Текст книги "Крымская война. Соратники (СИ)"

Автор книги: Борис Батыршин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Борис Батыршин
КРЫМСКАЯ ВОЙНА
СОРАТНИКИ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
«Все в дыму, бой в Крыму»

ГЛАВА ПЕРВАЯ

I

Из записок

графа Буа-Вильомэз.

Хранится в архивах

Адмиралтейства,

Санкт-Петербург.

«4 сентября. Погрузка на суда, начатая 2 недели назад, завершена. Флоту предстоит перебросить в Крым 28 000 человек, 1437 лошадей и 68 орудий. Кроме того, еще 6000 турецких солдат плывут на собственных судах.

Сначала на суда погрузили 60 пушек с лошадьми и зарядными ящиками. Потом погрузились 28 000 солдат, и наконец, 1110 лошадей кавалерии. Погрузка идет медленно, любое волнение на море крайне затрудняет его.

Маршал Сент-Арно не пожелал ждать англичан, проявлявших недопустимую медлительность. Местом рандеву назначили остров Змеиный...

6 сентября. Стоим на траверзе Змеиного. Англичан пока нет. Мы послали авизо к лорду Раглану, и выяснили, что английская эскадра попала в шторм, тогда как мы пришли к Змеиному при хорошей погоде. Сильный ветер стих лишь утром 6-го числа, и в 10.30 адмирал дал сигнал «выходить в море».

Порядок определили следующий: построение транспортов в шесть колонн, каждый транспорт берет на буксир маленький пароход; большие буксируют по два, а иные и по три парусника.

Нелегко найти перо, способное описать картину, представшую нашим глазам: более 100 судов с войсками, амуницией, провиантом, лошадьми и мулами в идеальном порядке, сияет солнце, синева неба отражается в бликах на воде. Часа не прошло, как наш караван растянулся на полгоризонта. Ни одна держава не снаряжала армию такой сокрушительной силы! Пятью линиями, имея на флангах военные корабли, огромный караван полз вперед, окутанный пеленой угольного дыма, которая смешивалась с облаками, придавая еще большую мрачность морю, столь удачно называемому «Черным». За дымным облаком пропал берег, и впереди, насколько хватало глаз, – лишь темные волны и неприветливое небо...

7 сентября. Мы соединились с турками и англичанами в 30-ти милях от берега. Английская эскадра из 9-ти линейных кораблей, 5-ти фрегатов и нескольких вооруженных пароходов выступала в качестве охранения. Мы обменялись сигналами, приветственными криками взяли курс на Крым,

Англичане, между прочим, сообщили о потере колесного фрегата «Фьюриес», отправленного в разведку...

Около двух пополудни над нами, в некотором отдалении от ордера, начало описывать круги то, что мы поначалу приняли за очень крупного альбатроса. Расстояние было таково, что даже в подзорные трубы не удавалось ничего разглядеть.

Через некоторое время гость приблизился настолько, что мы смогли рассмотреть его невооруженным глазом. Оказалось, что это вовсе не птица, а несомненное творение рук человеческих: своего рода крылатая лодка, несущая двух человек! Летела она куда быстрее чаек, и лишь стрижи могли бы потягаться с ней в скорости.

И эта крылатая лодка несомненно, принадлежала русскому военному флоту! «Хвост», украшающий ее корму и более похожий на рыбий плавник, чем на птичье оперение, нес изображение русского военно-морского флага: голубой косой крест на белом поле. Выстрелами из мушкетов ее отогнали, но сомнений не оставалось: русские обладают великолепным средством разведки, и мы теперь пребываем в положении слепцов, которых преследует зрячий противник!

Лучший корабль нашей эскадры, «Наполеон», на котором находился в тот момент автор этих строк, стал предметом особого внимания непрошеных гостей. До темноты крылатые лодки появлялись еще три раза, и каждый раз кружили над этим кораблем.

