Текст книги "Поход «Седова» [Экспедиция «Седова» на Землю Франца-Иосифа в 1929 году] "

Автор книги: Борис Громов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Поход «Седова»

Начальник экспедиции и правительственный комиссар архипелага О. Ю. Шмидт с капитаном ледокола «Седов» В. И. Ворониным.

К ЗЕМЛЕ ФРАНЦА ИОСИФА

Далеко, на крайнем севере, почти у самого полюса, в тысячах километров от города Архангельска, среди необозримых ледяных полей и торосов, в стране жестоких буранов и вечной стужи, расположены угрюмые, серые, неприветливые берега необитаемой Земли Франца Иосифа.

Вот уж много лет, как люди делают попытки добраться до этих берегов, чтобы их исследовать и изучить. Десятки отважных путешественников, рискуя своей жизнью, во ими науки, настойчиво, шаг за шагом, завоевывают Арктику.

Но редко-редко кому удавалось добраться до неприветливых берегов. Суровая полярная природа всегда ставила непреодолимые препятствия. Корабли, на которых плыли смелые путешественники, разбивало об лед или сковывало крепкими ледяными цепями, заставляя людей проводить тяжелую, полную лишений, а порою и голода, полярную зиму.

Но опасности и риск все же не останавливали энтузиастов-исследователей. Все чаще и чаше делались попытки пробраться к столь желанным берегам. И вот в середине прошлого столетия два австрийских полярных путешественника Пайер и Вайпрехт с огромным трудом и лишениями добрались до земли и назвали ее именем старого императора, никогда не имевшего никакого отношения к Арктике.

Но уже на обратном пути к материку их постигло несчастье. Коварные льды в щепы раздробили деревянный корабль, так что всему персоналу судна пришлось пешком, no бесконечным ледяным полям, пробираться к сибирскому берегу. И они бы, наверное, погибли, еслиб случайно в ледяной пустыне их не обнаружил русский рыбак-помор Федор Воронин, который их спас и доставил в Архангельск. Но и это несчастье, едва не стоившее жизни десяткам отважных мореплавателей, не остановило других исследователей Арктики.

Через много лет после австрийцев к Земле Франца Иосифа пробрались итальянцы, затем американцы, а в 1914 г. землю посетил русский полярный исследователь Георгий Седов, а вместе с ним и герой прошлогоднего похода ледокола «Малыгина», участвовавшего в поисках Нобиле, – профессор Владимир Юльевич Визе.

Что привлекает людей к Арктике? Чем манит отважных исследователей эта неприветливая, угрюмая страна?

На эти вопросы хорошо ответил крупнейший мировой полярный ученый Визе:

– Погода делается на севере, – заявил он, – зная какие изменения происходят в атмосфере арктических стран, нетрудно будет предсказать погоду и для СССР, ибо она в значительной степени зависит от состояния погоды на севере.

Проф. Визе рассказывает еще и другое: американцы, благодаря широкой сети хорошо налаженных метеорологических станций, следящих за погодой, ежегодно экономят 200 млн. рублей.

Для Советского Союза, страны сельскохозяйственной, изучение атмосферы поэтому является задачей первой важности. Ведь, если мы будем знать, что, например, в этом году лето будет холодное или засушливое, мы всегда сможем принять необходимые меры: засеять поля сухостойкими, не поддающимися засухе семенами и т. д.

Вот поэтому-то постановлением Совнаркома СССР в июле с. г. в Архангельске снаряжалась большая правительственная экспедиция на Землю Франца Иосифа.

Начальником экспедиции был назначен проф. Отто Юльевич Шмидт, а его помощниками – проф. Визе и командир ледокола «Красин» – проф. Самойлович.

В экспедицию взяли самых лучших, отборных и храбрых людей – опытных матросов, много лет плававших в полярных водах, лучших специалистов-кочегаров, машинистов и т. д. А капитаном выбрали старого морского волка Владимира Ивановича Воронина, дед которого когда-то спас австрийских полярных исследователей.

