Текст книги "Субмарины уходят в вечность"

Автор книги: Богдан Сушинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

21.
Ноябрь 1944 года. Германия. Остров Узедом в Балтийском море. Испытательный ракетный полигон в Пенемюнде.

Даже после беглого знакомства с предоставленными ему бумагами барон фон Браун понял: Одинс был прав – этот отчет логичнее было бы представить сейчас Шернеру.

С той поры, как маркграф Герман фон Шернер отбыл в «ссылку» в Рейх-Атлантиду, исследования, касающиеся дисколетов погибельно застопорились. Над созданием этих «блюдец» работали сейчас две конструкторские группы, однако обе они вели себя так, словно вдруг оказались в какой-то интеллектуально технической трясине. Раньше они замыкались в своих конструкторских решениях на Шернере и только затем уже от случая к случаю выходили на него, Брауна. И вот теперь Шернера нет, что сразу же отразилось не только на технических решениях, но и на царившем в этих группах духе.

Отразилось уже хотя бы потому, что конструкторы не знали, над чем работает в своей сверхсекретной подземной лаборатории сам маркграф Шернер и как далеко он в своих поисках продвинулся. При этом ходили упорные слухи, что Шернеру открыли доступ к технологиям арий-атлантов и в эти дни он уже совершенствует их конструкции, в то время как им, пенемюнденцам, отведена роль открывателей неких «Фау-велосипедов».

Одна из групп, во главе с итальянским инженером Джузеппе Беллуццо, завершала работу над летающим диском, действующим на основе двигателя конструктора Виктора Шаубергера. Этот умник долгое время трудился над маниакальной идеей создания вечного двигателя, из-за которой чуть было не угодил в психиатрическую лечебницу.

С механикой своей вечно вертящейся «дьявольской машины» он так и не сладил, хотя и уверен, что подступился к ее тайнам очень близко, тем не менее усилия его были вознаграждены. Увлекшись идеей свободной энергии, сотворяющейся лишь из воздуха и воды, он предложил новый тип двигателя, работающего на энергии взрыва.

Но даже этот самонадеянный выскочка многое отдал бы за то, чтобы встретиться сейчас с Шернером, выведать, над чем он трудится, а главное, вписывается ли его, Шаубергера, двигатель в общую концепцию двигателей дисколетов. При этом его устраивал любой ответ. Шаубергер не боялся оказаться на обочине дисколетного прогресса, его вполне устраивал свой собственный путь. Впрочем, не такой уж он и свой.

Перед приходом доктора Одинса барон как раз знакомился с чертежами последней модели этого «бездымного и беспламенного взрывного двигателя, – как указывалось в его техническом паспорте, – который обеспечивает скоростной подъем дисколета за счет диамагнитной левитации, создающейся благодаря работе двенадцати реактивных двигателей».

Конечно, лучше было бы видеть их в работе, но и техническая документация тоже способна была поражать. С немыслимой силой всасывая в себя воздух, эти двигатели одновременно и охлаждали основной, взрывной, двигатель, и создавали вакуумный эффект в окружности двух-пяти метров вокруг диска. Именно этот вакуум позволял диску развивать огромную скорость и, маневрируя, почти мгновенно менять направление движения и высоту полета.

В этом типе двигателя – идею которого Шаубергер тоже позаимствовал из сведений, полученных частью от группы, исследовавшей инопланетный дисколет, потерпевший крушение в районе Фрейбурга, а частью – из записей «бесед с ангелами» провидицы Марии Воттэ и секретных изысканий сотрудников «Зондербюро-13», – вроде бы все выглядело логично. Как и в конструкции диска Беллонцо ³⁷.

Но все же чего-то этим творениям рук человеческих не хватало для того, чтобы сравниться с аналогичными неземными творениями. Может быть, именно той «дикой раскованности фантазий», которая была присуща Герману Шернеру и о которой с таким восторгом отзывается сейчас штандартенфюрер СС доктор Одинс.

– Коль уж речь зашла о космическом покровительстве и контроле… – нарушил паузу шеф «Зондербюро-13», роясь в своем объемистом фиолетовом портфеле.

– В самом деле, коль уж зашла… – оживился барон фон Браун.

