355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Борис Рыбаков » Рождение Руси » Текст книги (страница 16)
Рождение Руси
  • Текст добавлен: 6 сентября 2016, 23:55

Текст книги "Рождение Руси"


Автор книги: Борис Рыбаков


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

Летописцем Святополка был талантливый историк, монах Киево-Печерского монастыря Нестор. Его замечательный труд "Повесть временных лет", охватывающий несколько веков русской истории, до сих пор служит для нас главным источником сведений о Киевской Руси.

Конечно, при описании княжений Святополка и его отца Изяслава Нестор старался сгладить острые углы и представить своего князя и всю его княжескую ветвь в наиболее выгодном свете. Владимир Мономах изъял летопись из богатого прославленного Печерско-го монастыря и передал ее игумену своего придворного монастыря Сильвестру. Тот кое-что переделал в 1116 году, но Мономах остался этим недоволен и поручил своему сыну Мстиславу наблюдать за новой переделкой, законченной к 1118 году. Всю эту историю переработок и редактирования детально выяснил академик А. А. Шахматов.

Мстислав, как уже говорилось выше, коренным образом переделал введение к летописи Нестора, исходя из политической ситуации своих дней. Он выкинул из старого текста многое, что было там написано о зарождении государства Руси (об этом можно судить лишь по уцелевшим отрывкам), и взамен втиснул в летопись тенденциозную легенду о призвании в Новгород князей-варягов.

Событиям 1113 года, закончившимся призванием князя и пополнением "Русской Правды", придумана далекая хронологическая аналогия, которая должна была показать, что будто бы именно так создавалась вообще русская государственность.

В литературном изобретении Мстислава Владимировича есть еще одна сторона, также объясняемая злободневными интересами Мономахова княжения. Мы помним, как долго, на протяжении целых двух десятилетий, стремился Мономах завоевать симпатии могущественного киевского боярства, считавшего себя вправе распоряжаться судьбой золотого великокняжеского трона. Несколько раз "кияне" обманывали его ожидания, оставляя его по-прежнему второстепенным переяславским князем. Избрание Мономаха не могло устранить всех коллизий между властным князем и привыкшим к власти боярством. Приезд из Новгорода Мстислава, тесно связанного с новгородским боярством и купечеством, несомненно, усиливал внутриполитические позиции Мономаха в Киеве.

В 1118 году Владимир и Мстислав совместно сделали очень важный шаг для укрепления связей Новгорода с великим княжением – все новгородские бояре были вызваны в столицу, здесь их привели к присяге на верность, некоторых (в том числе друга юности Мономаха боярина Ставра Гордятича) сурово наказали за своевольство, а часть оставили в Киеве. Союз с новгородским боярством, закрепленный потом женитьбой Мстислава на дочери новгородского боярина, был противовесом олигархическим тенденциям боярства Киева.

Летопись Нестора, справедливо выдвигавшая с самого начала русской истории на первое место Киев и наделявшая варягов отрицательными чертами, летопись, отводившая Новгороду крайне скромное место небольшой северной фактории, не могла понравиться Мстиславу, породнившемуся со всеми варяжскими королевскими домами, князю, проведшему два десятка лет в Новгороде.


Золотой амулет-змеевик Владимира Мономаха, найденный на реке Белоусе, где князь часто охотился

И Новгород к XII веку стал не тот, что в IX веке, теперь это был огромный торговый город, известный во всей Европе. И варяги были уже не те «находники», разбойники, грабившие северорусские, эстонские и карельские земли, теперь они появлялись в роли купцов и отношения с ними были мирными, а об иноземных купцах, как мы видели, Мономах заботился и на словах, и на деле.

Руководя переделкой Несторовой летописи, Мстислав, быть может, в противовес заносчивому киевскому боярству вьщвигает в начале истории Руси на первое место Новгород и варягов. Эта тенденция и послужила поводом для позднейших историков выдвинуть варяжскую, "норманнскую" теорию происхождения Русского государства и даже самое имя Руси связать с варягами, хотя основанием для этого явилась грубоватая и неумелая фальсификация русской летописи, проведенная при Мономахе в определенных политических целях.

