаждения, тихонько шарил в скважине из розового бархата, чтобы затем с усилием проникнуть прямо к святилищу. Жорж представлял себе трудности решающего боя, когда под страхом осмеяния, придется победить или умереть.

Флорентина, за ночь уже поднаторевшая в любви, отзывалась на малейшее движение Жоржа и была вознаграждена более длительным и сильным спазмом, нежели давеча.

«Завтра, – подумал Жорж, – завтра у меня будут капли, и мы с этим покончим. Этот скотина Альбер поднимет меня на смех, но баста! Главное сейчас не дать маху».

Альбер должен был вернуться в Париж на следующий день.

Поэтому Жорж договорился, что, когда слуга Жан отправится за мадам Брикар и Жюли, обещавшими отужинать в «Шармет», по дороге он кое-что заберет у Альбера.

Глава третья

К двум часам коляска Жоржа с мадам Брикар и Жюли подъехала к дому.

Время в дороге показалось им очень долгим.

В головах у дам роились догадки: полковница вспоминала, Жюли воображала.

Обе были до крайности озабочены, им не терпелось узнать, как Флорентина пережила испытание, хитрости которого пожилая кузина прекрасно себе представляла, а Жюли просто-напросто считала кошмарными, особенно учитывая возраст Жоржа, не внушающий оптимизма.

Оценив непринужденность, с которой Флорентина их приняла, кузины немного растерялись. На лице у юной жены играл нежный румянец, сияла улыбка, и, лишь почувствовав на себе пристальный, насмешливый взгляд кузины, девушка зарделась. Жорж выглядел как всегда, и даже темные круги, следы ночных утех, проступали под его припухшими глазами не заметнее обычного.

Эта деталь заставила мадам Брикар глубоко задуматься.

«Интересно, интересно, – прикидывала она, – неужели он еще больший живчик, чем я думала?»

Кузен Жорж суетился вокруг дам и, казалось, не хотел оставлять жену один на один с полковницей, но недаром говорят: «Если женщина чего-то хочет, значит, Бог и Дьявол хотят того же». А тут женщин было целых три – куда Жоржу с ними тягаться! Его вынудили отступить и сделать то, чего он в страхе позора не хотел, а именно покинуть комнату, чтоб отправиться раздавать поручения прислуге; Флорентина никого в доме пока не знала и по неопытности не могла помочь супругу.

Мадам Брикар воспользовалась этим, увлекла кузину в спальню, и, пока Жюли в будуаре разглядывала приданое сестрицы, разложенное в больших шкафах с зеркалами, усадила ее рядом с собой в кресло.

– Милая моя бедняжка, – произнесла полковница, с чувством хватая Флорентину за руки, – как ты себя ощущаешь в роли жены?

– Замечательно, кузина! Жорж очень заботлив и нежен.

– Господи, на его счет я не сомневалась, но ты-то как, моя дорогая?

– Я? Я абсолютно счастлива, и не вижу причин, чтобы этому счастью не продлиться.

– Я тоже, тоже, но, может, он был с тобой немного груб? Мужчины, даже самые лучшие из мужчин, в некоторых обстоятельствах перестают быть мягкими.

– Груб? Он? Боже, конечно, нет! Я вас уверяю, он очень внимателен и заботлив.

– Ладно, я вижу, все прошло хорошо, и ты довольна. Жорж, наверное, посоветовался со своим врачом (мадам Брикар могла бы поделиться собственным опытом, но сочла, что в подобной ситуации лучше подставить девушке крепкое плечо доктора), и тот ему дал смягчающую мазь или бальзам.

– Зачем?

Мадам Брикар удивленно посмотрела на Флорентину.

– Ну как же, чтобы избавить тебя от боли, которая всегда сопровождает для женщины первую любовную схватку. Творец создал битву как цену победы, недаром первый любовный экстаз и материнство сопровождаются кровопролитием.

Мадам Брикар любила вести такие беседы и могла бы говорить еще долго, если бы племянница не прервала ее словами:

– Кузина, я совершенно не понимаю, о чем вы толкуете. Раз уж мы в тесном женском кругу (Флорентина произнесла «в тесном женском кругу» с крайней серьезностью, вызвавшей у старой полковницы улыбку), я осмелюсь рассказать вам, что испытала восхитительное чувство, причем не один раз; и не было ни битвы, ни кровопролития.