– Уверен, что вас заинтересует один запечатленный нами космический «аргумент», оспорить который будет трудно даже вам, известному в этой отрасли скептику.

Ракетный Барон прекрасно понимал, что шеф «Зондербюро-13» не мог появиться ни с чем, и действительно с нетерпением ожидал, когда тот откроет свой легендарный фиолетовый портфель, таинственность которого зарождалась уже с немыслимого цвета его кожаной оболочки.

– Взгляните-ка, господин конструктор, на этот снимок.

Браун взял в руки фотографию, на которой была запечатлена в полете одна из испытательных ракет типа «Америка А9-А10», рассчитанных на бомбардировку США. Причем нетрудно было выяснить, что снимок сделан во время ее перехода на горизонтальный полет. Тип ракеты барон тоже определил без особого труда, по очертанию носовой части и характерному оперению…

– Ну и что на этом снимке должно было бы заинтриговать меня, досточтимый?… – начал он и вдруг заметил в левом верхнем углу – едва заметный, как бы зарождающийся из утренней голубовато-белесой дымки дисколет! – Стоп! Все ясно! Вот так сюрприз! Уверены, что это не подделка и не оптический казус?

– Абсолютно уверен.

– Ну-ну, мне бы вашу уверенность!…

Нервно пошарив в ящике стола, фон Браун выхватил оттуда мощную лупу и стал осматривать корпус этого летательного аппарата.

– Съемка велась из одного самолета?

– С двух. Операторами «Зондербюро-13», которые давно научились отличать солнечные блики и всевозможные световые эффекты от вполне реальных дисколетов.

– Убеждайте меня, штандартенфюрер, убеждайте… – вполне доброжелательно подбодрил его главный конструктор.

– Хотя, согласитесь, не нужно быть специалистом, чтобы понять, что здесь происходит, – высыпал он на стол перед Ракетным Бароном теперь уже целый ворох снимков, благодаря которым можно было проследить, как странный летательный аппарат, не обращая внимания на самолеты наблюдения, приближается к ракете и, в буквальном смысле оседлав ее, сопровождает.

– Вот это уже выглядит убедительнее, – признал фон Браун, и шеф «Зондербюро-13» уловил, как едва заметно задрожал его голос.

– Так стоит ли сомневаться в том, что наше с вами продвижение к новым образцам оружия возмездия пребывает под контролем?

– Дело сейчас не в контроле, – поморщился фон Браун. – И вообще, если инопланетные пришельцы отслеживают развитие земной техники, из этого еще не следует, что они его контролируют.

– Если отслеживают, значит, уже обеспокоены, уже пытаются контролировать, – настаивал на своем утверждении Одинс. – Причем я бы не спешил называть эти корабли инопланетными. Они вполне могут оказаться земными, но иноцивилизационными…

– Может быть, и так, иноцивилизационными, – согласился Браун. – И к нашим ракетам их влечет не чистое любопытство. Определенным образом они уже пытаются системно контролировать нас, ограничивать в поисках, дозировать наши эвристические приобретения. Понимаете, о чем я?

– Понимаю. Иное дело, понимает ли тот, – постучал он давно не стриженным, неухоженным ногтем по одной из фотографий, – тот, кто находится за штурвалом дисколета. Вам не кажется странным его поведение?

– Не кажется, – решительно покачал головой фон Браун.

– По-моему, он решает для себя: сбивать эту мощную ракету германцев или предоставить ей возможность лететь дальше. Или, может быть, ждет решения своего центра, в который уже сообщил о запуске нового типа ракеты.

– Решение своего центра он знает. «В ход войны землян не вмешиваться! Ни в коем случае и ни под каким предлогом!» Если бы такого приказа не существовало, они давно попытались бы втянуться в нашу драку.

– Каков же тогда у них приказ?

– Пока что – только проводить активную разведку.

– Не отрицаю, разведку они ведут постоянно, причем делают это порой демонстративно, щеголяя своей неуязвимостью. Но ведь это уже вполне человеческое честолюбие. Неужели действительно за штурвалом сидит антарктический атлант?