Накануне окончательного распада Киевской Руси на отдельные самостоятельные княжества, то есть в княжение Мономаха или Мстислава, что более вероятно, был создан наиболее полный свод феодальных законов, так называемая "Пространная Русская Правда", включившая в себя и грамоту Ярослава новгородцам 1015 года, и "Правду Ярославичей" середины XI века, и "Устав Владимира Всеволодича" 1113 года. Это не было механическим соединением разновременных документов. Составители свода несколько переработали их, учитывая требования XII века.

В окончательном виде хронологические наслоения стали тематическими разделами. Грамота 1015 года была использована для перечня наказаний за преступления против личности свободных людей; "Правда Ярославичей" дала материал для зашиты княжеского имущества и жизни княжеских управителей. Покон вирный определял прокорм в пути за счет населения княжеского сборщика вир; "Устав Владимира", сохранивший свое особое название в этом своде, заботился об иностранных купцах, о закупах и должниках. Новые статьи развивали тему защиты собственности, подробно занимались вопросами наследования и правового положения вдов и дочерей. Последний раздел – подробное законодательство о холопах, о штрафах за укрывательство чужого холопа.

В "Пространной Правде" изменились статьи, ставившие ранее варягов в неполноправное положение. Это было вполне в духе Мономаха и особенно Мстислава.

Новый закон строже регламентировал княжескую долю штрафа ("продажу"), чтобы княжеские сборщики не могли злоупотреблять своей властью. Здесь реже упоминается слово "княжее", а иногда добавляется "и за боярское", здесь десятки раз употребляется безличное слово "господин", которое в равной мере могло относиться и к князю, и к любому феодалу вообще.

Чувствуется, что составитель закона стремился оградить не только княжеский домен, но и боярскую вотчину. Законодательство приобретало общефеодальный характер, оно защищало боярство, решало споры между боярами по поводу перебегавших холопов, ограждало боярские владения от посягательств после смерти боярина и в известной мере ограничивало или, по крайней мере, строго тарифицировало судебные доходы князя.

Конец XI-первая треть XII века – это время большого напряжения сил всей Руси, вызванного как внутренними неурядицами, так и внешним натиском и его преодолением. Единая держава уже не могла существовать в том виде, в каком она была при Владимире I или Ярославе. Она должна была расчлениться на несколько реально управляемых княжеств или же укрепиться изнутри какими-то внутренними связями (династические "связи" только разъедали, разрушали даже видимость единства). Первое было несвоевременно в условиях агрессивных действий Шарукана, Боняка, Урусобы, Бельдюзя, Тугоркана и множества других половецких ханов. Второе, то есть упрочение внутренних связей, требовало значительных усилий и затрат и в тех условиях было далеко не легким делом.

Владимир Мономах тем и представляет для нас интерес, что всю свою неукротимую энергию, ум и несомненный талант полководца употребил на сплочение рассыпавшихся частей Руси и организацию отпора половцам. Другое дело, что он лично как переяславский князь был непосредственно заинтересован в ограждении своих владений от половецкого разорения, но объективно его политика наступления на степь была важна для всей Руси. Объединяя в своих руках Перея-славль, Смоленск и Ростов и чуть ли не ежегодно объезжая их, делая путь по 2400 километров, он заботился о своих данях и продажах. Объективно это укрепляло связь нескольких крупных областей Руси и вовлекало их в решение общерусских задач.

Владимир предстает перед нами живым человеком. Мы знаем не только, как проводил он свой день, как организовывал порядок во дворце, как проверял караулы, как охотился, как молился или гадал на псалтыри. Мы знаем, что он бывал иногда и жесток – однажды вместе с половецкой ордой Читтевичей (совсем как Олег "Гориславич") он взял Минск: "изъехахом город и не оставихом у него ни челядина, ни скотины". Он мог, как мы помним, конфисковать личное имущество побежденного соперника. Мономах был, несомненно, честолюбив и не гнушался никакими средствами для достижения высшей власти. Кроме того, как мы можем судить по его литературным произведениям, он был лицемерен и умел демагогически представить свои поступки в выгодном свете современникам и потомкам.

Черниговский период княжения Мономаха (1078-1094 годы) – это время, когда мы видим его обыкновенным князем, благополучно княжащим в своем уделе, участвующим в усобицах и помогающим своему державному отцу, чем он, очевидно, вызвал такое же недовольство бояр, как и сам Всеволод.

