Текст книги "Ариадна"

Автор книги: Борис Зайцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

АРIАДНА

УЧАСТВУЮЩIЕ:

Полежаевъ, Леонидъ Александровичъ.

Арiадна, его жена.

Игумновъ, Сергeй Петровичъ.

Игумнова, Дарья Михайловна.

Таня Лапинская, прiятельница Арiадны,

артистическая дeвушка.

Генералъ, сельскiй хозяинъ, культуртрегеръ.

Саламатинъ, Алексeй Николаевичъ, его пасынокъ,

молодой человeкъ.

Машинъ, Иванъ Иванычъ, дворянинъ, сосeдъ

Полежаевыхъ.

Перелeшинъ, Аркадiй Карповичъ.

Ракитникова, Анна Гавриловна.

ДѢЙСТВIЕ ПЕРВОЕ

Лeтнiй день, очень жаркiй, но облачный, въ концe iюня. Двeнадцатый часъ. Комната съ большими окнами, въ помeщичьемъ домe Полежаевыхъ. Прямо дверь на террасу. Въ окнахъ видъ на рeку – поля и лeса на горизонтe

Посрединe комнаты столъ: на немъ книги, рукодeлья; все въ безпорядкe. Дарья Михайловнасидитъ за столомъ и разсматриваетъ кусокъ старинной парчи. Рядомъ Арiадна, на колeняхъ, съ живостью вытаскиваетъ изъ сундука всякое добро. Она высока и гибка. Одeта изящно, но небрежно

Дарья Михайловна. – Какъ это ты, Арiадночка, все швыряешь… И какъ уложено! Бeлье, чернильница, шали…

Арiадна. – Сунула, и конецъ.

Дарья Михайловна. – Да вeдь жаль. Вещи хорошiя.

Арiадна. – Можетъ быть.

Выбрасываетъ на столъ еще кусокъ парчи.

Дарья Михайловна(сравниваетъ съ другими). – Это мнe больше нравится. По лиловому фону серебряные цвeты.

Арiадна(подымается). – Удивляюсь, какъ еще силъ хватило все это уложить.

Дарья Михайловна. – Почему?

Арiадна(не сразу). – Меня привыкли считать благополучной дрянью и теперь удивляются.

Дарья Михайловна. – Благополучной дрянью… Нeтъ, я этого не знаю. Просто была веселая и живая. Это многимъ нравилось.

Арiадна. – Леонидъ находитъ, что я слишкомъ шумна.

Дарья Михайловна. – Развe?

Арiадна. – То-то вотъ и развe (беретъ кусокъ парчи.) Тебe нравится?

Дарья Михайловна. – Очень. Его можно положить на спинку дивана. Отлично будетъ.

Арiадна. – Возьми его себe.

Дарья Михайловна. – Ну, зачeмъ.

Арiадна. – Затeмъ. У тебя домикъ уютный, чистый, все аккуратно. И Сергeю понравится.

Дарья Михайловна. – Нeтъ… спасибо. Не возьму.

Арiадна. – Почему же?

Дарья Михайловна. – Ты и такъ мнe все даришь.

Арiадна. – Хочу, и дарю. Нeтъ, возьмешь.

Дарья Михайловна. – Выходитъ, что я напросилась.

Арiадна(блeднeя). – А я говорю, что возьмешь. Я говорю, что возьмешь!

Дарья Михайловна(съ удивленiемъ и почти испугомъ). – Да что ты?

Арiадна. – Это свинство. Я тебe дарю, отъ души, а ты брать не хочешь. Это гадость.

Дарья Михайловна. – Какъ ты разволновалась… Ну, если хочешь… Я просто стeснялась, не думала, что такъ…

Арiадна(садится на подоконникъ). – Больше не хочу убираться. Называется – моя комната, а могла бы и гостиной служить, чeмъ угодно. Все навалено. Чужое все. (Въ волненiи отворачивается къ окну. Налетаетъ вeтеръ изъ полей, надулъ занавeси, душитъ.)

Дарья Михайловна(встала). – И правда, какой здeсь безпорядокъ.

Арiадна(вытянулась на подоконникe, положила голову на руки, солнце освeщаетъ ее). – Солнышко меня грeетъ, вeтеръ ласкаетъ. Господи, пожалeй меня.

Дарья Михайловна. – Что ты, Арiадночка? (Подходитъ.)

Арiадна. – За озеромъ ржи, лeса. Вотъ бы встать, руки раскрыть, Божiй свeтъ къ груди прижать. Я такъ и дeлала. Я съ солнцемъ играла. (Обнимаетъ Дарью Михайловну.) А теперь я пропащiй человeкъ.

На террасe шаги. Слышенъ смeхъ Сергeя Петровича.

Дарья Михайловна(выглядывая). – Наши прieхали. Охотнички.

Арiадна. – А-а!

Быстро соскакиваетъ, отходитъ къ сундуку, какъ бы продолжая его разбирать. Входятъ Игумновъ, Полежаевъи Машинъ – въ высокихъ сапогахъ, съ ружьями, грязные, какъ полагается порядочнымъ охотникамъ. Въ ягдташe у Игумнованeсколько чирятъ.

Игумновъ(Арiаднe). – Хозяюшкe привeтъ. Вотъ и мы. (Цeлуетъ жену.) Здравствуй, Дашенька. (Садится и снимаетъ ягдташъ. Остальные здороваются. Арiадна молча подаетъ руку мужу.) Фу-у, чортъ, фу-фу-фу, какъ усталъ! Прямо моченьки моей нeтъ.

