Текст книги "Ариадна"

Автор книги: Борис Зайцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

ДѢЙСТВIЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Комната и обстановка предшестующаго акта. Четыре часа дня – блeдно-солнечнаго, безвeтреннаго. Въ окнахъ далекiй пейзажъ – мирный видъ сельской Россiи. На письменномъ столe подносъ со стаканами чая, вареньемъ, медомъ. Сюда перешли изъ столовой – послe затянувшагося деревенскаго обeда – покурить, поболтать Генералъ, Полежаевъ, Машинъ, Дарья Михайловна.

Машинъ(снимаетъ съ роговъ надъ диваномъ небольшую двустволку). – Папашино еще ружьецо?

Полежаевъ. – Да. Остатки прежней воинственности.

Машинъ(прицeливаясь въ окно). – Прикладистое.

Полежаевъ. – Бьетъ далеко, но стрeлять трудно. Калибръ маловатъ.

Машинъ. – А вотъ… лисичекъ скоро… перваго сентября… у насъ открытiе охоты. Тутъ, недалеко.

Полежаевъ. – Милости прошу ко мнe завтракать.

Генералъ. – Для меня, долженъ сказать, весьма прiятно ваше намeренiе… остаться тутъ на зиму. Знаете, у насъ какъ: выборы прошли, а тамъ, къ настоящей-то къ зимe, помeщички кто въ Ниццу, кто въ Каннъ. Я и самъ не прочь, но въ нынeшнемъ году не придется. Да вы вeдь и въ гласные баллотируетесь? А-ха-ха… прокатимъ, прокатимъ.

Полежаевъ. – Мнe такъ совeтовали. Говорятъ, жить въ деревнe, надо общественными дeлами заниматься. Хотя, конечно, я мало въ этомъ свeдущъ.

Генералъ. – Я смeюсь, ну, разумeется, смeюсь. А-ха-ха. (Наставительно.) Въ деревнe нужны культурныя, интеллигентныя силы. Я, напримeръ, занятъ сейчасъ сельскохозяйственными школами. Это, я вамъ доложу, дeло новое, и нашимъ общественнымъ дeятелямъ не такъ-то по плечу.

Разговоръ ведется на-ходу. Генералъ взялъ Полежаева подъ руку и послeднiя слова говоритъ въ дальнемъ углу. Тамъ останавливается, что-то объясняя, хохоча. Машинъ подходитъ къ окну, недалеко отъ Дарьи Михайловны, и, взявъ большой бинокль, всматривается въ горизонтъ. Дарья Михайловна шьетъ.

Машинъ. – А гдe же муженекъ?

Дарья Михайловна. – Пообeдалъ, ушелъ. Гдe-нибудь бродитъ. (Горько.) Богъ его знаетъ, гдe.

Машинъ. – Вонъ она… и Усачевка. Трофимычъ ужъ строиться началъ послe пожара. Мeсяцъ пройдетъ… и какъ не бывало ничего. Вашъ-то, Сергeй Петровъ, очень тогда старался. Молодцомъ. Могъ бы медаль получить.

Дарья Михайловна. – Что ужъ тамъ медаль, Иванъ Иванычъ. Это онъ съ налету, по горячности. А-то мало совсeмъ сталъ работать, хозяйство запустилъ. Говоритъ, скучно здeсь. Все опостылeло. Даже хочетъ въ Москву перебираться; буду, говоритъ, за пятьдесятъ рублей служитъ, такъ хоть въ театръ схожу, музыку послушаю.

Полежаевъ. – Въ Москвe трудно. Въ Москвe… народу много.

Дарья Михайловна. – А мeсто развe найдешь? Да и такъ-то сказать: поглядeлъ онъ на все на это (показываетъ вокругъ), на барскую жизнь. Мы вeдь не тe люди, что они… Леонидъ, Арiадночка. А онъ тянется.

Машинъ. – Наше дeло простое. Знаете. Посeялъ ржицы, овсеца. Убралъ.

Подходятъ Генералъи Полежаевъ.

Полежаевъ. – Вы мнe говорите о разныхъ умныхъ и серьезныхъ вещахъ. Я слушаю. Но, признаюсь, взглянешь въ окно, на этотъ свeтлый пейзажъ, и мысли отклоняются. Вспомнишь о томъ, что къ дeлу не относится.

Генералъ. – А это, знаете ли, мечтательно-романтическая жилка въ васъ есть… а-ха-ха.

Полежаевъ(останавливается, подходитъ къ окну). – Нeсколько лeтъ назадъ мы жили съ Арiадной въ Ассизи. Тамъ мeсто высокое, видна вся Умбрiя.

Дарья Михайловна. – Гдe это… Ассизи?

Полежаевъ. – Въ Италiи. Городокъ и старинный монастырь. Тамъ, Дашенька, нeкогда подвизался св. Францискъ, великiй милостивецъ. Да. Мнe и вспомнилось. Тамъ видна съ высоты вся долина, полная необыкновенной тишины. Бывали дни именно какъ сейчасъ – опаловые, перламутровые; вдругъ выглянетъ солнышко и заиграетъ гдe-нибудь вдали пятномъ; или за десятки верстъ прольется дождемъ тучка, и этотъ дождь какъ-то виситъ, недвижно, сeроватой сeткой. И такъ же, какъ изъ окна читальни, гдe передъ обeдомъ я читалъ о жизни святого, маячила далекая Перуджiя.

Генералъ. – Весьма поэтически, хотя, конечно… и далеко отъ всякихъ земствъ.

Полежаевъ. – Вeроятно, Душа святого оставила свой слeдъ въ той мeстности. Нигдe не видeлъ я подобной чистоты, безмятежности. Мнe кажется, что всякiй, кто измученъ, обрeлъ бы тамъ миръ.

Дарья Михайловна. – Я нигдe не бывала. Не только въ Италiи, а и въ Москвe-то всего разъ. (Откусывая нитку.) Такъ и проживешь, ничего не зная. Иванъ Иванычъ, вы вeдь тоже рeдко отсюда выeзжали?

Машинъ. – Не часто… Такъ, въ округe приходится, а въ Москву рeдко. (Какъ бы припоминая.) Годковъ, пожалуй… пятнадцать.

Дарья Михайловна. – Живетъ, живетъ человeкъ, да и возропщетъ. Прямо говорю, возропщетъ.

Полежаевъ. – Ахъ, конечно, бываетъ.

Машинъ. – Iовъ-то… возропталъ, а потомъ все же-таки… смирился.

Дарья Михайловна. – Iовъ. Хорошо про Iова говорить, это когда было. А тутъ живешь, трудишься, только и знаешь, что работа да забота, а къ чему все? (Глотая слезы.) И жизни не видишь.

Машинъ. – Богу-то виднeе. По-нашему… по-христіанскому… роптать грeхъ.

Дарья Михайловна. – Это и папаша покойный въ церкви говорилъ. Проповeдь по бумажкe читалъ. Да это-жъ все слова.

Полежаевъ. – Да. Но что скажешь ты лучше этихъ словъ?

Машинъ. – И не слова… ежели мы… вeрующiе.

Генералъ(перелистывая иллюстрированный журналъ). – Une querelle tout à fait théologique. А-а, говоря откровенно, я мало въ этомъ понимаю. Всe эти Iовы и прочее… не по моей части.

Изъ балконной двери входятъ Лапинская, за ней Арiаднаи Саламатинъ.

Они съ ракетками въ рукахъ.

Лапинская(представляетъ шансонетную пeвицу, покачивая боками, дeлаетъ полукругъ по комнатe. Напeваетъ):

Je suis une petite cocotte d’Amerique,

Je traverse en bateau L’Atlantique

Дарья Михайловна забираетъ шитье и уходитъ.

Генералъ. – Браво!

Арiадна(Саламатину). – Вы, пожалуй, играете и лучше меня…

Саламатинъ(кладетъ ракетку). – Въ этомъ не можетъ быть сомнeнiй.

Арiадна(горячо). – Положимъ, я-то въ этомъ сомнeваюсь. И если бы не надо было Лапe уeзжать… (Подходитъ къ мужу.) Ты знаешь, мы послeднiй сэтъ шли съ нимъ поровну. У него пять геймовъ, и у меня.

Полежаевъ(отчасти разсeянно, какъ бы думая о другомъ). – Великолeпно, мой другъ. (Цeлуетъ ея руки.)

Арiадна(быстро, негромко). – Какъ себя чувствуешь?

Полежаевъ(не выпуская ея руки). – Очень хорошо. Я сейчасъ только разсказывалъ, какъ мы жили съ тобой въ Ассизи.

Арiадна. – Ахъ, Ассизи! (Тоже задумывается, какъ бы слегка взволнованная.)

Лапинская(генералу.) – Я могу и англiйскую шансонетку представить, и русскую. (Наигрываетъ на пiанино и напeваетъ какую-то чепуху, якобы по англiйски.) Это мой собственный англiйскiй. У меня и польскiй свой.

Арiадна(какъ бы про себя). – Тамъ все чудесно!

Лапинская(генералу). – Бендзе панъ таки ласковъ, возьме меня до станцiи?

Генералъ. – А-ха-ха… хотите сказать – на поeздъ?

Саламатинъ(смотритъ на часы). – Рано. Мы васъ доставимъ въ сорокъ минутъ.

Арiадна(подходитъ къ Лапинской, нeжно). – Ты чего это? Ты чего юродствуешь?

Лапинская. – Воля моя такая.

Арiадна. – Сама ревeла…

Лапинская. – Ревeла, да не про твое дeло.

Полежаевъ. – Ты, Лапа, похожа на какую-то дeвченку, хотя тебe и двадцать пять, которую можно надрать за уши.

Лапинская(беретъ нелeпый аккордъ и заканчиваетъ.) Вотъ я такая и есть. Просто шутенокъ. Смeшная личность.

Полежаевъ. – Оставалась бы у насъ еще. Не горитъ вeдь?

Лапинская. – Благодарствуйте, дяденька. Мнe у васъ очень хорошо… (Задумчиво.) А теперь пора. «Пора, мой другъ, пора, покоя сердце проситъ».

Полежаевъ. – Подумаешь! Будешь танцовать, нервничать, по ресторанамъ ходить.

Лапинская. – Нeтъ, ужъ ладно. Не сбивайте дeвушку.

Генералъ.(Полежаеву). – Если признать, что у насъ есть еще время, то я не прочь бы посмотрeть ваши работы въ саду – на почвe, такъ сказать, внесенiя культуры въ дeло садоводства.

Полежаевъ. – Надо мной всe тогда смeялись, но въ общемъ я научился и обрeзкe, а теперь крашу стволы известью. Если угодно, взглянемъ.

Генералъ.(Саламатину). – А машину пусть подадутъ сюда. И мы… домчимъ мигомъ Татьяну Андреевну. А-ха-ха…

Машинъ(Полежаеву, выходя съ нимъ вмeстe). – Яблоня… уходъ любитъ.

Генералъ. – Посмотримъ, посмотримъ.

Выходятъ.

Лапинская(Арiаднe). – Это Леонидъ твой вретъ. Я по ресторанамъ шляться не буду.

Арiадна(ласково). – Благочестивой стать собираешься?

Саламатинъ. – Какъ вамъ угодно, Арiадна Николаевна, мы съ вами должны сыграть въ биксъ.

Арiадна(смeясь). – Нынче не удастся.

Саламатинъ. – Тeмъ лучше. Я пока поупражняюсь.

Выходитъ.

Арiадна(вслeдъ). – Кiи въ столовой, на буфетe, должно быть. (Смeется.) – Вотъ ужъ не упуститъ минуты.

Лапинская(задумчиво). – Черезъ десять лeтъ этотъ молодой человeкъ будетъ вице-губернаторомъ.

Арiадна(подходитъ и обнимаетъ ее). – Ахъ ты, Лапка ты моя сердешная. Болтунъ мой.

Лапинская. – То болтунъ, то дeвченка. Такъ весь вeкъ щенкомъ и проживешь.

Арiадна. – Ну, я тебя очень люблю.

Лапинская. – Ты теперь счастливая, и всeхъ любишь.

Арiадна. – Не всeхъ. (На минуту задумывается.) Ты это сказала будто съ упрекомъ.

Лапинская(живо). – Нeтъ, нeтъ, безъ всякаго упрека.

Арiадна(горячо, со слезами въ голосe). – А… а я вeдь… совсeмъ было… и какъ это странно, ахъ почти чудо, что меня Богъ спасъ.

Лапинская. – Конечно, Богъ спасъ.

Арiадна. – Нeтъ, пойми: ну на что я годна? Только любить. Но ужъ какъ! На небe остаются знаки такой любви.

Лапинская. – Отравиться хотeла. Я понимаю.

Арiадна. – Да, но и онъ… То-есть меня Сергeй удержалъ, случайно. А потомъ такъ вышло, что я поняла… (конфузливо.) Ну, всетаки, какая-бъ я ни была, и сумасшедшая, и грубая иногда… всетаки Леонидъ тоже… я поняла, что не безразлична ему.

Лапинская(съ улыбкой.) – Твой Леонидъ безъ тебя – нелeпое зрeлище. (Пауза. Арiадна задумалась.) Это великое счастье. (Вздохнувъ.) Вы вмeстe должны быть.

Арiадна. – Я вотъ и живу сейчасъ… Ужъ не знаю, все какое-то особенное.

Лапинская(беретъ отдeльныя ноты на клавiатурe). – А я визиря своего отшила.

Арiадна. – Что-жъ у васъ произошло такое?

Лапинская. – Да то и произошло, я ему все отписала. Нeтъ, будетъ съ меня.

Прiотворяется дверь изъ залы, выглядываетъ голова Саламатина.

Саламатинъ. – Виноватъ, Арiадна Николаевна, вспомнилъ: въ третьемъ геймe вы аутъ сдeлали, а мы засчитали его какъ райтъ.

Арiадна(машетъ на него рукой.) – Какой скучный!

Саламатинъ. – Оттого и вышло, что сэтъ шелъ въ ничью.

Арiадна(вскакиваетъ, рeзко.) – Ну, хорошо, потомъ.

Саламатинъ. – А выиграть долженъ былъ я.

Арiадна. – Никакого аута я не дeлала. (Саламатинъ затворяетъ за собой дверь, но неплотно.) Право, опять было разсердилась. (Лапинской.) Постой, почему-жъ ты ему… отписала?

Лапинская(наигрывая, сквозь слезы.) – Очень просто. Мы такъ и условились – жить лeтомъ порознь. Если это серьезно съ его стороны, то съ нимъ собирались вмeстe поселиться. Но я скоро увидeла… Однимъ словомъ, очень ему нужна такая, какъ я. Мало онъ ихъ зналъ? Такъ, забава, пустякъ.

Арiадна. – Да позволь, можетъ, это фантазіи просто?

Лапинская. – Фантазіи! Мы видeлись. Онъ и самъ не отрицаетъ. Знаешь, то, да се, да это… Нeтъ, я такъ не хочу. (Смахиваетъ слезы.) И вотъ я съ горкимъ чувствомъ уeзжаю. Развe то думала, когда eхала сюда?

Аріадна. ‑ Ахъ, что мы знаемъ… Все тайна, все судьба.

Лапинская(обнимаетъ ее). – Арiадна, милая, ты такая милая! Сумасшедшая моя головушка! (Плачетъ).

Арiадна. – Путь нашей жизни – тайна. Пусть сумасшедшая. Я ужъ такая. (На глазахъ слезы.) Ты къ намъ счастливая прieхала.

Лапинская. – Ну, ты тогда погибала. Теперь наоборотъ.

Арiадна. – И еще Сергeй, Даша…

Лапинская. – Ахъ, это мнe тяжело.

Арiадна. – Все невольно. Все – сплетенiе страданiй, счастья.

На балконe, мимо оконъ, проходитъ Дарья Михайловна. Лапинская видитъ ее.

Лапинская. – Ты замeтила, Дарья Михайловна вышла, когда мы вошли?

Арiадна(тихо). – Да.

Лапинская. – Избeгаеть меня. Я понимаю. Мнe бы хотeлось… я все собиралась до отъeзда съ ней поговорить. (Встаетъ, громко.) Дарья Михайловна!

Дарья Михайловна(входитъ, Арiаднe.) – Леонидъ все генералу свои работы показываетъ.

Арiадна. – Да ужъ пора бы и возвращаться. Скоро Лапe eхать.

Дарья Михайловна. – Это, значитъ, автомобиль…

Лапинская(смущенно). – Вы тутъ на всю зиму?

Дарья Михайловна(съ удивленiемъ). – Мы всегда здeсь живемъ.

Лапинская(Совсeмъ смeшавшись.) – Фу, я какiя глупости говорю. (Быстро подходитъ и жметъ ей руку) – Я просто только хотeла… Я хотeла вамъ сказать, что передъ вами… однимъ словомъ…

Дарья Михайловна. – Что вы, что вы.

Лапинская. – Милая Дарья Михайловна, я могу вамъ прямо въ глаза смотрeть. (Припадаетъ къ ея плечу). Вы какъ будто ко мнe…

Дарья Михайловна(полуобнимаетъ ее, но сдержанно.) – Я ничего противъ васъ не имeю.

Лапинская. – Мнe ужасно непрiятно было-бы, если бы вы… ну, вы могли меня считать за какую-то распущенную дeвченку.

Дарья Михайловна. – И не думала.

Арiадна(Лапинской). – Это все фантазiи.

Лапинская. – Ничего толково не умeю сдeлать.

Саламатинъ(входитъ изъ залы, Лапинской.) – У васъ вещи уложены?

Лапинская. – Не безпокойтесь.

Саламатинъ. – Нисколько не безпокоюсь. Опаздывать будете вы, а не я. (Подходя ближе.) Гдe три женщины, или двe, или одна – обязательно слезы.

Лапинская. – Ош-шибаетесь, молодой человeкъ. (Длинно и дерзко показываетъ ему носъ.) Ни м-малeйшихъ. А? Не можемъ мы поговорить? Слезы! Вы и плакать-то не умeете.

Съ балкона входятъ Генералъи Полежаевъ.

Генералъ. – Я и тогда говорилъ, что смeяться надъ попытками культурной работы въ деревнe не слeдуетъ. А то, что вы мнe показывали, лишь сильнeй меня убeждаетъ въ этомъ. Значитъ, въ земство? Баллотируемъ?

Полежаевъ(улыбаясь.) – Истина, генералъ, въ земледeльческомъ трудe?

Генералъ. – Истина въ общественности, въ работe для устроенiя человeчества, и – въ разумномъ пользованiи благами… а-ха-ха… благами жизни. Но въ разумномъ, замeтьте! Безъ всякихъ этихъ истерiй и надсадовъ россiйскихъ.

Лапинская(быстро вскакиваетъ и опять дeлаетъ туръ по комнатe).

Je traverse en bateau l’Atlantique!

Генералъ(хохочетъ). – А? Взгляните на эту жизнерадостность!

Лапинская. – Меня сейчасъ вашъ юноша Богъ знаетъ въ чемъ упрекалъ.

Генералъ. – И напрасно-съ. Вполнe напрасно васъ упрекать.

Полежаевъ(вынимая часы.) – Я только не могу понять, почему такъ спeшатъ? Всего половина пятаго.

Саламатинъ. – Ничего подобнаго. Пять.

Полежаевъ(смутившись.) Ахъ, да… у меня по обыкновенiю отстаютъ часы.

Лапинская. – Ну, прощай. (Обнимаетъ его.) Часики остаютъ, это ужъ такъ тебe полагается. Одно слово Полежаевъ, значитъ, на одномъ боку лежитъ. Пиши о своемъ Рафаэлe, да яблони рeжь. А хочешь, я во всеуслышанiе тебя осрамлю?

Полежаевъ(цeлуетъ ее въ лобъ). – То, что моя фамилiя Полежаевъ, еще не столь позорно. Ну, срами.

Лапинская. – Ходили это они разъ, ходили съ Арiадной по музею, кажется, въ Берлинe. Онъ и замучился. Говоритъ: иди одна, я тутъ посижу, у колоны. Хорошо. Она ушла. Съ полчаса одна была. Вернулась – онъ голову къ колоннe – и разводитъ. Прямо похрапываетъ. Ахъ ты, любитель искусствъ!

Полежаевъ(смeясь). – Это доносъ.

Лапинская. – Да ужъ теперь оправдывайся. (Цeлуетъ Арiадну.) Прощай, моя Арiадна. Тебe за все спасибо.

Входитъ Игумновъсъ букетомъ въ рукe.

Игумновъ. – А я думалъ – опаздаю. (Подаетъ ей цвeты). Это вамъ. На дорогу.

Лапинская(серьезно.) – Благодарю васъ, Сергeй Петровичъ. (Жметъ ему руку).

Игумновъ. – Да. (Задумчиво.) Вамъ на дорогу. Лучшее, что могъ я найти.

Саламатинъ(беретъ фуражку.) – Кажется, сантиментальные обряды кончены. Впрочемъ, въ деревнe еще садятся передъ отъeздомъ.

Лапинская(Выходя, подымаетъ надъ головой букетъ, слегка киваетъ имъ оставшимся). – Прощайте, милые, хорошiе, черные и бeлые.

Генералъ(Саламатину). – Надeюсь, что на поворотe, гдe шоссе… а-ха-ха… не вытряхнемъ барышню?

Саламатинъ. – Не безпокойся.

Лапинская. – И вамъ, и вамъ! (Машетъ букетомъ въ четыре угла комнаты). И вамъ!

Всe входятъ, Игумновъ и Дарья Михайловна остались. Нeкоторое время молчатъ. За сценой голоса уeзжающихъ; слышно, какъ спорятъ изъ-за чемодановъ. Автомобиль пробуетъ свой рожокъ.

Дарья Михайловна. – Ты, эти цвeты… гдe…?

Игумновъ. – Зачeмъ?

Дарья Михайловна. – Сергeй, взгляни на меня. Подыми голову.

Игумновъ(подымаетъ.) – Вотъ я какой.

Дарья Михайловна. – Господи!

Закрываетъ лицо. Быстро выходитъ.

Игумновъ(одинъ.) – Мое лицо ее напугало. А всегоона еще не знаетъ.

Входятъ Полежаевъи Арiадна.

Полежаевъ(полуобнимаетъ Игумнова.) – Ну?

Игумновъ. – Та-акъ! (Беретъ его, какъ борецъ, слегка подымаетъ, неестественно улыбаясь. Наконецъ, крeпко ставитъ на землю.) Вотъ.

Арiадна. – Покатила наша Лапка. У самой слезы, а сама все дурачится.

Полежаевъ(отходитъ къ столу, гдe лежатъ книги и снимки). – Туго ей стало что-то, послeднее время.

Игумновъ. – Туго всeмъ.

Полежаевъ. – Да, не особенно легкая штука – то, что называемъ мы жизнью.

Игумновъ. – Меня скоро тоже будете провожать.

Полежаевъ(перебирая гравюры.) – Куда же?

Игумновъ. – Да куда-нибудь далеко.

Арiадна. – Какъ же такъ, Сергeй?

Игумновъ. – Всeхъ я замучилъ – себя, жену. Довольно. А куда – посмотримъ. (Дeлаетъ шагъ къ двери.) Вотъ тебe, Леонидъ, и путь жизни.

Уходитъ.

Арiадна. – О чемъ онъ сказалъ?

Полежаевъ. – У насъ былъ съ нимъ одинъ разговоръ. Тогда я погибалъ, и мнe казалось, что онъ стоитъ твердо. Лапа беззаботно хохотала.

Арiадна. – Господи, Господи!

Полежаевъ. – Но теперь то, что пережили мы съ тобой, имъ предстоитъ, Игумнову и Дашe. Дай Богъ имъ силъ.

Арiадна. – А мы пережили?

Полежаевъ. – Да. Ты сомнeваешься.

Арiадна(улыбаясь взволнованно.) – Но я все что-то плохо понимаю. Какъ послe болeзни.

Полежаевъ продолжаетъ перекладывать снимки. Арiадна подходитъ

къ нему и кладетъ руку на плечо.

Полежаевъ(выбираетъ два снимка и закрываетъ подписи подъ ними.) Двe картины, разныхъ художниковъ. Это «Передача ключей св. Петру», а тутъ «Бракосочетанiе Богородицы». Въ композицiи есть общее. Которая лучше?

Арiадна(внимательно всматривается, какъ бы стeсняясь сказать). – Погоди… сейчасъ. (Робко). По моему, эта. (Указываетъ на «Передачу ключей».)

Полежаевъ. – Ахъ, какъ же ты не видишь? Развe можно равнять композицiю? И какой тутъ ритмъ! И эти арки къ чему? Только глазъ раздражаютъ. Рафаэль и Перуджино!

Арiадна(смущенно). – Конечно, наврала.

Полежаевъ. – Тебe понравилось, что тутъ флорентiйцы наши изображены. (Указываетъ пальцемъ). Да не въ однихъ, братъ, флорентiйцахъ дeло.

Арiадна. – Какъ ты правильно сказалъ, здeсь композицiя… Я этихъ арокъ и не замeтила.

Полежаевъ(беретъ ее за руку.) – Зато я кое-что замeтилъ.

Арiадна. – Что замeтилъ?

Полежаевъ. – Ты теперь прежняя, милая Арiадна Покорная.

Арiадна. – И ты…

Полежаевъ. – То ужасное… Можетъ быть, Богъ испытывалъ насъ. И Ему не было угодно, чтобы мы погибли.

Арiадна. – Я думала тогда – конецъ.

Полежаевъ. – Я доставилъ тебe страшныя мученiя. Ты простила.

Арiадна. – Да.

Полежаевъ. – Потому, что пожалeла. (Молчанiе.) Можетъ быть, какъ и всeхъ пожалeть надо.

Арiадна. – Мнe опять открылась… моя любовь.

Полежаевъ. – Какъ сейчасъ странно!

Арiадна(въ волненiи.) – Очень, очень. Необыкновенно.

Полежаевъ. – Не самую-ль судьбу мы ощущаемъ? Страшное, прекрасное?

Арiадна. – Не знаю. Я сейчасъ заплачу.

Полежаевъ. – Мы не знаемъ нашей жизни. Будущее намъ закрыто, какъ и всeмъ. Что ждетъ близкихъ намъ, какъ и насъ самихъ? Смерть, горе такъ же придутъ въ нежданный часъ.

Арiадна. – Пусть, я готова.

Полежаевъ(покойнeе.) – Но сейчасъ свeтлыя тeни вокругъ. Волшебный вечеръ. Въ золотeющихъ облачкахъ я ощущаю нашу молодость, скитанiя, Италiю. Ну, пускай, пусть былъ я грeшенъ, неправъ… но мы не отреклись отъ лучшаго, что было въ нашей жизни. Я вспоминалъ нынче Ассизи…

Арiадна стоитъ у пiанино. Потомъ садится и слегка наигрываетъ простенькую итальянскую мелодiю. Полежаевъ подходитъ. Она оборачиваетъ къ нему лицо, полное слезъ.

Арiадна. – Вотъ, въ Римe утро, солнце. Тепло, въ тeни влага. Мы подымаемся на Монте-Пинчiо. Тамъ, у ограды нищiе, слeпые сидeли… у одного скрипочка, у другого – въ родe гармонiи. Они это самое играли.

Полежаевъ. – Сны! Золотые! (Арiадна закрываетъ лицо руками.) Ты плачешь?

Арiадна. – Да. Je t’aime.