Текст книги "Адам и Отка"

Автор книги: Богумил Ржига

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

1

Вот она, табличка у звонка – Владимир Сук. Это – дядя. Но Адам ещё не решается позвонить. И Отка тоже. Нельзя сказать, что они боятся, просто осторожничают. И весь вид их выражает напряжённость. Вот они отходят подальше от жёлтого дома и оглядывают его, весь целиком, до самой крыши. Ничего себе дом, четыре этажа, и слева точно такой же, и справа тоже. А над ними кусочек неба. Неужели здесь хватает такого кусочка, чтобы туда вошло всё? Солнце, и облака, и грозы, и туман, и дождь? Да и как вообще здесь люди узнают, когда собирается дождь?

Адам и Отка Краловы приехали в Прагу из дальней деревеньки в Полабье. Как называется эта деревенька? Выкань. Ну все же её знают. Шоссе с чёрным асфальтом, несколько домиков с одной и другой стороны, садики и совсем рядом лес. А дальше тянутся поля, их видать отовсюду. В Адаме и Отке живут солнце и ветер, запах дождя и шум леса. Они умеют собирать дрова, топить, нянчить восьмимесячного братишку Яхима, качать воду, ездить на велосипеде, могут и корм задать курам, и побегать за собакой, покормить кроликов, быстро перелезть через забор, забраться на дерево и как следует подраться, когда есть с кем. Здесь, в Праге, они чувствуют себя как за границей.

Надо, конечно, позвонить. Пусть тётя догадается, что они уже у дверей, она ведь знает, что они должны приехать. Сегодня или завтра, послезавтра или вчера. Когда точно, тётя не знает, и никак уж ей невдомёк, что они стоят прямо у дверей. Конечно, приехали они без Яхимки, братишку оставили в Выкане. Пока не вернутся родители, о нём позаботится пани Свободова, соседка, которая живёт напротив.

Адам уже протягивает руку к звонку, но Отка ударяет по ней. Ей хочется знать, хорошо ли она выглядит. Выкань – это Выкань, деревня. Там можно выглядеть как угодно. А Прага – это город. В Праге надо выглядеть хорошо, производить впечатление.

– Я не грязная?

– Нет, – отвечает Адам, заботливо оглядывая коротенькое платьице сестрички.

– Можно дать мне все восемь?

– Да около того.

– И на школьницу похожа?

– Это уж наверняка.

– Даже можно подумать, что я читать умею?

– Никто не поверит, что не умеешь.

– Ну, тогда ладно, – смеётся Отка.

– Ты что смеёшься?

– Да просто так. Радуюсь.

– Чему?

– Да, наверно, что я девчонка.

Адам вертит головой. Правда, здесь нет ничего удивительного. В Отке словно живут сразу две или три девчонки. Вы только гляньте на неё, с каким невинным видом она улыбается, как щурит глазки, подмигивает, смеётся, вертит головой, на месте не постоит ни минуты, вся в движении. Наверняка думает, что в Праге всякий обратит на неё внимание.

– Ну чего ж не звонишь?

– Видишь, уж поднял руку, – отвечает Адам.

Он звонит раз, другой.

Дети смотрят поочерёдно то на двери, то на ближайшие окна, но ничто не шелохнётся. И ни единого звука. Их дяди, Владимира Сука, пилота чехословацких аэролиний, нет дома. И его жены, Яны Суковой, кондуктора, тоже нет дома. Живут они вдвоём, без детей, – значит, таким образом, дома сейчас ни души. И Отка с Адамом в квартиру попасть не могут.

Но деревенских ребятишек этим не испугаешь.

Они садятся на каменную ступеньку и ждут. По улице ездят трамваи, мчатся автомашины, сплошным потоком спешат люди, и никто не удивляется, почему дети сидят на ступеньке. Прохожие только глянут на детей и идут себе дальше. Но около них останавливается тщедушный пёсик на тонких лапках и жадно обнюхивает их сандалии.