– Сидя здесь, за этим столом, и обладая всего лишь этими снимками, выяснить истину нам не удастся. Зато очевидно, что в данном случае срабатывает еще и вполне понятное любопытство дисконавта. Взгляните на эти виражи: ведь совершенно ясно, что дисконавт пытается спровоцировать ракету на маневр и таким образом выяснить, пилотируема ли она, – объяснил барон. А затем, вновь бегло просмотрев большую часть снимков, задержал взгляд на одном из них, из которого следовало, что, удовлетворив свое любопытство, дисконавт бросает свою машину вправо и вверх.

Теперь-то уж он явно демонстрировал германским летчикам, ведущим наблюдение за ним, что они имеют дело с искусственным летательным аппаратом, а не с каким-то атмосферным феноменом.

– И я того же мнения, барон, – задумчиво проговорил штандартенфюрер Одинс. – Пока что в ход наших научных разработок они не вмешиваются.

– Но уже обеспокоены и пытаются отслеживать, чем мы с вами здесь занимаемся и как далеко продвинулись на этом поприще.

Одинс собрал снимки, зачем-то перетасовал их, как карточную колоду и, швырнув в свой фиолетовый портфель, утомленно откинулся на спинку кресла.

– А теперь, – молвил он, полусонно прикрыв глаза, – я обязан сказать вам то, ради чего, собственно, прибыл сюда. Дело в том, что, спустя несколько секунд после увиденного вами контрольного облета, ракета вдруг резко отклонилась от курса, ушла на северо-запад и упала западнее Нордмарша, одного из островов архипелага Северо-Фризских островов. Кто-то может объяснить мне, как она там оказалась?

– Это точные данные – отклонение наступило сразу же после данного облета? – насторожился фон Браун:

– Доказано методом хронометража.

– Вот оно что!

– И как этот факт соотнести с нашей с вами теорией о невмешательстве третьей, небесной, силы в ход войны? Ибо уверен: он, факт этот, не единичный. Кстати, теперь в отчетах о неудачных запусках своих «Фау», кроме обычных, технических причин, вы можете ссылаться и на воздействие извне, прилагая наши, проверенные экспертами, фотографии.

– То есть ссылаться на то, что создать полноценные ракеты мне мешают инопланетяне, шастающие над Пенемюнде на своих дисколетах?!

– Но разве фюрер, начальник штаба Верховного главнокомандования Кейтель, рейхсмаршал Геринг и все прочие – не обязаны обладать данной информацией?! Да всем нам уже давным-давно пора знать реальное положение вещей!

– Спасибо, доктор Одинс, возможно, я и стану когда-нибудь посмешищем для всего штаба Верховного главнокомандования, но только не в связи с этими вашими «лунатиками». Хотя снимки я бы попросил вас оставить. И вообше, теперь понятно, что все мы здесь, в Пенемюнде, находимся у них под колпаком.

– Знать бы только, у кого именно «у них», – проворчал шеф «Зондербюро-13», вновь извлекая из портфеля колоду фотографий. – И существует ли какой-либо доступный нам способ установления контакта с этими дисконавтами.

* * *

Подержав снимки на весу, штандартенфюрер Одинс неохотно положил их на стол перед конструктором, словно расставался со своим состоянием. В свою очередь Барон резким движением, словно карточный игрок – выигрыш, сгреб их в ящик своего стола и сразу же закрыл на ключ.

«Похоже, что он попросту уничтожит эти снимки, – с тоской подумал начальник секретного "Зондербюро-13", понимая, что потерял их навсегда, поскольку фотопленка уже сдана в архив "Аненэрбе", куда доступ ему в последнее время закрыт. – Он не только уничтожит их как вещественные доказательства, но и сделает все возможное, чтобы никто никогда не смог узнать об их былом существовании.

Но почему?! Зачем до сих пор обманывать себя? Не лучше ли было бы явиться с этими снимками в ставку фюрера и по-деловому обсудить на заседании штаба Верховного главнокомандования? А возможно, и на каком-то высшем совете рейха, с участием всех высших должностных лиц Германии и некоторых ведущих ученых».

Вот только барона фон Брауна его страхи не касались. Он был рад, что снимки оказались у него, и, конечно же, не собирался показывать их кому бы то ни было из высшего руководства. Барон был уверен, что сообщение о вмешательстве высших сил в ход войны и подконтрольность им ракетного центра в Пенемюнде обязательно повлияет на ход мыслей фюрера.

