Текст книги "Квест"

Автор книги: Борис Акунин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Пока Гальтон раздевался, японка стояла лицом к двери. Когда же он медленно опустился в сорокапятиградусную воду, подошла, надела деревянную крышку с отверстием для головы, завернула по часовой стрелке и обмотала шею клиента мягким полотенцем. Вода доходила Норду до сердца; верхняя часть груди и плечи подвергались исключительно воздействию пара.

– Ну-ка, погорячей, – попросил доктор, любивший, чтобы баня была обжигающей.

Просеменив к котлу, Саюри опустилась на колени, опустила рычаг книзу – стрелочка на градуснике поползла к отметке «50».

– Достаточно. – С Норда градом лил пот.

Банщица повернула рычаг вверх, гася пламя под бочкой.

– Я все время здесь, – прожурчала она. – Если пот будет попадать в глаза, скажите – я вытру. И когда будет достаточно, тоже скажите. Такую горячую воду трудно выдерживать больше десяти минут.

– Ничего, я крепкий.

Он откинул затылок на деревянную подставочку, прикрыл глаза.

Заскрипела патефонная пластинка, полились мурлыкающие звуки японской музыки.

При полном расслаблении тела очень хорошо работает рациональное мышление. Именно здесь, в «Храме Умиротворения», Гальтон рассчитывал разобраться в своих мыслях и чувствах. Во-первых, сделать первичный анализ работоспособности команды. Во-вторых, обдумать возможные трудности на отрезке пути от порта Бремерсхавен до советской границы. В-третьих…

Но рациональное мышление что-то не желало работать как следует. Мысли путались, налезали одна на другую. А все потому, что полного расслабления тела не возникало.

Очевидно, Норд слишком давно не сидел в фурако и отвык от такой горячей воды. А может быть, дело было в плотно закрытой крышке. Так или иначе жар становился невыносимым.

Доктор потерпел еще немного и, не выдержав, смущенно позвал:

– Мисс Саюри! Пожалуй, с меня довольно… Мисс Саюри!

Ответа не было.

Он поднял голову, открыл глаза. Зажмурил их, не поверив увиденному. Снова открыл.

Японка сидела всё там же, возле котла, но не прямо, а привалившись к стене. Ее прическа растрепалась, шея была неестественно вывернута, а тонкая рука безжизненно свисала на пол.

– Что с вами, мисс?! – рванулся было Гальтон, но уперся плечами в крышку.

Ей плохо? Она лишилась чувств? Или… Цвет лица какой-то подозрительно синюшный.

Но помочь японке он не мог, запертый в этой дурацкой бочке с крепко завинченной крышкой. Значит, лимит статистических несчастий еще не исчерпан? Повторялась вчерашняя история – в новой вариации, уже не комичной, а, похоже, трагической.

До какой степени положение трагично, Норд понял, когда заметил одну деталь, не сразу бросившуюся ему в глаза.

Рычаг, регулирующий пламя, был повернут вниз! Должно быть, когда Саюри потеряла сознание, она задела ручку локтем или рукавом. Так вот почему вода такая огненно горячая. Под бочкой включена горелка!

В ужасе Гальтон взглянул на термометр. Стрелка качнулась, переместившись на деление вправо. Еще немного, и вода закипит. Доктор Норд сварится в ней заживо! Лучше уж было задохнуться вчера углекислым газом.

Он закричал что было мочи:

– На помощь! Сюда!

Меланхоличное завывание патефонной пластинки. Легкое потрескивание газа. Более – ни звука. Ведь здесь «Храм Умиротворения», никакой шум извне не проникает. Значит, и снаружи ничего не слышно.

Доктор Норд еще раз попытался выдавить плечами крышку. Бесполезно – она держалась намертво.

«Сварюсь, как фрикаделька в бульоне», мелькнуло в голове. Мысль, вероятно, была смешная, но Гальтон от нее заорал вдвое громче прежнего.

– Помогите! Помогите!

От жара и от натуги перед глазами замерцали огненные круги. «Сейчас у меня лопнет сердечная мышца», подумал он – причем не со страхом, а с надеждой. Что угодно, только не свариться заживо!

