Текст книги "Очертя голову, в 1982-й (Часть 2)"
Автор книги: Борис Карлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)
– Этого не может быть. Они этого не могут знать.
Павел Андреевич налил себе молока из стоящего на ночном столике кувшина. Медленно выпил, утёр губы расшитой салфеткой.
– Пуся, они знают. Они знают всё, что здесь написано, и ещё многое другое.
– Ты должен их найти.
– Должен найти... Пуся, я уже никому не могу доверять. Юра уже генеральный; я не могу к нему обратиться; из Комитета вообще ни к кому нельзя...
– Но... что ты собираешься делать?
– Утро вечера мудренее. Давай спать.
Ещё одно вторжение,
степень бесцеремонности которого
мы не берёмся оценивать
ввиду своей полной растерянности
"Давай спать", – прозвучало в динамике, Владилен Казимирович щёлкнул тумблером и размял в пальцах новую папиросу.
В огромном богатом кабинете за своим рабочим столом сидел председатель Комитета государственной безопасности СССР генерал-полковник Змий. Над его головой висел портрет Железного Феликса – человека с горячей головой и холодным сердцем. На стенах были развешены подарки, среди которых бросались в глаза мощный хлыст с золочёной рукояткой и прибитый гвоздём окаменевший тульский пряник.
По правую руку от Змия, за длинным совещательным столом, сидел его референт Феликс Петрович Коршунов.
Перед ними на ковре стоял, вытянувшись по стойке "смирно", связист, очень немолодой подполковник по фамилии Хромов. Не обращая на него внимания, Змий разговаривал со своим референтом.
– Кто ещё в курсе этого дела?
– Капитан Рахметов. Он находился на дежурстве в аппаратной во время записи.
– Он слышал?
– Слышал и немедленно доложил подполковнику Хромову, своему непосредственному начальнику.
– Где он сейчас?
– Продолжает нести службу.
– Это правильно. Хорошо.
Змий пристально и тяжело посмотрел на вытянувшегося по струнке Хромова.
– Всё понимаете?
Хромова от напряжения передёрнуло, он не смог произнести ни звука.
– Ничего, я вижу, вы понимаете. Утечка информации повлечёт за собой тяжкие последствия. Вплоть до моего приказа вы будете один, бессменно вести запись. По телефону вы сообщите семье о длительной командировке. Впрочем, нет: слово "длительной" употреблять не следует. Я запрещаю вам любые контакты помимо контактов со мной и моим помощником Коршуновым.
Хромов перевёл взгляд на Коршунова и задрожал головой, пытаясь кивнуть.
– Сейчас: примите душ. Здесь, в соседней комнате. Затем смените капитана Рахметова и пришлите его ко мне. Не одного, под конвоем.
Хромов не сдвинулся с места, потому что слова "можете идти" ещё не прозвучали.
– Должен вас предупредить... – негромко заговорил генерал, глядя подполковнику в глаза. – Я знаю, у вас хорошая и дружная семья. Поздний ребёнок. Нужно уметь ценить своё счастье. Ваша жена, ваш ребёнок... девочка... она такой пупсик! Надо об этом помнить. Всегда.
Хромов побледнел, взмок и покрылся пятнами.
– Никто... Ничего... Не узнает.
– Можете идти.
Развернувшись, Хромов нетвёрдым, но строевым шагом, более похожим на шаг разжиревшей цапли, удалился.
– Что скажете? – обратился генерал к референту.
– Этот будет молчать.
– Тот, второй?
– С капитаном Рахметовым несколько сложнее. Парень из детдома, живёт в нашем общежитии. Помещение оборудовано под спортивный зал. Не имеет ни гомони гетеросексуальных связей, по всей видимости импотент. Малообщителен, товарищи по курсу отзываются о нём сдержанно... похоже, что они его боятся. Художественной литературы не читает; выписывает журналы "Вооружение" и "Философия атеизма", а также газету "Советский спорт". Отлично мимикрирует в любой среде: будучи подсадным, не вызвал ни тени подозрения у сокамерников. Почти всё свободное время уделяет занятиям рукопашным боем. Год назад подавал рапорт с просьбой о переводе в следственную часть; очевидно, имеет садистские наклонности.
