Текст книги "Абхазская повесть"

Автор книги: Борис Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

21

«Майсурадзе, Давид Григорьевич, 1890 г . рождения, уроженец г. Новосенаки, грузин, служащий, член КП(б) Грузии с 1929г., образование 7 классов Тифлисской гимназии. Отец – мелкий торговец, мать – домашняя хозяйка».

Читая анкету, Чиверадзе удивился с какой легкостью Майсурадзе, после советизации Грузии менял места работы. За десять лет он успел побывать в торговой сети, в артелях промкооперации, Грузлесе, Грузтабаке. Там же был принят кандидатом в члены КП(б) Грузии («Проверить, кто его рекомендовал!»). В 1929 году направлен на работу в Абхазию для укрепления аппарата Абтабсоюза («Проверить, кто направил!»). Но если эти места работы были описаны подробно со ссылками на номера приказов о назначениях, переводах и премированиях, то в годы дооктябрьского периода, несмотря на то, что Майсурадзе был уже взрослым человеком, он, судя по анкете, не работал и «жил на иждивении родителей». Совсем не ясно, что делал в годы меньшевистского господства («Не работал? Сомнительно! Запросить Тифлис!»). Каково его окружение здесь, в Табсоюзе и в городе? Что за странные у него отношения с этим инженером СухумГЭСа Жирухиным? («Кстати, почему молчит о нем Москва?»). Дверь кабинета Чиверадзе приоткрылась.

– Разрешите? – спросил появившийся в дверях сотрудник.

– Да. Что у вас?

– Слухачи перехватили морзянку из Афона!

– Открытым текстом?

– Нет, шифром.

– Как только закончат расшифровку, давайте сюда! – приказал Чиверадзе.

– Есть!

Оставшись один, он продолжал читать. Его заинтересовало, что, будучи вполне здоровым, Майсурадзе не служил в царской армии, хотя в первый год мировой войны ему было двадцать четыре года, а к концу войны, когда нехватка в «пушечном мясе» была особенно велика – двадцать восемь. «Предположим, откупился, – подумал Иван Александрович, – ну а при Временном и при меньшевиках – тоже откупился или „на иждивении родителей“? Или служил в Народной гвардии, а то и в особом отряде Джугели? („Срочно проверить по архивам все эти годы!“). Наград не имеет („Ясно, откуда же!“). Не судился. Да, таков старший инструктор Абтабсоюза. Не слишком ли часто он ездит в Москву и Тифлис? Не слишком ли много, даже для инструктора, разъезжает по районам? И потом, это странное пристрастие к „бывшим“, посещение их, долгие беседы. Наконец, встреча с приехавшим из Москвы, из ВСНХ, Михаилом Михайловичем Капитоновым на квартире у председателя Абтабсоюза Назима Эмир-оглу. Странная встреча, поздно вечером, с тщательными проверками при подходе к дому Назима. И после полуторачасовой встречи – уход по одному. На другой день, встретившись у Курортного управления, они даже не поздоровались, хотя прошли один мимо другого буквально в двух шагах. Капитонов даже отвернулся! А приезд Майсурадзе в Эшеры и его посещение Дзиапш-ипа („Предстоящий допрос, вероятно, подтвердит это!“). Нет ли связи между приездом его в Эшеры и ранением Чочуа? Или это странное, но совпадение! И, наконец, периодические свидания Капитонова с Жирухиным, вплоть до сегодняшней пьянки в „Рице“. Подождем до утра, когда станет известно, как и куда они разошлись после ресторана.» Звонок телефона прервал его мысли.

– Да, слушаю. Здравствуй, дорогой, как раз вовремя! Заходи.

Положив трубку, Иван Александрович поднял ее снова и попросил соединить его с квартирой главврача. К телефону долго не подходили, и Чиверадзе хотел уже повесить трубку, когда, наконец, сонный женский голос произнес: «Кого надо?» Чиверадзе попросил Шервашидзе.

– Здравствуйте, Сандро, – сказал он, когда отозвался сам хозяин, – простите за поздний звонок. Как наш больной?

– Что больной?! Больной хочет домой! Недисциплинированный пациент!

