Текст книги "Победа вопреки Сталину. Фронтовик против сталинистов"
Автор книги: Борис Горбачевский
Жанры:
Прочая документальная литература
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Борис Горбачевский
Победа вопреки Сталину. Фронтовик против сталинистов
Опровержение мифе о «военном гении Вождя»
Несколько предваряющих слов
Тема «Сталин и война» в современной России и на Западе давно стала своеобразной классикой. Наговоренно много, еще больше написано и вранья, и апологетики, и совсем мало правды.
В незатухающей дискуссии важным аспектом является обсуждение полководческой деятельности И.В.Сталин. Очевидно, это объясняется тем, что Сталин во. Второй мировой войне был соратником Рузвельта и Черчилля, Верховным Главнокомандующим Красной Армии и, соответственно, руководил Ставкой. Еще не успели смолкнуть пушки, как Сталин ловко взобрался на пьедестал «великого стратега и полководца». Заметим, уже 24 июня 1945 года в парадной речи по случаю Победы Жуков назвал Сталина великим полководцем, под предводительством которого Красная Армия разгромила гитлеровскую Германию. Через 30 лет маршал обозвал своего Верховного штафиркой.[1]1
Штафирка – так в русской армии называли человека, далекого от воинских дел
[Закрыть] Чему же верить? Хрущев со страшным шумом сбросил Генералиссимуса с высокого пьедестала. Брежнев пытался возродить культ «великого полководца» – не получилось… После Отечественной войны прошло более 65 лет. Пора было бы наконец разобраться, кто есть кто, но пока не выходит…
В своей книге автор высказывает на этот счет свою позицию фронтовика, бывшего капитана Красной Армии, свидетеля и активного участника крупных боевых событий Великой Отечественной войны. Конечно, я не претендую на истину в последней инстанции.
В предыдущей книге «Ржевская мясорубка»[2]2
Горбачевский Б. – Ржевская мясорубка. Изд-во «Руда»– ЭКСМО, 2007 г.
[Закрыть] я частично рассказал о том, что собой представляет сталинская стратегия, превратившая, например, три главных сражения под Ржевом в кровавую бойню. В предлагаемой книге я продолжаю затронутую ранее тему.
В ответ на соловьиные трели придворных историков о «великом полководце» назову три самых главных его стратегических просчета.
В первый день войны – бездарные директивы во фронтовые округа, в 1941–1942 годах ошибочное предвидение направлений главного удара противника. Никто не посмел опровергнуть ошибок диктаторского мышления «стратега». Во сколько человеческих жизней оно обошлось – один Бог знает, да молчит.
Фактически никакой принципиальной стратегии у Сталина не было. Его стратегия заключалась в одном жесточайшем требовании: «Воевать любой ценой!» Это означало воевать, не считаясь с людскими жизнями и потерями боевой техники. Так сражалась Красная Армия под Москвой, под Ржевом, на Днепре, под Кенигсбергом, так брали Берлин. В таком ключе состояла полководческая деятельность Сталина. Она не выходила за стены Кремля и Ставки. Верховный ни разу не выезжал на фронт – «кабинетный полководец». К сожалению, до сих пор засекреченные документы Ставки не позволяют в полной мере раскрыть действий Верховного, в том числе Сталинградскую операцию.
Если фронтовая операция (их было более 300) заканчивалась успехом, Сталин записывал ее на свой счет, если случалались неудачи, тут же следовали расправа за расправой и находился «козел отпущения». Подумать только, было расстреляно более 100 генералов, отдувавшихся за промахи Сталина. Удивительно, что исключением из правил Верховного стали неудачи в сражениях подо Ржевом. Впрочем, это не помешало ему получить маршальское звание.
Малую толику деяний «великого стратега» история все Же запечатлела. ЗАПОМНИТЕ!