Переяславский период (1094-1113 годы) выдвинул Мономаха среди русских князей как организатора активной обороны от половцев. Сам он в эту пору стремился зарекомендовать себя перед киевским боярством как более приемлемый кандидат в великие князья, чем Святополк Изяславич.

Время великого княжения Мономаха (1113-1125 годы) завершает напряженный двадцатилетний период борьбы с половцами, после чего единая держава в тех условиях временно утратила смысл и продолжала существовать некоторый срок по инерции, таи как глава государства сосредоточил в своих руках очень большие военные резервы и употреблял их на поддержание единства твердой и вооруженной рукой. За 20 лет, от киевского восстания 1113 года до смерти Мстислава (1132 год), великокняжеская власть стремилась не допускать усобиц и упорядочить дела класса феодалов в целом путем издания довольно полного кодекса законов.

Когда Киевская Русь распалась на полтора десятка самостоятельных княжеств, то из эпохи своей общности все они уносили в будущее и "Повесть временных лет", и "Пространную Русскую Правду", и киевский цикл былин, где в образе князя Владимира сливались и Владимир I Святославич, спасший Русь от печенегов, и Владимир II Мономах, князь, который правил Русью от края и до края и в успешной борьбе с половцами "много поту утер за Русскую землю".

Рождение самостоятельных княжеств

Общая схема русских княжеств XII в. (По И.А. Голубцову) Границы обобщены

СУВЕРЕННЫЕ ФЕОДАЛЬНЫЕ ЗЕМЛИ

«И рвзъдрася вся Русская земля…» – записал в своей хронике один из летописцев под 1132 годом, когда после смерти великого князя киевского Мстислава, сына Мономаха, все княжества Руси вышли из повиновения Киеву и начали жить самостоятельной жизнью. Князья полутора десятков суверенных государств, равных и подобных западноевропейским королевствам, занялись «устроением своих земель», что нашло отражение в интереснейших грамотах-описях 1130-х годов, определяющих повинности разных городов и округов внутри отдельных княжеств. Но в еще большей мере для наступившей новой эпохи так называемой «феодальной раздробленности» характерны длительные кровопролитные усобицы князей, войны за расширение земельных владений, которые современник с горечью называл «погибелью земли Русской», так как внутренние войны были бессмысленны с общенародной точки зрения и, кроме того, крайне ослабляли обороноспособность Руси по отношению к внешней опасности (половцы, татары, немцы-крестоносцы).

Период феодальной раздробленности длился в России с XII по конец XV века, но внутри этого более чем трехвекового отрезка времени существовал четкий и тягостный рубеж – татарское нашествие 1237-1241 годов, после которого иноземное иго резко нарушило естественный ход русского исторического процесса, сильно замедлило его. В этой книге будет освещена только первая фаза, которую нередко называют обобщенно "домонгольским периодом" истории Руси.

Период феодальной раздробленности полон сложных, противоречивых процессов, которые нередко ставят историков в тупик. Особенно заметны отрицательные стороны эпохи: явное ослабление общего военного потенциала, облегчающее иноземное завоевание, междоусобные войны и возрастающее дробление княжеских владений. В середине XII века было 15 княжеств, в начале XIII века, накануне нашествия Батыя, – около 50, а в XIV веке (когда уже начался процесс феодальной консолидации) количество великих и удельных княжеств достигало примерно 250. Причиной такой дробности были разделы владений князьями между своими сыновьями; в результате княжества мельчали, слабели, и итоги этого стихийного процесса рождали у современников иронические, поговорки: "В Ростовской земле – князь в каждом селе", "В Ростовской земле у семи князей один воин"…

С другой стороны, необходимо обратить внимание на то, что начальная фаза феодальной раздробленности (до того, как в нормальное развитие вмешался фактор завоевания) характеризуется не упадком культуры, как можно было бы ожидать исходя из перечисленных отрицательных явлений, а, наоборот, бурным ростом городов и ярким расцветом русской культуры XII – начала XIII века во всех ее проявлениях. Из этого следует, что новая политическая форма, очевидно, содействовала (может быть, на первых порах) прогрессивному развитию.