– Это что, собака настоящая? – спрашивает Отка.

– А ты разве не видишь?

– Ну как же на таких лапках он может пробегать целый день?

– Ему можно и полежать.

– А тогда он зимой замёрзнет.

– Отка, не болтай попусту.

– Я только спрашиваю: в Праге собаки настоящие? – продолжает Отка и направляется сама звонить в квартиру: может, ей больше повезёт.

Она звонит раз, другой, третий…

А Адам, тот не трогается с места. Всё равно не откроют. Суковых нет дома. Но где они могут быть?

2

Дети смотрят на проходящие мимо трамваи, и им вдруг приходит в голову, что на каком-нибудь из них они могли бы заметить тётю Яну. Но им не везёт, не везёт настолько, что могло бы наконец и повезти.

До каких же пор им ждать? Ведь так может продолжаться и до самого вечера? Нет, лучше они сядут в трамвай 22 номер и поищут свою тётю Яну, которая там продаёт билеты. Они её, конечно, сразу узнают. Она высокая, худая и похожа на их отца. Да и что странного, что тётя Яна на него похожа? Ведь она же его родная сестра. Только глаза у неё построже. И говорит она погромче, чтобы все её слышали.

Только в трамвае продаёт билеты не их тётя, а совсем другая женщина. На их тётку она вовсе не похожа. Маленькая, кругленькая, и смеётся не переставая.

Трамвай приехал на конечную остановку, на Белой горе. И все вышли. Адам с Откой направились на трамвайную станцию. Под крышу.

Люди всегда ожидают трамвай под этой крышей, когда идёт дождь. Теперь у детей настроение немножко получше, мир кажется им здесь попросторнее. Над ними весёлое августовское солнце, за круглыми луковицами небольшого костёла виднеется лес. Адам кладёт свой чемоданчик на скамейку и быстро оглядывает все 22-е номера, которые теперь подъезжают один за другим. В любом из них может быть тётя Яна. Но Адам её так и не видит. А ведь он парень не промах.

Каким должен быть настоящий мальчик?

Прежде всего внимательным и наблюдательным, глаза его должны быть остры и проницательны. Затем он должен быть ловким, сильным и смелым. Руки его должны быть крепки, а ноги быстры и неутомимы. Должен он быть сообразительным, думать с быстротой молнии и заниматься сразу несколькими вещами. Только самому Адаму редко когда всё это удаётся. И чего совсем ему не удаётся – так это на уроках читать под партой и одновременно следить за тем, что происходит в классе.

Проходит какое-то время, и трамваи больше не подъезжают.

– Где-то авария, – предполагает диспетчер с усами, похожими на мышиные хвостики.

Отка зевает не переставая, а Адам начинает сердиться.

– Ты что зеваешь? – ворчит Адам.

– А что мне делать?

– Рассказывай сказку.

– Какую тебе сказку?

– Ну просто рассказывай что-нибудь.

– Хочешь о клоуне? Только она коротенькая, ничего?

– Ничего.

– Сидит в одной клетке лев-отец, в другой – львица-мать, а в третьей – львята.

– А где же клоун?

– Тот далеко.

– Лев-отец ревёт, львица-мать ревёт, львята тоже ревут.

– Почему ж они ревут?

– Это уж я не знаю, – смеётся Отка. – Может, есть хотят, а может, сердятся на кого-нибудь. Тебе, наверное, лучше знать.

– А где же клоун?

– А тот уже ушёл.

Адам думает о клетке со львятами и о глупом клоуне, который ушёл раньше, чем началась вся история. Но додумать он не успевает, потому что приходит диспетчер с усами, похожими на мышиные хвостики, и обращается к ним:

– Ребята, чего вы здесь дожидаетесь?

– Тётю, – говорит Отка. – Она ездит на 22-м.

– А как её зовут?

– Яна Сукова.