Двери с грохотом распахнулись. В баню вбежал Айзенкопф. Его маска, разумеется, была неподвижна, но голова быстро поворачивалась, озирая помещение, а в руке черной сталью поблескивал пистолет.

– Принимаете ванну? – сказал он с некоторым недоумением. – Зачем же звали? Я как раз проходил мимо, шел в турецкую баню. Вдруг слышу, еле-еле: «Помогите!»

– Рычаг… Кверху… – просипел Норд.

Надо было отдать немцу должное. Никаких дополнительных объяснений не потребовалось, у Гальтона просто не хватило бы на них сил.

Айзенкопф задержал взгляд на бесчувственной банщице максимум на одну секунду. Потом отодвинул ее и рывком дернул ручку. Японка плавно, даже грациозно повалилась на пол.

– Что… с ней? Посмотрите…

Однако биохимик не стал заниматься несчастной Саюри. Он быстро подошел к бочке, моментально сообразил, как отвинтить крышку, и выволок Норда – мокрого, горячего, тяжелого – из бочки. Уложил на пол, пощупал пульс, зацокал языком.

– Нужен укол камфоры. Здесь рядом кабинет врача. Я сейчас.

– Что с девушкой?

– Мертва, – равнодушно обронил Айзенкопф уже от двери и быстро вышел.

Через минуту в небольшой комнате стало шумно и тесно. В баню набилась куча народа: в белых халатах, в морской форме, в штатском. Гальтона приподнимали, опускали, кололи, растирали, засыпали вопросами и извинениями.

А бедной японкой занимался всего один человек, и то очень недолго.

Примчался срочно вызванный пассажирский помощник.

– Какое ужасное происшествие! Мы запретим использование завинчивающейся крышки! Нет, мы приставим к японской бане двух служителей! Но кто мог такое предположить? Все члены экипажа проходят строжайший медицинский осмотр! Мистер Норд, мы сделаем всё, чтобы этот инцидент не испортил вам впечатление от плавания. До конца путешествия вы можете пользоваться всеми услугами спа совершенно бесплатно!

Гальтону было лучше. Он встал, отстранив говорливого помощника, и подошел к мертвой Саюри.

Она лежала на спине с полуоткрытыми глазами.

– Разрыв сердечной мышцы, – вполголоса объяснил врач. – Даже у молодых и здоровых людей случается внезапная немотивированная остановка сердца. Редко, но бывает.

– Я знаю.

Он присел на корточки, стал снимать с японки кимоно. Внимательно осмотрел тело – сантиметр за сантиметром.

– Что вы делаете? Вы себя хорошо чувствуете? – встревожился корабельный медик, вероятно, решив, что у американца после перенесенного ужаса затуманился рассудок.

Норд наклонился вплотную к покойнице и замер.

Он нашел то, что искал. Справа на шее, в области щитовидного хряща гортани.

Ну то-то же,

сказал себе Гальтон. Я, возможно, идиот, но не до такой степени.

Успокоившееся после укола сердце снова застучало очень быстро, но доктор подавил возбуждение усилием воли. Нужна максимальная концентрация всех умственных ресурсов.

Для полной уверенности он наведался в Feierwache и установил то, что требовалось выяснить. Еще один фрагмент паззла встал на место.

Следующий этап – сопоставление фактов и анализ ситуации. Этот процесс требовал абсолютной сосредоточенности и уединения. На пароходе такое место найти непросто, но Гальтон нашел: на сандеке. Еще утром там было полным-полно народу, но к полудню небо посуровело, солнце скрылось за облаками, и холодный атлантический ветер сдул с открытой палубы любителей воздушных ванн.

Доктор Норд сидел в полном одиночестве, ткань соседних шезлонгов пузырилась и хлопала, словно паруса. Думать это не мешало.

Интересная получалась штука.

За два дня – два несчастных случая. Произошли они с человеком, который не имеет привычки становиться жертвой несчастных случаев. Нелепые катастрофы обычно происходят с людьми несобранными, неорганизованными и невнимательными. Гальтон Норд не таков. Ни разу в жизни он не поскользнулся на банановой кожуре, а если и поскользнулся бы (предположим, в темноте), то ни в коем случае не шлепнулся бы, потому что у него отменная реакция. Он бы сгруппировался и удержался на ногах.