Машинъ(полный, лысый, полусeдой человeкъ тихаго вида.) – По болотцу-то тово, трудненько.

Игумновъ(хохочетъ.) – Хорошо еще, что я сижу здeсь съ вами, гогочу. Могли меня на носилкахъ приволочь, все изъ-за твоего Леонида, Арiадна.

Арiадна. – Леонидъ – свой собственный.

Игумновъ. – Ну, изъ-за собственнаго.

Полежаевъ(высокiй, худоватый, нeсколько разсeянъ). – Можетъ быть, Сергeй и преувеличиваетъ. Все же я сдeлалъ промахъ… по неосторожности. Говорятъ, даже опасный.

Игумновъ. – Говорятъ! Идемъ мы съ нимъ у мельницы, гдe узкое мeсто, по обоимъ берегамъ. Хорошо-съ. Дiана въ камышахъ шаритъ. Выплываютъ утята, Леонидъ съ того берега цeлитъ, и не понимаетъ, мерзавецъ, что берегъ высокiй, вся дробь какъ въ воду шваркнетъ, такъ отразится, и рикошетомъ мнe въ физiю. Кричу: стой! онъ все цeлитъ. И, слава Богу, пока палить собрался, его Иванъ Иванычъ одернулъ.

Машинъ. – Леонидъ-то Александрычъ… какъ непривычный человeкъ, городской. И до бeды недалеко.

Полежаевъ. – Я прилагалъ всe усилiя…

Дарья Михайловна(разсматривая утятъ въ ягдташe мужа). – Это ты настрeлялъ?

Игумновъ. – Муà.

Полежаевъ. – У меня и ружье дальнобойное, лeвый стволъ чокъ-боръ. Вeроятно, не къ лицу мнe такая стрeльба, что ли…

Игумновъ(хлопаетъ его по плечу). – Ну, чего тамъ. Идемъ переодeваться. А то нагрязнимъ. Да у васъ въ домe и постороннiе.

Полежаевъ. – Можно. Только странно, ты кого за постороннихъ считаешь?

Игумновъ. – Барышня столичная, неудобно. Мы, которые деревенскiе…

Арiадна(подходитъ къ Игумнову). – Передъ Лапинской форснуть хочетъ. Ну, иди. Распускай хвостъ.

Полежаевъ. – Умыться не мeшаетъ.

Уходятъ.

Машинъ. – А ужъ я, если позволите, и такъ посижу. Мнe покамeстъ лошадку запрягаютъ. Домой поспeшаю.

Арiадна. – Оставайтесь обeдать. Обeщалъ нынче генералъ прieхать.

Машинъ. – Занятный человeкъ… оживленный. Да спeшу, вотъ дeло-то какое. Покосъ. Золотое времячко. Жара. (Отираетъ лобъ.) Вы-то какъ разъ въ деревню… къ хорошей погодкe. (Помолчавъ.) А позвольте спросить, Арiадна Николаевна, я слышалъ… будто вы здeсь съ Леонидомъ Александрычемъ на зиму… намeрены поселиться?

Арiадна. – Кто вамъ сказалъ?

Машинъ. – Будто бы… отъ Леонида Александрыча.

Дарья Михайловна. – Я бы рада была!

Арiадна. – Леонидовы вeчныя разглагольствованiя! Деревня, простота жизни, природа… и таетъ. А самъ живо соскучится. (Машину, не безъ рeзкости.) Да, можетъ быть. Можетъ, останемся, можетъ, уeду. Не знаю. О мужe ничего не знаю.

Машинъ. – Конечно, послe столичной тамъ… жизни… театры, и прочее.

Арiадна. – Я ничего не знаю, Иванъ Иванычъ.

Изъ балконной двери входитъ Таня Лапинская, невысокая, худоватая дeвушка. Она съ купанья, въ мохнатомъ халатикe; голова повязана полотенцемъ. Увидeвъ Машина, прiостанавливается.

Лапинская. – Съ утра гости. (Оглядывая свой костюмъ.) Я вонъ въ чемъ. Ар-р-iядна, убираться мнe?

Арiадна. – Иванъ Иванычъ – свой.

Лапинская. – А коли свой, такъ свой. (Длинно протягиваетъ Машину руку.) Мое почтенiе. Нижайшее. Глубокоуважаемому сосeду.

Машинъ. – Да ужъ какъ тово… торжественно.

Лапинская. – Вы хорошiй дяденька. Старичокъ! Вамъ и уваженiе.

Машинъ. – Польщенъ… польщенъ.

Лапинская(Арiаднe). – Писемъ нeтъ?

Арiадна. – А, все любовныя дeла. (Беретъ письмо съ подзеркальника.) Получай.

Лапинская(отходитъ къ окну, рветъ конвертъ). – Ничего не любовныя. Ври на меня.

Арiадна. – Иванъ Иванычъ, а вы часто получаете любовныя письма?

Машинъ(улыбаясь). – Письма… Письма. (Вынимаетъ изъ бокового кармана письмо.) Мнe сосeдъ пишетъ… клевера нeтъ ли на продажу. А ужъ гдe тамъ продажнаго… самому бы убраться, съ покосомъ. Эхе-хе, хозяйство. Тамъ ржи… посeвъ. Время то идетъ… Осенью зайчишекъ пострeляешь.