«Сукова, Сукова», – размышляет диспетчер.

– Яна Сукова, Яна.

– Ну да, – улыбается диспетчер.

– Что – да? – Отка в эту минуту прямо сгорает от любопытства.

– Сукова на 22-м никогда не ездила и вряд ли будет.

– А на каком же тогда?

– Мне кажется, что на 20-м, – говорит диспетчер и бежит к трамваю, появившемуся на повороте.

– В этом городе никто ничего толком не знает, – говорит Отка, и Адам соглашается с ней.

Дети направляются обратно домой, то есть туда, где живут дядя с тётей, и всю дорогу мечтают, чтоб те уже оказались дома. И чем ближе они к цели, тем сильнее их надежда.

3

Снова они звонят в дверь, но по-прежнему никто не отзывается. А ведь звонок в исправности, он работает. Звонок звонит не переставая, но всё напрасно. Может, у тётки с дядей заложило уши и они ничего не слышат?

Около детей останавливается пожилой мужчина и тихонько наблюдает за ними. Он смотрит, как они по очереди нажимают на звонок, видит, что дети всё больше и больше расстраиваются. Если б Адам с Откой оглянулись, они увидели бы глаза этого человека, смотрящие сразу в обе стороны, и подбородок, побритый только наполовину. И очень большой нос, куда больше, чем у других людей. В общем, грустное старое лицо и любопытные глаза, где чуть начинают светиться искорки радости. Пиджак на нём самый обычный, брюки замазанные, из сандалей весело выглядывают кончики пальцев.

– Пани Сукова придёт только в шесть часов, – говорит наконец мужчина.

Тогда дети оглядываются и видят всё, что могли видеть ещё минуту назад. В их глазах любопытство и нетерпение. Наконец-то они напали на человека, который что-нибудь может им сказать.

– Чего вам стоять на улице, пойдёмте ко мне.

– Пойдёмте, – тихонько соглашается Отка.

– Хорошо! – громко говорит Адам.

Они входят в соседнюю с Суковыми квартиру. Хозяйки здесь нет, и детей нет, и родственников никаких. На стенах ни одной картины, не видно ни одежды, ни занавесок. Всюду только одни часы, большей частью с маятником. Но есть и без маятника. С кукушкой. Правда, есть и без кукушки. Часы бьют, некоторые тихо, почти неслышно, другие громко. У одних циферблат разрисованный, у других совершенно белый. Одни будто бегут куда-то, а другие, наоборот, идут размеренно, не спеша. Одни будто говорят, что временем надо дорожить, а другие просто тикают, будто время в нашей жизни ничего не значит.

– Я – часовщик Венцл, – представляется мужчина.

– А я – Отка.

– Я – Адам.

– Видите, вас двое, – улыбается пан Венцл, – а я один. Один пью, один ем, один смеюсь. А это, знаете ли, не очень хорошо.

– А у нас с Адамом один и тот же отец и одна и та же мать, – объясняет с удовольствием Отка, – и ещё один и тот же дядя и одна и та же тётя.

– Это Суковы, только их сейчас нет дома, – дополняет Адам.

– А чем занимается ваш отец?

– Он – мастер пахоты, – говорит Адам.

– Мастер Чехословакии, – дополняет Отка.

– Пахоты? Какой пахоты? – не понимает пан Венцл.

– Пан Венцл, вы что, газет не читаете? – удивляется Адам.

– Только иногда, – признаётся часовщик. – Рядом с домом мне поставили будочку, и я всё чиню и чиню часы. Знаете, жизнь в городе больше зависит от точного времени, чем в деревне.

– Да, пожалуй, – говорит Отка.

– Наш отец выиграл соревнование в пахоте двойным плугом. Соревнование, которое было в Храштянах, – продолжает Адам, – а теперь он на соревновании в Югославии.

– А-а-а! – восклицает пан Венцл. И свой плуг он взял с собой?

