Текст книги "Почетный академик Сталин и академик Марр"

Автор книги: Борис Илизаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

3. Писать и печатать мы должны так, как говорим. Маленькие несогласия в произношении вызовут и разное начертание слов, но это придает только прелесть и интерес письменной или печатной речи. Художник слова нередко пишет буквально так, как говорят мужики, дети и т. д., но разве это не придает особенную красоту и живость литературному произведению?

Чтобы приучить незаметно и без труда каждого читающего к новому алфавиту, нужно в распространенных для чтения книгах и газетах употреблять примесь этого алфавита к обыкновенному, то есть сначала употреблять примерно 10 % нового алфавита и 90 % старого. Процент нового алфавита понемногу увеличивать, а в конце концов ввести его весь, выбросив старый; молодежь всех сословий почти моментально привыкнет к новому алфавиту. Для пожилых и несогласных может употребляться исключительно старый алфавит.

Чтобы выбрать и утвердить общенародный алфавит, конечно, нужно согласие всех народных представителей. Но если мы, русские, даже без их согласия, обучим наш народ новому алфавиту, в котором почти все буквы будут латинскими, то и другие народы не только ничего не будут иметь против, но даже будут нам чрезмерно благодарны за то, что мы наш язык сделали им совершенно доступным хотя для грубого произношения. Может быть, они тогда добровольно переменят свой алфавит на другой, столь же им близкий и родной. Возможно, что и они так же, по нашему примеру, обучат свои народы общему алфавиту.

Когда мы приучим людей к новому алфавиту, то можем также приступить и к избранию и изучению общенародного языка. Изучение это должно быть таким же невольным, незаметным, не трудным, как и изучение алфавита. Взять искусственный язык, как эсперанто, имеющий, правда, наилучшие достоинства, несколько рискованно. Гораздо проще и надежнее употребить для общенародного языка какой-нибудь наиболее употребительный язык какой-либо высококультурной страны, например английский или французский. Изучив его, мы ни в коем случае ничего не потеряем. Если он и не сделается общенародным, то, во всяком случае, как очень употребительный и имеющий громадную литературу, он нам может очень пригодиться. Конечно, лучше всего выбрать общий язык на мировом конгрессе народных представителей. Но когда-то он соберется! Мы можем начать дело без него. Каждый народ может взяться за дело самостоятельно. Алфавит у нас общий уже есть; будем обозначать его буквами, например французские слова, и будем употреблять их во всех наиболее читаемых книгах и журналах – сперва в крайне незначительном количестве. Сначала будем заменять иногда только слова, потом самые предложения. Далее, все в большем количестве; затем все более и более сложные фразы, все чаще и чаще, пока не вытесним окончательно свой язык и не приучимся к иностранному. Может также изредка рядом с русским словом ставить в скобках иностранное, рядом с русской фразой – французскую, но делать это понемногу, не заваливать память, а то испортим все дело.

Вот таким образом, незаметно, для самих себя, без трудов, без мук, без грамматики, без самомалейшего утомления, как младенцы, мы изучим новый язык и будем уже знать два языка: свой родной и иностранный, который на общественном конгрессе может сделаться общенародным.

Если же это исполнится, то все люди сделаются для вас действительными братьями, доступными, понятными. Старые и в особенности новые литературные и научные богатства всех стран сделаются для вас доступными. Вы обогатите ими свою душу, ум и облегчите труд. Они дадут вам нравственное и материальное благосостояние.

Мы не будем, конечно, произносить так чисто, как французы, наша речь возбудит в них смех, но будет достаточно понятна. Недостатки же нашего знания языка совсем не будут заметны в общенародной литературе.

Мертвая орфография ставит препоны к развитию и совершенствованию языка. Но живой язык все-таки совершенствуется и все более и более не согласуется с установленной неизменной орфографией. В результате: самый культурный народ имеет самую печальную орфографию»[223]223
  Циолковский К.Э. Общий алфавит и язык // Образование Земли и солнечных систем. Калуга, 1915. С. 11–13.


[Закрыть].