Но как, скажете мне, наши осведомители в России упустили из виду появление этой удивительной машины? Ибо в механической природе крылатой лодки сомневаться не приходится – свидетельствами тому и звук, издаваемый в полете, и крылья, напоминающие этажерку для книг, и быстро тающий в воздухе дымок, который она оставляет за собой.

Остается радоваться, что эти машины не обрушили на наши головы пороховые гранаты или зажигательные снаряды вроде брандскугелей. К тому же, крылатый враг явно опасается ружейной стрельбы и при первых же залпах удаляется на недосягаемое расстояние.

На всех нас, от юнги до адмирала, это произвело самое тягостное впечатление. Мы шли в бой, не сомневаясь в превосходстве своего оружия и технических средств, и вдруг один-единственный день поставил эту уверенность под сомнение! В самом деле, как можно сравнивать эти стремительные машины с неуклюжими шарами-монгольфьерами, на которых наши соотечественники не так давно научились подниматься в небо? К сожалению, нам нечего противопоставить русским в небе, и остается молить Создателя, чтобы на море и на суше это оказалось не так.

8 сентября. Сегодня мы в первый раз подверглись атаке русского флота, и не приходится сомневаться, что неприятель действовал по указаниям своих летучих соглядатаев. К счастью, атакована лишь одна из колонн – та, в которой шла британская боевая эскадра.

Я не могу привести здесь детальное описание сражения, ибо не только не имел возможности наблюдать за ходом боя, но и не получил сколько-нибудь внятного отчета от его участников. Мы лишь слышали канонаду вдалеке, и один раз над нами пролетела одна из крылатых лодок. К вечеру мы все так же оставались в тяжком неведении, лелея слабую надежду, что британцы сумели отразить нападение. Ни одна из наших колонн не подверглась нападению русских кораблей или крылатых лодок...

9 сентября. Мы по-прежнему гадаем о событиях вчерашнего дня. Суда арьергарда доносят посредством флажных сигналов, что британская колонна отстала. По всей видимости, они исправляют полученные в бою повреждения. Мы остались без боевого охранения, и придется выделять из колонн вооруженные пароходы и парусные фрегаты и формировать из них летучий заслон.

Беспокойство вызывает то, что до сих пор нас не догнал ни один из британских быстроходных авизо – кажется, разумно было бы послать один из них с известием об исходе баталии? Я допускаю, что англичане не хотят подвергать посыльные суда чрезмерному риску, ведь крылатые лодки легко могут навести на него русские фрегаты. Остается уповать на испортившуюся погоду – не может быть, чтобы она не причиняла неудобств хрупким с виду сооружениям! Но та же непогода может задержать и англичан, а значит мы по-прежнему будем пребывать в неведении...

10 сентября. Принято решение сбавить ход. Теперь мы еле ползем к сторону Крыма, нещадно избиваемые волнами. Погода по-прежнему скверная; кильватерные колонны то и дело разваливаются, буксирные концы рвутся, имеются случаи столкновений. От англичан по-прежнему нет известий.

14 сентября. Мы в 12-ти милях от Старого Форта, на широте 45 градусов. Несмотря на нападение русских и потерю связи с британской эскадрой, мы дошли до места всего за 8 дней.

Слава Создателю, авангард в составе линейного «Агамемнона», «Карадока», парохода «Самсон» и нашего фрегата «Примогэ» уже ожидал нас. Его начальник адмирал Лайонс до крайности раздражен отставанием британской эскадры. На совещании, состоявшемся на "Вилль де Пари", он потребовал отложить высадку, но лорд Раглан, находящийся на «Карадоке» и наш маршал Сент-Арно и слушать об этом не пожелали, и адмирал Лайонс, таким образом, остался в меньшинстве. И крепость и город Евпатория должны быть заняты в самый короткий срок, для чего завтра начинаем высаживать войска.

16 сентября. Второй день длится настоящий кошмар. Процесс переброски на берег людей, лошадей, орудий, материалов, припасов – всего того, что составляет современную армию, – был тщательно продуман и подготовлен заранее, но на деле машина воинского снабжения немедленно стала давать сбои. Еще не отправившись в Крым, мы лишились большей части хлебных запасов, и сейчас армия располагает сухарями и галетами лишь на 10 дней вместо 3-х месяцев. Причиной тому стал пожар, уничтоживший в Варне 3 миллиона порций сухарей и 28 передвижных хлебопекарных печей, специально изготовленных к экспедиции. Затребованные у Парижа дополнительных 3 миллиона пайков предстоит ждать не один месяц, и это совершенно очевидно в свете грандиозной бестолковщины, в которую превратило наше Интендантство дело снабжения армии. Будто мало неурядиц, доставляемых нашими собственными бюрократами и крючкотворами – вдобавок к этой напасти, немалая часть имущества и запасов оказались на британских транспортах! Снабженцы то и дело оказываются перед зияющими дырами, затыкать которые нечем. Недаром, перед отправлением, 29-го мая, маршал Сент-Арно писал Императору : "мы не можем воевать без хлеба, без обуви, без котелков и чайников, находясь я в 600-ах лигах[1]1
  Британская единица измерения расстояния, равная 3-м милям или 4828-ми метрам


[Закрыть] от наших складов".

Лагерь на холмах вблизи Евпатории быстро растет. Как по мановению ока выстроились ряды палаток; к счастью, некоторое количество их было погружено на корабли и теперь выручает наших солдат. Увы, разборные домики из деревянных щитов, которыми предполагалось заменить архаичные полотняные шатры, не выдерживают знакомства с крымскими ветрами.

Новый день принес нам новую неприятность. Крылатые лодки, которых мы не видели со дня боя с русскими, появились вновь! Они кружат над бухтой, забитой кораблями, облетают скопления грузов, войск, гужевых повозок на берегу. Снизу по летучим машинам беспорядочно стреляют, но без результата. Наивно полагать, что даже лучший стрелок сможет попасть из штуцера по летящей на такой высоте цели...

17 сентября. Наконец получены известия от англичан! Оказывается, охранение вступило в бой с русскими кораблями, понесло жестокие потери и не нашло ничего лучшего, как повернуть обратно в Варну, оставив тех, кто был поручен их заботам! Воистину, господь благоволит доблестным сынам Франции: за те 8 дней, что прошли после баталии, русские ни разу нас не потревожили. Возможно, причиной тому стала непогода?

Офицеры с британского корвета наперебой рассказывают о быстроходных русских фрегатах, об их разрушительной артиллерии. Слухи расползаются по лагерю со скоростью лесного пожара, оказывая на людей неблагоприятное воздействие: все мы стали свидетелями того, как Ройял Нэви, в могуществе которого нас упорно убеждали, бросился наутек, получив первый щелчок по носу. Этим союзники поставили нас в тяжелейшее положение: ни о какой посылке эскадры к Севастополю для бомбардирования фортов теперь и речи быть не может. Непросто решиться даже на разведочную вылазку, настолько тяжкое впечатление произвели на моряков рассказы о невероятных русских караблях! Маршал Сент-Арно, желая пресечь подобные настроения, во всеуслышание заявил, что беглецу с поля боя противник всегда мнится неуязвимым, и лишь этим можно объяснить то, что лаймы болтают о русских кораблях. Адмирал Лайонс, услышав это, вышел из себя, и заявил, что не намерен впредь иметь дела с главнокомандующим. Офицеры обеих армий не отстают, и в лагере назревает эпидемия дуэлей и драк. Спасает лишь то, что большая часть английских войск осталась на ушедших кораблях. Впрочем, кавалеристы легкой бригады Кардигана здесь, и они одни с успехом заменяют всех остальных драчунов армии Ее Величества королевы Виктории...

19 сентября. Несчастья не оставляют нас. Вчера было решено отправить разведку к Севастополю. Лорд Раглан настаивал на посылке сразу двух десятков кораблей, в том числе «Наполеона» и «Агамемнона», но природная осторожность адмирала Гамелена вяла верх. Для задания он выделил прекрасный колесный фрегат «Вобан» и винтовой корвет «Катон» – очень ходкое посыльное судно с железным корпусом. Не успели разведчики отойти на десяток миль от Евпатории, как в небе над ними была замечена крылатая лодка. Не приходилось сомневаться, что русские увидели наши корабли гораздо раньше. Но отряд продолжал следовать прежним курсом, надеясь на ходкость своих кораблей.

Расплата наступила незамедлительно. Скоро на горизонте показались дымы четырех судов. Оценив численное преимущество противника, капитан «Вобана» (человек, безусловно, храбрый) приказал поворачивать обратно. Но увы, два русских корабля без труда догнали фрегат! «Катону» повезло – он шел впереди, да и скорость мог развить заметно больше, чем колесный «Вобан». Корвету удалось уйти, оставив спутника на растерзание неприятелю. Дальнейшая судьба фрегата неизвестна; не приходится, впрочем, сомневаться, что она оказалась печальна. Судя по рассказам англичан, любой из неприятельских кораблей легко справится с двумя фрегатами того же типа, к которому относился «Вобан».

Крылатые лодки регулярно появляются над лагерем и Евпаторийской бухтой. Согласно донесениям лазутчиков из числа местных жителей, база, с которой они совершают полеты, расположена в местечке под названием Kacha (в первоначальных планах это место рассматривалось, как подходящее для высадки). Разъезды наших африканских егерей и гусар из британской Легкой бригады по нескольку раз в день сталкиваются с Cosaques и несут потери. Особенно жестокие стычки случаются, когда дикие степные конники пытаются отбить направляющиеся в лагерь и телеги, принадлежащие местным обывателям. Эти Tatars, мусульмане, бывшие поданные османского султана, не простившие русским завоевания своих земель, охотно нам помогают. Tatars служат проводниками, приносят сведения, снабжают лагерь скотом и даже выражают готовность вступить в ряды спешно создаваемой местной милиции.

Увы, этих Tatars (в иное время жестоких и отчаянных головорезов и умелых воинов) охватывает панический страх при виде русских крылатых лодок. Увидев их, Tatars (все поголовно мусульмане) в панике разбегаются, бросая оружие, скот, повозки, и это наносит нашему снабжению, и без того дурно устроенному, весьма значительный вред. А потому, уничтожение базы крылатых лодок в Каче названо в числе первоочередных задач. Некоторые рассчитывают, что заняв Качу, мы обезопасим лагерь от угрозы с неба, так как крылатые лодки не смогут долететь до Евпатории из Севастополя. Я не разделяю такого оптимизма: не стоит забывать, что проклятые летучие механизмы сумели достать нас во время перехода в Крым, вдали от берегов – а значит, либо они обладают очень большой дальностью полета, либо способны базироваться на одном из руссских кораблей.

И все же, дальнейшее пребывание в Евпатории лишено всякого смысла. На большом военном совете было решено не позже, чем через четыре дня выдвигаться на юг, к Севастополю. Флот поддержит армию движением вдоль побережья, так что новым русским фрегатам непросто будет противостоять такой массе кораблей и пушек...»

II

25-е сентября 1854 г.

Крейсер II ранга «Алмаз»

лейтенант Реймонд фон Эссен

На шканцах медно звякнуло: пять склянок. Последний удар перекрыл зычный рык боцмана, с утра лютовавшего на палубе. Фон Эссен не стал интересоваться, что вызвало неудовольствие Перебийвитра; «Алмаз», вместе с остальными кораблями отряда, готовится к походу. Мимо лейтенанта бодро прорысили два матроса – волокли брезентовый рукав, чтобы окатывать из него палубу. Приборка заканчивалась.

В пяти кабельтовых напротив Константиновской батареи лениво дымит «Заветный». Радом, за цепочкой плавучих бонов, виднеется «Морской бык» и низкие силуэты пароходов. А дальше, на внутреннем рейде – высится густой лес мачт. Черноморский флот. Силища!

Корабль «потомков» стоит на бочке тремя кабельтовыми мористее «Алмаза». Рядом с ним пристроился «Громоносец» – Корнилов ни на миг не оставляет гостей без пригляда.

«Потомки» настояли на том, чтобы поставить свой сторожевик подальше от берега. Их прибор, называемый «радиолокатор», способен обозревать море необыкновенно далеко, но высокий берег сильно мешает обзору. Эссен своими глазами видел картинку на экране и готов был свидетельствовать, что возвышенности, окружающие Ахтиарскую бухту, и правда, ограничивают видимость. Но при том лейтенант никак не мог отделаться от мысли, что это лишь повод, и командир сторожевика, капитан второго ранга Кременецкий попросту не хочет забираться в теснины и узости внутреннего рейда, где корабль целиком в чужой власти, а его замечательные скоростные качества не значат ровным счетом ничего.

А ведь и недели не прошло, как алмазовцы сами косились на ряды пушек в бортах нахимовской эскадры и гадали, что это – знак вежливости или мягкий намек? Да, совместные боевые выходы повыветрили подозрительность из иных горячих голов...

Так или иначе, теперь «Адамант» с его аппаратурой стал глазами и ушами эскадры. Теперь можно поберечь моторесурс гидропланов – сторожевик не пропустит ни одну цель на десятки миль вокруг и немедленно наведет на нее боевые корабли. За трое суток, прошедших с момента появления «потомков», он дважды выходил в море, и всякий раз летучий отряд из пароходофрегатов с «Заветным» во главе возвращался с добычей. Союзники не оставляют попыток наладить связь с высадившейся в Крыму армией, да и разведку к Севастополю шлют с завидной регулярностью. Пока они не рискуют отправлять крупные силы, но, вероятно, скоро сменят тактику, благо уже три судна-разведчика напоролись на горячую встречу. Одно из них лежит на дне, на траверзе Балаклавы; еще два принимают на Севастопольском рейде новые команды, пополнив собой состав Черноморского флота. А назавтра «потомки» обещают ввести в строй свой «беспилотник» (копию летающей машины, протаранившей гидроплан Фибиха), и тогда появится возможность наблюдать за плацдармом и союзной эскадрой собственными глазами.

«В реальном времени», как говорил Велесов. Эссен обнаружил, что ему не хватает вечерних бесед с Сергеем, к которым он пристрастился во время пребывания в Каче. Сейчас Велесов отлеживается в лазарете «Адаманта» и, хотя жизнь его вне опасности, недели на две он выключен из активной деятельности.

Фибих, кстати, уцелел, как и его подельник, британский журналист. Об этом русским рассказал офицер с захваченного вчера французского парохода. «Угонщиков» (как их назвал тот же Велесов) выловили из воды, и англичане несколько дней подряд обшаривали дно бухты в поисках обломков гидроплана. Известие, что и говорить, неприятное.

Помимо радиолокатора, самым ценным приобретением стали для нас средства связи. Рациями-переговорниками теперь оборудованы все гидропланы. Полетов, правда, нет уже второй день – после эвакуации из Качи аппараты поставлены на профилактику, весь личный состав авиаотряда пропадает на береговой станции, куда перенесли с «Морского быка» все ремонтное оборудование. Потомки и тут помогли: подкинули с «Адаманта» переносной дизель-генератор и неплохой ассортимент электрического инструмента, так что работы идут ударными темпами. Всего час назад Корнилович отрапортовал о готовности своего аппарата; два других встанут на крыло к завтрашнему утру.

Значит, пилоты и мотористы, не жалея себя, вкалывают, а командир отряда прохлаждается на флагмане? Ничего, господа авиаторы, командир – тоже человек, и имеет право отдохнуть после захатывающей погони в темноте, со стрельбой и последующим падением в с высоты тысячи футов в море! Рабочих рук на береговой станции хватает, на каждый аппарат приходится двойной комплект мотористов. Из семи гидропланов, попавших вместе с «Алмазом» в 1854-й год, в строю остались всего три. Два аппарата, как не подлежащие ремонту, пущены на запчасти, еще два потеряны безвозвратно: один сгорел на шканцах «Роднея», второй увел негодяй Фибих. Оставшиеся дышат на ладан, несмотря на ухищрения, предпринимаемые умельцами авиаотряда и добровольными помощниками с «Адаманта».

От сторожевика отделился катер, развернулся и, неся высокий бурун, полетел к крейсеру. На корме заполоскалось зеленое с голубым Андреевским крестом, полотнище.

Береговая охрана Российской Федерации. Эссен уже знал, что корабль относится к морским силам Пограничной стражи: об этом говорили косые полосы на борту и большие белые буквы на синем фоне в районе мидель-шпангоута. Выше, на ярко-белой надстройке, надпись повторялась по-английски – «Coast guard».

Силуэт «Адаманта» резал Эссену глаз. С одной стороны – удивительная стремительность, легкость в обводах, намекающая на невиданную скорость, с другой – непривычные грани корпуса, шары и решетки, в кажущемся беспорядке венчающие надстройку. Корабль потомков представлялся лейтенанту то ли пришельцем с Луны или Марса, то ли странным насекомым – сочетание нечеловеческих форм и нечеловеческой же целесообразности в каждой детали. И загадочное, непонятное движение математической мысли, скрывающееся за фасеточными зрачками и радужными надкрыльями...

Эссен помотал головой, отгоняя некстати возникшие мысли. Какие еще надкрылья? Корабль как корабль, разве что конструкция непривычная. Ну так и «Алмаз», наверное, кажется нынешним севастопольцам морским чудом-юдом, а ведь их разделяют чуть больше шестидесяти лет, а не целый век!

– Реймонд Федорыч! Благоволите подняться на мостик!

Эссен взбежал по трапу. Капитан первого ранга Зарин стоял у лееров и разглядывал в бинокль посудинку потомков. Бинокль был непростой – в памятный день встречи командир сторожевика, капитан второго ранга Кременецкий презентовал его коллеге. Линзы странного золотистого оттенка, необыкновенная ясность изображения, подсвеченная зеленым сетка, восьмидесятикратное увеличение – и все это помещается в сравнительно компактном устройстве!

Вместе с биноклем на крейсер попала и рация – не карманный аппаратик, вроде тех, что были у Велесова, а мощная станция, для работы с которой на «Алмаз» откомандировали старшину. Вот он, стоит возле Зарина. На голове – массивные черные наушники поверх смешной, на жокейский манер, шапочки с козырьком. В ладони – микрофон на полупрозрачном спиральном шнуре.

Кременецкий кивком поприветствовал фон Эссена.

– С «Адаманта» откомандировали офицера к штабу Меньшикова – как представителя нашего отряда и для обеспечения связи. Вы уж, дюша мой, сопроводите его на берег. Доставьте к князю, потом расскажете, что и как…

Вчера на совещании, состоявшемся в кают-компании крейсера, среди прочих первоочередных дел, обсудили организацию связи в предстоящей баталии. Потомки выделяли две радиостанции кроме той, что находилась сейчас на мостике «Алмаза». Одну решено было отправить на флагманскую «Императрицу Марию», вторую – в штаб командующего сухопутными силами. Рацию на линкор доставили ко второй склянке и уже опробовали. Теперь предстояло наладить радиосвязь и с армейцами.

Вместе с «потомками» на берег отбывал и Лобанов-Ростовский. Эссен выполнил обещание и припомнил непоседливому князю проломленное днище аппарата Корниловича, из-за которого негодяю Фибиху достался гидроплан с пулеметом. Отрядив «безлошадного» Марченко руководить переносом качинской базы, Эссен посоветовал Зарину поставить прапора командиром спешно формируемой пулеметной команды. К огорчению лейтенанта, Лобанов-Ростовский восторженно принял назначение и с жаром взялся за дело. Под его началом – полторы дюжины матросов с "Алмаза", четыре десятка солдат-севастопольцев и шесть пулеметов разных систем. Сейчас прапорщик дожидался на Графской пристани: ему вместе с офицерами с «Адаманта» предстояло отправиться к штабу князя Меньшикова, днем раньше покинувшего Севастополь.

***

Катер описал дугу в кабельтове от «Алмаза». Эссен не уставал удивляться изобретательности потомков: надо же, додуматься: сделать борта довольно крупного разъездного суденышка надувными! Вон, как играет солнце на круглых боках баллонов…

По доскам палубного настила застучали башмаки, засвистала боцманская дудка, упал, разворачиваясь, штормтрап. Эссен кивком подозвал вестового (тот дисциплинированно дожидался в сторонке, навьюченный лейтенантским багажом), и направился к трапу. Он не хотел ждать алмазовского вельбота: терять почти час, покорно глотая летящие из-под весел брызги – нет уж, благодарю покорно! То ли дело катерок «потомков»: десять минут, и ты уже на Графской пристани!

Отдых – дело, конечно, хорошее, но пора и честь знать. Самое позднее, послезавтра авиаотряд начнет боевую работу, но сначала каждый из аппаратов надо поднять в воздух, облетать, устранить неизбежные недоделки.

III

Из дневника Велесова С.Б.

Хранится в спецархиве ФСБ РФ

Гриф: «Совершенно секретно»

«26 сентября. Который день кукую в лазарете в почти полном одиночестве. Не считать же за компанию беднягу профессора, который лежит за ширмой, весь опутанный проводами и катетерами? Адамантовский медик, стоит спросить его о Груздеве, немедленно вспоминает о каком-нибудь срочном деле. И дело не в особо безнадежном состоянии пациента – наш эскулап попросту не понимает, что происходит. Судя по тому немногому, что я сумел вытянуть из него за эти дни, профессору давно полагалось либо отойти в мир иной, либо прийти в себя. Но нет, он завис в состоянии необъяснимой с точки зрения медицинской науки комы, и пребывает в ней уже почти месяц.

Отсутствие общества – это, конечно, неприятно, но информационным голодом я не страдал. Генетически страдающие тяжкой формой шпиономании вояки все же осознали, что здесь, в XIX-м веке, никто в бортовую сетку «Адаманта» не влезет по определению, как и не проникнет на борт сторожевика местный Джеймс Бонд, оснащенный хитрыми шпионскими гаджетами. А потому я наслаждаюсь обилием информации – ноутбук подключен к локалке, и я вполне официально исполняю положенные мне по штату обязанности «члена консультационного штаба». Кроме меня в нем состоят Андрюха Митин и единственный наш «научник», Валентин Рогачев.

Именно Валя предположил, что профессорская кома – это отнюдь не следствие контузии. И на самом деле Груздеву прилетело от того самого «фиолетового вихря», что уволок «Адамант» в прошлое. Если это так – то дело худо, потому как Валентин окончательно забросил попытки взломать хитрый груздевский софт. И перспектива нашего возвращения в двадцать первый век выглядит не туманной, а прямо-таки призрачной.

Рогачев на пару со Бабенко, старлеем-радистом, внезапно оказались самыми востребованными на «Адаманте» специалистами. Они не вылезают из радиорубки, паяют, крутят, налаживают, собирая из груды запасных блоков стационарные рации. Связь – это наше все; пока Валя со Никитой шаманят со своими транзисторами, Дрон проводил в кают-компании мастер-класс для безлошадных авиаторов и мичманов с «Алмаза», будущих радистов. По одному человеку с переговорником решено отправить на каждый из пароходофрегатов и на парусные линкоры. Остальных распределят по сухопутным штабам. Именно связь, а не пулеметы, спешно собранные по всем кораблям (даже Кременецкий с кровью оторвал один из двух своих ПКМ-ов) должна сыграть в предстоящей кампании решающую роль.

Андрюха доволен как слон. Давно ли, кажется, он грустил, тихо завидуя моей удаче? Еще бы: я, которого он привлек в Проект, отправлялся в прошлое, а ему предстояло остаться дома и знакомиться с результатами экспедиции «в пределах своего допуска». Уж не знаю, кому из начальства он успел насолить настолько, что его задвинули за шкаф? И вот на тебе: «выскочка и дилетант» отлеживается в лазарете, а он, незаслуженно обойденный майор ФСБ Митин, отправляется на «Императрицу Марию», флагман самого Нахимова, в качестве офицера связи и советника!

На «Марии» Дрон пробыл недолго. Вечером того же дня Корнилов затребовал его в свой штаб. «Морской бык» уже в море, возле Альмы, а «Императрица Мария» и остальные корабли линейной эскадры только еще вытягиваются за буксирными пароходами на внешний рейд и строятся в походный ордер.

Пароходофрегаты вышли в море сегодня ночью, вслед за «Алмазом» и «Заветным», имея задачей поддерживать зрительный контакт с выползающим из евпаторийской бухты флотом интервентов. Вся эта армада паровых и парусных линкоров, фрегатов, корветов и невесть еще чего, вот-вот двинется на юг, к Севастополю, вслед за сухопутной армией.

ПСКР, превращенный в судно управления, остается при эскадре. В качестве представителя Черноморского флота на борту у нас сам Истомин – надо видеть, какими глазами смотрят офицеры «Адаманта» на легендарного контр-адмирала! Отмеченный Нахимовым за действия при Синопе («Нельзя было довольно налюбоваться прекрасными и хладнокровно рассчитанными действиями корабля „Париж“ – это про него!), Владислав Иванович с энтузиазмом изучает нашу технику и особенно, методы управления боевыми действиями. Интересно, как он вернется после этого к флажной азбуке и парусным эволюциям?

На сторожевик непрерывно поступают доклады от наших представителей при армии. Главную скрипку там играет Фомченко: Дрон говорит, что генерал вполне пришел в себя после учиненного Кременецким «переворота» и с готовностью впрягся в подходящую лямку. Что ж, разумно – кому, как не ему находить общий язык с николаевскими генералами?

При Фомченке с Фомченко на берегу состоит летеха-стажер с «Адаманта». Его задача: обобщать данные, попадающие в штаб, и пересылать на сторожевик. Это, конечно, не под силу одному человеку, а потому лейтенант просто копирует донесения, а разбираются с ними уже здесь. «Информационный центр» пашет на всю катушку, каждые полчаса рассылая краткие бюллетени по текущей ситуации на ТВД – как сухопутном, так и морском.

Сегодня с утра заработала и авиаразведка – в воздухе постоянно находятся один из гидропланов и «Горизонт». Французам, наверное, невдомек, что каждый их шаг старательно отслеживается, заносится на планшеты, анализируется...

А может и «вдомек». Конечно, скотина Фибих ничего не знает о возможностях «Адаманта», но уж о наблюдении с воздуха он им наверняка поведал. Так что неприятель наверняка будет теперь осторожнее.

Нашлось дело и для меня, болящего. Из всех, кто находится на «Адаманте», в кораблях и тактике 1854-го года разбираются два человека: контр-адмирал Истомин и ваш покорный слуга. А потому каждый из информационных бюллетеней (а они, напомню, готовятся каждые полчаса), проходит через мои руки. Хорошая все-таки штука – современные цифровые технологии: можно участвовать в работе штаба флота, не вставая с лазаретной койки!

Войска со вчерашнего вечера копают позиции по южному берегу речки Альма. Интересно, Меньшиков и на это раз рассылает приглашения севастопольской великосветской публике «посмотреть сражение»? Что ж, если да, то этих господ ждет незабываемое зрелище.

Вкратце, план на предстоящую кампанию таков...»