– Да, – кивает Адам, – и трактор тоже.

– И нашу маму, – добавляет Отка.

– А вы думаете, он там тоже выиграет?

– Наверняка, – говорит Отка.

Часовщик Венцл роется в сумке, достаёт бутылку и ставит перед Адамом и Откой по стакану молока, а потом кладёт ещё перед ними и по булке. Отке вдруг очень хочется есть, а Адам совсем умирает от голода. Он уже заранее знает, что молока с булкой ему мало. Вот сейчас он всё это съест, а голод всё-таки останется, так и будет бурчать в желудке.

Старый часовщик показывает детям часы. У него длинные чувствительные пальцы, которыми он касается часов, влезая внутрь, но делает это так осторожно, что часы от удовольствия только мурлыкают и поспешно бьют, проявляя дружелюбие по отношению к своему хозяину. Адам вдруг замечает надпись: «Не трогайте маятники!» – и спрашивает:

– А кто трогает маятник?

– Да бывали такие, только это было давно, – улыбается часовщик. – Кто сейчас станет трогать маятник? Все люди уже знают, что трогать маятник нельзя.

– А мне как раз очень хочется его потрогать, – пищит Отка.

– Вот что значит ознакомиться с запретом, – смеётся часовщик. – Ну ладно, потрогай вот этот разрисованный маятник.

Но Отке до маятника не дотянуться. И потом, где-то совсем рядом хлопают двери, слышатся шаги.

– Пани Сукова пришла домой, – говорит часовщик.

4

– Дети, дети! – кричит тётя Яна и подбрасывает одного за другим вверх к потолку.

Сначала Отку, потом Адама.

– Нет, тебя не удержишь, – говорит она Адаму и быстро опускает его на пол… – Сколько у вас было в этом году цыплят?

– Семнадцать, – говорит Отка, – но два цыплёночка заблудились где-то в лесу.

– А как ваши кролики?

– Скоро всё сожрут, – жалуется Адам.

– А утки?

– На уток хорёк набросился.

– Боже мой! – запричитала тётя. – Да вы, наверное, забыли поставить капканы. Ну, а как маленький Яхимек?

– Возьмёшь его на руки, так не орёт, – говорит Отка, – а отойдёшь от него, орёт во всё горло.

– Значит, Яхимку вашего нелюдимым не назовёшь, – смеётся тётя.

Её широкое добродушное лицо сияет, будто внутри зажглись электрические лампочки. Она родилась в Выкане и до сих пор очень любит свою деревню. Так и осталась деревенской женщиной, хотя не только живёт в городе, но и ежедневно целый день проводит в пражском трамвае. У неё очень приветливая и располагающая к доверию внешность. Да и сама она доверчива, сразу же рассказывает детям свою тайну, радующую её последние дни.

– Дети, а вы знаете, у нас тоже будет маленький, и очень скоро, может быть уже на этой неделе. Как только отец вернётся из Египта.

Дети замолкают. Молчат как в воду опущенные.

– Вы что так на меня смотрите?

– Я не смотрю, – говорит Отка, а сама краешком глаза оглядывает фигуру тётки. Нет, та как была худая, так и осталась.

– Вы не думайте, будет самый настоящий малыш, вовсе не кукла, – объясняет тётка. – Малыш в пелёночках, будет по-настоящему орать, ну иногда, конечно, и замолкает, понимаете?

– Понимаю, – кивает Адам.

– Понимаю, – пищит Отка, а брови у неё так и лезут вверх от удивления.

5

Но дети знают и иную тётку по её приездам в деревню. Какую же? Бывает, глаза её прищуриваются, брови хмурятся, на лице появляется целый веер морщин и тётка выглядит совсем как чужая женщина, которая вот-вот примется ругаться, а то и драться. «Ах, Яна, Яна», – говорит в таких случаях отец, а мать, как правило, исчезает, отправляется разыскивать яйца или находит себе какую-нибудь работу в саду.