Много неясности и в определении причин, породивших феодальную раздробленность, а с этим неизбежно связан и вопрос о времени ее возникновения.

Одной из причин считали раздел княжества между сыновьями и "удельный период" начинали с завещания Ярослава Мудрого (1054 год), разместившего своих сыновей в разных русских областях. Но тогда надо уж начинать с Владимира I, распределившего по Руси всех своих двенадцать сыновей, являвшихся наместниками великого князя. Другой причиной считают княжеские усобицы. Но междоусобные войны князей-братьев начались тоже еще при сыновьях Святослава: Ярополк воевал с Олегом, и тот был убит; Владимир воевал с Ярополком и поручил варягам убить брата. Вторая серия усобиц, длившихся десять лет, падает на годы 1015-1024-й, когда из двенадцати сыновей Владимира уцелело только четверо.

Усобицы князей на Руси, как и в европейском средневековье, сопутствовали (и в значительной мере препятствовали) историческому движению, но не определяли полностью ту или иную политическую форму. Разделы княжеских земель между наследниками, ставшие ощутимыми с XIII века, усугубляли дробление княжеств-государств, но опять-таки не создавали нового явления в политической жизни Руси.

Экономической основой и обоснованием феодальной раздробленности считают натуральное хозяйство. Это верно как констатация факта, но никак не объясняет причин перехода от единой державы к нескольким независимым княжествам, так как и в первобытности, и при появлении переходных форм (союзы племен), и в необъятной по своей территории Киевской Руси IX – начала XII века господствовало натуральное хозяйство. Больше того, именно в XII веке одновременно с распадом Киевской Руси исконная замкнутость хозяйства начала частично нарушаться: городские мастера все больше переходили к работе на рынок, их продукция все в большей степени проникала в деревню, не меняя, правда, основ хозяйства, но создавая принципиально новые контакты города с возникающим широким деревенским рынком.

Расчленение раннефеодальных грандиозных империй на ряд фактически (а иногда и юридически) суверенных княжеств-королевств было неизбежным этапом в развитии феодального общества, будь то Киевская Русь в Восточной Европе или империя Каро-лингов в Центральной Европе, с которой Маркс сопоставлял Киевскую Русь.

Необходимо отказаться от понимания эпохи феодальной раздробленности как времени регресса, движения вспять. Быть может, не слишком удачна и наша привычная научно-учебная терминология: "Киевская Русь распалась…", "единое могучее государство раздробилось на ряд княжеств…" Читатель сразу начинает сожалеть о том, что прекрасное государство, воспетое былинами и летописями, "раздробилось", "распалось"; нечто целое перестало существовать и превратилось в обломки, в осколки, которые по самому своему терминологическому смыслу должны быть хуже непотревоженного целого.

Если мы внимательно вглядимся в сущность явлений, происходивших в XI-XII веках, то, несомненно, мы предпочтем другие обозначения, вроде следующих: "Киевская Русь была зерном, из которого вырос колос, насчитывавший несколько новых зерен-княжеств". Или: "Киевская Русь была матерью, вырастившей многих сыновей, составивших новое поколение" и т. п.

Феодальная раздробленность являлась, как это ни парадоксально на первый взгляд, результатом не столько дифференциации, сколько исторической интеграции.

Когда речь идет о феодальном обществе, создаваемом феодальным классом, нас в первую очередь должна интересовать совокупность первичных ячеек феодализма – вотчин – и их исторический путь. К сожалению, они недостаточно освещены источниками, но некоторые приблизительные расчеты мы все же можем сделать.

Сколько на Руси было вотчин? Союзов племен в IX-X веках было 15. Во главе союза стоял "светлый князь", упоминаемый договором 911 года, союз племен (вятичи, кривичи, древляне и др.) по условному десятичному делению соответствовал "тьме", то есть 10 тысячам. Термин "тьма" в более поздних источниках соответствовал княжеству ("Смоленская тьма", "Киевская тьма" и т. п.).

