355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Борис Конофальский » Инквизитор. Башмаки на флагах. Том второй. Агнес » Текст книги (страница 5)
Инквизитор. Башмаки на флагах. Том второй. Агнес
  • Текст добавлен: 28 апреля 2021, 15:01

Текст книги "Инквизитор. Башмаки на флагах. Том второй. Агнес"


Автор книги: Борис Конофальский



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Волков, отбив очередной удар алебарды – на сей раз бандит его пытался заколоть – сделал выпад на бородатого. Тот отпрянул, а кавалер, пока появилась пара мгновений, развернулся и, стиснув зубы от боли в ноге, кинулся прочь, побежал, хромая, к Максимилиану и его здоровяку. Пока бородатый и бандит с алебардой поняли, что происходит, пока кинулись следом, Волков был уже в пяти шагах от здоровяка.

– Шульц, сзади! – кричал бандит с алебардой, топая сапожищами за кавалером.

– Сзади, сзади Шульц! – надрывно орал бородатый, тоже торопясь за ним.

Но не докричались они, не успели немного. Шульц уже повернулся к Волкову, изобразил удивление и попытался поднять свой большой фальшион. Но Волков рубанул его по руке. Дотянулся.

Шульц заорал, роняя оружие, и тут же получил колющий удар в горло. Это Максимилиан постарался. Убил его одним ударом.

– Под левую руку! – кричал кавалер, оборачиваясь к догоняющим его разбойникам.

Но Максимилиан полез не туда.

– Под левую мою руку, болван! – продолжал кричать Волков.

И Максимилиан услышал, стал чуть сзади его левого плеча. Все остановились – и Волков с Максимилианом, и разбойники. Стояли, переводя дыхание. Не будь у врагов алебарды, им было бы легче, но этот длинный топор в сильных руках бандита всё портил.

Волков это понимал, чего уж тут непонятного. А ещё три разбойника уже загнали Увальня к воротам и просто рубили его, он почти не отбивается, отталкивает своих противников древком, и всё.

Бабы на улице всё орут и орут, зовут стражу, но стражи нет.

Волков чуть поворотил голову к Максимилиану и говорит так, негромко, чтобы слышал лишь он:

– Около моего коня, вот там, пистолет, как они начнут, делайте вид, что бежите. Зарядите его, слышите?

– Да, кавалер, – так же шёпотом отвечает молодой знаменосец.

Ждать долго не пришлось. Едва Максимилиан договорил, бородатый, видно отдышавшись, махнул тесаком: вперёд. И разбойники кинулись на Волкова. А Максимилиан кинулся прочь. Словно убегал в проулок.

Сразу пришлось уворачиваться от алебарды. Опять этот здоровый мужик наседал, передохнуть не давал.

«Продержаться бы, пока он зарядит пистолет!»

Волков всё ждал, пока он это мерзавец «просядет», хоть чуть замешкается при выпаде, даст ему хоть один шанс, чтобы скользнуть мечом по древку и разрубить разбойнику руку, да какой там… Бандит опытен. Да и бородатый не дает и движения лишнего сделать. Волков только отходил, только отбивался.

«Да где же этот Максимилиан с пистолетом!?»

И чудом, чудом он сильным ударом меча отвёл алебарду, когда бандит хотел проткнуть ему левую ногу, и тут же, опять же чудом, отвел рубящий удар бородатого, который решил ему раскроить голову ударом справа. Когда тебя пытаются убить, а ты ждёшь помощи, время тянется на редкость неторопливо, словно выжимая из тебя все силы и последние надежды.

«Ну, где же Максимилиан, чёрт его задери!?»

Ему уже не хватало воздуха, хотя и враги его заметно притомились, но всё равно были ещё рьяны.

И тут он увидал Максимилиана. Тот шёл быстрым шагом, подходил со спины к его врагам. В одной руке меч, в другой… Пистолет!

Спокойно подойдя к алебардщику сзади, он поднял пистолет.

– Бородатого! – крикнул Волков, так как именно он был у разбойников главным.