– И вы думаете, что…

– Я думаю, – перебил его Шервашидзе, – что через несколько дней его действительно лучше перевести домой. Так дней на десять. А потом отправить куда-нибудь в санаторий, чтобы он понемногу привыкал к людям… и к своей физической неполноценности. Все равно следить за ним и лечить его мы будем и дома и в санатории. А негоспитальная обстановка свое возьмет.

– Может быть, настало время устроить встречу с женой? – спросил Чиверадзе.

– Я только что хотел это предложить, – ответил Шервашидзе.

– Ну вот, видите, какое у нас взаимопонимание, Сандро! Вот только насчет физической неполноценности – не согласен. Настоящий советский человек, а тем более коммунист, во всех случаях останется полноценным членом социалистического общества. Полезным и нужным! – подчеркнул Чиверадзе.

– Но, как врач…

– Вы не правы и как человек, и как советский врач. Но мы еще вернемся к этому разговору. Спокойной ночи!

Едва успел Чиверадзе закончить беседу с Шервашидзе, как в кабинет постучали.

– Войдите, – сказал Иван Александрович. В кабинет вошел Обловацкий. – Здравствуй еще раз, Сергей Яковлевич, – сказал Чиверадзе, – Иди, садись. Рассказывай подробно о встрече в «Рице», о пьянке. – Иван Акександрович засмеялся. – Имей ввиду, я в курсе, мне уже звонили.

– Ну, раз звонили, делать нечего, придется говорить правду, – улыбаясь, развел руками Обловацкий.

Он сел и, не торопясь, останавливаясь на деталях, рассказал о встрече с компанией Жирухина.

– Ты только подумай, какая сволочь! – не сдержался Чиверадзе, когда Обловацкий рассказал ему о разговоре. – Говоришь, нагло вели себя? – и в ответ на утвердительный кивок, спросил: – Так кто был? Михаил Михайлович – это Капитонов, из Москвы, знаю мало-мало, как говорят в Батуме. Интересная птица! Потом Василий Сергеевич – Тавокин, инженер Главэлектро, тоже гусь порядочный! Потом наш общий знакомый Александр Семенович Жирухин. А кто же четвертый?

– Он все больше молчал и пил вино, я так его и не «разговорил», – нахмурился Сергей Яковлевич.

– Смотри, какой неразговорчивый! – рассмеялся Чиверадзе и вызвал дежурного.

– Когда позвонит Леонов, пусть срочно зайдет ко мне, – сказал он вошедшему сотруднику. – Ну, а дальше? – снова обратился он к Обловацкому.

Сергей Яковлевич сказал о том, что у ресторана видел Пурцеладзе.

– Только его, а остальных?

– Других не видел, а были?

– Конечно, были. Дорогих гостей надо проводить домой, чтобы их кто-нибудь не обидел, – Чиверадзе немного помолчал и, улыбаясь, многозначительно добавил: – мне Василий Николаевич с Бахметьевым голову оторвут, если я не буду внимателен к гостям.

– Иван Александрович, – внезапно перебил Обловацкий. – Я хотел вам сказать… Тяжело ей. Мечется она. Помочь надо человеку.

– Это ты о ком? – спросил Чиверадзе.

– О Русановой, жене Дробышева, – пояснил Сергей Яковлевич.

Чиверадзе внимательно взглянул на него, как-то весь собрался, лицо его стало строгим, на лбу легла глубокая дорожка. Потом усталые глаза его потеплели. «Знает, – подумал Обловацкий, – ей-богу, знает». – И продолжал вслух:

– Помочь надо человеку! Ну, ошиблась, так что ж, добивать ее? Вот мы шли с нею, – заторопился он, – она мне все рассказала. Понимаете, все. И ведь чужому человеку! Думаете, легко ей было? Простить ее нужно, – волнуясь, говорил Обловацкий. – А если не простить, так сказать все прямо, не мучить неизвестностью и ожиданием. Неужели Федор не понимает этого? И вы тоже?

Иван Александрович, став очень серьезным, встал, обошел стол и, подойдя к удивленному Обловацкому, наклонился и обнял его за плечи.

– Ты прав, конечно, прав! Хорошо говорил, сердцем. Значит не зачерствел. Я рад, что не ошибся в тебе.

