Текст книги "Мир истории. Начальные века русской истории"

Автор книги: Борис Рыбаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)

Минусами «самовластия» в рамках княжества-королевства были конфликты, рождавшиеся из роста княжеского домена за счет боярских вотчин, и дробление княжества на уделы, выделяемые сыновьям князя. Оно приводило к расчленению такого веками сложившегося организма, как «земля» или «княжение» XII века, восходящего, как мы видели, к древним племенным союзам VI–VIII веков. Разрушать, расчленять то, чего смогло достигнуть еще родо-племенное общество, было крайне нерационально.

Впрочем, к Андрею этот упрек неприменим – он не делил своего княжества между детьми; двое его сыновей умерли еще при нем, а единственный сын, переживший отца, – Георгий Андреевич, ставший впоследствии царем Грузии, – не принимался в расчет при династических переделах Владимирского (по старой боярской терминологии, Ростово-Суздальского) княжества. Опасность такого дробления сказалась позднее, когда «Большое Гнездо» князя Всеволода захотело распространиться по всем городам Северо-Восточной Руси.

Отрицательной стороной деятельности Андрея Боголюбского было, конечно, его стремление к Киеву, к «Русской земле», то есть к лесостепной части Приднепровья. Это стремление никак не было связано с повседневными интересами суздальского боярства; это были личные честолюбивые замыслы Андрея, внука Мономаха.

Экономика южнорусского боярства и князей за 200 лет борьбы с печенегами и половцами приспособилась к нуждам постоянной обороны, постоянной готовности к сидению в осаде и походам. С этим, возможно, было связано широкое развитие закупничества (при содержании закупов внутри укрепленных боярских дворов), возрастание применения холопского труда в XII веке, позволявшего быстро создавать необходимые в таких условиях запасы продовольствия, и создания своеобразных «крестьянских городов», прообраза военных поселений вроде пограничного Изяславля на Горыни. Главная тяжесть постоянной военной службы на юге была к этому времени переложена на многотысячный заслон берендейской конницы в Поросье.

Ничего этого не было во Владимирской земле, прочно отгороженной Брынскими, Московскими и Мещерскими лесами от Половецкой степи. Каждый поход вызывал резкое нарушение феодальной экономики, не говоря уже о крайней разорительности его для народа. За пять лет, предшествующих заговору Кучковичей, Андрей Боголюбский снарядил пять далеких походов: на Новгород, на Северную Двину, на болгар и два похода на Киев. По самым скромным подсчетам, войска должны были пройти за это время под знаменами Андрея около 8 тысяч километров (по лесам, болотам и водоразделам), то есть потратить не менее года только на одно передвижение к цели, не считая длительных осад и маневров. Добавим, что три похода закончились неудачно. Неудивительно, что это княжение завершилось вооруженным выступлением боярской верхушки и независевшим от него проявлением народного гнева в отношении представителей княжеской администрации.

Церковь Покрова на Нерли. Середина XII века.

Восстание в 1174 году в Боголюбове и Владимире напоминает киевское восстание 1113 года, также возникшее после смерти князя, перенапрягшего тетиву народного терпения.

После смерти Андрея Ростов и Суздаль, средоточие старого местного боярства, применили изобретенную киевским боярством систему княжеского дуумвирата: ими были приглашены двое племянников Андрея, второстепенные князья, неопасные для местной знати.

Однако здесь на сцену выступил новый город, выросший при Андрее в крупный ремесленно-торговый центр, – Владимир. Владимирцы приняли Михаила Юрьевича, брата Андрея. Началась война между Ростовом и Владимиром; ростовцы, возмущенные возвышением Владимира, грозились: «Сожжем его! Или снова пошлем туда нашего посадника – ведь это же наши холопы, каменщики!»

В этой фразе сквозит пренебрежение аристократов к демократическим слоям города, к ремесленникам, каменщикам, «делателям», которые незадолго перед этим решительно расправлялись с мечниками и «детскими», а теперь захотели иметь своего князя, неугодного Ростову и Суздалю.

Временно победил Ростов – Михаил ушел из Владимира, а там стали княжить боярские избранники, «слушая боляр, а боляре учахуть я на многое именье». Их «детские» «многу тяготу людем сим створиша продажами и вирами».