Каждый союз состоял примерно из десяти "тысяч", во главе которых стояли просто князья ("всякое княжье" договора 944 года, "князья, иже роспасли землю" – летопись 946 года), общее число которых у восточных славян должно достигать 150. Добавим к этому (исходя из того же десятичного расчета) еще 140 племенных князьков неславянских народов, плативших дань Руси. "Всякого княжья" для X века наберется свыше двух сотен. В каждом таком князе мы вправе видеть уже оформившегося или оформляющегося феодала, властителя определенной округи.


Конская узда

Но этим еще не кончаются наши расчеты. Каждая «тысяча» подразделялась на «сотни», под которыми следует понимать комплексы из нескольких «весей» – деревень или сел. Во главе «сотни» стоял родовой старейшина, староста («старший ста», сотни), может быть, «старец земский». Перед этим низшим слоем, возглавлявшим (или управлявшим) деревенское население, исчисляемое сотней душ взрослых мужчин-работников, мужчин-ратников, открывалась полная возможность превратиться в вотчинника-феодала. Тогда количество вотчинных владений всех рангов перевалит за 3 тысячи.

К этому можно добавить некоторое количество захватов и бенефициальных пожалований со стороны высшей княжеской власти и ее дружинников.

На эту немалую массу потенциальных и уже оформившихся вотчинников значительное воздействие оказывало хорошо известное нам полюдье. Грозная сила всех великокняжеских войск, ежегодно объезжавших подвластные племена, не только непосредственно отбирала часть урожая и охотничьей добычи, но и воздействовала на организацию дела местной знатью – ведь до отдаленных, глубинных краев всех племен сам великий князь за срок полюдья добраться не успевал. Для сохранения мира, для выполнения обусловленных норм дани князья, "пасшие земли", должны были организовать доставку дани племенной и сотенной знатью.

Полюдье киевских князей стимулировало интенсивное отчуждение прибавочного продукта местной знатью, а тем самым ускоряло переход к феодальным отношениям господства и подчинения во всех звеньях десятично-племенной системы. Перед местной знатью еще в IX-X веках, когда она была полуфеодальной, полупервобытной, вставали вопросы организации дела, взаимных отношений друг с другом, отношений с верховной властью и с крестьянской общиной, на которую велось коллективное, ускоряемое полюдьем наступление.

Все это заставляло местное боярство и "княжье" изыскивать различные меры соблюдения своих интересов и выполнения требований Киева. Вот здесь-то и приходилось им, выражаясь языком того времени, "думать о строе земельном", то есть о своем бытии в качестве класса. Складывались вассальные отношения, шла, очевидно, повсеместно борьба за иммунитет, за право наследования и т. п.

"Коловращение" князей во второй половине XI века, частая смена князей в стольных городах, ослаблявшая княжеский слой в целом и разорявшая местную знать, должны были усилить заботу земского боярства о своем строе земельном. Местному боярству нужна была консолидация для противодействия княжеской чехарде и княжеской жадности, и, конечно, масштабы всей Киевской Руси не соответствовали возможностям провинциальных феодалов. Боярство XI-XII веков вполне доросло до интеграции в рамках, близких к древним племенным союзам, но не более.

Раннефеодальная империя, так сказать, возрастная, временная политическая форма, особенно необходимая в условиях постоянной внешней опасности для содействия первичным процессам феодализации. Развитой феодализм характеризуется потребностью наладить нормальное производство на феодальных началах в деревне и в городе. Огромные масштабы Киевской Руси для этого не нужны.

Феодальному хозяйству тогда не под силу было действенно объединить колоссальные пространства Киевщины и Полесья, Суздальского Ополья и новгородских озер, плодородной Волыни и приморской Тмутаракани. Объединение было непрочным и отчасти вызванным внешними причинами.

Время для централизованного государства в таких масштабах еще не настало; это произошло лишь на пороге капитализма, в XVIII веке, когда масштабы европейской части Российской империи приблизились к Киевской Руси.

Для молодого русского феодализма IX-XI веков единая Киевская Русь была как бы нянькой, воспитавшей и охранившей от всяких бед и напастей целую семью русских княжеств. Они пережили в ее составе и двухвековой натиск печенегов, и вторжение варяжских отрядов, и неурядицу княжеских распрей, и несколько войн с половецкими ханами и к XII веку выросли настолько, что смогли начать самостоятельную жизнь.