Дарья Михайловна(улыбаясь). – Съ кeмъ тутъ и романы заводить!

Лапинскаядочитала письмо, спрятала его и, мурлыкая, начинаетъ слегка вальсировать. Приблизившись къ Арiаднe,беретъ ее и пробуетъ изобразить danse de l’ours. Входятъ Полежаевъи Игумновъ, прiодeтые, въ болeе приличномъ видe.

Арiадна(негромко, равнодушно). – Пeтухи пришли.

Лапинская хохочетъ.

Полежаевъ. ‑ Вотъ мы и попали на балетное отдeленiе. Танечкина спецiальность.

Арiадна. – Господинъ Игумновъ, Таня Лапинская, моя прiятельница и гостья, получила сейчасъ подозрительнeйшее письмо, весьма ее развеселившее. Извeщаю васъ.

Игумновъ. – Ну, да чего ужъ тамъ…

Входятъ Генералъ, за нимъ Саламатинъ. Лапинскаяубeгаетъ. Дарья Михайловнаприбираетъ разбросанное, закрываетъ сундукъ.

Арiадна. – А, генералъ. Очень рада. Наконецъ-то, живой человeкъ.

Генералъ(веселый, бодрый, въ тужуркe отставного военнаго). – Не менeе того и я. (Цeлуетъ ей руку.) Какъ изволите здравствовать?

Арiадна. – Благодарю.

Генералъ. – А это, позвольте представить, пасынокъ мой, Алексeй. Алексeй Николаичъ Саламатинъ. (Всe здороваются.) Онъ у меня недавно. Такъ прямо и говоритъ: скучаю, а-ха-ха, вези меня въ гости.

Саламатинъ(молодой человeкъ лeтъ двадцати трехъ, элегантно одeтый). – Да что же мнe, сиднемъ сидeть? Я люблю общество.

Генералъ. – Не договариваетъ, смeю увeрить. Безъ дамъ скучно. Арiадна Николаевна, ручку. (Цeлуетъ ей опять руку). Женщины – лучшее украшенiе вселенной. Леонидъ Александровичъ, не сердитесь. Я въ томъ возрастe, когда не ревнуютъ.

Полежаевъ(улыбаясь). – Все-таки вы не безъ яду, генералъ.

Генералъ. – Мой ядъ выдохся-съ весь, съ годами. Осталось одно доброе расположенiе духа.

Полежаевъ. – У васъ всегда доброе расположенiе. Даже завидно.

Генералъ. – Нормальная, умeренная жизнь, батюшка мой. Mens sana in corpore… а-ха-ха… Деревня, воздухъ, движенiе, хозяйство… хотя, конечно, бываетъ и адски скучно… Рвешься…

Полежаевъ. – Такъ жить – лучше…

Генералъ. – Хозяйничайте! (Беретъ подъ руку и нeсколько отводитъ.) Работайте! Позвольте-съ, да вeдь въ деревнe…

Они разговариваютъ. Съ ними Игумновъи Машинъ. Дарья Михайловнанезамeтно ушла. Арiаднавъ креслe. Саламатинъу стола.

Арiадна(холодно). – Вы студентъ?

Саламатинъ. – Да.

Арiадна. – Учитесь тамъ… чему-нибудь у себя? Ну, въ университетe?

Саламатинъ. – Нeтъ.

Арiадна(нeсколько утомленно). – Да вeдь надо жъ…

Саламатинъ. – Презираю.

Арiадна. – А-а!

Саламатинъ. – Я въ теннисъ играю. И вообще во всякiя игры.

Арiадна. – Блестяще.

Саламатинъ. – Ѣзжу верхомъ, гребу, стрeляю. Хожу пeшкомъ.

Арiадна. – Пeшкомъ. Это здòрово! (Оживляясь.) Взять, и уйти Богъ знаетъ куда.

Саламатинъ. – Не Богъ знаетъ, а куда себe назначу.

Арiадна. – Палку, котомку, да по большакамъ съ богомолками. Куда-нибудь въ монастыри. (Задумчивeе.) Я сама объ этомъ иногда думаю.

Саламатинъ. – Тутъ и думать нечего. Въ монастырь, такъ въ монастырь.

Арiадна(точно не слушая его). – Бываютъ такiя удивительныя утра… По росe далеко можно уйти, и такъ дышаться будетъ легко! Подъ березой на большакe позавтракать. Выложу краюшку хлeба, пару яицъ, луковку… Колокола зазвонятъ въ монастырe… верстъ за десять… Ахъ, ну это все фантазiи.

Игумновъ(хохочетъ). – Леонидъ собрался хозяйничать. Па-атeха! Онъ теперь читаетъ книжку о садоводствe, и на основанiи ученыхъ правилъ обрeзаетъ яблони.

Генералъ. – Великолeпно-съ! Дeло. Обрeзанiе садовъ есть актъ культуры, и слeдуетъ поддерживать пiонера.

Полежаевъ. – Деревенскимъ жителямъ всe мои занятiя кажутся смeшными. Наконецъ-то генералъ меня одобрилъ. Это прiятно.

Генералъ. – Культура, батюшка мой, сельскохозяйственная культура! И надо мной смeялись, когда я – первый, замeтьте – ввелъ здeсь отправку молока въ столицу. Что же мы видимъ? Тe лишь и выдержали, кто перешелъ на молоко.

Игумновъ. – Optime. Все же во время покоса обрeзать сады… это, знаете, все равно, что на колоколахъ въ церкви польку вызванивать.

Генералъ. – Не по сезону немного – не бeда. (Громче.) Арiадна Николаевна, вы благовeрнаго не сбивайте, пусть дeлами своими занимается. Это не завредитъ, какъ говорятъ южане. Нeтъ, матушка, не завредитъ.

Арiадна(оборачиваясь). – Я никого ни съ чего не сбиваю, генералъ.

Саламатинъ. – Арiадна Николаевна, оказывается, тоже любитъ странствовать.

Арiадна(Саламатину, слегка вспыхивая). – Никогда я странствiями не занималась.

Саламатинъ. – Вы же сами…

Арiадна. – Ничего не значитъ. Еще неизвeстно, чтó я сдeлаю… а… а раньше вовсе ни по какимъ большакамъ не ходила.

Саламатинъ. – Вонъ вы какая!

Арiадна(устало). – Никакая. (Откидывается глубже въ креслe.) Плохо васъ занимаю. Какая-то слабость, тяжесть… (Третъ себe виски.)

Генералъ(Полежаеву). – Я утверждаю одно: работайте, организуйте, вносите просвeщенiе, но никакихъ сантиментовъ. Въ деревнe нужна ясная и твердая политика. Если мужикъ воруетъ, я не буду заключать его въ объятiя и взывать: «Другъ, младшiй братъ, тащи еще». Нeтъ-съ! Воруешь – отвeтишь. Законъ-съ! Порядокъ.

Игумновъ(указывая на Полежаева). – Втолкуйте ему это. Обратите его въ сельскаго хозяина.

Полежаевъ. – И ты, Сергeй, не сразу постигъ все. А теперь, однако, добился… сталъ такимъ – небольшимъ помeщикомъ.

Игумновъ(хохочетъ). – «Однодворецъ Овсянниковъ».

Полежаевъ. – У меня же имeнiе большое, но нeту знанiй. Но вeдь и я могу ихъ прiобрeсть.

Игумновъ(хлопаетъ его по плечу). – Я сынъ попа, семинаристъ, пeвчiй, а ты баринъ. Ты – любитель искусствъ, о живописи пишешь, а я – хамъ. (Хохочетъ.)

Полежаевъ. – Только начнешь размышлять объ устройствe жизни – тысячи препятствiй…

Арiадна(Саламатину). – А у васъ не бываетъ желанiя взять да и сдернуть все это… ну, жизнь… какъ скатерть со стола, чтобы вдребезги, вдребезги…

Саламатинъ(закуривая.) – Не бываетъ. Это истерiя.

Арiадна. – Вотъ отлично. А когда тебe скверно? Если человeку такъ ужасно скверно, что хоть топись?

Саламатинъ. – Чепуха. Никакихъ страданiй нeтъ. Играйте въ теннисъ.

Арiадна. – Теннисъ? Все вашъ теннисъ? Ха-ха! (Раздраженно смeется.) Никакихъ страданiй. Ахъ, Боже мой! (громко.) Слышишь, Леонидъ, Алексeй Николаичъ сказалъ: никакихъ страданiй? (Кладетъ голову на столъ, продолжаетъ смeяться.) Э-эхъ! Ничего-то, ничевошеньки… Что жъ, ладно. (Вдругъ блeднeетъ, хватается за ручки стула.) А… да… (Пробуетъ встать.) Какъ въ сердцe больно, Леонидъ, если бы зналъ…

Полежаевъ(подбeгаетъ). – Опять… это?

Арiадна. – Сейчасъ пройдетъ. (Тихо.) Сейчасъ все пройдетъ. (Полежаевъ полуобнялъ ее. Она слабeетъ, голова запрокинулась, блeдна, безжизненна.)

Полежаевъ. – Обморокъ.

Всe встревожены, подходятъ.

Генералъ. – Неожиданно!

Игумновъ. – Ослабла Арiадночка.

Машинъ. – Одеколономъ бы… тово.

Полежаевъ. – Простите, господа, оставьте насъ… на нeсколько минутъ. (Старается посадить Арiадну. Она валится.) Главное, чтобы задышала… это съ ней бываетъ… Ничего. (Разстегиваетъ воротъ платья.) Чтобы задышала…

Игумновъкакъ бы выпроваживаетъ Генерала, Машинаи Саламатина, беря ихъ подъ руки.

Игумновъ(вполгоса, успокоительно). – Прой-детъ! Нервности все.

Стараясь не шумeть, выходятъ.

Генералъ(въ дверяхъ). – Но… причина?

Игумновъпожимаетъ плечами. Арiаднаминуту лежитъ недвижно, потомъ глубоко и громко вздыхаетъ. Полежаевъ, сидя рядомъ, гладитъ ей руку.

Арiадна(очень слабо). – Вотъ теперь голова болитъ. (Въ голосe слезы.) Дай понюхать чего-нибудь. (Полежаевъ беретъ со стола флаконъ.) Опусти шторы, пожалуйста.

Пока онъ опускаетъ ихъ, Арiаднамочитъ платокъ духами, третъ виски, прикрываетъ голову платкомъ; въ комнатe стало сумрачно.

Полежаевъ. – Такъ, кажется, хорошо. (Приставляетъ къ дивану ширмочки.)

Арiадна. – Долго я была на томъ свeтe?

Полежаевъ. – Минуту, двe.

Арiадна. – А показалось – долго. Даже будто сонъ видeла. Черныя бабочки летали.

Полежаевъ. – Ты ужъ теперь-то потише, отдохни.

Пауза.

Арiадна. – Такъ бы вотъ лежать и лежать… Долго больной бы быть, потомъ выздоровeть… и все забыть.

Полежаевъ. – Арiадна, дорогая…

Арiадна(жметъ ему руку.) – Не сплю по ночамъ… и ослабeла. При чужихъ… Даже не такъ ночью, а проснешься утромъ, въ пять, и вотъ, бeлая вся лежишь и мучишься. А потомъ, когда умываешься, то плачешь. Это я замeтила. Но бываютъ минуты, какъ сейчасъ… вдругъ отойдетъ, и сердце станетъ чистое, свeтлое, точно сошелъ въ него ангелъ божiй. Сладко станетъ. Все забудешь. Хочется плакать, умереть. Какъ прежде, гладить эти вотъ волосы.

Полежаевъ(положилъ ей голову на колeни.) – Пора, пора… Забыть все, жить начать… какъ прежде.

Арiадна(приподымается). – Какъ прежде. (Лицо ея темнeетъ.) Это ты… какъ сказалъ.

Полежаевъ. – Иначе – гибель.

Арiадна. – Сны! Мечты!

Пауза.

Полежаевъ. – Ты говоришь, бываютъ минуты, когда ангелъ Божiй сходитъ въ сердце.

Арiадна. – Только минуты.

Полежаевъ. – А я вeрю, придетъ часъ, когда совсeмъ раскроется твоя душа… и ты все примешь, все простишь. Моя такъ называемая измeна…

Арiадна. – Это почему же?

Полежаевъ. – Твоя душа горячая, добрая…

Арiадна. – Откуда ты взялъ? Какая добрая?

Полежаевъ. – Арiадна!

Арiадна. – Предатель. Ты меня погубилъ. Лучшее, лучшее, что было… (Полежаевъ закрываетъ лицо руками.) Не могу. Уходи, пожалуйста. Въ этомъ домe я счастлива была… Добрая! А ты обо мнe помнилъ тогда?

Полежаевъ. Зачeмъ?

Арiадна. – Позови генерала, и Саламатина… всeхъ. Чтобы Лапа явилась. Уйди!

Рeзко вскакиваетъ съ дивана. Подходитъ къ окнамъ, подымаетъ шторы.

Полежаевъ(уходя). – Хорошо.

Арiадна. – Полумракъ! Мечтательность! Жалкiя слова.

Припрыгивая, вбeгаетъ Лапинская.

Лапинская(какъ бы слегка балуясь). – Ар-рi-адна, ты чего жъ это, помирать собралась? Мнe горничная говоритъ: «И совсeмъ это барыня бe-eлая лежитъ, и только ножками дрыгаетъ».

Арiадна. – Все вретъ. Ея и не было тутъ.

Лапинская. – Слушай, да ты, дeйствительно, какъ мeлъ. (Всматривается.) Вотъ что: брось ты со своимъ султаномъ возиться. Чортъ знаетъ, нeтъ, это меня возмущаетъ.

Арiадна. – Глупо. Онъ, во-первыхъ, не султанъ.

Лапинская. – Ну, далай-лама, эмиръ бухарскiй…

Арiадна. – Пристаютъ съ чепухой. И главное, у самой какiя-то таинственныя переписки, нынче восторги, завтра слезы…

Лапинская(хлопая платочкомъ по столу). – Эхъ, ты-ы, жизнь наша дeвичья.

Арiадна. – Да еще, между дeломъ, съ Сергeемъ финтишь. (Деретъ ее за ухо.) Щенокъ дрянной!

Лапинская(вертится и выкручивается). – Насчетъ Сергeя Петровича я совсeмъ даже ничего… Ни въ одномъ глазу. Въ немъ и ходы никакого нeтъ.

Арiадна. – Смотри у меня!

Входитъ Игумновъ. Въ рукe у него двe розы.

Игумновъ. – Я говорилъ, что Арiадна очухается. Она живучая! (Беретъ со стола ножницы, аккуратно срeзаетъ стебли розъ.) Ты двужильная, Арiадна?

Арiадна. – Трехжильная.

Игумновъ(Лапинской). – Сiи розы дерзаетъ поднести скромный земледeлецъ.

Лапинскаяприсeдаетъ, дeлаетъ реверансъ и насмeшливую гримасу. Беретъ розы, нюхаетъ.

Лапинская. – Одну дарю Арiаднe. Которая больше. Можно?

Игумновъ. – Ваша воля.

Арiадна. – Спасибо, Лапа. (Лапинская прикалываетъ ей розу.) Къ обeду прифранчусь.

Входитъ Генералъ, за нимъ Саламатинъ.

Генералъ. – И очень радъ видeть вновь… въ состоянiи здравомъ…

Арiадна(преувеличенно-горячо и быстро). – Да! Что жъ это киснуть вeчно… (Открываетъ окно). Благодать, свeтъ. А мы въ обморокахъ валяемся.

Генералъ. – Напрасно-съ.

Саламатинъ. – Я еще давеча говорилъ.

Генералъ. – Между прочимъ, я давно собираюсь васъ позвать, милая хозяюшка, и вашихъ друзей (обращается къ Лапинской и Игумнову; Игумновъ, улыбаясь, что-то говоритъ ей) ко мнe, запросто. En petit comitè. Можно устроить пикникъ, катанье на лодкe. Faute de mieux, поeздку на автомобилe.