Кончилось тем, что горожане Владимира, «новые меньшие люди», опять пригласили Михаила и решили твердо стоять за него. Михаил разбил войско племянников и стал князем владимирским. С ним находился его брат Всеволод Юрьевич. Победа горожан Владимира имела большие последствия – произошел социальный раскол и в старом Суздале. Горожане Суздаля тоже пригласили к себе Михаила (1176 год), сказав, что они, простые суздальцы, с ним не воевали, что его врагов поддерживали только бояре, «а на нас лиха сердца не держи, но поеди к нам!».

В эти годы часто упоминается Москва (Московь, Кучково) как город, стоящий на пересечении границы Владимирской земли наезженным путем из Чернигова во Владимир.

В 1177 году Михаил Юрьевич, давно уже болевший, умер. Ростовское боярство снова начало борьбу за политическую гегемонию, поддерживая своего прежнего кандидата Мстислава Ростиславича Безокого против Всеволода Юрьевича, выдвигаемого такими городами, как Владимир, Переяславль Залесский и Суздаль. Самонадеянное ростовское боярство властно вмешивалось в дела князя: когда Мстислав собрался было примириться с дядей, бояре заявили: «Если ты и дашь ему мир, то мы ему не дадим!»

Колты.

Дело разрешилось битвой у Юрьева 27 июня 1177 года, принесшей победу Всеволоду. Бояре были схвачены и связаны; их села и стада взяты победителями. Вслед за тем Всеволод разгромил Рязань, где укрылись его враги. Рязанский князь Глеб (из Ольговичей) и Мстислав Безокий с братом Ярополком были пленены.

Горожане Владимира, бояре и купцы, были сторонниками решительной расправы; они приходили на княжий двор «многое множество с оружием» и настоятельно требовали казни пленных князей. Несмотря на заступничество Святослава Черниговского, друга Всеволода, пленных соперников ослепили, а Глеб умер в заточении.

Так началось княжение «великого Всеволода», могшего веслами Волгу расплескать и шлемами Дон вычерпать. Силу новому князю придавал его союз с городами, широкими слоями городского населения.

Кроме того, к этому времени создается еще одна сила, являвшаяся опорой княжеской власти, – дворянство, то есть служилый, военный слой, зависевший лично от князя, получавший за службу или земли во временное владение, или денежно-натуральную плату, или право сбора каких-то княжеских доходов, часть которых предназначалась самим сборщикам. Единого термина еще не было, но в эту категорию младших членов дружины и княжеских министериалов мы должны включить «детских», «отроков», «гридей», «пасынков», «милостников», «мечников», «вирников», «биричей», «тиунов» и др. Одни из них были почти холопами, другие дослуживались до положения бояр; эта прослойка была многочисленной и разнообразной.

В судьбах этих людей многое зависело от их личных качеств, от случая, от щедрости или скупости князя. Они знали княжескую жизнь, несли дворцовую службу, воевали, судили, скакали гонцами в чужие земли, сопровождали посольство, объезжали далекие погосты, закалывали из-за угла княжеских соперников, заковывали их в цепи, присутствовали на поединках, организовывали псовую или соколиную охоту, вели учет княжескому хозяйству, может быть, даже писали летописи. В мирное время им всем находилось дело в обширном княжестве, где государственное переплеталось с лично-княжеским, домениальным, а во время войны они уже могли составить основное ядро княжеской рати, конницу «молоди».

С одним из таких людей, взирающих на князя как на единственного покровителя, мы знакомимся по его собственной челобитной, писанной затейливым языком, но с большим мастерством и эрудицией. Это Даниил Заточник (Псевдо-Даниил. Около 1230 года), написавший письмо-прошение переяславскому князю Ярославу Всеволодичу в XIII веке. Даниил происходит из холопов, но блестяще образован, начитан и, по его собственным словам, не столько храбр на рати, сколько умен, «крепок в замыслах». Он проклинает богатых бояр и просит князя принять его к себе на службу:

«Княже мой, господине! Яко же дуб крепится множеством корения, тако и град нашь твоею державою… Кораблю глава кормник, а ты, княже, людем своим…

Весна украшает землю цветы, а ты нас, княже, украшаеши милостию своею…

Лучше бы ми вода пити в дому твоем, нежели мед пити в боярстем дворе…»

Умный, но бедный, образованный, но безродный, молодой, но непригодный к военной службе, которая сразу открыла бы перед ним широкую дорогу, он хочет найти свое место в жизни поблизости от князя. Он не собирается разбогатеть женитьбой на богатой невесте, не хочет и в монастырь идти, не надеется на помощь друзей; все его мысли направлены к князю, который не копит сокровища, а раздает свою «милость» не только домочадцам, но и «от инех стран… притекающая» к нему.

