Текст книги "Кто защитит защитника"

Автор книги: Борис Рябинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Борис Рябинин
член Центрального Совета Всероссийского общества охраны природы
Кто защитит защитника
^{Из писательской почты.}

«ГРАЖДАНЕ СССР ОБЯЗАНЫ БЕРЕЧЬ ПРИРОДУ, ОХРАНЯТЬ ЕЕ БОГАТСТВА».

(КОНСТИТУЦИЯ СССР, СТ. 67).

Когда-то егеря считались отборным регулярным войском. В царствование Петра Первого в России была учреждена егерская служба – чтобы охранять зверей, птиц, а также леса и лесные богатства. Верно, не случайно звание «егерь» – равно как и «лесообъездчик», «лесник» – сделалось с тех пор символом доброй и нужной, но суровой, подвижнической работы, которую человек добровольно принял на себя, поскольку сердце его испытывает чувства к матери-природе истинно сыновьи, верные и крепкие…

Надо сказать, наказания для нарушителей законов охоты и лесопользования в ту пору были весьма строги: колодки, рвание ноздрей, битье батогами, а то и перекладина с петлей. Институт егерей и объездчиков пользовался почетом, хоть нарушители всякого рода, порубщики, охотники-браконьеры, всегда люто ненавидели его. И понятно!

Тургенев в рассказе «Бирюк» изобразил одного такого служителя – сильного телом и духом, не дающего никому спуску и не идущего ни на какие приманки, дорожащего честью и совестью, но до боли одинокого малого.

Сколь просто, однако, выглядит охрана природных богатств во времена Тургенева: поймал, повалил, придавил к земле – и все, готов, айда в кутузку – ответ держать; Ныне – не то. И люди не те, и обязанности невероятно усложнились. Минуло много лет, как узаконена эта служба, однако, наверное, лишь в наше время она должна была обрести настоящие свои почет и право на общую поддержку, уважение.

Пожалуй, перевелись ныне бирюки, не попадет на лесной дороге классический нелюдим-одиночка с дедовским берданом. Изменился облик хранителя и защитника богатств земли родной. Но вот идет время, и, странная вещь, происходят удивительные метаморфозы: уже порой не нарушитель, хищник-хапуга, опасается егеря и бежит от него «быстрее лани», а егерь оказывается в положении гонимого и преследуемого…

История первая

С этой маленькой, деловитой и быстрой в действиях женщиной, всегда с подчеркнуто-строгим выражением миловидного лица, на котором выделялись большие задумчивые глаза и яркие губы, журналистская судьба свела меня в Лысьве, старом уральском горнозаводском гнезде. Я писал о ней в книге «Операция Ч». Она была инспектором-организатором в Лысьвенском городском отделении Общества охраны природы и буквально с первых же минут поразила меня своей отчаянной решимостью, безраздельной отдачей делу, и – бескомпромиссностью, бескомпромиссностью, которой, увы, еще так часто не хватает людям куда сильнее ее.

Валентина Васильевна Киселева уже в ту пору была притчей во языцех. Ну, подумайте сами: воюет против всего белого света. То есть она была не одна, действовала по поручению и от имени многомиллионного Общества, да ведь оно там где-то, «Общество», а здесь видят человека, исполнителя, ему и все синяки да шишки. Воевала она, конечно, не против всех, а лишь с теми, кто не желал считаться с законом, проще сказать – с браконьерами.

И вот Валентину Васильевну сняли. «Освободили от обязанностей» при обидных обстоятельствах, воспользовавшись ее оплошностью. Она вынуждена была быть – вопреки правилам – еще и казначеем, принимала членские взносы и другие платежи, а деньги, знаете, что это такое. При очередной ревизии у нее в кассе обнаружилась недостача; правда, она тут же внесла деньги (для этого пришлось продать кое-что из домашнего имущества, накоплений-то не было), представила расписки некоторых неаккуратных подотчетных лиц, и в конечном счете вопрос свелся к ничтожной сумме в несколько десятков рублей, да и те по очевидности не были «растрачены»… Но этого оказалось достаточно для того, чтобы освободиться от нежелательного – слишком уж ретивого и несговорчивого – работника.