Сын беломорского помора Воронин еще крохотным мальчишкой с шести лет начал работать на судах. Свою мореходную карьеру он начал с зуйка, т. е. мальчишки, нацепляющего наживу при ловле огромной трески в Белом море. Много лет рыбачил на маленьких самодельных деревянных ботах, ежедневно подвергая свою жизнь опасности и капризам разорившихся волн. Через некоторое время он получил повышение: стал коком – поваренком, приготовляющим пищу для остальной команды рыбаков. А потом, окончив специальные школы, перешел на паровые суда и, благодаря огромному опыту, а главное, знанию Белого моря, быстро достиг звания капитана. Воронин – один из немногих уцелевших при гибели парохода «Федор Чижов», потопленного в Ледовитом океане германской подводной лодкой.

В прошлом году Воронин, получив распоряжение отправиться на поиски Амундсена, пробрался к Земле Франца Иосифа и на корабле обогнул ее с запада на восток.

Если мы в этом году дошли до Земли Франца Иосифа, если мы преодолели тяжелые льды и густые туманы, то этим достижением мы всецело обязаны огромному опыту, находчивости и энергии Владимира Ивановича Воронина.

«СЕДОВ» ГОТОВИТСЯ В ПУТЕШЕСТВИЕ

Вот уже целую неделю в Архангельске грузится наш ледокол «Седов». Широкие, ненасытные пасти трюмов (нижних помещений ледокола) с жадностью проглатывают многочисленные ящики с консервами, продовольствием, мешки с мукой, бочки с керосином и чистенькие, терпко пахнущие доски и бревна.

Старший штурман Юрий Хлебников, лихо надвинув морскую фуражку с блестящим значком Совторгфлота на затылок, сосредоточенно делает перепись погружаемой клади. Мы сидим в уютной, опрятной, блещущей белоснежной скатертью кают-компании (столовой на ледоколе) и через маленький круглый иллюминатор (окошко) следим, как заканчивается погрузка кирпича из пригнездившихся к борту «Седова» шаланд (лодок). В открытую дверь каюты врывается вместе с ветром, грохотом под’емного крана скрип лебедки и окрики вымазанных и изодранных грузчиков.

– Вира, трави, – это значит, что груз уже можно опускать на дно широкого трюма.

Неприветливой, хмурой, дождливой погодой, мелким осенним дождем, пронизывающим насквозь холодом, встретил нас Архангельск. Широкая гладь северной красавицы Двины сильно взволнована под напором резкого ветра, дующего со страшной силой из открытого моря.

Несмотря на то, что сейчас наш ледокол стоит в реке, в 40 километрах от открытого моря, он слегка качается, волнуется под напором воды. Северная Двина разбушевалась. Тяжелые волны перекатываются на берег, обдавая мол и набережную фонтаном брызг. По реке, путаясь в волнах, взлетая с легкостью щепок на гребнях, зарываясь носом в пену, шныряют крошечные моторки – катера.

Вот сейчас проплыла лодочка с нелепым наименованием «Счетовод», вызвав ехидные улыбки наших матросов.

В этом году была суровая полярная зима. Поэтому северные путешествия будут проходить в очень тяжелых условиях. Вчера мы получили известия, что у берегов Мурманска появились громадные айсберги – ледяные горы, достигающие величины 2-3-этажного дома. Бюро погоды сообщает, что до сего времени льдом забита вся восточная часть Ледовитого океана. Видимо, много усилий придется приложить нашему ветерану «Седову», чтобы пробраться к Земле Франца Иосифа, к далекому кусочку Советского Союза.

Старые, насквозь просоленные морем старики-поморы, в непромокаемых зюйд-вестках (специальная морская одежда), прожиренных брезентах и пудовых сапожищах, попыхивая наивонючейшим в мире табаком, с сомнением поглядывают на дымку затуманенного горизонта.

– Больно закат суров. Обязательно ветер должон быть. К тому же чайка пузом низко к воде ластится. А уж это – быть непогоде и шторму.

Но метеорология (наука о погоде) говорит другое. Жестокие штормы и северные ветры должны миновать. Впереди нас ждет сносная для океана погода.

Посмотрим, кто прав. Еще не совсем точная в области предсказаний метеорология или слезливый, выцветший глаз старика-помора, напиханного, как банка сардинок, вековыми дедовскими приметами и поверьями дикого севера.

Мимо нас ежечасно проходят в Архангельский порт иностранцы-лесовозы – немцы, норвежцы, англичане, шведы и даже греки. С берегов несутся запахи свежераспиленного леса, бесконечными лентами уложенного в огромные штабеля. Тут миллионы валюты. Тут то золото севера, которое даст молодой республике тракторы и машины.

СОБАКИ ВЫБИРАЮТ ВОЖАКА

На следующее утро на ледокол доставили собак – тринадцать остроносых, умных самоедских лаек, которых специально предназначили для упряжки в сани.

Замечательные псы. Они так заглядывают вам в глаза, как-будто хотят разгадать ваши мысли.

Первые два дня они старательно знакомились друг с другом – обнюхивались и лишь иногда сердито рычали. Но затем начались отчаянные драки. Шерсть кусками летела по ветру. Дрались свирепо, жестоко, причем на слабейших налетала вся стая, так что матросам то-и-дело приходилось спасать их от смерти.

Я несколько раз удивлялся, почему собак не рассадят по разным углам на цепи.

– Ничего, – заявили мне старые полярники, – подраться собакам необходимо. Ведь, сейчас они выясняют самый важный для них вопрос – кто самый сильный. Сейчас должен определиться будущий вожак всей стаи. А вожак – это первый помощник человека, так сказать, его заместитель по собачьей команде. Без вожака ездовые собаки не представляют собой никакой ценности. Никакими силами их нельзя заставить работать. Они ленивы, плохо везут сани, дерзко крадут мясо и беспрерывно спят. А вот во время езды вожак сам будет следить за тем, чтобы все собаки, до одной, тянули сани, чтобы не было бездельников, не работающих, а только делающих вид, что работают. Ох, и здорово тогда достается лентяю. Во-первых, его во время самой езды тяпнет за бок или за шею вожак, а потом, когда собак распрягут, вся стая на него набросится и задаст здоровую взбучку.

Ледокол «Седов», затертый льдами.

Погрузка ледяного балласта в трюмы «Седова».

В течение нескольких дней продолжались жестокие драки. И лишь перед самым выходом «Седова» в море определились двое наисильнейших – два черных здоровых, крепких пса – Мишка и Юшар. Первый – молодой, веселый, с хитрыми глазами, второй – старый, опытный, умный и очень ласковый.

Ну, думали мы, сейчас между ними начнется генеральное сражение. Но этого так и не случилось. Сверх ожидания собаки вдруг неожиданно почувствовали друг к другу большую симпатию и поделили первенство поровну. С тех пор их всегда можно было видеть вместе. Вместе обедали, вместе дрались, усмиряли собак и уж, конечно, заступались друг за друга.

Больше всех была встревожена от’ездом, беспрерывной суетой и необычными криками маленькая трусливая Флорка. Она до такой степени разнервничалась, что целыми днями истерически выла на всю пристань. И ни ласки, ни угрозы не смогли приостановить этот неожиданный концерт.

Самым важным псом оказался питомец ленинградской школы розыскных собак – немецкая овчарка Грейф. Он, как барин, солидно расхаживал по пристани, сторонился от остальных собак, чем вызвал к себе, с первых же дней, страшную ненависть всей стаи. Дело дошло до того, что собаки стали сами к нему придираться, и как Грейф ни старался позорно увильнуть от драки, все же ему пришлось вступить в свирепый бой и даже поплатиться передней лапой, на которой долгое время зияла большая разодранная рана. С тех лор Грейф стал еще мрачнее и, пристроившись к судовому повару, все время проводил у него на кухне. За это его собаки еще более возненавидели и много раз потом ему попадало за подхалимство.

СЕМЬ СМЕЛЬЧАКОВ

Начальник экспедиции Отто Юльевич Шмидт получил задание от правительства достигнуть Земли Франца Иосифа, построить там радиостанцию, метеорологическую станцию и оставить в ней жить семерых зимовщиков.

Семь смельчаков решились провести долгую полярную зиму вдали от семей, от культуры, вдали от родины, где клокочет, бурлит в бешеном темпе новая жизнь.

128 дней в полной темноте им придется провести среди жестоких морозов, буранов, вьюг, среди необ’ятной ледяной пустыни. 128 томительно жутких дней, отсчитываемых нудными часами, тянущихся до бесконечности, в полном бездействии и одиночестве. Лишь 24 февраля скользнет первый луч солнца, чтобы сейчас же спрятаться. Кругом, за тысячи километров, нельзя встретить живой души. Лишь пушистые медведи да безобразные моржи являются их соседями.

Минимум год смельчакам придется пробыть в Арктике. А кто знает, сумеет ли в будущем году ледокол пробраться за ними, чтобы отвезти обратно в СССР. Возможно, тяжелые льды превратятся в упругую ледяную крепость, которую не пробьет стальной нос ледокола, и тогда нашим героям предстоит вторично зимовать, вторично переносить одиночество и лишения.

Вот имена семерых смельчаков, имена, которые должен знать каждый гражданин республики:

Начальник Земли Франца Иосифа Илляшевич – старый полярник, два года зимовавший на Новой Земле, которая расположена в Северном ледовитом океане. У Илляшевича однажды был ужасный случай, когда диким штормом снесло в море весь запас топлива, так что всю тяжелую полярную зиму ему пришлось провести в неимоверно тяжелых условиях.

В качестве метеоролога, человека, который будет следить за погодой, послали молодого ученого Ленинградской обсерватории – Шашковского, также зимовавшего на Новой Земле. Врачом поехал доктор Георгиевский, который в своем лице будет представлять самую северную коммунистическую ячейку в мире. Поваром поехал Знахарев, служителем при собаках – Алексин и механиком-мотористом для обслуживания радиодвигателя – Муров.

Особым почетом среди них пользуется наркомпочтель Земли Франца Иосифа – веселый, жизнерадостный радист Кренкель, также много раз проводивший зимовку на крайнем севере.

Это он будет в долгую полярную ночь, в маленькой комнатушке, у радиоаппарата жадно ловить обрывки новостей с далекой родины. Это он будет твердой рукой уверенно выстукивать загадочные «точки, тире», которые потом здесь в СССР превратятся в широкую информацию об их жизни, успехах и достижениях. Ведь, от этого человека зависит связь с родиной и семьями. В бесконечно длинную ночь он будет нащупывать Архангельск, Москву, устанавливая постоянный контакт с берегом.

Что заставляет людей на долгие месяцы бросить семью, уют, отрешиться от общественной жизни?

Юрий Шашковский ответил:

– Новичка манит Арктика своей северной природой, приключениями. А мы – люди, больные севером. Кто здесь хоть раз побывал, тот на всю жизнь заражен. Кончается зимовка, с трепетом ждешь возвращения домой, а уж через полгода тебя начинает болезненно тянуть обратно, туда, где пришлось перенести массу лишений, а порой и голод. Тяжела, трудна жизнь в Арктике. Но сознание, что вносишь свою скромную лепту в дело огромного культурного значения – бодрит, вселяет энергию и силу, заставляет смело смотреть в глаза будущему.

Советское правительство, отправляя семерых смельчаков на зимовку, вполне понятно, приняло все меры к предоставлению им максимальных удобств и возможного комфорта.

Мы погрузили на ледокол бревна для будущего вместительного дома на 13 комнат, лесоматериал для бани и кладовой. Зимовщикам передано 4000 томов различных книг, запас продовольствия, из расчета на три года, большое количество теплого белья, специальной полярной одежды, много игр, граммофон, балалайки, фотографические аппараты и т. д.

Словом, сделано все, чтобы как-нибудь скрасить долгую и нудную полярную ночь.

«СЕДОВ» ВЫШЕЛ В БЕЛОЕ МОРЕ

20 июля наш ледокол выходил в далекую «полярную экспедицию на Землю Франца Иосифа.

Вылощенный, очищенный от ржавчины, ярко блестя медными частями, расцвеченный флагами, он гордо отшвартовался (отплыл) от набережной Архангельска, провожаемый тысячной толпой и оркестрами. С берега неслось «ура», с палубы матросы в последний раз махали платками и шапками, прощаясь с дорогими и близкими людьми.

Что ждет впереди? Вернемся ли обратно? Возможно, коварные льды затрут нашего гиганта, и тогда нам придется, в больших лишениях провести полярную зиму.

Идем медленно. Северная Двина неглубока, ее дно изобилует большими отмелями. Проходим зверобойное судно «Альбатрос», с которого несутся подозрительные запахи испортившегося тюленьего жира, и белоснежную, изящную яхточку «Браганца», участвовавшую в прошлом году в поисках Нобиле, а теперь купленную нами у Норвегии.

Проходим Саламбалу – кусочек Голландии в миниатюре. Через весь большой остров течет мутная речонка – главная улица рабочего поселка, забитая шлюпками, плотами и парусниками. Здесь дома начинаются сразу со второго этажа, так как весной, во время разлива Двины, вода поднимается на высоту в несколько метров. Юркие, подвижные ребятишки целыми днями дрызгаются в мути, раз’езжают на самодельных лодчонках – словом, чувствуют себя на воде, как дома.

Мимо проходят последние строеньица, несколько крупных лесозаводов, ярко-зеленые островки, и, наконец, мы в Белом море.

У красно-бурого, вылинявшего от времени, пловучего маяка высадили лоцмана, который провожал ледокол по извилистой реке.

На верхнем мостике «Седова» появился общий любимец, один из лучших ледовых капитанов – Воронин. Широкоплечий, с добрыми, всегда веселыми глазами, как ловко он умел метким словом подбодрить начинавших унывать товарищей.

– Право, на борт! – несется с капитанского мостика.

– Есть! – быстро отвечает вахтенный штурман.

– Есть, право на борт! – долетает ответ из застекленного помещения рубки (помещение для управления рулем), где сухопарый матрос уже разворачивает тяжелое колесо штурвала.

Мы идем вдоль восточного берега Белого моря, вдоль зеленой ленты хвойных лесов, мимо небольших поморских рыбачьих деревушек. Но уже вскоре меняем направление и отходим к противоположному берегу – к Кольскому полуострову.

У Сосновицкого маяка пересекаем Полярный круг и выходим в Ледовитый океан. Исчезла неприветливая тундра безлюдного полуострова, белые пятна нерастаявшего прошлогоднего снега. Земли больше нет. Кругом – вода, вода…

Нас, участников экспедиции, расселяют по каютам. Свободных помещений на ледоколе мало. Поэтому большинство попадает в трюм, где из досок наскоро сколотили временные каюты. Перетаскиваем тяжелые чемоданы с пожитками, раскладываем вещи, словом, приготовляемся к большому и длительному путешествию.

– Товарищи, – заявляет нам боцман (старший матрос), – надо ждать шторма. Как только будут волны, сейчас же следует накрепко задраить (завинтить) иллюминаторы. Иначе вся каюта будет полна воды.

Большинство из нас – новички. Многие первый раз на море. Поэтому уже слово «шторм» начинает наводить панику. Бежим к капитану узнать, что нас ждет впереди.

– Да, ребятки, придется вам получить первое морское крещение, штормяга будет солидный. Ну, да не унывайте. Авось, ветер скоро окончится, и тогда мы пойдем по спокойной воде.

На палубе матросы поспешно закрывают брезентами люки, накрепко канатами завязывают бревна и бочки. Ледокол приготовился к бою.

ПЕРВЫЙ ШТОРМ

Мы летим в открытом, бурливом океане. Тяжелые свинцовые облака свесились с неба. Широкие валы, огромные водяные горы неожиданно вырастают перед носом судна. Ледокол то зарывается в белоснежную пену, то тяжело взлетает высоко вверх. Весь горизонт заполнен отвесными грядами волн, с блестящими барашками на гребнях.

Вы представляете себе, что такое шторм в море?

Ну, прежде всего, надо вам сказать, что вы оказываетесь совершенно беспомощными, чувствуете, что бороться со стихией нет сил и что ничего лучшего не остается, как положиться на «волю волн».

Покорно, безропотно, с каким-то отупением переносите вы приступы морской болезни, причем все рекомендованные вам на берегу «патентованные» средства, как-то: лимон, сельтерская вода, оказываются не в состоянии помочь вашему горю. Человек пьянеет, хотя он, может быть, и ярый враг алкоголя. Шатаясь, ударяясь о перегородки, теряя равновесие, нескладно ковыляя ногами, которые вдруг неожиданно одеревянели, пробираетесь по длинным коридорам к каюте, чтобы немедленно лечь на койку, обвязать себя для крепости веревкой и попробовать задремать.

Но ваша хитрость напрасна. С тяжелым вздохом пароход вдруг ложится набок, маленький иллюминатор оказывается погруженным в бледно-изумрудную воду, и вы с ужасом наблюдаете бешеный танец чемоданов, тарелок, ваших сапог, с остервенением летающих по грязному, мокрому полу.

А в это время с палубы несется пронзительный концерт 13 ездовых лаек, взятых для нужд будущей колонии: их заливают раз’яренные волны.

Бедные умные псы, мокрые, дрожащие от холодного, пронизывающего ветра, они так жалобно заглядывают вам в глаза с просьбой немедленно прекратить этот неожиданный ледяной душ.

Но что я могу сделать? Я сам моментально промокаю до нитки и позорно спастись за крепкую дверь кают-компании.

Маленькая крестьянская лошаденка, волею событий оторванная от сохи и попавшая на ледокол, с перекосившимися от ужаса безумными глазами глядит на гигантские водяные горы, врывающиеся на палубу. Только пять коров – будущее свежее мясо колонии – слишком глупы, чтобы осознать события. Втиснутые в узкий загон, меланхолично, с какой-то упорной тупостью они продолжают пережевывать сено.

Все, как мыши, трусливо попрятались по своим конурам. Только спокойные, «видавшие виды» матросы, ловко лавируя меж закрепленных ящиков и бочек, неслышно скользят по падубе, с обезьяньей ловкостью карабкаются в паутине снастей да маленький неугомонный «торопыга» оператор Новицкий, растопырившись у своего аппарата «Эклер», в исступлении вертит ручку кино.

– Смотри! Совершенно исключительные кадры, – радостно-возбужденно кричит он мне. – В Москве на просмотре вся публика заболеет морской болезнью.

Нас штормило два дня. Два дня пассажиры не показывались за общим столом, на радость старшему механику, старику Шиповальникову, который в эти дни чувствовал особенный прилив аппетита и поедал обеды за троих.

А потом вдруг волны утихли. Яркими лучами брызнуло солнце, и в океане наступил штиль. Но погода на севере меняется с быстротой киноленты. Уже на следующий день мы попали в полосу густого тумана. Мороз. Трудно представить, что в данную минуту в Москве тепло, возможно – жара. С полюса дует сильный сквозняк, словно, забыли закрыть гигантскую форточку.