Конечно, решать должен сам Федор. Но и мы не можем, не должны оставаться в стороне. Грош нам цена, если мы, как обыватели, отвернемся от них в такую минуту! Я поговорю с ним. Будь спокоен, думаю, все устроиться.

Чиверадзе вернулся к своему креслу, сел, задумчиво побарабанил пальцами по столу, затем спохватился.

– Крепкого чая с лимоном хочешь? – спросил он. – После пьянки, раз уж ты в Сухуме пьянствовать начинаешь, помогает!

– С удовольствием! – повеселел Обловацкий.

– Ну, раз с удовольствием, пойди и скажи, чтоб принесли. Да пусть захватят поесть мне чего-нибудь. А то ты ужинал, а я ничего не ел, ждал тебя.

Когда Сергей Яковлевич возвращался из буфета, дежурный предупредил, что у Чиверадзе посетитель. Обловацкий постучал в дверь.

– Заходи, Сергей Яковлевич, – сказал Чиверадзе. – Оказывается, чай с лимоном нужен на троих. Познакомься с товарищем Леоновым.

Сидевший в кресле человек поднялся и протянул руку. Сергей Яковлевич шагнул к нему и увидел… четвертого из компании Жирухина.

– Что ты на него так смотришь, знакомый, что ли? – спросил, улыбаясь, Чиверадзе.

– Знакомый! – засмеялся Сергей Яковлевич.

– Ну, раз знакомый, давай разговаривать, – ответил Иван Александрович.

22

На картах эта дорога называлась Военно-Сухумской. В далеком прошлом по ней шли римские легионы. При появлении врага горцы, поспешно собрав свой нехитрый скарб, уходили тайными тропами к горным перевалам. Смельчаки, засев за камнями и огромными деревьями, отбивали медленно и осторожно двигавшиеся колонны римлян и, истратив последние стрелы, отступали в глубь гор. В отместку за сопротивление враги сжигали хранившие человеческое тепло дома, в которых, казалось еще, звучали голоса ушедших в горы и смех их детей. Кто знает, сколько трагедий разыгралось в далекие времена на этой дороге? Это было очень давно, и о тех событиях забыли уже прадеды прадедов. О прошлом свидетельствовали только огромные каменные плиты, которыми была выложена уходящая вверх дорога, да развалины когда-то грозных крепостей на окрестных вершинах.

Летом и осенью сотни туристов в широкополых соломенных шляпах, с рюкзаками за плечами, альпенштоками и просто с палками, вырезанными в пути, шли здесь к морю. Звенел смех, слышались громкие голоса. Сейчас на севере стояла зима, туристы готовились к сдаче экзаменов и зачетов, стояли у станков, трудились в лабораториях и лишь в свободные часы вспоминали о путешествиях, мечтали о новых походах.

Прохладный ветер ущелья обошел Ольгинскую, расположенную у самого предгорья в долине. Казалось, солнце отдавало весь свой жар этому селению. Единственная улица была пуста, обыденная скука и тишина господствовали здесь. Даже разморенные полуденным зноем собаки забились в тень кустарника и лежали там с вываленными розовыми языками. Изредка проходивший путник мог вызвать у них лишь ленивое любопытство. Нехотя подняв головы, они молча провожали его взглядами.

Усталый, потный и злой Сандро медленно шел по улице. Он неоднократно проезжал мимо Ольгинской, бывал здесь и знал местность.

Тут он должен был встретиться с неизвестным ему Микава.

За последними, кучно стоявшими строениями, дорога втягивалась в ущелье, резко вильнула вправо, и Сандро увидел в стороне одинокий дом. Видимо, здесь и было место встречи. Сандро оглянулся и убедился, что вокруг по-прежнему тихо и безлюдно. Узкой тропинкой он направился к дому, казавшемуся вымершим, обошел его кругом и постучал в одну из закрытых ставен. В окне показалась старуха в черном платке. Она вопросительно смотрела на Сандро.

– Микава дома? – спросил он по-грузински. Она закивала головой и махнула рукой. Сандро повторил вопрос. Старуха исчезла, и вместо нее показалась мужская голова.

