Текст книги "Повесть о солдатском бушлате"
Автор книги: Борис Никольский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)
Как-то Макаров зашёл в школу пораньше, ещё до конца уроков: он обещал немного поработать в физическом кабинете, подготовить кое-какие наглядные пособия.
В коридоре он наткнулся на Борьку Терёхина.
Вообще, Макаров уже привык, что если он встречал в раздевалке, в коридоре или на улице мальчишку в то время, когда всем ребятам полагалось сидеть за партами, то этим мальчишкой обязательно оказывался не кто иной, как Борька Терёхин. В этот раз Борька Терёхин стоял перед завучем, и завуч, – низенькая, полная женщина с пробивающимися черными усиками, энергично его отчитывала.
– Опять опаздываешь, Терёхин, – говорила она. – И так с тройки на тройку еле-еле перебиваешься, ещё на каждый урок умудряешься опоздать. Перемены тебе мало? Наверно, опять курил с приятелями? А, Терёхин? Я тебя спрашиваю!
– Почему курил? Ничего я не курил! Чуть что – сразу Терёхин! Терёхин курит! Терёхин опаздывает! Всё Терёхин… – причитал Борька ноющим голосом.
– Ой, Терёхин, смотри: поймаю тебя с папиросой – сразу выгоню из школы, так и знай. Лучше не испытывай моё терпение!
– Да хоть обыщите меня! Пожалуйста, обыскивайте! Я и в руках не держал папирос! Хотите, карманы выверну?
– Ты прекрасно знаешь, что обыскивать тебя я не буду, – сказала завуч. И тут она увидела Макарова. – Вот полюбуйтесь: накурился, на урок опоздал и ещё оправдывается!
– Нет, – сказал Макаров. – Не может быть. У нас с ним уговор. Мы с ним волю закаляем. Правда, Терёхин?
– Правда, – обрадованно сказал Борька.
– Да неужели? – удивилась завуч. – Вот молодцы! А я, представьте, уже пять лет пробую бросить и никак не могу…
Она сокрушённо вздохнула и пошла прочь по коридору, даже забыв сказать Терёхину, чтобы он немедленно отправлялся в класс.
Макаров посмотрел на Терёхина, Терёхин – на Макарова, и они оба рассмеялись.
И вдруг Макаров увидел, как что-то промелькнуло в глазах у Борьки. Радость? Смятение? Вопрос? Может быть, он хотел что-то сказать Макарову или спросить о чём-то. Но ему надо было бежать на урок, он и так уже опоздал изрядно, и Макаров чуть подтолкнул его:
– Ну иди, иди…
А потом, колдуя в физическом кабинете над катушками, призванными демонстрировать законы электрической индукции, он всё вспоминал этот Борькин взгляд, и его не оставляло ощущение: задержи он Терёхина, отыщи нужное слово – и они первый раз по-настоящему, откровенно разговорились бы…
С нетерпением ждал он конца урока – той минуты, когда придёт в седьмой «б», к своим ребятам, опять увидит Борьку Терёхина.
И напрасно.
Когда он пришёл в класс, оказалось, что Терёхина нет да и вообще не было на последнем уроке. Выходит, он воспользовался моментом и распрекрасно сбежал. Так что тот Борькин взгляд, наверно, лишь почудился Макарову. Зря только навоображал, нафантазировал…
11
Ребята сгрызли конфеты, от которых, казалось, стало еще холоднее, потом поровну поделили бутерброды, отыскавшиеся у Зойки Котельниковой: и тут её родители позаботились, не могли они отпустить её в поход без бутербродов; поделили и два яблока, которые прихватила с собой из дому Валя Горохова.
Больше ничего ни у кого не было. Кто же думал, что эти пятнадцать километров так растянутся?
Это была ещё одна ошибка. «Идёшь в лес на день – бери хлеба на три» – так, кажется, говорится. Если бы у них сейчас был с собой хлеб, если бы были спички, они бы могли сидеть здесь хоть до утра. Если бы…
Макаров старался не думать об этом, но думай не думай, а это была его вина, никуда не денешься.
Сначала он ещё надеялся, что ребята, отдохнув немного, смогут снова встать на лыжи и двинуться вперёд. Но сейчас, глядя на них, понял: это была напрасная надежда. Теперь, когда короткий день уже кончился и наступили серые сумерки, идти было бы ещё труднее. И опаснее.
Впрочем, со стороны на них взглянуть – кажется, просто присели отдохнуть туристы, сейчас поднимутся и пойдут дальше. Только костра не хватает и песен. Ребята кто сидел, кто стоял, тесно прижавшись друг к другу. Своим плечом Макаров чувствовал плечо Люды Лепёшкиной и явственно ощущал, как трясёт её мелкая дрожь.
– А вот была бы у нас рация, мы бы сразу сообщили, где мы, правда, Станислав Михайлович? – Люда выговорила эту фразу как-то особенно старательно и медленно, словно бы с усилием, точно человек, обучающийся говорить на чужом языке, – замёрзшие губы не слушались её.
– А вот был бы у нас вертолёт, мы бы в него сели, правда. Лепёшкина? – тут же отозвался Генка Смелковский.
Они ещё шутили, никто не хныкал, не жаловался, но Макаров видел, что и Генка Смелковский, и Дима Иванов тоже не могут унять дрожь. Слишком легко – по-лыжному – они были одеты.
Пожалуй, сам Макаров был одет теплее всех. На нём было фланелевое бельё, и гимнастёрка, и ватный солдатский бушлат. Но и его уже пробирал мороз.
Макаров заставлял ребят двигаться, шевелиться, тормошил их, приказывал тереть носы и щёки, и они слушались его, но он замечал, как всё более вялыми становятся их движения.
Макаров посмотрел на часы. Может быть, часы остановились? Может быть, от мороза что-то случилось со стрелками?
Нет, часы тикали. Неужели прошло всего десять минут с тех пор, как он принял решение укрыться здесь и ждать помощи? Всего десять минут? Сколько же они смогут ещё так продержаться? Час? Полтора? Два?
Он мог бы отправиться один за помощью, у него бы хватило сил добраться до цели и вернуться назад – в этом он был уверен. Но он не мог оставить ребят одних. Он должен был быть здесь, с ними.
Послать кого-нибудь из ребят? Тех, кто повыносливее… Ну, того же Терёхина, того же Смелковского… Может быть, они и доберутся… А если нет? Если не дойдут, собьются с дороги, если замёрзнут? Имеет ли он право так рисковать?
Значит, по-прежнему оставался только один выход – ждать. Ничего другого не мог он придумать, сколько ни ломал голову.
Терёхин словно угадал его мысли.
– Стас! – негромко позвал он. – Стас!
– Ну что, Терёхин?
– Стас… Можно, мы пойдём?..
– Нет, – сказал Макаров. – Нет. Нечего и говорить об этом.
– Почему? – с внезапным раздражением спросил Терёхин. – Мы сумеем, Стас! Мы пробьёмся. Честное слово!
– Нет! – повторил Макаров жёстко. – Нас скоро найдут.
Терёхин сердито передёрнул плечами.
Макаров хорошо понимал его: любое действие сейчас казалось привлекательнее, чем ожидание. Но нельзя было поддаваться этой мысли, он не имел права отпустить их.
– Станислав Михайлович! – Голос у Лени Беленького был совсем слабый, доносился словно бы издалека, Макаров сначала только увидел, как возле рта возникло белое морозное облачко, и уже потом долетел до него этот почти беззвучный голос. – Станислав Михайлович! Когда нас найдут, вы не говорите, что мы заблудились. Вы скажите, что мы отдыхали, ладно? А то нас больше в поход не пустят. И военную игру запретят. Не говорите, ладно?
Потом белое облачко возникло у рта Зойки Котельниковой:
– Ребята! А давайте огонь трением добывать!
– Потри лучше свой нос! – вяло отозвался Генка Смелковский.
И опять Макаров обрадовался. Пока ребята шутят, ещё не всё потеряно.
– Ребята, только не спать! Только не спать! – без конца повторял он. – Ребята, тормошите друг друга! Горохова. Иванов, не спать!
Они старались улыбнуться ему в ответ, но улыбки эти как бы всплывали поверх безразличного, усталого выражения на их лицах.
Пугали его те, кто молчал.
Молчала теперь маленькая Люда Лепёшкина, молчал Дима Иванов по прозвищу Большая Калория, замолчал и Лёня Беленький. Они сидели сжавшись, и ветер заносил их сухой снежной пылью.
Макаров почувствовал вдруг, что Люда перестала дрожать. Всё время ее била мелкая дрожь, она старалась справиться с ней и не могла. А теперь вдруг успокоилась – точно согрелась.
Макаров испуганно заглянул ей в лицо. Глаза Люды были закрыты. Он схватил её за плечи.
– Лепёшкина! Только не спать! Слышишь? Лепёшкина'.
– Да, да, я не сплю… – пробормотала она, но глаза её закрывались.
– Люда!
Отчаяние и страх охватили его. Да что ж это такое!
– Люда! Не спи!
Деревянными пальцами он начал торопливо расстёгивать свой бушлат. Потом стянул его с себя и принялся закутывать в бушлат Люду. Люда слабо сопротивлялась:
– Не надо… Мне и так уже тепло… Станислав Михайлович, а вы как же?..
– Я ничего! Я что! – торопливо говорил Макаров. – Нас. солдат, знаешь как закаляют! Нам никакой мороз не страшен!
– Не надо… – повторяла Люда. – А вы как же?..
– Ничего, ничего… Вот согреешься немного – отдашь Лёне. А Лёня – Вале… Вот так… Пустим бушлат по кругу… Все и отогреются…
Бушлат пошёл по кругу – ватный солдатский бушлат с блестящими пуговицами и надписью, старательно выведенной на обратной стороне ворота чернильным карандашом: «Макар.». Каждый из ребят грелся совсем немного – одну-две минуты – и передавал бушлат дальше.
А Макаров, оставшись в одной гимнастёрке, разводил в стороны руки, двигал плечами, лопатками, словно разминался перед соревнованиями, не давая закоченеть своему телу.
Бушлат тем временем приближался к нему, круг замыкался, но Макаров махнул рукой: мол, передавайте дальше.
Прошло минут двадцать, и бушлат опять вернулся к нему. Он ещё хранил чужое тепло, и Макарову пришлось сделать усилие над собой, чтобы не надеть его хоть на минуту.
– Я ничего, ничего… – приговаривал он.
Теперь ребята уже почти не шевелились – движение пробегало по цепочке, только когда передавали друг другу солдатский бушлат. Переходя из рук в руки, бушлат двигался по кругу, не давая ребятам впадать в забытьё. Казалось, у каждого из них теперь появилась цель: дождаться бушлата, закутаться в него, передать дальше…
А Макаров напряжённо вслушивался; он всё ещё надеялся с минуты на минуту услышать скрип снега под лыжами или отдалённое тарахтенье мотора. Но вокруг по-прежнему было тихо.
Потом ему вдруг стало казаться, будто он сидит возле костра, он даже видел колеблющиеся языки пламени и чувствовал, как тело его обдаёт теплом…
12
Макаров очнулся от шума мотора.
Он весь напрягся, стараясь сообразить, откуда доносится этот гул.
Затем он попытался подняться, но тут же снова сел – ноги закоченели и не слушались его. И все тело казалось чужим, оно отказывалось подчиняться его воле.
И всё-таки он заставил себя встать и на этот раз удержался на ногах.
Ребята кто поднялся, кто продолжал сидеть, но все услышали медленно нарастающий гул.
– Ура! Ура! – закричал кто-то, – кажется, Генка Смелковский.
Он и ещё двое мальчишек кинулись вверх по склону сопки. Они карабкались, проваливаясь в снег. Макаров едва различал на смутно белевшем снегу их фигуры. Наверно, им казалось, что оттуда, сверху, они скорее разглядят машину.
– Стойте! – крикнул Макаров, но голоса у него почти не было. – Стойте! – Он думал сейчас об одном: только бы в этот последний момент, когда помощь уже рядом, не растерять ребят. – Стойте! – хрипло крикнул он ещё раз.
Но они не слышали его. На негнущихся ногах он принялся карабкаться вверх вслед за ними.
– Да стойте же!
Но они, падая, упорно лезли вверх. Надеялись, что ли, что на белом склоне их быстрее заметят? Макаров с трудом догнал их, заставил вернуться.
А впереди, в распадке между сопками, уже расплывался жёлтый свет фар.
– Ура! – в несколько голосов закричали ребята.
Гул мотора нарастал. Он был уже совсем близко, и ребята ринулись навстречу ему. Быстрее! Быстрее! Они словно опасались, что машина может пройти мимо или вдруг повернуть обратно. Теперь уже не имело смысла их удерживать.
Чёрные круги плыли перед глазами Макарова.
Армейский вездеход с кузовом, крытым брезентом, возник из темноты, резко затормозил. Солдаты подхватывали ребят на руки, усаживали в кузов, закутывали в тулупы.
– Допутешествовались! – кричал лейтенант, сердясь и радуясь одновременно.
Последним в вездеход забрался медлительный Дима Иванов. Он и теперь не изменил своей привычке всегда оставаться последним.
И только тут ребята спохватились, что самого Макарова нигде нет.
– А где Станислав Михайлович? – заволновались они. – Станислав Михайлович! Ста-ас!
Его отыскали быстро. Макаров лежал в нескольких шагах от вездехода, уткнувшись лицом в снег. Он был без сознания.
Солдаты подняли его, и тогда он открыл глаза и сказал тихо, но отчётливо:
– Я сам. Я сам.
Его уложили в вездеход и бережно укрыли тулупом. Взревел мотор, ребят тряхнуло, вездеход тронулся. И вдруг Борька Терёхин вскочил со своего места.
– Стойте! Стойте! Да погодите же! Стойте! – отчаянно закричал он.
И едва машина затормозила, выпрыгнул наружу, на снег. Его фигурка мгновенно исчезла в сумерках.
Через минуту он появился снова. В руках он что-то держал, только ребята не смогли разглядеть что. И только когда Борька приблизился, они увидели: он бежал, прижимая к груди солдатский бушлат. Видно, в суматохе, в волнении кто-то сбросил бушлат, да так и забыл на снегу.
Борька подбежал к вездеходу, и сразу несколько рук протянулись ему навстречу.