Но колёсико уже высекало искры. Ретивый разбойник и тут успел обернуться, но, кажется, даже удивиться ему не пришлось; порох выплеснул ему прямо в лицо дым, пламя и железную пулю, которая, разнеся ему лицо, вырвала кусок затылка, забрызгав кровью и Волкова, и бородатого.

Бородатый на то взглянул раздосадовано, и тут же получил хороший укол от Волкова. Кавалер дотянулся в длинном выпаде и воткнул меч ему в левую руку, чуть выше локтя.

Бородатый отскочил, схватился за рану. Огляделся. Нет, дураком не был, ещё дым не рассеялся, а он уже быстро уходил в проулок, на ходу наотмашь рубанув Максимилиана своим тесаком. Бил в голову, но юноша успел закрыться, и удар пришёлся на руки, в которых он держал пистолет и меч. А там, спасибо сеньору за подарок, рукава ламбрийской кольчуги, удар они выдержали, кости тоже. Ну а боль с синяками пройдёт.

Волков хотел пойти догнать бородатого и обязательно, обязательно убить его, причём убивать его болезненно и долго, но сил у него не было совсем. Рёбра болели справа, левое плечо ныло, нога опять же, куда же без неё, и, главное, ему не хватало воздуха. Кажется, он стар становился. Как старику ему не хватало дыхания.

– Лекаря, – неслось на улицей, – лекаря зовите!

– Лекаря и стражу! – доносилось из сумерек с другого конца улицы.

А он стоял, опираясь на меч, тяжело дышал и больше ничего сделать не мог. Даже говорить сейчас не мог.

Глава 9

Александр Гроссшвюлле сидел на коленях на мостовой. Весь, весь он был в крови. Его большая алебарда лежала перед ним. А он, на удивление безучастно, рассматривал свои изрубленные руки. Почти всё лицо его, особенно левая часть, было в рассечениях; рассечениях глубоких, на левой скуле даже кости лица были видны. Кровь стекала на подбородок и оттуда на кирасу. Волков, пряча меч, подошёл к нему, присел рядом, стал осматривать раны:

– Ничего, ничего, глаза целы, это главное. Останутся шрамы, но это ерунда, красавчиком вы всё равно не были. Чёрт! – кавалер поглядел на его изрубленные руки. Особенно плоха была левая рука. Волков вскочил и заорал: – Телегу мне! Талер за телегу!

Из домов стали выбегать люди, они уже несли лампы, так как сумерки почти превратились в ночь. Они ужасались. По всей улице убитые люди и кони. Они шептались:

– Это фон Эшбахт?

– Он. Я его узнал. А это люди его.

– А с кем же они бились?

– Да почём же мне знать!

– Может, горцы?

– Может, и они.

Но Волков всё кричал:

– Есть у кого телега?

– Господин, у меня тачка, – отвечал молодой горожанин. – Этого господина я смогу отвезти на ней к доктору Берку.

– Да-да, – соглашались другие люди, – отвези истерзанного господина, Ганс, доктор Берк тут недалеко живёт и недорого берёт.

Пока Ганс вывозил из подворотни свою тачку, на которой развозил днём овощи, пока все вместе на неё укладывали Увальня, появился пристав с двумя стражниками. Он стал выяснять, что произошло, попытался поговорить с Волковым, но кавалер был с ним груб.

И тогда пристав говорил с Максимилианом. А как узнал от него всё, так тут же послал людей к коменданту и начальнику городской стражи. А заодно сказал им забежать к первому городскому судье.

А Волков тем временем уже хромал возле тачки, на которой горожанин Ганс вёз Увальня к доктору. Волков держался за борт тачки. Он бы взял Увальня за руку, не будь руки того так изрублены. Впереди и позади тачки шли люди: и мужчины, и женщины. Несли фонари, освещая тёмные улицы, возбуждённо разговаривали. Другие горожане, прервав ужин, открывали окна и кричали сверху:

– Эй, Дитрих, какого чёрта вы не спите? И куда вы все собрались?

– У нас на улице был бой, куча убитых! – радостно сообщал Дитрих.

– А кто с кем дрался?