Вчерашний эпизод еще можно счесть за дурацкое стечение маловероятных обстоятельств. Но лишь до сегодняшнего инцидента. Маловероятность в квадрате? Это величина, близкая к нулевой, а значит, в расчет не принимаемая.

Вот почему Норд так тщательно осматривал тело банщицы, сердце которой ни с того ни с сего вздумало остановиться. Кто хорошо ищет, тот находит.

На нежной коже злополучной Саюри – там, где сонная артерия раздваивается на наружную и внутреннюю, – чернела крошечная точечка. Кто-то тихонько открыл дверь, одной рукой зажал японке рот, другой – вонзил шприц. А потом, аккуратист, еще и протер след инъекции ваткой, чтоб не осталось крови. Чуткое обоняние Гальтона уловило еще не вполне улетучившийся запах спирта.

А посещение «Пожарной вахты» помогло разъяснить вчерашний казус. Как раз в то время, когда Норд разговаривал с банщицей, а потом догонял группу, в помещении Feierwache никого не было – в этот час начальник противопожарной безопасности, как обычно, проводил пятнадцатиминутную тренировку аварийного тушения. Вчера учение происходило в машинном отсеке. Дверь Feierwache никогда не запирают. Туда мог войти кто угодно.

И кто-то вошел. Только сначала подготовил Гальтону ловушку – немудрящую, но сработавшую безотказно. Всякий человек, увидев оброненный бумажник, его подберет. Нечестный заберет себе, честный станет искать хозяина, но мимо не пройдет никто.

Злоумышленник дождался, пока Норд войдет, задвинул дверь. Потом побежал на вахту и пустил газ. Ловкая работа. Если бы мимо по чистой случайности не проходила мисс Клински…

Вот тут вопрос. Стоп. По случайности ли?

Чем дальше, тем интересней. Два несчастных стечения совершенно невероятных обстоятельств (назовем их: «Детская Шалость» и «Внезапный Инфаркт») нейтрализованы двумя столь же невероятными контрударами Фортуны.

Вчера в безлюдном коридоре счастливым образом оказалась Зоя.

Сегодня у дверей о-фуро, по мановению волшебной палочки, откуда-то возник Айзенкопф.

Если бы Норда выручили посторонние люди, в случайность еще можно было бы поверить. Но чтобы из трех тысяч человек, плывущих на пароходе, в роли спасителей оба раза выступили члены его собственной группы? Невозможно. Случайность исключается.

Следуем дальше. Несчастного стечения обстоятельств, как выясняется, не было. Кто-то очень грамотно провел две акции, едва не стоившие доктору Норду жизни.

Что из этого следует?

В том-то и дело, что ничего не следует. Выходит полная ерунда.

Японка убита уколом в артерию. Для такой точности нужен навык или специальные знания. И Зоя Клинская, и Айзенкопф имеют медицинское образование.

Выходит, это они пытались убить своего руководителя? Почему?

Нет, это не самый актуальный вопрос.

Почему все-таки не убили? Почему спасли? Сначала княжна, потом биохимик?

Нелогично. Не складывается!

Умопостроения доктора Норда делались всё запутанней. Он попробовал разложить их на версии.

Первая: враг – Зоя Клинская. Вчера она была вынуждена выпустить Гальтона из ловушки, потому что по коридору приближался кто-то третий. Этот человек услышал бы стук и все равно открыл бы дверь. Сегодня княжна (которая, между прочим, находилась неподалеку – в массажном кабинете) произвела повторное покушение, однако Норда спас немец, который что-то заподозрил или же действительно оказался поблизости случайно.

Вторая: Курт Айзенкопф. Тогда всё наоборот. Вчера Гальтона спасло то, что Зоя случайно проходила по пустому коридору. А сегодня немцу пришлось отказаться от своей затеи, потому что крики Гальтона мог услышать кто-то третий…

Стоп! Доктор скривился на собственную несообразительность. Должно быть, после перенагревания еще не восстановилось нормальное кровоснабжение мозга. Биохимик сказал, что шел в турецкую баню. Это с приклеенным-то лицом – и во влажный пар?

Вот и определился главный подозреваемый.

Но для порядка не следовало исключать и третью версию, довольно экзотичную, однако же вписывающуюся в логику событий.