Как именно повлияет, этого Браун не знал, но все может быть: вдруг Гитлер решит, что разрабатывать ракетную технику бесперспективно и, на радость Герингу и Кейтелю, бросит все средства и усилия на резкое увеличение численности авиации и самоходных артиллерийских систем!

Браун устало помассажировал виски и, откинувшись на спинку огромного кожаного кресла, которое все чаще заменяло ему постель, холодно уставился на доктора Одинса.

– Так вы спрашиваете, существует ли какой-то способ установления контакта с этими дисколетчиками? Существует.

– Что-что вы сказали?! – приподнялся из-за стола доктор Одинс.

– Вы прекрасно слышали, что я сказал, – не стал церемониться с ним фон Браун.

– И как давно?…

– Что «как давно»?

– Как давно вы уверены в том, что способны установить с ними контакт?

– Это уже не столь важно. Главное, что такую попытку мы обязательно предпримем.

От волнения шеф «Зондербюро-13» – еще в конце 1942 года созданного специально для того, чтобы собирать и изучать всю информацию, касающуюся небесных дисков и возможных контактов землян с инопланетянами – даже вспотел.

Одинс давно чувствовал себя обойденным и оскорбленным тем, что существуют некие тайные знания рейха, к которым его упорно не подпускают. Одной из таких тайн как раз и оставался Внутренний Мир Антарктиды.

Понятное дело, Одинс узнал о его существовании еще в начале 1943 года, то есть буквально через два-три месяца после назначения его на должность начальника «Зондербюро-13». Но это были самые поверхностные знания, каковыми они, в конечном итоге, и остались. Одинс не скрывал, что подобное отношение к нему оскорбительно, однако все попытки его пробиться к архивам «Аненэрбе» или к архивам института Германа Геринга ни к чему не привели. Мало того, люди из ведомства Кальтенбруннера недвусмысленно предупредили его, чтобы он не пытался вникать в те секретные сведения, которые им самим не добыты. А на те, которые сотрудникам «Зондербюро-13» все же удавалось добыть, СД, то есть служба безопасности СС, тотчас же накладывала свою лапу

Только из страха перед агентами СД Одинс и решился столь безропотно расстаться со снимками, передав их в «надежные руки» барона фон Брауна.

– Считаете, доктор Браун, что в принципе этот контакт с дисколетчиками все-таки возможен?

– С дисколетчиками – вряд ли, они наверняка получили приказ в непосредственный контакт с землянами не вступать. А вот с их руководителями. И потом, я ведь сказал, что будет предпринята попытка – и не более того.

– Но вы сказали это впервые, а значит, за вашими словами скрывается некая возможность. Я так полагаю, что вы рассчитываете на активизацию своего антарктического канала. Строго-конфиденциально: Герман Шернер сейчас в Рейх-Атлантиде?

– Разве что строго конфиденциально…

– Если не он, то уж руководство этого антарктического анклава Германии имеет право обсудить проблему дисколетов с руководством Внутреннего Мира, – продолжал демонстрировать свою информированность доктор Одинс.

– Мы не будем касаться проблем, которые находятся вне наших компетенций, – самым бестактным образом прервал его Ракетный Барон, как уже не раз делал это во время деловых разговоров.

– А если речь пойдет о еще более секретных видах созданного вами оружия, нежели ракеты Фау?

– Выражайтесь яснее, Одинс. Мне хорошо известно, что, прежде всего, вас интересует экспериментальный полет диска Беллонцо.

– И диска Беллонцо – тоже.

– В таком случае запомните, что состоится этот полет не раньше конца января.

– Если только к тому времени ракетный центр в Пенемюнде будет оставаться под нашим контролем, – кисловато и почти сочувственно усмехнулся Одинс. – Будем реалистами: время работает против нас.

– Меня это тоже волнует, – сознался барон. – Время уже давно работает против нас. Тем не менее ваше присутствие в «ложе для гостей» во время пробного полета будет оговорено.

– А присутствие Шернера? – все никак не мог угомониться доктор Одинс, уверовавший, что без Пенемюнденского Умника, как называли его здесь между собой технари, любые попытки поднять в воздух некие диски неминуемо окажутся бесполезными. – Или, может быть, вернуть его в рейх уже не в ваших силах?