– Говорят, какие-то бриганты напали на господина фон Эшбахта и его людей, и тот с ними бился прямо на нашей улице! Куча убитых, вся улица в убитых! Уже стража прибежала, говорят, что послали за комендантом и судьёй, – рассказывал горластый горожанин.

– А куда вы идёте?

– Везём израненного человека фон Эшбахта к доктору Берку.

– Что за глупцы! – кричали из другого окна. – Доктор Берк болван, он и лишай не вылечит. Везите раненого к доктору Вербенгу. На Капустную улицу! Подождите, я с вами!

Пока добрались до доктора Берка, уже собралась толпа человек в сто. Всё были возбуждены, все переговаривались. Многие кинулись помогать заносить Увальня к доктору в дом.

Доктор Берк и вправду оказался болваном.

– Что вы делаете? – рычал кавалер, видя, как доктор собирается заматывать раны на руках тряпками. – Вы что, не собираетесь сначала их промыть?

– А зачем? – спросил доктор. – Да и чем их промывать?

– Не знаю, – Волков вспоминал, чем промывал раны брат Ипполит. – Отваром чистотела или раствором прополиса.

– Нет у меня ничего такого, – признался доктор. – Да вы не волнуйтесь, сейчас на малые раны наложим бинты, а большие раны смажем мазью с кошачьей слюной, они зарастут так быстро, что вы и выспаться не успеете.

– А с этим что вы собираетесь делать? – спросил кавалер, указывая на торчащую из кисти руки Увальня белую кость.

– По опыту скажу, что если Господу будет угодно, то само всё срастётся, – заверял его доктор Берк. – А если нет, то – нет.

– Дурак! – Волков поднёс к носу доктора кулак. – Разбить бы тебе морду.

– Так за что же? – искренне удивлялся доктор.

– За то, что время с тобой потерял! – заорал кавалер. – Эй, люди, берите раненого, где живёт доктор Вербенг?

Доктор Вербенг, что жил на Капустной улице, был доктором, несомненно, иного уровня. Он был немолод и опытен. Сразу велел служанке ставить воду на огонь и говорил Великову, оглядывая раны Увальня:

– Нет нужды волноваться, господин фон Эшбахт, я сделаю всё, что нужно.

– Вы умеете зашивать раны?

– Не волнуйтесь, я всё умею. Эй, люди, кладите раннего на стол. Сначала нужно его раздеть. А вы господин Эшбахт, ступайте по делам, раньше рассвета не возвращайтесь, работы тут много.

Волков смотрел на него с подозрением; уж очень он волновался за Александра, боялся, что костоправ-неумеха сделает из молодца калеку. Но кажется, что этот доктор понимал, что делал, поэтому стоять над душой у него он не хотел.

– Я вернусь, а вы уж постарайтесь, – говорил он весьма обещающим тоном.

Доктор в ответ только поклонился.

Кавалер вернулся на улицу Святого Антония, а там полно народа.

Комендант города, капитан городской стражи, он обоих знал, они уважали его, а он их. Также был всякий иной люд, в том числе кавалер увидел главу гильдии оружейников и других нобилей. Приехал и господин Кёршнер, привел с собой полдюжины вооружённых слуг. Но к военным господа нобили пока не приближались – понимали, что те заняты делом. Даже Кёршнер не лез к кавалеру с расспросами по-родственному, ждал, пока тот обратит на него внимание. Но Волкову и офицерам было не до зевак, даже до знатных.

Всех убитых, а их было пятеро, сложили у стены. Фон Клаузевица положили отдельно. А к забору напротив были привязаны две живые лошади – одна Максимилиана, вторая фон Клаузевица. Одна была ранена. Лошадь Волкова и лошадь Увальня были убиты. Тут же у забора было сложено найденное оружие.

Комендант, старый солдат, поклонился ему вежливо, просил осмотреть убитых.

Волков молча осмотрел убитых бригантов. Максимилиан ходил за ним, тоже разглядывал мертвецов. Первым лежал тот, которому фон Клаузевиц загнал меч в подмышку. Он тогда бросил алебарду и ушёл, да видно недалеко. Второй был убит Волковым, исколот стилетом. Стилет в двух местах пробил бригантину бандита. Один прокол темнел кровью прямо у сердца.