– Любопытный субъект... Надо на него посмотреть.
– Когда прикажете? После обеда?
– Да...
– Хорошо, Владилен Казимирович.
______________
– Капитан Рахметов по вашему приказанию прибыл.
Генерал с минуту разглядывал хорошо сложенного молодого человека с выдающимися скулами, слегка раскосыми глазами и отчего-то светлыми, почти совсем белыми волосами, бровями и ресницами. Ещё с минуту он полистал страницы личного дела Рахметова и, наконец, заговорил:
– Ваша мать – чеченка, отец – комизырянин. Почему вы – русский?
– Так записали в детдоме.
– Где ваши родители?
– Они умерли.
– Почему вы не женаты?
– Меня не интересуют женщины.
– Что вас интересует? Алкоголь? Наркотики? Сладкое? Подглядывание? Переодевания? Голые дети?
– Нет.
– У вас есть цель в жизни?
– Да. Моя цель – беспорочная служба и уничтожение врагов существующего порядка.
– Имея такую цель, вы когда-нибудь займёте моё место.
– Возможно.
"Этот головорез мог бы далеко пойти, – подумал генерал. – Но его опустят свои же товарищи. Он способен на многое, и я его использую. А затем, чтобы он не вышел из под контроля, я раздавлю его словно вонючее насекомое."
– Вы далеко пойдёте. Знаете почему я вас вызвал?
– Это письмо... Тот, кто написал его, слишком много знает. Знает то, чего ещё не произошло.
– Подписано: "Ваши единомышленники". Сколько же их всего, на ваш взгляд?
– Двое.
– Почему вы так полагаете?
– Третий донёс бы нам.
– Отлично считаете. Эти двое могут быть полезны?
– С таким же успехом нам могут быть полезны сочинения Нострадамуса. Всё, что нам необходимо, мы уже знаем. Мы можем предотвратить катастрофу, которую они называют перестройкой. Но эти двое, кто бы они ни были, могут помешать, они опасны.
С самого начала генерал колебался между двумя решениями: наблюдением и убийством. Теперь он принял соломоново решение: непродолжительное наблюдение с последующим убийством.
– Правильно, сынок. Надо их убить. Но сначала найди их и понаблюдай. Попробуй войти в доверие. Если не получится, то убей сразу. Но как же ты их найдёшь?
– Во втором, ночном разговоре упоминались следы угольной пыли на бумаге. Объект получил письмо через своего личного астролога. Написано ровно, как в книжках. Надо искать мистика и грамотея, работающих вместе в одной из ленинградских котельных, недавно переоборудованной с угольной на газовую.
– Молодчина. Возьми всё, что тебе надо, и поезжай. Сколько человечков дать?
– Я люблю работать один.
– А какое оружие любишь?
– Нож.
– Правильно, это самое лучшее. А то у нас тут есть ковбои... шуму много, а толку мало. Пистолетик возьми на всякий случай. Хороший, с глушителем. С титановыми пульками. Дело серьёзное.
– Слушаюсь.
– Ну, иди, капитан. Скоро будем тебе папаху шить.
Рахметов повернулся, прищёлкнув каблуками, и лёгкой, пружинящей походкой спортсмена вышел из кабинета.
Крепкая рука
на смену сопливой демократии!
Настенное зеркало растворилось, и в кабинет вошёл референт.
– Что скажешь? – обратился к нему генерал.
– Я бы не хотел, чтобы такой вцепился мне в горло. Сделайте ему на всякий случай прививку от бешенства.
– Не бойся, он тебя не знает. Слушай, помощник, подменяй этого... Хромова хотя бы раз в сутки, как сможешь. Часа на два, на четыре, чтобы мог работать. Пускай таблетки жрёт, колется, но месяца два должен продержаться, этого нам хватит. Обещай чины, дворцы – что хочешь, лишь бы не спал.
– Он будет нам нужен?
– Не знаю. Он не понимает того, что происходит.
– Тем лучше, умрёт с чистой совестью.
Генерал состроил по адресу Коршунова гримасу и прошёлся по кабинету. Выходило, что у тех, кто понимает, совесть нечиста. Чтобы замять неловкость, референт перевёл тему на более приятную.