Когда Циолковский писал эту статью, то он вряд ли предполагал, что через два-три года, а затем в течение почти двух десятилетий некоторая часть его предложений будет всерьез обсуждаться на самых высоких государственных и интеллектуальных уровнях. Проблема мирового языка и алфавита время от времени поднималась на всех континентах, в частности проблема внедрения искусственного языка эсперанто. Циолковский скептически высказался о будущем эсперанто. Надо отметить, что и Марр относился к нему отрицательно. Циолковский писал о тормозящей роли орфографии, Марр тоже постоянно об этом говорил. Но если Циолковский предполагал, что единым языком человечества постепенно станет один из современных языков Европы, то Марр утверждал, что ни один из современных языков не способен стать общим языком будущего. То же он думал и о едином алфавите: ни одна из современных систем письменности не сможет стать общечеловеческой. При этом Марр исходил из анализа накопленного человечеством опыта. Он утверждал, что тенденции к использованию какого-либо одного языка в качестве средства общения между народами можно проследить с глубокой древности. Таким языком для всего древнего Дальневосточного региона служил китайский язык, для древней Центральной Азии стали языки шумерский и эламский. Еще более широкое распространение получил арамейский язык, ставший международным для многочисленных народов Месопотамии, Сирии, Палестины и др. Со временем на большей части Афроевразии получили распространение в качестве языков международного общения арабский и латинский. Так что идея о едином языке далеко не нова. Больше того, заявил Марр, «она абсолютно неевропейская выдумка. Если не больше, то ей столько же веков и тысячелетий, сколько по исчислению отводится времени существованию древнейших письменных языков. Каждая письменная речь выводила человечество из его социальной замкнутости, выносила с его производством материальным и общественным также мышление из ущелья в ущелье, с долины на долину племенного его расселения, открывала и расширяла возможности общения своего мира с чужим, служа предпосылкой общения всего мира»[224]224
  Марр Н.Я. Яфетидология. С. 444.


[Закрыть]. Но ни один из них не стал всеобщим и неизменно заменялся на другой. (А мы продолжим: как не стал таковым французский или получивший ныне широчайшее распространение английский язык.) Марр утверждал, что будущий мировой язык будет представлять собой особенное явление.

* * *

После Октябрьской революции 1917 года надежды на скорую мировую социалистическую революцию поставили в практическую плоскость разработку единого если не языка, то алфавита как ощутимого прорыва в этом направлении. Известно, что большевики-ленинцы рассматривали Россию в качестве практической модели будущего мирового социалистического устройства. Но Россия была особым и малоисследованным регионом, в котором проживало несколько сотен народов и народностей. Сколько их было на самом деле, к какой группе и даже к какой расе они принадлежали, не знал никто. Более или менее была известна конфессиональная принадлежность в массе безымянных народов, а также системы письменности наиболее развитых и древних племен, вошедших в состав России. Значительная часть населения на юге европейской и азиатской частей империи, ее сибирских и северных губерний вообще никогда не имела своей письменности. Так сошлись прагматические задачи идентификации возможно большего числа российских наций, а в ряде случаев задачи их искусственного формирования из массы аморфных, но родственных племен, задачи конструирования для них новых алфавитов – с идеями подготовки почвы для будущей общемировой социалистической республики. Ведь и Циолковский писал, что если мы возьмем на себя задачу перевести русскую Россию на латиницу, то очень скоро и другие народы последуют за нами. Гении часто бывают наивными.

Таким образом, появлялось обширное поле деятельности для национального и языкового строительства. Сталина как народного комиссара по делам национальностей не могли не интересовать проблемы языков, письменности и национальных образований на территории республики. Другое дело, он всерьез интересовался этим только в тех случаях, когда на повестке дня стояли вопросы организации СССР как системы вновь создаваемых национальных республик, областей и округов, то есть как национально окрашенных управленческих единиц. Кроме того, главного идеолога страны – Генерального секретаря ЦК ВКП(б) – не могла не интересовать одна из основных идей культурной революции: задача полной ликвидации неграмотности в СССР, для чего была необходима простая, но универсальная система письменности. И если часть романтически настроенных политических деятелей и ученых была воодушевлена идеями переустройства всего земного шара, то Сталин, на первых порах продолжая большевистскую традицию, поддерживал их, но в середине 30-х годов сделал осторожный, однако решительный поворот в сторону великодержавия и национального социализма.

