Текст книги "Остров обреченных"
Автор книги: Богдан Сушинский
Жанр:
Исторические приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Этот лежал на животе. Левое плечо его было рассечено, в спине все еще торчал короткий охотничий нож с рукояткой, в виде козьей ножки.
– Почему так: «Боже упаси от судьбы лекаря?»
– Лучше уж сразу в гробовщики. И греха меньше и душевных мучений.
– Прислушаюсь к совету лучшего лекаря Вермского полка.
– «Лучшего лекаря», – вновь проворчал Ожерон. Сегодня он явно был не в духе. – Лично я знал только одного истинного армейского лекаря Жоржа д’Альби.
– Да, вы знали его? – вырвалось у Роя. И ему еще очень повезло, что Ожерон не расслышал его.
– Этого мы тоже вряд ли спасем, – все так же мрачно изрек он.
– Почему же, нож в межреберье, но засел-то он чуть ниже легкого. Крови внутри вышло немало… и все же, давайте попытаемся. Приготовьте обеззараживающее и тампон, а я вытащу нож.
Не ожидая согласия доктора, Рой ножом вспорол рубаху, затем взял из чемоданчика Ожерона скальпель и в мгновенье ока сделал глубокий надрез рядом с лезвием. Разжав большим и средним пальцем края раны, он, не обращая внимания на стоны раненого, осторожно, но в тоже время решительно извлек оттуда нож пирата.
– Быстро, тампон! – прикрикнул он на зазевавшегося доктора, который, вместо того чтобы помогать ему, заколдованно наблюдал за его действиями. Когда рана была обработана и закрыта тампоном, Рой попросил чуть приподнять раненого и сам быстро перевязал его.
– Странно, странно… – глазам своим не верил доктор. – Кажется я чего-то не понимаю…
– Не теряйте времени, мсье Ожерон. За каждой минутой – чья-то жизнь.
Лишь мельком взглянув на третьего раненого, у которого пулей была раздроблена кость на ноге, Рой подозвал одного из матросов и приказал ему немедленно попросить плотника приготовить две небольшие дощечки, посетовав при этом, что у Ожерона таковых в запасе не имеется.
– Но, видите ли… – начал было оправдываться доктор.
– Вы постоянно должны быть готовы к тому, что на судне будут раненные, в том числе и с переломами.
Когда осмотр завершился и троих раненых занесли в корабельный лазарет, а четвертого, уже к тому времени умершего, одели в саван и предали океану, доктор Ожерон отыскал Роя в его любимом закутке на артиллерийской палубе и, усевшись напротив него, на бочонок, долго и неловко молчал.
– Вам что-то не дает покоя, доктор? – помог ему Рой.
– И все же вы – медик. Что бы вы по этому поводу ни говорили.
Д’Альби наигранно рассмеялся:
– Весьма польщен. Можете считать меня своим учеником. Буду помогать в роли санитара.
– Признаюсь, что у меня нет медицинского образования.
– Как?! – был поражен его признанием Рой. – Как же вы тогда?
– Ни один из медицинских факультетов Европы я не оканчивал.
– Теперь понятно. Единственное, чего я не могу понять – как вы оказались в роли лекаря.
– Долгое время я был санитаром в военном госпитале. Потом помощником врача.
– Д’Альби?
– Откуда вы знаете?
– Вы же сами назвали его имя.
– Ах, да… Все так и было. Я учился у капитана Жоржа д’Альби, прекраснейшего из хирургов. Жаль только, что длилось это недолго. Затем стал самостоятельно практиковать. По армейским понятиям, я в общем-то неплохой полевой доктор.
– По армейским… – согласился Рой, но, спохватившись, добавил. – Так оно, очевидно, и есть на самом деле.
– Но я привык правдиво оценивать свои возможности. А вот вы… на мой взгляд, вы не тот, за кого выдаете себя.
– Заявление столь же смелое, сколь и безответственное, – сурово заметил д’Альби. – Обычно подобные выпады завершаются дуэлью.
– Дуэлью? Из этого следует, что вы еще и дворянин? Нет-нет, мне не раз приходилось встречать дворян и в образе простых матросов, и в образе рядовых солдат.