– Да? Но как же…

В голове у мадам Брикар пронеслась ужасная мысль, полковница тут же ее отринула, сочтя безумной. Нет-нет, девушка с самого детства оставалась под надзором тетушки, а наивность, с которой Флорентина делилась своими впечатлениями, только доказывали ее незапятнанную чистоту.

Внезапно она догадалась, как все было на самом деле, и подумала: «Черт возьми, неужто мой дорогой племянник утратил сноровку?»

– Милая, значит, твой муж еще не воспользовался своим супружеским правом. Не хотел тебя напугать, это похвально.

– Да нет же!

– В каком смысле?

– Не будьте так жестоки – не заставляйте меня об этом рассказывать, ведь вы были замужем и знаете, как все происходит!

– Это точно! Спустя четыре дня после моей брачной ночи пришлось вызывать доктора – я не выдержала столь резкого перевоплощения из девушки в женщину.

– То есть пока я не женщина?

– Не думаю, милая: ты дева неразумная, вот ты кто. По крайней мере, судя по твоим рассказам.

– Мне б хотелось узнать… – прошептала Флорентина.

Кузина притянула девушку к себе, усадила на колени и, просунув руку Флорентине под юбки, легонько дотронулась до заветного бугорка, который тут же вскинул свою розовую головку. Тогда, нежно щекоча пухлые врата, она опустила палец чуть ниже и попыталась войти в сокровенную пещеру, но на пути возникла мощная преграда.

– Кузина, вы делаете мне больно, – сказала Флорентина.

– Вот видишь, чтобы перевоплотиться, придется пострадать. Ты станешь женщиной лишь тогда, когда Жорж резкими порывистыми толчками мужского орудия любви, которым он, конечно же, обладает, прорвет девственную плеву, называемую также гименом; он проникнет в самые недосягаемые глубины тебя, наполнит их горячим любовным напитком, оплодотворит девственное лоно, и ты испытаешь неведомое доныне блаженство.

Но кровь польется обязательно, мимолетной болью ты расплатишься за радости любви и материнства. Жорж, наверное, решил тебя поберечь.

– Но я всё-таки почувствовала…

– И почувствуешь снова.

С этими словами старая полковница ловким движением возбудила орган чувств, и Флорентина вновь ощутила приятный спазм, который ночью показался ей результатом сексуального наслаждения.

– Бог мой! С Жоржем было так же чудесно, – пролепетала она. – Значит, женщина способна… способна… доставить радость подруге?

Полковница подавила загадочную улыбку и тихонько указала на дверь в будуар, откуда больше не доносился шорох перебираемых Жюли вещей.

Флорентина мигом поднялась, одарила тетушку долгим поцелуем и позвала сестру, которая тут же появилась в дверях – зардевшаяся и взбудораженная.

– Ну как, сестричка, – спросила Флорентина, – понравились мои наряды? Захотелось замуж?

– Насчет замужества не знаю, смотря с кем, а вот любить и быть любимой – это да.

– Все своим чередом, – сказала мадам Брикар. – И кто знает? Я знакома с одним виконтом, он, кстати, разделяет твое мнение.

Жюли вспыхнула; снаружи послышался голос Жоржа, который стучал в дверь спальни, спрашивая разрешения войти.

– Нет-нет, – ответили ему, – лучше мы к вам.

Жорж сиял от счастья: Альбер был в Париже, и Жан забрал у него драгоценные капли; теперь оставалось принять их по рецепту и переварить вместе с шутливым, но язвительным письмом, коим Альбер счел необходимым сопроводить посылку.

Обед прошел весело. Мадам Брикар не смогла удержаться от ехидных намеков в адрес Жоржа, впрочем, он сделала вид, что не понял ее намеков, а про себя сказал: «Вот старая ведьма!»

Он питал к тетушке теплые чувства, но не особенно ее почитал.

«Что она наговорила моей жене! О, моя дорогая жена! Терпение! Сегодня ночью мы все проясним. Не знаю, подействовала ли на меня бутылка Шамбертена многолетней выдержки или капли, но я чувствую многообещающее напряжение даже при виде почтенных и почитаемых выпуклостей мадам Брикар».

Дамы отдали должное шампанскому, но господин Водрез отказался даже от бокала, и тетушка подумала: «Не буду ничего ему говорить, он сам все прекрасно знает и, похоже, готовится к бою».