Как и Циолковский, первые советские реформаторы решили, что мировой язык со временем сформируется сам собой, вслед за реформой алфавита и вслед за его унификацией. Откуда появилась такая уверенность, неясно, но, возможно, они исходили из истории с латинским алфавитом в средневековой Европе. Почти повсеместно латинский язык и латинский алфавит способствовали формированию не только романских, но и германских и других европейских наречий. Поскольку в наиболее развитых капиталистических европейских странах и в США ожидались социалистические революции, а в капиталистическом и колониальном мире наиболее распространенным был латинский алфавит, то и в СССР он был взят за основу. Сразу, одним махом, перевести все народы советской России на латинский алфавит было затруднительно, так как это грозило не только политическими осложнениями, но и ставило под угрозу управляемость страной.

В 1919 году началась так называемое движение за создание «нового алфавита» для тюркоязычных народов. Этот алфавит был разработан и унифицирован на основе латинской графики с дополнительно изобретенными буквами. Самым интересным было то, что новый латинизированный алфавит стали усиленно навязывать народам, уже имевшим алфавиты, но на арабской, а затем и народам, писавшим на старомонгольской графике. Утверждалось, что арабская графика очень сложна и мало приспособлена к тюркским языкам, что затрудняет ликвидацию неграмотности и способствует влиянию реакционного мусульманского духовенства. Центром, из которого «новый алфавит» должен был распространяться на всю страну, был избран мусульманский Азербайджан и его столица Баку. Еще в середине XIX века в Азербайджане местными подвижниками делались попытки внедрить латинский алфавит. В свою очередь, русские колониальные деятели и миссионеры пытались разработать новые алфавиты для некоторых народов Кавказа на кириллической основе. Тогда ни та ни другая попытка не дали конкретных результатов, но выбор Баку в качестве центра реформы был не случаен. Не случайно и Марр многие свои новационные доклады прочитал в этом городе, не случайно и то, что именно там он издал свой единственный обобщающий труд, названный «Бакинским курсом». В 1926 году в столице Азербайджана был созван 1-й Всесоюзный тюркологический съезд, посвященный вопросам латинизации. На нем был избран так называемый общественный центр – комитет нового тюркского алфавита. После того как задачи центра были расширены, в 1930 году он был переименован в Государственный всесоюзный центр – комитет нового алфавита при Совете национальностей ВЦИК СССР (ВЦКНА). С самого начала в работе центра формально принимал участие Марр и многие примкнувшие к нему лингвисты, но работали там и его откровенные научные противники. Центральную научную позицию в комитете занимал выдающийся лингвист-кавказовед Н.Ф. Яковлев, близкий по своим воззрениям к марризму, однако имевший свой взгляд на будущее российских алфавитов. Латинизированный «новый алфавит» вводился постепенно и всегда специальными правительственными постановлениями, а это значит, что внедрялся он с ведома и одобрения вождя. До 1936 года двадцать народов СССР, ранее имевших арабскую или иную письменность, перешли на латинскую графику, а пятьдесят народов и народностей впервые получили свои алфавиты на той же основе. В те же годы в Турции, возглавляемой реформатором Мустафой Кемалем Ататюрком, проводившим политику сближения с западноевропейской цивилизацией и находившимся под сильнейшим воздействием советских социальных реформ, также был введен латинизированный алфавит вместо арабской графики. Под давлением советского правительства латинизированный алфавит был введен в Монголии и тогда формально независимой Туве.

1930 год стал поворотным в области латинизации народов СССР. Внешним поводом послужила статья А.В. Луначарского «Латинизация русской письменности», опубликованная в «Красной газете» в январе того же года[225]225
  Луначарский А. Латинизация русского алфавита // Красная газета от 6 и 7 января 1930 г.


[Закрыть]. Незадолго до этой публикации Луначарский был смещен с поста наркома по делам просвещения РСФСР. Мотивы, заставившие выступить соратника Ленина, а теперь полуопального бывшего наркома с идеей латинизации русской письменности только в 1930 году, не совсем ясны. В сталинской внутренней политике все ощутимее проявлялась тенденция отказа от идей мировой революции. Все чаще раздавались голоса, требовавшие тотальной замены введенной ранее латиницы на кириллицу. И именно в это время Луначарский, к которому Сталин относился с откровенным пренебрежением, выступает со статьей «Латинизация русской письменности», в которой высказывает радикальные идеи. Скорее всего, это было начало давно запланированной акции, которую новое руководство Наркомпроса упустило из виду.