Что если его убить хотят оба – и немец, и русская? Но действуют они не сообща, а каждый по отдельности и потому мешают друг другу?

Вчера Клинская помешала Айзенкопфу, сегодня он ей. Зачем? Черт их знает…

Голова у доктора от всех этих версий чуть не задымилась.

Ну и помощничков он себе выбрал! Любого из них было совсем нетрудно представить в роли хладнокровного убийцы.

Женщина – вылитая египетская кобра, такая же красивая и смертельно опасная.

Но более вероятный кандидат все-таки немец. Это настоящий франкенштейн. [29]29  Франкенштейн


[Закрыть]Не человек, а ходячий ужас.

Айзенкопф безусловно подозрительней.

Вранье про турецкую баню – раз.

Из досье известно, что он отличный инженер-изобретатель, то есть горазд на технические выдумки – два.

И третья деталь – пустяковая, но очень характерная: пропажа 500 долларов. Соседу взять их было нетрудно, а заметать следы незачем. Ведь он знал, что Норд с экскурсии не вернется. Типично немецкое сочетание цинизма с мелкой прагматичностью!

Или же типично русское, византийское коварство, сам себе возразил Норд. Деньги могла забрать Клинская, чтобы подозрение пало на гальтоновского соседа по каюте.

Сверху доносился лязг, мешавший и без того сложному мыслительному процессу. На самолетном трамплине возились механики, готовя аэроплан «Люфтганзы» к завтрашнему полету. Как только европейский континент окажется в зоне досягаемости беспосадочного перелета, самолет отправится вперед с грузом почты. Будет там и подробный отчет для мистера Ротвеллера, объясняющий причины, по которым экспедицию в СССР пришлось отменить. С такой командой возможен только один маршрут – прямиком на кладбище.

Спускаясь по трапу, доктор остановился и стукнул кулаком по перилам.

Гальтон Норд не таракан, чтоб морить его газом, и не сарделька, чтоб кипятить его в кастрюле! Он умеет давать сдачи. Черт с ней, с экспедицией, она так или иначе сорвана, но виновник (или виновники) будут установлены и наказаны! Сегодня же. И без помощи мистера Ротвеллера.

* * *

– …Итак, коллеги, меня пытались ликвидировать. Дважды, – сказал Норд в конце своего короткого, нарочито бесстрастного, но энергичного сообщения. – Почти наверняка это сделал кто-то из участников вчерашней экскурсии. Человек, который мог подстроить ловушку в грузовом отсеке, а потом, когда дело сорвалось, подсмотреть в клиентском журнале, на какое время я записался в японскую баню.

Его выслушали в напряженном молчании. Гальтон стоял к «коллегам» боком, делая вид, что смотрит через окно каюты на палубу. На самом же деле периферийным зрением (которое у доктора было отменным) внимательно следил за реакцией. Зоя выглядела взволнованной: кусала губы, хмурила брови. Неживое лицо Айзенкопфа чувств не выражало, но пальцы биохимика нервно сжимались и разжимались.

Самое время подбросить в костер еще хворосту.

– Укол банщице в шейную артерию выполнен очень профессионально. Работа медика, я уверен.

Вот здесь они переглянулись. Неужели все-таки действуют заодно?

– Перехожу к выводам. – Он обернулся к членам группы. – Первое: наша миссия не секрет для врага. Второе: враг знает, что я – старший в группе, и поэтому хочет меня устранить. Третье: вероятно, будут новые покушения. Четвертое, самое тревожное: мы понятия не имеем, кто он, этот враг. А теперь слушаю вас. Соображения, возражения, дополнения – что угодно.

На каждый из его выводов слушатели согласно кивали. Но мнения высказали разные.

– Миссию придется отменить, – без тени колебаний заявила женщина. – А нам следует быть начеку и все время держаться вместе.

Мужчина столь же безапелляционно отрезал:

– Найти. Выяснить, кто. Обезвредить. А уж потом решать – ехать в Россию или нет.

Доктор обдумал каждый из ответов. В каком из них таится ловушка? Держаться вместе в этой ситуации действительно было бы целесообразней всего. Еще один балл в плюс мисс Клински и в минус Айзенкопфу.