«А рука-то у меня ещё крепка».

А третий и четвёртый – дело рук Максимилиана. Одному он разнёс голову выстрелом из пистолета, второго зарубил, когда тот отвлёкся на атаку кавалера.

«Мальчишка-то вырос. Молодец. Рука уже не дрожит, как в подвале в Хоккенхайме».

– Должен быть ещё один, – сказал кавалер коменданту, указывая на забор, – он был там, я попал ему в бок. Он не должен был далеко уйти.

Тут же два стражника пошли смотреть за забор, а комендант спросил:

– Кавалер, а сколько бригантов было вообще?

– Девять, кажется, – ответил Волков.

– А вас сколько? Всего четверо? – со значимостью спросил старый комендант.

В другой раз Волкову были бы приятны эти значимость и видимое уважение в вопросе. Но сейчас, когда тут, в пяти шагах от него, лежал на мостовой, рядом со своим мечом, его чемпион, молодой рыцарь Георг фон Клаузевиц, ему это не очень-то это польстило. Он просто молча кивнул.

«Да. Четверо».

– Все городские ворота закрыты, – произнёс, подходя к ним капитан городской стражи. – Сейчас я начну проверять все кабаки города. Может, кого и найдём.

Тут пришли два стражника, что были за забором, принесли арбалет и пару болтов:

– Вот, нашли там, но самого стрелка там не было.

Комендант указал, куда им положить арбалет.

– Арбалетчик был ранен? – уточнил комендант города.

Волков молча кивнул.

– Если среди них есть раненые, они будут искать лечения, – предположил комендант.

– Да, верно. Пошлю людей ко всем докторам и лекарям, чтобы сообщили о подозрительных людях, – произнёс капитан стражи.

– А сможете вы, господа, обыскать дом графа? – вдруг спросил у них Волков.

Комендант и капитан переглянулись. Шутка ли, обыскать дом самого графа. Оба молчали, но коменданту, как старшему, пришлось отвечать:

– Только если бургомистр прикажет или первый городской судья.

– Тогда вы никого не найдёте, – спокойно произнёс кавалер. – Можете распустить людей по домам спать.

И как раз вовремя на улице появилась дорогая карета и форейторы с факелами впереди неё.

– А вот и он сам, – произнёс капитан стражи.

– Кто? Бургомистр? – удивился такой карете Волков.

– Нет, бургомистр у нас ещё не так богат, это наш первый судья, – сказал комендант.

С первым судьёй города Малена, с господином Мюнфельдом, Волков тоже был знаком, не раз судья на пирах сидел с ним за одним столом.

– Друг мой, – протягивал к нему руки судья и обнимал его, -как услыхал об этом злодеянии, так сразу приехал сюда. Соболезную вам, дорогой наш господин фон Эшбахт. Говорят, что в схватке с бригантами, с этими подлыми разбойниками, погиб ваш человек.

– Мой лучший человек, мой чемпион, – отвечал кавалер.

Судья подошёл к лежащему на мостовой рыцарю, стал креститься:

– Господь да примет душу этого славного юноши. Думаю, что эти бриганты не из наших мест, но клянусь, я сделаю всё, чтобы выяснить, кто зачинщик этого злодеяния, – говорил господин Мюнфельд.

Волков видел, как комендант и капитан стражи оба переглянулись и невесело усмехнулись. Но что ему было не до усмешек, он просто спросил судью:

– Вы можете дать санкцию на обыск дома графа?

– Что? – судья, кажется, даже не понял вопроса.

– Думаю, что живые бриганты срываются в доме графа, – разъяснял ему ситуацию кавалер. – Среди них есть раненые.

На улице было темно, лишь свет ламп горожан освещал местность, да догорающие факела стражи, но даже в этом свете Волков видел, как поменялось лицо судьи. Как сразу всё тут ему стало неинтересно и скучно, и убитый молодой рыцарь уже мало его волновал, и он отвечал с заметной меланхолией в голосе:

– Друг мой, сие вопрос политический, и разрешать его не в моей власти, пусть на то бургомистр даёт добро, а уж я тут не при чём. Совсем не при чём.

– Политический? – переспросил кавалер.

Судья только развёл руки, демонстрируя своё бессилие перед обстоятельствами.

Глава 10

Стражники, кажется, в тот вечер все трактиры и кабаки перевернули.

У всех ворот были; опрашивали, кто последний выходил из города. Никого из стражи домой не отпустили, на стены свободных поставили для верности – ловкачи могли со стен спуститься по верёвкам.

Ещё до полуночи к месту приехал и бургомистр. Почему поздно приехал, да потому что сначала, как узнал о случившемся, так поехал он к епископу посоветоваться. И тот наказал ему привезти кавалера к себе.

– Ждёт он вас, друг мой, не спит, – ласково говорил первый консул города.

К тому времени Волков уже совсем силы потерял, молчал всё больше, не мог уже ни злиться, ни ругаться, но вопрос свой бургомистру всё равно задал:

– Вы дадите распоряжение обыскать дом графа?

– Нет, – сразу ответил господин Виллегунд, – такой серьёзный вопрос может решить только совет города. Но не надейтесь. Никто не осмелится даже голосовать за такое, обыскивать дом графа. Нажить такого врага никто в здравом уме не решится.

«Ну хоть не юлит».

Приехала телега.

– Я распорядился отвезти тело несчастного рыцаря для омовения, – сказал бургомистр. – Епископ уже послал людей, чтобы начали читать над ним панихиду. Об этом не беспокойтесь. Поедемте к епископу, он ждёт вас.

Волков не без труда влез в бедную карету бургомистра. Максимилиан ему помогал. И в сопровождении четырёх стражников с сержантом они поехали в дом епископа.

Бургомистр сначала думал с ним говорить, расспрашивать или успокаивать, но, видя его мрачное настроение, разговорами донимать передумал. Доехали до дворца епископа быстро. Было тут недалеко.

Отец Теодор встретил в прихожей, не поленился спуститься. Обнимал тепло, приговаривая:

– Сие все приличия переходит. Буду писать брату моему, епископу вильбургскому, и самому курфюрсту писать буду.

Волков усмехнулся:

«Вот уж оба они и порадуются».

– И бургомистр напишет герцогу, – продолжал отец Теодор. – Виданное ли дело, устраивать нападения на видных персон прямо в городских стенах.

– Что за пример граф показывает другим господам, – поддакивал бургомистр. – Этак любое дело можно решить наёмными бригантами. Ни совет городской не нужен, ни суд. Нанимай разбойников, да режь соперника на улице.

Так за разговорами, медленно из-за епископа, они поднялись по лестнице и, войдя в залу, где горел камин, расселись в кресла.

– Ваши люди, кроме фон Клаузевица, живы?

– Один порублен, но жить будет, – ответил Волков.

– Жаль молодого рыцаря, фамилия-то бедная, но славная. Думаю послать к его старшему брату человека с сообщением, – продолжал епископ. – Я сам прочитаю панихиду по нему.

– Все расходы по похоронам город оплатит, совет не посмеет артачиться, – сказал бургомистр.

«Ну, а теперь к делу, господа, не для этих панихид вы меня сюда звали».

Так и вышло, слуга принёс им вино и закуски, ушёл, и епископ, даже не притронувшись к своему бокалу, заговорил:

– Вижу, что спокойны вы, кавалер. Думаю, что слушаете вы нас, слушаете, а сами для себя всё уже решили. И вот хотели бы мы знать, что вы решили.

Волков взял свой стакан, стал вертеть его в руках, ничего не отвечая на вопрос.

– Думаем мы, что вы отважитесь на поступок, что повредит вам сильно, – предположил бургомистр.

– Может, и повредит, но кем я буду, если не отвечу на удар? – спросил у него Волков. – Так всякий думать будет, что меня безнаказанно бить можно.

– Уж никто так не думает, – заверил его господин Виллегунд, – иначе как в превосходных степенях о вас сейчас никто и не говорит. Слыхано ли дело, вчетвером дюжину добрых людей одолеть.

Но ни лесть, ни честное восхищение его сейчас не трогали:

– Их было десять, и были они разбойники, – ответил кавалер, но сам сомневался в своих словах, уж больно умело людишки те владели оружием. Нет, не от дорожного промысла были те люди.

