Текст книги "Адам и Отка"

Автор книги: Богумил Ржига

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

33

Вечером дети врываются к пану Венцлу. Их привлекают его многочисленные часы, развешанные по стенам. Нежный и звонкий их перезвон. Не думайте, что они явились узнать, сколько времени. Тот, кто попадает к пану Венцлу, о времени не думает. Часы здесь поставлены так, чтобы они не мешали друг другу. Все часы бьют по очереди. Например, когда они бьют семь часов, то перезвон продолжается три четверти часа. Восемь отбивают тоже три четверти часа. И среди этих удивительных часов живёт одинокий пан Венцл. Отке его немного жаль, а Адам наверняка подружился бы с ним, если бы пану Венцлу было лет на пятьдесят поменьше. Сегодня дети хотят пригласить его к себе, чтобы было повеселее, раз уж им надо сидеть дома. Но пан Венцл отказывается.

– Вы что, любите быть один? – удивляется Отка. Её в дрожь приводит только мысль о том, что ей пришлось бы оставаться одной.

– Я уже так привык. Ем, когда мне хочется есть, сплю, когда мне хочется спать, а в остальное время работаю.

– А на часы даже и не смотрите?

– Только как на механизмы, я их очень люблю и могу ими заниматься целыми днями. Но знать, сколько времени, мне не надо. Меня это не интересует.

– Значит, и время у вас бежит медленно.

– Да, времени у меня хватает.

– Ну, очень хорошо, – смеётся Отка. – Значит, мы вас не задерживаем.

– Да, сейчас ни у кого нет времени на детей, только у меня есть. Но вот у меня нет детей.

Пан Венцл улыбается, по нему никак не видно, чтобы он отвык от детей.

– А как же мы?

– Но вы-то здесь всего на несколько дней.

– А почему всё-таки вы не хотите зайти к нам?

– Потому что пани Сукова меня не любит.

– А её нет дома.

– Именно потому и нельзя, что её нет дома. Если бы она была дома, я бы охотно пришёл.

Дети не понимают, почему пан Венцл такой упрямый, но долго об этом не раздумывают, не ломают голову. Отка вспоминает, что она ещё хотела потрогать разрисованный маятник. Она теперь дотрагивается до него и долго потом смотрит на свой палец. А Адама интересуют часы, похожие на куранты. Эти часы показывают не только часы и минуты, не только секунды, но и весь календарь, определяя каждый день. Показывают восход и заход солнца и даже определяют положение луны. Детям даже кажется, что пан Венцл вовсе и не часовщик, а звездочёт или астроном.

34

В десять дети стараются уснуть, но это им плохо удаётся. Отка почему-то время от времени дрожит, а у Адама засыпают руки, ноги, засыпает и живот, и грудь, и плечи, а голова никак не хочет уснуть. Он никак не может забыть о сегодняшней драке. Какую же великую ошибку он совершил, когда не наступил ногами на грудь Шары!

– Мне как-то холодно, – жалуется Отка.

– Тебе вовсе не холодно, просто ты тоскуешь.

– А ты что-нибудь расскажи, может, я и согреюсь.

– Вспоминай, если хочешь, вместе со мной о Ежке.

– Ладно, давай.

– Вот это противник! Он никогда за спиной обо мне ничего плохого не говорит. Обзывает только, когда мы встречаемся.

– А как он тебя подкарауливает! Но, правда, кричит, когда собирается камнями бросаться. Чтоб ты спрятался!

– Он дерётся только честно. И ни разу не напал на меня сзади, ни раз не подставил мне ножку.

– А потом вам всегда обоим попадало: Ежке от пана Альтмана, а тебе от нашего отца.

– Вот именно. Поэтому мы и не забываемся, – говорит Адам и чувствует, что так оно и есть на самом деле.

Ежка Альтман – противник для него совершенно ясный. Адам его хорошо знает и понимает, чего можно от него ждать. А потому испытывает к нему даже что-то вроде симпатии, хотя ему всё время приходится за ним следить и думать, как бы в чём не промазать. Как бы тот его не опередил в этом состязании силы. Шара же для него совершенно непонятен. Адам не знает ни его характера, ни его друзей. Не знает даже, есть ли у него отец? В общем, он ничего не знает про Шару. Есть ли вообще кто-нибудь, кого он должен слушаться? Поэтому он должен быть готовым ко всему – и к честной драке, и к коварству. Вот Адам и не может уснуть. И ему очень хочется домой. Он чувствует себя здесь чужим.

– Адам! – зовёт опять Отка.

– Чего тебе?

– Знаешь, о чём я думаю?

– Нет.