– Мне не понятен смысл затеянного вами разговора.
– А вот из этого следует, что, очевидно, я неверно повел его, задал не тот тон. Не подумайте, что пытаюсь изобличить вас, а тем более – в чем-то обвинять. Всего лишь хочу понять, кто вы: талантливый врач-самоучка, имя которого еще никому не известно, или же, наоборот, известный молодой врач, который по каким-то соображениям не желает разглашать своего имени.
– Хорошо, я откроюсь вам, но под слово чести дворянина, что разговор этот останется между нами.
– Слово чести дворянина, мсье.
– Я был студентом, учился в университете. Готовился стать медиком. Но были причины, по которым мне пришлось оставить университет, оставить Париж и наняться на корабль, уходящий в Новый Свет. Нет, я не совершал ничего предосудительного, достойного внимания судьи, а тем более – палача. Не хватало денег на учебу. Несчастная любовь. Ссора с родителями. Стычка, чуть было не закончившаяся дуэлью с другом… Словом, как-то оно все собралось в один смертоносный пучок… И тогда я решил, что пора или уходить из этого мира, или же основательно что-то изменить в своей жизни. Пока что, как видите, остановился на втором.
Слушая его, Ожерон задумчиво кивал головой, и Рой чувствовал, что постепенно доктор проникается к нему уважением и доверием. В рассказе его не было ничего такого, что могло бы показаться эскулапу подозрительным.
– Почему же вы скрываете тот факт, что обучались медицине?
– Во-первых, практиковать в качестве медика я не имею права. Да и путаться у вас под ногами тоже не хочется. И потом, я ведь нанимался в качестве палубного матроса, а не в качестве лекаря, а значит, обязан придерживаться условий найма.
– Очень похожая история, – грустно улыбнулся Ожерон.
– Похожая на… чью? – насторожился Рой, опасаясь, как бы доктор не вздумал уличать его во лжи.
– На мою собственную. Но давнюю. Хотя… почему давнюю? Однако, с вашего позволения, не стану посвящать в нее. Скажу только, что, очевидно, здесь найдется немало людей, которые вошли в команду эскадры, надеясь как-то изменить свою жизнь: разбогатеть, убежать от жены, добиться чего-то такого, о чем там, во Франции, страшно даже мечтать…
Попутный ветер усиливался, и «Нормандец», шедший сейчас под всеми парусами, постепенно догонял эскадру, флагман которой явно сбавил скорость. Чтобы как-то укрепить дух Питера Галла и продемонстрировать ему поддержку, капитан «Ажена» подождал его корабль и теперь шел как бы в роли посредника между эскадрой и своевольным, но мужественным «Нормандцем».
Тем временем на корабле все с большой опаской поговаривали о том, что как только «Нормандец» окончательно присоединится к эскадре или эскадра пристанет к какому-то острову, де Роберваль, дабы показать свою власть и свой нрав, обязательно потребует капитана Галла к себе и за явное неподчинение может устранить его от командования. Боцман даже намекал на то, что надо будет собрать человек десять добровольцев, которые бы отправились вместе с капитаном. И что это должны быть отчаянные ребята, готовые, в случае необходимости, постоять за капитана.
Эта настороженность боцмана, шкипера и некоторых других офицеров команды откровенно удивляла шевалье. Он не понимал, почему к визиту на «Короля Франциска» они готовятся так, слово речь идет о рейде на корабль врага. Тем более, что капитан Галл уже был на флагманском корабле. Но адмирал не арестовал его, а всего лишь пригрозил отдельно поговорить с ним. Тем не менее твердо решил для себя, что обязательно попробует попасть в число этих отчаянных. Для него это была единственная возможность ступить на корабль де Роберваля и хотя бы мельком, издали увидеть Маргрет. В крайнем случае, как-то дать о себе знать, уведомить, что он на «Нормандце».
6
Опасения оказались ненапрасными. Как только «Нормандец» вновь присоединился к эскадре, адмирал потребовал, чтобы ее капитан Питер Галл прибыл на флагманский корабль. Однако от предложения боцмана – создать отряд личной охраны – Галл отказался. Все равно эти десять человек защитить его не смогли бы. Появление же на судне адмирала лишних людей, которых де Роберваль не приглашал, способно не просто вызвать у него раздражение, но и послужить основанием для обвинения в бунте. А на флоте это всегда каралось немедленно, волей капитана и самым жесточайшем образом.