– Микава дома? – снова спросил Сандро.

– Что нужно? – спросил мужчина.

– Я иду в Цебельду, – сказал условный пароль Сандро.

– Зачем?

– Купить лошадь.

– У кого?

– У Авидзба, – ответил Сандро. – Ты Микава?

Мужчина заулыбался, посмотрел по сторонам и сказал:

– Конечно, Микава! Заходи, заходи, пожалуйста, гостем будешь!

Поднявшись по лестнице, Сандро вошел в открытую дверь. На пороге его ожидал Микава, человек невысокого роста, лет сорока, с нездоровым одутловатым желтым лицом. Редкие и длинные полуседые волосы венчиком обложили лысую верхушку головы. Лицо было приторно благодушно, но глаза настороженно осматривали гостя.

– Входи, входи, пожалуйста, – сказал он, уступая дорогу и показывая на дверь в глубине комнаты. Сандро не торопясь прошел по узкой домотканной дорожке, слыша за собой шаги хозяина. У двери Микава обогнал Сандро и, распахнув ее, снова пропустил его вперед. Сандро вошел в полутемную комнату с закрытыми ставнями. Через неплотно пригнаные пазы просачивались длинные столбики света, падавшие на дорожку. Освоившись с полумраком, Сандро повернулся к Микаве.

– Что хорошего скажешь? – и, не ожидая ответа, попросил рассказать обстановку.

– Хозяин сказал, чтобы ты до темноты успел в Цебельду. Минасян сегодня ночью был здесь.

– Я знаю! – кивнул Сандро.

– У меня был! В этой комнате, – не обращая внимания на реплику Сандро, повторил Микава. Сандро вздрогнул.

– О чем говорили? – спросил он.

– Злой очень. Трудно говорить было. Я уговаривал его остаться отдохнуть. Не захотел он, торопился.

– Куда пошел?

– Сказал, что должен встретиться с одним человеком около Красного моста, получить письмо для Эмхи. Я уже сообщил об этом в Цебельду.

– Не узнал. Кто этот человек?

– Нет, Минасян сам его не знает. Сказал, что после встречи пойдет в Бешкардаш, где должен увидеть Хуту или его человека.

– Где сейчас Эмхи, не говорил?

– Сказал. Около города. Говорит, что они Зарандию убили, а русский пока живой. Говорил, что это плохо для них.

– Откуда он знает, что живой?

– Ты думаешь, что у них нет своих людей в городе? – ответил Микава.

– Почему они не уходят в горы?

– Он говорил, что скоро война будет. Хвастался, что большие начальники помогают Эмхи.

– Откуда он это может знать?

– Ему Хута говорил, что недолго им осталось быть в лесу.

– Большие начальники помогают, а он на дороге с женщин платки снимает, последние копейки берет, – засмеялся Сандро. – Не обещал на обратной дороге зайти к тебе?

– Я об этом спросил, он предупредил, чтобы я много не спрашивал. Сказал, что не любит длинных ушей и длинных языков.

– Какое оружие у него, не обратил внимания?

– Винтовка.

– Наша? – перебил Сандро.

– Нет, не наша. Потом два револьвера: один наган, а другой не знаю какой. Маленький. Он его за пазухой держит. Одну гранату видел, круглую. Патронов немного, два патронташа неполных. Нож, конечно.

– А одет как?

– Бурка старая. На боку дыра, сказал, что прожег ночью у костра. Рубашка шерстяная, брюки. На ногах чусты. Плохо одет!

– Значит, когда дома был и табак сажал – лучше жил.

– Иван Александрович велел тебе передать, чтобы ты помнил о его задании. Будь осторожен, но и не тяни очень, а то лето опять прикроет банду. Есть хочешь?

– Нет, спасибо. Что еще передал Иван Александрович?

– Сказал, что ты знаешь с кем в Цебельде связаться, но если тебе сообщат, что Минасян пошел в Бешкардаш, – иди туда. К кому там обратиться и какой пароль – тебе скажут. Ну, тебе пора, а то до темноты не успеешь дойти.