– Рыцарь, – вкрадчиво заговорил епископ, – бургомистр волнуется. И волнуется обоснованно. Боятся господа советники, что развяжете вы тут войну.

– Так она, вроде, уже и развязана, – заметил Волков. – Бои у вас в городе уже идут, бургомистр.

– Всё так, да, всё так, но прошу вас не усугублять, прошу вас не нападать на дом графа, – заговорил первый консул города Малена.

– Не нападать? – удивился кавалер. – Так там, мне кажется, и сидят убийцы фон Клаузевица. И мерзавец фон Эдель, которого я подозреваю в организации нападения, там же сидит.

– Да, возможно сие правда, но советники очень обеспокоены. Очень. Уже они собрались и решили поставить стражу у дома графа, – предупредил бургомистр.

– Как проворны ваши советники, когда им страшно, – усмехнулся Волков. – Ночь на дворе, а они уже собрались и всё решили.

– Дорогой мой кавалер, коли вы решили с графом сводить счёты, то прошу вас делать это за стенами города.

– Граф делает это прямо в стенах! – воскликнул Волков.

– Прошу вас, кавалер, – произнёс бургомистр, – боюсь, что этим вы напугаете советников ещё больше, и тогда фон Эдель добьётся своего.

– А чего же он добивается?

– Добивается он того, чтобы вам воспретили въезд в город, – произнёс бургомистр, чуть помедлив.

«Мерзавец, что же ты днём мне этого не говорил».

А тут и епископ заговорил:

– И замок графа брать не следует, этим вы всех против себя ожесточите. За глаза вас и так местные сеньоры величали не раз раубриттером. Жаловались на вас.

– Никого из местных я не трогал.

– Верно, но они считают, что вы ворошите осиное гнездо за рекой, от которого все вокруг пострадать могут.

Волков посмотрел на попа тяжело и вздохнул:

«Уж не тебе, чёртов поп, о том говорить. Сам меня на это только и подстрекал».

– Нет-нет, – словно прочитал его мысли епископ, – я-то вас в этом не упрекаю сын мой, я-то как раз не против, но послушайте меня, старика, сейчас не отвечайте графу на подлость грубостью.

– Именно так, – поддерживал его бургомистр.

– Вы рыцарь Божий, сиречь Божий агнец, ангел, что злобы не имеет.

– Пролагаете мне всё забыть?

– Мы ответим иначе, – снова заговорил бургомистр. – Забегу вперёд и скажу вам, что совет уже решил, что выделит треть надобной суммы для постройки дороги до ваших владений. Как сатисфакцию за нанесённое вам в стенах города оскорбление.

«Это дорога вам уже нужна больше, чем мне. Очень вы хотите добраться до реки, до пристаней. А преподносите это как сатисфакцию. Видно, понравился вам дешёвый уголь, уже наверно купчишки ваши думают сами сюда его возить».

– И когда же совет успел принять это решение? – язвительно спросил кавалер.

– Совсем недавно, – уклончиво отвечал первой консул. – Осталось лишь утром решение совета оформить официально.

– Вот видите, – сказал епископ, – вот вам и ответ графу. Да и фон Эделя сильно покоробит это решение городского совета.

– Вы сказали, город даст треть суммы, – произнёс Волков, – а остальные деньги кто даст?

– О, об этом не волнуйтесь, дорогой фон Эшбахт, – уверил его господин Виллегунд, – на сей раз желающих войти в концессию предостаточно.

Когда бургомистр откланялся, епископ, тяжко вставая из своего кресла, говорил кавалеру:

– Помните, я говорил вам, что вам будут целовать руки и кланяться, пока вы будете побеждать?

– Помню, – отвечал кавалер.

– Считайте, что сегодня вы одержали ещё одну победу. Сатисфакция! – старый епископ засмеялся. – Купчишки нашли причину строить дорогу, хоть граф и сильно противился этому. Только не испортите всё глупым желанием отомстить сразу. Умейте терпеть, умейте ждать. Да, ждать и терпеть. Надо быть очень умным. Умным и терпеливым. Тем более, когда имеешь дело с такими змеями, как Малены. Но сейчас они своей этой глупостью, этим разбоем, дали нам хорошие возможности. И мы их не упустим. Обещаю вам, кавалер. Ступайте спать, завтра мы нанесём графу большой ущерб. Он ещё пожалеет, что осмелился на такое.