– Как вы собираетесь распределить роли в новом государстве, Владилен Казимирович?
Змий снял со стены хлыст и с видимым удовольствием оглушительно хлопнул им в воздухе.
– Несколько лет власть будет удерживать военная диктатура. За это время необходимо создать новую, великую национальную идею. Такую, чтобы страну захлестнул массовый психоз.
Змий оседлал своего любимого конька. Его глаза загорелись дьявольскими огнями, на дряблых щеках заиграл румянец. Каждое слово он печатал словно лозунг.
– Перечеркнуть прошлое!
Хлопок хлыста.
– Всё, что после 37-го, – подстроено врагами народа в сговоре с Адольфом Гитлером и американскими сионистами!
Хлопок.
– Но теперь снова: вместо КГБ – НКВД, вместо погон – петлицы!
Хлопок.
– Сталин с нами! Икона! Поруганный и оболганный! В Мавзолее! Ленин немецкий шпион и предатель – на помойку!
Хлопок.
– Железный порядок, они это любят. Анекдот – десятка, агитация – двадцать пять, заговор – к стенке! Всё народонаселение разбито на тройки: первый следит за третьим, третий за вторым, второй за первым. Мы заставим их работать! Всех умников в лагеря! Вдоль границы – сплошная бетонная стена с пулемётными вышками – ни одна собака родину не покинет! Крепкая рука на смену сопливой демократии!!!
Хлопок, другой... Больше нет сил.
Побагровевший генерал склонился над референтом, дыша ему в лицо гнилыми зубами. Коршунов не смел отвести глаза, стряхнуть пепел, пошевелиться.
– Восемьдесят процентов валового дохода – на вооружение, – прошептал Змий и выронил хлыст. Медленно распрямился, прошёл к своему месту, сел в кресло.
Минуту спустя он проговорил своим обычным голосом:
– Нужно всё как следует обдумать. На следующей неделе соберём армейских, прощупаем их настроения.
– Как быть с генеральным? – осторожно поинтересовался Коршунов.
– Пусть сидит, он уже пустой звук. Зла не держу. Будет у меня егерем. Зверушки там, рыбки, свежий воздух... А что нам, старикам, ещё нужно?
Змий негромко засмеялся, но смех перешёл в надрывный кашель, его лицо снова побагровело.
– Сколько тебе?..
– Тридцать девять лет, Владилен Казимирович.
– Успеют, успеют тебе хвост прищемить. А мне – в самый раз хватит. На мой век хватит...
Генерал опустил голову и прикрыл глаза ладонью.
Стараясь тихо ступать, Коршунов удалился.
Армейские
Спустя неделю, по взаимной договорённости, Змий встретился с представителями военного командования. Такие встречи проходили на специально оборудованной для этого загородной даче. В стены, полы и потолки неприметного с виду сооружения были вмонтированы шумовые вибраторы, исключающие прослушивание с расстояния. Генералы рассаживались вокруг большого круглого стола и совещались.
Когда шесть чёрных бронированных "Волг" выстроились у крыльца, из крытого брезентом грузовика запрыгали автоматчики. Подчиняясь отрывистым командам, они в несколько секунд замкнули кольцо вокруг дома. Легковушки с личной охраной рассредоточились по близлежащим просёлочным дорогам, стоящие возле машин люди в штатском переговаривались через рации.
Собравшиеся не были самыми высшими военными чинами в государстве, не было среди них маршалов и даже генералов армий, но именно эти люди сосредоточили в своих руках реальную власть над собственной страной и миром. Обложенные золочёными лавровыми листами хилые маршалы сидели на подогретых подушках, что-то подписывали и были беззаботны и счастливы.
Реальные ястребы вершили судьбы стран и народов на никому неведомой подмосковной даче.
Кворум состоял из нижеследующих шестерых человек.
Председатель КГБ СССР Владилен Казимирович Змий.
Его референт Феликс Петрович Коршунов.
Заместитель министра Обороны по кадрам Семён Степанович Архаров – человек гордый, властный и принципиальный.