– Когда Галл прибыл на флагман вместе с остальными капитанами, – объяснил Рою доктор Ожерон, – все поздравляли его как героя сражения, поэтому адмирал не решился изливать на него свое зло! К тому же хотел получше разобраться, как все происходило на самом деле. И вот, очевидно, разобрался.
Да, от «личной охраны» капитан отказался. Тем не менее Рою повезло. Уже хотя бы в том, что одним из гребцов капитанской шлюпки вновь был назначен Виктор. Узнав об этом, д’Альби успел перехватить его у трапа:
– Если ты еще помнишь о нашей дружбе, то выполнишь одну мою просьбу.
– Привезти тебе на «Нормандец» герцогиню?.. – осклабился «лучший гребец королевского флота».
– Если бы это было в твоих силах… – не стал возражать Рой. – А пока что… Пробейся к старшему штурману эскадры Дювалю. Штурман Дюваль – запомнил? Скажи: «От Жака Парижанина». И попроси, чтобы он передал герцогине или ее гувернантке всего два слова: «Шевалье – на «Нормандце». Не забудешь: «Шевалье – на «Нормандце». Она все поймет.
– «Шевалье – на Нормандце» – пожал плечами Виктор. – Шевалье, стало быть, ты?
– Естественно.
– Аристократ. Поди ж ты…
– Не болтай лишнего, а то забудешь, что надо передать.
– Так, может, просто сказать: «Жак – на Нормандце»
– «Шевалье», – горячечно прошептал Рой, ухватив его за рукав куртки. – Обязательно «шевалье». И еще напомни Дювалю, что он встречался со мной в таверне «Викинг».
Как Рой мог объяснить Виктору, что о существовании некоего Жака Парижанина Маргрет даже не догадывается? А назвать свое истинное имя опасался: вдруг о его послании станет известно адмиралу де Робервалю, который очень быстро догадается, кто такой этот Рой?
Гребцы спустились в шлюпку, подождали капитана и отчалили от борта. Д’Альби с волнением следил за каждым взмахом их весел. «Король Франциск» дрейфовал всего в четверти мили от «Нормандии», и паруса его обагрялись лучами предзакатного солнца. Пять кораблей, которые все же сформировали в ромб, с «Драконом» в авангарде, «Королем Франциском» в центре и «Нормандцем» в арьергарде, представляли собой великолепное зрелище. Было что-то величественное в этом созвездии мачт и парусов и что-то воинственное – в ромбовидном каре, которым суда, словно римский легион, уходили все дальше и дальше в Великий Океан.
Рой видел, как шлюпка капитана Галла пристала к борту «Короля Франциска». Канатами пристегнув свою посудину к кораблю, гребцы поначалу оставались на своих местах, но затем Виктор, очевидно, объявив, что ему надо срочно повидаться со старшим штурманом, вскарабкался по трапу на борт корабля.
Рой мысленно благословил его на удачу и, потеряв друга-гонца из вида, принялся нервно вышагивать по палубе.
Шлюпка вернулась через час. Капитан Галл был мрачен, но это уже никого не удручало: главное, что он все же вернулся, и вернулся капитаном.
Пройдя мимо штурмана, шкипера, боцмана и командира отряда солдат, которые с волнением ожидали, что он поделится с ними впечатлениями от встречи, капитан уединился в своей каюте и в тот день уже никого не принимал и на палубе не появлялся. По судну даже пополз слушок, что будто бы адмирал все же освободил его от должности капитана, но приказал оставаться в этой роли до прибытия в Канаду. Однако гребцы уверяли, что это не так. Капитаном Питер Галл, конечно, остался. А, чтобы прекратить разговоры, боцман пригрозил вздернуть не рее каждого, кто посмеет предполагать, будто капитан – уже не капитан. Вскоре выяснилось, что стычка с адмиралом состоялась еще на палубе, прежде чем капитан Галл зашел в адмиральскую каюту. Из рассказов боцмана, с которым Питер Галл был откровенен, стало известно, что адмирал даже пытался орать на Галла, однако тот резко парировал. И очевидно, только то, что присутствовавший при разговоре командор Брэд решительно поддержал его и даже поздравил с победой над пиратами, удержало де Роберваля от расправы, на которую он, несомненно, настроился.
– Меня не интересуют пираты, – побагровел адмирал, прервав доклад Галла. – Мне наплевать на то, дойдут оставившие нас корабли сопровождения до Африки или нет. Мои корабли, орудия и солдаты понадобятся мне там, в Канаде, в Новой Франции. Каждый парус, каждое орудие и каждый солдат… – там, по ту сторону Великого Океана!..
Конечно же, то, что произошло с капитаном Галлом, обсуждали все – и команда, и солдаты. Однако самого Роя д’Альби больше интересовало известие Виктора.
– Герцогиню видел, – поведал тот, едва только поднялся на борт «Нормандца». – Стояла вместе с гувернанткой в закутке между надстройками. Очевидно, возле своей каюты. Кстати, каюта эта – по правому борту. Чуть бы поближе подойти, и мог бы послать своей герцогине воздушный поцелуй.
– Так, может, захватим корабль и возьмем «Короля Франциска» на абордаж? – отшутился Рой.
– Очевидно, этим все и кончится. Но я к ним не подошел. Из осторожности, чтобы не привлекать внимания. Тем более, что рядом крутился какой-то матросик, наверняка, приставленный в виде телохранителя.
– Не подошел, понятно. Но передать-то, передать, что велено, сумел?
– Попросил какого-то матроса подвести меня к старшему штурману. И тот провел прямо в каюту.
– Ты напомнил Дювалю, что мы встречались в таверне «Викинг»?
– Он и без этого сразу же вспомнил тебя. Но «Викинг» я назвал, он спросил, как ты тут: еще держишься или готов сбежать на берег.
– Ну да, посреди океана!.. Он обещал передать мои слова?
– Даже не просил повторить. Сказал: «передам», и на этом встреча была окончена.
– Судя по всему, он не из разговорчивых, – согласился Рой. – Главное, чтобы передал. От этого многое зависит.
– Вот только не знаю, каким образом герцогиня сумеет сообщить, что послание твое передано. Слушай, почему бы мне не стать постоянным гонцом-перевозчиком? И вообще, давай ночью пристанем к «Королю Франциску»…
– Догнать его на шлюпке, чтобы мило побеседовать с адмиралом де Робервалем…
– Опять… с адмиралом! Почему не с герцогиней Маргрет де Роберваль? Странная вещь: адмирал еще ни одного матроса не повесил, а его все боятся так, словно он уже перевешал половину экипажа эскадры.
– Только потому и не перевешал, что все пока что боятся.
– Да? Но если сами капитаны объединятся и взбунтуются…
– В эскадре адмирала де Роберваля этого не произойдет. Он перевешает половину моряков или потопит всех нас вместе с кораблями.
Виктор ушел, а Рой еще долго стоял на баке, словно пытаясь разглядеть, угадать в вечерних сумерках силуэт любимой женщины. Это было ожидание морского странника, давно потерявшего всякую надежду отыскать во тьме заветный огонек маяка.
7
«Нормандец» оказалася значительно быстроходнее флагманского корабля, и время от времени они шли параллельно, почти борт к борту. При этом Питеру Галлу всячески приходилось сбавлять ход, дабы не оказаться впереди «Короля Франциска» и не нарушать утвержденного адмиралом построения эскадры, за чем де Роберваль следил теперь строжайшим образом.
Так случилось и на сей раз. Когда бак «Нормандца» уже достиг средины корпуса флагмана, Рой вцепился в фальшборт и попытался осмотреть палубу «Короля Франциска», как это делал всегда, когда позволяли обстоятельства. Однако на сей раз на флагмане происходило что-то необычное. Там разгоралась самая настоящая схватка. Крики, суета. Звенели клинки, шли в ход кулаки и весла, однажды даже прозвучал выстрел…
– Эй, что там у вас происходит?! – орал боцман Кашалот, разметав сгрудившихся у борта «Нормандца» матросов и солдат и пробившись к фальшборту. – Эй, тля трюмная, вы там что… бунт затеяли?!
