Текст книги "Кто защитит защитника"

Автор книги: Борис Рябинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

История третья

«Не хотелось бы беспокоить и без того занятого человека, однако обстоятельства вынуждают. Как говорилось на фронте, головы поднять невозможно…

Возможно, Вы не забыли Виктора Александровича Куркина. Вы встречались с ним. Так вот он, уволившись по болезни из органов, устроился работать в охотоинспекцию. Работал отлично… А сейчас уже в третий раз «уволили» с должности, засылают, куда Макар телят не гонял, где и охотохозяйства никакого нет и охранять нечего… Ходит по ступенькам судов и прокуратуры. Преследуются даже все сочувствующие Куркину, В охотоинспекции восемь человек сидят у порога и ждут своего восстановления на работе. Все в положении Куркина… При этом, конечно, гремят выстрелы браконьеров. Ваш приезд в Уральск не только желателен, но необходим…»

Все письмо в том же духе, в конце – подпись старого моего знакомого, известного в тех дальних местах охотоведа.

Куркин? Отлично помню его по тем временам, когда занимался выяснением обстоятельств браконьерства на реке Урал и приезжал в Уральск, в результате чего появилась статья «Осетры и щуки». Интеллигентный, моложавый, человек квалифицированный, знающий следователь, он произвел на меня чрезвычайно хорошее впечатление, а интуиция ни разу не обманывала меня. Именно от Куркина я получил объективное освещение всех событий: позднее ни один факт не был опровергнут.

Значит, вот оно что: следователь Куркин стал охотоведом-инспектором. Для него, похоже, ничего не изменилось, он по-прежнему на страже интересов народа, государства, но изменилось отношение к нему: он стал гонимым. За что же?

Я вылетел в город Уральск.

Из жалобы В. А. Куркина на имя первого секретаря областного комитета Партии.

«До июля 1974 года главным госохотоинспектором Уральской области работал Широких В. С., который решением бюро обкома снят с занимаемой должности и ему объявлен строгий выговор с занесением в учетную карточку за разбазаривание государственных средств и многие другие неблаговидные поступки. Короче говоря, в 1973 году Главное управление охотничьего хозяйства республики выделило Уральской госохотоинспекции 100 000 рублей для постройки четырех егерских кордонов по 22 800 руб. каждый, а в конце года оказалось – деньги израсходованы, а кордонов нет…».

Егеря простуживаются, болеют, их семьи тоже – жить-то негде. Зато появились комфортабельные «отели» для заезжих «гостей» – охотников. Много еще желающих поживиться за счет бесплатных даров природы, погреть руки у ее костерка… Куркин начал разматывать клубок, и потянулась ниточка.

Куркин, в прошлом сотрудник ОБХСС, борется с браконьерством с 1967 года. Теперь ему пришлось столкнуться с браконьерством куда более изощренным: с браконьерами и потатчиками в своей среде. Однако после письма охотоведа о разбазаривании государственных средств началось: сперва придирки, потом – прямое обвинение: отбирал, мол, у браконьеров дичь и присваивал. Человек с вышим юридическим образованием оказался беззащитным перед такой формой «борьбы», как клевета.

Да, труднее всего разоблачить тайные козни-оговоры, преследование, прикрываемое внешней формой благопристойности, соблюдением формальных служебных норм. Чтобы избавиться от нежелательного сотрудника, издали приказ о переводе его в глухой отдаленный район, мотивируя производственной необходимостью (в нарушение Устава службы госохотоинспекции, утвержденного Советом Министров Казахской ССР, согласно коего старший егерь должен находиться в областном центре). А у него семья, жена работает, дети учатся; переезжать – бросить квартиру. Был расчет – не поедет, откажется, и тут же уволить. Но он заявил, что поедет, только сперва обжалует приказ. Тогда, не откладывая в дальний ящик, уволили. По справке, по которой можно уволить. (После заместитель городского прокурора признает, что подписал справку не читая.) А Куркин – еще и секретарь партийной организации. Парторг без должности. Парадокс, но факт! К моменту моего приезда в Уральск над Куркиным нависла угроза исключения, начались хождения по партийным инстанциям. Против него на собрании голосовали те, кого он уличал в браконьерских действиях.

«Я в Коммунистической партии 22 года, – писал В. А. Куркин. – Работая в госохотоинспекции, последние два срока, несмотря на мои просьбы и объяснения, что я болен и мне очень трудно, избирался секретарем первичной парторганизации рыбинспекции, Общества охотников и рыболовов, охотоинспекции. Я пенсионер органов внутренних дел, до 1970 года работал старшим инспектором ОБХСС УВД Уральской области, при выходе на пенсию награжден ценным подарком. Имею правительственные награды. Работая в охотоинспекции, Главным управлением награждался денежной премией…»

«Вы взялись за дело вам неподсильное», – шепнул ему наедине один ответственный товарищ. А может, все-таки, подсильное? Дело-то ведь правое. В ответе на сигнал одного из егерей Н. Г. Чибисова о растрате Уральский облфинотдел соглашался, что факты «в основном подтвердились. Материал проверки направлен облисполкому для рассмотрения вопроса об ответственности виновных». А ведь Чибисов писал уже не о 100 000, а о 400 000 руб., затраченных невесть куда…

Казалось бы, дело должно закончиться к вящему торжеству справедливости: Широких В. С., главный госохотоинспектор, снят с должности, ему объявлен выговор за разбазаривание государственных средств и другие проступки.

После Широких охотоинспекцию возглавил Рогозин. На смену ему пришел Пешков. Потом… опять Рогозин, затем – Дьяков. Он, Дьяков, и продолжил военные действия против своих подчиненных охотоведов, егерей.

Для Федора Петровича Дьякова не существует никаких норм приличия. В первые же дни заявил во всеуслышание, на собрании:

– У меня самые большие браконьеры Куркин, Мадянов, Гутарев. Я не знаю, как от них избавиться!

(Это о людях, с которыми ему предстояло работать, кто годами и трудом доказал свою преданность делу.)

Пытался ставить по команде «смирно!». «Ты с кем говоришь, я подполковник…» (он – в отставке). К Куркину у него какая-то патологическая ненависть. Чуть что, слышно, громыхает: «Кто дал» вам право привлекать к этому делу Куркина!» «Если вы обратитесь к Куркину, я вас уволю». Куркин, Куркин…

Зло порождает зло. За Куркиным пришел черед других. С приходом Дьякова из 18 штатных работников сразу ушло 8 человек. (Заметим в скобках: егеря такая должность – сложная должность! – что при желании всегда можно отыскать, к чему придраться.)

«Не знаю, что творится, не пойму», – говорит егерь Гутарев. Он схватился с Дьяковым из-за Куркина, ну и, конечно, сразу впал в немилость.

Подобрали кучку егерей-подхалимов, подчас ничего не понимающих, случайных (взамен уволенных и ушедших «по собственному желанию»). Им – мотоциклы, ружья, форму – все.

Показателен пример с бывшим председателем правления областного общества охотников и рыболовов Г. М. Боровко. Боровко фигурировал как браконьер в журнале «Крокодил». Его сняли после статьи в «Казахстанской правде» («Лицензия браконьеру»). В судебном определении в его адрес было записано: «Предложить в гражданском порядке взыскать иск – 19 500 рублей. Горсуд. Судья Карташоза.» Теперь этот Боровко голосует против Куркина, за исключение и увольнение.

«С июня 1957 года – тринадцатый начальник», – сетуют егеря. Можно ли при таком положении, да таком руководстве ждать порядка?

Отсюда и последствия. Охраны промысловых животных как таковой нет. Кто сколько хочет убить, столько и убьет. Площади большие, егерей мало. В степи сколько рогов, голов – мясо берут, остальное бросают. Бьют лосей безнаказанно…

А что творится на сайгачных полях! Животных давят колесами машин, истребляют безжалостно. Здесь сайги много, в связц с засухой животные в поисках воды подходят прямо к поселкам, их – бьют!.. Потянулись они, было, на окраину Пятимарского совхоза (Старая Кармановка, Джангалинский район) за помощью к человеку – их встретили выстрелами…

Бьют дичь в заказниках! Не потому ли и уральская охотоинспекция по всем показателям на последнем месте?

«Охранять не успеваю, – жалуется один из егерей, – только встречаю да провожаю» (начальников, «гостей», «подшефных» Дьякова).

«Охраны природы и зверей практически нет. Да и о какой охране может идти речь, ежели егеря изымают у нарушителей оружие, а назавтра оно снова у них. Ёлфимовым, отцу и сыну, Дьяков вернул малокалиберное ружье с оптическим прицелом.

За последние годы дичи прибавилось, сказались природоохранительные меры прошлых лет, постановления правительства. Но сейчас «охотники» едут из Тольятти, Саратова, Волгограда, Астрахани. Кого не встретишь в степи! Вокруг – любые марки машин. Охотятся без путевок. Если так продлится 3–5 лет, не останется, в кого стрелять.

Положение стало вовсе нетерпимым после хлесткой статьи Николая Корсунова «Лицензия браконьеру» («Каз. правда», 16.1У.76). «Нас опозорили в печати на весь Советский Союз!» – бушевал, сверкая белками, Дьяков. А не позор ли то, о чем сообщалось в статье? Н. Ф. Корсунов, местный уроженец, член Союза писателей СССР, знал, о чем писал. Статья затронула коренные пороки работы областного общества охотников и службы госохотоинспекции. В ответе редакции (29.V.76) председатель правления Казохотрыболовсоюза П. Трухин признал справедливость критики, сообщил об оргвыводах.

Это был не первый острый сигнал. Еще раньше, 7 января 1976 года, газета «Приуралье» опубликовала корреспонденцию работников Кушумского лесничества «Браконьеры… с лицензией». В ней товарищи сообщали, что «в результате бесконтрольного отстрела в лесничестве… лосей и косуль почти не стало» (значит, добрались и до косуль). Товарищи требовали регистрации лицензий, «а то по одной лицензии отстреливают кому сколько заблагорассудится».

Где же это происходит, товарищи?

В Уральске, все в том же Уральске, бывшей столице Войска Уральского, по-старинному – в Яике. В чем прелесть этих мест? Здесь Европа сошлась с Азией, горы – и степи, перепуток, природа – европейская и азиатская. Разнообразие, какого не встретишь в других местах. В песках – бор, лес! Красота, богатства – глаз не отвести! Охотоведы, егеря, их друзья готовы хоть в ночь-полночь вскочить и кинуться ловить нарушителей законного порядка, – все влюблены в природу родных мест! Оттого, быть может, у них и энергия такая, потому и не унывают, не пасуют перед трудностями.

Нет, поверьте, мне совсем не доставляет удовольствия рассказывать про плохое.

…Я направился к Дьякову. Интересно, какие аргументы приведет он в оправдание того нетерпимого положения, которое сложилось за последнее время в охотоинспекции и вообще в охране фауны?

Собственно, Дьяков вряд ли мог добавить что-то новое, вся картина была ясна, я достаточно ознакомился с делом, скрупулезно изучил документы – приказы, отчетность, протоколы, акты разных ревизий и проверок, разговаривал с людьми. Просто интересно, что скажет Дьяков? Должен же он что-то сказать. Я был готов ко всему и ожидал чего угодно, но только не того, что произошло.

Дьяков – высокий, прямой, в добротном сером костюме, элегантный, даже красивый, преисполненный чувства собственного достоинства, этакое олицетворенное благородство и предупредительность, – с первых же слов заявил: «У нас секретов нет», но так ничего и не сказал конкретного, не ответил ни на один предложенный ему вопрос, отделываясь ничего не значащими общими фразами. Держался с апломбом, даже чуть с вызовом, но и не мог скрыть – это ясно чувствовалось – беспокойства: зачем нелегкая принесла нежданного посетителя, что ему надо?

Я с интересом наблюдал за ним. С подчиненными подчеркнуто любезен, выспренние фразы: «Я вас больше не задерживаю», «Не хочу отнимать ваше время. У вас ко мне больше ничего нет?» Обернулся ко мне – одарил улыбкой. Но улыбка вмиг сбежала, лицо исказила гримаса, стоило лишь упомянуть про Куркина. Зажав голову руками, в картинной позе трагического отчаяния (из плохой пьесы), Дьяков сказал, нет, закричал:

– Опять Куркин! Я уже не могу слышать эту фамилию! Я с ума сойду! Я болен, мне надо в больницу ложиться! Завтра подам заявление, чтобы меня освободили от этого!..

Я сказал как можно спокойнее:

– Если вы больны, не надо здесь сидеть. Я шел в государственное учреждение, разговаривать о деле, не о болезнях. Извините, коли ошибся. Скорейшего излечения.

На том наша встреча и закончилась.

Я уезжал из Уральска растревоженный всем увиденным и услышанным, полон самых беспокойных мыслей и чувств. Нужен более строгий и нелицеприятный отбор людей на роль руководителей охраны богатств природы.

Такие, как Дьяков, дело ведут непрофессионально, на поводу у разных ответственных и безответственных лиц, да еще позволяют себе любые излишества в обращении с людьми.

И Дьяков сам не успокоится. Совершенно ясно, нужно серьезное лечение, оперативное вмешательство. Много ль прошло, а вон уже сообщают: состоялось «решение» об увольнении прирожденного егеря (больше бы таких!) Павла Гутарева, как сказал один из членов месткома, «за непослушание родителям» (кто тут родитель, интересно б знать?).

Следом (дождался-таки!) состоялась расправа и над Аполлонием Агафоновичем Мадяновым, верным и стойким бойцом за благополучие природы. Отписывал мне Мадянов: «Прошу извинить меня за беспокойство, да вот решил написать. Время без десяти минут 4 часа ночи, тишина, спать бы, но не спится. Выгнал с работы Дьяков, за невыполнение устава егерьской службы. Срочное решение месткома и увольнение за бездеятельность. А этими же днями за мою бездеятельность Главное управление почтовым переводом прислало премиальное вознаграждение 291 рубль…»

Еще весть: «Куркин добился приезда проверяющего из Алма-Аты по заданию ЦК республики. Проверяющий – работник Главохоты. Он взял с собой Куркина и Мадянова. Брал он с собой и дела на «строительство» и бесконечные «ремонты» со списанием десятков и сотен тысяч рублей. (Речь идет о названном выше деле с использованием средств не по назначению. – Б. Р.) Проверяющий уехал убежденным в правоте нашей, но сдвигов пока нет…»

Вести идут, и тревожные вести.

Доколе?

Ставлю точку и возвращаюсь мыслью к Владимиру Николаевичу Абусову. Помните, из второй истории?.. Он теперь в промышленном отделе горкома партии, инструктор по водоснабжению, и ныне его планы борьбы за природу приобрели больший размах. Уже не одна рыба или вода, или зверь волнуют его: охранить все в комплексе – лесные и водные богатства со всем растительным и животным миром; а для этой святой цели сократить, быть может, число рубок, упорядочить лесопользование – тем прибудет и воды. Замыслы Абусова встретили поддержку в партийных и советских органах. Вынашивал идею представительной конференции с привлечением видных ученых, специалистов в Нижнем Тагиле; поднимай выше – конференция замысливается в областном масштабе – в Свердловске. А там, глядишь, в масштабе всего региона – Урала… Нет, все-таки добро побеждает на свете! Но много, ох, много на этой дороге ухабов, косогоров, глубоких скользких рытвин и скрытых опасностей…