Случилось это глубокой осенью, а вскоре после Нового года пришло письмо от Киселевой – целая ученическая тетрадь в линейку, исписанная от первой строчки до последней, письмо-исповедь человека, уязвленного в лучших своих чувствах и устремлениях, незаслуженно обиженного, которому хочется перед кем-то излить душу.

«…У меня сегодня настроение такое, – писала Валентина Васильевна, – что хочется рассказать кому-то все свои беды. Будьте терпеливы и выслушайте меня внимательно… 20-го мая ко мне поступила жалоба от Зареченского животноводческого товарищества о порубке леса в зеленой зоне в личных целях т. Опариным – директором аэродрома. Я немедленно выехала, составила акт, оформила дело и передала начальнику милиции. Материал подписывать тов. Ком-лева Зоя Федоровна (зам. председателя ГООП, ответственный секретарь горисполкома. – Б. Р.) отказалась, и я со своей подписью передала все в следственные органы.

…В июле я пошла в милицию узнать результаты дела Опарина. Дело лежало без движения. Обратилась к прокурору тов. Новокрещенову… Отношение Комлевой 3. Ф. ко мне очень изменилось и она заявила, что не даст наказать Опарина, а я сказала, что он будет наказан. В ужасных условиях нынче мне пришлось готовить выставку цветов, сколько слез пролила, но выставку открыли в срок, люди были довольны. Но все это отступление от главного. Отчитавшись еле-еле за выставку, я опять обратилась в милицию, где выяснилось, что дело прекращено по указанию горисполкома. Пишу письмо тов. Миронову, корреспонденту газеты «Правда», в Пермь. Получила копию ответа тов. Новокрещенова (прокурора) тов. Миронову, который пишет, что милиция заволокитила дело, что люди, которые халатно отнеслись к этому, наказаны и возбуждено вторичное дело по тов. Опарину. А тов. Опарин так нагло вел себя; когда я его пригласила поехать для составления дела, то он расхохотался мне в ответ и заявил: «Рубил и буду рубить и не суйте свой нос, куда не следует». В октябре взяли с меня объяснение, и опять тишина, а тов. Опарин продолжает свою деятельность, вывез все нарубленные дрова, накосил с рабочими сена 6 машин на территории аэродрома, продал его, а деньги не были оприходованы нигде, да и сено он продает ежегодно за наличный расчет… Я пишу в Москву в редакцию газеты «Правда», так как люди ждут от меня ответа. Оттуда получаю сообщение – факт подтвердился, виновные будут наказаны; пишет Пермский облисполком за подписью тов. Макарова, председателя областного отделения Общества, – а здесь у нас, тем не менее, дают указание прекратить дело. Дальше – больше. Выясняется, что даже решение об отводе земли под аэродром не было вынесено… В мае составляю акт на самовольную порубку леса на 4 га, а оказывается лес вырублен на протяжении пяти лет на 104 га (!), и всем этим руководил тов. Опарин. На 4 га с разрешения горисполкома рубил лично для себя, без билета. Жалобы поступали все лето, и люди стали меня обвинять в укрывательстве. А тут начались и мои беды, я не стала устраивать как работник тов. Журавлева (председатель Об-ва), который до этого никогда не интересовался моей работой. Я стала «недисциплинированной», стали придираться, что меня никогда нет на месте, не давая себе труда хотя бы выслушать меня, и с первого декабря я осталась без работы…»

Словом, как у нас часто бывает, – это уже мои размышления, – навалили все дела на одного человека (она же «освобожденный» работник, зарплату получает!), она за все отвечай, а другим и горя мало. В Лысьве мне говорили, что Журавлев, председатель, – по основной работе один из руководителей лесного хозяйства, – не слишком деятелен, показывается редко, президиум не собирает и вообще дела Общества ему «до лампочки», все «везет» Киселева. Зато теперь и он обрушился на нее.

Но вернемся к письму.