– Это палубные матросы схватились с солдатами, – архиерейским басом возвестил кто-то из бомбардиров, отсиживавшихся на артиллерийской палубе, на которой пока что все было спокойно.
– А что адмирал? Почему он молчит?
– Адмирал, как всегда, пьян! – с самоубийственной храбростью оповестил бомбардир. И в ту же минуту на квартердеке, окруженный группой вооруженных солдат, появился командор. Умерить страсти оказалось непросто, но все же через четверть часа ему удалось разнять дерущихся и загнать их в матросские и солдатские кубрики. Вот только в последний момент двое дерущихся вдруг оказались за бортом. С «Нормандца» тотчас же сбросили спасательное бревно, однако доплыть до него удалось только матросу. Солдат, имевший, очевидно, весьма смутное представление о том, как следует держаться на воде, после нескольких беспомощных взмахов ушел на дно.
Как только спасенный – а звали его Кутьюром – немного пришел в себя и одежду его выкрутили, боцман приказал спустить шлюпку и доставить его назад на флагманское судно. Хмель у бедняги уже прошел, и он попытался упросить боцмана, чтобы тот оставил его на своем судне, то есть на «Нормандце», но Кашалот даже не захотел выслушивать его.
– Желаю видеть, какими храбрецами вы, драчуны, будете выглядеть, представ перед рассвирепевшим адмиралом, – сказал он, немедленно приказав ему садиться в шлюпку. И подозвал к себе Роя.
– Кажется, случай представился, – вполголоса проговорил он. – Позови Дюваля, пусть посадит в шлюпку того матроса, что согласился перейти на «Нормандец», к своему земляку – сержанту. Ты же останешься на «Короле Франциске» вместо него. Не беспокойся, командор о замене знает. Боцман – тоже.
– Адмирал?!
– Кто станет беспокоить по таким пустякам самого адмирала? Ты же старайся первое время не особенно мельтешить перед ним и, конечно же, в драки не встревай. С богом!
Не успел Рой сесть в шлюпку, как Кашалот крикнул кому-то на «Короле Франциске», чтобы тот позвал старшего штурмана Дюваля. А еще через пару минут шевалье расслышал, как Кашалот прокричал:
– Вы просили послать вам ученика штурмана, мсье! Он – в шлюпке. Оставьте его на борту. Он будет прилежным. – Спасибо, боцман! – прокричал Дюваль уже буквально над головой Роя.
«А что, – подумалось шевалье, – перевести меня на флагманское судно в качестве ученика штурмана – это уже объяснение, к которому придраться трудно».
Как только спасенный матрос поднялся на борт «Короля Франциска», его тот час же взяли под стражу. Матрос возмутился, попытался призвать если не на помощь, то хотя бы в свидетели своих товарищей. Но ему коротко объяснили, что по приказу адмирала зачинщики драки уже пребывают под арестом и что его ждет та же участь.
Поскольку на флагмане все еще были под впечатлением схватки и арестов, на появление некоего Жака Парижанина никто особого внимания не обратил. Тем более, что Дюваль сразу же увел его в сою каюту, а затем определил в кубрик, в котором обитали кок, судовой плотник, парусных дел мастер, кузнец и еще несколько судовых мастеров, составляющих на таких больших галеонах особую касту избранных и неприкасаемых.
– Вы сообщите герцогине, что я…
– Она уже знает о вас, шевалье, как знает и о том, что я пытаюсь перевести вас на «Франциск», – поведал старший штурман эскадры. – Сама просила об этом. Вам повезло, шевалье: такая дама и так чертовски увлечена вами. С какой стати?
– Не знаю, – улыбнулся Рой.
– Так, может, расспросить об этом саму герцогиню? – плутовски ухмыльнулся Дюваль.
– Только не это. Не будите во мне ревнивца. – Рой был счастлив. Он и Маргрет – на одном корабле! Теперь главное, как можно скорее увидеть герцогиню!
– Представляю, как вы нервничали там, на своем «Нормандце», зная, что ваша возлюбленная пребывает в окружении стольких красавцев. Взять хотя бы, к примеру, меня.
– Честно говоря, меня это не тревожило.
– В таком случае вы не только меня – всю команду оскорбляете, шевалье.
– Зато угнетало, что Маргрет даже не догадывается, что я тоже на одном из кораблей и тоже плыву в Новую Францию.
– Как же вы уверены в ее преданности! Понимаю: полагаетесь, на зоркое око Бастианны, этой знойной, не поддающейся никакому тлену возраста корсиканки.
– Извините, мсье Дюваль, но… вы, очевидно, не знаете… Маргрет, наверное, не сказала вам, что мы… помолвлены.
– Даже так?! – воскликнул Дюваль. – Тогда почему? Какого дьявола?! Адмирал – ее дядя. Вы помолвлены. Вместо того, чтобы превратить это плаванье в романтическое свадебное путешествие, вы оказываетесь на разных кораблях, скрываете свою помолвку!..
– Тише, господин штурман. Ради бога, не так громко. Есть одно обстоятельство, которое заставляет скрывать от адмирала уже сам тот факт, что я – в составе команды его эскадры. Наша помолвка была тайной. Маргрет пошла против воли своих родителей. Отец – герцог, пэр Николя де Роберваль, буквально рассвирепел.
– Вот оно что! – сменил тон Дюваль. – Мне, собственно, намекали, что с герцогиней связана какая-то странная история. И что с дядей она в очень натянутых отношениях. Но не знал… не предполагал, что это связано с ее помолвкой.
– Вот почему адмирал ни в коем случае не должен знать, что я на борту «Короля Франциска» и что попал на него ради встречи с Маргрет. Я ведь нанялся под чужой фамилией. Настоящее мое имя Рой. Шевалье Рой д’Альби. Теперь вы, штурман, знаете все. И вы – единственный в эскадре, кому известна наша с Маргрет тайна. Моя судьба, а значит, и судьба герцогини – в ваших руках. Поэтому я полагаюсь на вашу честь, ваше слово.
– И вы действительно можете полагаться на мою честь и на мое слово.
Они отпили по несколько глотков рома, закусили соленой бараниной и вновь выпили. Хмельно взбодрившись, Рой впервые за многие дни, прошедшие после тайного обручения с Маргрет, по-настоящему поверил, что в конце концов у них с все наладится. А главное, что произойдет это довольно скоро.
– Сколько дней мы еще пробудем в пути, мсье Дюваль?
– Думаю, около трех недель. Если, конечно, адмирал решит идти до Новой Франции, не приставая ни к одному из островов. А пристать придется, чтобы пополнить запасы воды. В общем, рассчитывайте на то, что месяц вам все же придется провести в разных постелях, дорогой шевалье. Впрочем, по этому поводу надо поговорить с гувернанткой. Если она будет молчать, то… кто знает.
– А она, несомненно, будет молчать, как молчала до сих пор. Бастианна – человек надежный.
Дюваль задумчиво поскреб ногтями подбородок и тоскливо взглянул на завешенный небесно-морской синевой иллюминатор. Как же он завидовал сейчас этому парню!
– Но ты ведь не хочешь, чтобы я оказался среди твоих соперников?
– Не хочу, – мгновенно отреагировал Рой, даже не пытаясь выяснить что, собственно, он имеет в виду.
– Тогда вы с Маргрет должны быть заинтересованы в том, чтобы ваша жгучая корсиканка как можно чаще оказывалась в моей каюте.
– В вашей?.. – меланхолично переспросил Рой, не особенно задумываясь над смыслом этого условия.
– Не в твоей же.
– Ну, если она…
– Как можно чаще, – нахраписто повторил Дюваль.
– Она мне нравится. Особенно сейчас, когда на сотни миль вокруг никакой другой женщины мне не сыскать.
– Я так полагаю, вы уже встречались с ней.
– С корсиканкой?
– Не с герцогиней же, – не менее самоуверенно отомстил ему Рой, покровительственно рассмеявшись. И будь он в эту минуту повнимательнее, заметил бы, как озорно и азартно вспыхнули вдруг глаза старшего штурмана, а по лицу блудливо поползла хмельная ухмылка.
– Нет, с корсиканкой я еще не был, – ответил он, поднимаясь и подходя к четырехгранному иллюминатору. – С корсиканкой пока не довелось.
В предчувствии догадки в душе Роя д’Альби взбурлило нечто похожее на ревнивое подозрение, однако он тотчас же развеял его: ясно, что Дюваль всего лишь неточно высказался, имея в виду свои предыдущие похождения.
– Только предупреждаю: – как ни в чем не бывало, заговорил штурман, – днем видеться вам нельзя. На судне есть люди, которые доносят адмиралу обо всем, что происходит на его палубах и в каютах. Что же касается герцогини, то похоже, что за ней велено присматривать самому боцману Рошу – человеку коварному и на судне всевластному.
– Будем считать, что имя одного непримиримого врага мне уже известно.
– Двух, шевалье, двух. Не знаю, как там складывались отношения адмирала с племянницей на суше, но вчера он побывал у нее в каюте. Гувернантке, конечно же, пришлось оставить их вдвоем, но Маргрет призналась, что адмирал домогался ее.
– Она призналась в этом вам?
– Вас встревожило не то, что адмирал добивался вашей невесты, а то, что призналась в этом мне? Странная реакция.
– Да, честно говоря, я и не сомневался, что он будет преследовать ее.
– Тогда другое дело. Нет, признавалась она в этом, естественно, не мне, а Бастианне, а уж та поделилась их общими страхами со мной.
– Чем же это кончилось, приставание адмирала?..
– Пока ничем. Правда, к насилию адмирал не прибегал, но приставал в довольно хамской, – как это и свойственно нашему адмиралу, – форме. К чести герцогини, она вежливо, но решительно выставила его. Но вы же понимаете, что подобная решительность способна лишь яростнее обозлить де Роберваля. Который и до этого посещения вел себя так, словно судно, вообще эскадру, ведут не вольные матросы и офицеры, а его собственные рабы. Это он, с помощью боцмана и его подручных, устроил слежку за солдатами из отряда охраны, и по его требованию офицеры вынуждены теперь жестоко наказывать своих солдат за обычную мужскую потасовку. Причем адмирал требует не просто наказывать их внеочередными вахтами или арестом, а… вешать. И поскольку слежку устраивали матросы, то именно это и взбунтовало солдат, именно поэтому и завязалась драка. Нескольких солдат боцман Рош со своей «эшафотной командой», созданной по приказу адмирала, уже арестовал. Но только вряд ли адмирал станет разбираться, кто в действительности виновен в драке, и боюсь, что без казней дело не обойдется. Хотя ясно, что это был не бунт, а всего лишь обычная потасовка, в которой никто, если не считать того, упавшего за борт, – не погиб, и никто серьезно не пострадал.
– А вы не пытались поговорить с адмиралом де Робервалем? Вы, как старший штурман, шкипер, командор…
Несколько мгновений Дюваль взвешивал Роя ироничным взглядом человека, который терпеть не может чьей бы то ни было наивности.
– Мы предоставим такую возможность вам, господин шевалье. Думаю, что последствия этого разговора на всю жизнь станут уроком не только для вас, но и для всего экипажа эскадры. Так что, может быть, ты, приятель, – перешел он на «ты» – еще пожалеешь, что напросился на борт этого корабля.
– Нет, – покачал головой д’Альби. – Допускаю, что произойти может все, что угодно. Но все же я смогу видеться с Маргрет, а потому жалеть… Никогда.
Дюваль вновь иронично хмыкнул и красноречиво развел руками, давая понять, что он, Рой д’Альби, сам избрал свою судьбу и пенять ему будет не на кого.
– Ладно, парень, отправляйся к себе в кубрик и старайся как можно реже попадаться на глаза боцману Рошу. А еще советую хорошенько выспаться. В последующие ночи такой возможности тебе может и не представиться, – рассмеялся Дюваль, забыв наконец о корабельном пугале в образе адмирала Жака-Франка де ла Рока де Роберваля.
Рой уже взялся за ручку двери, чтобы оставить его каюту, но Дюваль вдруг остановил его.
– Чем ты будешь занят ночью, шевалье, это меня не интересует. Но днем мы обязательно займемся штурманским делом. После этого плаванья ты уже вряд ли сможешь отречься от океана. А уметь читать карты, определять курс и ориентироваться по светилам – святое дело для всякого морского офицера. И научить вас всем этим премудростям здесь, в чреве Великого Океана, может только штурман Дюваль.
8
На рассвете Рой проснулся от барабанной дроби.
На море царил штиль: ни шума волн, ни порывов ветра; легкая бортовая качка убаюкивающе успокаивала, не вызывая ни усталости, ни раздражения. И вдруг над всей этой океанской благодатью – ритмичная дробь, беготня, крики…
– Там что-то происходит, – молвил Рой, подхватываясь и быстро одеваясь.
– На этом судне вечно что-то происходит, – проворчал старший штурман, когда Рой вошел к нему в незапертую каюту. – Но только я в этом участвовать не желаю. Не корабль, а иезуитская келья пыток.
Но, уже сказав это, Дюваль все же приподнялся на локте и настороженно прислушался: крики отчаяния и мольба, угрозы и проклятия – все слилось там в единый поток судьбы: отдельных людей, команды, корабля…
– Может, на нас напали?! – наивно предположил Рой.
– Для многих на «Короле Франциске» это стало бы избавлением.
Оставив старшего штурмана со своими размышлениями, Рой вышел на палубу. То, что он увидел, поразило: там казнили моряков и солдат, провинившихся вчера, во время стычки с матросами. Первым потащили к петле того матроса, которого он, д’Альби, вчера спас. Несчастный обращался к товарищам по полку и команде, умолял не убивать его; кричал, что он невиновен: на него напали, и он всего лишь защищался. Но приговор был коротким.
Прозвучав из уст самого адмирала, он уже не подлежал ни обжалованию, ни смягчению. «Вздерните этого христопродавца эшафотного!» – прорычал де Роберваль. И приговоренного вздернули.
Роя поразило, с каким безразличием и даже азартом, словно это была не казнь, а игра, кучка матросов под командованием боцмана Роша занималась этим страшным развлечением. Двое матросов – весьма нетрезвых, следует полагать, – спускали с реи петли, двое других заталкивали в них несчастных, еще двое, упираясь в палубу, подтягивали канаты, отрывая тела обреченных от настила.
– Остановитесь же, адмирал! – не выдержал командор Брэд. – Не станете же вы из-за какой-то пустяковой драки, без которой не обходится ни одно плавание ни на одном из кораблей казнить сразу шестерых солдат и матросов!
– Что вы хотите этим сказать, командор?
– Я требую, чтобы вы помиловали тех троих, коих еще не казнили.
– Вы… требуете?! – взъярился адмирал. – А кто вам дал право?! Требовать здесь могу только я.
– Но капитан этого корабля не вы, а я.
– И мы – я и остальные офицеры корабля – готовы подтвердить это! – неожиданно поддержал командора шкипер. И только эта поддрежка несколько охладила пыл де Роберваля.
– Если они виновны, – продолжал тем временем Брэд, – там, в Канаде, их будет судить специальный, нами назначенный суд. Который прежде обязан будет допросить обвиняемых и свидетелей…
– Мне плевать на ваш суд и на ваших свидетелей, – упрямо отрубил де Роберваль, и десяток людей во главе с Рошем схватились за оружие. – Если понадобится, я повешу шестьдесят негодяев, но добьюсь, чтобы на этом корабле и в этой эскадре царил настоящий морской порядок, достойный флота Его королевского Величества. И пусть только кто-нибудь попробует встать на моем пути! Что вы оцепенели?! – рявкнул он на матросов из команды боцмана. – Сами на рею захотели?! Следующего – в петлю!
Рука Роя д’Альби инстинктивно потянулась к мечу. Он понимал, что здесь творится несправедливость и что своей жестокостью адмирал бросает вызов и всей команде, и солдатам охраны, явно провоцируя их на бунт. Но вот зачем он прибегает к этому – оставалось загадкой. Рой уже уяснил для себя, что этот свирепый человек не имеет права командовать экспедицией, что кто-то из аристократов должен вызвать его на дуэль… И больше всего оснований для этого шага есть у него, шевалье д’Альби.