– Тётя поехала за ребёночком на Мораву, правда?

– Да, она же нам об этом сказала.

– А мы с тобой тоже с Моравы?

– Да ты что! Мы из нашей деревни.

– А ты откуда знаешь?

– Я помню, как ты народилась. Очень хорошо помню!

– Ну, я рада. А как ты народился, тоже помнишь?

– Про себя нет.

– Ну вот видишь!

– Но мне даже и в голову не приходило, что я с Моравы.

– Всё может быть. У тебя светлые волосы, а у меня нет.

– Ну, мы дома спросим.

– Правда, – Отка уже зевает, – придётся дома спросить.

35

Утро дети почти проспали. И просыпались они медленно. Где они? В Выкане? В Праге? Если бы они были на Выкане, то их встречало бы свежее утро, роса, а в Праге в окно светит только солнце. Кто знает, бывает ли когда-нибудь в Праге роса? Чтобы убрать постели, ребята выдумывают игру. Они говорят себе, что диваны – это огромные черепахи, которые задыхаются под одеялами. Громко крича, они сбрасывают их и убирают. Черепахи освобождены! Отка сразу же превращается в укротительницу. Вот она оживляет кресло, и оно становится львом. Оживляет ковёр, и он летит, как цапля, оживляет стеллажи с книгами, и вот перед нами слон, который любит читать, стул превращается в собаку, африканская маска и египетский бюст ещё во что-то. Дети вдруг замечают обстановку в квартире, а раньше они не обращали на неё никакого внимания. Теперь всё кажется им живым.

– Ну, вот мы уже всё и прибрали, – смеётся Отка.

– И теперь тётя может приехать вместе с Владей.

– Но мы ведь ещё не наигрались, – жалуется Отка. – Придумай что-нибудь.

Адам думает, думает, затем берёт ключ, который нашёл вчера, и говорит:

– Пани, я продаю ключ.

– Сколько стоит?

– Сто семнадцать крон.

– Слишком много, я до ста семнадцати, может, и недосчитаю.

– Ну, тогда семнадцать крон.

– Ну что же это за ключ, который стоит семнадцать крон?!

– Он открывает все замки в дверях, в воротах, замки висячие и патентованные, стальные и никелированные.

– Простите, но вы не читаете газет.

– Как то есть не читаю, когда я читаю?

– А там было написано, что с сегодняшнего дня все замки должны быть открыты. Ключей больше вообще не потребуется.

– Отка, я сейчас тебя стукну, – говорит весело Адам и нечаянно смотрит в окно.

Улыбка с его лица немедленно исчезает, потому что у табачной лавки, где продаются также и газеты, он видит сцену, которая сильно его волнует. Приземистая женщина даёт там подзатыльник черноволосому мальчику. А потом ещё один подзатыльник. Наконец она бросает ему пачку газет. Мальчик поднимает их и бежит по тротуару. Вот он уже затерялся в толпе.

Ничего в этом нет особенного. Мать приучает к порядку своего сына. Но только ведь это не просто какой-то там мальчик, а его смертный враг – Шара.

– Куда ты уставился? – спрашивает Отка и тоже подходит к окну.

– Никуда, – отвечает Адам вдруг обрадованно. Наконец-то он хоть что-то знает о Шаре. Это – мальчишка, как любой другой, и, значит, дома ему тоже достаётся.

– Адам, я тебя стукну, – заявляет Отка, и по её сверкающим глазам видно, что она так и собирается сделать.

36

Тереза вызывает Отку в коридор и громким шёпотом рассказывает ей, что было вчера в кино. Она беспокойно оглядывается, до сих пор негодуя и сердясь. Да ничего хорошего не было! Лучше бы уж он не встретился на её жизненном пути! И зачем только она влюбилась? Что, собственно, случилось? Да этот её герой в кино слишком громко смеялся, когда никто вообще не смеялся. Люди оглядывались на него, и Тереза прекрасно понимает, что они думали. Как можно смеяться, когда на экране не происходит ничего смешного? Ну разве можно ей с таким встречаться? Нет, нельзя. Даже если бы он был писаным красавцем, и разве можно за такого выйти замуж? Нет, и думать об этом не стоит.

– Барышня Тереза…

Тереза вопросительно смотрит на Отку. Серебряные волосы её слегка поблёскивают.

– А вы не могли заткнуть уши?

– Сначала я делала вид, что этого смеха я не слышу. Но потом чем дальше, тем больше я его слышала.

– А забыть нельзя?

– Всю ночь я хотела забыть об этом смехе, специально даже не спала, но ничего не получилось. Так ничего и не получилось. Всё время я слышала его смех.