Начальник Верховного Генштаба Фёдор Иванович Коренной – похожий на борова, неразговорчивый, с квадратной фигурой военный.
Заместитель министра Обороны по строевой службе Павел Александрович Лампасов – холёный и прилизанный офицер.
Представитель военно-промышленного комплекса Бруно Вольфович Карклин щуплый, неприветливый субъект с большим, совершенно лысым черепом и лёгким прибалтийским акцентом. По его собственному утверждению, человек штатский.
Все военные были генерал-полковниками, кроме Лампасова, дослужившегося по молодости лет только до генерал-лейтенанта.
Утомлённые поездкой, генералы прохаживались по гостиной, разминая конечности и беспредметно переговариваясь. Слева находился зал для заседаний, справа – столовая, откуда доносились запахи готовящегося ужина.
– Проходите, товарищи, – пригласил всех Коршунов в зал заседаний.
Расселись по кругу в привычном порядке: Змий, Карклин, Лампасов, Архаров, Коренной и Коршунов. Одетый для важности в военный мундир, Змий поднялся и взял слово. В его голосе зазвучали простоватые интонации.
– Совещание наше внеочередное, товарищи. Ко мне тут кое-какие сведения поступили... В общем, вот, референт мой, Коршунов, изложит сейчас всё как надо.
Коршунов поднялся и по заготовленным бумагам начал излагать секретный доклад "Об экономическом и социальном положении в стране на начало 1983 года". На протяжении сорока минут он приводил выкладки специалистов о том, что экономика убыточна, а народ деградирует.
Закончив, он поблагодарил за внимание и сел на своё место.
В зале стояла неприязненная тишина. Всё сказанное было давно и всем очевидно, для этого не надо было устраивать внеочередного собрания.
– Как видите, товарищи, будущее нам не сулит ничего радостного, заговорил Змий. – На распродаже природных ресурсов и переработке отходов мы продержались бы ещё лет десять. Однако, по некоторым поступившим ко мне новым данным, нам могут дать пинка под зад уже завтра.
– Что такое? – с оскорблённым видом встрепенулся Архаров.
Змий обвёл тяжёлым взглядом присутствующих.
– Сейчас узнаете. Коршунов, приступайте, пожалуйста.
______________
Последующие полтора часа взмокшие генералы слушали записи разговоров, аналитические выкладки и акты экспертизы. Как глоток свежего воздуха прозвучал в финале разработанный Коршуновым накануне план военного переворота. В основных его положениях значилось:
– злодейское убийство заговорщиками, врагами советской власти, Генерального Секретаря ЦК КПСС тов. Андропова Ю.В.;
– массовые ночные аресты согласно приложенному списку;
– одновременный захват средств массовой информации;
– введение военного положения и учреждение должности Президента с расширенными полномочиями;
– назначение преданных людей на местах (секретарей Райкомов, поселковых старост), и так далее.
Первым сделал для себя выбор и подал голос Бруно Вольфович Карклин:
– Неплохо задумано.
– Да, у меня тоже что-то такое в голове крутилось... – поспешил поддержать Архаров.
Раскрасневшийся от противоречивых чувств Лампасов отрывисто проговорил:
– Что ж, я тоже не прочь.
Все посмотрели на потного Коренного, и он часто закивал головой.
– Вот и хорошо, я так и думал, – ласково проговорил Змий. – А теперь давайте выберем Президента.
Армейские молча переглянулись, и Змий понял, что они могут проголосовать как угодно.
– Ладно, – сказал он и поднялся с места. – Сейчас я вам кое-что объясню. Каждому.
Он неторопливо шагнул в сторону и оказался позади Карклина. Его руки мягко легли на спинку стула. Карклин нервно поморщился и заёрзал.
– Скажите нам, Бруно Вольфович, стало ли лучше вашей дочери. Состояние здоровья вашей очаровательной дочурки нас крайне беспокоит, мы её все так любим... нашего пупсика. Ей ведь недавно исполнилось тридцать четыре годика?.. Наверное, замужем, скоро детки, а там, глядишь, и внучата! Счастливая вас ожидает старость, можно позавидовать.
– Не лезьте не в своё дело, – огрызнулся Карклин, не поворачиваясь.
