Текст книги "Воевода на кочке"
Автор книги: Борис Егоров
Соавторы: Ян Полищук
Жанры:
Юмористическая проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
Очень обидно, когда вас называют невоспитанными. Но, к сожалению, большинство участников квартирных склок должны принять этот намек на свой счет. И хочется думать, что те из них, кого случайно вовлекло в водоворот квартирной склоки, опомнятся, засовестятся. А над скандалистами-любителями, склочниками-спортсменами надо учинять товарищеские суды. Судить, судить беспощадно при большом стечении жильцов, при свете самых сильных ламп (чтобы всем было видно!) в красном уголке домоуправления, а то и в крупном клубе. Давно пора и домоуправлениям и райисполкомам почаще вспоминать о такой эффективной форме общественного воздействия, как товарищеские суды.
Известно право милиции штрафовать склочников и скандалистов не только на улице, но и дома. Но, увы, как редко использует милиция это право!.. Иной блюститель порядка, заслышав, что его приглашают примирить спорящих жильцов, сделает постное лицо и заспешит в другую сторону что-то внушать мальчуганам, гоняющим тряпичный мяч. Это, очевидно, менее хлопотно… А ведь надо, очень надо, чтобы милиционер приходил в квартиру, сияя самой миролюбивой улыбкой. Чтобы он говорил проникновенно: «Товарищи! Неужели вам не стыдно! Помиритесь при мне. Подайте друг другу руки. Давайте вместе разберемся… Ах, не хотите?! Платите штраф!».
Перебрав ряд способов общественного и административного воздействия на лиц с неуживчивыми характерами, мы не оставляем вместе с тем надежды, что они откликнутся на наш пусть элементарный, но сердечный призыв:
– Граждане! Будьте взаимно вежливы!
БУМАЖНЫЙ КОСТЕР

Петя Сверчков переживал трудные дни. Прибежав из школы, он наскоро проглатывал румяные котлеты с вермишелью и уединялся в уголке за печкой.
– Что, Петенька, – с состраданием спрашивала бабушка, – опять наизусть задали? Наверно, «Белеет парус…» или про то, как Олег отомстил неразумным хозарам?
– Какой там Олег! – возмущался Петя. – У тебя, бабушка, странное представление о пионерской работе. Ты же знаешь, что мне послезавтра перед общественностью выступать!
– В ораторы записался?
– Как это записался? У нас все делается организованно. Дадут поручение – вот и выступаешь. Да не мешай! И так не все слова разбираю. Мария Ивановна говорит, надо красиво писать, а у самой тоже почерк…
Бабушка обидчиво умолкала, но с любопытством прислушивалась к тому, как бубнил любимый внучек:
– Пора покончить с порочной практикой проведения, со всей серьезностью необходимо отметить… Обращают на себя внимание факты недо… недо…
– Наверно, недооценки, – не вытерпела бабушка, умудренная опытом домовых собраний.
– Недо… недо… не-до-бро-со-вест-но-сти.
И вот наступил день пионерского сбора. Общественность, целиком состоявшая из стриженых мальчуганов с красными галстуками, расположилась вокруг костра. Школьный электромонтер уже успел сложить в центре зала штабелек из пяти березовых поленьев. Красная лампочка озаряла языки бумажных лент, возгоняемых кверху урчащим вентилятором.
Все шло так, как было записано в блокноте Марии Ивановны. После Володи выступал Сеня, а за Сеней взял слово Петя Сверчков. Поначалу Петя гладко говорил о том, что пора покончить. Но после слов «со всей серьезностью» он почему-то так широко и непосредственно улыбнулся, что не выдержала и общественность. И вдруг оратор с ужасом почувствовал, что забыл дальнейшее. Он переминался с ноги на ногу и, как бывает в таких случаях, глядел в потолок. Марля Ивановна быстро нашлась:
– Ты, наверно, хотел, Петя, сказать, о недобросовестности некоторых учеников…
Тонкая подсказка не помогла. Петя махнул рукой и стал говорить так, как он говорит с бабушкой. И получилось совсем неплохо и даже очень складно.
– …Бывают, бывают такие расписанные заранее сборы, – скорбно заметила инструктор отдела школ горкома комсомола. – Имеют, так сказать, место. Но мы стараемся всячески инициативу развивать, самодеятельность. Чтобы детское творчество не стесняли своей опекой папы из райкома и мамы из роно.
Наш непринужденный разговор все время прерывался телефонными звонками.
– Откуда это вас так часто беспокоят?
– Из школ, вожатые. По всякой мелочи звонят, спрашивают указаний.
– Значит, без мамы все-таки ни на шаг?
– Получается так. Мы как-то сами их к этому приучили.
Приучили. И теперь нелегко отучить. Особенно тогда, когда привычка становится той самой второй натурой. А натура эта сухая, постная. И подчас, быть может, и хотелось бы вырваться из плена затверженных наизусть сценариев, но это как-то необычно, и лучше действовать по испытанным, апробированным образцам.
Нам пришлось наблюдать, как два полярных начала – инициатива и заскорузлость – боролись в душе одного директора средней школы.
– Вчера по радио слышал передачу о русских землепроходцах. Ну, до чего же интересно! – умиленно поведал он, – Вот бы, например, об этом на наших сборах!.. Так нет же, сухота сплошная.
– И верно! – подхватили мы. – Почему бы один из сборов не посвятить этой теме?
Но тут директор заволновался:
– Как посвятить? Для этого нужны методпособия, консультанты, режиссеры. Сами не справимся.
Душевная борьба подошла к финалу. Заскорузлость на обе лопатки положила инициативу. Итак, для проведения сбора совершенно необходимы: режиссер-постановщик, пара ассистентов, оператор, консультанты, лаборанты. И, может быть, даже заведующий осветительной частью. Дети получат завизированные полуторачасовые монологи и будут, как Петя Сверчков, зубрить их за печкой.
Цветные бумажки, обдуваемые вентилятором, вполне создают иллюзию подлинного огня. Не разведешь же на полу физкультурного зала взаправдашний костер! Противопожарные правила, естественно, требуют условностей. Но это не исключает того, что сбор у костра должен проводиться с настоящим огоньком. И чем меньше в нем будет участвовать циркулярных бумаг и холодных суфлеров, тем больше будет непосредственного веселья, умной занимательности.
И костер не станет бумажным в переносном смысле этого слова, не будет показным и фальшивым. А ведь «мальчишкой боишься фальши», как говорил Маяковский.
В нашей стране всякая работа стала творчеством. Делать детали, выращивать высокие урожаи – это творчество, искусство. Но самое сложное из искусств – воспитывать нового человека. И тут особенно подальше от формализма! Круглая цифирка в графе «охвачено мероприятиями» еще не говорит о качестве воспитательной работы.
В плане пионерской дружины школы коротко значилось: «Посетить городской драматический театр».
Позвонили администратору:
– Чем радуете нынче?
– «Отцы и дети».
Заказали билеты, строем повели ребят. Все обошлось без лишних предисловий и разъяснений. Стоит ли заниматься этим с ребятами? Сами все поймут. И вот как отображены впечатления юных зрителей в дневнике дружины: «Сегодня мы посетили драмтеатр и смотрели «Отцы и дети». Герой пьесы не любил буржуазию, а любил крестьянский народ. Это видно из того, когда он сидел на лавочке, а под ней раздался смех. Он вытащил оттуда ребятишек и ничего им не сделал…»
Театр посетили, ребят охватили, впечатления отобразили. Что еще нужно? По инстанциям запорхала отчетная бумажка.
Очень многие из тех, кто призван возглавлять работу дружин, страстно желали бы развернуть кипучую деятельность. Но они недостаточно искушены. И часто неоткуда им черпать творческое вдохновение. Не в разносных же постановлениях горкома комсомола, принимаемых раз в год!
– Черпайте в педагогических и методических журналах, – посоветовали мы пионерскому руководителю одной из школ. – Там же сказано, что и как.
– Вы что, об импульсах? – иронически спросил он.
Мы немного встревожились. Но наш собеседник подсунул раскрытый журнал с подчеркнутыми строками:
«…основным из них является метод, который условно можно назвать методом побуждений. Суть его в том, что вожатый с помощью специальных действий создает в пионере определенный импульс, то есть психологический толчок, заряд, творческое напряжение, сосредоточенное на определенной задаче».
Что же, установка железная. И, главное, очень доступная комсомольцу, не имеющему за плечами кандидатской диссертации.
– Ну, а что вы еще делаете, руководствуясь пособием?
– Преследуем задачи, – лукаво улыбнулся собеседник.
И он снова оперировал цитатой, от которой стыла кровь в жилах:
«Имеются факты, когда в некоторых лагерях глубоко не продумывается содержание проводимых с детьми мероприятий. Часто можно слышать в лагере: «Отряд ушел в лес». А зачем? Какова цель этого похода? Пионервожатые затрудняются ответить, какую воспитательную задачу они преследуют…»
Мы призадумались. И вспомнили, сколько упущено было нами в пионерские годы. Мы ходили в лес то по ягоды, то по грибы. И каждый раз, входя под сень дубрав, почему-то (ах, почему?) не преследовали повышенных академических задач.
…А ведь можно превратить сбор и у настоящего лесного костра в его бумажный антипод. И тогда даже грибы придется рвать по заранее составленному сценарию.
Но пусть будет другое. Пусть Петя Сверчков без стеснения срывает полюбившуюся ему сыроежку, а на сборе всегда говорит словами, идущими от чистого пионерского сердца.
ТЕТЯ МАНЯ

От Москвы на восток по владимирско-суздальским землям пролегла старая дорога. Камни ее, как говорят историки, хранят память веков. Но не об этом думает путник, глядя на уходящее вдаль полотно шоссе. Взор его пленен картиной иного свойства: сколько машин, сколько техники!.. Идут самосвалы на Петушки. Торопятся трехоски в Судогду. Мелькают тупоносые зеленые автомобильчики с самодельными кузовами (в таких обычно ездят районные агрономы или уполномоченные министерства заготовок). Мимо древцих «Золотых ворот» мягко скользят комфортабельные такси «Москва – Владимир».
Мы недаром завели речь об автотранспорте. Героиня нашего повествования, некто Старосветова, проявляет к этому виду перевозок отношение явно неравнодушное. И если бы и поныне существовало общество «Автодор», Старосветова наверняка приобрела бы членский билет: автомобиль – это прогресс, надо ему содействовать.
Однако эта пылкая страсть имеет не столько платонический оттенок, сколько сугубо материальный.
…Случилось так, что, подъезжая к Сойме, шофер остановил машину. Посидев несколько минут в раздумье, он заявил, что надо заправляться бензином, иначе дальше ехать нельзя. Пассажиры возроптали: что же, мол, на морозе будем сидеть? И откуда тут быть бензину?
– Это запросто, – оптимистически подмигнул шофер. – Два шага. У тети Мани все есть: и бензин и автол. И самоварчик, если нужно.

Увидев на лицах собеседников удивление, бравый водитель, видимо, хотел было что-то им объяснить, но махнул рукой и ограничился патетическим восклицанием:
– Тетя Маня – кто ее не знает?!
И вправду тетя Маня стяжала себе громкую славу покровительницы автоперевозок, а дом ее, как сказал нам один старый колхозник, на селе называют «гаражом».
– Тут и гараж, и бензоколонка, и постоялый двор. Вечером, чуть смеркнется, – глядишь, у нее под окном уже моргает машина. А то две или три. Бензин продают-покупают. У тети Мани твердая цена: два с полтиной литр.
Автомобильные заботы не оставляют у Старосветовой времени для работы в колхозе. Трудовая книжка ее сверкает нетронутой белизной: ни одного трудодня! Палец о палец не ударила она ни на севе, ни на уборке.
– А я и не могу ударить пальцем о палец, – поясняет Старосветова. – Мне тяжелая работа невмоготу.
– Так мы вам легкую, – предлагает чуткий председатель колхоза.
– И легкая тяжела. Я, товарищ, больная.
– Ну, когда выздоровеете.
– Никогда не выздоровлю, – отвечает сообразительная тетя Маня, хватаясь за бок, правый или левый – безразлично. – Занемогла на всю жизнь…
– На ВТЭК пошлем, поможем.
– Помощи не надо. Я сама… – ретируется тетя Маня.
Вопрос о том, больна или не больна Старосветова, прилипла к ней хворь или нет, привлек острое внимание сойменских колхозников и общественности. И чтобы тетя Маня больше не симулировала, решили препроводить ее на медицинскую комиссию… с милиционером. Но потом подумали, что слишком погорячились, и от принудительных мер отказались. Так и не предстала Старосветова перед ясными взорами врачей, так и не заработала ни одного трудодня, хотя продолжала пользоваться всеми колхозными благами.
Было бы неверно полагать, что Старосветова вообще чуждается сельского труда, что выращивать злаки, корнеплоды, воспитывать парнокопытных или пернатых противно ее натуре в принципе. Наоборот, она обнаруживает горячую любовь к домашним животным. А на солидном приусадебном ее участке зреют такие экземпляры сельскохозяйственных культур, что их хоть на выставку посылай. А чтобы куры не поклевали старосветовского богатства и не повредил урожая случайно заблудший на участок хряк, свои земельные угодья тетя Маня обнесла высоким частоколом. И такого частокола больше во всем селе не встретишь. Еще бы! На него пошло триста молодых деревьев, вырубленных тетей Маней в колхозном лесу. В то время как честные люди трудились на артельных нивах, в лесу раздавался топор дровосека.
Колхозники почему-то не поняли хозяйственного рвения тети Мани, составили акт и подали в местный суд. Приговор был оглашен не очень суровый: взыскать с тети Мани 460 рублей. Округляя, по полтора целковых за елку. Но каково же было удивление колхозников, когда из областного суда пришло короткое, но выразительное предписание: в иске колхозу отказать.
И уже в который раз пошли по деревне разговоры:
– Что поделаешь с тетей Маней?! Из колхоза исключили – она в колхозе, на суд подавали – отказано.
А те, которые с ленцой, не раз кололи глаза председателю: «Ты, мол, сначала тетю Маню заставь работать. А то только с нами горазд…»
Пожимает плечами глава колхоза: «Как действовать?» Разводит руками председатель сельсовета: «В чем ее сила? Видно, у нее где-то рука есть!» Впрочем, председатель сельсовета – человек решительный. Он сказал нам:
– Напишите фельетон. Только порезче, посильнее! С этим мириться нельзя!
Нельзя! Но до сих пор мирились. В этом и есть «сила» тети Мани. Уродливые явления в нашей жизни существуют только потому, что с ними слабо борются.
…А пока тетя Маня, довольная своими успехами, гордо проходит по деревне. Посмеивается: «Вот, мол, как я живу! Мне и без колхоза хорошо». А когда начинают густеть сумерки, под окном у нее снова «моргают» машины.
ДЕЛЬНЫЕ И БЕЗДЕЛЬНЫЕ

Наблюдательный администратор одной из московских гостиниц на основании своего долгого опыта разграничил командированных на две разные и даже, более того, противоположные категории: дельные и бездельные.
Мы в своем фельетоне будем говорить только о второй категории. Ибо что можно сказать по адресу тех, которые дельны? Только одно: здравствуйте, дорогие товарищи! Будьте у нас, как дома. А поскольку дома, мы знаем, вы работаете, продолжайте это занятие и здесь. Москва работящих людей любит!
А вот с бездельными разговор будет иной… Представители этого вида командированных, по свидетельству того же администратора гостиницы, подразделяются на толкачей и прогулочников.
Первые – народ стремительный. На их мужественных лицах написано сознание избранности. «Кабы не мы, еще неизвестно что было бы…» Почему-то, ни на кого не надеясь и никому не веря, они готовы вагоны с запасными деталями или еще с какой-нибудь добычей толкать собственноручно до самого дома.
Они стараются всего урвать побольше. Или, как они говорят, выцарапать. Они постоянно что-нибудь выцарапывают. Это их главная работа (если можно назвать работой борьбу против плановости в нашей жизни). Нервно стуча полевой сумкой в окошко бюро пропусков, толкачи создают вокруг себя атмосферу пожарной тревоги: «Дай, иначе все рухнет в преисподнюю!..»
В отличие от толкачей племя прогулочников жизнерадостное и щедрое. Им необходимо попасть в Москву на открытие футбольного сезона или на финал кубка. Обязательно надо отпраздновать именины приятеля, и обязательно только в ресторане «Аврора». Или отрегулировать сложные взаимоотношения со столичными родственниками. Да мало ли чего им надо?! А для всего этого они добывают командировки. При этом оказывается, что Иван Иванович срочно направляется в Москву за оконными шпингалетами, Петр Петрович – для уточнения чертежей популярной игрушки «уйди-уйди», Василий Васильевич – изучить проблемы долговечности сапожных щеток. И все эти Сидоры Сидоровичи домой никак не торопятся. Им хорошо в гостях. Проездные, суточные, квартирные создают устойчивое настроение жизнерадостности. И они удивительно спокойны. По возвращении к родным пенатам никто с них не спросит, никто не осудит. Стояли бы печати на словах «прибыл», «убыл». Все остальное – голая техника.
Много, много еще таких странствующих рыцарей командировочного образа передвигается по землям нашим!
Племя прогулочников обходится государству в копеечку. В миллионы копеечек. В тысячи и тысячи рублей и в конечном итоге в миллионы рублей.
Рекорд по затяжным командировкам поставил один Иван Иванович из учреждения с выразительным названием «Пенькотрест». 251 день в роли толкача по отгрузке лесоматериалов! Это звучит не менее романтично, чем жюльверновские «80 тысяч километров под водой» или «Пять недель на воздушном шаре». Для того, чтобы долго быть под водой, нужен запас кислорода. Для того, чтобы долго летать на воздушном шаре, надо сбрасывать балласт. А как пробыть в командировке 251 день, если по закону полагается не более шестидесяти? Тут нельзя не оценить находчивость работников «Пенькотреста». Они ударились в мистику и превратили своего толкача в привидение. По документам неопровержим факт, что этот Иван Иванович время от времени возвращался к себе домой. А на самом деле там и духа его не было. Привидению выплачено около 13 тысяч рублей суточных и квартирных…
А вот другой пример. Некий Петр Петрович три дня заседал на балансовой комиссии в центре. И уж было собрался восвояси, да вдруг вспомнил, что через некоторое время состоится еще одно мероприятие – хозяйственный актив. И что же? Самоотверженно остался двадцать три дня ожидать этого совещания. Чего не сделаешь во имя службы!
Пока наш Петр Петрович не щадил себя во имя службы, Сидор Сидорович из Министерства пищевой промышленности выбивался из сил. Ему пришлось четыре раза подряд выезжать в живописный южный город для организации производства почетных грамот и этикеток. Представьте, дома этого сделать нельзя! Кстати сказать, сотрудники многих учреждений вообще предпочитают ездить почему-то на юг (туда три четверти всех командировок!).
Читатели, редко бывающие в командировках, спросят: как все это получается? И почему?
Ответ простой: потому, что контроль над командировками и командированными, мягко выражаясь, из рук вон плохой. Ежемесячно в министерства, главки, управления, отделы приезжают, прилетают, приплывают сотни людей. О некоторых из них никто ничего не ведает. Они заходят отметить день приезда к секретарям– машинисткам и после этого куда-то испаряются.
Ежедневно в Москве и других городах бывают тысячи командированных. Как мы уже убедились, среди них есть бездельники, злоупотребляющие нашим гостеприимством.
Хорошо бы создать такие условия, при которых бездельники не катались бы на государственный счет в столицу, а также во все другие города страны. Не пора ли, скажем, строго-настрого установить круг тех должностных лиц в учреждениях, кому дано право отмечать командировки?
Хорошо бы вспомнить учреждениям о своем праве делать и такие пометки на удостоверениях: «Надобности в командировке не существовало» или: «Все дела командированным вами представителем были закончены в нашем учреждении 20 апреля, но отметку производим 29-го, так как за срок с 20 по 29 апреля ваш представитель к нам не показывался».
Хорошо бы сделать так, чтобы осталась только одна-единственная категория командированных – дельные.
АРИФМОМЕТР НАД СЕТКОЙ

На столе трещал арифмометр. Человек со спортивным значком, склонившись над волшебным аппаратом, яростно крутил рукоятку и выжимал из техники все, что можно. В своем миниатюрном металлическом чреве арифмометр переваривал сотни сводок, присланных из областей. На экранчик весело выскакивали цифры. И под сводами комнаты, в которой расположился совет спортивного общества «Корнеплод», раздавались звучные возгласы:
– Разрядников 15 тысяч! Общественников 32 тысячи! Значкистов… Рекордсменов… Мастеров…!!!
Цифры перелетали со стола на стол и наконец, найдя успокоение в графах отчета, ложились в папку председателя совета.
В один из таких волнующих часов высокого спортивно-статистического накала мы робко переступили порог физкультурного штаба:
– Расскажите нам о спортивной погоде в областях.
Нас подвели к карте и ознакомили с метеорологической сводкой:
– Жаркие спортивные дни стоят в Краснодарском крае. Неприятных осадков на душе физкультурная работа здесь не оставляет. И с отчетностью ясно. Густая облачность наблюдается в Ивановской и Калужской областях. Тут даже грозы из совета общества мало разряжают атмосферу. Не очень облачно, не очень ясно, например, вот в этой области, – работник совета спортобщества ткнул пальцем в карту.
– То есть, как это понимать?
– Да так, средненько там. Как говорится, ни в авангарде, ни в обозе. Ну, а конкретно лучше уточнить на месте.
«Средненько». Это нас заинтересовало. А ну-ка, сколь успешно колхозники «средней» области бегают стометровку, плавают брассом и делают жим двумя руками?
Итак, мы на месте, в одной из «средних» областей. Итак, мы уточняем.
Пожалуй, только чутье привело нас в эту проходную комнату, на двери которой пришпилена пожелтевшая бумажка: «Областной совет «Корнеплода». Сколько мы ни оглядывались при входе в Дом учителя, где затерялось это помещение, – никаких ориентиров, направляющих путника в спортивное общество. Голый фасад свято хранил свою тайну.
Впрочем, тайна не сразу раскрывалась и внутри комнаты. Не стоял на столе председателя традиционный сервиз из серебряных кубков, хрустальных ваз и хрустально-серебряных крюшонниц, захваченных в упорной спортивной борьбе. Не покоились в уголке бывалые футбольные покрышки и видавшие виды лыжные палки.
Разговор о спортивной погоде не слишком по душе пришелся руководящим товарищам областного «Корнеплода». И диалог получился довольно туманный.
– Скажите, – спросили мы, – в каком районе спортивное общество развернуло свои плечи, как говорится, во всю ширь?
– Вот в Ивановском… – нерешительно начал председатель.
– Что вы, что вы! – громко зашептал инструктор. – Там уже все угасло.
– Гм-гм. Ну, тогда в этом, в Марьинском…
– Как можно? Там председатель сбежал. Не вынесла душа, так сказать, одиночества. Местные организации не пособили.
– Ну что ж? Остается хотя бы Надеждинский.
Но тут вырвался вперед бухгалтер.
– Помилуйте! – возопил он. – Там со взносами никаких надежд! Они нам всю финансовую базу подрывают. Хоть сейф продавай!
– Знаете что, товарищи, – с решимостью заключил заместитель председателя, – вы лучше сами поездите! Увидите, так сказать, на местах. Надо быть ближе к массам. И, кстати, если не будет затруднительно, уточните для нас, есть ли в Хворостинке председатель районного совета общества.
После столь откровенной просьбы мы поняли, что наш ответственный собеседник знает спортивную жизнь колхозов не слишком уж отчетливо. Впрочем, одна фраза, брошенная инструктором, поддержала наш упавший дух: кажется, во Фроловском районе, в колхозе-миллионере, спортивная работа на уровне и даже как будто кипит…
Но и в этой сельхозартели работа не кипела. И даже не была на уровне. Некоторое время назад, когда среди спортивных вымпелов впервые появился флаг общества «Корнеплод», сюда наезжали гости из областного центра. Они говорили горячие слова о значении утренней зарядки и преимуществах лыжника перед пешеходом. Шестьдесят бодрых юношей и девушек тут же приятно поразили гостей своей силой, ловкостью и многочисленными спортивными талантами. Инициатива молодежи создала различные спортивные секции, физкультурные площадки.
– Вот, вот… – многозначительно сказали гости из областного центра. – Теперь все эго надо организационно закрепить. И в темпе продолжать дальше. А мы поможем, проверим, поддержим, в конце концов…
Молодежь, как говорится в таких случаях, засучив рукава футболок, энергично взялась за дело. Но пролетело красное лето, наступила зима, а между тем из центра никто не помогал, не проверял, не поддержал, в конце концов. И начатое дело в темпе развить не удалось.
Впрочем, нельзя сказать, что руководители из областного совета общества «Корнеплод» и областного комитета по делам физкультуры и спорта так уж и совсем забыли о низовых коллективах. Иногда в правлениях колхозов раздаются повелительные звонки из центра:
– Срочно! Экстренно! Мгновенно! Выслать пять бегунов на областную спартакиаду!
– Нужно! Необходимо! Обязательно! Выставить для состязаний десять сабель!
И пять бегунов, наскоро проведя за околицей тренировку, отправляются в дальний путь. И десять сабель сомкнутым строем маршируют по дороге к поезду.
Мы вспомнили метеорологическую сводку: «Не так уж ясно, не так уж облачно». Ясно то, что среди колхозников есть тысячи людей, страстно желающих бегать стометровку, плавать брассом и делать жим двумя руками. Есть в колхозах немало энтузиастов, которые все это выполняют с успехом. И они возглавляют новое, молодое, замечательное движение – движение сельских физкультурников. А вот облачно – это уже относится к организационной и учебной работе.
Ошибка была допущена еще при старте. В первые дни существования нового общества областные организаторы форсированным образом повели борьбу за «охват членством». И охватили двадцать семь районов! При этом толком даже не разъясняли что к чему. Важно то, что по телеграфным проводам в Москву полетела победная реляция: «Все в порядке! Охватили! Физкульт-привет!». Но дальше организаторы как-то не пошли. Выдохлись. И районы один за другим стали сходить с дистанции. Пока в центре строчили докладные («охвачено членством столько-то»), в колхозе сами по себе не выросли кадры инструкторов-общественников. И пока в списках росло число юридических членов общества, уменьшалось число членов фактических.
Спортивные деятели Центрального совета, подробно введенные в курс дела справками о юридических членах, испытывали блаженное спокойствие и не баловали область своими наездами. Ох, как не баловали!
Есть отличное выражение: «Физкультурник находится в спортивной форме». Спортивная форма – это то, что рождает хорошие предпосылки для завоевания кубков и медалей. Но бытует еще и другое: «Спортивный формализм». Он никаких предпосылок, кроме скверных, не создает.
Когда мы вернулись из поездки по области, то прежде всего зашли в Центральный совет общества «Корнеплод».
– Ай-яй-яй! – покачал головой председатель. – Стоило ли вам ехать туда? Это же не показательно! Вот бы в Краснодарский! Там сама природа способствует спорту. Юг! Поблизости Нальчик! Классическое место всесоюзных сборов и соревнований! А тут что? Среднее местечко..
Во время разговора с нами председатель перебирал бумажки в своей заветной папке. За стеной по-прежнему трещал арифмометр. Порхали в воздухе цифры: «Разрядников—15 000! Общественников – 32 000! Значкистов… Мастеров…» И лицо председателя общества выражало удовлетворение: в среднем все было сносно…
Мы не против хорошо отрегулированной отчетности. Мы за нее. Но мы против перепасовки цифрами. Против того, чтобы над сеткой вместо тугого кожаного мяча летали арифмометры.
И хочется, чтобы спортивная погода в любом – северном, южном, среднеполосном – колхозе была только ясной и солнечной.
РЫБЬЯ КРОВЬ
Новый заведующий отделом райкома комсомола с первого дня произвел приятное впечатление. Серые глаза смотрели уверенно и спокойно. Атлетическая стройность фигуры красноречиво подтверждала, что он не чуждался физкультуры и спорта. Говорил Сергей Востряков солидно, с достоинством, гладко, веско, как по писаному. Словом, ребята в селе прониклись к нему уважением, а девушки не без тайного вздоха нет-нет, да и скашивали на светлые кудри Сергея задумчивые очи.
Пришлось по душе сельчанам еще одно его доброе качество. Что бы ни проходило в районе, он тут как тут: распорядится, как трибуну оформить, выступит, резолюцию подготовит моментом…
Но вот стал народ примечать: все как будто правильно в его речах, а вот не хватает того, что называется огоньком. Все гладко. Даже очень. Подлежащие и сказуемые на местах. Знаки препинания на месте, особенно восклицательные. И все же слова его не будоражат душу, не вызывают эмоций. А восклицательные знаки звучат, как неопределенные многоточия.
Был как-то в районе слет колхозных овощеводов. Востряков вышел медлительной походкой к трибуне. С достоинством расстегнул полевую сумку, достал тезисы своего выступления и заговорил ровно, четко, с выразительными паузами после каждой фразы:
– Товарищи! Нельзя забывать, что турнепс, свекла и лук репчатый – это прежде всего звенья, важные звенья в общем широком ряду артельного хозяйства. Для чего нужен турнепс? Для питания конского поголовья Я не буду об этом долго говорить: вы это прекрасно сознаете. С какой целью мы выращиваем свеклу? Ясно, для нужд сахарной промышленности. Не стану подробно останавливаться на луке, но отмечу, что он имеет существенное значение в деле подъема здоровья трудящихся… Учитывая эти факторы, нужно проникнуться чувством ответственности, со всей силой мобилизовать себя, осознать роль и важность работ по выращиванию этих, как я уже сказал, крайне важных культур, в свете последних решений комсомольской конференции по вопросу о развитии коневодства в колхозах, а также по линии увеличения интенсивности молочно-товарного хозяйства…
– А конкретнее! – прозвучала невежливая реплика с места.
– Конкретнее мы с вас спросим, – без запинки отпарировал Востряков. – Вы лучше скажите собранию, Иванцов, как и почему вы не дотянули план по силосу, имеющему не менее важное значение, чем упомянутые мною культуры. Силос, товарищи, – это…
Но регламент истек. Прервав свою мысль на изгибе фразы, Востряков удовлетворенно посмотрел в сторону зардевшегося автора реплики и чинно занял место в президиуме.
Его находчивость и умение ориентироваться в обстановке поражали всех.
– В начальных классах пятой школы с успеваемостью плоховато, – сообщил ему однажды инструктор.
– По какому предмету? – деловито осведомился заведующий отделом.
– По арифметике.
– Хорошо. Надо провести смотр тетрадей, созвать сбор, посвященный таблице умножения, и прикрепить к отстающим десятиклассников-комсомольцев. Ну, а для повышения культ-уровня – организовать громкие читки журнала «Мурзилка».