«Домой пришла ко мне Дедова Анна Георгиевна, я ей раньше очень верила, она еще в комсомоле была секретарем,' а я директором Дома культуры, цапались, но Лысьва тогда гремела по самодеятельности и агитационно-массовой работе. Поэтому мне особенно больно было услышать такие слова: «Какая нужда тебе лезть в государственные дела, на это есть горком и горисполком. Каждый сверчок знай свой шесток. Подумаешь, захотела одна построить коммунизм, есть выше головы, пусть они решают важные вопросы, вот теперь и сиди, перепортила со всеми взаимоотношения, теперь тебя никто не захочет на работу принять…» Не следовало бы писать всего этого, да душа до сих пор болит. Ведь я всегда для своего города хотела только хорошего. И кто такой тов. Опарин, что его загородили все, народный контроль, ОБХСС и милиция? А люди приходят ко мне домой – помнят! И заставляют писать, дескать, справедливость восторжествует. Куда делся лес? Это же народное достояние…

Новый год я не только была без работы, я была без собственного «я»…»

Большое искреннее человеческое горе глянуло на меня со страниц этого письма. За что обидели человека?

А как нужны нам по-настоящему деятельные, беззаветно преданные делу люди! Не стерпев, обратился в Пермский областной совет ВООП. Ответ не замедлил:

«Мы согласны с вами в оценке работы т. Киселевой. Если Киселева В. В. пожелает вновь работать в городском совете Общества охраны природы, при наличии свободной должности ответственного секретаря, областной совет не возражает принять ее вновь. Однако прием на штатную .должность в райгорсоветы Общества производится только при согласии президиума райгорсовета Общества.»

Значит, «не возражает». При «наличии» и «согласии».

Боюсь, что этого «наличия» придется долго ждать…

Пробовал я отписать, как, мол, дела, что изменилось? Но в ответ – ни строчки. Молчит.

История вторая

Письма, документы… Я их не пересказываю, привожу точно, они говорят сами за себя.

Попал мне в руки дневник одного интересного человека – В. Н. Абусова. Вот страницы из этого дневника, привожу их с разрешения автора.

«В Нижний Тагил я приехал в 1954 году…

Еще будучи в этом городе я подружился с людьми, любящими и знающими природу, главным санврачом города Н. П. Сапугольцевым, главным архитектором Д. С. Поповым, мы вместе проводили свободное время на охоте или просто путешествовали по родному краю. И это сыграло не последнюю роль в моей судьбе: после увольнения из рядов Советской Армии (1965 г.) я поступил в рыбоохрану – решил посвятить свою жизнь охране природы.

За это время мною привлечено к ответственности около 2600 браконьеров. Их повседневные злобные происки я воспринимаю как неизбежное, должное, как положительную оценку своей работы. Я коммунист, а потому знал, что в трудную минуту партийные органы окажут мне помощь. Эта уверенность придавала мне силы в трудной, но почетной работе.

Однако уже вскоре я убедился, что в Пригородном районе скрытые силы покровительствуют расхитителям природных богатств».

«Общественные инспектора рыбоохраны прислали мне из Верхней Салды акт о нарушении правил рыболовства, К нему прилагалось «удостоверение», изъятое у браконьеров: «Предъявителям сего удостоверения разрешается отлов рыбы неводом для коллективной ухи на массовке рабочих такого-то цеха». Подпись: зам. председателя В.-Салдинского горисполкома Воронов.

Пришлось ехать в Салду и разъяснять т. Воронову, что в его функции входит контроль за соблюдением советских законов, а не их попирательство. Попутно вызвал браконьеров «в законе» в завком профсоюза завода, где разъяснил им правила рыболовства.

Спустя несколько дней – вновь акт из Салды с приложением «удостоверения», выданного Вороновым… Оштрафовал браконьеров по 25 рублей, а товарища Воронова – на 50.

Воронов и К⁰ подали на рыбинспекцию жалобу в суд за «незаконное» наложение штрафов.

Перед началом суда меня пригласил к себе прокурор:

– Держитесь тверже, с судьей я беседовал.

Суд жалобу отклонил, а штраф утвердил. А вскоре товарищ Воронов покинул пост зам. председателя.

К сожалению, не везде так бывает».

«Снова и снова убеждаюсь: почти у каждого браконьера есть свой покровитель, который сам попал в зависимость от своег.о подопечного. Поэтому после каждого рейда раздаются телефонные звонки «сильных мира сего» с просьбой простить браконьера, вернуть ему сети. А после отказа – угрозы, судебная волокита».