Семь миллионов погибших солдат и офицеров Красной Армии, из них пять миллионов захоронено в братских могилах безвестными; около пяти миллионов – военнопленных, из которых свыше двух миллионов загублено в немецких лагерях и почти столько же – в советских; два с половиной миллиона искалеченных до конца жизни инвалидов с горестной судьбой в условиях жизни при советской власти (в одном из приложений об этом рассказано более подробно); полтора миллиона дезертиров. Дезертирство в Красной Армии продолжалось даже в 1945-м победном году, около одного миллиона «своих» солдат и офицеров расстреляно «своими», часто без суда и следствия, особистами и смершевцами.
Наконец, скажем о беспрецедентной в истории так называемой «фильтрации» (проверке на лояльность), затеянной Сталиным еще в 1941 году. За время войны и после нее в специальных лагерях гулаговского типа прошло «проверку» более 10 млн мужчин и женщин. Бывшие советские военнопленные, окруженцы, самый разный люд, живший на оккупированной территории, «дышавший вражеским воздухом».
Многие, не прошедшие «проверку», избитые и забитые, которых заставляли каяться и подписывать липовые показания, шли этап за этапом в лагеря ГУЛАГа или на расстрел. Об этом существует немало свидетельств, о чем я рассказываю в своей книге. Итоговая цифра всех погибших в ВОВ составляет 27–30 млн человек.
Вот он, далеко не полный перечень цены Победы «великого стратега и полководца».
Нынче вовсю шумят витязи на Руси, не без чарки припоминая «битвы, где вместе сражались они», величают высокого предводителя, называют его творцом Победы, символом Отечества! Так и хочется сказать: «Опомнитесь от беспамятства, господа! Так ли было на самом деле?»
Но я уверен, найдутся читатели, которые зададут (с иронией или без) справедливый вопрос о подлинном творце Победы, которые напомнят «десять сталинских ударов».
Белорусский историк Владимир Бешанов написал честную книгу, в которой подробно рассказал о сражениях Красной Армии с врагом, которые советские пропагандисты окрестили «десятью сталинскими ударами». То были действительно лучшие удары по врагу(1944–1945). Однако, когда читаешь цифры потерь Красной Армии в этих ударах, приведенные автором, волосы становятся дыбом. Опять же, воевали любой ценой, не умением, а количеством.
Теперь пришло время назвать подлинных творцов Победы.
Подо Ржевом летом 1942 года Андрей Филимонович Куприянов, первый наш комдив рассказал нам, первым его солдатам следующее. Осенью 1941-го он привез из Омского военного училища тысячу 18-летних необстрелянных курсантов спасать Москву. Все они полегли на подмосковных полях. Всего тогда защищали Москву тысячи курсантов из 70 военных училищ страны. Ценой своих жизней они спасали столицу. Их подвиг еще ждет своего летописца.
ВОТ ОНИ – ТВОРЦЫ ПОБЕДЫ!
Что известно современному поколению о 400 солдатах, повторивших подвиг Александра Матросова? Среди них был сержант Иван Алексеев из 220-й стрелковой дивизии. Я знал этого парня.
ВОТ ОНИ – ТВОРЦЫ ПОБЕДЫ!
Как мало мы знаем о тех героях, солдатах и офицерах, остановивших под Смоленском наступление немцев на Москву на два месяца. Сколько их положили там свои головы?
ВОТ ОНИ – ТВОРЦЫ ПОБЕДЫ!
Высокой чести творца Победы заслуживает простая женщина—белорусская партизанка, убившая Кубе, нацистского гауляйтера оккупированной Белоруссии.
Список подлинных творцов Победы на фронте и в тылу в Отечественную войну – бесконечен.
Не могу обойти стороной упрощенный взгляд современного поколения россиян на роль союзников в совместной борьбе с гитлеровской Германией.
«Мы бы и без них победили!» Нет! Немецкие историки считают, что они проиграли войну по трем причинам. Это стратегическая союзная авиация, ленд-лиз и неожиданное упорное сопротивление русских. Сказанное недалеко от истины.