– Согласен с Куртом Карловичем. Хуже всего, когда не знаешь, кто и когда нанесет удар. Поэтому предлагаю поменять роли.

– Как это – «поменять роли»? – Зоя смотрела на него широко раскрытыми глазами, словно ребенок на фокусника. Это было лестно. Если, конечно, мисс не актерствовала.

– Есть игра, древняя, как мир. Охотник прикидывается жертвой. До сих пор врагу приходилось идти на ухищрения, чтобы подловить меня, когда я в одиночестве или полностью беззащитен – как в бане. На пароходе, среди трех тысяч людей, это не так-то просто. Даже ночью в каюте я не один, а с соседом. – Гальтон взглянул на немца. Тот наклонил голову: мол, не беспокойтесь, с таким защитником, как я, тревожиться не о чем. – Что ж, я облегчу врагу задачу. Подставлюсь сам. В самое глухое время суток, в самом безлюдном месте.

– Самое глухое время – рассвет, – заметил Айзенкопф. – А где, по-вашему, самое безлюдное место?

– Конечно, на сандеке. Кому придет в голову загорать в потемках? Я выйду из каюты, будто мне не спится, поднимусь туда. Сяду на виду, в шезлонг. Закурю. Может быть, я хочу полюбоваться, как из-за горизонта выглянет солнце? Бери такого романтика прямо голыми руками.

Он засмеялся, поняв, что неожиданно пошутил и, кажется, неплохо.

Немец хмыкнул – оценил юмор.

– А я еще с вечера спрячусь где-нибудь, например, за шлюпкой. Тут-то мы его и зацапаем. Хорошая идея!

– Ни в коем случае! Я уверен, что за нашими каютами очень плотно наблюдают. Возможно, не один человек. Хвост может быть приставлен не только ко мне, но и к вам. Заметят ваш маневр – всё пропало. Не беспокойтесь, Курт Карлович, я отлично справлюсь один. Это не в завинченной бочке сидеть, – с преувеличенной самоуверенностью сказал Гальтон.

– Вы сошли с ума! Вас убьют! – Зоя вскочила. Она раскраснелась, от аристократической сдержанности ничего не осталось. Румянец ей очень шел, а еще больше – сердитый огонь в глазах. – Я никогда на это не соглашусь!

– А вашего согласия не требуется. – Норд проговорил это очень тихо, холодно. – Я начальник экспедиции. Это приказ. Дискуссия окончена.

Подчиненные снова переглянулись – то ли озабоченно, то ли озадаченно.

Ничего, скоро этим шарадам наступит конец. Кто предупрежден, тот вооружен.

* * *

Вечером, готовясь к операции, Гальтон обнаружил новый сюрприз. Осматривал свой пистолет, вдруг видит – сточен боек.

Это значило, что спать ночью нельзя.

Он лежал, изображая ровное сонное дыхание, а сам был настороже. Чутко прислушивался к звукам, доносившимся с соседней кровати.

Спал ли Айзенкопф, было непонятно. В его половине каюты царила гробовая тишина.

В пять утра, за час до восхода, Норд тихо встал и оделся. Вынул-вставил обойму – эта демонстрация посвящалась персонально Айзенкопфу. Пусть думает, что глупый американец ничего не заметил.

На самом деле Гальтон и не собирался пользоваться огнестрельным оружием, разве что в крайнем случае. Кому нужен труп? Мертвецы на вопросы не отвечают. Безотказное оружие лежало в нагрудном кармане и выглядело совершенно невинно – по виду обыкновенный сигаретный мундштук, разве что длинноватый. Иголки, смазанные усыпителем, находились в том же кармане.

Трудно было поверить, что немец проспал сборы командира. Но ни напутствия, ни слов прощания вслед доктору не прозвучало.

«Зачем прощаться, если скоро опять увидимся», мрачно улыбнулся Гальтон, уже почти не сомневаясь, что личность таинственного убийцы установлена.

На палубе охотника подстерегала неожиданность. Над океаном висел густой туман. Фонари светились сквозь него тускло, почти ничего не освещая, а лишь обозначая свое существование – как бакены, поставленные вдоль фарватера.

Из молочной взвеси донеслись чьи-то шаги. Гальтон быстро сунул в рот иголку, вынул духовую трубку.