В 1969 году я и госинспектор рыбоохраны Лебедев были зверски избиты шестью браконьерами. И снова прокурор района Дежин (замечу, что теперь бывший прокурор) в возбуждении уголовного дела отказал, как уже поступал не раз «за отсутствием доказательств». Браконьеры были осуждены пригородным судом только после вмешательства прокурора области».

«Прибегает дочка с газетой и со слезами говорит: «Папа, посмотри, что о тебе пишут!»

Оказалось, в наступление двинулась газета «За победу!», районный орган печати. Газета опубликовала фельетон «Под звон речей» (смысл: провозглашается-де одно, а делается совсем другое, противоположное), в котором обвинила меня и еще троих товарищей в «узаконенном браконьерстве». Газета расписывала не Жалея красок. Как ни жаль, но спустя несколько месяцев, в мае 1973-го, тему повторила областная газета в фельетоне «Инспектор с берданкой», где основной гнев и негодование были также излиты на коварного «инспектора рыбнадзора».

«Двадцать пять лет в армии отслужил, в отставку ушел подполковником, такого позора у меня еще не было. Дома сокрушались и плакали (у меня – жена, две дочери). Другие – друзья – говорили: «Владимир Николаевич, так и знали, что этим дело кончится, обольют тебя грязью». Друзья подбодряли: «Не вешай головы».

«Особенно меня угнетало положение, в котором находился директор Висимского заповедника М. С. Попович (один из «героев» обоих фельетонов). Тов. Попович проработал в Висимском лесхозе 28 лет. Исключительно принципиален в деле охраны природы, в результате чего имеет много противников среди высокопоставленных лиц района. Он заболел, совершенно беспомощен, пал духом. «Нет, всего этого я не вынесу», – сказал он, когда я пришел К нему в больницу».

(К счастью, мрачный прогноз В. Н. Абусова – настроение его самого в тот момент можно понять – не оправдался, Михаил Сергеевич Попович поправился и снова возглавил природоохранную работу в заповеднике. – Б. Р.).

«Управление охотничье-промыслового хозяйства, рассмотрев фельетон «Под звон речей» и другие материалы о якобы браконьерской охоте, проводимой на территории охранной зоны Висимского заповедника районным охотоведом Шатуновым, директором заповедника Поповичем и Другими членами бригад по отстрелу лосей, нарушений в действиях с их стороны не усматривает …

В настоящее время вопрос об организации охранной зоны Висимского заповедника решается сектором леса облисполкома для внесения на Исполком Облсовета.

Начальник Управления Киселев.»

Все ясно?

Но, думаете, это конец?..

«…Примерно начиная с 1972 года я почувствовал себя в блокаде огульной клеветы и оскорблений. Очень тяжелым в этом смысле оказался 1973-й год. (Хотя лично мне ни партийными, ни административными органами никаких обвинений не предъявлялось).

Очень неблаговидную роль сыграл т. Фанасеев, один из руководителей Общества охотников. Именно он развил кипучую деятельность по организации клеветнической кампании против меня. Началась эта кампания с откровенных угроз: «И у тебя есть грешки», «Нас много, нам поверят, а тебе нет» и т. д. Действительно, союзников у Фанасеева оказалось много.

Нет, я не хочу сказать, что все плохи, кругом одни подлецы и негодяи. У меня много друзей из числа моих товарищей по работе. Много было за эти годы добровольных помощников, посильную помощь в нужных случаях оказывали гор– и райотделы УВД, Но они не могли помочь лично мне.

В связи с развитием гипертонической и язвенной болезни (почему я давно воздерживаюсь от вина – а меня «уличали» в пьянстве и алкоголизме!) я был неспособен дать достойный ответ клеветникам. В то время моей задачей было – вынести, пережить, не допустить инфаркта или кровоизлияния в мозг».

«Первому секретарю Свердловского областного комитета КПСС…»

Абусов долго колебался, обращаться ли в такую высокую инстанцию, как обком партии. В конце концов решил: а почему бы и не обратиться. Каждый коммунист вправе дойти хоть до Центрального Комитета, если к тому вынуждают обстоятельства. Он написал и никогда не сожалел об этом.

…Еще одно заявление В. И. Абусов по совету своего друга, журналиста М. П. Ананьева, написал в Союз журналистов СССР, но не отправил. В нем он писал, что за годы пребывания в партии (из них десять лет – на выборных партийных должностях) не имел никаких взысканий и замечаний, а за годы работы в органах рыбоохраны в его трудовой книжке вписано 19 поощрений. «С 1969 года ношу звание «Ударник коммунистического труда». В юбилейном социалистическом соревновании Н.-Тагильская инспекция рыбоохраны заняла первое место среди 30 инспекций «Камуралрыбвода», за что я награжден юбилейной медалью», а сейчас «в публичных местах – на улице, в магазине, в кино неизвестные люди наносят нам оскорбления, по телефону высказываются угрозы, по городу распространяются' ложные слухи…» «Дело не в том, что я лично оскорблен и обижен. Подрыв авторитета государственной инспекции рыбоохраны способствовал возобновлению на водоемах оголтелого браконьерства. Горько сознавать, что пропало семь лет моего напряженного труда.

…Особенно угнетает мысль, что подорвана вера в торжество справедливости у моих дочерей. Я не в силах их успокоить. Как же теперь им жить и работать?

Член партии с 1944 г. – подполковник запаса, имею 12 правительственных наград…»

«…Бесконечные мои скитания, конфликты с браконьерами и судебные тяжбы стали невыносимыми Для жены. С целью вынудить меня уволиться из рыбоинспекции, в 1972 году жена перевелась в Свердловск на должность зам. главного инженера института «Свердловскгражданпроект». Однако признать себя побежденным и уехать я решительно отказался. Тогда начались гонения на мою жену. Пришлось пойти на компромисс; я выполнил условие жены и уволился из инспекции рыбоохраны, после чего она вернулась в Тагил. Я перешел на работу в Северо-Уральскую бассейновую инспекцию.

Долго рассказывать – напомню лишь, что беспощадная Вырубка уральских горных лесов рано или поздно должна была привести к обмелению рек и мелководью. Уже будучи руководителем Н.-Тагильского филиала бассейнового управления, я представил в вышестоящие органы доклад об ожидаемом дефиците воды. Доклад был воспринят с недоверием. Однако мой прогноз подтвердил паводок 1975 года – он оказался катастрофически малым. Знакомство с гидрологическими характеристиками водоисточников (результат долголетних наблюдений) позволило мне разработать и представить «Схему развития системы промышленного и питьевого водоснабжения Н.-Тагильского промузла на 1975–1980 гг.»

Схема была одобрена в горкоме и исполкоме горсовета, но отклонена специалистами Свердловского института «Союзводоканалстрой» и начальником бассейнового управления как «неприемлемая». После вмешательства т. Рябова (работавшего в это время первым секретарем Свердловского обкома партии. – Б. Р.) все оказалось приемлемым. За два месяца выполнили изыскательские и проектные работы (на 1-й этап). Совет Министров СССР отпустил 3 миллиона рублей. Решением бюро ГК КПСС я был назначен заместителем начальника штаба партийного руководства стройками.

За разработку «схемы» и участие в стройках решением ГК КПСС и исполкома горсовета я награжден Почетной грамотой, памятной медалью «За строительство источников водоснабжения г. Н.-Тагила» и настольными часами в хрустальной оправе. Кроме того, решено установить обелиск на канале «Европа – Азия» с именами инициаторов и ударников стройки.

Таким образом, из опального инспектора рыбнадзора я Превратился в уважаемого гражданина города…

Да, еще не сказал: в результате разбора жалобы комиссией обкома КПСС все обвинения с меня сняты».

Можно добавить, что ныне не у дел многие бывшие противники и недоброжелатели инспектора Абусова.

Все хорошо, что хорошо кончается, если считать это концом и если, конечно, спустя какое-то время все не начнется сначала. Ведь говорят же про Абусова, что он «неуживчивый», этим словом подменяется иногда «принципиальный» и «честный».

Справедливость восторжествовала, к чему же мы все это рассказываем? Да хотя бы к тому, что выводы высокой Комиссии Не оглашались широко, с ними мало кто был ознакомлен, и, таким образом, пусть хоть наша публикация снимет всякий намек на подозрение и недоверие. Ибо и по сию пору кой-кто хотел бы «набросить тень на плетень», поворошить старое, толкуя его по-своему. Пусть все знают, чем все кончилось – на страх браконьерам всех мастей, на радость друзьям и справедливому делу.