Раннефеодальная монархия при все возраставшем участии боярства вывела Русские земли на путь спокойного, нормального развития, одолев как стремительных половцев, так и не менее стремительных князей – искателей счастья. Основная часть господствующего класса – многотысячное земское (местное) боярство – получила в последние годы существования Киевской Руси "Пространную Русскую Правду", определявшую феодальные права. Но книга на пергаменте, хранящаяся в великокняжеском архиве, не помогала реальному осуществлению боярских прав.

Даже сила великокняжеских вирников, мечников, воевод не могла из Киева реально помогать далекому провинциальному боярству окраин Киевской Руси.

Земскому боярству XII века нужна была своя, местная, близкая власть, которая сумела бы быстро претворить в жизнь юридические нормы "Правды", своевременно помочь боярину в его столкновениях с крестьянством. Нужны были иные масштабы государства, иная структура феодального организма, более приспособленная к нуждам основного, прогрессивного тогда класса феодалов.

Такая структура была дана самой жизнью, масштабы ее и географические пределы были выработаны еще накануне сложения Киевской Руси. Мы имеем в виду союзы племен, те "княжения" кривичей, словен, волынян, которые были поименованы летописцем и долго еще потом служили географическими ориентирами.

Киевская Русь распалась на полтора десятка самостоятельных княжеств, более или менее сходных с полутора десятками древних племенных союзов. Столицы многих крупнейших княжеств были в свое время центрами союзов племен: Киев у полян, Смоленск у кривичей, Полоцк у полочан, Новгород у словен, Новго-род-Северский у северян. Союзы племен были устойчивой общностью, складывавшейся веками; географические пределы их были обусловлены естественными рубежами.

За время раннефеодальной империи здесь повсеместно сложились феодальные отношения, родовая и племенная знать превратилась в бояр, развились города, начавшие даже соперничать с Киевом. Когда приостановилось быстрое, как в калейдоскопе, перемещение князей, то местное боярство смогло остановить свой выбор на том или ином князе, прося его остаться княжить и не прельщаться миражем великого княжения.

Князья закреплялись в стольных городах и основывали свои местные династии: Ольговичи в Чернигове, Изяславичи на Волыни, Брячиславичи в Полоцке, Ростиславичи в Смоленске, Юрьевичи во Владимире-Суздальской земле и др. Каждое из новых княжеств полностью удовлетворяло потребности феодалов – из любой столицы XII века можно доскакать до границ этого княжества за три дня. В этих условиях нормы "Русской Правды" могли быть подтверждены мечом властителя вполне своевременно.

Князья, обосновавшиеся прочно в той или иной земле, по-иному относились к нормам эксплуатации и феодальным поборам, заботясь, во-первых, о том, чтобы не раздражать то боярство, которое помогло им здесь обосноваться, и, во-вторых, о том, чтобы передать свое княжение детям в хорошем хозяйственном виде. Интересным исследованием княжеских доменов является книга О. М. Рапова о княжеских владениях.

В каждом из княжеств появился свой епископ, князья издавали свои уставные грамоты, при дворе каждого князя велась летопись, в каждом стольном городе возникли свои художественные и литературные направления. Это не нарушало еще единства древнерусской народности, но позволяло выявиться местным творческим силам. Кристаллизация самостоятельных княжеств проходила на фоне бурного развития производительных сил (главным образом в городах) и в значительной мере была обусловлена этим развитием. Рост производительных сил начался задолго до образования княжеств. Успехи раннефеодальной монархии Владимира I позволили тогда особенно интенсивно развиваться и земледелию, и ремеслу, и строительству замков, и городам, и торговле.

Но во второй половине XI века, в эпоху неустойчивости и конфликтов, произошел разрыв между продолжавшими развиваться производительными силами и политической формой, временно затормозившей нормальное развитие класса феодалов. Возрождение феодальной монархии при Святополке, Мономахе, Мстиславе, вызванное чисто внешними причинами, но усиленное прямым вмешательством боярства, несколько поправило дело. Однако, несмотря на несомненные личные таланты Владимира Мономаха и его сына, оказалось, что форма единой автократической империи уже изжила себя, и для полного соответствия надстройки базису нужно было уменьшить масштабы объединения, приблизить государственную власть к феодалам на местах, поставить рядом с Киевом еще несколько центров.

Боярство каждого княжества, отобравшее себе наиболее подходящего князя, должно было быть довольно эмансипацией от Киева и той долей участия в управлении своей землей, которую оно получало, пугая своего князя широкими возможностями нового выбора, приглашения на его место другого князя из числа многочисленных его родичей, кормившихся в захудалых городках, вроде Клечьска, Вщижа или Курска.


Русские княжества XII в.

Князь со своей стороны был доволен тем, что строил свое гнездо прочно и основательно; князь знал, что сейчас боярское войско поддержит его (если он угоден боярству); князь сознавал, что боярство будет препятствовать надоевшим истощающим усобицам, будет ограждать его (в своих боярских интересах) от соперников-князей; князь понимал, что при таких благоприятных условиях он сможет спокойно передать свое княжество, свой княжий двор, вотчины и села своим сыновьям, что княжеская власть в этой земле останется в его роду.

Феодальные княжества XII века были вполне сложившимися государствами. Их князья обладали всеми правами суверенных государей; они "думали с боярами о строе земельном и о ратех", то есть распоряжались внутренними делами и имели право войны и мира, право заключения любых союзов, хотя бы даже с половцами. Никто им этого права не давал, оно возникло из самой жизни. Великий князь киевский, ставший первым среди равных, не мог помешать ни Новгороду Великому ограничить (по существу, упразднить) княжескую власть или заключить договор с Ригой, ни Юрию Долгорукому сговориться с Владимиром Галиц-ким против Киева, ни черниговским Ольговичам дробить свою землю на уделы или вступать в союз с половецкими ордами.

Власть киевского князя безвозвратно отошла в прошлое, так же как и многое другое в межкняжеских отношениях. Прежнее плохо соблюдавшееся династическое старшинство уступило место новым формам вассальных отношений. Теперь представитель старшей ветви нередко "ездил подле стремени" более сильного князя, происходившего от младшей ветви, брат называл брата "отцом", признавая тем самым его своим сюзереном.

Буйное племя князей вынуждено было в новых условиях полностью осесть на землю и занять разные ступени феодальной лестницы.

Самую верхнюю ступень теперь занимал уже не один киевский князь; в XII веке титул "великий князь" применялся и к черниговским, и к владимирским, и к другим князьям. Их великие княжения вполне соответствовали и по размерам территории, и по своей внутренней сущности западноевропейским королевствам. Процесс их отпочкования от Киева строго соответствовал общим историческим условиям.

Раньше других обособились те земли, которым никогда не угрожала половецкая опасность, – Новгород и Полоцк. У каждой из этих земель были собственные торговые пути в Западную Европу; это увеличивало их самостоятельность, и уже в XI веке они постоянно проявляли сепаратистские тенденции. В 1136 году восстание новгородцев завершилось превращением Новгорода в феодальную республику.

Вслед за Новгородом и Полоцком обособились Галич, Волынь и Чернигов. Галичу помогало в этом его окраинное положение, удаленность от основного театра войны с половцами и близость к Венгрии и Польше, откуда могла прийти поддержка. Обособлению Чернигова благоприятствовали его связи с Юго-Восто-ком, Тмутараканью, Кавказом: когда появились в степях половцы, то черниговские князья, более других связанные со степным миром, наладили с ними дружественные отношения, породнились и широко пользовались поддержкой "поганых".

Постепенно оформилась новая политическая карта Руси со многими центрами. Киевская земля сохранилась в пределах между Днепром и Горынью, Полесьем и степью.

Сам Киев в XII веке представлял собой большой культурный центр, где строились новые здания, писались литературные произведения, создавался замечательный летописный свод 1198 года, объединивший десяток летописей отдельных княжеств. Киев не управлял больше русскими землями, но сохранил величественность "порфироносной вдовы".

Именно здесь, в Киеве, при дворе "великого и грозного" Святослава, была написана в 1185 году одна из лучших во всей средневековой Европе политических поэм с широкой общенародной программой военного союза против степняков – "Слово о полку Игореве". Автор гневно осуждает княжеские усобицы в прошлом и настоящем, призывает князей сплотиться в едином походе против половцев.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю