Текст книги "Как Саушкин ходил за спичками"

Автор книги: Борис Ряховский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Крокодил, что ли? – прошептал Саушкин.

– Во-во, он самый, знать-то! А усы в разные стороны. Саушкин засомневался:

– Усов у крокодила не бывает.

– А у этой образины до земли висели, – сказал мельник. – Ночью поскреблась в дверь и говорит человеческим голосом:

«Отдавай-ка мне своё серебро, старик!»

«Не отдам», – говорю.

«Не отсидишься за запорами, дойму!»

Жалко мне серебра, сил нету, ведь полнёхонек чугунок. Сижу, гляжу на него, жду зверину. Думаю, спрячу чугунок – отступится: на что я ей без серебра? Снёс чугунок в амбар и закопал под порогом.

Сижу, думаю: придёт зверина, скажет:

«Давай сюда чугунок».

А я ей:

«А нету чугунка. Сроду не бывало».

Зверина мне:

«А под порогом что?»

Выкопал я чугунок из-под порога, закопал его в углу.

Сижу, думаю: придёт зверина, скажет:

«А давай-ка сюда чугунок».

А я ей:

«Нету серебра, не бывало».

А зверина мне:

«А в углу что у тебя закопано?»

Выкопал я чугунок, закопал его под стеной.

Сижу, жду зверину, думаю: придёт зверина, скажет:

«А давай-ка сюда чугунок».

Я ей:

«Нету у меня серебра и сроду не бывало».

А зверина мне с издёвкой:

«Под стеной-то чего закопал?»

Я за лопату и давай скорее копать под стеной. А там пусто! Мама-мамочка, под какой же стеной закопал, в каком месте?

День рыл, другой. Нашёл пустой чугунок.

Серебра в нём как не бывало!

Я опять за лопату. Нашёл один-единственный рубль. Опять рою денно и нощно, нахожу опять рубль. Ходит серебро под землёй, манит, а в руки не даётся. Из амбара боюсь выйти – рою и рою, света белого не вижу. Уж не знаю: в своём ли я уме.

Перед сном происходил у них в избе такой разговор.

– Я тороплюсь, мама ждёт со спичками, а я тут трясусь от страха перед звериной и землю рою, – говорил Саушкин. – Хоть бы письмо ей написать. Дедушка, почему у вас на острове ни почтового ящика, ни телефона?

Мельник сердился:

– Не надо мне ни почтового ящика, ни телефона, ни селивистера.

– А что это такое – селивистер?

– Ну, ящик такой, с ручками, который показывает. Простуда от него одна.

Саушкин возражал:

– Как это – простуда от телевизора?

– А так! Как он заработает, открывай форточку, чтобы звуки вылетали, не засоряли воздух в избе. Тут и просквозит!

Однажды, когда они перелопачивали землю в амбаре, пробегала у Саушкина под ногами мышка с серебряной монетой в зубах. Саушкин поймал её: вот кто серебро перепрятывает с места на место!

Он отнял монету, а мышку отпустил. Просунул монету в замочную скважину. Подвёл мельника к двери, показал: дескать, что-то блестит там.

– Вот оно куда убралось! – воскликнул мельник. Он снял с пояса ключ, открыл дверь.

Мельник рыл яму за порогом амбара и не видел, как Саушкин подхватил баллон и побежал к берегу.

Вновь Саушкин плыл на своём баллоне, плыл навстречу несчастьям. Вдруг услышал Саушкин…

КОВАРНАЯ УСАТАЯ СТАРУХА

Вдруг услышал Саушкин:

– Угощаем холодным лимонадом, даём дельные советы! Отправляем в путешествия…

Голос становился громче и громче. Наконец Саушкин увидел островок. У причала – лодка, посреди островка – голубенький павильон с вывеской:

«Лимонад – минеральные воды. Все виды услуг».

Саушкин вылез на причал. Взял баллон под мышку и пошёл к павильону. Может, здешние хозяева помогут вернуться домой?

За прилавком сидела старуха, она смотрелась в зеркало и водила под носом электробритвой. Рядом стоял магнитофон и вещал:

«Даём дельные советы.

Отправляем в путешествия».

– Здравствуйте, бабуся, – прошептал Саушкин. – Я Саушкин – неудачник, пошёл за спичками в магазин… и вот где очутился. – Тут он достал кошелёк и показал копейку: – Пожалуйста, позвольте мне отправить письмо с вашего острова.

В ответ старуха ласково запела:

– Проходи в павильон, милости прошу.

