Текст книги "Смута новейшего времени, или Удивительные похождения Вани Чмотанова"

Автор книги: Борис Петров

Соавторы: Николай Глубоковский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Медленно, как во сне, поднял он правую руку и простер ее над толпой.

– Товарищи! – начал актер. – Да, я воскгес. Может быть, вгагам габочих и кгестьян это покажется вздогом, небылицей. Нет, воскгесение меня отнюдьне опговегает учения Магкса. На том свете я часто мучался тем, что многого недовегшил, не пгедусмотгел. Как вы знаете, электгон неисчерпаем. И атом тоже. Использовать все возможности, собгать все силы, – это задача, котогая по плечу только тому, кто готов отдать все силы пголетагиату. И вот я сгеди вас, догогие товагищи. Сообща мы одолеем все трудности, всех бюгокгатов!

Кривокорытов кончил, и в наступившей тишине отчетливо проступила пальба.

– Что это? – спросили в толпе.

– Кое-кому теперь не поздоровится! – раздался истерический крик. – Мы не дадим в обиду нашего Ильича!

– Впегед, товагищи! – обрадовано воскликнул Кривокорытов.

Толпа хлынула к выходам.

Актер, пятясь, приподнял крышку служебного входа. Торопливо шагнул – мимо ступеньки – и с грохотом провалился в подземелье. Тяжелая лепешка чугуна, захлопнувшись, долго гудела над лежащим в беспамятстве самозванцем.

* * *

Генерал Глухих сразу разгадал маневр генерала Слепцова, двинувшего танки в столицу. «Ага! Вот тебе и хунта! Врешь, не проедешь!» – подумал он, но позвонил на всякий случай Слепцову.

– Что-то ты поехал. Григорий Борисыч, – медовым голосом спросил он.

– Генсек лично приказал, – уклончиво ответил Слепцов.

– А мне вот почему-то не приказал! – радостно засмеялся Глухих.

– Значит, не та фигура…

– Да? Ну, будь здоров, Григорий Борисыч.

Глухих выдвинул фланги и ударил на дивизию Слепцова, охватывая ее с северо-востока и юго-запада. Завязался тяжелый, изматывающий бой.

– Пекин дайте! Пекин! – кричал Генеральный секретарь в белый правительственный телефон.

– Соединяю, – безучастно отозвалась телефонистка.

– Алле! Это кто?

– Сяо-сяо? Фай дунь фо?

– Это я, Москва! Фео жень чин чи!

– Кто говолит?

– Москва, Генеральный секретарь! Дайте председателя Мао[24]24
  Официальный титул Мао Цзэдуна (1893-1976), коммунистического диктатора Китая (1949-1976). Захватив власть в континентальном Китае в результате гражданской войны 1945-49 гг., Мао принялся строить китайский коммунизм, копируя с талинскую с истему в С ССР. П осле того к ак в 1 961 г . Н икита Хрущёв открыто перешёл на антисталинские позиции, Мао начал критиковать советских правителей, обвиняя их в «ревизионизме». В 1960-е гг. отношения между двумя крупнейшими коммунистическими странами в мире ухудшались – вплоть до серии вооружённых конфликтов на советско-китайской границе в конце 60-х.


[Закрыть]!

– Пледседатель занят. Звоните на длугой неделе.

– Нельзя! У меня тут государственный переворот!

В трубке затихли. Слышны были посторонние разговоры и споры по– китайски.

– У вас пелеволот? – отозвались из Пекина.

– Да!

– Плосили пеледать: так вам и надо. – И в трубке щелкнуло.

– Предатели! – взвился Генеральный секретарь. – Все предали! Все пропало!

Он оторвал трубку и топтал ни в чем не повинный телефонный аппарат.

Бросился вон.

«К Ульбрихту[25]25
  Вальтер Ульбрихт (1893-1973), немецкий коммунист, правитель Восточной Германии (1950-1971). На фоне других глав так называемых «стран народной демократии» – сателлитов СССР в Восточной Европе – отличался максимальной выраженной преданностью Кремлю. В 1971 г. по настоянию Брежнева был смещён со всех постов и «по состоянию здоровья» отправлен на пенсию.


[Закрыть]!» – стучало в висках.

* * *

Ваня Чмотанов, кряхтя и зевая, почесывая богатырскую волосатую грудь, просыпался рядом с Маней на жаркой перине. Натоплено было ужасно, во рту еле шевелился язык, высушенный самогоном. Он слез с кровати и босой вышел в сени. На лавке стоял заботливо приготовленный ковш с ледяным огуречным рассолом.

– Хорошо! – ухнул Ваня, выпил – и схватился за щеку. Чудовищно заныл зуб.

Встала подруга и готовила самоварчик.

– Мань, – оглядывался Ваня, – а чемоданчик где мой?

– Чемоданчик-то? Помню, помню, спрятала… вон на печке-то, под валенками пошарь.

– Забыл сказать, Мань, чтоб, наоборот, на холод вынесла. Как бы не запахло…

– А что в нем-то?

– Сувенир, Маняша, стомиллиардный.

Ваня залез на печку, разгреб кучу подшитых валенок и луковой шелухи. И спрыгнул с чемоданчиком.

– Гляди, Маняш.

Молния заедала, Ваня долго дергал металлический хвостик. Маня смотрела выжидающе. Наконец, крышка освободилась, и женщина заглянула. И обомлела. В чемодане на вате лежал обыкновенный череп. Ваня смотрел тупо.

Маня перекрестилась.

– Так, так… – прохрипел Чмотанов. – Вот, значит, какой прах бывает…

В желтоватую корку воска, окружившую череп, встыли щетинки. В глазнице лежал некрашеный деревянный глаз. Тоскливо торчал фаянсовый носик от чайника. Ваня вытащил гофрированное картонное ухо.

– Мощи, значит… Вот те и миллиарды, Манюшка…

– Вань! – тревожилась подруга. – Или теперь по кладбищам шаришь?

– Да-а, святыня. – Он вынул череп и бессмысленно вертел в руках. И в затылке увидел аккуратную дырочку.