– Ах, да, совсем забыл! Дочка-то выросла непутёвая. Наркоманка, психическая. Какие уж тут внучата... Сидит в смирительной рубашке, не может наложить на себя руку. Но какие жестокие родители – совсем не занимались воспитанием! Мать – хроническая алкоголичка, а папочку дочка видела так редко, что ещё ни разу не говорила ему "ты"! Несчастная брошенная девочка – сначала тайком пробовала из маминых бутылочек, потом попала в дурную компанию, и – бац на иглу! Бедный, несчастный ребёнок...
– Это не имеет отношения к делу, – чуть громче обычного проговорил Карклин. – Это всё, что у вас есть?
– Нет, – вкрадчиво прошептал Змий, наклонившись к большому уху Карклина. Я даже ещё не начал...
И, распрямившись, он продолжил:
– Я знаю одного человека, который здорово смыслит в денежных операциях. По долгу службы, а он курирует военно-промышленный комплекс, через его бухгалтерию проходят сотни миллионов в валюте, а то, что в рублях, вообще не поддаётся счёту. Куры, – пошутил Змий, – не клюют! Главное, что проверить его никто не может: ком-пе-тент-нос-ти не хватит. А он – знай себе переводит на чёрный день то миллиончик, то другой, а то и десяток миллиончиков. У нас и номерок одного из счетов имеется.
Повернув головы, все стали смотреть на Карклина. Тот делал вид, что буквально задыхается от возмущения и не может произнести ни слова.
– Так вот, дело в том, что когда мы все начнём рвать когти, спасая шкуры, господин Карклин вдохнёт полной грудью на каком-нибудь из островков Полинезии. Преданные чернокожие слуги, надёжные охранники. И он сам – во всём белом... Любуется закатом с террасы своего белокаменного дома. Это он ещё сегодня утром так думал. А теперь он по-другому думает – ведь я всё знаю, оказывается... И теперь он будет меня слушаться. Будете меня слушаться, сэ-эр?
Карклин судорожно достал из кармана сердечные таблетки, высыпал горсть на ладонь, закинул в рот и запил.
А Змий, тем временем, уже занял место за спиной Лампасова.
– А вы, Лампасов? Зачем вам липовая жена, если живёте с собственным адъютантом?
Вскинувшийся, было, как петух, Лампасов осел и начал покрываться густой краской.
– Но если ты, всё-таки, метишь в президенты и, следовательно, в главнокомандующие, нам придётся переодеть всю армию в юбки – на манер шотландской гвардии.
– Владилен, оставь его, никуда он не метит, – не поднимая глаз, отважно сказал Архаров, и Змий моментально оказался у него за спиной.
– Играете в благородство, генерал? А, между прочим, по поводу благородства, офицерской чести и тому подобных замечательных слов. Вы случайно не знали одного молоденького лейтенанта, который ещё в день выпуска из училища замечательным образом проявил своё благородство? В этот вечер он с сокурсниками вышел из ресторана, и друзья оставили его на улице. Потому что в ресторане он напился, всех достал, и в такси не хватило для него места. А он обиделся и в ближайшем дворике забил насмерть какого-то престарелого бродяжку. Что он тебе сделал, Василий? Наверное, ты зашёл во двор просто пописать, а он, на свою беду, и подвернулся. Сам виноват. А милиция не любит связываться с бродягами, тем более дохлыми... А вот мы кое-кого допросили, провели кое-какую экспертизу. Вообще-то, на гордого офицера у нас накопилось четыре тома. Такая уж тяжёлая работа у кадровика: без взяток – ну никак не обойтись. А ведь нам все пишут. Сунул взятку – и тут же сел, нам написал. И не только по поводу взяток... Скучно, господа, увы, скучно.
Змий шагнул к Коренному, но, ничего не сказав, рассеянно похлопал его по плечу и вернулся на своё место, сделав таким образом полный оборот вокруг стола.
Откинувшись в кресле, он стал обмахиваться документами, показывая всем своим видом, что генералы ему смертельно надоели.
– Давайте проголосуем, товарищи, – подал голос Коршунов. – Я выдвигаю кандидатуру Владилена Казимировича на должность Президента Союза Советских социалистических республик. Кто за?