Было решено, что дамы останутся в замке на несколько дней. Полковница под предлогом усталости довольно рано удалилась в свою комнату, захватив с собой Жюли, якобы для того, чтобы та ей перед сном почитала. Жорж был тетушке бесконечно признателен.

– Милая, – сказал он жене, – давай последуем примеру кузины и поднимемся наверх. Я немного устал.

– С удовольствием.

– Тогда иди первой, а как отпустишь горничную, я к тебе присоединюсь.

Жорж отправился к себе в комнату, скинул одежду, приготовил воду для мытья, вылил себе на спину кувшин ледяной воды, затем окропил все тело целиком, включая боевое орудие, хорошенько вытерся и провел по шее, пояснице, рукам, паху и бедрам губкой, пропитанной «Венгерской водой», чье воздействие после холодного купания стимулировало первое напряжение мускула. Затем он надел халат, выпил чашку ванильного чая, к аромату которого примешивался запах афродизиака, доставленного из Парижа, и, окрыленный собственной смелостью, влетел в спальню жены, отделенную от его комнаты лишь будуаром.

Флорентина сидела на своей огромной мягкой кровати, восхитительная, манящая и немного взволнованная, среди волн кружев и надушенного батиста, и, облокотившись на подушку, ждала супруга, предчувствуя, что вторая брачная ночь обернется окончательным посвящением.

На этот раз Жорж не допустил своей прежней оплошности и не позволил очарованию прелюдии перебить накал страсти; проходя мимо будуара, он взял баночку охлаждающего крема и щедро намазал им все, что нужно, поэтому, ощутив жар двух сплетенных тел, их магнетическое притяжение, он одарил свою вторую половинку ласками на скорую руку и пошел в атаку, твердо решив, что никакие промедления не остановят его в минуту любовного порыва. Ловким движением он уложил девушку поудобнее и, с чувством гордости за свою эрекцию, спровоцированную хорошей подготовкой, ринулся вперед, первым же толчком добившись успеха – Флорентина закричала.

– Крепись, дорогая, чтобы испытать счастье, надо пережить несколько минут страдания. Помоги мне, и будет не так больно, двигайся мне навстречу.

Если бы не беседа с мадам Брикар, Флорентина, конечно, сопротивлялась бы, но ей было чересчур обидно, что она до сих пор девственница и что кузина, наверное, смеется над ней. В эту ночь Флорентина чувствовала себя с мужем свободнее, чем накануне, а потому повиновалась и удвоила его старание движением вперед-назад и тихим постаныванием, которое Жорж заглушал поцелуями; вскоре, благодаря охлаждающему крему, движения стали более сноровистыми, Жорж сделал резкий толчок и, наконец, прорвался. Победоносный крик Жоржа прозвучал в унисон со стоном Флорентины; девушке казалось, что ее пронзили насквозь, и в то же время она чувствовала высшее наслаждение; боль стихала под воздействием ласки, которой супруг наполнял ее недра; ей представлялось, будто бы ее крепко целуют изнутри; затем в нее потекло что-то горячее и приятное; сладкий, знакомый с прошлой ночи, но невероятно сильный спазм, потряс ее тело; Флорентина потеряла сознание и пришла в себя лишь через несколько секунд от поцелуев Жоржа.

Глава четвертая

Жюли не пропустила ни слова из разговора мадам Брикар и Флорентины, сначала она не могла понять, что означают паузы и вздохи, доносившиеся из комнаты, однако наклонив псише, увидела то, чего вполне хватило для постижения тайны, доныне нераскрытой.

Рука кузины, блуждавшая между бедер Флорентины, не оставляла никаких сомнений.

Поэтому вечером она попросила тетушку просветить ее касательно некоторых не вполне понятных ей деталей.

В голову внезапно пришли слова из Евангелия: «Ищите, и найдете». Именно это она пообещала себе сделать на следующий день в библиотеке Жоржа. Но час обеда еще не прозвонил, и ей не терпелось собственными глазами увидеть строение того самого женского алтаря, на котором вершатся судьбы человечества.

Бело-розовое облако батиста соскользнуло к ногам, и Жюли, расположившись перед зеркалом на двери шкафа, сперва застеснялась собственной наготы, затем, успокоившись, остановила взгляд на прекрасной статуэтке, чье отражение смотрело прямо на нее, и замерла в безмолвном восхищении. Эта девушка слишком часто ходила в музеи, а потому обладала слишком развитым чувством прекрасного, чтобы не заметить ослепительную красоту собственных изгибов и округлостей.