Несколько слов о «неожиданном сопротивлении Красной Армии», которого, по утверждению некоторых историков, якобы не было в 1941 году. Самые большие потери немцы понесли во время войны с Красной Армией. Летом 1941 года вермахт потерял 742 тыс. солдат. Тогда как в войне против Польши, Франции, Англии, Норвегии, Бельгии, Голландии, Дании и Балканских стран Германия потеряла 418 805 своих солдат. Чтобы закончить разговор о наших союзниках, приведу один малоизвестный пример. Во время доставки по ленд-лизу на кораблях в Советский Союз военной техники погибло в море более шести тысяч американских и английских моряков.
ВОТ ОНИ – ТВОРЦЫ ПОБЕДЫ!
После окончания войны Сталин обманул весь мир, собственный народ, нас – фронтовиков. Он назвал заведомо заниженные цифры погибших. Так поступил «вождь народов» ради дутой славы «полководца». Партийные чиновники обещали, что государство позаботится о мертвых, но и это стало ложью. Через 20–30 лет, убедившись в обмане, ветераны и молодежь, дети и внуки погибших взяли в руки лопаты. За прошедшее время «поисковики» (школьники старших классов, молодые рабочие, студенты) откопали на полях бывших сражений десятки тысяч останков советских воинов и достойно их захоронили.
И последнее, о чем нельзя не сказать. В России произошло невиданное событие. Два московских издательства – «Аст-Астрель» и «Яуза-ЭКСМО» – буквально одним залпом выпустили более 10 книг двух авторов – авиаинженерa из Самары Марка Солонина и крупнейшего американского военного историка Дэвида М.Гланца. В качестве примера назову несколько их книг.
Появление в печати произведений Марка Солонина и Дэвида М.Гланца открывает новую страницу в отечественной военно-политической литературе. Это серьезное чтение, оно захватывает дух, зовет к глубокому размышлению, переосмысливанию многих ранее «непререкаемых» истин. Подобных книг российская военная историография не знала.
Молодой друг, «племя младое, незнакомое», если ты захочешь узнать, как было на самом деле в годы Великой Отечественной войны, как победила Красная Армия, прочти названных мною авторов. Их книги, не сомневаюсь, приблизят россиян к лучшему пониманию темы «Сталин и война».
Борис Горбачевский.
Марк Солонин. «22 июня, или Когда началась Великая Отечественная война».М. ЭКСМО-Яуза, 2007.
Дэвид М. Гланц. Крупнейшее поражение Жукова. Катастрофа Красной Армии в операции «Марс» 1942 г. М.: Аст-Астрель, 2008.
Глава первая
В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ
«Выше правды нет ничего».
Ф. М. Достоевский.
В первые дни войны
За несколько дней до 22 июня я сдал последний школьный экзамен. Жили мы тогда в Подмосковье, в дивном историческом месте – Кусково. Близко от столицы. Недалеко от нашего двухэтажного деревянного дома был лес. Чуть дальше – великолепный парковый ансамбль, бывшее поместье знаменитого вельможи екатерининских времен – графа П. Шереметева, где прекрасно сохранился дворец с великолепным убранством, богатейшим собранием картин русских и западных мастеров, с уникальной коллекцией русского фарфора XVIII века. Около парка – озеро с крошечными зелеными островками, приютом лебедей. Встреча с ними всегда радовала.
22 июня, утром, я еще купался в озере, наслаждаясь летним солнечным, тихим воскресным днем, теплой водой.
Примерно, за неделю до начала войны, когда я вернулся из Москвы домой и показал маме аттестат зрелости, она, поздравив с окончанием средней школы, вручила мне повестку из военкомата. Еще через день я прошел медицинскую комиссию и узнал, что меня определили в морскую пехоту. В то время Красная Армия как раз создавала первые подразделения морских пехотинцев. На мой вопрос военкому: «Как быть, я же не умею плавать?» – он рассмеялся и ответил: «Научат!» После этого, наверное не в первый раз, рассказал старую байку о человеке, который не хотел идти в воду, пока не научится плавать. Велел постричь волосы и в понедельник, 23-го, прийти с вещами.
В назначенный день я пришел. Военкомата – не узнать. Шум, звонки, беготня, выкрики, споры. Все коридоры и лестницы забиты молодежью. Это добровольцы: они рвутся на фронт. Вышел военком и громким голосом всем сказал: «До вас, ребята, еще дойдет очередь. Война началась только вчера». Стало известно, что Президиум Верховного Совета СССР объявил мобилизацию тринадцати возрастов по четырнадцати военным округам страны. Как мы поняли, призывались люди, прошедшие ранее службу в Красной Армии. Всех добровольцев, а вместе с ними и меня, отправили по домам до особого распоряжения.
Трудно забыть «тот самый длинный день» и самую короткую ночь в году. Особенно полдень…
В полдень папа, мама и я ждали объявленного выступления В. М. Молотова. Все мы расселись вокруг столика с радиоприемником – в то время редкостью в советской семье – и молча ждали, когда стрелки часов достигнут двенадцати… Каждое слово наркома иностранных дел раздирало душу, добиралось до сердца, и оно учащенно билось. Правда, тогда я еще не очень осознавал страшную беду, навалившуюся буквально в одно мгновение на страну. Отчего же та беда не пронзила сразу мою душу? То ли по молодости, то ли от слепой веры в советскую печать? Никак не мог представить, как же это так: вчерашние друзья стали вдруг заклятыми врагами.
Я родился в спокойное мирное время. О войне мое поколение знало только из книг и фильмов. Большинство и книг, и фильмов прославляло Красную Армию, а песни, которые мы пели у костров в пионерских отрядах, представляли в своем воображении победные подвиги в битвах с врагом. Я, как и многие мои сверстники, сразу не мог в полной мере осмыслить происшедшее, тем более что почти два года власть и печать убеждали народ в том, что Германия – наш лучший друг, а вот «американские плутократы и английские вероломщики» – злейшие враги. Что же случилось? Всего неделю назад ТАСС опровергало якобы ложные слухи, будто Германия собирается напасть на нас… И вдруг?..
Все потеряли голову: мама и папа словно оцепенели. Папа беспрерывно курил. Мама, обняв меня, плакала. Почему? Хотя с того дня прошло около семидесяти лет, в память врезались те первые суровые слова: «Сегодня в четыре часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну…» Заканчивалось выступление так: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами». И все… Как понять сказанные высокие слова?
Почему вчерашний друг, в адрес которого было произнесено столько теплых и радушных слов, внезапно напал на страну? Были ли все же претензии или нет? Напала ли на нас Германия без объявления войны? Когда придет победа? Почему наше дело правое? Вопросы, вопросы и все без ответов.
Германские претензии – что известно о них? Впервые «Декларация Гитлера», правда в сокращенном виде, появилась на Западе в газете «Нью-Йорк таймс» 22 июня 1941 года.
Впервые правда о сосредоточении советских войск на границе появилась в печати в 1986 году, то есть спустя 45 лет после 41-го. Лишь тогда мы узнали о том, что незадолго до нападения Германии на СССР в Красную Армию тайно призвали более 800 тыс человек. Это официальные данные. А вот и мое личное свидетельство. В 1941 году я ежедневно, ожидая на станции электричку на Москву, видел, как пути были забиты воинскими эшелонами. В мае и в первой половине июня их с каждым днем становилось все больше. Через открытые двери вагонов солдаты перебрасывались шутками. Когда же один из составов двигался первым, солдаты обычно прощались так: «До встречи в Берлине!»
Миллионы людей «от Москвы до самых до окраин», слушая наркома иностранных дел, не могли не задуматься о судьбе отцов, мужей и сыновей, с которыми, как все понимали, они очень скоро расстанутся, и может быть, навсегда. Мне вспоминались услышанные в тот день на улице две фразы: «Будет большая кровь…» и «Я верю в товарища Сталина». И еще: в те первые военные дни советские люди не в шутку, а всерьез спрашивали друг друга (об этом мне рассказал папа): «Почему немецкие солдаты не сдаются Красной Армии?», или: «Почему немецкий рабочий класс не поднял восстание против Гитлера?», или: «Как мы должны относиться к немцам, когда Красная Армия вступит на территорию Германии?» Сегодня это звучит смешно… Да, а тогда советским людям так долго «промывали мозги» о классовой солидарности, о войне малой кровью на чужой территории. Будем снисходительны к тем, кто задавал тогда, в 41-м, наивные вопросы.
Что же в те дни происходило на границе? Приведем отрывок из письма бывшего фронтовика Модеста Марковича Маркова в газету «Известия»: «За две недели до войны нас собрали в доме комсостава и прочитали лекцию: «Германия – верный друг Советского Союза». Танки поставить на консервацию, боеприпасы сдать в артсклад. Я прибежал в парк в 00 часов 30 минут. В небе гудят самолеты. Настроение у всех веселое: начались маневры. Первый бомбовый удар – по складу. Крики: «Это учебные цементные бомбы!» Второй заход – и удар по соседнему батальону. Крики: того-то убило, тому-то оторвало ноги… Только тогда мы поняли, что это война».[3]3
Сборник солдатских воспоминаний «Я это видел». М.: Время, 1965.
[Закрыть]
Еще два коротких письма.
П.Черняев: «Я был дежурным по части, когда началось. Небо чистое, без туч, а стоял гром. Их артиллерия била через нас по Гродно. Мы были без оружия, и летчики это видели. Они прямо крыльями нас резали. Бронетанкетки, почти не стреляя, давили солдат. А нам и в воробья стрельнуть нечем. Комполка Чумакову оторвало ноги, но он успел скомандовать: «Спасайтесь, кто как может!» Только в живых уже были единицы».
С.Зубенко: «Сержант Володя Капустин погиб в первый день под Граево. Захлебываясь кровью, пытался оправдаться, что не смог сделать больше того, что сделал. Его последние слова: «Не мы проиграли, не рядовые».
Из эфира неслись хриплые голоса, часто похожие на военные команды, дробь барабанов, гремели победные фанфары. Во всем этом радиошуме звучала, в основном, немецкая речь. Что-то удавалось в ней разобрать и понять. В школе я изучал немецкий. Германские войска дошли до Минска, ворвались в Прибалтику, шли на Москву, Ленинград, Киев.
Когда я рассказал об услышанном папе, он не поверил и переспросил: «Может быть, ты чего-то не понял, в чем-то ошибся?» Я повторил сказанное. Он ужасно расстроился и все говорил: «Как же так это могло произойти? Где Красная Армия? Как Сталин допустил такое?» Тут же попросил скверными известиями ни с кем не делиться, пока не появятся официальные сообщения. Вскоре власти приказали всем гражданам сдать радиоприемники.
Черную радиотарелку, прикрепленную к стене, мы не выключали круглые сутки: а вдруг сообщат что-то важное, «В последний час». С волнением прислушиваюсь к сообщениям Совинформбюро, созданного на второй день после начала войны. Их передавали дважды в день – утром и вечером, а затем повторяли много раз.
Прошло всего несколько дней боевых действий, а тон фронтовых сводок, как ни старались их отлакировать, не успокаивал. Во-первых, воевали на нашей, а не на чужой территории, как нас об этом не раз заверял товарищ Сталин; во-вторых, как кинокадры, то возникали, то исчезали различные направления сражений, за которыми следили миллионы людей.
Вот первая сводка советского Генштаба, вроде бы радостная, как мы теперь знаем, неправдивая: «22 июня 1941 года регулярные войска германской армии атаковали наши пограничные заставы на фронте от Балтийского до Черного моря и в течение первой половины дня сдерживались ими. Во второй половине дня германские войска встретились с передовыми частями полевых войск Красной Армии. После ожесточенных боев противник был отбит с большими потерями. Только на гродненском и крысто-польском направлениях противнику удалось достичь незначительных тактических успехов и занять местечки Кальвария, Стоянув и Цехановец. (первые два – в 15 км и последнее – в 10 км от границы).
Авиация противника атаковала ряд наших аэродромов и населенных пунктов, но всюду встретила решительный отпор наших истребителей и зенитной артиллерии, наносивших большие потери противнику. Нами сбито 65 самолетов».
На четвертый день войны, 26 июня, в газете «Красная Звезда» была напечатана первая статья Ильи Эренбурга «Гитлеровская орда». Так начал свой творческий путь лучший публицист в годы войны, любимец фронтовиков. 24 июля на страницах «Красной Звезды» появилось первое стихотворение Константина Симонова «Презрение к смерти». 6 августа в этой же газете опубликовано второе его стихотворение – «Секрет победы». Так начал свой творческий путь один из лучших фронтовых поэтов. Запомнились на всю жизнь строки поэта: «У храбрых есть только бессмертие, смерти у храбрых нет!»
На девятый день войны прозвучала информация о четырех основных направлениях: минское, луцкое, новгород-волынское, барановическое… На двадцатый день объявлены уже новые направления: полоцкое, бобруйское, могилев-подольское. Все новые и новые направления… Это тревожит, чаще мрачнеют людские лица. Все труднее понять горькую реальность. Враг прет и прет. Все ближе к Москве, Ленинграду, Киеву. Куда делись самолеты, о которых так красочно писали поэты и звучали песни – о героических «красных соколах»?
Совсем недавно во многих Дворцах культуры, в заводских клубах люди внимательно разглядывали красочные плакаты ГЛАВПУРа, и сердца их наполнялись гордостью. Еще бы… Один артиллерийский залп советской дивизии, как утверждалось в тех плакатах, в два раза мощнее залпа дивизии противника. А какого – догадайся? Случилась война. Выкатили пушки артиллеристы – беда, снаряды словно улетели в небеса.
27 июня, на пятый день войны, появилось объявление о создании Государственного Комитета Обороны. В его руках отныне была сосредоточена вся власть в стране. Председателем Комитета стал И.В. Сталин.
С каждым днем войны люди начинают все больше понимать, что означает на деле исчезновение одних и появление новых направлений… Сводки столь кратки, нелогичны, неясны, а газеты в основном трубят о первых героях-летчиках, о подвигах танкистов, давших достойный отпор агрессору. А агрессор-то уже занял Белоруссию, Прибалтику, часть Украины, Молдавию. Как возможно такое осмыслить?
От народа скрывают окружение целых армий, корпусов, дивизий, пленение тысяч и тысяч командиров и бойцов. Слухи о трагизме положения на фронтах точно кружили в воздухе, и люди их перехватывали, задавая друг другу один и тот же вопрос: «Когда наступит перелом?» Крупицы жестокой правды о происходящей катастрофе Красной Армии все же просачивались в общество, и они леденили души.
В печати появилась более эластичная терминология: «движение», «вклинились», «бились до конца», «отошли на новый оборонительный рубеж», «успешно отбивают атаки врага», «смена позиций» и т. п. В отечественной историографии Великой Отечественной войны уже давно существует новое лингвистическое обобщение, якобы объясняющее первый страшный период войны, «стратегическая оборона». Неужели современные российские историки предполагают, что их ложь, как и всякая ложь, имея длинные ноги, сможет обогнать правду?
21 июля впервые на Москву обрушились бомбы. Через неделю в сводках Совинформбюро исчезли старые направления: полоцкое, псковское, новгород-волынское, бобруйское, но осталось смоленское… Опять немыслимое смущение, тяжелая боль в сердце. Исчезли житомирское, коростеньское, белоцерковское направления. Стало понятно: Житомир, Коростень, Белая Церковь – в руках у немцев…
Как же сами немцы оценивали начало войны? Теперь это стало известно. Первые ее дни оказались для них легкими. Об этом свидетельствует начальник Генерального штаба вермахта – Франц Гальдер. Вот что он записал в дневнике: «Наступление наших войск, по-видимому, явилось на всем фронте полной тактической внезапностью. Пограничные мосты через Буг и другие реки всюду захвачены нашими войсками без боя и в полной сохранности. О полной неожиданности нашего наступления для противника свидетельствует тот факт, что части были захвачены врасплох и в казарменном положении, самолеты стояли на аэродромах, покрытые брезентом, а передовые части, внезапно атакованные нашими войсками, запрашивали командование о том, что им делать. Можно ожидать еще большего влияния элемента внезапности на дальнейший ход событий в результате быстрого продвижения частей, для чего в настоящее время есть полная возможность. Военно-морское командование также сообщает о том, что противник, видимо, застигнут врасплох. В последние дни он совершенно пассивно наблюдал за всеми проводившимися нами мероприятиями и теперь сосредотачивает свои военно-морские силы в портах, очевидно опасаясь мин.
Командование ВВС сообщило, что наши воздушные силы уничтожили 800 самолетов противника. Нашей авиации удалось без потерь заминировать подходы к Ленинграду с моря. Немецкие потери составляют до сих пор 10 самолетов. Командование группы армий «Юг» доложило, что наши патрули, не встретив сопротивления, переправились через Прут… Мосты в наших руках… Охрана самой границы была, в общем, слабой… После первоначального «столбняка», вызванного внезапностью нападения, противник перешел к активным действиям… На ряде участков фронта почти отсутствовало руководство действиями войск со стороны высших штабов… Представляется, что русское командование, благодаря своей неповоротливости, в ближайшее время вообще не в состоянии организовать оперативное противодействие нашему наступлению… Организованное сопротивление отсутствует».
В первый же день войны я поехал в город к своему другу Марку Подобедову. Их семья, как и моя, незадолго до войны переехала из Харькова в Москву. Мы с Марком учились в одной школе и в одном классе. По дороге я подошел к единственной газетной витрине в Кусково, просмотрел «Правду». Не поверил глазам, вновь просмотрел все четыре страницы. Как нелепо выглядит главная партийная газета страны. Началась война, а в газете за 22 июня о ней ни слова.
Встретили меня Подобедовы тепло. Все говорили о начале войны. Никто не понимает, зачем Гитлер напал на Россию? Это же самоубийство Германии! Отчим Марка, уже далеко не молодой, религиозный человек, воевавший еще в Первую мировую, зло и неприкрыто заявил: «Нашествие немцев – это божье наказание великому грешнику за его злодеяния. Оно дорого нам обойдется». Все поняли, кого он имеет в виду, говоря о «великом грешнике». Я не стал возражать, хотя не очень соображал, в чем грешны простые люди? Старший сын Женя – инженер на авиационном заводе – рассказал, что в ближайшие дни они начнут перебазироваться на восток. Младший сын Марк – хронический астматик, к армии непригоден. Но он остро переживает беду и собирается поехать копать противотанковые рвы.
Через два дня я вновь поехал в Москву. Побывал в горкоме комсомола на улице Архипова. Меня включили в список комсомольцев – для участия в сооружении вокруг Москвы оборонных рубежей. Затем я направился в центр города.
Я иду по главной улице – имени Максима Горького: от центра до Белорусского вокзала. Перед входом на Красную площадь – усиленная охрана. На улицах появились военные патрули, немецкого красного полотнища со свастикой на здании германского посольства больше не видно, а оно само закрыто. Какие-то люди сгружают тяжелые мешки с песком и закрывают ими широкие окна-витрины магазинов. Куда ни поглядишь – окна в квартирах на случай бомбежки обклеены крест-накрест бумажными полосами. Появились первые указатели путей к бомбоубежищам. Как странно: всего третий день войны, а город быстро приспосабливается к новым условиям жизни. Как там, наверху, – так же?