В павильоне Саушкин увидел цепь, натянутую буквой «Л». Цепь была переброшена через колесо на потолке. На одном конце цепи висели гири, а другой прикреплён к кольцу в полу.

– Зачем эти гири? – спросил Саушкин и боязливо поглядел на гири: они были огромные, чёрные.

Старуха ответила ласково:

– Под полом у меня подвал, а в полу крышка, по-нашему называется «западня», тяжёлая она, не поднимешь своей силой. Вот гири и повешены.

– А в подвале что?

– Всё скажу, всё покажу. Проходи, садись, пиши письмо, вот конверт, вот марка.

«Мама, – написал Саушкин в письме, – спичек я ещё не купил, но ты не беспокойся, я попал в хорошие руки… Тут обо мне заботятся от души».

Старуха налила ему лимонаду. Стала звонить по телефону:

– Але, междугородная станция? Мне Австралию. Австралия? Дайте зоопарк. Зоопарк? Говорит фирма «Липучка». Льва заказывали? Фирма «Липучка» принимает заказ. Сегодня высылаю льва, готовьте денежки. Не, на этот раз не сорвётся, не обману, никакой изобретатель мне не помешает.

Затем старуха обратилась к Саушкину:

– Услугой я тебя обеспечила, теперь уважь и меня.

– У меня не выйдет, я неудачник, – сказал Саушкин.

– Должно выйти, если ты настоящий неудачник, – сказала старуха.

Она ухватилась за кольцо в полу, потянула. Гири пошли вверх. Загрохотало, заскрежетало колесо на потолке. Поднялась тяжёлая западня, и Саушкин увидел лестницу.

Спустились они в подвал.

Удивительным местом был старухин подвал. На стенах висели шкуры львов, тигров, ишаков, зебр, крокодилов, антилоп.

Старуха сняла с крючка шкуру льва. Растянула её и сладким голосом попросила Саушкина:

– Погляди-ка, милый сын, нет ли там дыр, не прохудилась ли шкура.

Саушкин залез в шкуру, осмотрел её и говорит:

– Нет дыр, шкура как новенькая.

– Вот и славно, – сказала старуха и живо зашнуровала на нём шкуру.

Саушкин глядел из шкуры, плакал. Слёзы капали со львиных усов.

– Выпустите меня, бабушка, пожалуйста. Не хочу быть львом!.. Разве вам меня не жалко?

– Не, не жалко, промысел у меня такой, – сказала старуха, повернула вывеску «Лимонад – минеральные воды. Все виды услуг».

На обратной стороне лев-Саушкин прочёл:

ФИРМА «ЛИПУЧКА»

ПРИНИМАЕМ И НЕ ОТПУСКАЕМ

УПАКОВКА – СЕКРЕТ ФИРМЫ

ЖАЛОБЫ НА НАШУ ФИРМУ ОСТАВЬТЕ ПРИ СЕБЕ

Лев-Саушкин зарыдал:

– Я тороплюсь, меня за спичками послали…

– Э-э, милый, напрасно страдаешь. В зоопарке жизнь – на всём готовом. Никто тебя не обидит… Бояться будут – лев, как-никак.

Старуха перед дорогой подстригла усы. Усы росли у неё пучками, да так скоро, прямо на глазах.

Посадила Саушкина в клетку. Клетку погрузила на лодку, завела мотор.

Плакал лев-Саушкин:

– А говорили – все виды услуг…

– А я не отпираюсь. Говори последнее желание! Саушкин прошептал:

– Не разлучайте меня с баллоном…

Старуха кинула баллон на дно лодки, и лодка пошла в открытое море.

Лев-Саушкин упёрся головой в прутья клетки и печально смотрел вдаль. С усов капали слёзы, лев-Саушкин вытирал их лапой.

Далеко, на краю моря, появилось высокое, под облака, сооружение, похожее на мясорубку.

Старуха беспрестанно поглядывала на мясорубку и повторяла:

– Господи, пронеси! Только бы проклятущий изобретатель нас не углядел!

Вскоре неизвестный остров стал хорошо виден. Мясорубка стояла на железных ногах. Их было без числа, не сосчитать. На этих бесчисленных железных ногах, как на столбах, висели провода. У подножия мясорубки стоял дом без окон. Аппарат, точь-в-точь автомат для продажи газированной воды, посверкивал стеклянным глазом.

Миновала лодка остров. Старуха радовалась:

– Проскочили, проскочили!

Но рано радовалась старуха!

Вспыхнул красным, замигал глаз автомата – и тотчас из дома вышел человек. Он сделал руку козырьком, глядел в море.

– Спасите! – плакал лев-Саушкин. – Я не хочу в Австралию!

Человек подошёл к автомату со стеклянным глазом, нажал кнопку. Автомат загудел. Из его глаза ударил синий луч, догнал лодку, заарканил и потянул к острову.

Старуха живо достала кусок полиэтиленовой плёнки, накрыла лодку вместе с клеткой, и луч ослабел. Лодка увильнула от луча и пошла зигзагами. Старуха показывала человеку шиш, кричала:

– Не, изобретатель, нынче меня не поймаешь! Лодка удалялась от острова. Лев-Саушкин в отчаянии бился головой о прутья клетки.

Старуха дёргала себя за усы, гоготала и пела басом:

 
Я скажу тебе секрет:
Если мне попался в ручки,
Тебе муха на липучке
Поза-ви-дует!
 

Изобретатель подбежал к мясорубке, запустил её. Завыла гигантская мясорубка, потянула в себя воздух, да с такой силой, что по морю пошли волны, а лодку вмиг притянуло к острову и выбросило на берег. Будто это не лодка была, а скомканная бумажка.

– Здравствуй, бабка! Едешь мимо и не заглянешь, – сказал изобретатель.

Старуха запричитала:

– Соседушко, алмазный мой. Отпусти, ей-богу, на этот раз везу самого натурального зверя! – Тут она ткнула ногой льва-Саушкина и зашептала: – Рычи, рычи, окаянный!

– Домой х-хочу, – заревел в голос лев-Саушкин. Изобретатель рассердился:

– Опять ты за своё, бабка! Как тут залебезила старуха!

– Померещилось тебе, соседушко мой яхонтовый! Откуда знать зверю по-человечески! Да разве я тебе навру? В соседа бросишь, говорят, – в себя попадёшь.

Изобретатель выхватил из лодки льва-Саушкина, тряхнул. Шнуровка лопнула, и Саушкин вывалился из шкуры.

– Ни сном, ни духом не виновата! – завопила усатая старуха. – И чего он туда залез?

Изобретатель нажал кнопку на мясорубке. Открылась дверца в её стене, стало видно, как в утробе гигантской машины вертятся катушки, наматывают ленты, а острые перья вычерчивают на лентах разноцветные зигзаги.

– Бабка, полезай сюда, – скомандовал изобретатель.

– Это ещё зачем? – взвыла старуха.

– Установка переделает тебя в добрую, тихую старушку, – ответил изобретатель.

Саушкин прошептал:

– Пусть сперва вернёт мой баллон.

– Сейчас, бриллиантовый, сейчас, – затараторила старуха и отступила к лодке.

Рявкнул, стрельнул мотор лодки. Остался у берега баллон. Уносилась лодка в море, старуха грозила кулаком:

– Всё равно Саушкин будет мой!

Саушкин поглядел вслед усатой старухе и спросил:

– Что же вы её отпустили, не переделанную? Изобретатель рассмеялся:

– Я пошутил над старухой, нет у меня машины для переделки людей.

– А вы сделайте такую машину, – попросил Саушкин.

– До того ли мне нынче! – сказал изобретатель.

РАССКАЗ ИЗОБРЕТАТЕЛЯ

– Меня зовут Ген Никифорович. Я построил установку для выжимания воды из облаков. Вон она, полюбуйся. Одни говорят: твоя выжималка похожа на мясорубку. Другие твердят: к чему выжимать облака, будто сырое бельё?

А я и сам не знаю, к чему выжимать облака. Я человек технический. Я построил установку – она должна работать как часы. Мой лозунг – вперёд, а там разберёмся.

Но вот я построил свою выжималку, включил… Скажу тебе по секрету, Саушкин: моя выжималка втягивает в себя птиц, самолёты, морскую воду, лодки с пассажирами, воздушные шары. Однажды втянула мужскую фетровую шляпу. Всё втягивает и всасывает в себя выжималка, кроме облаков. В чём дело? Где разгадка? Надо подумать.

Ген Никифорович показал Саушкину дом без окон и закончил свой рассказ:

– А у меня такое свойство: думать я могу только в темноте.

– Ещё чего: дом без окон… Не увидишь, как усатая старуха подберётся, – сказал Саушкин.

– А за меня, пока я думаю, глядит автомат-сторож, – сказал Ген Никифорович. – Оставайся, Саушкин, поможешь мне довести установку до ума.

– Зачем мне у вас оставаться? Вы меня не переделаете, – ответил Саушкин, – машины-то у вас для этого нет!