И вдруг тётя Яна становится именно такой. Вся приветливость исчезает с её лица, как только узнаёт она о том, что дети были у часовщика Венцла.

– Мне это не нравится, – говорит она строго. – Да и вообще мне кажется, что он хулиган или сумасшедший. Сами видели, у него полна квартира часов, а кому приятно это слышать?

– Вот видишь, Адам! – И Отка с упрёком качает головой.

– Ничего не вижу, – говорит Адам.

– И раз уж мы заговорили об этом, – продолжает тётя, вся изменившись в лице, – то я сразу же вам наказываю: никого не впускайте в квартиру. Пусть стучат хоть целый день, пусть звонят или даже умоляют.

– Мы никого не пустим.

– Телефонную трубку не снимать, пусть звонит хоть полчаса.

– Хоть полчаса, – повторяют дети.

– Воду понапрасну не открывать.

– Не будем.

– К газу не прикасаться, будете варить себе на электрической плитке.

– Хорошо.

– Иначе произойдёт катастрофа. Что такое катастрофа, знаете?

– Например, землетрясение, – приводит Отка как пример.

– Ты рассуждаешь правильно, – хвалит её тётка. – Здесь мы не в деревне.

– Мы в Праге, – хмуро замечает Адам.

6

И вот наконец ребята отправляются спать, ждут не дождутся, когда же придёт настоящая пражская ночь. Диванчик Адама поближе к окну, Отка лежит от окна подальше. Они слышат, как тётя Яна стелит себе постель и что-то ещё прибирает. Но уже её не видят. За окном темнеет. За стеной нежно, тихо бьют часы пана Венцла. Детям хочется спать, но уснуть они не могут.

– Адам, – шепчет Отка.

– Что?

– Мне грустно, скажи что-нибудь.

– Ну что тебе?

– Давай вспомним деревню.

– Давай. Вот наши ворота, наш забор, крыша наша и труба, огород и сад, и гвоздика, и наши лилии. И кошки. И куры. Наш Азор.

– Я тебя слушаю, – говорит Отка. – А теперь ты посвисти, только шёпотом.

– Да отстань, пожалуйста! – ворчит Адам, но всё-таки тихонько насвистывает. Он свистит, спрятав голову под одеяло, и похоже, будто он действительно свистит шёпотом.

– Адам!

– Чего тебе?

– А тебе не кажется, что это странно?

– Что?

– Помнишь, когда должен был появиться Яхимек, то ведь мама не могла влезть в платье. Ты тогда заметил?

– Ну конечно, заметил.

– А как же вот сейчас с тёткой? Говорит, будет ребёнок, а сама худая. Ты что-нибудь понимаешь?

Адам молчит и про себя удивляется, как он этого не заметил.

– Тогда не понимаю, – произносит он с сомнением. – Да ты не обращай на это внимания. Радуйся, что мы в Праге.

– Да, сегодня я что-то не очень радуюсь, может, завтра буду побольше, – отвечает Отка и тут же засыпает.

Адама это почему-то огорчает, но потом он засыпает тоже.

7

Утром ребят никто не будит. Тётя Яна ушла на работу, когда не было ещё шести часов. И всё-таки Адам с Откой просыпаются рано, может, потому, что не слышат деревенских петухов. Но вставать им не хочется.

– Что-то я не могу встать, у меня, наверное, ноги отнялись, – говорит Адам.

– А я встану, оденусь и пойду гулять. Может, опять придёт тонконогая собачка, – мечтает вслух Отка, но на самом деле вставать она не собирается, только блаженно потягивается.

Наконец Отка с Адамом договариваются, что, пожалуй, им лучше поругаться между собой, тогда они рассердятся и вскочат. Отка начинает кричать: «Ты всё врёшь!» И Адам действительно выскакивает из постели и хватает Отку за волосы. Отка от него удирает. Из постелей вылезают таким образом оба. И потом минут десять над этим смеются. Но вдруг сразу же перестают смеяться. Адам замечает бумагу, вернее, записку, которую тётя оставила им в кухне на столе. Он читает, старательно разбирая каждое слово.