– Да, пора! Не забудь передать в Сухум, что три дня назад ночью Минасян был в Маджарке. Встретился с гульрипшским Христо. После встречи Христо пошел домой. Это видел Гурген с почты, он рассказал духанщику Вардену.

– Хорошо, передам.

– Когда?

– Ты уйдешь, в Сухум брата пошлю. Ночью обратно будет. Сам бы пошел, да нельзя, вдруг Минасян придет.

Выходя, Сандро остановился в дверях, долго и внимательно рассматривал кустарник, окружавший дом, и, только убедившись, что он пуст, зашагал в сторону ущелья.

* * *

Дорога, вырубленная в горе и выложенная еще в древности огромными каменными плитами, поднималась вверх по узкому ущелью. Слева над ней нависали горы, справа она жалась к обрыву. Солнце, закрытое вершинами гор и лесом, не согревало землю. Было прохладно и сыро. Ветер, дувший в лицо, нес запахи горных трав и незнакомых цветов. На другой стороне обрыва плотной густой стеной стоял густой темный лес. Он отвесно спускался к реке, глухо шумевшей на дне ущелья. Пройдя короткий путь от предгорий, она рвала здесь последнее препятствие и уже дальше, спокойно и плавно, постепенно мелея, текла по долине к морю.

Сандро обдумывал все, что удалось ему узнать. Итак, Минасян доложен встретиться с кем-то у Красного моста, получить письмо для Эмхи, пойти в Бешкардаш и там передать его. Кто же передал ему это поручение? Уж не гульрипшский ли Христо, с которым он недавно виделся? Хорошо бы встретить Минасяна до того, как он увидит человека с письмом. Во всяком случае надо перехватить письмо или помешать его передаче. Надо было торопиться! И Сандро шел широким, размашистым шагом горца, привыкшего к большим переходам. Но жара и нервное напряжение сказывались. Он чувствовал все нараставшую усталость.

За одним из частых поворотов он увидел бивший из горы родник. Чьи-то заботливые руки аккуратно обложили его камнями. Через переполненную запруду выливалась прозрачная струя и, проточив между плитами канавку через дорогу, стекала в обрыв. Посидев около родника, выпив холодной, чуть горьковатой воды, Сандро пошел дальше.

Недолгий отдых мало освежил его, короткое ущелье казалось бесконечным. Потом дорога стала шире и светлее. Горы как бы раздвинулись и открылся вид на широкое плато. Отсюда до Цебельды оставалось не более трех километров. Далеко слева, за темной цепью буковых лесов, выделялась вершина Лыхты. Еще дальше, на севере, в зоне альпийских лугов, освещенные заходящим солнцем, розовели вершины Абхазского хребта.

– Стой! Подними руки! – послышался голос сзади. Сандро остановился и, медленно подняв над головой руки, обернулся. Шагах в десяти, у затененного выступа скалы, стоял человек в бурке. В руках у него была винтовка, направленная на Сандро. Концы серого башлыка закрывали лицо, виднелись только темные глаза, напряженно смотревшие на него.

«Вот и встретились», – мелькнула мысль.

– Чего хочешь? – спросил Сандро, внимательно рассматривая невысокого коренастого незнакомца.

– Куда идешь?

Голос человека был отрывист и хрипловат, во всей его фигуре чувствовалось столько настороженности и напряженности, что, несмотря на серьезность положения, Сандро улыбнулся. После минутной растерянности, вызванной неожиданностью, он успел взять себя в руки.

– Сейчас в Цебельду, – ответил Сандро.

– Зачем?

Сандро посмотрел на него.

– А ты что, кровник или милиционер? Если милиционер, то арестуй меня, отведи в Сухум, тебе хорошо заплатят, потому что я убежал из тюрьмы. А если кровник, не спрашивай, куда я иду, потому что я сам этого не знаю. И ничего не спрашиваю у тебя! У нас в колонии говорили, что в лесу, около Цебельды – Эмухвари, которые помогают таким, как я.

Продолжая наблюдать за неизвестным, Сандро видел, что тот озадачен его словами.

– А не помогут, пойду через перевал, в Россию, – продолжал Сандро, следя за каждым движением своего собеседника. Но тот молчал.