Первым поднял руку сам Коршунов, за ним остальные. Последним отнял руку от лица Лампасов.
– Пожалуй, на этом закончим, – сказал Змий. – В сентябре я представлю вам подробный план наведения порядка в нашем Отечестве.
В напряжённой тишине, торопливо, генералы покидали зал заседаний. Не глядя друг на друга, скорбно склонив головы, они выходили из дома и садились в свои машины. Их появление было неожиданным (предполагался банкет), и задремавшие водители, ударяясь головами, едва успевали выскочить и растворить задние дверцы. Один за другим тяжёлые автомобили выехали на дорогу, где к ним присоединилось сопровождение.
Змий проводил глазами отъезжавших, удовлетворённо потянулся, достав кончиками пальцев узорную перекладину крыльца, и не спеша расстегнул ширинку.
Окружавшие дом автоматчики скромно отвернулись в сторону.
Коршунов победно щёлкнул замками своего дипломата и тоже вышел на свежий воздух.
В дверях показалось растерянное лицо интенданта:
– А как же ужин, товарищ генерал?..
– Ужин?.. – Владилен Казимирович почесал затылок и посмотрел на референта. – А что, Коршунов, ужин мы с тобой сегодня заслужили?
– Сегодня – заслужили. Товарищ Президент...
В разных концах накрытого на шесть персон стола сидели двое – будущий узурпатор и будущий начальник тайной полиции. Дачу всё ещё окружали автоматчики. Они стояли пятый час, но курить и разговаривать им запрещалось. А стоять предстояло ещё долго – такой разнообразный и изысканный стол приготовили сегодня повар и интендант. В щёлочку двери они подглядывали, кто что пробует и, затаив дыхание, следили за выражением лица кушающего или пьющего.
– Давай по шампанскому, – махнул рукой Змий, после того как выпили по первой и закусили.
Вино, торчавшее в серебряном ведёрке с колотым льдом, хлынуло и запенилось. Генерал встал и поднял фужер. Коршунов, задев звякнувший стол, с готовностью подскочил.
– За Родину, – сказал генерал.
– За Родину! – вторил ему референт.
Они выпили и принялись закусывать.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
Band On The Run
К концу лета "Обводный канал" уже имел устоявшийся круг поклонников в Ленинграде и чуть скандальный оттенок в репутации (благодаря нескольким облавам на левые концерты), придававший группе особый шарм.
Благодаря тиражированию магнитофонных записей, круги популярности побежали от Питера к периферии. На этой волне Котов организовал две гастрольные поездки – в Киеве и Казани, которые в конечном счёте себя оправдали.
Пригласившая группу киевская сторона оплатила дорогу туда и обратно, артистов удобно разместили на зажиточной квартире, хозяева которой (родители) находились в отъезде, и за два отработанных в тёплой и непринуждённой обстановке концерта заплатили пятьсот рублей – по сто двадцать пять на брата. Из Киева ребята отъезжали сытые, пьяные и обласканные хлебосольными киевлянами.
В Казани имели место некоторые шероховатости.
Согласно договорённости, ребят встретили на вокзале и поселили в гостинице. Обустроившись в номере, Котов, Осипов и Лисовский в хорошем расположении духа отправились погулять и посмотреть город. Степанов, сославшись на нездоровье, остался в номере и проводил их каким-то странным, пристальным взглядом.
Друзья взяли местного винца, выпили на скамейке в сквере и, не спеша, продолжали прогулку, весело галдя и задирая встречных девушек. Они ощущали себя крутыми, модными парнями, даже, в каком-то смысле, иностранцами.
У Котова за последние девять месяцев успел отрасти хайер, и он, время от времени, театральным жестом отбрасывал назад "надоевшие" волосы. Лисовскому закрывала половину лица стильная белокурая чёлка, а концертная футболка Осипова, имевшая расцветку американского флага, бросалась в глаза с другого конца города.
Первым облачком, ещё не омрачившим беззаботное настроение ребят, но вызвавшим в умах лёгкое замешательство, послужил следующий эпизод.
Двое стриженых, невысоких, но мускулистых парней обогнали их и прошли мимо. У одного был переломан нос, у другого на затылке белел уродливый шрам. На ходу они как бы между прочим спросили:
– А вы откуда здесь?
Выслушав ответ, они только сказали:
– У нас такие не выживают.
Обогнав ребят, местные свернули в переулок.
Через минуту друзья забыли этот эпизод, снова выпили и снова развеселились. Но при этом у каждого из них где-то в дальнем уголке зашевелилась ещё не осознанная тревога, и это заставило их непроизвольно повернуть в сторону гостиницы.
С этого момента в окружающей обстановке начали сгущаться тучи и прослеживаться непонятные явления. Впереди откуда-то взялась компания молчаливых молодых людей, очень похожих на тех, которые недавно отпустили по адресу гостей столь странное замечание. Соблюдая дистанцию, они двигались вперёд, а из примыкавших улочек и переулков к ним молча присоединялись или шли сами по себе группы очень неприятной на вид спортивной молодёжи.
Обернувшись, друзья увидели, что позади них движется уже целая колонна сопровождения.
Аборигенов становилось всё больше, они почти совсем запрудили улицу. Они шли сзади, спереди и по сторонам, уже рядом. Ситуация становилась зловещей.
Друзья резко свернули в переулок и ускорили шаг.
Местные тоже свернули и ускорили шаг.
Теперь всё встало на свои места. Пронизанные ужасом с головы до пяток, ребята побежали, рванули не оглядываясь, не чувствуя ног.
Позади слышался гулкий топот, дыхание и позвякивание какого-то железа.
Путая следы, ребята свернули ещё и ещё, перемахнули через забор, через помойку и, наконец, влетели в глухой, лишённый окон двор с кирпичной стеной и заброшенной баскетбольной площадкой.
Это был конец.
Дрожа и тяжело дыша, друзья встали у стены, глядя, как аборигены медленно идут к ним, держа в руках цепи и металлические прутья. Их лица ничего не выражали, разве что лёгкое сожаление, что всё слишком быстро закончится и на всех не хватит.
Осипов схватил половинку кирпича и истерическим фальцетом пригрозил, что убьёт... Лисовский попытался вступить в переговоры, но ему велели "заткнуть ебало".
"Неужели вот так вот всё, по-скотски закончится? – подумал Котов. – И стоило из-за этого..."
Не успел он закончить свою мысль, как в чёрных тучах вдруг образовался просвет и в него ворвался весёлый солнечный зайчик – звучная милицейская сирена, музыка, прекрасней которой друзья ещё не слышали. Во двор въехала сияющая и искрящаяся замечательная сине-жёлтая машина ПМГ.
От неожиданности толпа расступилась, но не обратилась в бегство.
– Что стоите, прыгайте в кузов! – поторопил высунувшийся из кабины лейтенант.
Ещё не веря своему счастью, друзья забились в тесную коробку кузова и захлопнули изнутри дверцу. Машина рванула с места и, набирая скорость, поехала прочь. Послышались запоздалые крики, угрозы, в дверцу ударились камни и железки...
______________
Как выяснилось уже в гостинице, Степанов что-то такое знал об особенностях здешних нравов. Кого-то из его знакомых здесь уже не то убили, не то искалечили. Однако он, как бы не желая показаться трусом, не стал никого отговаривать, а просто сам подло остался в номере. До самого Ленинграда в коллективе ему был объявлен жестокий бойкот.
Местный устроитель, которому было заявлено об отказе и немедленном отъезде, уговорил группу остаться. Нужно было отыграть единственный концерт, билеты на который уже распроданы. Он поклялся, что случилось недоразумение, и что на рок собирается совершенно другая публика, которая сама боится хулиганов.
И он оказался прав. "Обводный канал" приняли "на ура", как и везде, хотя первые песни ребята играли без обычного энтузиазма.
Впоследствии Котов, не дожидаясь собственного печального опыта, со слов активно гастролирующих музыкантов рок-клуба, составил чёрный список регионов, опасных для жизни и здоровья длинноволосого человека. Список получился длинный.
И наоборот: Украина и Прибалтика, например, весьма радушно принимала самых экзотических представителей рок-н-ролльного цеха.
Предварительная беседа
За несколько дней до первой годовщины пребывания Димы в новом качестве произошло на первый взгляд незначительное событие, которое предварил телефонный звонок.
– Это Дмитрий? Здравствуйте. Сергей Потехин беспокоит, из горкома комсомола.
– Здравствуйте...
– Давай будем на "ты", по-комсомольски, – с ходу предложил Потехин.
– Хорошо.
Ты только не подумай, что у нас к тебе какие-то претензии; мы ведь тоже люди – и повеселиться, и потанцевать...
Понятно.
Ты не мог бы ко мне зайти завтра – это в комплексе Смольного, я объясню. Просто поговорить, поближе познакомиться...
Власть комсомола была в те времена сильна и могущественна. Она пронизывала все сферы человеческой деятельности и была второй по значимости идеологической структурой после КПСС. Комсомолу ничего не стоило в одночасье прихлопнуть и "Обводный канал", и весь рок-клуб, оставив от ребят одни анкеты.
И Дима на другой день отправился по указанному ему адресу, хотя на душе было скверно, как будто он проглотил булыжник.
– Молодец, что пришёл! Проходи, садись. – Приветливо протянул Котову руку комсомольский вожак.
Дима осмотрелся. Ковровая дорожка на лакированном паркете, большой письменный стол, за ним – два окна и портрет Ильича в пролёте. Стулья по периметру. На одном из стульев ещё один молодой человек – в сером пиджаке, с не запоминающимся лицом. В отличие от Потехина, у него на лацкане не было комсомольского значка.
– Это Владимир, познакомьтесь.
Безликий поднялся и тоже с улыбкой пожал Котову руку.
– Садись, садись, закуривай, – Потехин протянул сигареты.
Несколько секунд молча курили.
– Не смущайся. Расскажи, как живёшь, чем ещё интересуешься, кроме музыки, – предложил Потехин.
Вот уже год Котов ощущал своё могучее превосходство над окружающими. Его манеры стали надменны или, в лучшем случае, снисходительны. Это особенно подчёркивалось его недавним приобретением: звёздной болезнью.
– Ничем, – сказал Котов, глядя в окно на Смольный собор.
– Один живёшь?
– Да.
– А родители?
– В командировке.
– Далеко? Надолго?
– В Монголии. Пока согласно контракту, на три года.
– Наверное, продлят. Там хорошо, можно себя на всю жизнь обеспечить. Один мой знакомый, Вася Коробейников...
И Потехин рассказал, как его знакомый невероятно обогатился, отработав пять лет в дружественном Ираке.
– Сам-то, хочешь за границу?..
Не желая отвечать на провокационный вопрос, Котов пожал плечами.
– А друзья бывали в загранке?
– Слушай, мне пора уже.
– Ладно, погоди, ты не торопись. Закончим быстро, по-военному. Ты, кстати, где-то в засекреченной части служил? Нулевой допуск?
"Всё знает", – подумал Котов.
– Допуска нет, но подписку давал о неразглашении. Я больше в оркестре играл.
– А это даже лучше, что без допуска... Это даже облегчает... – Потехин переглянулся с Владимиром, который что-то всё время помечал в своём блокноте. – Из вашей части в Афган отправляли?
– Из нашей никуда не отпускали, даже в увольнение.
– Попал, что называется, – улыбнулся Потехин. – А как ты думаешь, надо было нам туда?
Не смотря на свой задушевный тон, Потехин вёл себя безобразно. Но Котов, будучи прирождённым администратором, уже твёрдо решил вести себя сдержанно и дипломатично.
– Время покажет.
– А вот слушай, у тебя такая песня есть: "Не стреляй" – это про Афган?
Котов выразительно, но про себя, выругался.
– Это про Америку, то есть, как они во Вьетнаме...
– А я, знаешь, так и подумал. Только объясняй это на концертах, ладно? Там ещё "Шар цвета хаки" – тоже про Вьетнам?
– Разумеется.
На протяжении последующего часа Потехин подвергал кропотливому анализу песни Шевчука, Кинчева, Бутусова, Цоя, Науменко и так называемые гибриды.