Но это был всего лишь матрос из ночной вахты. Он с удивлением посмотрел на пассажира, прошел мимо. Пять шагов – и его стало не видно.

Обеспокоенный этим непредвиденным обстоятельством, Норд поскорей поднялся на самый верх.

На сандеке видимость была получше, но все равно недостаточная. По палубе стелилась сероватая дымка, клубясь у бортов. Враг вполне мог подкрасться незамеченным шагов на пятнадцать, а то и на десять. С такой дистанции можно не только выстрелить, но бросить нож. Стрелять-то убийца вряд ли станет. Рядом капитанский мостик, там люди. Скорее всего противник воспользуется метательным оружием. Еще бы лучше – удавкой или кастетом, вот было бы замечательно.

Он прошелся, стараясь держаться открытой середины, но все равно чувствовал себя слишком уязвимым, беззащитным. Кто же это будет, думал Норд: он или она? Спрятаться здесь можно где угодно – в тени спасательных шлюпок, или палубных надстроек, или катапультной платформы, над которой темнел крылатый силуэт аэроплана.

Минутку! От метательного оружия даже хрупкая преграда вроде стекла – уже защита. И обзор сверху будет идеальный!

Довольный идеей, доктор достал портсигар, сделал вид, будто хочет прикурить, но встречный ветер гасил спички одну за другой. Гальтон отлично умел прикуривать и при гораздо худших погодных условиях, но изобразил раздражение, растерянность. Выругался, сердито топнул, стал озираться.

И тут ему вроде как пришла в голову отличная, лихая мысль: покурить в кабине. Он хохотнул и взбежал по лесенке.

Дверца стеклянного колпака оказалась откинутой. То ли механики вчера забыли закрыть, то ли это так зачем-нибудь полагалось перед полетом.

Перед тем, как залезть, доктор посмотрел вокруг и остался доволен. Весь сандек хорошо просматривался, а еще на кабине с двух сторон были зеркала. Если их немного повертеть, будет видно, что находится сзади.

Он блаженно потянулся – понимай, что человек в таком оригинальном месте не прочь и подремать. Плохо ли: паришь, как птица надо всем морским простором, навстречу рассвету.

Подтянувшись, Гальтон ловко перекинул ноги через бортик и с размаху опустился в кресло пилота.

Оно оказалось, во-первых, очень мягким и упругим. А во-вторых, взвизгнуло тонким голосом.

В кресле уже кто-то сидел!

Реакция у доктора Норда была превосходная – это качество не раз спасало ему жизнь и на войне, и в опасных экспедициях.

Извернувшись, Гальтон левым предплечьем вдавил горло врага в спинку, а правым кулаком приготовился нанести удар в висок.

Не нанес.

На него, часто дыша, смотрела Зоя. Ее вытаращенные глаза были всего в нескольких дюймах от его лица.

– Что и требовалось доказать, – медленно произнес доктор.

Княжна просипела:

– Вы же собирались сесть в шезлонг…

Он молча, безо всяких церемоний, обшарил ее.

– Что вы себе позво…

Из левой подмышки ее сиятельства был выужен револьвер со странной штукой на дуле.

Вот тебе раз. Выходит, гипотеза насчет метательного оружия была ошибочной. В арсенале шпионов и киллеров появилась техническая новинка – глушитель. Как можно было об этом забыть? Непростительно! Если бы эта особа не растерялась (все-таки женщина есть женщина), кое-кто уже валялся бы на палубе с дыркой в башке.

– Кто вы такая на самом деле? – Норд чуть ослабил хватку, и Клинская закашлялась.

– Я – это я.

В голосе девицы опять зазвучал вызов. Тогда Гальтон снова взял ее за шею, крепче прежнего.

– Ставлю вопрос иначе. Чье задание вы выполняете?

Она молчала. Он смотрел ей в глаза, думая: египетская кобра. Малейшая оплошность – и ужалит.

Из-за полной концентрации на Зое чудесное периферийное зрение доктора временно отключилось. Он вроде бы даже и уловил какое-то шевеление внизу, но отвлекаться не стал.

Это была серьезная, даже роковая ошибка.

Металлический скрежет, раздавшийся где-то очень близко, заставил-таки Гальтона повернуть голову. Но было поздно.