– Тогда, наверно, ничего не поделаешь, – уступает Отка.

– Ничего не поделаешь. До сих пор я думала, что у меня у самой не хватает образования. Но по сравнению с ним я очень даже образованная. Отка, ты слушаешь меня?

– Слушаю.

– Ну что ж мне теперь делать? – говорит барышня Тереза несчастным голосом.

Она смотрит на Отку и вдруг видит перед собой маленькую девчушку, которая ещё как следует и расти не начала. Видит детское личико, ещё совсем беззаботное. Тереза вдруг опомнилась: и кому это она всё говорит? Кому жалуется? Тон её меняется:

– Вот это анекдот, не правда ли? Мальчик смеётся, а сам не знает над чем.

– А я тоже очень люблю смеяться, – признаётся Отка.

– Ну давай посмеёмся вместе, – говорит Тереза и смеётся так, что их слышно на четвёртом этаже. И Отка смеётся вместе с ней, смеётся звонким прерывистым смехом, будто сыплются монеты.

37

Почтальон подаёт Отке голубоватый конверт с разноцветной красно-сине-белой каймой. Чудесный конверт! И кроме того, это письмо спешное, доставленное авиапочтой из самой Югославии.

– Это от наших, – ликует Отка, когда почтальон объясняет ей, сколь редкое письмо он вручает ей.

Только вот конверт надписан на имя пана Владимира Сука, так что Отке с Адамом придётся сдержать своё любопытство, пока пан Сук не вернётся с Моравы. К счастью, ждать недолго, вот-вот они уже должны приехать. Но Отке просто письма мало, ей хочется чего-то ещё. Она любит письма вручать. Отка спрашивает почтальона, а нет ли какого письма для барышни Терезы. Оказывается, нет. Но у почтальона имеется какое-то официальное уведомление для пана Венцла. Отка довольна и этим. Но уведомлением завладевает Адам и сразу же отправляется в мастерскую к пану Венцлу. Адаму такое поручение очень кстати, потому что ему надо срочно поговорить с паном Венцлом.

Пан Венцл, едва взглянув на уведомление, кладёт его на край своего стола под металлическую гирьку. Там таких писем много. Настольная лампа бросает резкий свет на детали разобранного будильника, который пан Венцл сейчас ремонтирует. Вокруг лежат мелкие инструменты, сейчас пан Венцл возьмёт их в руки и начнёт ремонт.

Адам снова спрашивает пана Венцла о Шаре. И тот подтверждает предположение Адама. Да, мать у Шары вдова, она работает в табачном киоске, где продаются и газеты, в двух шагах от мастерской пана Венцла, старается держать мальчика в ежовых рукавицах, но удержать не может. Мальчик очень упрямый и делает что хочет. Пан Венцл уже натерпелся от него. Как? Да вот однажды Шара принёс в мастерскую чинить часы, которые нашёл где-то на свалке, но при этом всё хотел украсть у него табличку: «Не трогайте маятники». Подумать только, ну зачем ему понадобилась такая табличка! Адам улыбается во весь рот, он очень обрадован этим рассказом. Шаг за шагом он открывает загадки Шары. Сначала ему казалось, что этот мальчишка даже не мальчишка, а какой-то злой дух, связанный с подземельем. Потом он понял, что всё гораздо проще. Шара ест, пьёт и спит, как любой другой мальчишка. И как и все, ходит в школу, учит уроки, разносит газеты, моет посуду. И его мать, когда ей захочется, может побить его. Короче говоря, это обыкновенный мальчишка, хотя, может быть, он и отличается от других упорством, упрямством, изобретательностью, силой и ловкостью. Это Адам признаёт, в этом он сам убедился.

– Пан Венцл, – говорит Адам и смотрит на старого мастера с просьбой в глаза.

– Тебе чего?

– А вы не могли бы подарить мне эту вывеску?

– Бери, она мне уже давно не нужна.

– Но Шаре-то вы её не отдали.

– Потому что он хотел её взять сам, а тебе могу и отдать.

– Спасибо вам.

– Я даже не спрашиваю, что ты с ней будешь делать, потому что делать с ней, на мой взгляд, нечего.

– Ну, это я уж придумаю.

– Ну хорошо, придумывай, – кивает головой старый часовщик.

38

Настоящий базар и непередаваемая суматоха воцаряются в доме Суковых как только те привозят Владю. Квартира перевёрнута вверх ногами, возгласы приветствия, шум, разбросанная одежда. Крик малыша. Проходит некоторое время, прежде чем ребята привыкают к этому внезапному беспорядку.

– Очень хорошо, что вы дома, – кричит тётя, – не придётся искать вас по радио!

– Зачем же снова искать? – отвечает с достоинством Отка.

Волосы у тёти теперь растрёпаны, от причёски ничего не осталось, но лицо сияет так, будто она выиграла миллион.

– Пойдите взгляните на Владю, – предлагает тётя.

– Да, посмотрите на Владю, – приглашает детей и дядя. И он весёлый, хотя глаза у него усталые.

Но что дети видят? Малыша со сморщенным личиком, о котором ничего ещё сказать нельзя. Он даже и на ребёнка пока не похож.

– Ведь он красивый? Правда? – спрашивает тётка.

– Видали вы такого красавца? – продолжает дядя.

– Да, красивый, – отвечает, соблюдая приличие, Отка.

– Да, – невежливо отвечает Адам.

– Скоро я ему покажу аэродром, – обещает дядя.

– А я его сейчас перепеленаю, – говорит тётя и развязывает узелок с ребёночком.

В пелёнках Владя кажется ещё меньше, а может быть, он и действительно меньше, чем надлежит быть малышу. Но это только кажется ребятам из Выкани. Новые родители ничего такого не замечают. Тётя собирается расстелить сухую пелёнку, но в руки берёт её неловко. И совсем уж неловко заворачивает Владю.

– Тётя, пусти меня, – говорит Отка и сама берётся за пелёнку.

Несколько ловких движений, и пелёнка там, где ей надо быть. Владя даже перестаёт пищать и робко моргает.

– Отка, это просто замечательно! – хвалит её тётя. В эту минуту она даже не вспоминает, что Отка пеленала Яхимка, наверно, уже тысячу раз, если не больше. Ведь с весны мама ходила в поле каждый день.

– Владя понял, что он дома. – Дядя делает новое открытие.

– Скорей всего, – бормочет Адам.

– Отка, погляди, правда, Владя похож на меня! – восклицает тётя. – Ты обрати внимание, и нос, и брови, и глаза. Неужели не видишь?

– Я не умею различать, – говорит Отка.

– Вот удивительно, – присоединяется Адам, хотя никто так и не понимает, что удивительно.

– Мы должны сообщить всем друзьям и знакомым, что у нас – сын Владимир, – говорит дядя, который любит всякие торжества.

– А что вы здесь без нас делали? – спрашивает тётя.

– Мы были на Граде.

– И заходили к Прокопу.

– Мы играли, наводили порядок.

– У нас и минуты спокойной не было.

– Я так устала, – говорит в заключение Отка.

39

А что принесло детям письмо из Югославии? Какие они получили приказы? Немедленно возвращаться в Выкань! Родители уже тоже спешат на самолёте домой, так что скоро они там встретятся и будут жить все вместе, как раньше. Яхимек наверняка уже скучает, а куры и кролики прямо голодают. Родители скучают о детях и думают, что дети тоже по ним скучают. Хватит уже бродить по свету.

– А откуда они знают, что мы скучаем? – удивляется Отка.

– Они думают, что мы Выкань так же любим, как и они.

– Это правда, – задумывается Отка, – только им, наверное, ещё скучнее, потому что они от Выкани дальше.

– Ну, не думаю.

– Почему ты не думаешь?

– Расстояние ничего не означает. Что пять километров, что тысячи километров. Всюду скучают одинаково.

Адам, я очень рада, что ты всё знаешь, – сверкает глазами Отка, она явно довольна.

Только Адам знает не всё. Дядя продолжает читать письмо. В том селении, у Нового Сада, была буря, но не какая-нибудь особая, югославская, а самая обыкновенная, только сильная. Родители каждый день вспоминают о своей деревне и не могут уснуть даже на мягкой постели. И только в самом конце письма была одна-единственная строчка о том, что отец снова стал победителем в пахоте.

После чтения письма дядя помолчал, и дети тоже притихли. Значит, Антонин Краль, тракторист из Выкани, умеет пахать лучше всех на свете.

И в пахоте никто с ним не может сравниться. А ведь свет велик. Дети даже не могут себе представить, какой свет большой. Пахарей на нём хватает – в том числе таких пахарей, которые умеют хорошо пахать.

Лучше всех знает мир дядя Сук, потому что он знает четыре части света. И всюду видел, как люди пашут землю, только он никогда не считал пахоту особым искусством. А теперь начинает об этом раздумывать. Ведь не всякая пахота как пахота.

– Скажи, пожалуйста, – обращается он к Адаму, – когда происходят соревнования в пахоте, что там измеряют? На что обращают внимание?

Адам смеётся. Ещё бы ему этого не знать! Ведь он же сын чемпиона мира!

– Каждый получает по одинаковому куску поля.

– Но это ясно, – кивает дядя.

– Грядка должна быть одна к одной, все одинаковые, ровные, одинаковой глубины, одинаковой ширины, и нигде не должно быть видно жнивья.

– Это я тоже понимаю.

– Ты ещё о чём-то забыл, – добавляет Отка. – Очень важно, каков конец поля. Это всегда у отца хорошо получается. Ни одного уголочка не остаётся невспаханным.

– Мне всё это кажется совсем не трудным, – смеётся дядя. – Но, наверное, я ошибаюсь.

– У отца есть свой собственный плуг. Но летать, я думаю, всё же труднее.

– Летать интересно, я очень люблю летать. А ваш отец, наверное, любит пахать, – говорит дядя Сук, и по нему видно, что именно так он и думает.

– А меня вот очень радует Владя, – заявляет тётя, которая пахотой совсем больше не интересуется. – Вот сейчас накормим его и отправимся гулять. Надо же ему показать Прагу.

40

Адам свободен. А Отка с тётей составляют процессию, которая следует за коляской Влади. Вся процессия направляется в центр города. А дядя остался дома изучать какой-то иностранный язык, потому что всюду хочет понимать людей и объясняться с ними. Адам очень радуется своей свободе. Ему нужно кое о чём подумать. И к тому же у него есть свои планы: он собирался заглянуть в табачный киоск в надежде застать там одного Шару. Минуту назад он заметил его мать у входа в магазин самообслуживания.

Пожалуй, Адаму следует подготовиться. Нужно бы принять вызывающий и недружелюбный вид. Но, с другой стороны, не к чему показывать, что он хочет драться. Адам вообще-то драться и не хочет. Значит, какой всё-таки у него должен быть вид? Бесстрашный. Да. И слегка насмешливый. А если Адам застанет Шару, когда тот будет помогать своей матери? Надо будет тогда дать ему понять, что придётся обслужить и его, Адама, если он того пожелает. А Адам и на самом деле пожелает, пусть Шара почувствует, что у Адама сейчас бульшая власть, чем у Шары. Вывеску, которую Адам взял у пана Венцла, он берёт с собой, хотя пока ещё и не знает, что он с ней сделает.

И вот Адам входит в лавку. Это маленькое помещение, на прилавке стопки газет, сзади полки с пачками сигарет, на стенах плакаты. За прилавком Шара. Но Адам сразу же замечает, что и в табачной лавке Шара чувствует себя хозяином. Лицо у него замкнутое и чужое, в глазах ни малейшего испуга, выражение скорее внимательное, чем бдительное. Драться он не стремится, это видно сразу.

Адам выбирает открытку и платит за неё. Шара берёт крону, спокойно возвращает сдачу, не теряя своего достоинства. Правда, голос его немножко приглушён и дышит он чуть прерывисто, как и Адам. Но Шара явно не растерялся. Это Адам должен признать. Чувство превосходства у Адама исчезает. Положение снова ноль-ноль. Враждебность у Адама постепенно тает, затаившись где-то глубоко внутри.

Адам вспоминает о табличке, которую он взял у пана Венцла. Он вытаскивает её и ещё раз читает: «Не трогайте маятники». Табличка красивая, металлическая, белая эмаль с чёрной надписью. Он кладёт её на прилавок и говорит:

– Смотри, что я тебе принёс!

Шара смотрит на табличку, густо краснеет, и в глазах у него появляется какое-то робкое выражение, Адам теперь замечает, как у него отстают уши.

– Я не могу её взять, – наконец отвечает Шара. – Ты не наш.

– Подумаешь, не ваш, я ведь принёс вывеску не кому-нибудь, а тебе.

– А почему ты мне её принёс? – насторожился Шара.

– Потому что мы с тобой так здорово подрались!

– Что ж, можно и ещё подраться! – Шара снова успокоился. Краска от лица отливает, и оно снова становится естественно бледным.

– А я еду завтра домой, – говорит Адам. – Как приеду, тогда и подерёмся.

– Ладно.

– А вывеска?

– Оставь её здесь.

– Ну, до свидания.

– До свидания!

Адам выходит на улицу и только теперь немного успокаивается. Как странно, он больше смеётся, чем ругается. Впрочем, так и должно быть. Этот Шара, наверное, такой же, как Ежка Альтман. Наверное, и он всегда дерётся честно. А против такой драки ничего Адам не имеет. У настоящего мальчишки не могут быть только друзья. Наверняка будут и противники. Но только они должны быть такими, чтоб стоило с ними соперничать. И теперь ясно, что Шара может быть хорошим противником.