«Вы оказались в семье, где любят порядок», – сказала им вчера вечером тётка, укладывая их спать, а теперь повторяет то же самое, наказывая, как они должны в этой семье жить. Всё довольно просто, только очень мало, что можно, и почти ничего нельзя. Дети могут сварить себе то, что они умеют: продукты находятся в холодильнике и в шкафчике, картофель в подвале, деньги в левом горшочке, в буфете. На улицу ходить не рекомендуется, лучше сидеть на диване.

– Ну как? Слышала? – спрашивает Адам.

– Слышала.

– Что же будем делать?

– Сначала оглядим дом. Надо же знать, где мы находимся, – говорит Отка.

Суковы живут в новом кооперативном доме только полгода, Адам и Отка здесь впервые.

– Ну, а потом?

– Потом сварим себе что-нибудь.

– А что?

– Я, например, умею варить картофель с молоком.

– Я помогу тебе, – соглашается Адам.

И они идут осматривать подвал. Конечно, это совсем не такой подвал, как у них в деревне, где темно и сыро. А просто большое подвальное помещение, где люди хранят свои вещи. Или где делают что-нибудь по хозяйству. Скажем, стирают бельё, ремонтируют коляску, топят котёл или хранят какие-то вещи в чуланах. В длинном подземном коридоре, который проходит под домами, тихо и темно. Адам с Откой разговаривают между собой шёпотом и смеются неслышно, только показывая друг другу зубы, чтобы было понятно, что они смеются. Им почему-то кажется, что подвальную тишину нарушать нельзя. Они находят чуланчик Суковых и с удивлением останавливаются перед огромными обитыми железом дверями. Что там за ними? Может быть, там живут гномы или подземные феи?

На этот вопрос нет ответа. И Отка с Адамом идут наверх к лифту. Адам читает табличку, где написано, что в лифт дети одни входить не должны. А Отка, та сразу же заговаривает с рослой девушкой с серебряными волосами. Девушка как раз открывает лифт и приглашает ребят войти. Отка входит, а Адам отказывается. Нет, он поднимется наверх раньше, чем лифт.

– Как тебя зовут? – спрашивает девушка с серебряными волосами.

– Отка, – отвечает девочка. – Мы здесь живём у Суковых.

– Ты уже ходишь в школу?

– Нет. Но мне, наверное, теперь уже придётся. Нельзя же не ходить в школу.

– Ничего, всем приходится куда-нибудь ходить. Я вот хожу на работу, – улыбается девушка с серебряными волосами, и Отка чувствует себя с ней на дружеской ноге.

Отке даже кажется, что они подруги. Конечно, та немножко постарше, но Отке это не мешает. Она всегда больше любила взрослых, чем малышей, за исключением, пожалуй, братишки.

Лифт наверху останавливается. Отка идёт по коридору, а девушка с серебряными волосами возвращается назад, на этаж ниже. Адам уже около лифта и дочитывает такую же табличку, какую он начал читать ещё внизу. По нему даже не заметно, что он спешил.

Затем ребята вместе по лесенке забираются на чердак. Чердак как чердак, ничего особенного. Их больше не удивляет огромное, покрытое пылью помещение под черепичной крышей. Нет, но кое-что всё-таки привлекает их внимание. В полуоткрытом окне сидит огромный кот.

– Такого кота я в жизни не видела, – говорит Отка.

– Я тоже.

– Сколько же ему лет?

– Семь, не меньше.

Отка ещё раз смотрит на семилетнего кота, зовёт его «кис-кис» и потом убегает за Адамом, который уже спускается вниз. Кот смотрит на них стеклянными глазами, не шевелясь.