Щелкнул блокатор катапульты, звонко ударила пружина мощного эжектора, и сильнейший толчок бросил Норда на его пленницу, а ее вдавил в кресло.

– А-а-а!!! – закричала Зоя.

– М-м-м!!! – замычал Гальтон.

Аэроплан подкинуло вперед и вверх – метров на пятьдесят.

Если бы доктор не знал, как включается двигатель, самолет описал бы красивую дугу и рухнул бы в море вниз носом.

Однако по долгу службы Норду приходилось управлять аэропланом: в Африке, в Индонезии, в Тибете.

Кое-как развернувшись, Гальтон крутанул ключ зажигания. Превосходно отлаженный двигатель немецкого самолета сытенько заурчал: «Яволь-яволь-яволь». Поворотом штурвала доктор выровнял крен. Взял рычаг на себя – «Хейнкель» стал набирать высоту.

Пропеллер ровно стрекотал, пароход остался далеко внизу. Длинный, сужающийся с обоих концов, окаймленный огоньками, он был похож на гроб в обрамлении свечек.

– Что это? – крикнула Зоя. – Что произошло?

– Ничего особенного. Сообщник решил вами пожертвовать. Угробить заодно со мной. Как в русской пословице: «Лес рубят – щепки летят». Так вам и надо.

– Но вы умеете управлять самолетом, – сказала Клинская. – Этого они не ожидали. Какой вы молодец! Просто чудо!

Она поцеловала его в щеку. Поразительная все-таки барышня, подумал Гальтон.

– Мне очень неудобно вести самолет, вывернувшись. Давайте попробуем как-нибудь устроиться рядом.

С большим трудом, кое-как, они уселись в одноместной кабине бок о бок. При этом ей пришлось тесно прижаться к нему всем телом. Теперь ее частое дыхание согревало ему ухо и щеку.

Но если шпионка рассчитывала таким немудрящим образом умилостивить доктора Норда, то здорово ошибалась. Обниматься с коброй – сомнительное удовольствие.

– Вы зря воспряли духом, мисс. – Он наклонил голову, чтобы быть подальше от ее губ. – Да, я умею управлять аэропланом. Поэтому мы не погибли в первую же минуту. Но это мало что меняет. Запаса топлива в баке миль на пятьсот, до берега не хватит. Обратно на пароход опуститься невозможно. На воду садиться я не умею.

– Значит, мы пропали?

В вопросе звучал не страх, а что-то вроде недоверия. Молодым, красивым и самоуверенным женщинам, наверное, кажется, что они никогда не умрут, зло подумал Норд.

Он сунул руку под сиденье, нащупал там плотно набитый брезентовый мешок.

– Вы – да. Я – нет. Здесь есть парашют. Один. Но мне хватит.

Помолчав, чтобы она как следует вникла, Гальтон продолжил:

– Я дам вам шанс. Но лишь в том случае, если вы скажете мне всю правду.

Приходилось не только вести самолет, но быть в постоянной готовности: теперь, до конца уяснив ситуацию, Клинская могла предпринять отчаянную попытку оглушить его или убить. Женщина она сильная, ловкая. Не исключено, что владеет приемами рукопашного боя – в ремесле убийцы без этого нельзя.

– Зачем я стану откровенничать, если парашют все равно один?

И опять никакого испуга, одно любопытство.

– Мы прыгнем вместе. Если б внизу была земля, мы бы разбились. Но о воду удар гораздо мягче. Повезет – выживем. А с парохода спустят шлюпку.

Он взял крен вправо, чтобы описать круг.

Корабль снова стал приближаться.

Туман спустился ниже, сквозь него там и сям просвечивали волны. На востоке поднималось солнце – казалось, будто горизонт проложен окровавленной ватой. Зрелище жутковатое, но очень красивое.

Стало видно верхнюю палубу. По ней бегали, размахивая руками, крошечные фигурки. Одна из шлюпок, покачиваясь на тросах, ползла вниз.

Двигатель вдруг зафыркал, зачихал.

– Решайтесь, времени нет. – Гальтон лишь теперь догадался взглянуть на приборы. – Я ошибся насчет пятисот миль. Оказывается, бак еще не заправлен. Мы взлетели, потому что на дне оставалось немного горючего.

Зоя смотрела на него и улыбалась. Это было очень странно.

– А где гарантия? Я скажу вам всю правду, а вы меня обманете и выпрыгнете один.

Сказала, словно поддразнивая. Что-то не нравилось Гальтону такое легкомыслие. Он насупил брови.

– Слово Норда.

– Глупо, но я верю. – Она на мгновение прижалась лбом к его щеке. – Если бы даже была вашим врагом, все равно бы поверила. Редко когда встретишь по-настоящему квадратного человека.

– Какого?

Он повернулся, потому что ответа не последовало.

Оказывается, ее глаза уже не улыбались, а брови были сдвинуты так же сердито, как у него.

– Тупого, вот какого! Мистер Ротвеллер не исключал вероятности, что руководителя группы попытаются ликвидировать. Советская разведка на сегодняшний день – лучшая в мире. У нее всюду свои информаторы. Поэтому мы с Айзенкопфом получили инструкцию: кто-то один все время должен держать вас в поле зрения. Когда вы отстали от экскурсии, я вернулась – и как раз вовремя. Когда вы были в бане, под дверью сторожил мистер Ходячий Кошмар. Вы вначале кричали недостаточно громко, а у этого болвана уши приклеенные, вот он не сразу и услышал… А сегодня моя очередь. Я сразу решила, что сяду в самолете, откуда всё видно, и буду вас страховать.

Мотор последний раз чихнул и заглох. Аэроплан пошел на снижение, планируя вокруг парохода по спирали.

Как просто, думал Гальтон. Вместо того, чтобы высчитывать вероятность случайных совпадений, нужно было не ограничиваться одними негативными версиями. Всё детство вдалбливали в голову: “Think positive”, да, видно, недостаточно.

Зоя, как выяснилось, тоже размышляла о вероятности.

– Удар о воду будет сильным? Какова вероятность, что он нас оглушит до потери сознания?

Расстояние до поверхности моря с каждой секундой сокращалось. Пора было выпрыгивать.

– Не знаю. Никогда не пробовал. – Гальтон поднял стекло. – Об этом заботиться нечего. Как будет, так и будет. Вы, главное, не оторвитесь от меня в свободном падении. Помогите продеть лямки! Пряжку застегните!

– Что?

– Пряжку!

Он откинул дверцу, теперь приходилось орать во все горло.

– Обнимите меня крепче! Наше спасение в вертикальности! Раз, два, пошли-и-и!

Что отрываться от Гальтона ни в коем случае нельзя, она поняла. Обхватила его и руками, и ногами – намертво.

Сцепившись, они камнем полетели вниз. У Норда захватило дух, Зоя завизжала.

Досчитав до десяти, Гальтон дернул кольцо. Ремни чуть не выбили плечи из суставов, затем падение замедлилось.

Вот уже можно было дышать. Они скользили вниз, слившись в одно целое.

«Если удар окажется слишком сильным, так и уйдем под воду. Будем лежать на дне двумя переплетенными скелетами», – подумалось Норду. Еще пришла в голову вот какая мысль: никогда прежде, даже в миг самых страстных объятий, он не был так близок с женщиной.

Черт знает, куда подевался туман – просто взял и растаял. Огромное красное солнце стремительно выныривало из темно-синих вод, словно катящаяся по планете круглая булка из русской сказки. Море переливалось всеми возможными и невозможными цветами спектра – о такую красу и разбиться не жалко.

Девушка что-то крикнула.

– Что?

– Спасибо! Я никогда…

Дальше было неслышно, но он понял. Он ведь тоже никогда – никогда и ни с кем не ощущал так остро близость смерти и красоту жизни.

Он повернул лицо к ней, а Зоя к нему, так уж совпало. В объятьях, крепче которых не бывает, они друг друга и так сжимали, поэтому поцелуй получился сам собой, и тоже очень крепкий.

Удара о воду, который их так тревожил, оба даже не почувствовали.

Просто Гальтон открыл глаза и удивился – почему все вокруг зеленое и голубое, а сомкнутые ресницы Зои видны будто сквозь пелену.

Потом в подмышки снова впились ремни, но уже не так резко, как в момент раскрытия парашюта. Шелковый купол, расстелившийся по воде, не желал тонуть. Лямки тянули кверху.