Отметим, что некоторые восточные народы имели давнюю письменную традицию на арабской основе. Луначарский разъяснял: «И тем не менее мусульманские народности Востока, исторически усвоившие арабский шрифт, немало страдали от этого обстоятельства. Шрифт древнеарабской литературы приспособился к соответственным условиям культуры и, с трудом могущий отразить новую культуру, очень трудно усвояемую и отделяющую народы Востока от европейской культуры, шрифт этот, конечно, был вспомогательным средством для задержки всякого прогресса и пользовался при этом поддержкой всех реакционных классов и в особенности духовенства. Наркомпрос РСФСР, встретившись с проблемой латинизации письменности всех этих народов, шел вперед с чрезвычайной осмотрительностью. Он прекрасно понимал, как легко могут быть использованы против Советской власти эти новшества, которым старались придать характер желания отторгнуть массы от их собственной культуры и от их веры. Сторонники старины всячески внушали массам, что в латинизации сказывается высокомерное отношение западных людей к Востоку с его своеобразной и „бесценной“, непонятной для „гяуров“, культурой. Значительным облегчением в этом деле было присоединение к этой реформе турецкого правительства, которое с большой энергией начало проводить у себя параллельную латинизацию. Это сразу отбило возможность для всяких пантюркистов играть политическую игру на фоне якобы верности старой культуре, чисто мусульманской и турецкой, и объяснять латинизацию шрифтов „гонением“ на эту старую культуру со стороны большевиков.

Но и помимо помощи, которая была оказана таким образом нам турецким правительством, дело латинизации шло быстрым шагом, так как само население легко замечало огромные выгоды, отсюда проистекавшие. Письменность крайне упрощалась, и, приобретая ее для своего родного языка, каждый гражданин из восточных республик и наций уже тем самым перебрасывал довольно прочный мост к усвоению общего алфавита, на котором пишут огромное большинство культурных народов. При моих разговорах с представителем Японии о состоянии у них этой реформы я убедился, что там значительного количества сторонников латинизации нет. Трудный, берущий свое начало в еще более трудной китайской грамоте, алфавит японцев остается для них признаком их оригинальности, и, кроме того, на нем имеется огромное количество уже изданных книг и больших библиотек – поэтому массовый переход на латинский шрифт означал бы, по мнению образованного японца, с которым я говорил, большой экономический разрыв. „Некоторым, – говорил он, – пришлось бы учить детей обоим алфавитам для того, чтобы не ограничивать их употреблением только книг нового издания, которых в первые годы по необходимости будет недостаточно“.

По отношению к нашим восточным народам это было не так. Никаких больших книгохранилищ у них не было, да и, попросту сказать, та литература, которая имеется на арабском языке, при всей своей исторической ценности, большой ценности практической не представляет, и народам этим все равно приходится развивать новое издательство не только потому, что надо создавать много книг на новом алфавите, но и потому, что надо создать побольше книг нового содержания. Недавняя выставка латинского алфавита восточных народов, имевшая место в залах Коммунистической Академии, показала, какие большие успехи в этом отношении достигнуты. И для нас, „инородцев“ по отношению к мусульманским народам, возникло большое облегчение к изучению их языков.

Лермонтов как-то сказал, что тюркский язык является ключом для всего Ближнего Востока. Это положение остается в силе и теперь. Изучить тюркский язык через арабский шрифт было непомерно трудно, изучить же по нынешнему шрифту вовсе не трудно. А между тем каждый гражданин СССР, желающий быть по-настоящему образованным, должен, по моему мнению, изучить тюркский язык, так как на нем говорят десятки миллионов наших граждан, десятки миллионов людей, находящихся за границей нашего Союза, если принять во внимание, что отдельные языки – татарский, турецкий, узбекский и т. д. – представляют собой только не очень отличный вариант общего языка. В связи со всем этим возникает вопрос и о латинизации нашего русского шрифта. Припомним, прежде всего, как произошла и та довольно солидная реформа письменности, которая была проведена непосредственно после Октябрьской Революции и которая возбуждает до сих пор скрежет зубовный у эмигрантов.

Потребность или сознание необходимости облегчить нелепый, отягченный всякими историческими пережитками, дореволюционный алфавит возникала у всех мало-мальски культурных людей. В Академии Наук шла подготовительная работа. Кадетский министр Мануйлов, опираясь на работу комиссии академика Шахматова, уже подготовил введение нового алфавита именно этого типа, который был на самом деле введен Советским Правительством.

Советское Правительство прекрасно отдавало себе отчет в том, что при всей продуманности этой реформы в ней было, по самой половинчатости своей, что-то, так сказать, „февральское“, а не октябрьское. Я, конечно, самым внимательным образом советовался с Владимиром Ильичем Лениным перед тем, как ввести этот алфавит и это правописание. Вот что по этому поводу сказал мне Ленин. Я стараюсь передать его слова возможно точнее.

„Если мы сейчас не введем необходимой реформы – это будет очень плохо, ибо и в этом, как и в введении, например, метрической системы и григорианского календаря, мы должны сейчас же признать отмену разных остатков старины. Если мы наспех начнем осуществлять новый алфавит или наспех введем латинский, который ведь непременно нужно будет приспособить к нашему, то мы можем наделать ошибок и создать лишнее место, на которое будет устремляться критика, говоря о нашем варварстве и т. д. Я не сомневаюсь, что придет время для латинизации русского шрифта, но сейчас наспех действовать будет неосмотрительно. Против академической орфографии, предлагаемой комиссией авторитетных ученых, никто не посмеет сказать ни слова, как никто не посмеет возражать против введения календаря. Поэтому вводите ее (новую орфографию) поскорее. А в будущем можно заняться, собрав для этого авторитетные силы, и разработкой вопросов латинизации. В более спокойное время, когда мы окрепнем, все это представит собой незначительные трудности“.

Такова была инструкция, которая дана была нам вождем. После этого мы немедленно законодательным путем ввели новый алфавит. Увы, оказалось, не так-то легко осуществить его в жизни. На декрет, можно сказать, никто даже ухом не повел, и даже наши собственные газеты издавались по старому алфавиту.

Я помню, как после выхода в свет номера „Правды“, напечатанной по новой орфографии, один доктор прибежал ко мне и заявил: „Рабочие не хотят читать „Правды“ в этом виде, все смеются и возмущаются“. Революция, однако, шутить не любит и обладает всегда необходимой железной рукой, которая способна заставить колеблющихся подчиниться решениям, принятым центром. Такой железной рукой оказался Володарский: именно он издал в тогдашнем Петербурге декрет по издательствам печати, именно он собрал большинство отвечающих за типографии людей и с очень спокойным лицом и своим решительным голосом заявил им: „Появление каких бы то ни было текстов, напечатанных по старой орфографии, будет считаться уступкой контрреволюции, и отсюда будут делаться соответствующие выводы“.

Володарского знали. Он был как раз из тех представителей революции, которые шутить не любят, и поэтому, к моему и многих других изумлению, с этого дня – в Петербурге, по крайней мере, – не выходило больше ничего по старой орфографии. Все знают, какое большое облегчение принесла с собой эта реформа, насколько новая орфография проще и изящнее в знаках письма, как много лишних детских слез было пролито из-за нелепых трудностей, которые выброшены за борт.

У всех передовых граждан, то есть у большинства коммунистов (потому, что и среди коммунистов имеются люди, не понимающие всей серьезности этих, как они думают, „пустяков“) и среди части беспартийных, которые подобными вопросами как раз интересуются, реформа оставила чувство глубокой неудовлетворенности. В течение всего времени, когда я руководил Наркомпросом РСФСР, мы получали множество предложений о дальнейшем облегчении правописания, немало также предложений о введении латинского алфавита.

Огромный толчок идея латинизации русского алфавита (конечно, и Украины и Белоруссии) получила именно от успехов латинизации письма народов, употреблявших арабский шрифт. Отныне наш русский алфавит отдалил нас не только от Запада, но и от Востока, в значительной степени нами пробужденного. В настоящее время в Главнауке работает большая комиссия, занимающаяся вопросом предварительного упрощения и упорядочения орфографии, уточнения пунктуации, а затем существует и особая комиссия с участием профессоров Жиркова, Коринского, Щелкунова и Яковлева, которым поручено формулировать принципы, подлежащие учету при установлении нового алфавита… проект кажется мне очень удовлетворительным.