– Это как же?.. То есть, конечно, стреляли… Только вроде бы спереди…[26]26
  Намёк на странные и до сих пор не выясненные обстоятельства, связанные с покушением на Ленина на московском заводе Михельсона 30 августа 1918 г., когда, согласно официальной советской версии, глава Совнаркома РСФСР был ранен в руку отравленной пулей и только чудом остался жив. По этой версии, в Ленина стреляла террористка-анархистка Фанни Каплан, руководствовавшаяся чувством личной ненависти к вождю пролетарской революции; по приговору ВЧК Каплан была казнена, и дело закрыто. Однако некоторые современные историки – например, Юрий Фельштинский – высказывают мнение, что вся официальная версия является одной сплошной ложью, и выдвигают контрверсию: покушение на Ленина было организовано Феликсом Дзержинским по приказу самого Ленина, которому необходим был casus belli для развязывания в России тотального красного террора; стрелять должны были специально подобранные чекисты холостыми патронами. Дзержинский же, получив такое указание, рассказал о нём второму человеку в большевистской иерархии – Якову Свердлову, и они оба решили воспользоваться этим уникальным поводом для ликвидации Ленина, чтобы захватить власть.


[Закрыть]

Ваня расстроился. Зуб разболелся сильнее.

– Налей, Манюш, стопку. Что же это.

Чмотанов выпил и сидел долго, задумчиво хлопая челюстью черепа на пружинках.

– Темное дело, история. Маня. Что там, зачем – непонятно нам.

В дверь постучали. Ваня скрыл череп одеялом, глянул в окно. У крыльца топтался Аркаша, дружок верный.

– Открой, Мань.

Друзья обнялись и выпили. Горчило во рту, не столько во рту – на сердце.

«Опять по карманам, – с досадой думал Ваня. – И когда это кончится…» Но прислушался к рассказу Аркашки.

– Да мы, Вань, через чердак пойдем. Я смотрел, доска одна ходит, вынуть и вниз. Ты не думай, дело верное. И на Кавказ. А попозже Маньку выпишем.

– Это мы обдумаем, Аркаша. Налей-ка, Мань. – И крякнул: – Ох! Зуб дернуло!

– Дай-ка платком перевяжу, – засуетилась Маня. – Спиртом пополощи, уймется…

Друзья пошли осматривать местность, чтобы решить, работать в сберкассе или нет.

– Ванюшка! – окликнула Маня вслед. – А … с костью что делать-то?

– А! – махнул рукой Чмотанов. – На печку сунь.

* * *

Несмотря на будний день, улицы Голоколамска на глазах закипали возбужденной толпой. Милиция жалась к отделению, неуверенно прикрикивая издали:

– Шли б работать, чего по-пустому языками трепать!

– И тут встал он и говорит: хватит народ притеснять! Одних буржуев, говорит, скинули, теперь вы, говорит, на шею сели.

– Точно, точно. Чтоб, говорит, всех министров к завтрему в слесаря отдать.

– Так что ж, воскрес, значит? А в Бога-то не верил!

– Дурак! Он-то, афей, десяти праведников стоит![27]27
  Поговорка– оксюморон, аналогичная присказке «за одного битого двух небитых дают». Афей – устаревшее обозначение атеиста. Слово происходит от лат. ateos – безбожник, и о т греч. атееи – без Бога. Особенно парадоксально, применительно к ожесточенному богоненавистнику Ленину.


[Закрыть] – сказал лучший плотник города.

– Ну, Томка, а дальше что?

– Ну, тут все начальство и убежало. Главные, говорят, в Америку на танке уехали.

– Через море-то? – скептически сказал лектор по распространению знаний Босяков.

– У них все есть, не беспокойся. А потом говорит: всем по двести рублей оклад, мануфактуры по десять метров, квартиры всем выправить. Чтоб, говорит, населению никакого гнету. И пусть, говорит, неп будет полный[28]28
  Неп (правильно: нэп) – просторечие, образовавшееся от аббревиатуры НЭП – Новая экономическая политика. НЭП был введён постановлением X съезда РКП(б) от 15 марта 1921 г. как вынужденная мера на фоне стремительно разрастающегося в России повстанческого движения против большевистской диктатуры (Кронштадтское восстание матросов Балтфлота, антоновское крестьянское восстание на Тамбовщине и др.). Вводя НЭП, большевики декларировали отказ от осуществлявшейся ими в течение предыдущих трёх лет политики «военного коммунизма», подразумевающей тотальное ограбление подвластного им народа (продразвёрстка), и допускали частичное восстановление частной собственности в сельском хозяйстве, торговле и в сфере оказания услуг населению. За семь лет своего существования (1921-1928) НЭП позволил преодолеть тяжелейшие для экономики России последствия развязанной большевиками Гражданской войны. НЭП уничтожен Сталиным, в 1928 г. взявшим курс на промышленную милитаризацию СССР и тотальное уничтожение российского крестьянства как класса.


[Закрыть].

– А еще проводник с поезда говорил, будто насчет водки распорядился.

– В первую очередь. Чтоб, говорит, снова старые деньги были[29]29
  Хрущёвская денежная реформа, осуществлённая 1 января 1961 года, ввела в обращение новые банкноты Госбанка СССР номиналом в 1, 3, 5, 10, 25, 50 и 100 рублей. Официальной целью деноминации в соотношении 10:1 (10 рублей образца 1 947 г. с тали равны 1 рублю образца 1 961 г.) было у прощение взаиморасчётов в торговле и промышленности; в реальности реформа обернулась для населения повышением цен вследствие округления долей к опеек в б ольшую сторону. Считается, что денежная реформа 1961 г. запустила в СССР механизм скрытой инфляции, в результате чего к моменту краха советской денежной системы в начале 1990-х гг. номинал себестоимости рубля образца 1961 г. обесценился, – по различным оценкам, от 49 до 53 и более процентов.


[Закрыть] и чтоб поллитровка пять рублей стоила. Полтинник на новые[30]30
  После денежной реформы 1961 г. на протяжении последующих 11 лет бутылка водки типа «Московская особая» ёмкостью 0,5 литра стоила 2 рубля 87 копеек. Таким образом, высказывая свои насущные пожелания объявившемуся в Голоколамске Ленину, народ требовал от него вещи совершенно фантастической: чтобы водка подешевела почти в 6 раз – с 2,87 до 0,5 рублей за бутылку.


[Закрыть].

– Чудесное дело!

– А военные тут и задумали: танки на него выкатили. А он идет и улыбается. Махнул рукой раз – половины танков и нету, махнул другой – глядь, а один генерал уже с другим бьется. Во как!

– А он?

– Распорядился он и пошел по Рассее смотреть, как народ живет. В скором времени вернусь, говорит, вплотную делами займусь.

– Все это сплетни и враждебные слухи, – разъяснял лектор Босяков. – Как это может воскреснуть мумия?