– Если ты будешь говорить со мной, позволь мне опустить руки. Не хочешь говорить, позволь уйти. Мне нечего отдать тебе, у меня нет ни денег, ни оружия, ни пищи.

– А ты не будешь болтать о том, что видел меня? – наконец недоверчиво спросил, не опуская винтовки, неизвестный.

– Кому? – ответил вопросом Сандро. – Не думаешь ли ты, что ради тебя я пойду обратно в клетку, из которой убежал. Я не знаю, кто ты. Ты Эмхи?

– Я Минасян, – ответил незнакомец, продолжая пытливо всматриваться в Сандро.

– Минасян? – с сомнением спросил Сандро.

– Да! Ты слышал обо мне? – наклонив голову, подозрительно спросил Минасян.

– Слыхал! В городе говорили, что Эмхи около твоего дома убили милиционера и русского чекиста. Позволь я сяду, я очень устал.

Теперь Сандро не сомневался, что Минасян его не тронет и постарается узнать все, что о нем говорят в Сухуме.

– Садись! Что говорят в городе еще? – спросил заинтересованный Минасян.

– Что говорят! – цокнул языком Сандро. – Много! Говорят, что ты не виноват, что Эмхи тебе не доверяют и ушли от тебя. Мало ли что болтают городские бездельники и женщины! Отними у них языки и в городе будет скучно, как на базаре в понедельник.

Минасян опустил винтовку и, подойдя ближе, сел на землю.

Сандро продолжал болтать, рассказывая сухумские новости.

А между тем начало быстро темнеть. Вскоре Сандро уже не различал лица Минасяна, сидящего всего в нескольких шагах. С темнотой пришла прохлада. Далеко на дороге скрипела арба, слышался голос погонщика, торопящего своих буйволов. Где-то лаяли собаки. Наконец Сандро замолчал. Минасян притих и задумался. О чем он думал? В селениях женщины, наверно, раздували мангалы, чтобы накормить пришедших с поля мужей. Усталые, набегавшиеся за день дети, готовясь ко сну, из своих углов наблюдали за взрослыми. Хозяйки, разогревая еду, неумолчно тараторили, выкладывая новости прошедшего дня молчаливо сидящим у огня мужчинам. Пахло подгоревшим молоком, скотом, который мерно жевал рядом, за стеной, – уютными сельскими запахами, привычными для горца, такими заманчивыми для оторвавшегося от своего дома Минасяна. Воспоминания о семье охватили его.

Время шло. На потемневшем небе густо высыпали звезды. Вот одна из них упала, прочертив в небе гаснущий след. В кустарнике спросонья пискнула птица, одиноко гукнула сова. Сандро услышал тяжелый вздох.

– Табак есть? – спросил Минасян. Сандро достал из кармана кисет и протянул его в темноту. Рука его повисла в воздухе, потом он скорее почувствовал, чем услышал, как тот языком лизнул по бумаге.

– Спички есть? – спросил Сандро. И точно в ответ, рядом с ним вспыхнул огонек, осветивший Минасяна. Левой рукой он придерживал винтовку, в правой держал спичку, поднося ее к папиросе. Момент был благоприятен. Сандро резко кинулся на этот огонек, опрокинул Минасяна и тяжестью своего тела прижал его к земле. Завязалась борьба. Минасян, напрягая все силы, пытался сбросить напавшего на него человека. Помня слова Микава о двух револьверах, Сандро держал руки противника. Он понимал, что если не измотает Минасяна в этой молчаливой, яростной схватке, то рискует погибнуть или упустить его. Какими глазами он посмотрит на Чиверадзе, провалив его задание? И Сандро изо всех сил давил противника. Временами борьба этих сильных людей затихала, и тогда можно было подумать, что они отдыхают. Но каждый знал, за что он борется и что с ним будет, если он ослабеет. Короткими, резкими рывками Минасян пытался выскользнуть из-под душившего его Сандро. Это не удавалось, и он отдыхал, собирая силы для новой попытки. Голод, скитальческая тревожная жизнь в лесу ослабили его, дыхание Минасяна стало прерывистым, и только неистребимая жажда жизни заставляла его бороться. Вокруг них дышала темная прохладная ночь, но земля, на которой они боролись, еще не успевшая остыть от лучей солнца, была теплой и пыльной.