К Волкову подошла монахиня и сказала:

– Ваши покои готовы, господин. Ваш человек уже спать лёг.

Да, у него были во дворце епископа покои, но, кажется, он уже хотел иметь в городе свой дом. Чтобы не ютиться в гостях, а приезжать к себе. Но для этого нужно, чтобы перед тобой горожане не затворяли ворота, как перед буйным и безрассудным. Поэтому в дом графа он, конечно, врываться не будет. Старый поп прав, надо подождать.

Утром уже приехал брат фон Клаузевица с женой, с ним была и сестра. Это бургомистр отправил к ним посыльного ещё ночью. Волков и епископ говорили с ними, утешали женщин, как могли. Брату же кавалер сказал, что Георг был примером всем остальным молодым господам. И что он сам вызвался быть его чемпионом бескорыстно в трудный момент, хотя Волков его о том и не просил.

– Он всегда был таким, – говорил брат.

Родственники не спрашивали у него, кто был виновен в смерти Георга. Нужды в том не было. Весь город, весь, так и исходил слухами, что в злодеянии этом виновен граф и лично его придворный, фон Эдель.

– Уж и не знаю, как фон Эдель будет выбираться из города, если он ещё тут, – говорил шёпотом бургомистр Волкову. – Люди злы, и все на вашей стороне, кавалер. Все жалеют молодого фон Клаузевица. Сегодня на рыночной площади какие-то наглецы кричали, что надобно графу запретить въезд в город, раз он так бесчинствует.

Говорил он это таким тоном, что Волкову стало понятно, что не без участия бургомистра в городе так кричали.

«Надо же, бургомистр норовит прямо-таки лучшим другом моим стать, впрочем, друг мне сейчас никак не помешает».

Родственники были не против, и епископ решил читать панихиду нынче, отпевать молодого рыцаря прямо сейчас. Ну, а что тянуть. В кафедральном соборе епископ велел звонарю играть траурный звон. Рассвело едва-едва, а весь город уже всё знал.

Не то, что в церкви было людно – на площади перед кафедралом было не протолкнуться. Те, кого служки и стража не пускали в храм, всё равно не уходили с площади.

Вся городская знать сошлась в церкви. Была и чета Кёршнеров.

С ними был их старший сын. Пришли соболезновать ему и семье фон Клаузевиц. Но Волков знал, что пришли они сидеть в первом ряду на панихиде. От этого ему стало тошно. Но… Отказать он им не мог. И когда служки всех рассаживали, Волков сказал, что это его родственники. Кёршнеры посему сидели в первом ряду с ним, с родственниками убиенного, с бургомистром, с членами совета города, с судьёй и капитаном стражи.

Когда всё готово было и гроб с рыцарем вынесли к кафедре, вышел епископ в своём лучшем облачении. Был он бледен и грустен. Но читал ритуал без запинки, звонко, вел дело со знанием. Старик был ещё хорош. Никто не усомнился бы в его здравом уме в его немолодые годы.

Отчитав панихиду, отец Теодор взошёл на кафедру:

– Прежде, чем всякий пожелает попрощаться с невинно убиенным юношей, что даже не успел связать себя узами брака, хочу сказать вам, дети мои, вот что: пусть тот, кто виновен в смерти его, не надеется на прощение. Не отсидится он в тишине. Не замолит сей тяжкий грех. И вина того, кто держал оружие, убившее этого молодого человека, меньше вины того, кто оплатил сие злодеяние. Да-да, дети мои, тот, кто платил, тот и есть истинный убийца. И по полной мере будет отпущено ему, ибо каждому воздастся за содеянное. Не в этом мире, так в мире ином, мире справедливом. Бойся, лукавый человек, не спрячешься ты от глаза Господнего. Ответишь ты за смерть юноши славного и честного. Ответишь, так или иначе.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю