Текст книги "Воевода на кочке"

Автор книги: Борис Егоров

Соавторы: Ян Полищук
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Annotation

«Библиотека Крокодила» – это серия брошюр, подготовленных редакцией известного сатирического журнала «Крокодил». Каждый выпуск серии, за исключением немногих, представляет собой авторский сборник, содержащий сатирические и юмористические произведения: стихи, рассказы, очерки, фельетоны и т. д.

booktracker.org

Борис ЕГОРОВ, Ян ПОЛИЩУК

ДВА КОЛЬЦА, ДВА КОНЦА…

ДЕФИЦИТНАЯ ВИЛКА

С ПЯТЕРКОЙ ЗА ПОВЕДЕНИЕ…

КОГДА ОСЫПЛЮТСЯ КАШТАНЫ…

ВЕЧНЫЙ ШАХ

СЕСТРИЦА МИТРОФАНУШКИ

ВОЕВОДА НА КОЧКЕ

МОНТЕККИ И КАПУЛЕТТИ

БУМАЖНЫЙ КОСТЕР

ТЕТЯ МАНЯ

ДЕЛЬНЫЕ И БЕЗДЕЛЬНЫЕ

АРИФМОМЕТР НАД СЕТКОЙ

РЫБЬЯ КРОВЬ

INFO

Борис ЕГОРОВ, Ян ПОЛИЩУК

ВОЕВОДА НА КОЧКЕ

Фельетоны

*

Иллюстрации И. СЫЧЕВА

М. Издательство «Правда», 1957

ДВА КОЛЬЦА, ДВА КОНЦА…

Молодой человек шагал по Центральной улице, кося глазами на домовые знаки. Около здания с цифрой «22» он остановился и решительно открыл дверь.

– Здесь отдел кадров санкуруправления? – спросил вошедший у вахтера. – Я насчет работы.

Вынув изо рта цигарку, вахтер обстоятельно объяснил, куда пройти, и молодой человек двинулся дальше.

Послужной список нашего героя был пестрым: агент по заготовке шкурок тушканчиков, помощник машиниста сцены в областном театре оперетты, завхоз спортивно-игровой базы. На свои прошлые занятия молодой человек смотрел критически: все это была сухая проза. Все это, кроме того, требовало затраты драгоценных сил и здоровья. А тянуло к чему-то романтическому и не очень обременительному.

Мятущуюся душу выручил советом бывший сослуживец по комиссионному магазину;

– Ну, что ты ходишь, как неприкаянный? Хочешь подзагореть, подышать свежим воздухом?

– Хочу! – последовал энергичный ответ.

– Плясать умеешь? Два кольца, два конца, посредине гвоздик – загадку знаешь?

– Знаю!

– Тогда езжай в дом отдыха культурником.

– Да, но я…

– Ничего, ничего, там всех берут. Тебя с распростертыми встретят. Вот адрес: Центральная, 22.

Из подъезда санкуруправления молодой человек вышел, бодро насвистывая арию тореадора. Фразу «и ждет тебя любовь, любовь» он даже пытался пропеть.

Мы от души любим и уважаем культработников. Среди тысяч организаторов культурного отдыха немало знающих, опытных, инициативных людей. Они всегда постараются, чтобы вы не скучали. Чтобы отдыхали так же хорошо, как и работали. Они ознакомят вас с историческими достопримечательностями. Разбудят на вечере самодеятельности ваш дремавший до сих пор талант декламатора. Предложат вам прочитать новую повесть и за находчивость во время музыкальной викторины под радостные клики окружающих вручат премию: комплект открыток с видами на реку.

Но молодой энтузиаст, блуждавший по Центральной улице, хорошего отдыха не организует. Культработа – это не заготовка шкурок тушканчика. В ней есть свои сложности и тонкости. И, как ни странно, она требует прежде всего… культуры.

Чтобы работники сапкуруправления отчетливее представили себе незыблемость этого тезиса, приведем несколько кадров из жизни.

Перед вами прелестный уголок. Восхитительное, лучезарное место. Окрестные соловьи оглашают перелески своей неустанной колоратурой. С балкона дома отдыха «Березки» видна синеющая гладь озера, колхозные поля. Словом, пейзажи так и просятся на Всесоюзную художественную выставку.

По вечерам, пока ничего не подозревающие соловьи воспевают природу, культорг Балюлин пытается развлекать отдыхающих.

На полу террасы лежит рядовая кухонная табуретка. Сейчас назначение ее несколько необычное: это аттракцион «Достань приз носом». По замыслу автора аттракциона, отдыхающий, изогнувшись в вопросительный знак, должен дотянуться до заветного приза – коробки с зубным порошком «Рекорд», подвешенной на нитке к перекладине табуретки. Коробку надо достать. Достать только носом. И при этом для усложнения задачи держать руки за спиной.

Желающих принять участие в этом жизнерадостном упражнении не оказалось. Но находчивый Балюлин не растерялся.

– Тогда поиграем в викторину, – возгласил он. – Вопрос: «Кто из композиторов написал сонату-пансионату?»

На лицах одиночных отдыхающих выражение стыда за молодого человека.

– Ну, что же вы? Надо знать. Следующий вопрос из литературной области. Кто ответит правильно, получает губную помаду. Итак, в каких пьесах Островского герои – однофамильцы?

Отдыхающие, смущенно переглянувшись, начинают расходиться в разные стороны. Видимо, даже губная помада не соблазняет их.

– Ай-ай-яй! Да Крутицкий же! В пьесе «Не было ни гроша, да вдруг алтын» и в этой… как ее? Впрочем, неважно… Куда же вы? Ведь до ужина еще целый час!

Не удивительно, что в такие викторинно-аттракционные минуты над клубной верандой вместе с чудным запахом сельского озона возникает запах пошлости. Самой обыкновенной, настоенной на невежестве и халтуре. Каждое ее появление советские люди встречают в штыки. Пошлость изгоняется из нашего быта, из обихода. Из книг, из театров, с эстрады. Но часто она, семеня в ногу со скукой, находит себе прибежище у ремесленников развлекательного дела.

Балюлин не одинок. И в этом мы убедились в тот же вечер. Всего километр отделяет дом отдыха «Березки» от другого дома отдыха – «Дубки». Едва миновав половину пути, мы услышали бравурные звуки марш-фокса. В «Дубках» было, видимо, не то, что в «Березках»! Там царило искрометное веселье.

…На сучковатых подмостках летней эстрады сидит юноша в спортивном костюме с баяном в руках. Кончается музыкальный момент. Неутомимый баянист приступает к инструктажу:

– Следующий танец – падеспань! Объясняю. Кавалер берет даму левой рукой за одноименную ручку, а оставшуюся руку кладет партнерше на шею! И перебирает ногами. Ясно? Начали! Пошли!

И снова заливается баян…

Как выяснилось потом, баянист мыслил аналитически. Под вышеописанные упражнения он подвел научную базу: «Я лично считаю танцы стимулятором аппетита».

И отдыхающим трудно, очень трудно уклониться от этого «стимулятора»: других массовых мероприятий в плане «культурника» не предусмотрено. Тем, кто не хочет класть руку на шею партнерше и перебирать ногами, остается только одно – «самостоятельный осмотр окрестностей».

И напрашивается отнюдь не викторинный вопрос. Почему в домах отдыха, хорошо заботясь о бытовом обслуживании, о вкусном краснофлотском борще, о билете на обратный проезд, часто забывают о возросших культурных, эстетических потребностях трудящихся?

Чтобы стать квалифицированным работником, надо учиться. Надо в совершенстве знать свое дело. Так в каждой профессии. Но чтобы стать культоргом-массовиком, оказывается, достаточно иметь только одно – желание отдохнуть. Остается раздобыть адрес санкуруправления, и уже можно считать себя зачисленным на эту ответственную должность. А ведь культоргу доверен определенный участок идеологической работы. Дешевые остряки и залихватские баянисты давно не устраивают тех, кого они призваны «охватить» своей деятельностью.

В доме номер «22» нам с похвальной прямотой объяснили, откуда черпаются резервы культработников: с улицы.