Ген Никифорович вздохнул и развёл руками: дескать, чего нет, того нет. Постояли они, помолчали. Невесело прощаться людям, если один из них одинокий островитянин, а другой одинокий путник.

Однако сколько можно стоять и вздыхать, у каждого свои дела. Постояли и разошлись. Ген Никифорович отправился думать в свой тёмный дом, а Саушкин потащил баллон к воде.

Отплыть Саушкин не успел: вдруг…

ИЗВОРОТЛИВАЯ, ОБОРОТЛИВАЯ, УХВАТЛИВАЯ!

…Вдруг у берега появилась акула.

То есть самоё акулу Саушкин не видел, а видел её плавник над водой.

Плавник остановился под берегом, и стало видно, что не плавник это вовсе, а загнутая крюком дыхательная трубка.

Вода под берегом раздалась, и появилась голова в маске для подводного плавания с трубкой во рту. Из-под маски свисали усы! Старуха!

У Саушкина от страха ноги не шли. Стоял и глядел, как старуха снимает маску и ласты, как прячет их в спортивную сумку на боку.

Старуха погрозила Саушкину пальцем: «Тихо!» Где ползком, где на четвереньках, она подкралась к автомату-сторожу, что днём углядел в море её лодку. Достала из сумки ножницы, какими садовники обрезают кусты, и перерезала провода. Глаза-лампочки автомата погасли.

Так же неслышно усатая старуха подкралась к дому Гена Никифоровича. Достала из сумки моток ниток, английскую булавку и кость. Тихонько воткнула булавку в косяк двери, продела конец нитки в петельку булавки. А затем к концу нитки привязала кость.

Отползла в сторону и подёргала нитку. Кость постучала в косяк. Вышел на крыльцо Ген Никифорович, поглядел-поглядел: никого нет. И ушёл в дом.

Такое повторилось несколько раз. В конце концов Ген Никифорович перестал выходить из дому на стук: видать, решил, что ему мерещится, чего и добивалась усатая старуха.

Она достала из своей сумки огромный замок, навесила замок на дверь дома, повернула ключ, а ключ в сумку – на самое дно.

Ген Никифорович не обратил внимания на её возню, к двери не подошёл, сидел размышлял в темноте.

Теперь уж старуха не таилась, теперь стала смела. Она забегала между железными ногами выжималки. Клацала ножницами – только летели обрезки проводов.

Ген Никифорович толкался в дверь, стучал:

– Что вы делаете, бабуся!

К вечеру старуха перерезала все провода.

Как погас последний прожектор и на острове наступила темнота, старуха включила карманный фонарь и позвала:

– Саушкин, поди сюда. Теперь ты в моей полной власти.

Ген Никифорович застучал в дверь, закричал:

– Не давайся ей в руки, Саушкин! Выручай меня!

Старуха хохотнула:

– Это Саушкин-то выручит? Спела бы рыбка песенку, кабы голос был. Вылезай, Саушкин, не тяни время.

Саушкин убегал от луча фонарика. Старуха блуждала между железными ящиками аппаратов, путалась в проводах, светила фонариком.

– Куда он запропастился, – ворчала старуха, – шарься тут в потёмках, ещё шишек набьёшь.

– Выручай, Саушкин! – кричал между тем из дома Ген Никифорович. – Оба с тобой пропадём.

– А сделаете машину для переделки меня? – спросил в ответ Саушкин.

Спрашивал он по-своему, шёпотом, однако Ген Никифорович услышал.

Тишина была на острове – не стучат аппараты, не гудит выжималка.

– Сделаю! – ответил Ген Никифорович. – Сделаю такую машину, когда выручишь меня!

Саушкин откликнулся из-за железного ящика:

– У меня не выйдет. Я ведь не знаю, как и приняться-то…

– Придумай что-нибудь! – уговаривал Ген Никифорович. – На острове полная темнота. Исключительные условия для размышления. Ну, придумал?

– Нет ещё, не придумал… Какая тут полная темнота, – оправдывался Саушкин, – старуха светит своим фонариком, мешает.

Старуха слушала их разговор, похохатывала:

– Вылезай, Саушкин, вылезай, мой яхонтовый… Если мне попался в ручки – сам знаешь, мухе на липучке и то слаще.

Саушкин сунул руку в карман и нащупал кошелёк.

Вот когда явилась мысль.

Саушкин сползал к дому, отыскал брошенный старухой моток. Привязал нитку к своему кошельку, а кошелёк положил на землю и окликнул старуху.

Подскочила она, посветила фонарём. Увидела кошелёк, ойкнула. Протянула руку, а схватить не успела: Саушкин дёрнул за нитку. Кошелёк ускользнул в щель между железными ногами выжималки.

Старуха пробовала было протиснуться в щель, да сумка не пускала. Старуха сняла сумку, бросила.

Пока она налегке протискивалась в щель и шарила там, Саушкин вынул ключ из сумки и выпустил Гена Никифоровича.

Полыхнули прожекторы, осветился остров: Ген Никифорович соединял разрезанные провода. Старуха подхватила сумку и кинулась к берегу. Надела ласты, бултых – и нет её.

…Не будет главок с «вдруг» в начале. Теперь остановился Саушкин, теперь не тащит его неведомо куда.

НАЧНЕМ С ПОЛНОГО ГОЛОСА!

Ген Никифорович подал Саушкину рисунок и сказал:

– Здесь я нарисовал твою машину. Строить будешь сам, у меня с выжималкой для облаков дел выше головы.

Как велел Ген Никифорович, Саушкин вырыл яму под фундамент. Подошёл к железным ногам выжималки, зашептал:

– А дальше что? Яму я выкопал.

– Не слышу! – отозвался Ген Никифорович. Он ходил по верху выжималки, под облаками.

– А дальше что? – спросил Саушкин.

– Ещё громче! Говори ты как все люди!

– А дальше что делать? – спросил Саушкин в полный голос. – Яму я выкопал!

Ген Никифорович ответил из-под облаков:

– Клади стены из кирпича.

Так бегал Саушкин от своей машины к выжималке, спрашивал Гена Никифоровича об одном, о другом.

На стенах машины Саушкин укрепил трубы. В трубах просверлил дырочки. Установил два крана: красный и белый.

– Твоя машина готова, – сказал Ген Никифорович. – Однако она подключена к моей выжималке. Стало быть, пока моя выжималка всасывает шляпы, птиц и воздушные шары, твоей машине стоять без дела.

Ген Никифорович заперся в своём доме. Сидел в темноте, думал.

Саушкин ждал, ждал и постучал в дом:

– Давайте думать вместе.

Ген Никифорович ответил из-за двери:

– Ты же не знаешь устройства выжималки. Это же многоэтажный завод.

Саушкин твердил своё:

– А полная темнота на что? Если уж я додумался до хитрости с кошельком при старухином фонарике!..

Гену Никифоровичу пришлось впустить Саушкина.

Посидели они в темноте, помолчали.

– Я так думаю, – сказал, наконец, Саушкин, – что вы где-нибудь задели ногой провод и выдернули штепсель из розетки.

Ген Никифорович фыркнул:

– Вот ещё глупости!

Посидели они, помолчали.

– Я часто дома задевал ногой провод от торшера, – сказал Саушкин, – и выдёргивал штепсель.

Когда Саушкин в десятый раз повторил про штепсель и провод, Ген Никифорович не выдержал:

– Пойдём проверим, все ли штепселя на месте.

Они прошли по этажам выжималки – и, разумеется, нашли выдернутый штепсель.

Ген Никифорович высмотрел облако потяжелее и включил свою выжималку.

Над островом облако остановилось. Конец его загнулся вниз и влез в раструб выжималки. Выжималка проглотила облако, загудела, затряслась.

– Дело в шляпе, – объявил Ген Никифорович. – Полезай в свою машину.

Саушкин вошёл в машину, разделся и открыл краны. Из дырочек в трубах ударили струи. Вода становилась всё холоднее. Саушкин терпел.

Пошла ледяная – он терпел.

Он терпел, когда на него посыпался ледяной горох.

Из машины он вернулся пятнистый от синяков.

Ген Никифорович испугался:

– Что там случилось? Почему ты в синяках?

– А разве так не должно быть?

Ген Никифорович взглянул на небо и ахнул:

– Вон что! Выжималка засосала градовую тучу.

Саушкин разозлился:

– Выходит, моя машина просто-напросто душ?

Ген Никифорович тут же ответил:

– Градовый душ, – это впервые в мире.

– Что же вы думали, – негодовал Саушкин, – когда рисовали чертёж душа и называли его машиной для переделки?

– Думал, построит душ, а там разберёмся, – оправдывался Ген Никифорович.

– По-вашему, душ – это всё, – сказал Саушкин. – А кто победил старуху? Кто научился думать в темноте? Кто научился говорить полным голосом? Кто исправил вашу выжималку?

Прощаясь с Саушкиным, Ген Никифорович подарил ему своё присловье:

– Вперёд, а там разберёмся!

– Знаем мы это присловье, – сказал Саушкин. – Идёшь с ним в душ, а попадаешь под град. Хорошо ещё, ваша выжималка не втянула самолёт. Нет уж, у меня будет своё: «Вперёд, и ничего не бойся».

Саушкин надул свой баллон и отплыл с острова.

Теперь он не ждал, куда его понесёт, а грёб руками. Плыл на зазывающий старухин голос:

– Пожалуйте, все виды услуг! Ублажаем, угощаем, отправляем в путешествия!

Скоро показался остров с голубеньким павильоном. В дверях павильона поблёскивало. Саушкин догадался: усатая старуха наблюдает за ним в бинокль.

Когда же он добрался до острова, старуха как ни в чём не бывало сидела в своём павильоне и жужжала электробритвой. Саушкина она признала, только виду не подала. Напоила лимонадом, уложила отдохнуть. Извинилась: дескать, дела требуют. Стала звонить по телефону, вызвонила Африку и предложила белого медвежонка в тамошний зоопарк. Африканцы сперва не соглашались на белого медвежонка: есть у них белые медведи, размножаются в зоопарках хорошо, – а просили крокодилиху на развод: такая беда, у них всех крокодилов выловили и развезли по другим странам, остался один крокодил. Старуха пообещала в будущем одного крокодила на развод и таки навязала африканцам белого медвежонка. Повесила трубку, пожаловалась Саушкину:

– Намаялась я с этими зверями, давай свекольника похлебаем, силы восстановим.

Поели они, и старуха попросила Саушкина помочь. В четыре руки они потянули за кольцо в полу. Поехали вверх подвешенные на цепях гири, загремели цепи и колёса, поднялась тяжёлая западня.

В подвале старуха сняла с крючка небольшую белую шкуру, почистила, потрясла и попросила Саушкина как о чём-то пустяшном:

– Полезай-ка, милый сын, погляди, не погрызена ли где шкура?

Саушкин сказал про себя: «Вперёд, и ничего не бойся».

Давайте-ка условимся, что теперь с «вперёд, и ничего не бойся» станут начинаться новые главы.

СТАРУХА МЕНЯЕТ ПРОФЕССИЮ

– Вперёд, и ничего не бойся, – сказал себе Саушкин.

– Чего ты там бормочешь? – заворчала старуха. – Полезай давай в шкуру-то, некогда мне.

– Вы бы, бабушка, сперва показали, как это делается.

– Да я в эту беленькую и не залезу!

– Другую возьмём, побольше. Да хоть эту, – сказал Саушкин и снял с крючка шкуру крокодила.

Старуха залезла в шкуру и оттуда сказала:

– Видел? Чего тут мудрёного-то!

Саушкин мигом зашнуровал её. Попалась, усатая!

Старуха запричитала из шкуры:

– Ой, слепа совсем стала! Я тебя приняла за Саушкина, знаменитого неудачника. Уж извини, выпусти меня, да поди своей дорогой.

– Я и есть Саушкин.

Старуха не верила:

– Неудачливость не грипп, от неё не вылечиваются.

– А я вылечился. Теперь вам не вывернуться. Довольно помучили людей.

Старуха отпиралась, вертела крокодильим хвостом, лебезила:

– Один раз только и согрешила – засунула тебя в львиную шкуру, а теперь ты меня в крокодилью, вот и квиты, яхонтовый мой, бриллиантовый.

– А кто к мельнику приходил в крокодильей шкуре, стращал, требовал полный горшок денег? – спросил Саушкин.

Теперь дошло до старухи, что другой стал Саушкин, что близка расплата.

– Ой, что же будет? – причитала старуха.

Саушкин через международную телефонную станцию заказал зоопарк. Объявил в трубку:

– Для вас есть крокодилиха на развод.

– Ой, что же будет! – причитала старуха.

– Слушайте и воображайте, что с вами будет, если вы не закроете фирму «Липучка» и не откроете «Химчистку», – сказал Саушкин.

– Я привезу крокодилиху в зоопарк, там вас посадят в террариум. Смотритель террариума удивится: у крокодила растут усы! За усы будет цепляться мусор, ветки всякие, водоросли. Смотритель обрежет усы раз, другой, третий – растут! Растут с невиданной скоростью, растут на глазах… Однажды смотритель рассердится и хлестнёт крокодила метлой. Крокодил, ясное дело, должен зареветь своим голосом… Ну-ка поревите, – сказал Саушкин.

Старуха проревела.

– Никуда не годится! – сказал Саушкин. – Настоящий крокодил одновременно лает и воет. Само собой, скоро смотритель выбьется из сил. Посадят усатого крокодила в клетку, отвезут в Африку и выпустят в реку Конго. А уж там за вас крокодилы возьмутся!

– Саушкин, – завыла старуха, – мне страшно! Ведь какие раздобытки в «Химчистке». Копеечное дело! А мне надо большое приданое. Кто на мне без хорошего приданого женится, на усатой-то…

– Выдам вас замуж, если закроете «Липучку», – сказал Саушкин.

– Закрою, закрою! Это за кого же – замуж?

– За мельника, – сказал Саушкин.

– Говоришь, купаться, купаться, а вода холодная. Мельник электричество ни на дух не переносит, а я бреюсь электробритвой.

– Будет вам электричество, – сказал Саушкин.

Он позвонил по телефону Гену Никифоровичу и попросил приехать к мельнику на остров, привезти лампочки, провода, инструменты.

– Мне некогда, – отговаривался Ген Никифорович, – я переделываю выжималку. Сегодня облако застряло в раструбе. Ни туда, ни сюда.

– Плохи ваши дела, – сказал Саушкин. – Кто думает только о себе, тот неудачник.

Ген Никифорович засмеялся и обещал явиться на остров к мельнику с инструментом и прочим.

Саушкин написал маме письмо: дескать, спички ещё не купил, но купит, ведь теперь он на пути к дому.

Саушкин выпустил старуху из крокодильей шкуры, сел на свой баллон и поплыл на остров к мельнику.

Сказал про себя:

«Вперёд, и ничего не бойся»…

ТАМ, ГДЕ ТЕМНО И УЖАСНО

Со словами «Вперёд, и ничего не бойся» он постучал в окованные железом ворота амбара.

Мельник глянул в замочную скважину. Погремел ключами и впустил гостя.

Огляделся Саушкин: в амбаре стало ещё страшнее – бугры, ямищи, а в них темень, как вода.

Мельник счастлив, хохочет, трясёт бородой:

– Хитрецы на простаков падки! Попался, второй раз не выпущу.

Саушкин в ответ засмеялся:

– Чем испугал! Теперь моё любимое занятие – сидеть в темноте.

– Это чего же хорошего?

– Думаю. В темноте на любую загадку нахожу разгадку.

Мельник даже рот разинул: неужто? Стал просить:

– Может, в моём амбаре посидишь, разгадаешь, где серебро искать? Полная темнота, ничего не мешает.

– Несите кусок хлеба и запирайте меня, – сказал Саушкин.

Он накрошил хлеба, затаился. Прибежала мышка к хлебу. Саушкин услышал её, накрыл ладошкой. Привязал к хвосту нитку, отпустил. Подождал-подождал, пошёл по нитке и нашёл норку. Позвал мельника, указал место. Тот раз копнул, другой – и вот оно, серебро, лежит кучкой.

Мельник глядел на серебро, глядел, не верил своим глазам. Попросил:

– Можно твоим средством попользоваться, мил-друг Саушкин?

Саушкин разрешил попользоваться. Мельник заперся, долго сидел в тёмном амбаре, а как вышел, признался, что сидел без толку в полной темноте. Уходил в амбар с заботой и вернулся с ней же. Попросил:

– Поди, мил-друг Саушкин, посиди в темени… Поди, догадываешься, какая забота… как зверину отразить.

Саушкин посидел в амбаре. Вернулся и объявил мельнику:

– От зверины одно средство – электричество. Мельник раскричался:

– Не надо мне ни електричества, ни атому, ни селиви-стера!.. Или как его там, показывает который, с ручками.

– Посидите в полной темноте, – сказал Саушкин, – авось придумаете другое.

Мельник отмахнулся:

– Сидел я в твоей полной темноте… Ты хоть скажи, что зверине это самое електричество?

– А вот скажите, где живут лешие, кикиморы, шишиги?

Мельник подумал и ответил:

– В чащах, в болотине…

– Стало быть, там, – сказал Саушкин, – где нет ни радио, ни электрического света, ни селивистера… тьфу, ни телевизора. Так?

– Оно так, – поневоле согласился мельник.

Приплыл на водном велосипеде Ген Никифорович, привёз мотки проводов, инструмент.

Провели на острове электричество, поставили розетки, ввернули лампочки.

Мельницу отремонтировали, пустили, замахала она крыльями.

– Жизнь у вас налаживается, – сказал Саушкин мельнику, – деньги на месте, мельницу пустили… Усатая зверина больше не явится… Всё как у людей. Можно и жениться.

– Может, есть такая, какая пошла бы за меня, да как её обнаружишь, – сказал мельник. – Мил-друг Саушкин, благодетель мой, посидел бы ещё раз в полной темноте, а?

Посидел Саушкин в амбаре. Вышел, объявил: додумался, есть невеста для мельника, поехали, мол, сватать.

Ген Никифорович немедленно забрался на свой водный велосипед, а Саушкин не спешил: дескать, по-вашему – «вперёд, а там разберёмся», а по-нашему – «вперёд, но сперва разберёмся». Он расспросил мельника, как и что говорить при сватовстве.

Мельник учил:

– Главное в сватовстве – смело нахваливайте меня, врите за семерых. Чтобы вас несло, как на салазках под гору. Чтоб на вербе груши росли, чтоб медведь летал.

У мельника в доме стояла горка из шести сундуков. Достали из сундуков праздничную одежду. Нарядились Саушкин и Ген Никифорович: шёлковые рубашки подпоясаны витыми поясами, блестят лакированные сапоги. Картузы щёгольские, с солнышком на лакированных козырьках. В руках гармошки саратовские, с колокольцами.

Отплыли сваты от острова.

– Вперёд, и ничего не бойтесь, – сказал Саушкин Гену Никифоровичу.

СВАТАЮТ, ТАК ХВАСТАЮТ

– Вперёд, и ничего не бойся, – сказал себе Саушкин, как высадились они на острове усатой старухи.

Вышла она к ним разряженная, в сарафане, в жемчугах. Щёки свёклой нарумянены, брови наведены углем. Ген Никифорович начал:

– Были в Италии, были и далее, были в Париже, были и ближе.

Саушкин подхватил:

– У вас товар, у нас купец! Сватается князь-княжевич, красавец королевич!

Старуха отнекивалась:

– Спасибо за честь, да рано мне замуж-то. Саушкин и так, и этак подкатывался к ней:

– Счастья своего не понимаете. Вам подают белужину, А вы: посидим без ужина.

Старуха опускала глаза:

– Больно в широки сани сажусь. Такого красавца да мне в мужья.

Посватали, наконец.

Назначили день свадьбы и место. Поставили мельнику видеотелефон, чтоб звонил невесте, как соскучится, и не только слышал её, но и видел.

Уехал к себе на остров Ген Никифорович.

Как прощались Саушкин с мельником, радовался Саушкин:

– Недаром хлопотали, такую красавицу на свете не сыскать.

Мельник вздыхал:

– Усы-то у неё, как у военного.

– Подумаешь, – смеялся Саушкин, – подарите ей на свадьбу электробритву, у вас теперь электричество.

СНОВА ОСТРОВ СО СНЕЖНЫМИ ГОРАМИ!

– Вперёд, и никого не бойся, – сказал себе Саушкин на острове со снежными горами.

На воротах палаточного городка Саушкин увидел такую записку: «Если кому понадоблюсь, ищите на горе. Сбрасываю камни».

Саушкин надел штормовку, горные ботинки, снарядился, как положено альпинисту. Прошёл снежный склон, дальше рубил ледорубом ступеньки, а как началась каменная стена, вбивал в трещины стальные крюки.

Наконец Саушкин добрался до вершины. Там снежный человек трудился, не жалея сил. Он отыскивал камень и сталкивал его. По пути вниз камень сбивал другие камни. Каменный поток вливался в ущелье, как в реку. Камни докатывались до стен дома толстяков-добряков. Раздавался звон и гром. Снежный человек с хохотом объяснил Саушкину:

– Стены толстяки сложили из котлов, кастрюль и окороков!

– Брось-ка ты хулиганить, – сказал Саушкин.

– Пусть убираются! Всё пропахло их копченьями. Тут остров альпинистов, а не столовая!..

– А если я сделаю их альпинистами?

– Альпинистами? Разве ты сможешь? Вот если бы они попали в руки мне – инструктору альпинизма!

– Ты мне и поможешь сделать их альпинистами. Я посажу тебя в карман, будешь подсказывать. Шёпотом, конечно.

Снежный человек согласился с восторгом. Добряки встретили Саушкина охами и ахами:

– Зачем, зачем ты вернулся?.. Великан заваливает нас камнями!

– Ах, Саушкин, великан так вырос, он теперь пишет на самых вершинах. И всё про полулитровую кружку. Ты не знаешь, сколько вёдер входит в великанскую полулитровую кружку?