Икона святого Георгия, патрона Юрия Долгорукого. Москва. XII век.

«Даниил» является выразителем интересов того возраставшего на протяжении XII века слоя служилых людей, которые в большинстве своем шли, конечно, в войско, в «молодшую дружину» князя, но в виде исключения просились и на службу, требующую прежде всего «мудрости». Антибоярские настроения этих людей позволяли княжеской власти опираться на них в своей борьбе с гордым и независимым боярством.

При Всеволоде Большое Гнездо Владимирское княжество усилилось, разрослось, внутренне укрепилось благодаря поддержке городов и дворянства и стало одним из крупных феодальных государств в Европе, широко известным и за пределами Руси. Всеволод мог влиять на политику Новгорода, получил богатый удел на Киевщине, вмешивался иногда в южнорусские дела, но без тех грандиозных затрат, которые приходилось делать его брату Андрею.

Всеволод почти полновластно распоряжался рязанскими княжествами; там княжили шесть братьев Глебовичей, постоянно враждовавших друг с другом. В «Слове о полку Игореве» сказано о Всеволоде: «Ты бо можеши посуху живыми шереширы стреляти, удалыми сыны Глебовы», то есть он может бросить «удалых сынов Глебовых» как зажигательные снаряды с «греческим огнем». Здесь имелся в виду победоносный поход 1183 года на Волжскую Болгарию, в котором по приказу Всеволода участвовали четверо Глебовичей. В 1185 году они вышли из повиновения, но об этом автор «Слова» еще не знал, когда писал эту часть своей поэмы.

Владимирское княжество было связано и с Переяславско-Русским княжеством. Всеволод здесь сажал на княжение своих сыновей.

Всеволод умер в 1212 году. В последний год его жизни возник конфликт по поводу престолонаследия: великий князь хотел оставить княжество по-прежнему под главенством города Владимира, новой столицы, а его старший сын Константин, ученый книжник и друг ростовских бояр, хотел вернуться к старым временам первенства Ростова.

Тогда Всеволод созвал нечто вроде земского собора: «Князь великий Всеволод созва всех бояр своих с городов и с волостей и епископа Иоана, и игумены, и попы, и купцы, и дворяны, и вси люди». Этот съезд представителей присягнул второму сыну, Юрию. Однако вокняжиться после смерти отца ему удалось только в 1218 году, Юрий Всеволодич погиб в 1238 году в битве с татарами на реке Сити.

В начале XII века Владимиро-Суздальская Русь раздробилась на несколько уделов между многочисленными сыновьями Всеволода Большое Гнездо.

Владимиро-Суздальское княжество, ядро будущего Московского государства XV века, – яркая страница русской истории, и не случайны те торжественные строки, которые посвящены ему в «Слове о полку Игореве».

Многогранная культура Северо-Восточной Руси вполне созвучна этой замечательной поэме; белокаменное зодчество, проникнутая своеобразной средневековой философией скульптура, летописи, полемическая литература, живопись и «узорочье» золотых и серебряных дел мастеров, народные былины о местных и общерусских богатырях, красочность народного искусства – все это оправдывает поэтические слова великого автора, обращенные к князю Всеволоду Большое Гнездо, властителю огромных северо-восточных пространств, ставших впоследствии ядром Московского государства, вновь собравшего Русь в единую державу.

Культура Руси IX–XIII Веков

Культура Киевской Руси – исходная точка и первичная основа культуры русских, украинцев и белорусов. Киевская Русь создала единый русский литературный язык; в эту эпоху восточные славяне стали грамотными; эпические сказания о киевских богатырях X–XI веков дожили на русском Севере до XX века. Киевская летопись Нестора о первых веках русской истории (1113 год) переписывалась и при Александре Невском, и при Иване Грозном, дожив в рукописной традиции до XVIII века.

В эпоху Киевской Руси складывается единая древнерусская народность, от которой лишь в XIV–XV веках постепенно отпочковались белорусы и украинцы. В единой Киевской Руси IX–XII веков возникли многие современные нам города и горожане получили навыки различных профессий и «художеств». В наши дни культурные люди всего мира любуются гармоничной архитектурой древней Руси, проникновенным искусством художников-иконописцев и изощренным мастерством древнерусских златокузнецов, создателей тончайшего узорочья из золота и эмали, из серебра и черни…

Можно без всяких натяжек сказать, что культура первого восточнославянского государства – Киевской Руси – вошла составной частью в нашу современную советскую культуру. Древняя Русь не получила такого богатого античного наследия, как, например, Греция, Италия, Франция, Испания. Однако культура Руси вырастала не на пустом месте, и ее истоки идут из глубокой праславянской и даже еще более ранней индоевропейской древности, когда впервые было освоено земледелие, создались представления о структуре мира (правда, еще очень далекие от научного познания), появился большой словарный запас, облегчавший общение отдельных племен друг с другом, были открыты последовательно три металла – медь, бронзовые сплавы и железо, проложены пути первобытной торговли солью, рудой и изделиями.

Познание природы и мира в целом может быть вполне достоверно определено по данным праславянского языка: многие названия деревьев, трав, зверей, птиц, рыб, элементов ландшафта, имена звезд восходят к отдаленной праславянской поре, а это означает, что в народе происходил на протяжении многих сотен лет непрерывный педагогический процесс – старшие поколения передавали младшим все накопленные и классифицированные знания о природе, учили их познанию мира, знакомили с обширным словарем выработанных далекими предками понятий.

Историческое в полном смысле слова понимание культуры средневековой Руси должно слагаться как из того наследия, которое было получено Русью от предшествующих эпох, так и с учетом наследия, перешедшего к нам в XX век при посредстве Киевской Руси как промежуточного звена.

Во втором тысячелетии до нашей эры, когда праславянские племена впервые консолидировались, обособляясь от общего индоевропейского массива, они уже обладали и большим словарным запасом (по данным Ф. П. Филина, свыше 20 тысяч слов!), отражавшим разные стороны их жизни, и разными трудовыми навыками (строительство домов, земледелие, скотоводство, изготовление орудий труда и металлических украшений), и сложной системой религиозных представлений. В числе языковых и культурных предков праславян были племена так называемой трипольской культуры, находившейся на вершине развития земледельческого энеолита, «золотого века» человечества.

Новый этап в развитии культуры праславян составило открытие железа, залежами которого были богаты озера и болота славянской прародины.

Значительное культурное наследие было получено той частью восточных славян, которая в первом тысячелетии до нашей эры входила в конгломерат племен, условно называемый Скифией. Племена праславянской части Скифии сами себя называли сколотами. Сколотские «царства» занимали лесостепную зону Среднего Поднепровья. Здесь «отец истории» Геродот записал в V веке до нашей эры целый ряд исторических сказаний праславян-сколотов, отголоски которых отчетливо сохранились в русских и украинских народных сказках. Это сказки о трех царствах, о царе золотого царства, герое – победителе Змея, носившем солнечное имя Светозар, подобно геродотовскому Царю-солнцу. Промежуточным звеном между геродотовским эпическим героем и позднейшим сказочным является герой киевского эпоса X века князь Владимир, которого народные былины именуют Красным Солнышком.

Приднепровская славянская знать времен Геродота уже проложила наезженный путь к греческим городам на Черном море, везла туда, в «Торжище Днепровцев», свой хлеб и приобретала там, в Ольвии, предметы роскоши греческого изготовления.

Разумеется, до восприятия античной культуры славянами было далеко, но славяне того времени уже видели какую-то часть этой культуры, ходили по улицам богатого греческого города, объяснялись с купцами, бывали на кораблях, закупали продукцию греческих мастерских, присутствовали на публичных празднествах.

Клад. Киев. XII век.

Такое общение с античным миром продолжалось с перерывами около тысячи лет. В VI веке нашей эры, когда началось великое расселение славян в Европе, славянские племена разместились почти на всем Балканском полуострове, и в их руках оказались десятки городов за Дунаем. Это было еще одним шагом в деле познания элементов античной культуры. Переселенцы, вероятно, поддерживали связи с родной землей.

Связи славян с внешним миром, с центрами мировой культуры средневековья значительно усилились в момент зарождения Киевской державы. Сбывая собранную в полюдье дань на мировых рынках, русские дружинники-купцы большими флотилиями выходили в Черное море или на Каспий. Флот плыл или до Константинополя (Царьграда), или по Каспию до южного берега, откуда караванами, на «вельблудах», добирались до Багдада в Ираке и Балха в Афганистане. Русы повидали корабли разных морей и разной оснастки, десятки портовых городов и по полгода торговали в таких крупнейших городах, как Царьград, Рей, Итиль, Багдад.

В русский язык вошло много греческих и персидских слов, связанных с торговой практикой. Многие русские купцы знали греческий язык. Об этом мы можем судить по любопытному факту: в XIX веке коробейники-офени, разносившие по русским деревням «коробушки» с галантерейным товаром, иногда пользовались особым, тайным языком, который оказался сильно испорченным за тысячу лет греческим (I) языком.

Бронзовый светильник IX–X веков восточной работы (Гнездово, близ Смоленска).

Общение с чужими странами, где древние русы видели много разных диковин, порождало неологизмы, скомпонованные из славянских корней: русы, ежегодно ездившие в Багдад, доплывали на кораблях до южного берега Каспия, а далее снаряжали караваны верблюдов и 700 километров двигались по суше на верблюдах. Так вот, название этого выносливого животного не было заимствовано ни из арабского, ни из персидского, ни из греческого, а изобретено, как уже говорилось, самими русами – «вельблуд», то есть «многоходящий».

Ко времени далеких заморских плаваний и караванных путешествий, то есть к IX–X векам, Русь находилась уже на значительно более высоком уровне, чем во время великого расселения славян. На Руси уже стали возникать города с ремесленным производством. Плотники и зодчие строили прочные крепости, кузнецы ковали оружие и орудия труда, златокузнецы украшали русских женщин узорочьем, гончары готовили разнообразную посуду, косторезы изготавливали различные изделия из кости – от гребней и пластин для колчанов и седел до тончайших иголок для женского рукоделья.

Конечно, далеко не все из того, что было увидено русскими путешественниками за месяцы пребывания в сказочных заморских землях, могло быть сразу воспроизведено русскими мастерами, но теперь иноземные вещи стали уже не только привозным чудом, но и образцом для подражания.

Костяные гребни XII–XIII веков.

Историческая заслуга Киевской Руси состояла не только в том, что была впервые создана новая социально-экономическая формация и сотни первобытных племен (славянских, финно-угорских, латышско-литовских) выступили как единое государство, крупнейшее во всей Европе. Киевская Русь за время своего государственного единства успела и сумела создать единую народность. Мы условно называем ее древнерусской народностью, материнской по отношению к украинцам, русским и белорусам, вычленившимся в XIV–XV веках. В средние века ее выражали прилагательным «русский», «люди руськие», «земля Руськая».

Единство древнерусской народности выражалось в выработке общего литературного языка, покрывшего собою местные племенные диалекты, в сложении общей культуры, в национальном самоощущении единства всего народа.

Ключи от замков. XII век.

Феодальная культура полнее всего проявилась в городах. Но следует помнить, что средневековый город не был единым – его население составляли феодалы, богатые купцы и духовенство, с одной стороны, и простые посадские люди: мастера, мелкие торговцы, капитаны и матросы «корабельных пристанищ», работные люди, с другой стороны.

Горожане были передовой частью народных масс; их руками, умом и художественным вкусом создавалась вся бытовая часть феодальной культуры: крепости и дворцы, белокаменная резьба храмов и многокрасочная финифть на коронах и бармах, корабли с носами «по-звериному» и серебряные браслеты с изображением русальных игрищ. Мастера гордились своими изделиями и подписывали их своими именами.

Кругозор горожан был несравненно шире, чем сельских пахарей, привязанных к своему узенькому миру в несколько деревень. Горожане общались с иноземными купцами, ездили в другие земли, были грамотны, умели считать. Именно они, горожане – мастера и купцы, воины и мореплаватели, – видоизменили древнее понятие крошечного сельского мира (в один день пути!), раздвинув его рамки до понятия «весь мир».

Именно здесь, в городах, посадские люди увлекались веселыми языческими игрищами, поощряли скоморохов, пренебрегая запретами церкви. Здесь создавалась сатирическая поэзия, острое оружие социальной борьбы, рождались гуманистические идеи еретиков, поднимавших свой голос против монастырей, церкви, а порою и против самого бога. Это посадские «черные люди» исписывали в XI–XII веках стены киевских и новгородских церквей веселыми, насмешливыми надписями, разрушая легенду о повсеместной религиозности средневековья.

Исключительно важным было открытие в Новгороде берестяных грамот XI–XV веков. Эти замечательные документы снова подтверждают широкое развитие грамотности среди русских горожан.

Русская деревня долгое время оставалась неграмотной, но в городах грамотность была распространена широко, о чем, кроме берестяных грамот, свидетельствует множество надписей на бытовых вещах и на стенах церквей. Кузнец-оружейник ставил свое имя на выкованном им клинке меча («Людота Коваль»), новгородский мастер великолепного серебряного кубка подписал свое изделие: «Братило делал», княжеский человек помечал глиняную амфору-корчагу: «Доброе письмо прислал князю Богунка»; любечанин Иван, токарь по камню изготовил миниатюрное, почти игрушечное детское пряслице своей единственной дочери, и написал на нем: «Иванко создал тебе (это) одина дщи»; на другом пряслице девушка, учившаяся грамоте, нацарапала русский алфавит, чтобы это «пособие» было всегда под рукой.

Псковский кремль.

Маски скоморохов для русальных празднеств. Новгород. XIII век. Кожа.

У нас есть несколько свидетельств о существовании школ для юношей; в 1086 году сестра Мономаха устроила в Киеве школу и для девушек при одном из монастырей.

Учителями часто бывали представители низшего духовенства (дьяконы, дьячки). В руки археологов попали интересные тетради двух новгородских школьников, датированные 1263 годом. По ним мы можем судить о характере преподавания в средние века: ученики XIII века проходили коммерческую корреспонденцию, цифирь, учили основные молитвы.

Высшим учебным заведением средневекового типа был в известной мере Киево-Печерский монастырь. Из этого монастыря выходили церковные иерархи (игумены монастырей, епископы, митрополиты), которые должны были пройти курс богословия, изучить греческий язык, знать церковную литературу, научиться красноречию.

Образцом такого церковного красноречия является высокопарная кантата в честь великого князя, Сочиненная одним игуменом в 1198 году. Серию поучений против язычества считают конспектом лекций этого киевского «университета».

Представление об уровне знаний могут дать своеобразные энциклопедии XI века – изборники 1073 и 1076 годов, где помещены статьи по грамматике, философии и другим дисциплинам. Русские люди того времени хорошо сознавали, что «книги суть реки, напояющие вселенную мудростью». Иногда мудрые книги называли «глубинными книгами».

Возможно, что некоторые русские люди учились в заграничных университетах: один из авторов конца XII века, желая подчеркнуть скромность своего собственного образования, писал князю: «Я, князь, не ездил за море и не учился у философов (профессоров), но как пчела, припадающая к разным цветам, наполняет соты медом, так и я из многих книг выбирал сладость словесную и мудрость» (Даниил Заточник).

Замечательными памятниками русской общественной мысли являются былины и летописи. Оба эти жанра словесности повествуют о важных делах своего времени, оба они рассчитаны как на своих современников, так и на потомков, иногда на очень далеких. Мы, отдаленные потомки, благодарны древним сказителям и летописцам за те драгоценные сведения о судьбах Руси, о борьбе с кочевниками, о разных городских и княжеских делах, которые дошли до нас в устной передаче былин – «старин» и на пергаменных страницах летописных книг.

Ценность богатырского эпоса заключается в том, что он по своему происхождению неразрывно связан с народом, с теми смердами-воинами, которые и землю пахали, и воевали под киевскими знаменами с печенегами и половцами.

Своими корнями героический эпос уходит, вероятно, в тысячелетние глубины родо-племенного, первобытнообщинного строя. До нас дошла лишь незначительная часть древних былин, сложенных в первые века русской государственности и сохранившихся благодаря определенным историческим условиям русского Севера.

Былины создавались и обновлялись вплоть до татаро-монгольского нашествия на Русь; тяжелые поражения в битвах с кочевниками и установление иноземного ига не могли способствовать возникновению большого количества новых героических былин, но, несомненно, поддерживали стремление русского народа сохранить свой старый эпический фонд как память о величин Киевской Руси, о создании своей государственности и общенародной защите родной земли. Былины содействовали поднятию духа и подготавливали к борьбе с татарами; недаром имена печенегов и половцев, реальных врагов Руси эпохи создания былин, почти полностью вытеснены в них именем татар.

На протяжении целого тысячелетия народ разрабатывал и бережно хранил эпическую поэзию, служившую своего рода «устным учебником родной истории», передаваемым из поколения в поколение. Этнографами XIX века зафиксированы случаи обязательного исполнения былин в деревнях во время новогодних празднеств, когда не только производились обряды заклинания будущего, но и подводились итоги прошедшего. Пелись былины и на пирах, «сидючи в беседе смиренныя, испиваючи мед, зелена-вина…».

Следы эпической поэзии в письменности Киевской Руси мы обнаруживаем уже в летописном своде 997 года, восхваляющем княжение Владимира Святославича. Летописец действовал параллельно создателям былин, в центре которых был этот же князь Влади мир Красное Солнышко.

В былинах встречаются следующие имена действующих лиц, которые с разной степенью вероятия могут быть сопоставлены с реальными историческими деятелями, известными нам по летописям: киевский князь Владимир Красное Солнышко (в нем, как полагают, слились Владимир Святославич (980-1015 годы) и Владимир Мономах (умер в 1125 году), «Вольга» (Олег Святославич (975–977 годы), Добрыня (980-е годы, Глеб (умер в 1078 году), «Волхв Всеславьич» (Всеслав Полоцкий, умер в 1101 году), «Апракса королевишна» (императрица Евпраксия, сестра Мономаха), Козарин (1106 год), боярин Ставр (1118 год), богатырь-паломник Даниил (1107 год), боярин Путята (1113 год), Садко (1167 год), князь Роман (умер в 1 205 году). Упоминаются половецкие ханы Шарукан («Шарк-великан», «Кудреван»), его сын Отрак и его внук Кончак («Коньшак»), хан Сугра (1107 год), Тугоркан («Тугарин Змеевич», 1096 год) и татарские ханы Батый и «Калин-царь» (возможно, Менгу-Каан, 1239 год).

Древнерусские ноты.

Из городов часто упоминаются: Киев, Чернигов, Новгород, Муром (возможно, первоначально Моровийск на Десне). В отдельных былинах упоминаются другие города, названия которых сильно искажены. Реки в былинах – это преимущественно южнорусские: Днепр, Пучай-река (Почайна в Киеве), река «Смородина» (Снепород, левый приток Днепра) и др.

Илья Муромец. Картина Н. К. Рериха.

География всех героических былин и большинства новеллистических связана с Киевом и предстепной русской полосой на юге; часть новеллистических былин связана с Новгородом. Иногда в былинах упоминаются то или иное море и разные заморские земли, Царьград, Иерусалим (в чем можно видеть некоторое влияние духовных стихов).

Имена исторических деятелей дают нам такие крайние даты: 975-1240 (не считая некоторых одиночных поздних былин). Внутри этого промежутка времени многие былины по историческим именам группируются в две хронологические группы: а) 980-1015 годы и б) 1096–1118 годы, то есть вокруг двух знаменитых в русской истории Владимиров – Владимира I Святославича, «Святого», и Владимира 11 Мономаха, что было отмечено еще первыми исследователями былин. Это дает нам некоторые не очень надежные ориентиры, так как былины по закону эпического единства уравняли обоих Владимиров до полной неузнаваемости и, кроме того, прикрыли именем условного эпического Владимира других князей XI–XII веков. Былинным столичным городом Руси всегда является Киев, а великим князем киевским – всегда «ласковый князь Владимир», что затрудняет датировку былинных сюжетов, но не делает ее безнадежной.

Автограф боярина Ставра Гордятинича (1118 год), ставшего героем былины «Ставр Гордятинич». Софийский собор в Киеве.

Дополнительные детали могут помочь в уточнении даты воспетого события, но для того, чтобы догадка перешла в основание датировки, необходим комплекс взаимоподтверждающих примет. Разберем только один пример, касающийся уже известного нам новгородского боярина Ставра Гордятинича.