И бредут по этой самой улице бывшие агенты по заготовке шкурок тушканчиков, разыскивая нужный подъезд. И согреваются от нежных слов мятущиеся души искателей отдыха. И выходят они из управления, зажав в кулаке столь необходимые бумажки. Выходят и бегут прямо на вокзал. Покупать билет до станции назначения. А потом, во время случайного наезда в дом отдыха, работники управления делают большие, удивленные глаза: почему это пригретые ими «культурники» путают гиену с гигиеной, а на вопрос «Что вы знаете о Па-де-Кале?» отвечают: «Этот танец мы еще не разучивали».

Удивляются товарищи из управления. А отдыхающие огорчаются. Более того, возмущаются.

А хочется, очень хочется, чтобы при отъезде из дома отдыха люди жали руки не только сестре-хозяйке (за материнскую заботу), шеф-повару (за топкое гастрономическое чутье), но и культработнику-массовику (за изобретательность, остроумие, за умение занимательно организовать досуг).

ДЕФИЦИТНАЯ ВИЛКА

На одной из улиц Иркутска появился новый жилой дом. Он стоял красивый, гордый и отнюдь не одинокий: рядом высились такие же крупноблочные красавцы с ажурными балкончиками, трехгранными эркерами и с парадными дверями, один вид которых говорил: «Добро пожаловать!»

Впрочем, не будем увлекаться архитектурой. Как известно, не красна изба углами, а красна пирогами. Хотелось бы сразу перейти к рассказу о новоселье, нарисовать трогательную картину первого, безоблачного знакомства жильцов с управдомом. Вот он Подходит к новоселам, сияя лучезарной улыбкой, и подносит им ключи от комнат.

Но нет, преждевременно живописать эту идиллическую картину. «Добро пожаловать» было еще некуда. Новоселье не состоялось. Уже который месяц стоит дом в таинственном молчании, и те, кто должен был в него въехать, имеют возможность лишь петь серенады под окнами своих будущих квартир. Приемочная комиссия отказалась подписать акт о готовности.

Догадливый читатель скажет: обыкновенная история. Наверное, комиссия была непреклонной потому, что во дворе еще громоздились саянские хребты строительного мусора, у заднего фасада отсутствовали пожарные лестницы, а лифты, как говорится, приказали долго стоять.

Однако на сей раз этих популярных недостатков не было. Двор сиял девственной чистотой. Почти в самое небо вели свежевыкрашенные ступеньки пожарных лестниц. А лифты готовы были круглосуточно поднимать жильцов.

И все-таки дом изобиловал недоделками. Днем их, может быть, никто бы и не заметил. Зато когда на город опускались фиолетовые сумерки, пороки жилобъекта бросались в глаза. Окна его, еще недавно пламеневшие в лучах заходившего солнца, становились угрюмыми и темными.

Недавно выстроенные жилые дома не могли принять новоселов лишь потому, что в комнатах некуда было ввернуть лампочку и нечем включить свет. В Иркутске недостает самой малости: штепсельных вилок, розеток, электропатронов.

Казалось, тут бы и обрушиться на снабженцев. Лопасти для турбины они могут отгрузить, а копеечный штепсель никак. Но иркутские деятели снабжения и сбыта ни при чем. Не только здесь, но и в Сталинске, в Ачинске, в Ужуре и в других городах Сибири, Урала и Казахстана строительные организации бьют боевую тревогу по поводу дефицитной штепсельной вилки.

И летят в Москву телеграммы:

«Сдача объектов жилстроительства Сталинска задерживается плохим обеспечением Главэлектросбытом установочных материалов тчк не достает штуках патроны пять тысяч зпт выключатели пять тысяч зпт штепсельные розетки три тысячи».

В разных городах телеграфисты нервно выстукивают сигналы снабженческих бедствий: SOS! – «срывается пуск», «задерживается сдача», «под угрозой план».

Но суров и стоек Главэлектросбыт Министерства электротехнической промышленности. Его слезной мольбой не проймешь даже в телеграфной форме:

– Сколько просит роликов Ангарское управление «Сибэлектромонтаж»? Двадцать тысяч? Ишь, аппетиты! Выдать им сто сорок штук. А каков запрос на втулки фарфоровые? Тоже двадцать тысяч? Обеспечить их… сорока штуками…

Впрочем, чтобы несколько смягчить впечатление от своей непреклонности, Главэлектросбыт иногда дает просителям отеческий совет: покупайте вилки-ролики в розничных магазинах.

Покупать в магазинах – это, конечно, хорошо. К счастью, во многих универмагах есть не только столовые вилки, но и вилки для настольных ламп. Наряду с охотничьими патронами тут имеются и патроны электрические.

Но суть в том, что, по существующему положению, госорганизации имеют право покупать в магазинах за наличный расчет материалы на сумму только до пятидесяти рублей. Как же быть?

Новосибирцы, которые все по той же причине никак не могут открыть новые ясли, предлагают хитроумное решение. Мать, желающая определить ребенка в это детское учреждение, должна приложить к заявлению десяток роликов и штепсельную вилку.

В других местах этот метод считают, очевидно, несовершенным. И поэтому продолжают действовать по старинке. Пишут слезные письма, шлют умоляющие телеграммы (хорошо еще, что хватает роликов для телеграфных столбов). В мощный поток переписки включаются управляющие трестами, начальники главков, заместители министров и даже (сообщим по секрету) два министра. Вопрос о ролике вырос да размеров государственной проблемы.

Л ведь странное это дело, товарищи! Мы научились делать грандиозные, замечательные вещи. В наших воздушных океанах стремительно проносятся реактивные экспрессы «ТУ-104». Советский человек овладел чудодейственной энергией атома. Он постиг тайны полупроводников и умеет уже стирать белье с помощью инфразвука… Говорят, скоро будет создан искусственный спутник Земли, на Марс отправится первый межпланетный корабль.

Как это заманчиво! Мы сами готовы стать первыми марсопроходцами. И весьма возможно, что Министерство электротехнической промышленности будет помогать оснащению марсианской экспедиции. Но как было бы хорошо, если бы, готовясь к межпланетному путешествию, это министерство подумало о грешной земле!

Наука и техника движутся семимильными шагами вперед. А проблема шурупа, гайки, мелочи, та самая проблема, которая стояла и десять и двадцать лет назад, порой возникает снова и снова. Почему не хватает штепсельных вилок?

– Да поймите же вы, – скажет иной министерский деятель. – Некогда! Электростанции строим, плотины созидаем!..

Так и кажется, что сидит перед тобою Оптимистенко из пьесы Маяковского «Баня» и бубнит: «Да я же вам говорю, не суйтесь вы с мелочами в крупное государственное учреждение. Мы мелочами заниматься не можем».

С ПЯТЕРКОЙ ЗА ПОВЕДЕНИЕ…

Красногорские поэты склонны к лирике. Немало творческих сил и светлого вдохновения отдали они воспеванию родимого города. Написаны стихи о говорливой Гуслянке, протекающей меж крутых бережков. Отражены осенние посадки па газонах городского сквера. Есть трогательные строки о ночных прогулках с любимой по аллеям местного парка.

Начитавшись вдоволь этих поэтических призывов выйти на оперативный прогулочный простор, двое молодых жителей Красногорска (он и она) решили провести вечерок на парковом лоне.

– Знаешь ли ты красногорскую ночь? – патетически воскликнул он, взяв любимую за руки.

Окрест было безмолвно. От акаций веяло благовониями. Сердца бились в унисон. И хотелось лепетать любовный вздор.

– Чудна Гуслянка при тихой погоде! – в тон возлюбленному ответила она. – Ночь таит в себе очаровательные неожиданности.

Как бы в ответ на эти слова из-за куста акаций вышли двое молодых людей (он и он). Оглядевшись вокруг, один из них энергично толкнул влюбленного в грудь и употребил «обозвательный падеж».

В этот отнюдь не лирический момент из-за дерева выкатился лунный блин, и при его бледном, загадочном свете он и она разглядели нахальные лица юных молодцов.

Пока наша парочка приходила в себя от потрясения, ужасные незнакомцы удалились, оглашая окрестности сочными неинтеллигентными выражениями. Беда как будто миновала. Но настроение у влюбленных было безнадежно испорчено. Так было хорошо, мило, поэтично! И вдруг очарование вечера нарушилось. Обидно, товарищи!

А ведь таких обиженных в этот пленительный вечер, да и в последующие вечера было немало.

Расскажем хотя бы об одном концерте, который состоялся в этом же парке спустя каких-нибудь полчаса. Таланты на этом концерте старались блистать. И в блокнотах театральных критиков, слушавших их выступления, появлялись пометки: «С большим подъемом было исполнено», «Свежо и проникновенно прозвучало», «Умением своеобразно трактовать партитуру порадовали…» Солисты не боялись брать самые верхние ноты. Страсти зрителей подогревал конферансье, который уверял, что именно сейчас будет исполнен номер, от которого одна половина присутствующих ахнет, а другая охнет.

Поклонники доказали, что они умеют ценить настоящее, зрелое искусство. Они ахали, охали, разражались дружными аплодисментами, разумеется, переходившими в овацию, и даже преподнесли участникам концерта корзину гладиолусов и флоксов.

И все-таки как артисты, так и зрители разъезжались по домам со смешанным чувством радости и горечи. Одной чистой радости не было. Откуда же горечь?

Прежде всего концерт начался не тогда, когда было назначено в билетах И не потому, что заболел тенор, злоупотребив мороженым. Не потому, что осветители забыли вовремя включить рампы и софиты. Причина была в другом: по «залу» в поисках свободных мест долго порхала стайка возбужденных девиц, заглушавших своим нервным, заливистым смехом слова конферансье.

Наконец безбилетные девицы нашли свое успокоение в последних рядах, и первый номер был объявлен. Но ненадолго: наступившую тишину оборвал тарзаний вопль, донесшийся с галерки. А когда по ходу концерта на минуту погасили свет и в театре стало темно, как в джунглях, тарзаны почувствовали себя в родной стихии. Тут уж в полную силу зазвучали их молодые, жизнерадостные животные голоса. Доказав свое происхождение от обезьяны, они решили вообще не считаться ни с какими человеческими правилами и начали бродить по рядам и проходам, окликая друг друга во все свое луженое горло:

– Вовуня!!

– Черныш!!

Зрители долго аплодировали одной молодой солистке. Ее пение понравилось всем. Она снова и снова выходила на сцену, улыбаясь поклонникам, так высоко оценившим ее искусство. Но за кулисы она скрылась уже без улыбки: то ли «Вовуня», то ли «Черныш» проводили ее трехпалым свистом, в котором утонули все аплодисменты.

Группа молодых способных хулиганов не унималась в течение всего концерта. Когда им надоело болтаться по проходам, они пробрались поближе к сцене и на манер подгулявших купчиков стали «заказывать номера»:

– «Бродягу»!

– «Голубку»!

И конферансье, приготовивший зрителям много приятных, веселых слов, вынужден был перестраиваться на ходу, чтобы отнюдь не в юмористической манере читать мораль нарушителям спокойствия:

– Молодые люди, не показывайте своего воспитания. Концерт все равно будет продолжаться.

Конечно, продолжать его было тяжело. И не принес он хорошего, праздничного настроения ни артистам, ни публике.

Поклонники возмущались:

– Куда смотрит администрация?

– А комсомол? Ведь все эти свистуны безусы и юны…

– Где же милиция?

Красногорские работники милиции утверждают, что четыре пятых местных нарушителей спокойствия – это учащиеся школ. Есть над чем глубокомысленно призадуматься работникам городского отдела народного образования! Есть над чем поразмышлять иным чадолюбивым родителям! Но, к сожалению, первые не всегда призадумываются и, к несчастью, вторые не всегда размышляют.

Мы не знаем фамилий тех двух юнцов, которые обидели в парке влюбленных. Но это вполне мог быть Виктор Д. Во всяком случае, первые столкновения с законом он начал с того, что, лихо перемахнув через забор парка, таскал за косы своих сверстниц и провожал прохожих репликами на изысканно блатном жаргоне. Милиция проходила мимо. Школа оставалась в неведении. А добрая мама, поздно вечером встречая сына на пороге, нежно упрекала:

– Ну зачем ты так себя переутомляешь? Чайку с вареньем не хочешь? Скушай пирожное.

Нет, пирожное Виктору было не по вкусу. Компания молодых шалопаев, с которыми он встречался в парке, приучила его к более мужественному меню: двести граммов водки и бутерброд с хамсой. Для частых возлияний маминых денег не хватало, хотя их было вовсе не мало. И Виктор отыскал новый источник дохода. Тихой южной ночью, когда бдительность разморенных зноем сторожей обычно притупляется, Виктор забрался в склад ремзавода и унес в неопытных, дрожащих руках запасные части для автомашины.

Затем у него завязались нездоровые отношения с магазином горпромторга. Здесь он проявил свои недюжинные способности к подделке чеков. Почти не отходя от кассы, он волшебно преобразовывал сумму 1 рубль 20 копеек в 41 рубль 20 копеек или 6 рублей 40 копеек в 86 рублей 40 копеек и так далее по мере возрастания аппетита.

А в это время, быть может, в этот самый драматический час, мудрые воспитатели из его школы выводили Виктору в классном журнале «пятерку» за поведение. Они не ведали, чем живет юноша и что волнует его пылкую душу. Когда стало известно о том, что Виктор мастак по части подделки чеков, воспитатели спохватились: «Как же мы раньше не разглядели такого художника?» И предложили ему оформлять стенгазету.

Милиция, услышав стоны кассиров магазина, на этот раз не прошла мимо. И мамаша была приглашена на собеседование. Но, верная своей системе воспитания, она благородно отказалась:

– Мой мальчик не нуждается в милицейской опеке. Я сама на него воздействую. Он нежен и чувствителен.

И мамаше верили. Верили в милиции, доверяли в школе. Боялись лишний раз потревожить ее родительское самолюбие. И все только потому, что мама – работник крайкома.

«Любить детей – это и курица умеет», – говорил Алексей Максимович Горький. И не куриная ли слепота мешает иным мамашам и папашам разглядеть, как их цыпленок становится коршуном?

Примерно теми же подвигами славна и биография юноши с одной фамилией Зябликов и с двумя именами: Рольф-Алексей. Но его история отличается от предыдущей тем, что мать сама забила тревогу. Однако школа вместо того, чтобы объединенными с родительницей усилиями заняться перевоспитанием своего питомца, торопливо исключила его из стройных рядов учащихся. Но в справке, скрепленной сиреневой печатью, значилась известная уже нам… «пятерка» за поведение. Исключить набрались смелости – кстати, надо ли было это делать? – а поставить «кол» за поведение не решились: не захотели «портить биографию» молодому человеку. Увидели влагу на его глазах и переделали в справке «1» на «5»… Разошлись полюбовно.

Мы слышим голоса многоопытных читателей: «А где же комсомол? Где же его здоровое влияние на широкие массы учащихся?» Мало этого влияния, товарищи. Недостаточно его в городе Красногорске. И не только среди учащихся, но и среди молодых рабочих.

Чем же иным можно объяснить, что в темпераментных драках и хмельных дебошах принимают зачастую участие безусые производственники, подчас комсомольцы?

На одном из скверов в ратном деле отличился шестнадцатилетний грузчик вареньеварочного завода Борис Д. Приведенный за ручку в милицию, он долго размазывал пьяные слезы по лицу и молил:

– Отпустите, дяденька! А то на смену опоздаю!

Тут возник естественный вопрос: как же в таком спирто-водочном состоянии человек может идти на вареньеварочный завод?

– Не впервой, – с натуженной бодростью отвечал задержанный. – Я, когда выпью, могу поднять африканского слона (!).

Видать, комсомольскую организацию завода вполне устраивают рекорды молодого грузчика. А в чем источник его богатырской мощи – этот вопрос считают отвлеченным.

Хулиган – это воинствующий мещанин. Он некультурен и ничтожен. Доброй славы у такого человека, разумеется, не может быть. Но ему хочется отличиться, заявить о своем «я». И он делает это свистом, криком и даже кулаками. Особенно наглы хулиганствующие типы тогда, когда они не встречают противодействия.

Человек пройдет

и – марш поодаль.

Таким попадись!

Ежовые лапочки!

От них ни проезда,

от них ни прохода

ни женщине,

ни мужчине,

ни электрической

лампочке.

К сожалению, так иногда и случается, как описано у Маяковского. А хотелось, чтобы происходило нечто обратное: чтобы хулиганам были закрыты все проходы и проезды, а женщины, мужчины и электрические лампочки находились в полной безопасности. Сделать это должна, конечно, прежде всего милиция. И она делает. Однако ее меры по отношению к тем, кто исповедует принцип «раззудись, плечо, размахнись, рука», отличаются порой недостаточной решительностью и излишней деликатностью. А зачем тут деликатность? Есть Указ Президиума Верховного Совета РСФСР об ответственности за мелкое хулиганство. Согласно ему, органы милиции передают в народный суд материалы на человека, совершившего хулиганский поступок. Судья единолично рассматривает их и дает нарушителю общественного порядка от трех до пятнадцати суток ареста. Постановление народного судьи приводится в исполнение немедленно и обжалованию не подлежит. Очень эффективный способ борьбы с хулиганством! И не следует о нем забывать.

Хулиганов, дебоширов надо строго наказывать, решительно карать и безжалостно штрафовать. Но этого крайне мало. Недостаточно бороться с уже возникшей болезнью. Нужно заниматься еще и профилактикой. И тут широкое поле деятельности и для комсомольских организаций, и для школьных работников, и для воспитателей ремесленных училищ, и для родителей. Почему-то чаще всего бывает так: тревогу начинают бить только тогда, когда человек уже совершил проступок. Неужели сразу, вдруг он стал плохим? Нет, видимо, был процесс перехода из одного качества в другое… Значит, этот процесс прозевали папы и мамы, прошляпили товарищи по школе или заводу, не заметили воспитатели.

Подчас люди, ставшие свидетелями хулиганства, возмущаются: «Что за безобразие! Как это ужасно!» Да, ужасно. Но почему же эти товарищи так редко задают себе вопрос: а что я сам сделал для пресечения хулиганства?

КОГДА ОСЫПЛЮТСЯ КАШТАНЫ…

Лучезарными воскресными днями жители южного города Окшанска выходят на прогулку. Труженики рафинадного завода, махорочной и трикотажной фабрик, за неделю наварив вволю сахара, нарубив душистой махорки, навязав положенное число чулок, естественно, отдыхают.

К услугам отдыхающих город по всем признакам готов. Под сенью каштанов мороженщицы с такой горячностью призывают отведать сливочного или молочного, что не откликнуться на их призывы могут разве только черствые, нечуткие люди. Для горожан с менее арктическими вкусами в каждом ларьке приготовлены бутылки с недвусмысленными этикетками: «Напий для диабетиков». Причем добрые продавщицы предлагают их тоже с такой настойчивой вежливостью, что даже неловко спросить: почему вдруг торговые организации вообразили, будто в округе, кроме диабетиков, никто не проживает? Судя по загорелым, цветущим лицам, дело обстоит как раз наоборот.

Ну, хорошо. Мороженое съедено, лечебные напитки употреблены впрок. Куда же дальше направятся розовощекие окшанцы?

Местные статистики утверждают, что наибольшее число билетов продается в парке имени Комсомола. Странного ничего нет. Кущи деревьев, озонированный днепровский воздух, стрельба из духового ружья – все это располагает к отдыху. А протиснувшись сквозь толпы гуляющих, можно воспользоваться читальным залом, танцевальной площадкой и даже небольшим буфетом. Но на тесноту горожане не обижаются.

– Пусть будет тесно, но интересно! – восклицают они.

Совсем недавно было нечто противоположное. По пыльным аллеям блуждали одинокие смельчаки-отдыхающие. Около музыкальной раковины самозабвенно упивалась мелодией стилизованного танца стайка девиц. Самое молодое поколение города, обходя стороной кассы, спрыгивало на газоны и вазоны парка через забор. Теперь иное. Новый директор обуздал череззаборников, утихомирил неуемных девиц, направил поток гуляющих по руслу здорового отдыха.

Впрочем, один в парке не воин. Воину нужны союзники. И первый из них – комсомол, имя которого носит парк.

– С парком мы в контакте, – с подъемом сказали в горкоме комсомола. – Даже более того, планы вместе составляем.

– Планы? Вместе? – удивился директор парка. – Что-то не помню. А контакт сводится к тому, что иногда из горкома просят моего художника разрисовать какой-нибудь плакат…

Второй союзник – отделение Общества по распространению политических и научных знаний. Здесь даже не говорят: «Вместе составляем планы». Здесь в основном срывают те, что уже составлены. Ознакомившись с августовским планом парка, председатель отделения удивился наивности заказчика:

– Это в такую-то страдную пору? Что вы, что вы! Понимать надо. Лекторы в отпуску…

Парки в Окшанске подразделяются по возрастному принципу. Кроме Комсомольского, есть пионерский. Но почему-то вместо улыбающихся и повизгивающих от удовольствия ребят на площадке с пошатнувшимися беседками-«грибками» и расшатавшимися качалками типа «шлюпка» мило забавляются великовозрастные представители местного населения. А где же дети – цветы жизни? Цветов во всем парке было немного: две смуглые, черноволосые девочки, которые, скучая, чертили на земле какие-то фигуры.

В нескольких шагах от девочек, заложив ногу на ногу и подбоченившись, стоял упитанный джазист с галстуком «бабочка» на шее. И снисходительно наблюдал…

Да, джазист! В детском парке резвится джаз! Все, как говорится, ясно. И почему под «грибками» воркуют пары, и почему в «шлюпках», тихо и плавно качаясь, сидят усатые дяди, и почему те, которым по праву должен принадлежать парк, развлекаются столь своеобразно…

В самом глухом, запущенном углу парка стоит какое-то деревянное сооружение с огромными, лабазными замками на дверях. Судя по архитектуре, это, должно быть, цирк. Давно уже замки покрылись коростой ржавчины. Позарастали стежки-дорожки к окошку администратора. Уже три года, как не слышится из пристроек трубный львиный рев и оптимистическое ржание вальсирующих лошадей, не раздается под куполом щелканье шомпольера. А ведь в свое время все это было. И львы. И лошади. И шомпольеры.

Но однажды на манеже разыгралось непредугаданное представление. Пришла молчаливая комиссия и предъявила ордер на выселение зверей. При этом члены комиссии многозначительно указывали на почерневшие стены, подгнившее основание и купол, который обещал обрушиться не завтра, так послезавтра… Цирк закрылся. Городские и республиканские организации молчаливо ожидают, когда здание рухнет, чтобы затем приступить к капитальному ремонту.

Безрадостную судьбу цирка разделяет и городской драматический театр. Правда, здесь нет отпугивающих лабазных замков. Их просто некуда вешать…

Преодолев известковые и кирпичные кручи, мы прошли внутрь здания и завязали разговор со сторожихой:

– Это и есть театр?

Сторожиха горестно вздохнула:

– Это не театр, а страдание. Грех один. Сколько лет строят – и ни с места! А теперь вообще все прикрыли…

Тем временем коллектив театра ведет кочевой образ жизни, переезжая из города в город, со сцены на сцену. Словом, жизнь его полна неподдельного драматизма.

Перебрав в памяти строящиеся, недостроенные и расстроенные культурные объекты, особое место окшанцы отводят районному Дому культуры. Здесь иногда можно посмотреть концерт и чаще, чем иногда, потанцевать. И вот в выходной день они с милой надеждой подходят к дверям дома. Но двери… заперты на замок. К ним даже не приколота утешительная записка типа: «Приду через четыре часа. Директор». Не приколота потому, что дом закрыт весь день. Нет, право же, у окшанских деятелей культуры существует какая-то нездоровая страсть к замкам!