– Это кто мумя?! – всполошились бабы. – Это для тебя мумя! Отъел брюхо-то, да народ и дурачишь. А тут в магазин пойдешь – мыло да консервы, да и то, если есть! Сам-то за пальтом в Москву ездишь, а нам некогда, работаем! Ишь, расфуфырился! Ужо объявится у нас, то-то тебе работу подыщет!

– Иди-ка, парень, – сказал лектору мужик в телогрейке. —За такие слова зубы ломают.

– А я что? – смутился распространитель знаний, поправляя кашне и пыжиковую шапку. – Только по всем законам физики такого быть не может.

– А по какой физике в магазине колбасы нету? – насел мужик . – «Все знаю, знаю», – передразнил он. – Чего же ты не знаешь?

Подошедшие толпились вокруг лектора, потихоньку потыкивая его кулаками под ребра.

– Милиция! – истошно заорал распространитель знаний. – Убивают!

Тут всё и началось.

Навстречу трем испуганным милиционерам бросилась людская стоножка.

Смертельно побледнели блюстители и побежали к огородам.

* * *

Председатель горсовета Члеников, промахиваясь дрожащим пальцем, звонил в воинскую часть.

– Кто это? Снегирев? Ты-то мне и нужен. Пришли батальон, черте-что в городе происходит.

– Не могу, – сказал Снегирев, – в баню идем.

– Какая к черту баня?! Бунтуют у меня!

– Ну и что? – злорадно сказал Снегирев. – Помнишь, я машину тесу у тебя просил, ты мне что сказал? А?

– Снегирев! Я жаловаться буду! Я до обкома партии дойду! Нет у меня тесу!

– А у меня солдаты тоже люди.

– Снегирев, пойми, нет у меня теса, нет! Н у, ладно, дам я тебе два кубометра!

С треском вылетела дверь в кабинете и сшибла Членикова на пол.

Из окон исполкома полетели стулья и пишущие машинки. Вслед за ними, вздымая снежную пыль, попадали депутаты трудящихся. В пробежавших по переулку товарищах в одном нижнем белье с восторгом признали начальника милиции и первого секретаря горкома.

Рассеяв власть, жители бросились к магазинам. Ваня и Аркаша хохотали, любуясь упразднением порядка: стихия была друзьям по сердцу.

И вдруг толпу, мчавшую мимо похитителя головы, повело, и она замерла, уставившись на Ваню и Аркашу.

Оба смутились.

Город смотрел и видел бессмертные дорогие черты того, кто поднял Россию на дыбы.

– Он! – истерически закричала учительница начальных классов.– И щека перевязана, чтобы не схватили ищейки!

Буря оваций грянула на площади перед сельпо. Раздались крики: «Ильич с нами!».

– Аркаша, пора уходить.

– Затопчут, Вань. Речь скажи для виду.

Ваня залез на пивную бочку. Говорить речи ему часто не приходилось, всего дважды в качестве последнего слова.

– Товарищи! – загремел его могучий голос. – Да, я воскрес. Пора навести порядок…

(«Картавь, картавь, Ванька, затопчут!» – шипел Аркаша).

…И мы наведем погядок. Наш габочий погядок. К чегту милицию и пгокугатугу! Долой следственные ог'ганы! Мы можем жить без надсмотгщиков. И будем жить без них, дагмоедов.

– А вытрезвиловки закроем, Владимир Ильич?

– Сегодня же!

– А водка точно дешевле будет?

– 50 копеек бутылка.

– Ура-а-а! – гремела площадь, спугивая галок и голубей.

Так в резолюции, составленной Аркашей, и записали.

К вечеру на ногах никто не стоял. Воспользовавшись новым положением дел, Ваня и Аркаша (теперь комиссар по иностранным делам) проникли в сберкассу и вышли с чемоданом купюр.

Неделю торжествовали. Ваня подписал множество декретов, один другого вольготнее. Трое местных интеллигентов подсунули декрет о свободе печати. Чмотанов подмахнул. «Голоколамская правда» вышла с новым названием «Ленинская правда», с огромным объявлением «Ильич с нами!» и большим портретом Вани Чмотанова.

Съели месячный запас продуктов. На Ваню все тяжелее ложилось бремя неограниченной власти. Робкие, постучались к нему первые ходоки.

– Тово, Володимер Ильич, распорядились бы, чтоб пища была. Бедствуем мы немного. Хлеб сырой, консервы… Нельзя ли насчет картофелю.

Ваня открыл партраспределитель[31]31
  Система магазинов, предназначенных только для членов правящей в СССР коммунистической партии, занимавших какие-либо ответственные посты и, в зависимости от своего статуса во властной иерархии, разделённых на различные категории по уровню предоставления привилегий. Во времена тотального продовольственного дефицита, начавшегося в СССР с разорением и уничтожением крестьянства в конце 1920-х годов и вплоть до самого его конца в 1991 году, партраспределители предоставляли прикреплённым к ним коммунистическим функционерам большой выбор продовольственных товаров, отсутствующих в свободной продаже: икру, ценные породы рыбы, колбасу твёрдого копчения, элитный алкоголь и т. п. по демпинговым ценам. Коммунисты, имевшие право пользоваться партраспределителями, вызывали острую зависть у коммунистов, такой возможности лишённых, и ненависть у простых советских людей.


[Закрыть] и кормил город еще неделю. Кончились табак и водка. Скрыто начало зреть народное возмущение.

* * *

Тяжелый бой измотал Слепцова и Глухих. Генералы, равные по выучке, количеству правительственных наград и броневой мощи, не могли одолеть друг друга. В дивизиях нашлись герои, бросавшиеся под танки противника с гранатой.

Лес горел. Местное население ушло в партизаны. Кремль молчал. Генералы бросили в бой последние резервы.

* * *

Горечь и раздражение накапливались в Ванином сердце.

– Побеспокоил прах-то, вот он меня и бередит, – думал Чмотанов. – Кто же это мог быть? Раз с дырочкой – значит, не Ленин, Дзержинский[32]32
  Феликс Дзержинский (1877-1926) – большевик, ближайший приспешник Ленина по организации Октябрьского переворота 1917 г. В декабре 1917 г. под его руководством началось создание советской тайной политической полиции – первоначально под названием Всероссийская Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем н а транспорте ( ВЧК). С тал первым главой этой организации и оставался им на протяжении всего периода Гражданской войны в России (1918-1922) и далее, когда в 1922 г. она была переименована в Главное политическое управление (ГПУ) РСФСР. Несёт персональную ответственность за гибель сотен тысяч граждан России, ставших жертвами развязанного большевиками под руководством Ленина «красного террора». По ряду свидетельств, на протяжении длительного времени являлся наркоманом-кокаинистом. Внезапно умер 20 июля 1926 г. в Москве. Согласно официальной советской версии, смерть наступила в результате острой сердечной недостаточности в результате хронического переутомления на работе; согласно версии неофициальной – отравлен по приказу Сталина, стремившегося установить полный контроль над тайной полицией и сомневавшегося в лояльности Дзержинского.


[Закрыть] бы этого не допустил… Неизвестный вождь?

Остатки праха Ваня сунул в кожаный чемоданчик и, перехитрив охрану, ушел из дому огородами.

Чемоданчик жег, оттягивал руку. Ваня вышел на торговую площадь.

Ларьки, лабазы… Двое шагнули навстречу – в дрожащих руках зажав смятые рублевки, глаза смотрели бессмысленно:

– Третьим будешь?

«Не узнают…» – с облегчением подумал Ваня и кивнул.

Пили из горлышка, нюхали корочку, отплевывались. Собутыльники ожили и повеселели.

– Халтуришь? – осклабился один, тыча пальцем в чемодан.

– Раскрой, посмотрим, – гаркнул третий, протягивая ручищу.

– Идите вы к..! – Ваня подхватил чемоданчик и зашагал по незнакомой улице. Двое тащились сзади, грозились, улюлюкали.

Ваня сворачивал за углы, торопился и незаметно оказался в поле. Суковатые телеграфные столбы тянулись под гору, гудели провода. Двое позади спотыкались и наконец завязли. По твердому насту Ваня выбрался на косогор.

Дальше Ваня помнил все очень смутно.

Он побывал в одной деревне, в другой. Оглядывался – сзади все время кто-то шел – и Чмотанов устремлялся дальше. Во рту горело.

«Самогон пили, не водку, – тупо подумал Ваня. – Жулье».

Вечерело, когда он обнаружил, что сидит на смерзшейся горке земли. Вокруг вкривь и вкось стояли деревянные кресты. У ног его была неглубокая яма с потухшими головешками. На дне ржавая лопата. Ваня шагнул в могилу и начал копать. Поначалу ему казалось, что надо выкопать клад. Потом Ваня осознал, что он сидит на краю, держа в руках столичную свою добычу.

– Бедный, бедный! – причитал Чмотанов. Он встал на колени, из угла могилы выкатился еще череп другой, третий…

– И в каждом – дырочка… – коснеющим языком констатировал Чмотанов, рассматривая черепа.

Столичный прах затерялся среди прочих.

Над всеми ними Ваня насыпал маленький холмик.

Затем он шел, сшибая кресты и размахивая руками. У горизонта стыла бледная вечерняя заря.

* * *

…Чмотанов очнулся в избушке, освещенной пятнадцатисвечовой лампочкой. Ветхий лысый дед в латаной жилетке стоял у самодельной книжной полки. Пятьдесят пять томов[33]33
  Имеется в виду Полное Собрание сочинений Владимира Ульянова-Ленина в 55 томах (М.: Госполитиздат, 1958-1971). Это 6-е по счёту издание (тёмно– синие переплёты с рельефным изображением головы Ленина и золотым тиснением) до настоящего времени считается наиболее полным, хотя фактически таковым не является, поскольку не может претендовать ни на объективность, ни на академичность, ни тем более на полноту. Многие из включённых в него текстов были цензурированы, а множество других и вовсе не включены. Ныне известно о существовании более 3000 различных документов, написанных или продиктованных Лениным, которые никогда не были обнародованы, поскольку их опубликование могло нанести образу «самого человечного человека на Земле» непоправимый ущерб.


[Закрыть] в одинаковых темно-синих переплетах и несколько рваных брошюрок с буквой ять в заголовках составляли неожиданную в такой глуши библиотеку.

– Возгащение блудного сына, – картавил старичок, стягивая с Чмотанова заляпанное грязью пальто. – Прошу, батенька, садитесь. Сейчас будем пить чай! А вы, действительно, случайно не… в некотогом годе не годственник мне? Внешнее сходство есть, и довольно большое…

Чмотанов таращил глаза, силился понять: «Картавит, отроду лет сто».

Дед возился у электроплитки, сердился:

– Опять пегегогела! Ну, ничего, мы это починим. Но каковы кгохобогы: столько тугбин постгоено, и до сих пог зне'гия – четыге копейки киловатт[34]34
  В описываемый период (рубеж 1960-1970-х годов) стоимость одного киловатта электроэнергии для населения СССР составляла 4 копейки, то есть была почти дармовой. При отсутствии явной инфляции и при среднемесячной зарплате советского инженера в 120-130 рублей расходы среднестатистической городской семьи из трех-четырех человек на оплату электричества не превышала 5-6 рублей в месяц. Однако в провинции, где люди жили в состоянии перманентной нищеты, они были вынуждены экономить на всём, считая каждую копейку.


[Закрыть].

Никакой пенсии не хватает. И опять выход один – нелегальное положение.

Дед ловко вставил проволочку в счетчик, тот перестал крутиться, а плитка занялась малиновым огнем.

Пили чай. Дед толковал о дружке своем Сашке, который живет в Америке[35]35
  Имеется в виду Александр Федорович Керенский (1881-1970) – российский политик и общественный деятель, в 1917 г. – министр юстиции и военный и морской министр, затем – глава (министр-председатель) Временного правительства 2-го формирования. Родился в Симбирске, где его отец Фёдор Керенский был директором мужской гимназии, которую в 1887 г. окончил с золотой медалью Владимир Ульянов – будущий Ленин. Семьи Керенских и Ульяновых связывали тесные дружеские отношения, отец Александра всячески покровительствовал среднему сыну своего друга и сослуживца Ильи Ульянова, несмотря на то, что его старший сын был казнён по обвинению в подготовке покушения на императора Александра III Миротворца. В предвоенные годы Керенский работал адвокатом, был избран депутатом Государственной думы IV созыва. Стремительно выдвинулся в дни Февральской революции 1917 г. Безуспешно пытался противостоять большевистской экспансии, направленной на нелегитимный захват власти; после Октябрьского переворота бежал из Петрограда, а в 1918 г. и из России. Жил в Англии, во Франции, с 1940 г. – в США. В июне 1970 г., в возрасте 89 лет, покончил жизнь самоубийством, отказавшись от принятия пищи и лечения хронических заболеваний. К моменту написания Н. Боковым и Б. Петровым «Смуты Новейшего времени…» Керенский оставался единственным из упомянутых в повести еще живущим историческим деятелем начального периода коммунистической эпохи.


[Закрыть], и, как и раньше, ни черта не понимает в мировой политике.

– Сто лет пгожил, а ума не нажил. Так и не понял, за что его из России выпегли.

«На что намекает?» – недоумевал Ваня и осторожно спросил:

– А ты, дедок, чем занимаешься?

– Бегегу кладбище, это меня устгаивает. Пенсия полностью плюс загплата. Летом подгабатываю, стогожу сено на лугу. Дело это мне знакомо издавна… Вы скажете – есть дела и поважнее. Лет пятьдесят назад я бы с вами согласился, а сейчас, батенька, увольте. Вы пейте чай, не то остынет. Так вот, заботы были немалые, здоговьишко пошатнулось, суете вокгуг, доктога заде'гали, а я их стгасть не люблю. В России меня в сегда тянет уйти в подполье. И я в одно пгекгасное утго ушел из дому. Совсем как г'аф Толстой[36]36
  Лев Николаевич Толстой (1828-1910) – знаменитый русский писатель, автор эпопеи «Война и мир». Под конец жизни в результате ожесточённого семейного конфликта с супругой Софьей ушёл из дома в Ясной Поляне под Тулой, намереваясь отправиться в странствование по России. Путешествие оказалось непродолжительным: следуя поездом из Козельска в Ростов-на-Дону, 82-летний писатель тяжело заболел, был вынужден сойти с поезда на станции Астапово, слёг и через неделю скончался.


[Закрыть] со своими гисовыми котлетками.

Несколько лет жил инкогнито. Писал, думал… К сожалению, ничего не могу показать, на полке этого нет, хганю в укгомном месте, в Швейцагии. Так вот. Когда спохватился – было поздно: товагищи все уже гешили за меня.

Мое появление было бы пгосто политическим идиотизмом. Я занялся своим здоговьем. Изучал йогу, пегестал читать газеты – кгугом твогилось что-то непонятное… Изгедка пегеписывался с Сашей, мы знаем дгуг дгуга еще с гимназии. В общем, не стоит и вспоминать, что было – того уже не вегнешь…

Ваня впился в очертания стариковской тени. Голова, плечи… до ужаса знакомые черты… Тень зашевелилась. Буднично звенел о блюдце стакан.

Руки у Вани задрожали в нервном тике.

* * *

Очнулся он в избе у Манящи, с мокрым полотенцем на лбу. Как ни старался он вспомнить подробности встречи, всплывало одно: шел он, перебирая руками колья плетня, а в небе висел колдовской серпик луны, и зеленые огни – парами светились позади в темноте. Глаза не то собак, не то волчьей стаи.

* * *

Настал день, когда Чмотанова разбудил невнятный гул и ропот. Он выглянул, зевая, в окно и замер с разинутым ртом: площадь была запружена населением. Голокомчане мялись, переговаривались, ждали выхода вождя. Заводской гудок проныл двенадцать часов.

Чмотанов почувствовал нехорошее и подумал, не позвонить ли в милицию. Не без досады он вспомнил о поспешной и непродуманной ликвидации следственных органов.

– Ванюшка! Что ж теперь будет?! – пугалась первая дама города Маня, стоя у окна в ночной рубахе из голландского полотна.

Вбежал, тяжело дыша, единственный комиссар Аркаша.

– Ванька! – кричал он. – Беги! Бить будут!

– То есть как?

Зазвенело стекло в отдаленном конце зала заседания.

Ропот толпы усилился. Ваня спешно натягивал штаны. С нижнего этажа слышались мощные удары в дверь.

– Пора говорить с народом, – решительно сказал Ваня.

Он вышел на крыльцо горсовета. Толпа замерла. Так привычен и ясен был дорогой образ, что впору было повернуть и терпеть.

– Товарищи! – гаркнул Чмотанов. – Что привело вас сюда, друзья мои, братья и сестры? Почему вы не на своих родных фабриках и заводах, не на полях ваших? Они принадлежат вам, ступайте трудиться!

– Курева нету, – юродиво заныли в толпе.

– Жратвы мало! – басом рявкнула баба в грязном тулупе.

– То есть как мало? – грозно спросил Ваня. – Что, так уж всё и слопали?

Толпа утвердительно засопела.

– Можно сказать, нету пищи, Владимир Ильич! – бойко крикнул инженер игольного комбината.

Ваня растерялся. Все долго помолчали.

– Вы бы позвонили в центр, пусть эшелон с колбасой пришлют! – посоветовали бабы.

– Накорми, накорми! – разгуживалась толпа. – Накорми, и чтоб еще запас был! Твои мы, если накормишь, в столицу пойдем, если б надо.

– Иль не веришь нам?! – прорвался вперед плотник номер один. – Да я для тебя… руку отрублю! Хошь?

– Отруби, – рассеянно сказал Ваня, думая, где достать колбасы и хлеба.

Плотник крякнул, побледнел и вынул топор.

– Товарищи! – плачущим голосом сказал он. – Вот, для родного Ильича руки не пожалею!

Стало тихо. Плотник поднялся на крыльцо и поплевал на ладони. И положил правую руку на перила крыльца. Потом подумал и положил левую.

Высоко над головой лучший плотник занес блеснувшее лезвие и – жахнув – ударил. И промахнулся.

Толпа крякнула, ничего не поняв, и присела. Плотник упал в бессознательном состоянии.

– Виданное ли дело – людей калечить! – заголосили бабы, а пуще всех визжала красавица Полина, жена плотника.

– Ай, какой мастер был! Ай, где ж теперь заработка возьмет! Гроба дрянного сколотить не сможет!

– Действительно, чтой-то очень странно, товарищ начальник, – сказал рослый парень в спортивном костюме. – Вот лежали вы, где положено, и вдруг у нас в городе объявляетесь, народ смущаете…

В доме напротив горсовета с треском распахнулось окно, и по пояс высунулся распространитель знаний Босяков.

– Да здравствует Ленин! – провозгласил он на всю площадь.

– Заткнись, скотина! – заорали в толпе. Метко брошенный ком стылой земли ударил Босякова в лоб. С воем он отвалился внутрь помещения.

– А вот я думаю… что, если… – начал спортсмен и, не договорив о своем намерении, ударил Чмотанова в ухо. Толпа перекрестилась.

В ушах Вани поднялся колокольный трезвон.

«…в ухо?..» – запаздывая, проявлялось в сознании самозванца. Инстинктивно он уклонился от второго удара, и кулак молодца врезался в дубовую двухметровую стойку, подпиравшую козырек крыльца… Она запела, как струна, и вылетела из пазов.

Крыльцо с грохотом упало и завалило Чмотанова. Публика ахнула и протрезвела.

– Эх, дураки мы, променяли кукушку на ястреба! – заплакали голокомчане и бросились разбирать доски. Ваню вытащили полузадохшегося, посиневшего. Откачивали. Спортсмена деловито дубасили станционные грузчики.

В дверях новенького финского своего домика показался, держась за косяк, лектор Босяков с перевязанной головой.

– Я же говорил, – плаксиво начал он, – что никакого воскресения быть не может: физика, партия и правительство учат нас…

– А тебя мы поучим! – заревели голокомчане. Босякова повалили и топтали ногами.

Чмотанов охнул раз и затих. Его понесли на руках.

Шли мрачные.

* * *

Два агента, сброшенные на пригородном болоте ночью, проснулись и позавтракали калорийным авиационным пайком, свернули надувные матрацы и двинулись к городу.

– Буратино, – сказал агент шедшему рядом товарищу. – Я Звезда. Как слышите, прием.

– Хорошо, – сказал Буратино.

– Впереди на дороге скопление народных масс. Что это? Прием.

– Несут кого-то, – сказал Буратино.

– Проверим, прием.

– Поглядим, конечно.

Агенты шли по снежному полю в белых синтетических куртках.

Они выбрались навстречу процессии. Как было условлено, Звезда ушел вперед.

– Хороните? – спросил шепотом Буратино у бабы, завороженно уставившейся на импортную форму агента.

– Где брали? – спросила она тоже шепотом, ощупывая материал.

– Чего?

У бабы адским пламенем разгорались глаза: – Шить отдавали или так достали?

– А! – отмахнулся агент. – На работе дают, спецовка.

– Ну уж! – поджала губы женщина. – У нас тоже вон спецовки да телогрейки дают, срамота да и только.

– Гражданка, а куда идут все эти рабочие, крестьяне и трудовая интеллигенция?

– Да вот Ленин у нас в Голоколамске объявился, помяли сгоряча. В больницу несем.

– Ленин?! – заволновался Буратино.

– Ну да, Ленин. А что?

Агент протискивался вперед. Баба вцепилась в него и тащилась сзади:

– А как, со скидкой дают шубки-то или дорогие?

– Отцепись!

И точно: на руках членов месткома Игольного комбината им. Павлика Морозова[37]37
  Павел Морозов (1918-1932) – персонаж советской коммунистической мифологии, «пионер-герой». Житель уральской деревни Герасимовка Тавдинского района Екатеринбургской (в те годы – Свердловской) области. Получил всесоюзную известность после своей таинственной гибели в начале сентября 1932 г., когда в близлежащем к деревне лесу были обнаружены трупы малолетних братьев Морозовых – 13-летнего Павла и 8-летнего Фёдора со следами зверского убийства (оба были зарезаны или заколоты). Местные большевистские власти обвинили в их убийстве ближайших родственников – деда Сергея и двоюродного брата Данилу; оба были о суждены к расстрелу. Советская пропаганда максимально широко раскрутила дело об убийстве малолетних братьев Морозовых, 101 создав на основе этого преступления миф о юном герое-пионере Павлике Морозове (который никаким пионером не был), бесстрашно разоблачавшим врагов советской власти – прежде всего собственного отца Трофима, воровавшего народное добро, а также деда – «кулака– мироеда», которые за это его якобы и убили. В начале 1980-х гг. полувековой миф был детально исследован советским писателем– диссидентом Юрием Дружниковым (Альперовичем; 1933-2008), пришедшим к выводу о том, что убийство братьев Морозовых было осуществлено местным сотрудником ОГПУ Спиридоном Карташовым при содействии агента-осведомителя Ивана Потупчика с целью сфабриковать громкое дело о контрреволюционном преступлении, с помощью которого можно было бы привлечь к себе внимание начальства и выслужиться по чекистской линии. (См.: Дружников Юрий. Вознесение Павлика Морозова. London: OPI Ltd., 1988.)


[Закрыть] лежал Ленин.

«Звезда, я Буратино! – засипел агент в микрофончик, зашитый в носовом платке. – Я у цели, у цели! Как слышите, прием».

– Отлично слышу! – рявкнула шапка на голове Буратино. Тот, чертыхнувшись, стащил ее, растроганно мял в руках, вертя ручку громкости.

Впереди на дороге маячил Звезда.

«Вызови транспорт, приятель, берем цель!».

– О'кэй! – заорала шапка.

Звезда сошел в кювет, зарылся в снег и вытащил из живота прутик антенны.

Буратино дернул в кармане предохранитель двенадцатизарядного кольта и шел сзади месткома, пожирая Ваню глазами.

«Полное сходство. Где только он уродился», – ликовал чекист.

Профессиональным острым взглядом он заметил над горизонтом стрекозу, почти не двигающуюся с места.

– Товарищи! – Буратино выбежал вперед, останавливая процессию. – Ваше превосходительство рабочий класс! Успеем ли мы донести товарища Ленина? Не перестанет ли биться его сердце? Давайте вызовем скорую помощь! Вождь пролетарской революции в опасности!

В небе раздался гул двигателей. Буратино замахал носовым платком.

Звезда выстрелил из ракетницы. Вертолет медленно снизился. Голокомчане зачарованно смотрели на транспорт будущего. Из его светло-зеленого стального брюха вывалилась веревочная лестница. Подпрыгнув и забравшись на перекладину, Звезда подплыл к членам месткома. Уцепившись ногами за лестницу, агент свесился и обнял Ваню за талию.

И тут голокомчане разглядели на брюхе вертолета иностранные буквы: UdSSR[38]38
  UdSSR – аббревиатура от нем. Union der Sozialistischen Sowjetrepubliken – Союз Советских Социалистических Республик. Использовалась исключительно внутри СССР для маркировки товаров, предназначенных на экспорт – в восточноевропейские страны так называемого «социалистического лагеря», в первую очередь в Восточную Германию. В Западной Германии для обозначения Советского Союза использовалась аббревиатура SU – Sowjet Union, аналогичная принятой в англоязычных странах. Однако простые советские граждане в таких тонкостях не разбирались, поэтому с лёгкостью приняли экспортный вариант вертолёта за иностранный – то есть по определению шпионский.


[Закрыть].

– Шпионы!! – что есть силы закричал член месткома Барашков (сам председатель лежал, трепеща и страшась народного гнева, на комбинате в ящике с конторскими кнопками). Он подпрыгнул и ухватил Чмотанова за штиблеты. На отважном Барашкове повисли четыре профсоюзных активиста, а последним прицепился Буратино.

– Караул, разрывают! – заорал Чмотанов.

– Невежи! – визжал лектор Босяков, вынырнув из толпы. – Человек именно тем, и только тем и отличается от атома, что он неделим! – Его моментально смяли.

Буратино не потерял присутствия духа. Он лез вверх по живой цепи, применяя против месткомовцев приемы из всемирно известной борьбы хун-ци.

На высоко болтавшейся лестнице висели агенты и Чмотанов. Заместитель Барашков сорвался и тяжело ударился о землю. За ним просвистел чмотановский ботинок.

Сельповский сторож Аггеич сорвал с плеча неразлучную двустволку и прицелился в выпуклое брюхо вертолета.

– Бей, Аггеич! Уйдут, бей Христа ради! – кричал у него над ухом безоружный инструктор ДОСААФа[39]39
  Аббревиатура от: «Добровольное общество содействия армии, авиации и флоту». Советская массовая военизированная организация. Образована в августе 1951 г. посредством слияния трёх подобных организаций, закреплённых за перечисленными в её названии родами вооружённых сил. В сверхмилитаризованном сталинском СССР играла примерно ту же роль, что и Фольксштурм в последние месяцы существования гитлеровского Третьего Рейха. Постепенно переродилась в финансово– бюрократическое учреждение; прекратила существование одновременно с распадом Советского Союза. В конце 2009 г. в России было объявлено о возрождении этой организации под прежним названием (постановление Правительства РФ № 973 от 28. 11. 2009 г. за подписью тогдашнего премьер-министра В. В. Путина). Однако никакой информации о её реальной деятельности с тех пор не поступало, что позволяет сделать предположение о том, что данное постановление осталось только на бумаге.


[Закрыть].

– Дык у меня в одном стволе – соль, а в другом горох! – по-бабьи причитал Аггеич, не отрываясь от приклада.

– Да не тяни ты! Огонь! – скомандовал побледневший инструктор и рубанул воздух рукой.

Аггеич нажал на спусковой крючок.

Грянул почти пушечный выстрел. Вертолет крутануло в воздухе. Лестница оборвалась, посыпались люди, и – расторопные официанты из ресторана «Дорожный» поймали Ваню Чмотанова на растянутое полотнище переходящего Красного знамени[40]40
  В условиях советской плановой экономики главными стимулами к повышению производительности труда являлись так называемые «почётные награды» – всевозможные грамоты, а также Красные знамёна, вручаемые коммунистическими властями коллективам «передовых» промышленных предприятий и организаций сферы обслуживания населения. Красные знамёна являлись переходящими – то есть в случае, если удостоенный такой чести трудовой коллектив переставал повышать свою производительность, знамя у него отбиралось и передавалось другому коллективу, чья производительность признавалась достойной такой высокой награды. О том, что можно просто позволить людям зарабатывать за свой труд деньги, на которые можно было бы нормально существовать, советские правители никогда не думали.


[Закрыть].

– Огонь! – снова скомандовал полковник запаса, и сторож Аггеич всадил горох в моторную группу вертолета.

Машина ринулась к земле. Грянул взрыв.

В стороне от дороги взвилось пламя над грудой продырявленной фанеры.

– Так их… мать! – ахнул председатель. – Будут знать, как нашего Ленина воровать!

Доблестных зенитчиков окружила толпа. Им жали руки, пытались качать. Аггеич самодовольно крутил ус и кричал: «Знай наших!»

Заграничный стервятник догорал в поле.

…Ваня Чмотанов со строгим лицом, вытянувшись в струнку, лежал на алом полотнище. Люди жались к нему все ближе, держались за края знамени.

Осторожно положили рядом с Ваней оброненный ботинок.

Барашков прикладывал снег к раздувшемуся носу.

– Ладно, пошли обратно, – сказал он. – Просчитались акулы капитализма. Впредь будем бдительнее.

– Заступник ты наш родной! – причитала баба в телогрейке, протягивая к Ване руки. – Веди нас! Будем холод и голод терпеть, только не серчай на нас! Превозмоги недуг свой!

Ваня, пришедший в себя, слабо улыбнулся и, превозмогая чудовищную головную боль, взял под козырек.

* * *

– Аркадий, – сказал Чмотанов. – Мне пора соскакивать. Подыщи машиниста на станции, скажи: надо ехать в Разлив[41]41
  Сельское местечко на Карельском перешейке недалеко от станции Тарховка Приморской железной дороги, в котором летом 1917 г. в течение нескольких дней скрывались лидеры большевиков – Владимир Ульянов-Ленин и Григорий Зиновьев (Апфельбаум; 1883-1936, расстрелян), вынужденные бежать из Петрограда под угрозой ареста после провала первой попытки вооружённого переворота, предпринятого ими 3-4 (16-17) июля 1917 г. Согласно коммунистической мифологии, проживали они в травяном шалаше, устроенном в поле у озера Разлив, а питались провизией, которую привозила из города жена Ленина Надежда Крупская. В действительности Ленин и Зиновьев жили не в шалаше, а в сарае у рабочего Сестрорецкого оружейного завода Николая Емельянова, который и снабжал их всем необходимым. Примерно через две недели лидеры большевиков перебрались в Финляндию – в Гельсингфорс (Хельсинки), где обосновались на конспиративной квартире, ни в чём себе не отказывая и разрабатывая планы по нелегитимному захвату власти в России.


[Закрыть]. Или как сумеешь, но чтоб паровоз был. Сегодня ночью я отбываю.

– А я? – тоскливо протянул Аркаша.

– А ты останешься здесь в качестве Чрезвычайного и Полномочного Комиссара! Мандат выписать?

– Мы можем и без мандату кровя пускать кому следовает, – презрительно усмехнулся Аркаша и расправил плечи. – Ну и тряхну я их в тереберину мать, пусть знают, кого потеряли. Хошь, речь скажу, когда отъезжать будешь? «Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам…»[42]42
  Имеется в виду так называемая «Клятва Сталина над гробом Ленина». После смерти Ленина, последовавшей 21 января 1924 г., в Москве спешно был собран Второй Всесоюзный съезд Советов, на котором 26 января было проведено специальное траурное заседание. На нём выступил с прощальной речью секретарь Ц К В КП(б) Иосиф Сталин. Его речь была сконструирована таким образом, что каждый её абзац начинался фразой со словами: «Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам…» – и заканчивался фразой-утверждением: «Клянёмся тебе, товарищ Ленин, что мы с честью выполним эту твою заповедь!». В числе данных Сталиным клятв, помимо обещания «высоко хранить и держать в чистоте великое звание» члена большевистской партии и «хранить единство» самой этой партии «как зеницу ока», были и обещание «хранить и укреплять диктатуру пролетариата» и – что особенно любопытно в свете исторических исследований Виктора Суворова и его многочисленных последователей о причинах возникновения Второй мировой войны – обещание «укреплять и расширять союз советских республик». Сталинские тезисы вошли в коммунистическую мифологию под названием «Заветы Ильича» и на протяжении длительного времени были обязательны к заучиванию наизусть всеми советскими школьниками.


[Закрыть]

– А вот паясничать не надо, – нахмурился Ваня. – Промедление смерти подобно. Дуй за паровозом.

* * *

Глухой ночью с запасного пути станции Голоколамск-3 без гудка отходил паровоз особого назначения. И хотя все свершалось инкогнито, без свидетелей исторического события не обошлось. В дубленых полушубках, платках и валенках толпились они у отдувающегося белым паром локомотива. Сыпал сухой снежок, с невидимой мачты слепили глаза станционные прожектора.

Старый опытный машинист Стакашкин потянул ручку реверса, и городские огни медленно поплыли назад. Чмотанов не выдержал и выглянул, сжав кепку в руке.

Его, конечно, узнали. Раздался сдавленный крик: «Да здравствует…», но кричавшего повалили, накрыли тулупом. Люди бесшумно рукоплескали. Корреспондент «Ленинской правды» бешено чиркал неработающей авторучкой в крошечном блокнотике. Рядом с подножкой набирающего скорость паровоза бежала заплаканная Наталья Федоровна, учительница начальной школы и, закидывая вверх голову, впитывала навеки любимый образ вождя.

Чмотанова проняло это непосредственное проявление чувства. Он понял, что должен сейчас же, сию минуту сделать что-то особенное для этой женщины, осчастливить ее на всю жизнь. Резкий ветер бил Ване в лицо, выжимая слезу. Он нащупал за пазухой тяжелый пакет с деньгами голоколамской сберкассы, но тут же ощутил в глубине сердца укол: «Нет, не то…» Он в ысунулся по пояс в окно и , глядя в глаза задыхающейся учительницы, крикнул:

– Держи-и! – И швырнул в протянутые руки свою историческую кепку.

Паровоз прогрохотал по выходной стрелке, окутался паром, – и все скрылось навсегда во тьме.

* * *

– Не так, паря, лопату держишь… – начал было машинист Стакашкин, но осекся. – Простите, Владимир Ильич…

– Николай Иванович, – мягко поправил Чмотанов. – Теперь меня зовут Николаем Ивановичем. Так надо, – пояснил он, заметив, что Стакашкин чешет в затылке.

– Надо, так надо, – добродушно согласился машинист. – Я одно в толк не возьму, как это мы до Разлива доедем? Я по карте смотрел – не нашел…

– Добегемся, догогой товагищ, непгеменно добегемся, – успокоил его Чмотанов.

– А что вы там будете делать, товарищ Ленин, опять книгу писать? – блестя белками глаз, возбужденно спросил молодой помощник машиниста.

– Вот чегт, бгигада попалась инфогмигованная! Видать, ни одного политзанятия не пгопустили, – подумал Чмотанов.

– А ты, Гарька, не в свое дело не суйся, – оборвал Стакашкин. – Смотри вперед да помалкивай.

– Я что, мое дело маленькое, – забормотал сконфуженный Гарька. – Смотри – не смотри, все равно никого нет, поезда неделю не ходят.

Дрожащий луч паровозного фонаря выхватывал из тьмы серебряные полоски рельсов, уходящих в белую мглу.

На сто первом километре Стакашкин остановил паровоз.

– А? Что? Где мы?… – озирался спросонок Чмотанов, прикорнувший на разножке. Снег валил все гуще. Стакашкин взял лом и ушел в темноту.

Ярко пылал уголь в открытой топке.

– Кум тут у старика, обходчик, – пояснял Гарька, заметив беспокойство пассажира. – Мы у н его з авсегда ч ай п ьем, а т о и о бедаем. Удобно, з десь запасной путь есть. Вот, говорят, нас на электровоз скоро переведут, не знаю тогда, что и делать… Придется самим над запаской провода натягивать, иначе с главной линии не свернешь и не жрамши останешься.

– А лом зачем? – подозрительно спросил Чмотанов.

– Так стрелку переводить, – сказал Гарька, прикуривая от уголька. – Тут раньше рычаг был, как положено, да наехали из центра инспектора и отвинтили, чтоб мы не баловали. Переночуем и дальше подадимся. Расписания нет, светофоры не работают, неровен час, на повороте врежемся в кого-нибудь.

«Бестолковщина и газвгащенность и ни на г'ош тгудового энтузиазма», – возмутился Ваня, но промолчал.

* * *

В домике обходчика было тихо и тепло. Уютно стучали ходики. За окном мягко, хлопьями валил снег.

Чмотанова поместили на сухой и горячей лежанке. Ему не спалось.

«Нет, мне с этими паровозниками не по пути. Как пить дать, сами засыплются, и меня засыпят. Ну и кадры у Аркадия. Поселились на железной дороге – и живут, не думая, что по ней летит локомотив истории. Ладно, черт с ней, с историей, надо уносить ноги… и деньги. Тьфу, чуть было не кинул их той дурехе. Вот ей ничего теперь не надо, полное удовлетворение получила. А я еще нет. Будем действовать».

* * *

– Доброе утро, ребята! – радостно закричало радио. – Пи-а-нерская зорька[43]43
  «Пионерская зорька» – советская пропагандистская радиопередача, направленная на промывание мозгов подрастающего поколения – в первую очередь школьников подросткового возраста, состоящих во Всесоюзной пионерской организации имени Ленина. Выходила в эфир ежедневно по утрам бесперебойно на протяжении 66,6 лет – с 19 апреля 1925 г. по 30 декабря 1991 г., покрывая всю территорию СССР. Прекратила своё существование одновременно с распадом Советского Союза.


[Закрыть]!

Запели фанфары.

Проснувшись, Ваня глядел в потолок и вспоминал. Голоколамск, стихия народных масс, кладбище, рейд на паровозе… э, а деньги-то!