– Не терзайте себя предчувствиями, Одинс, к тому времени Шернер вновь будет радовать нас своим присутствием в рейхе. Во всяком случае, мы попытаемся добиться этого.

– Знаю, что это будет непросто: обычно оттуда не возвращаются, – согласно кивнул Одинс, поспешно запихивая свои бумаги в портфель и. поднимаясь. – Вернуться оттуда – все равно, что с того света.

– Вы все правильно понимаете. Но, кажется, нам удалось договориться с представителем Повелителя Внутреннего Мира. В связи с особыми условиями, создавшимися в рейхе.

– Проще говоря, в связи с его гибелью, – опять понимающе кивнул Одинс, не терпевший каких-либо недомолвок. – На пробный полет пилотируемой ракеты допуск мне тоже обеспечен? – поинтересовался он уже от двери. – А то у меня создалось впечатление, что вы пытаетесь скрыть от меня этот этапный шаг в области космонавтики.

Услышав его просьбу, Ракетный Барон лишь недовольно покряхтел: о пробном полете пилотируемой ракеты дальнего действия штандартенфюрер Одинс знать не должен был. И уж тем более не должен был связывать его с космонавтикой: после второго ареста «за саботаж ракетной программы фюрера» добряк Дорнбергер действительно уже вряд ли сумеет спасти его. К тому же Брауна всегда раздражало, что, при всей секретности его программы, некий канал утечки информации все же существовал. Вот только пролегать он мог по одной линии – линии гестапо. И это больше всего удручало барона.

– Если вы обратитесь по этому поводу с официальной просьбой.

– Считайте, что соответствующая бумага уже на вашем столе. И не забудьте самым подробным образом ознакомиться с нашим докладом. Над ним трудились лучшие умы «Зондербюро-13», которые по совместительству считаются и лучшими умами рейха.

– Кто бы в этом мог усомниться?!

Не успела закрыться за доктором Одинсом дверь, как Браун тотчас же с жадностью набросился на его доклад. Прочтя его через несколько минут, барон поднялся и долго стоял у покрывшегося легкой изморозью окна. Факты, которые излагались в тайнописаниях этого «зондербюриста», и в самом деле навевали на сложные и противоречивые раздумья. Но какими бы тревожными они ни казались сейчас конструктору «оружия возмездия», за ними все равно просматривались отчетливые проблески будущего космического озарения. Хотел бы он дожить до того времени, когда дисколеты будут садиться прямо вот здесь, на посадочную полосу Пенемюнденского аэродрома!

Под впечатлением от тех откровений, которыми делились с ним подопечные Одинса, мечта сия уже не казалась Брауну совершенно несбыточной. Вопрос в том, кто и когда выйдет на контакт с дисколетчиками. И дай-то Бог, чтобы первыми среди пассажиров дисколетов не оказались русские! Все, что угодно, только не это!

Набросив на плечи шинель, штурмбаннфюрер вышел на крыльцо. Мороза не было или, по крайней мере, его не ощущалось, зато давал о себе знать резкий холодный ветер, прорывавшийся в створе между двумя ивовыми островами, подступавшими прямо к поселку технического персонала. А еще в этом же створе виднелась надстройка какого-то военного корабля, который неподвижно застыл между морем и небом, соединяя при этом окончания двух кос, когда-то давно, возможно, объединявших эти два острова.

Обычно отец приезжал на «утиный остров» Узедом с большой компанией померанских аристократов, которым хотелось отвлечься от обыденных дел и развлечься с местными женщинами, для которых ночь, проведенная в постели приезжего аристократа, считалась таким «выходом на промысел», как для их мужей и отцов – выход в море на истерзанных штормами рыболовецких суденышках. И славились эти женщины удивительной изобретательностью и бесстыдством.

Мог ли тогда барон Браун-старший, прирожденный охотник и прожигатель жизни, предположить, что настанет время, когда на этом же «утином острове» его сын будет запускать в небеса боевые ракеты, уносящиеся в сторону Лондона.? А ведь избрал Вернер Браун этот остров в качестве ракетного центра только благодаря «утиным наездам» в местные плавни своего отца.

«Мог ли предположить отец? А сам ты можешь представить себе, – поиграл желваками фон Браун, – что через каких-нибудь два-три месяца на этом острове уже будут «охотиться» русские

или англичане? Только в роли подсадных уток будут выступать конструкторы их лаборатории фон Брауна. И ты, в лучшем случае, окажешься в одном из бараков для военнопленных, сооруженных здесь же. Так, может быть, уже сейчас следует позаботиться о том, каким образом избежать этого позора, чтобы потом не прибегать к услугам личного оружия?»

Мысль о предкапитуляционном «исходе» из Узедома посещала его все чаще, однако барон так ни разу и не развил ее до какого-то логического завершения. Зато он помнил слова, молвленные Германом Шернером перед его отплытием в Антарктиду:

«Не отчаивайтесь, барон: возможно; Антарктида – еще и не самый худший вариант. Опасаюсь, что перед приходом русских рейхсканцелярия прикажет уничтожить не только все экземпляры и всю техническую документацию, касающуюся ракет Фау и особенно дисколетов, но и самих носителей их идей. И перестреляют нас, как племенных жеребцов, чтобы не сотворяли славы врагам рейха».

Тогда эти слова Шернера возмутили барона, но теперь он начинал относиться к ним совершенно по-иному, с убийственным реализмом человека, которого поставили в очередь, выстроившуюся перед крематорием.

… Но уже через полчаса, отбросив все страхи и панические сантименты, фон Браун звонил руководителю института «Аненэрбе» доктору Вольфраму Зиверсу, единственному из известных ему в рейхе людей, которые имели связь с Посланником Шамбалы, а главное, обладали хоть каким-то влиянием на него.

– Удалось ли вам выяснить что-либо по поводу судьбы нашего Пенемюнденского Мечтателя, доктор? – Это была уже третья его попытка добиться возвращения конструктора Шернера из Новой Швабии в Германию.

– Посланник Шамбалы обещал провести переговоры по этому поводу с Повелителем Внутреннего Мира.

– С той поры утекло столько времени, что ему давно пора было бы эти переговоры провести. – Лишь уважение к Зиверсу не позволяло Ракетному Барону напомнить ему, что точно такие же ответы ему уже приходилось слышать дважды.

– Знаете, барон, мы со своими боевыми субмаринами и грешными командами «Фюрер-конвоя» все чаще оказываемся перед причалами «Базы-211» как перед воротами рая, не ведая, снизойдут ли привратники до того, чтобы впустить нас на землю вожделенную. И потом, что за надобность такая – возвращать этого парня сюда? По слухам, он там неплохо прижился, женился на германке-невесте, которую привез из рейха, создал некую новую конструкцию дисколета…

– Если он действительно создал ее, доктор, то там, в Антарктиде, а нужна она здесь, в рейхе.

– У людей, которые попадают на другой континент и контактируют с другой цивилизацией, и взгляды становятся иными.

– Что вы хотите этим сказать, доктор 3иверс?

– Их дисколеты создаются для совершенно иных целей. Проигранная нами война уже мало кого интересует. Кстати, у меня состоялась встреча с Консулом Внутреннего Мира перед его очередным отлетом в Антарктиду… – Зиверс прервал рассказ и выдержал приличествующую случаю паузу.

– И чем она закончилась для… Консула? – иронически поинтересовался доктор Браун.

– Вообще-то информация, насколько я понял, была конфиденциальной.

– То есть расстаться с этой информацией вы согласны только принудительно и только в подвалах гестапо?

– Не произносите название этой богоугодной организации всуе, – молвил Зиверс и недовольно покряхтел. – Консул сообщил весьма любопытную новость: по его мнению, летающие диски, которыми снабжены пилоты страны атлантов, производятся не в Антарктиде. – Штандартенфюрер опять выдержал паузу, однако, не дождавшись реакции Ракетного Барона, встревожился. – Вы все еще на связи, барон? Почему вы молчите?

– Я внимательно слушаю вас. Было сказано, что дисколеты производят не в Антарктиде, не во Внутреннем Мире.

– Совершенно верно.

– Консул в этом уверен?

– Создание таких мощных летательных аппаратов предполагает наличие не менее мощной промышленности, целой авиастроительной отрасли. Ничего этого в стране атлантов он не обнаружил.

– Вы даже не представляете себе, Зиверс, какую информацию только что выдали мне! Можете считать себя гением от разведки.

– Ну, к разведке я, допустим, никакого отношения не имею.

– В разведке не обязательно быть профессионалом. Наоборот, порой самых поразительных успехов добиваются самородки. Примеров тому масса.

– Тогда считайте самородком Консула.

– Кажется, мы ушли в сторону от магистральной темы. Продолжайте.

– Консул заявил, что дисколеты не атлантами изобретены и не ими созданы. И произведены они не на нашей планете. Но вот откуда, из какой именно планеты они доставлены в Антарктиду, этого он не знает.

– В данном вопросе это уже не столь существенно. Главное, что их производят не в Антарктиде, а значит, атланты не владеют секретами технологии производства их двигателей. Это для нас сейчас самое ценное. Атлантов всего лишь приобщили к техническому прогрессу некие инопланетяне.

– Это действительно важно, – признал Зиверс.

– И теперь я понимаю, какой это было ошибкой – отправлять в Новую Швабию целый легион инженеров и конструкторов во главе с Шернером!

– Причем лучших инженеров и конструкторов.

– Мы попросту оголили свои лаборатории.

– Заставив этих людей работать на сомнительное будущее, а не на завтрашнюю победу, – в унисон ему вторил Зиверс.

– Заставив их работать на арий-атлантов, – уточнил барон фон Браун. – Повелитель Внутреннего Мира только потому и согласился на создание в его владениях «Базы-211», что желает превратить эту базу в свой индустриальный Рур или Урал.

– А ведь, похоже, что именно так все и задумано.

– Они там, в своей Золотой Пирамиде Жизни, решили, что, заселив какую-то часть подземной Антарктиды германской элитой, смогут соединить возможности двух миров. Причем не исключено, что германцев они рассматривают лишь как вспомогательную научно-техническую и физическую силу.

– Неужели они пытаются воспринимать нас в своей Арий-Атлантиде всего лишь как рабов?! – возмутился Зиверс. – Только поэтому и предоставили нам возможность колонизовать какую-то часть их подземелья?

– Они рассматривают нас как вспомогательную силу. Такое определение неоскорбительно для нас и справедливо по отношению к ним. Им хочется соединить возможности двух миров.

– Возможно-возможно, – механически как-то пробубнил Зиверс, думая при этом о чем-то недосказанном.

– Когда Консул вернется в Германию?

– Не знаю. По-моему, сам он тоже этого не знал.

– Мне бы очень хотелось встретиться с ним. Именно сейчас, в свете открывшихся фактов. В конце концов он земной человек, а не какой-то инопланетянин, поэтому мы можем сесть с ним в каком-нибудь кабачке и за кружкой пива все обсудить.

– Мне моя роль ясна. Но боюсь, что ничего нового вы от Посланника Шамбалы не узнаете. Может, есть смысл разыскать берлинского ламу?

– Человека в Зеленых Перчатках? Бессмысленно. Он уже поставил на рейхе крест.

– Кстати, сами вы, барон, туда, в подземную Атлантиду, не собираетесь?

– Нет. Там и без меня уже есть кому трудиться в конструкторских бюро атлантов.

В подземелья Антарктиды барон фон Браун, конечно же, не собирался. Однако и возможности отсидеться там хотя бы год-второй, пока здесь, на руинах рейха, все уляжется, тоже не исключал. Именно поэтому он не прочь был бы встретиться с Шернером, чтобы доверительно поговорить с ним об условиях жизни и работы на «Базе-211». Слишком уж неспокойно становилось в эти дни в Германии. К тому же у него не было никакой возможности связаться с представителями какой-либо из воюющих стран, чтобы обсудить планы возможного послевоенного сотрудничества с их учеными.

– Позвольте напомнить вам, барон, что группа ведущих ученых отправлена в Антарктиду по воле и приказу фюрера, – завершил этот разговор совершенно неожиданным пассажем Зиверс. – И что работает она на «Базе-211» уже на победу Четвертого рейха, и, следует полагать, уже в третьей мировой войне.