На площади Пушкина дети играют в войну. Я остановился и прислушался к их разговору. Те же, как всегда до войны: «синие» и «красные». Мальчики – разведчики, а девочки – санитарки. Уговор: «Чур, санитарок не убивать». Так ли поступят немцы?
Захожу в книжный магазин. Плакат со словами «Пусть крепнет советско-немецкая дружба» исчез, а других пока не видно. Видимо, ждут указаний? Зато на книжных витринах появились книги о русских полководцах, о русской доблести в прошлом. В основном, как я заметил, раскупают именно эти книги. Можно увидеть первые стенды с карикатурами и шаржами – произведения талантливых художников Бориса Ефимова и Кукрыниксов. Теперь известно, что Геббельс их включил вместе с Эренбургом в список лиц, подлежащих повешению, разумеется, после победы немецкой армии.
Много военных, как правило, в новенькой форме. Я еще слабо разбираюсь в воинских различиях. Проходят маршевые роты, идут в основном к Белорусскому вокзалу.
В субботу вечером к нам в Кусково приехал старый друг папы Ханаан Затучный – журналист. В прошлом они вместе работали, и папа переживал за его сломанную карьеру и судьбу. О ней стоит кратко рассказать. В 1937 году Затучный – главный редактор «Донецкой правды». В один из летних вечеров к нему в редакцию позвонил товарищ, сотрудник местного управления НКВД, и попросил его выйти на пару минут. Рискуя собственной жизнью, он сообщил Затучному, что ночью за ним «придут». В редакцию главный редактор не вернулся. Он тайно прожил больше трех лет в Москве на улице Покровского у своей родной сестры. А те, кто «за ним пришел», ни с чем ушли, и человек «затерялся»…
В этот вечер Затучный столько нам рассказал. Он лучше нас был осведомлен о положении на фронте. Назвал причины первых поражений Красной Армии. Рассказал и об уничтожении немцами в захваченных городах еврейского населения, о чем – с первых до последних дней войны – печать молчала.
Кстати, мы не знали, «кто есть кто»: например, кто первый комиссар армии, кто руководит органами информации и печати? Лев Захарович Мехлис – начальник Главного Политуправления Красной Армии, главные редакторы газет: «Известия» – Лев Ровинский, «Красной Звезды» – Давид Ортенберг, директор ТАСС – Яков Хавинсон, зам. директора «Совинформбюро» – Соломон Лозовский – «еврейский букет», пошутил Ханаан. Вот Геббельсу пища…
Перед уходом Ханаан рассказал о том, что уезжает в Алма-Ату. Он сошелся с женщиной, помощником городского прокурора. Она обещала ему поменять паспорт, а он поклялся прожить с ней до конца войны.
Папа спросил Ханаана:
– Ты не боишься оказаться ее заложником, если у вас не сложится жизнь?
– У меня нет другого выхода, – ответил Затучный. – В Москве у сестры или у своих в Подмосковье я больше оставаться не могу. Рискованно. Начинается суровое военное время.
Когда мы расставались, Ханаан высказал оптимистический взгляд на ход войны: «Гитлер плохо знает Сталина. Этот азиат положит миллионы мужиков в солдатских шинелях. Ему это не впервые, но загонит фюрера в гроб…»
В первые дни войны появились в печати стихи Лебедева-Кумача:
Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой,
С фашистской силой темною,
С проклятою ордой!
Стихи эти, вышедшие под названием «Священная война», вскоре стали главной песней войны. Обычно ее пели стоя, как гимн. Так и называли долго войну – «священной», «народной», «Великой», «Отечественной». Название «Великая Отечественная война» появилось значительно позже. Впервые так была названа война с фашистами в приказе Верховного Главнокомандующего 1 ноября 1944 года.[4]4
Оренбург. Июнь – декабрь сорок первого. Рассказ-хроника. М.: Советский писатель, 1984. С. 10–11.
[Закрыть]