Звуки, доносившиеся из селения, затихли. Там рано ложились, чтобы рано, еще до восхода солнца, встать. Было бы совсем тихо, если б не борьба этих двух людей, их тяжелое дыхание, проклятия сквозь зубы. В рот набивалась поднятая ими пыль, они отплевывались.

* * *

В нескольких километрах от места схватки, у большого железного моста, переброшенного через высохшее русло реки, возле громадного, обточенного весенними горными потоками камня, закутавшись в бурку, лежал человек, ожидая утра. На груди его, в небольшой кожаной сумке лежало письмо. Человек пришел издалека, с другой стороны перевала. Минасян должен был получить от него письмо и передать его Эмухвари в маленьком селении Бешкардаш. Бывший царский офицер, ротмистр Чолокаев, произведенный деникинским генералом Улагаем сразу в полковники, послал это письмо «своему брату и другу». Ни Чолокаев, ни Эмухвари никогда не видели друг друга, но приказ резидента английской разведки Томаса Кребса обязывал их соединиться, а в случае невозможности – координировать свои действия.

Зависимость от этого человека и звериная ненависть к Советской власти должны были свести этих людей, и Минасян был связным. Судьба этой встречи решалась сейчас, в схватке на пыльной дороге.

Чиверадзе в этот час думал о своем контрразведчике. Он уже знал, что Сандро прошел Ольгинскую и идет на Цебельду. Через несколько часов он ожидал сообщения из Цебельды. От захвата Минасяна зависело многое. Чиверадзе, хорошо зная Сандро, не сомневался в его успехе. Но сколько коварных случайностей в пути?

* * *

Собрав силы, Минасян рванулся в сторону, сжался в комок и, оттолкнувшись от упавшего Сандро, вскочил на ноги. Вскочил и… как растаял в темноте. Оглушенный нападением, Сандро не сразу осознал случившееся. Но минуту спустя ему стало ясно, что вставать нельзя, потому что малейший шорох вызовет огонь притаившегося где-то рядом врага.

Оставалось одно – затаиться, замереть. Ночь спасала его. Только не двигаться, застыть, как ящерица, вжаться в эту землю, в темноту и ждать. Ждать, пока не сдадут нервы у противника и он начнет уходить… Минасян мог разрядить в ночь, в дорогу, в него свое оружие, быть может, даже бросить гранату. Но нет! На это он не пойдет, много шума. И потом, у него мало патронов и только одна граната. Так что ждать, ждать! И Сандро лежал неподвижно, напряженно вслушиваясь. Что-то пролетело и упало справа, но Сандро не шевельнулся. Ему был понятен этот нехитрый маневр. Брошенный Минасяном камень только еще больше его насторожил. Теперь он был почти спокоен, вот только сердце. Оно стучало так сильно, что ему казалось, будто этот звук слышен врагу.

Сколько прошло времени? Минута, час или больше? Сандро посмотрел на небо. Затянутое облаками, оно было низким и темным. Наконец, что-то хрустнуло в нескольких шагах от него. Сандро приподнял голову и, еще ничего не видя, почувствовал, что Минасян стоит под выступом скалы. И тут же Сандро услышал прыжок, зашуршала осыпавшаяся земля. Как дикий кабан, с шумом раздирая густой кустарник, Минасян бросился бежать. Сандро следил за удаляющимся шумом. Минасян уходил не к Цебельде, а в сторону ущелья, к Ольгинской.

«Растерялся! – подумал Сандро. – Побежал совсем в другую сторону. Теперь уж не подпустит к себе никого! Задание Чиверадзе выполнить не удалось. Ну, а как же его встреча у Красного моста?» – не поднимаясь с земли и прислушиваясь, продолжал рассуждать Сандро. И сейчас же решил: «Придет, конечно, придет, должен прийти! Надо немедленно связаться с Чиверадзе, сообщить о неудаче. И перехватить место встречи! Нет, еще не все потеряно», – подумал он. Выждав, когда вокруг все стихло, Сандро поднялся на ноги и, забыв об усталости, побежал в сторону Цебельды. Досада и злость придавали ему силы.