Само собой разумеется, что введение латинского алфавита есть очень большая мера. Японское возражение становится здесь уместным. Для того чтобы могли пользоваться огромным количеством книг, написанных по дореволюционной орфографии, вовсе не нужно специально учиться. Каждый школьник может буквально в один день усвоить все особенности старого алфавита и преспокойно читать книги, которые еще не переизданы по новой орфографии. Совсем не то будет с переходом на латинский шрифт. Он настолько отличается и от современной и от дореволюционной письменности, что если дети в школах или неграмотные на ликпунктах будут обучены латинскому шрифту, то на первое время перед ними откроется только небольшое количество книг, изданных начиная с того года, когда латинский шрифт будет декретирован. Все остальное для них будет за семью замками. Это, очевидно, приведет к необходимости параллельно обоих алфавитов в течение довольно долгого времени.

Постепенно книги, написанные русским алфавитом, станут предметом истории. Будет, конечно, всегда полезно изучить русский шрифт для того, чтобы иметь к ним доступ. Это уже будет польза ощутительная для тех, кто будет заниматься историей литературы, но для нового поколения это будет, во всяком случае, все менее необходимым. Процесс поглощения старого массива наших книг новосозданными книгами будет, без сомнения, довольно медленным. Я, однако, не разделяю опасений японцев в этом отношении. Примером может служить Германия. Там шрифт готический и шрифт латинский существуют параллельно. Никто не считает особой трудностью то обстоятельство, что немецкий школьник естественнейшим образом изучает оба шрифта. Мыслимо ли представить себе немца, который умеет прочесть Шиллера, если он написан латинским шрифтом, и не умеет, если готическим. Между тем разница начертаний между готическим и латинским алфавитами нисколько не меньше, чем между нынешним русским алфавитом и предполагаемым русско-латинским. Зато выгоды, представляемые введением латинского шрифта, огромны. Он дает нам максимальную международность, при этом связывая нас не только с Западом, но и с обновленным Востоком; он особенно сильно облегчает обучение грамоте, сокращая количество букв, он дает большую убористость типографским знакам, как говорят, почти на 20 %, что представляет собой огромную экономию.

Нельзя не сказать несколько слов о хозяйственных условиях введения латинского шрифта. Пока комиссия Наркомпроса не разработала этой довольно сложной проблемы, но любопытна уже наметка такой разработки. Действительно, введение нового шрифта предполагает переоборудование полиграфической промышленности. Уже это предполагает значительный расход. К нему нужно прибавить расходы на переобучение населения грамоте, включая подготовку соответственных кадров. Затем необходимо будет сейчас же переиздание на латинском шрифте книг, в особенности наиболее жизненно необходимых. С другой стороны, начнет сказываться экономия на бумаге и на наборе.

Таковы перспективы реформы с хозяйственной точки зрения. При многочисленности населения, употребляющего русский шрифт и чрезвычайно близкий к нему украинский, белорусский и некоторые другие, надо считаться с тем, что реформа эта грандиозна, и подходить к ней нужно поэтому с большой осмотрительностью. Нельзя, однако, сомневаться в том, что в конце концов эта идея возобладает и в жизнь введена будет. Наркомпросу РСФСР, в частности, Главнауке мы должны сказать спасибо за поднятую ими работу. По всей вероятности, однако, вскоре наступит время, когда надо будет перенести эту работу в какое-нибудь всесоюзное учреждение для того, чтобы реформа прошла не как республиканская, а как общая».

В статье Луначарский допустил несколько неточностей. Нет готического алфавита, отличного от латинского, а есть готическое начертание латинских букв. Но в целом Луначарский довольно точно передал содержание давно задуманной реформы и мнение Ленина о необходимости перехода всех народов России, включая русский, на латиницу. Действительно, еще в 1919 году Научный отдел Наркомпроса выдвинул идею всеобщей латинизации, что, по его мнению, являлось логическим шагом после реформы календаря и введения метрической меры, а главное, завершило бы реформу алфавита, начатую еще Петром I. Против этой затеи выступили многие деятели культуры, в том числе Общество любителей российской словесности. Оно создало свою комиссию, которая в декабре 1919 года выпустила заявление: «Введя новый, однообразный для всех народностей шрифт, нельзя думать о сближении и объединении всех народностей, что возможно лишь на почве живого языка, являющегося органическим выражением всего векового культурного пути, пройденного каждым отдельным народом… Сторонники реформы, стоя на международной точке зрения, настаивают на введении европейского шрифта не только для бесписьменных народностей России, но и для русского… Введение латиницы не только не облегчит, а скорее затруднит иностранцам изучение русского языка». Так что вопрос о замене кириллицы на латинский шрифт действительно обсуждался еще при жизни Ленина.