Саламатинъ. – Машина новая. Сорокъ силъ.

Лапинская. – Здорово!

Игумновъ. – Бездeльники! Ну, это бездeльники. Кому покосъ, а кому автомобиль.

Лапинская. – И косите, складывайте, пожалуйста, свои копны, стога…

Игумновъ.(отпрядывая). – Виноватъ-съ, виноватъ.

Генералъ. – Покосъ – покосомъ, а развлеченiя – своимъ порядкомъ. У культурнаго человeка развлеченiя чередуются съ трудомъ. Это придаетъ жизни, какъ бы сказать, le goût de bon vin.

Арiадна(со слезами въ голосe). – «О, юность свeтлая моя!» Генералъ, у васъ вино найдется? У васъ-то, да у настоящаго, порядочнаго генерала, чтобы шампанскаго не было?

Генералъ. – Внe спора. Внe спора.

Арiадна. – Чeмъ не жизнь? Прieду, обязательно прieду… Напьюсь.

Горничная(въ дверяхъ). – Барыня, кушать подано.

Арiадна. – А пока что, у меня позавтракаемъ. Пожалуйста. Гдe Иванъ Иванычъ?

Игумновъ. – Удралъ, разумeется!

Арiадна.Кончено. Развеселая жизнь! Генералъ, вашу руку.

Всe идутъ въ столовую.

ДѢЙСТВIЕ ВТОРОЕ

Старинная бесeдка съ колоннами, у пруда, на возвышенiи; холмъ довольно крутъ; въ немъ, ниже бесeдки, нeкогда былъ гротъ; теперь входное отверстiе запирается рeшеткой; слeва родникъ съ каменнымъ водоемомъ; изъ античной маски бeжитъ вода. Золотистый, очень погожiй вечеръ. Надъ прудомъ стрекозы. Иногда проносится низко надъ водой голубая птичка. Въ бесeдкe Игумновъ, красный, разстегнувъ воротъ рубашки, и Полежаевъ

Полежаевъ. – Недавно я всталъ утромъ въ ужасно горькомъ состоянiи. Прямо пошелъ мимо пруда, и думалъ, какъ нерeдко за послeднее время, что погибаю. Вотъ. На пруду камыши есть. Когда я съ ними поравнялся, вдругъ они зашелестeли. Будто нeкоторый слабый, нeжный духъ сказалъ мнe нeчто. Я остановился. Въ горлe слезы. Вдругъ показалось, что не все еще пропало.

Игумновъ. – Ну, конечно, поэзiю развелъ. Нервы ослабeли, и все.

Полежаевъ. – Да, ужъ не очень сильны.

Игумновъ. – А, чор-ртъ. Трудно въ этихъ дeлахъ. Никуда не спрячешься.

Полежаевъ. ‑ Я и не прячусь. Все же голубая бездна надъ нами, благоуханiе покоса, сiянiе солнца передъ вечеромъ даютъ какъ бы мгновенное отдохновенiе… Интервалъ въ тоскe.

Игумновъ. – Ф-ф-у-у! (качаетъ головой).

Полежаевъ. – А иной разъ въ такую минуту взглянешь на крестьянъ, мужиковъ, среди которыхъ мы живемъ, и даже позавидуешь, какъ ясно все, какъ просто. Твердый, прямой путь.

Игумновъ. – Э-э, братецъ ты мой, хитрая штука.

Полежаевъ. – Но когда почва подъ ногами колеблется… все принимаетъ туманно-обманчивый обликъ…

Игумновъ(смeется). – Ты рeжешь свои яблони и думаешь, что нашелъ истину?

Полежаевъ. – Ахъ, ну, гдe же истину? Какiя слова! Но чeмъ-то жить надо…

Игумновъ. – Свой путь! Мнe бы, въ сущности, на покосъ надо, а вотъ сижу тутъ… и чего-то жду.

Полежаевъ. – Ты-то, кажется, крeпко… на ногахъ стоишь.

Игумновъ. – Крeпко… крeпко. Можетъ быть. Былъ я пeвчимъ, мечталъ въ театръ поступить. Собралъ бы пожитки въ кулечекъ, палку въ руки, да въ Москву, по шпаламъ. Однако, это не вышло. А случилось, что вонъ тамъ, за твоимъ паркомъ, пригнeздилась и моя усадебка. Что называется – ближайшій сосeдъ. Ты думаешь, хозяйничать очень весело? (Пауза). Ну, тоушло, какъ юность, глупость. Но одно осталось… (Смeется, какъ бы конфузливо). Въ мужицкой душe осталось желанiе… какой-то красоты, прелести… пожалуй, чего и нeтъ въ жизни.

Изъ парка выбeгаетъ Лапинская.

Лапинская. – Ужасно смeшной дяденька тутъ сейчасъ былъ. Дарья Михайловна косарямъ водки подноситъ, ну, какъ онъ усы обтиралъ, и такiе серьезные-серьезные глаза, закинулъ голову, водка буль-буль, крякнулъ и огурчикомъ заeлъ. Пресмeшной.

Полежаевъ. – Можетъ быть… мнe взглянуть на покосъ?

Лапинская. – Только тебя и недоставало. Да что это, право, здeсь всe работать собираются? Прямо рабочая артель. И мы съ Дарьей Михайловной варенье варили… вонъ тамъ у ней такая печурка устроена на воздухe…

Игумновъ(точно проснулся). – Варенье варили?

Лапинская(взглядываетъ чуть съ усмeшкой). – Да, мой ангелъ. Крыжовенное. Ваше любимое. Дабы зимой доставить вамъ скромное деревенское развлеченiе.

Полежаевъ. – Ты Арiадны не видала?

Лапинская. – Ну, твоя Ар-рiядна… Я ужъ и не знаю, гдe она теперь. Съ полчаса назадъ заeзжалъ этотъ генеральскiй юноша… на автомобилe. И тотчасъ они сцeпились. Ils étaient sur le point de поругаться. Арiадна непремeнно хотeла сама править. А онъ говоритъ: это вздоръ, вы не умeете. Ну, и она ему вдесятеро. Такъ что дeло пошло на ладъ.

Полежаевъ. – Да ужъ она выдумаетъ. (Уходитъ).

Лапинская. – Му-удритъ Арiадна. Послeднiй разъ у генерала бутылку шампанскаго вылакала. Назадъ eдемъ, она говоритъ: «Хочешь, сейчасъ подъ машину выброшусь?»

Игумновъ(какъ бы выходя изъ задумчивости). – Вы сказали: ангелъ мой. Какъ…

Лапинская. – Это я нарочно. Въ шутку, Сергeй Петровичъ.

Игумновъ. – За идiота меня считаете… Разумeется, понимаю. И все же…

Лапинская. – Ахъ, ничего не за идiота. Просто я все острю, острю. И что это, правда, со мной такое?

Игумновъ. – Вамъ захотeлось посмeяться. Больше ничего.

Лапинская(какъ бы про себя). – Да, на самомъ дeлe, чего это я все острю?

Игумновъ(улыбаясь). – Все равно. Разскажите, какъ варенье варили.

Лапинская. – Это глупо. Варили и варили. Ничего интереснаго.

Игумновъ. – Полоумiе! Нeтъ, позвольте, почему же по утрамъ, когда я прохожу подъ окномъ, гдe вы спите, то снимаю шляпу, и кланяюсь, съ идiотическимъ видомъ? И въ душe у меня звонъ въ колокола?

Лапинская(свиститъ, какъ мальчишка, сквозь зубы). – «Честь имeю васъ поздравить со днемъ вашихъ именинъ».

Игумновъ. – Начинаетъ разводить.

Лапинская. – Хорошо, другъ мой, я васъ понимаю. Я сама такая же шальная, когда влюблена.

Игумновъ. – Вы и сейчасъ влюблены. Въ кого? Въ кого вы влюблены?

Лапинская. – Oh-la-la!

Игумновъ. – Свистите, острите, издeвайтесь сколько угодно, запускайте французскiя слова, все равно, вы такъ же очаровательны и знаете это, и, какъ настоящей женщинe, вамъ нравится, что около васъ человeкъ пропадаетъ.

Лапинская. – И вовсе не очень нравится.

Игумновъ(рeзко). – Отъ кого письма получаете? Почему все время…

Лапинская(спокойно). – Отъ друга.

Игумновъ. – Да, ну…

Лапинская. – И какъ допрашиваетъ строго! Прямо помeщикъ съ темпераментомъ.

Игумновъ(глухо). – Глупо, до предeла. Разумeется, какъ болванъ себя веду. (Помолчавъ). Въ Москвe вы будете разсказывать прiятельницамъ, какъ лeтомъ въ васъ влюбился мужланъ и приревновалъ… ха… скажите, пожалуйста, какой чудакъ! Комическая фигура…

Лапинская. – Ничего не буду разсказывать. Совершенно не буду.

Игумновъ. – Во всякомъ случаe, должны. Да и правда, смeшно. Жилъ-былъ человeкъ. Попробовалъ то, другое, женился на скромной дeвушкe, поповнe…

Лапинская. – Только не впадайте въ сантиментальное восхваленiе жены…

Игумновъ. – Получилъ крошечное имeньице, и погрузился въ молочное хозяйство, въ жмыхи, сeялки, клевера.

Лапинская. – И преуспeлъ.

Игумновъ. – Преуспeлъ.

Лапинская. – Нивы его стали тучны, овцы златорунны. Житницы…

Игумновъ. – Все перебиваете.

Лапинская. – И вотъ предстала предъ нимъ дeва изъ земли Ханаанской, собою худа и плясовица, и многимъ прельщенiемъ надeлена. Онъ же захотe преспать съ нею. Однимъ словомъ… ну, дальше я не умeю. Только ничего не вышло. Лишь себe напортилъ.

Игумновъ. – Вотъ именно. А она укатила, все такая же счастливая, веселая.

Лапинская. – Ошибка! Она уeхала, и все попрежнему не знала… одного не знала…

Игумновъ(кротко). – Кого бы еще въ себя влюбить.

Лапинская(смотритъ на него внимательно и какъ бы съ грустью.) – Она не знала, любитъ ее другъ, или не любитъ?

Игумновъ. – Конечно, любитъ.

Лапинская(совсeмъ тихо.) – А она сомнeвалась. И все острила, все дурила…

Игумновъ. – Она была… прелестная.

Входитъ Дарья Михайловна.

Дарья Михайловна (раскраснeлась отъ варки варенья, голова повязана платочкомъ, сверхъ платья передникъ. Въ рукахъ держитъ блюдечко). – А вы-таки сбeжали, Татьяна Андреевна. Не дождались вишенъ, да и крыжовникъ безъ васъ дошелъ. Боялись, что пожелтeетъ. А видите, какъ прелесть. Смотри, Сережа, прямо зеленый, точно сейчасъ съ вeтки. (Протягиваетъ блюдце съ горячимъ еще вареньемъ.)

Игумновъ. – Зам-мeчательно!

Лапинская(беретъ ложечку). – Я люблю сладости. Можно?

Дарья Михайловна. – Пожалуйста.

Лапинская быстро и ловко смахиваетъ въ ротъ все варенье.

Игумновъ(смeется). – Только мы его и видeли. Ничего не оставила?

Лапинская. – Что жъ на него смотрeть.

Игумновъ. – Цо-ппъ! И пустое блюдечко.

Дарья Михайловна. – Какъ ты странно говоришь. Будто упрекаешь Татьяну Андреевну. Я затeмъ и принесла, чтобы пробовали.

Игумновъ. – Да, странно. Конечно, странно. (Смотритъ въ сторону.)

Дарья Михайловна(садится). – Тутъ такое мeсто красивое, посидeла бы, да некогда. Мужики говорятъ, нынче молодого сада не выкосить. Трава буйна. И понятно, просятъ еще водки. (Игумновъ молчитъ.) Да, забыла тебe сказать: заeзжали изъ лавки, отъ Сапожкова, въ среду теленка рeжутъ, предлагаютъ телятины. Что жъ, по-твоему, взять?

Игумновъ(не сразу). – Какъ знаешь.

Дарья Михайловна. – Теленокъ хорошiй, поеный. Это ужъ я знаю. А у Аносова опять Богъ знаетъ что дадутъ. Какъ ты посовeтуешь? (Игумновъ молчитъ.) Сережа, ты слышишь?

Игумновъ. – Слышу.

Лапинская. – Ну что жъ, вамъ русскимъ языкомъ говорятъ, брать у Сапожкова или нeтъ?

Игумновъ(рeзко встаетъ). – Да ну ихъ къ чорту, всeхъ вашихъ Сапожковыхъ, Телятниковыхъ, Собачниковыхъ.

Дарья Михайловна. – Чего же ты…

Игумновъ. – Мнe это надоeло. Понятно? Смертельно надоeло. Покупайте телятину, баранину, свинину, я пальцемъ не пошевельну. (Уходитъ.)

Дарья Михайловна. – Разсердился! Что такое? (Смущенно.) Правда, какой нервный сталъ. Изъ-за пустяка вспыхиваетъ…

Лапинская. – Эти великiе визири всe такiе.

Дарья Михайловна. – Какiе визири?

Лапинская. – Ну, мужья. Воли много забрали.

Дарья Михайловна. – У Сережи, правда, характеръ горячiй, но всегда онъ былъ добръ со мной. А послeднее время… Такъ непрiятно. Ему будто все скучно, апатiя какая-то. Говоритъ, мы здeсь страшно опустились.

Лапинская. – Всe они жалкiя слова говорятъ.

Дарья Михайловна. – Конечно, здeсь не столица… И многаго ему нехватаетъ. Онъ очень музыку любитъ… Теперь его интересуетъ новые танцы, вотъ, какъ вы танцуете.

Лапинская. – Наши танцы всe ф-ф, мыльный пузырь.

Дарья Михайловна. – Я его даже понимаю. Да что подeлать? Мы не можемъ жить въ городe.

Входятъ Машинъи Полежаевъ.

Машинъ. – Прямо, знаете, Леонидъ Александровичъ… надо бы сказать… посовeтовать. (Кланяется Лапинской, Дарьe Михайловнe.)

Полежаевъ. – Иванъ Иванычъ недоволенъ…

Машинъ(дамамъ). – У меня въ жнеe шестеренька поизмоталась… думаю, у сосeда не нашлось бы. Только, на московское шоссе выeзжаю, изъ-за поворота… да… автомобиль. Вороненькiй мой въ сторону, дрожки совсeмъ было набокъ… я-то удержался, все же. Помиловалъ Богъ.

Дарья Михайловна. – Чей же это автомобиль?

Машинъ. – Генераловъ, какъ есть… генераловъ. И такъ, знаете ли, мчался… просто пыль… тучей. Точно бы мнe показалось – Арiадна Николаевна за управляющаго. Молодой же человeкъ этотъ, господинъ Саламатинъ, сзади, на сидeньe.

Лапинская. – Арiадна покажетъ…

Дарья Михайловна. – Мнe сегодня говоритъ: хочу, говоритъ, попробовать, какъ это сто верстъ въ часъ eздятъ.

Машинъ(Полежаеву). – Да… ну, а насчетъ шестереньки какъ же? У васъ-то, запасная найдется? Машина та же… Адрiансъ-платтъ.

Полежаевъ. – Вeроятно… Конечно. Я думаю, найдется. Хотя, говоря откровенно, и самъ не вполнe знаю, что у насъ есть, чего нeтъ.

Лапинская. – Иванъ Иванычъ, а что вы думаете о любви?

Машинъ(недоумeнно смотритъ не нее). – Я говорю: шестереньки нeтъ ли…

Лапинская. – А я васъ спрашиваю, каковъ вашъ взглядъ на любовь.

Машинъ(Полежаеву). – И номеръ помню: сто семьдесятъ, а.

Лапинская(сбeгаетъ къ водоему). – Прямо, со мной и разговаривать не желаетъ.