Текст книги "Мечников"

Автор книги: Борис Могилевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)

Две попытки самоубийства

Начались сборы в дорогу. Решено было через Португалию, Испанию, Францию отправиться в Женеву, где находился дядя Ильи Ильича Евграф Иванович Мечников.

Испания в это время была охвачена кровавым заревом мятежа [15]15
  В 1873 году карлисты(реакционно-монархическая группировка) восстали против республиканской Испании. В 1875 году, после провозглашения Альфонса XII королем, карлисты были разбиты и вынуждены были уступить место другой монархической группировке.


[Закрыть]. Путников подстерегали всякие дорожные опасности. Не раз их останавливали, проверяли документы, а иногда обстреливали в горах, приняв за неприятеля. Все это волновало и пугало Надежду Васильевну, но Илья Ильич ничего не замечал.

В Женеве Илью Ильича ждало письмо Сеченова. Тревога за судьбу друга чувствуется в каждом слове:

«Одесса, 3 мая 1873 года.

…Ради самого создателя, берегите себя, милый, дорогой Илья Ильич. Поверьте слову, что от Вашей деятельности в университете будет зависеть уже не процветание здешнего естественного факультета, а спасение его: теперешние руководители так и тянут университет в сторону уездного училища, а я, по сущности своей природы, сделать против этого ничего не могу, тогда как у Вас в руках есть страшное средство обуздывать гадин – насмешка. Умоляю Вас еще раз быть благоразумным и беречь себя».

Письмо Ивана Михайловича цели не достигло. Мечников все глубже погружался в тоску и отчаяние. Болезнь глаз была в прямой связи с душевным состоянием Ильи Ильича, зрение его ухудшалось. Угрожала близкая перспектива слепоты. Илья Ильич ежедневно долгие часы проводил в темной комнате.

«Потерять зрение, – рассуждал он, – значит потерять способность работать, а тогда лучше умереть. Пузырек с морфием, спрятанный в столе, – избавление от мучений».

Пережитые жизненные потрясения оказались непосильными для расшатанной нервной системы Ильи Ильича. Он не видел в будущем ничего такого, ради чего стоит жить. Какая, может быть жизнь без возможности трудиться в науке! Морфий извлечен из стола. Механическим движением руки открыт пузырек с ядом. Еще одно движение, и яд принят. Проходят секунды, наступает ощущение бестелесности и покоя, еще мгновение – и смерть прекратит эту тягостную жизнь. Но смерть не спешит. Сильные толчки сотрясают слабое тело Ильи Ильича. Это бушует ничем не укротимая рвота, яда было принято слишком много, и организм удаляет его, препятствуя отравлению. Была бы доза морфия меньше, Мечников погиб бы, очень большая доза яда спасла его для жизни и для науки.

К Мечникову вернулось сознание, но желания жить не было.

«Быть может, лучше всего сильно заболеть, – думал он. – Тогда или умрешь, или вернется жизненный инстинкт».

Илья Ильич принял очень горячую ванну, затем несколько раз окатился ледяной водой и, легко одевшись, вышел на улицу. Дул резкий, холодный ветер, и Мечников невольно начал ускорять шаг. Пройдя набережную, он поднялся на мост через Рону. По обеим сторонам его тянулись фонари – линии огней.

Мечников остановился, привлеченный чем-то. Но что может заинтересовать человека, думающего только о смерти!

Горел газовый рожок. Вокруг него кружились какие-то насекомые. Илья Ильич, задумавшись, смотрел на их танец. Внимание естествоиспытателя привлекли мотыльки. Ошибочно приняв их за поденок-эфемер, Мечников задал себе вопрос: «Как применить теорию естественного отбора к этим насекомым, когда они живут всего несколько часов, вовсе не питаясь, а следовательно, не подвержены борьбе за существование и не имеют времени приспособиться к внешним условиям?»

Несмотря на то, что Мечников позже никогда не разрабатывал этого частного вопроса биологии, интерес к неожиданно возникшей научной проблеме отвлек исследователя от страшных мыслей о смерти. Приступ малодушия миновал. Надо жить, трудиться на пользу людям и науке.

Этот вечер был переломным в жизни Мечникова.

Глава девятая
БОРЬБА ЗА НАУКУ

Лучшие годы одесского университета

Вскоре Илья Ильич вернулся из-за границы на родину. Еще продолжались каникулы, и нужно было найти такую работу, чтобы она отвлекала от тяжелых дум, связанных с недавно пережитым. Такую работу отыскать было трудно: болезнь глаз еще не прошла и лишала возможности работать с микроскопом. В поисках подходящего дела Илья Ильич обратился в Петербургское географическое общество с просьбой предоставить ему научную командировку для изучения отсталых народностей России. Там ему вежливо отказали. Тогда Илья Ильич решил на свои более чем скромные средства отправиться в астраханские степи к калмыкам.

Из Петербурга Мечников приехал в Москву, где посетил родных Людмилы Васильевны. Самый близкий друг и родная сестра преждевременно погибшей жены Людмилы Васильевны, Надежда Васильевна Федорович, оставила воспоминания об этой встрече с Мечниковым в Москве.

«Его воспаление глаз все еще продолжалось. Человек, которого я не могу себе представить иначе, как над микроскопом или за книгой, был лишен в такое тяжелое время всяких занятий. Нас изумляла его способность читать свои ученые книги в обществе, за чаем, за обедом. Он никого этим не стеснял, потому что в то же время слышал все, что вокруг него говорят, и принимал участие в общем разговоре, как и все. Он сидел в темной комнате; в руках у него были ножницы, и вокруг его стула пол был усыпан нарезанной бумагой. Вот какое занятие он нашел себе!»

Прошло это бесконечное лето. Илья Ильич вернулся в Одессу. Друзья во главе с Сеченовым окружили его товарищеской любовью и лаской.

Студенты, как и раньше, переполняли аудиторию, где Илья Ильич читал лекции.

В те годы Новороссийский университет приобрел репутацию самого демократического в России. В числе профессоров университета были Сеченов, Мечников и другие ученые. Сюда, на юг страны тянулась молодежь, жаждавшая нового, вдохновенного слова. В Одессе принимали исключенных по подозрению в неблагонадежности студентов из других университетов. Мечта Ильи Ильича, начинала сбываться; собранные в Одессе передовые деятели русской науки вместе представляли собой, силу, которая влияла на совет университета. Многие молодые люди того времени были обязаны Мечникову и его соратникам тем, что получили высшее образование.

…Кончился трудовой день. При свете небольшой лампы Илья Ильич сидел за столом. Он писал Ковалевскому:

«Дорогой Александр Онуфриевич!.. Вы не поверите, до чего теперь стали коротки дни и до чего поэтому ускорилось время моих занятий. К тому же у меня много лекций и еще приготовления к публичной лекции в пользу самарцев (на Поволжье разразился голод), которая требует большой возни… Я очень мечтаю о том, что у нас устроятся в университете настоящие зоологические студии. У меня теперь работает несколько юношей. Из всего этого что-нибудь может получиться. Но я надеюсь, что с Вами у нас устроится такая работа, на которую из других университетов поедут охотнее, чем к немецким профессорам».

Мечников гордился русской наукой. Пришло время, когда не из Одессы за границу, а, наоборот, в этот центр русской биологии приезжали учиться из разных стран Европы. Научные работы Новороссийского университета стали известны во всем мире.

Мечников же неутомимо продолжал борьбу за собирание научных и прогрессивных сил в Новороссийский университет. Ждали приезда в Одессу и Ковалевского.

Нервы Ильи Ильича еще не были в порядке, он был чрезвычайно рассеян. Однажды на лекции он неожиданно схватил себя за голову, вспомнив, что забыл необходимый для демонстрации препарат в своем кабинете. Мечников сошел с кафедры и направился к выходной двери аудитории, продолжая читать лекцию. Затем Илья Ильич вышел из аудитории и пошел по коридору. Студенты недоумевали. Илья Ильич пришел к себе в кабинет, взял необходимые пособия и вернулся в аудиторию. Чтения лекции он не прекращал ни на минуту. Студенты не могли понять, о чем говорит их профессор: ведь значительную часть лекции они не слышали.

Поднялся студент с первой скамьи и сказал:

– Господин профессор, мы не слышали ваших объяснений в перерыве.

Илья Ильич спохватился, всплеснул руками, попросил прощения за свою рассеянность. Добродушно улыбнувшись, он повторил ту часть лекции, которую прочел в коридоре и в своем кабинете.

По мере того как улучшалось зрение, Мечников проявлял все больший интерес к основной области своей научной деятельности – сравнительной эмбриологии.

«Человек крайних убеждений, невозможный ни в каком учебном заведении»

Прошли годы с тех пор, когда благодаря усилиям Ковалевского и Мечникова была доказана связь между животными позвоночными и беспозвоночными. Два русских ученых внесли ясность в труднейший вопрос общности первых стадий эмбрионального развития многоклеточных животных. Предстояло решить новые, не менее интересные и волнующие проблемы биологии: необходимо было найти такие организмы, которые были бы переходными от одноклеточных к многоклеточным.

Замечательная гипотеза Мечникова заключалась в том, что на заре жизни путь развития от одноклеточных к многоклеточным шел через колонии одноклеточных существ.

Опять настали дни творческого подъема. По мере успешного продвижения научных исследований Илья Ильич приобретал с каждым днем все большее душевное равновесие.

Мечников, как об этом уже говорилось ранее, открыл, что в развитии зародышей бокаловидная гаструла следует за бластулой не во всех случаях. Бывает и так, что некоторые клетки внутри полого шара (бластулы) размножаются и заполняют полость, образуя так называемую паренхиму, из клеток которой потом вырастают пищеварительные органы. Изучая губки и некоторые виды червей, Илья Ильич установил, что у них, лишенных пищеварительной полости, питание осуществляется путем внутриклеточного пищеварения, особыми клетками.

Таким образом, Мечникову удалось установить, что функция пищеварения может осуществляться не только в пищеварительном канале (в желудке и кишках), но и внутри специальных клеток.

Тот факт, что пища у многоклеточных организмов может перевариваться не только в специальных органах, но и в самих клетках, лег в основу дальнейшей работы Мечникова над внутриклеточным пищеварением. Он поставил перед собой задачу выяснить, каким образом клетки забирают пищу, как они переваривают ее. Возникали сотни вопросов, и проблема внутриклеточного пищеварения стала предметом многочисленных исследований Мечникова.

Нелегко было работать ученым в царской России, особенно трудно было Мечникову, который не мог и не хотел идти ни на какие компромиссы с представителями «казенной науки».

В архивах одесского генерал-губернатора сохранилась политическая характеристика Ильи Ильича Мечникова, профессора Новороссийского университета: «Человек крайних убеждений, невозможный ни в каком учебном заведении». Ученый, к которому относились эти слова, заявлял, что он далек от политики, что, кроме науки, ничего на свете его не интересует. Чем же заслужил он репутацию человека «крайних убеждений» и почему над ним нависла угроза удаления из университета? Революционером он не был и не принимал участия в многочисленных кружках, ставивших своей целью борьбу с самодержавием. Его передовая наука, его активная деятельность по собиранию прогрессивных сил русской науки под сенью Новороссийского университета, его правдивое слово в защиту права студенчества на человеческое существование – вот что озлобляло против Мечникова правительственные круги.

«Партия» Мечникова

В центре Одессы, в многоэтажном доме жил Илья Ильич Мечников. За городом, на Молдаванке, только что поселился недавно приехавший из Киева друг Ильи Ильича – Александр Ковалевский. Завтра должна состояться его первая лекция в университете, а сегодня нового товарища в профессорском кружке Мечникова вводят в курс университетских дел. Друзья сидят в одной из комнат квартиры Ковалевского, в которой навалены привезенные, но еще не распакованные сундуки и ящики.

Мечников заметно осунулся, лицо его покрылось темным загаром. Борода и длинные волосы на голове выцвели на солнце и отливали красноватым оттенком. Добрые, внимательные глаза ласково смотрели на друга. Илья Ильич продолжал начатую мысль:

– Страсти продолжают накаляться. Гнусный еврейский погром в дни пасхи был явно подготовлен властями. Студенты волнуются, не прекращаются сходки в кухмистерской. Не так давно был исключен из университета талантливый студент Лев Карачунский за то, что он посмел самовластно разносить подписные листы для сбора пожертвований в пользу голодающих студентов. Студентам не разрешают собираться. Невинную пирушку, концерт, групповое чтение книги объявляют крамолой. И студенты вынуждены, вместо того чтобы спокойно посещать лекции, протестовать на сходках. Как же, дорогой Александр Онуфриевич, учить молодых людей зоологии? Ко мне и Ивану Михайловичу студенты идут за защитой от свирепых инспекторов, и не помочь им нельзя. Завтра сами увидите, с кем нам приходится здесь жить и работать.

На кафедре богословия университета служил старый протоиерей. Он не вмешивался в университетские дела, и все уважали корректного и умного священника. Свой пост батюшка покинул из-за преклонных лет, а на его место поступил молодой священник, решивший, что его призвание не только в преподавании богословия, но и в слежке за всем, что происходит в университете. Священнослужителю надлежит следить за тем, в какой мере преподавание наук соответствует православию. С такими намерениями ревнивый хранитель закона божьего отправился на первую лекцию Ковалевского. Каково же было его негодование, когда он услышал из уст нового профессора зоологии, что человеческий род находится в родстве с обезьянами! Новый профессор оказался еретиком, завзятым дарвинистом. Батюшка вскочил со своего места в аудитории и потребовал немедленного прекращения лекции. Смущенный Александр Онуфриевич не успел и оглянуться, как три студента вежливо взяли священника под локти и вывели из аудитории, уверяя, что батюшке стало дурно и нужно немедленно его отправить домой и уложить в постель.

Разбушевавшийся священник, оставшись в коридоре, кричал, шумел, угрожал доносом министру на профессора-еретика. Подоспевший Илья Ильич пытался успокоить батюшку тем, что «дарвиновской ересью» заражены все зоологи.

Вне службы друзья Мечникова обычно собирались по вечерам в доме профессора Умова, выдающегося русского физика. В автобиографических записках Ивана Михайловича Сеченова остался живой рассказ о кружке, группировавшемся вокруг Ильи Ильича Мечникова:

«Соединительным звеном – салоном кружка – стала квартира Умовых. Хозяин, кроме утонченной любезности, оказался завзятым хлебосолом; хозяйка представляла элемент сердечности; я имел значение еще не совсем состарившегося дядюшки, а душой кружка был Илья Ильич Мечников. Из всех молодых людей, которых я знавал, более увлекательного, чем молодой Илья Ильич, по подвижности ума, неистощимому остроумию и разностороннему образованию я не встречал в жизни…

Одной из утех кружка была его способность ловко подмечать комическую сторону в текущих событиях и смешные черты в характере лиц, с удивительным умением подражать их голосу, движениям и манере говорить. Кто из нас, одесситов того времени, может забыть, например, нарисованный им образ хромого астронома, как он в халате и ночном колпаке глядит через открытое окно своей спальни на звездное небо, делая, таким образом, астрономические наблюдения; или ботаника с павлиньим голосом, выкрикивающего с одушевлением и гордостью длинный ряд иностранных названий растительных пигментов.

Все это Мечников делал без малейшей злобы, не будучи нисколько насмешником…

Он был большой любитель музыки и умел напевать множество классических вещей; любил театр, но не любил ходить на трагедии, потому что неудержимо плакал… Жили мы тихо: утром – за делом в лаборатории, а вечером – большей частью в нашем салоне за дружеской беседой и нередко за картами…

Кружок наш составлял партию в университете лишь в следующем отношении: мы не искали ни деканства, ни ректорства, не старались пристроить своих родственников к университету и не ходили ни с жалобами, ни с просьбами о покровительстве к попечителю, чем занимались довольно многие в университете…»

Кружок Мечникова был заметным явлением в жизни Новороссийского университета, скажем более – в истории русской биологии третьей четверти прошлого века. Недаром за кружком неустанно наблюдала явная и тайная полиция. Существование кружка прекратилось лишь после того, как члены его постепенно были удалены из Одессы, а некоторые из них вынуждены покинуть родину.

Ольга Белокопытова и ее учитель

Илья Ильич по обыкновению напряженно работает в университете и дома. Днем – лекции и лаборатория, вечером и ночью – обработка того, что проделано за день в лаборатории. Под утро Илья Ильич ложился спать. Он засыпал не сразу, и не долго продолжался его отдых. Еще было темно, но уже просыпались жильцы большого дома. Выше этажом жила семья предводителя одесского дворянства Белокопытова. Кто-то назойливо стучал в потолок. Слышался топот ног. Илья Ильич просыпался с невыносимой головной болью. Каждое утро повторялась та же пытка.

Однажды, не выдержав шума, Илья Ильич поднялся к Белокопытовым. Глава семьи вышел к Мечникову и обещал устранить шум. В присутствии Ильи Ильича все дети были собраны за утренним чаем перед уходом в гимназию. Им объяснили, что нехорошо по утрам шуметь и нарушать покой профессора.

Через несколько дней в доме общих знакомых Илья Ильич опять встретился с семьей Белокопытовых. Он разговаривал с старшими дочерьми предводителя одесского дворянства, как давний знакомый. Мечников частенько из окна видел девушек, идущих в гимназию, и его смешили их смелые прыжки через большую лужу у дома.

Весеннее утро. По двору, среди кустов распускающейся сирени, шел Илья Ильич. На нем были высокие болотные сапоги, в руках он нес ведерко и сачок. По дороге Мечников встретил старшую дочь Белокопытовых – Ольгу. Она радостно приветствовала профессора:

– Здравствуйте, Илья Ильич! Какие у вас страшные сапоги!

– На охоту собрался. Вместо ружья – сачок, вместо ягдташа – ведро. У нас, зоологов, охота особенная.

– А звери какие? – опросила, продолжая ласково улыбаться, Ольга.

– Лягушки, головастики и прочая прелесть. Вас, наверное, они напугают больше волков и тигров. Лягушки и мышата – самые страшные звери для барышень. А у меня в комнате белых мышат – сотни! Целый зверинец! Они мои первые друзья и помощники в науке.

– Что вы, Илья Ильич, я совсем не боюсь лягушек! Разрешите мне пойти с вами на охоту?

– В таком наряде нельзя: туфельки испортите. Кланяйтесь вашей матушке!

…Преподаватель гимназии, где училась дочь Белокопытовых Ольга, оказался студентом Ильи Ильича; он-то и рассказал Мечникову об увлечении гимназистки естественной историей. Как-то, встретившись в подъезде, Ольга попросила Илью Ильича давать ей уроки по зоологии. Это не удивило молодого ученого. Он охотно согласился быть учителем, помня свою юность и отношение к себе, с одной стороны, профессора Масловского, а с другой – Щелкова.

Получив от родителей разрешение на занятия зоологией, Ольга Николаевна с увлечением принялась за работу.

После экскурсии на болото Мечников и Ольга Николаевна возвращаются домой. В руках Ильи Ильича два ведра, наполненные всякой живностью. Комната Мечникова. Ольга Николаевна ищет места, куда бы можно было поставить цветы. Она увидела колбу и уверенно пристроила в нее букет. Мечников улыбается находчивости девушки и зовет ее к микроскопу:

– Посмотрите в окуляр. Это ресничный червь – планария. Аккуратно передвигайте препарат. Вы видите пищеварительный канал. Вот пища движется по каналу, желудка у червя нет. Навстречу комочкам пищи ползут подвижные клетки. Клетки эти захватывают пищу и переваривают. Эти клетки заменяют червю желудок, они очень похожи на амебу. Те же неровные очертания тела, то же движение при помощи ложноножек, которые вытягиваются в сторону пищи.

Ольга Николаевна внимательно всматривается в окуляр микроскопа. В поле зрения одна подвижная клетка. Она выступом обволакивает кусочек пищи.

Илья Ильич помогает своей ученице разобраться в том, что она видит в микроскопе, а его мысль не прекращает попыток понять сущность внутриклеточного пищеварения. Случайно ли это или закономерно, что у простейших существ, лишенных кишечного канала, специальный отряд клеток взял на себя функцию питания? Внутриклеточное пищеварение Илья Ильич уже обнаружил у низших червей, у личинок кишечнополостных и иглокожих. Этим стоит заняться всерьез.

Урок окончен. Ольга Николаевна уходит к себе домой. Вдумчивая и серьезная девушка все больше нравится Илье Ильичу.

…Утро. С толстой связкой книг Мечников вышел из парадной двери дома. Он спешил в университет. Навстречу Илье Ильичу с ворохом покупок в руках шла мать Ольги Белокопытовой.

Мечников вежливо поклонился и спросил, как поживают соседи.

– У нас в семье столько неприятностей! – начала жаловаться ему Белокопытова. – Полный дом червей, лягушек, бог знает чего! Мой супруг, простите, на вас в большой претензии. Он обвиняет вас в том, что вы поощряете глупые увлечения Ольги. Занятия наукой не подобающее дело для барышни из хорошей семьи. Он просит вас умерить пыл дочери к занятиям естественными науками.

Мечников, едва удерживаясь от смеха, отвечает:

– Сделаю все, что в моих силах.

На следующем занятии Илья Ильич спросил Ольгу:

– У вас дома неприятности? Почему вы не находите нужным об этом рассказать мне?

Решительно взглянув в глаза Илье Ильичу, девушка ответила:

– Если бы вы знали, как мне все это надоело! Мне стыдно говорить вам о том, что происходит у нас в семье. Отец – противник образования для девушек. Круг знаний, говорит он, для барышень ограничивается тем, что необходимо для будущей матери семейства, хранительницы домашнего очага. А я твердо решила пойти той дорогой, которую сама себе избрала, дорогой науки и искусства. Против воли отца я пока поделать ничего не могу. Есть, правда, крайнее средство избавиться от этой глупой опеки – вступить в фиктивный брак.

Илья Ильич посмотрел с удивлением на хрупкую светлоглазую девушку. Он робко спросил Ольгу:

– Как это фиктивный брак? С кем?

Девушка ответила:

– Я сама не знаю. Лишь бы попался честный человек, который не считает женщину существом низшего порядка. Это будет фиктивный брак. Теперь многие так делают, для того чтобы обрести свободу, избавиться от ига родителей. Тогда можно учиться сколько угодно и где угодно.

По мере того как Ольга Николаевна говорила, Илья Ильич хмурился все больше и больше, а когда девушка умолкла, Мечников серьезно сказал ей:

– Вы, наверно, сами не понимаете, что говорите. Я вас считал умным человеком, а вы хотите меня разубедить в этом. Нужно запастись терпением, и все будет хорошо. Вы победите настроения вашего отца. Я, с своей стороны, обещаю вам помочь в этом. А эти бредни о браке оставьте!.. Ну, а теперь за дело. Я вам достал увлекательную книгу. Называется она «Естественно-историческая хрестоматия». В ней собраны отрывки из лучших сочинений естествоиспытателей. Не только пользу, но и удовольствие вы получите от чтения этой книги.

Прошло несколько месяцев. Дружба между Ильей Ильичом и Ольгой Николаевной за это время переросла в чувство любви. Однако глава семьи Белокопытовых косо поглядывал на Илью Ильича. Нередко между ними возникали споры. Отношения настолько обострились, что в один прекрасный день Илья Ильич вынужден был прекратить свои визиты к Белокопытовым. Мать Ольги Николаевны, напротив, полюбила «доброго и нежного» профессора. Чувствуя приближающийся разрыв с Белокопытовыми, Илья Ильич и Ольга Николаевна обратились к матери за поддержкой. Они откровенно рассказали ей о своих чувствах.

Илья Ильич был на тринадцать лет старше Ольги Белокопытовой. Эта разница в годах сильно смущала ее родителей.

Илья Ильич обещал сделать Ольгу Николаевну счастливой, стараясь успокоить мать своей невесты, склонил ее на свою сторону. Теперь, уже втроем, они сумели получить согласие самого Белокопытова.

14 февраля 1875 года состоялась свадьба. Ольга Николаевна оставила чудесные воспоминания об этом замечательном дне в своей жизни:

«…Зима была суровая; снег покрывал землю густой искрящейся пеленой. За несколько часов перед свадьбой мои братья запряглись в салазки, чтобы покатать меня. „Иди скорей, – говорили они, – сегодня вечером ты будешь уже дамой, тебе нельзя будет больше играть“. Я была того же мнения, и мы с увлечением помчались по снежному ковру на большом дворе нашего дома. Наконец мама, вся взволнованная, стала звать через форточку: «„Дитя мое, да о чем же ты думаешь? Давно пора причесываться, одеваться!“ – „Еще немного, мамочка, ведь в последний раз!“»

В выборе подруги жизни Илья Ильич не ошибся. Ольга Николаевна сделала все, чтобы он смог целиком отдаться служению науке. С своей стороны, Мечников помог Ольге Николаевне достигнуть того, о чем она мечтала в юности.

Уже через три года после женитьбы Илья Ильич был вправе сказать Ольге Николаевне: «Ты не можешь не видеть огромной разницы между тобой и тургеневской Верой в том, что последняя какого-то тепличного воспитания, как бы нарочно стремившегося к тому, чтобы разорвать ее с жизнью».

Ольга Николаевна с благодарностью писала о том, что Илья Ильич, «…стоявший во сто раз выше меня, не только не подавлял моей личности, тогда еще гибкой и не установившейся, но, напротив, всегда бережно относился к ней… Его живость, сообщительная веселость, любознательность, способность все отлично организовывать делали его несравненным товарищем и руководителем. Работать с ним было величайшим благом, потому что, щедро делясь своими мыслями, сообщая свое увлечение и интерес к исследованию, он в то же время создавал атмосферу тесного общения и искания знания и правды, и самому скромному работнику это позволяло чувствовать, что он участвует в выполнении высокой цели…»