В своей статье Луначарский изложил результаты деятельности новой комиссии Наркомпроса, которая с 1929 года разрабатывала проекты реформы русской письменности на основе латинской графики. Но если в 1919 году Ленин счел такую реформу желательной, но преждевременной, то в 1930 году Сталин отнесся к ней совершенно иначе. Сменились вожди, а с ними изменились и времена. Сталин решительно выступил против перевода русской письменности на латинскую графику, но не потому, что такое решение подрывало корни русской культуры, а потому, что он в это время был радикальнее любого самого «левого» оппозиционера, радикальнее Ленина, Троцкого и др. В конце 20-х – начале 30-х годов, после разгрома группы Бухарина, Сталин действовал на крайне левом фланге большевизма. Именно в это время он репрессивными методами проводил «социалистические преобразования»: коллективизацию, индустриализацию и культурную революцию. Тогда он был убежден, что одним решительным рывком загонит скопом все народы СССР в «социализм». На какое-то время в русле этой горячечной политики оказалась и проблема письменности будущего общества.

В Архиве Президента РФ лежит несколько любопытных документов, показывающих реакцию Сталина на статью Луначарского. Прочитав статью, Сталин позвонил новому главе Наркомпроса А. Бубнову и потребовал от него объяснений. Через несколько дней Сталину была представлена справка:

«Секретно

16 января 1930 г.

г. Москва

№ НКП 69/М

В ЦК ВКП(б) тов. Сталину

Согласно телефонному разговору представляю Вам справку Зав. Главнаукой тов. Луппола о латинизации.

А. Бубнов.

СПРАВКА

О работе Главнауки по завершению реформы орфографии и над проблемой латинизации русского алфавита.

По инициативе общественности (пресса, собрания учащихся, учителей, работников печати и т. п.) Главнаука с начала ноября 1929 г. приступила к разработке дальнейшей реформы орфографии. В процессе внутренней работы Главнауки выяснилась необходимость не только завершения реформы (1917 г.) орфографии и пунктуации, но и изучения проблемы латинизации русского алфавита. В особенности заинтересованной в этом деле оказалась полиграфическая промышленность, представители которой дали предварительные подсчеты возможной экономии. Один переход с „и“ на „i“ („и“ с точкой) должен дать экономию до 4-х мил. рублей в год, в том числе до 1 мил. рублей валютой (цветные металлы). Диспут, организованный „Домом печати“, свидетельствовал о том, что общественность, связанная с полиграфической промышленностью, высказывается за латинизацию. Письма, получаемые Главнаукой, говорят, что эта проблема интересует широкие круги. Мнения, заключающиеся в письмах, разнородны. При таком положении Главнаука считала и считает необходимым комиссионным путем прорабатывать эту проблему. В настоящий момент предварительная проработка закончена и весь материал с отзывами как представителей общественности, так и ученых-специалистов будет рассмотрен на закрытом заседании Коллегии Наркомпроса.

Само собою разумеется, что всякие слухи о предстоящем якобы уже введении латинского алфавита неосновательны.

Вопрос, поднятый общественностью, лишь прорабатывается в органах Наркомпроса, и было бы плохо, если бы этот вопрос, поднимаемый в ряде организаций, застал Наркомпрос и прежде всего Главнауку врасплох.

И. Луппол».[226]226
  Архив Президента РФ (АПРФ). Ф. 3. Oп. 33. Д. 15. Л. 54, 56.


[Закрыть]

Ключевые слова подчеркнуты в справке, скорее всего, самим Сталиным или его секретарем, готовившим вопрос. Из этой записки становится ясным, что выступление Луначарского было заранее спланировано и оно должно было открыть давно готовившуюся кампанию в печати за перевод русской письменности на латиницу. Но что-то изменилось. Вскоре из Политбюро ЦК пришло решение: