Текст книги "Выпьем, господин посол"

Автор книги: Билл Джонсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Я тоже рад снова с вами встретиться, – отозвался он низким лязгающим голосом.

Я вздохнул и покачал толовой.

– Что вы тут делаете, господин посол?

– Ищу защиты. Меня попытались убить.

Я едва не расхохотался, вспомнив Голубку, но тут же сообразил, что он не шутит.

– Господин посол…

– Мэйн. Называйте меня Мэйном.

– Мэйн, – продолжил я после паузы. – Мы задержали стрелявшего в вас и раскрыли все его связи. Сейчас нет места безопаснее, чем…

– Вы не поняли, – перебил он меня. – Речь не о покушении на Земле. Меня пытались убить на моем корабле.

Его корабль представлял собой огромный цилиндр, превосходящий размером астероид Цереру; правда, если судить по массе, то можно было подумать, что он сделан из воды. Значит, внутри – полый. Сколько миллионов живых существ находится внутри? Этого никто не знал. Люди там еще не бывали.

Я знал одно: корабль совершил длительное межзвездное путешествие и вызывал у меня сильный испуг.

– После последнего тура переговоров в Нью-Йорке я отправился обратно на корабль, – сказал Мэйн. Он потягивал мятный ликер, я попивал виски. – При выходе из атмосферы на моем транспортном корабле отключилась система жизнеобеспечения. Я хотел вызвать помощь, но система связи тоже не работала. Температура внутри транспортного корабля стала быстро расти. При неисправной системе жизнеобеспечения я не мог бороться с жарой. – Он отпил еще. – На моей памяти подобного не случалось, хотя я достаточно стар и помню, как все было, когда мы в последний раз обнаружили разумную жизнь на другой планете. Внезапная поломка сразу двух систем? Именно на моем корабле, в самый ответственный момент? Согласен, Вселенная полна неожиданностей, а от случая не приходится ждать ничего хорошего. Но в данный момент я склонен искать причинно-следственную связь.

– Вы остались в живых, – напомнил я ему.

– Я катапультировался. Я предусмотрел такую возможность, прежде чем начать переговоры.

– На случай, если мы не проявим дружелюбия? – угрюмо предположил я.

– Я стар, – молвил он. – Несравненно старше вас. Я дожил до этих лет, потому что не полагался на судьбу.

Скрип окна на ветру заставил меня выглянуть на улицу. Снег с дождем прекратился, температура поднялась на несколько градусов выше нулевой отметки. Серые тучи не рассеялись, а все еще висели очень низко, но казались теперь менее тяжелыми и густыми. За ними угадывалось солнце.

– Как вы здесь очутились?

– Перед отлетом на корабль я справился о вас и узнал о вашей отставке. Агент Кэрол сообщила мне, где состоятся похороны, чтобы я мог прислать соболезнование. Зная место, я ввел координаты в систему спасательной капсулы. Дело довершил компьютер.

Я покачал головой.

– Я не об этом, Мэйн. Неважно, каким способом вы сюда попали. Мне надо знать, зачем вы сюда пожаловали. Стоит вам только попросить – и Кэрол организует вам полную безопасность. А что я? Мне трудно уберечь вас даже от ножевого удара в баре.

Он допил ликер и отставил рюмку.

– После покушения я принял вас в свой клан. Вы согласились, хотя осторожности ради оговорились, что я не могу претендовать на место в вашем клане. Вы сказали, что, оставаясь на Земле, я могу рассчитывать на ваше покровительство. – Он раскинул руки. – Где же еще я могу чувствовать себя в безопасности, если не среди членов вашего клана?

«Будь прокляты все кланы вместе взятые! – пронеслось у меня в голове. – И все правительства с ними заодно. А главное, моя болтливость!»

– Почему ваши соплеменники с корабля желают вашей смерти? – спросил я.

Мэйн встал и подошел к окну. Рядом с бильярдной располагался склад и дом Клэр, позади которого она разводила бульдогов. В детстве мы с братом играли с собаками и ухаживали за ними. Это были крупные, глупые, но дружелюбные звери, с огромными лапами и ушами и такими уродливыми мордами, что с непривычки можно было хлопнуться в обморок. Они наскакивали на нас, прихватывали зубами нашу одежду и делали все, что надлежит делать примерному бульдогу в щенячьем возрасте. Клэр платила нам сущую мелочь, но мы любили ее питомцев и готовы были довольствоваться сластями, когда у нее кончались деньги. Стив завел трогательную дружбу с одним из щенков; они никогда не расставались, и Стив иной раз даже уносил своего питомца с площадки.

И вот однажды Стив не нашел своего щенка. Его продали. Клэр пыталась втолковать парню, что ей самой очень жаль, но бизнес есть бизнес. Стив не принимал этих доводов. Получив в утешение целую горсть леденцов и медяков, он кинулся домой, размазывая на бегу слезы.

Весь свой заработок он отдал нам с Бобом и больше не появлялся у Клэр.

– Моя раса – не единственная на корабле, – сказал Мэйн. – А мой клан – не единственный в моей расе. Всякий раз, когда мы находим нужную планету, это способствует чьему-то процветанию на корабле, но кто-то обязательно проигрывает. Корабль как целое остается в выигрыше, однако неудачникам от этого не легче.

– В этот раз потенциальная выгода была больше обычного, – догадался я. – А значит, и убыток тех, кто проиграл.

– Вы поняли суть проблемы, – произнес Мэйн.

– Что вы собираетесь делать?

Наконец он отошел от окна. Я облегченно перевел дух.

– Люди сделали мне новое предложение. К тому же я должен побывать на похоронах.

– Я предупрежу Кэрол, – автоматически сказал я и тут же спросил: – Кто-нибудь знает, что вы здесь?

– Вряд ли, – ответил он. – Но это до поры до времени. Мои соплеменники уже нашли пустой транспортный корабль. Теперь они ищут меня или мой труп.

Я допил виски.

– Я должен похоронить Сэма, – сказал я упрямо. – Один звонок Кэрол – и охрана с равнины прикроет вас, как щит.

– Это приведет сюда обитателей корабля, – возразил Мэйн. – Среди них окажутся не только мои друзья, но и те, кто задумал меня убить.

Окно задрожало от нового порыва ветра, по стеклу вновь забарабанил дождь.

– Вы захватили с собой траурный костюм?

Давным-давно, еще до рождения Стива, наша семья жила в доме Сэма. Внизу были кухня, ванная, гостиная и спальня Сэма и Лаверн, наверху – две крохотные спаленки. Я вспомнил высоченную лестницу, по которой было очень трудно взбираться. На сей раз детские воспоминания не подвели: лестница действительно оказалась крутой, но для Мэйна это не стало препятствием. Я шагал за ним осторожно, чтобы не врезаться головой в дверной косяк или в потолок.

Мэйн расположился в той спальне, что была справа. Спальня слева оказалась занята огромной серебристой антенной, которой полагалось красоваться снаружи.

– Связь? – поинтересовался Мэйн.

– Развлечение, – ответил я. – Работает только на прием.

– А не лучше ли было установить ее на крыше?

– Причуда Сэма. Ему нравилось на нее смотреть.

Стив и Роз ночевали в спальне нижнего этажа, Боб разбил лагерь в кухне. Мне пришлось довольствоваться диваном в гостиной.

Все поднялись ни свет ни заря. Стив приготовил на всех завтрак: булочки, омлет с американским сыром и толстыми кусками бекона. Мэйн незаметно проверил еду на наличие аллергенов и ограничился сухой булочкой и собственным походным рационом.

Насытившись, Боб воззрился на Мэйна.

– Какие планы на сегодня?

Я допил апельсиновый сок и отнес тарелку в раковину. Стив положил себе еще омлет, Роз прихлебывала кофе.

– Сегодня мы хороним Сэма, – напомнил я.

– Знаю! – нетерпеливо бросил Боб. – Ты поедешь за Знаком?

– Разве у меня есть выбор? – ответил я вопросом на вопрос. Боб пожал плечами и снова посмотрел на Мэйна.

– Выбор есть всегда, нравится нам это или нет, – буркнул Боб. – Хоронить надо, имея при себе Знак. Старшего хоронят при Знаке, а потом Знак переходит к новому Старшему.

– Съездим к Оли и возьмем, – решил я. – Если за послом придут, то сначала заглянут сюда. Нас уже не будет.

– Что Оли подумает о нашем новом друге? – насмешливо спросил Боб.

Стив фыркнул.

– Оли ничего не заметит, если заявитесь вы оба, – бросил он неодобрительно.

– Не так уж он и плох, – вступился я за Оли.

Боб и Стив уставились на меня и дружно улыбнулись. Боб поднялся из-за стола.

– Остальное мы возьмем на себя. Будьте на кладбище за несколько минут до начала, – распорядился Боб.

Я кивнул и поманил Мэйна за собой. В прихожей Боб похлопал меня по плечу.

– Мы со Стивом потолкуем с ребятами, – тихо проговорил он. – Чтобы глядели в оба на случай появления в городе чужих.

– На кладбище всегда пусто. Оттуда видно во все стороны, кроме той, где лес.

– В лесу удобно спрятаться, – согласился со мной Боб. – Или на холме, в соломе.

– Проверишь?

– Хорошо.

Мы с Мэйном сели в ту машину, в которой приехали в Саммит Роз и я. Наступал день, сумрачный и дождливый, в самый раз для похорон. Я затемнил стекла, чтобы не было видно, кто сидит в автомобиле.

Мы выехали на дорогу, свернули вправо, потом влево и покатили на юг, мимо голых холмов и полей. Из-за избытка камней их использовали только под выпас.

Камни напомнили мне один случай, который произошел в Вашингтоне. Как-то раз меня пригласили на вечеринку в Джорджтаун, в особняк неподалеку от университета. Очень скоро я устал от всей этой суеты – антикварной мебели, напыщенной публики, в особенности от дочки одного не в меру агрессивного бюрократа – и удрал во двор, прихватив с собой бутылочку виски. Тогда я и нашел камень.

С виду ничего особенного: просто булыжник размером в два баскетбольных мяча, черный, в серебряную крапинку. Он лежал у бассейна под карликовой ивой, сверкая брызгами от миниатюрного водопада. Ледник, некогда притащивший камень в эти широты, стесал его углы. Погладив камень ладонью, я почувствовал, что соскучился по дому.

Сейчас мы ехали мимо бесчисленных камней того же вида, собранных в горки, чтобы не путались под ногами. Дождь, мокрое поле, голые холмы, камни – все вокруг вызывало у меня блаженную улыбку. Камням было самое место здесь, а не в декоративном садике. И не им одним.

Мы остановились на вершине каменистой гряды. Я поставил машину на ручной тормоз и вышел. Мэйн хотел было последовать за мной, но я тронул его за плечо.

– Не надо. Я на минутку.

Я смотрел на раскинувшееся под серыми небесами озеро Саммит. Раньше на его месте было поле – одно из тысяч, принадлежавших индейским племенам. Как рассказывал Сэм, один чудак, вообразив, что он не в Дакоте, а в Айове, решил поработать здесь плугом. Зуб плуга наткнулся на камень. Чудак вытащил камень – и из дыры забил родник.

Теперь озеро занимало целую котловину площадью в три-четыре квадратные мили. Среди его колышущихся вод торчали редкие деревца. Озера не было ни на одной карте – ни графства, ни штата, ни тем более федеральной. Тот, кто знает, где его искать, находит без труда; а если ты пришелец с равнины, то какого черта тебе здесь понадобилось?

Я убедился, что, кроме Оли, на моего пассажира некому смотреть, и подъехал к цементному причалу, рядом с которым стояла хижина.

Оли сидел на скамеечке. При появлении машины он поднял глаза, но не оставил своего занятия.

– Он скульптор? – спросил Мэйн. Я покачал головой и указал на слой стружки, устилавший землю вокруг Оли.

– Просто любит строгать. Берет большую палку и превращает в несколько маленьких. Потом принимается за следующую…

– Зачем? – спросил Мэйн.

Я глубоко вздохнул. Мне не терпелось с этим покончить, к тому же совершенно не нравилось торчать с Мэйном на виду.

– Оли был лучшим резчиком в этой части штата. Клянусь, его резец творил чудеса! Теперь у него артрит, пальцы больше не слушаются. Волшебство осталось у него внутри, снаружи ничего не видать. Он продолжает строгать, вспоминая былое, и вместо палки представляет себе законченную вещь.

– Все остальные видят только стружку, – молвил Мэйн.

– Это наша беда, а не его, – отрезал я. – Может, мы просто не умеем правильно смотреть? Идемте, у нас мало времени.

Мы вылезли из машины и подошли к Оли. Он посмотрел на меня, на Мэйна, снова на меня. И снова уставился на свою деревяшку.

Его скамейка представляла собой корявый ствол, на котором было вытесано подобие плоского сиденья. Оли водрузил свою деревяшку на два пластмассовых рыбацких ведерка, как на козлы. Я сел с ним рядом и жестом показал Мэйну, что он может примоститься с другой стороны. Некоторое время мы сидели молча, глядя на темную воду.

Озеро Саммит – что карта, надо только уметь ее читать. Посередине, в самом глубоком месте, поднимались обманчиво округлые волны. Ближе к берегу, над подводным склоном, волны были поменьше, а кое-где зеленела безмятежная гладь, прозрачная, словно стекло.

Разная рыба предпочитает разную глубину. Хорошему рыбаку достаточно одного взгляда на озеро, чтобы составить по волнам и цвету воды карту дна. Там водится карась, здесь – щука, бычку-подкаменщику подавай мелководье, окуню – местечки, где из воды торчат ветки мертвых деревьев, затопленных много лет назад.

Сэм утверждал, что мир подобен озеру, а населяющие его люди – рыбе. Большинство за всю жизнь так и не научится разбираться в происходящем. Лишь немногие умеют взглянуть на мир со стороны и уловить смысл вещей. К лучшим из этих немногих он причислял Оли.

По традиции при встрече с Оли я должен был заговорить первым.

– Как рыбалка, Оли?

Он сделал очередное движение ножом, уронив на землю новую щепку.

– То лучше, то хуже.

– Да, – сказал я, – ясное дело.

– Ты вернулся из-за Сэма, – сказал Оли. На горку из щепок упала еще одна. – Некоторые твердили, что ты не вернешься. Говорили даже, что ты откололся от клана, не желаешь больше иметь с нами дела.

– Пусть себе болтают, – отозвался я. – Кто бы что ни говорил, я вернулся.

Оли был старше Сэма. Он был настолько стар, что даже его внуки были старше моих братьев и меня. Несколько зубов, все еще торчавших у него из десен, потемнели, через редкие волосенки проглядывал морщинистый череп в бурых старческих пятнах. Но глаза сохранили зоркость; говаривали, что он в курсе всех событий в Саммите.

– Ты привез на похороны кого-то с равнины, – изрек Оли.

– Роз, жену Стива. У него уже есть маленькая дочка.

– У Стива дочка… – Оли покачал головой. – Смешной был мальчуган. С виду – утенок, да и только. А теперь у него свой ребенок. Весело!

Я попытался представить себе Стива – детину под семь футов, силача, способного переломать своим пациентам ребра, – младенцем, смахивающим на утенка, и улыбнулся.

– А это Мэйн, – представил я инопланетянина. – Сверху.

– Слыхали, – кивнул Оли. – Он связан с кланом?

– Я дал ему слово.

– После смерти Сэма ты имеешь на это право. – Оли покосился на меня. – Знаю, как ты усмирил вчера Голубку.

– Голубка и парни просто решили порезвиться, – выдавил я.

– Ты правильно поступил.

Он в последний раз струганул свою деревяшку, критически осмотрел дело рук своих, сложил нож и убрал его в карман. Потом встал и повернулся к Мэйну.

– У вас хорошие рекомендации. – Оли указал кивком головы на меня.

– Польщен, – молвил Мэйн.

– Он мне нравится. – Оли пристально смотрел на Мэйна. – Не устраивайте ему неприятностей.

Оли решительно зашагал к своей хижине. Мы с Мэйном остались ждать стоя.

Оли вернулся через минуту. В одной руке он нес нечто, завернутое в клеенку, – сверток длиной в фут. В другой руке была банка. Передав мне сверток, он снял с банки крышку.

– Этим утром ко мне заглянул Лимбо, – сообщил Оли. – Говорит, нашел следы, каких никогда прежде не видал. Вроде как от ботинок, только каких-то чудных.

Мы посмотрели на ноги Мэйна. У него была квадратная обувь громадного размера с тремя утолщениями там, где у людей пальцы.

– Наследили вокруг металлической торпеды, спрятанной в кустах. Лимбо утверждает, что на торпеде есть надпись, но он не смог ее прочесть.

– Приземлившись, я спрятал капсулу. Надеюсь, никто на ферме не пострадал, – сказал Мэйн.

– После этого вы пошли на запад, в город? – спросил я его.

– На юг, – поправил он. – Моя одежда обладает камуфляжными свойствами. Мы умеем перемещаться, оставаясь невидимыми.

Оли посмотрел на меня, и на его старческой физиономии появилась щель: Оли улыбался. Ферма Лимбо находится к востоку от города. Либо Мэйн солгал, сказав, что двинулся от места посадки на юг, либо вокруг города бродил кто-то еще. Ложь было бы слишком просто разоблачить, поискав капсулу к северу от города. Я склонялся к мысли, что у нас появился новый гость.

– Неплохо бы выпить, – заявил Оли и запустил руку в банку. Пошарив там, он извлек на свет рыбий скелет с головой. Отбросив скелет, он поднес банку к губам и сделал большой глоток, от которого его кадык заходил вверх-вниз, словно поршень. Утерев губы, он передал банку мне.

Банка была старая, исцарапанная, с какими-то надписями. Вверху жидкость была прозрачной, внизу собрался темный осадок. Жидкость пахла рыбой, какими-то неведомыми специями, маринадом и чистым спиртом. У меня заслезились глаза. Я отпил самую малость.

Вкус оказался мягким, угадывались корица и лавровый лист. Но главенствовала рыба. Я узнал щуку. Потом все перебил уксусный дух, и я невольно разинул рот. Наконец мне в голову ударил спирт, и у меня внутри задул сквозняк.

Я передал банку Оли, тот протянул ее Мэйну. Инопланетянин озадаченно заглянул внутрь и дотронулся до поверхности своим анализатором аллергенов. Потом так же недоуменно уставился на дисплей, словно не мог поверить показаниям прибора. Убрав его, он взял банку длинными кожистыми пальцами и с сомнением глотнул. Оли с улыбкой наблюдал, как он жмурится. Открыв глаза, он вернул банку хозяину.

– Вкусно, – одобрил он своим скрипучим басом. – Очень вкусно! Этим способом вы сохраняете пойманную рыбу?

– Оли не рыбачит, – объяснил я. – Ему приносят рыбу другие. – Я обернулся. – Кто теперь поставляет тебе самогон? Что-то не разберу вкуса.

– Ты спрашиваешь, как представитель власти или как один из нас?

– Я – это я. Представитель власти подал в отставку, чтобы принять участие в похоронах.

Оли одобрительно кивнул. В Саммите немногие любили центральную власть. Уехав в Вашингтон, я лишился уважения. Получив пулю, я вернул доверие земляков. Слишком дорогостоящий способ…

– В эту банку я залил продукт из нового аппарата Флиппера. – Оли критически осмотрел банку. – С тех пор прошло пару лет. Я как раз вынул ее, чтобы взглянуть, как доходит.

– Недурно.

– Еще не поспело, – проворчал Оли. – Парень мухлюет со старым зерновым рецептом. Когда не знаешь вкуса самогона, трудно замариновать хорошую рыбку. Тут нужно полное соответствие.

– Иногда перемены только к лучшему, – молвил я.

– Меня этими речами не проймешь, – предупредил Оли. – Перемены происходят слишком быстро, даже если их не торопить.

– А Сэм рыбачил? – спросил Мэйн.

– Сэм? Ну, этот куда только не закидывал удочки! Да, знатный был рыбак. Все время таскал из воды рыбу, а есть не хотел. Заставлял рыбку плясать под свою дудку. – Оли ухмыльнулся. – Он и с людьми так поступал. Ловил их на крючок, как рыбешек. Никогда не знаешь, что попадется, но все равно интересно. Я не такой. Ловить рыбу не люблю, зато меня хлебом не корми – дай повозиться с ней потом. И с людьми то же самое. Сэм и я – как две стороны одного зеркала: одно лицо смотрит туда, другое – сюда.

Мир – как озеро. Сэм и Оли сидят на его берегу, болтают, посмеиваются и глядят на воду…

– Пихаю в банку рыбешку, добавляю спиртного, специй, чуть маринаду и убираю на несколько лет. С такими клыками, как у меня, маринованную рыбку легче есть. – Он снова продемонстрировал нам в улыбке свои беззубые десны.

– На моем корабле за одну эту банку немало бы заплатили, – сказал Мэйн.

– Обожаю судачить о деньгах, – признался Оли и снова подал Мэйну банку. – Глотни еще. Давай поболтаем.

Я оставил их вдвоем, чтобы отнести в машину сверток в клеенке и полюбопытствовать, что в нем. Знак представлял собой две потемневшие от времени кости. Судя по всему, когда-то они принадлежали животному крупнее кролика, но меньше лани. Я провел пальцем по костям, ощутив все изъяны поверхности, потом вновь завязал сверток и аккуратно положил его на заднее сиденье.

Сэм никогда не распространялся про Знак нашего клана; он ограничивался намеками на его чрезвычайную важность. Раз в году, на Ореховый праздник, что перед самым Новым годом, Знак осторожно выкладывали на стол, застеленный белой скатертью. Стол всегда ставили в дальний угол, чтобы не мешал, но в то же время оставался на виду. Как-то раз я просидел рядом с Сэмом целую ночь, снабжая его едой и пивом, слушая и наблюдая.

Члены клана подходили к столу бочком, по одному, и смотрели на Знак. Немного выждав, Сэм говорил каждому несколько тихих слов. Каждый слушал, кивал и улыбался, а иногда негромко делился своими неразрешимыми проблемами. Положив рядом со Знаком несколько долларов, люди удалялись. Оставаясь с Сэмом наедине, я убирал деньги в сейф у него под креслом.

Я знал, что следующие несколько дней Сэм будет заниматься проблемами, в которые его посвятили. Иногда они находили разрешение, иногда нет. Ничто не совершенно, даже Знак, но он все равно оставался для нас могущественным символом. Для всех остальных это были просто старые кости.

Я понимал, что мне предстоит, и не возражал бы еще выпить с Оли для храбрости. Дав себе слово, что как-нибудь я это обязательно сделаю, позвонил с мобильного телефона Кэрол.

Ее личный секретарь была моей давней приятельницей и сама отвечала на звонки по частному номеру, не доверяя проверку автоответчику. Филлис взяла трубку уже после двух сигналов.

– Служба безопасности.

– Доброе утро, Филлис. Это я.

– Тони! – радостно воскликнула моя подруга. – Рада тебя слышать! Я уже по тебе соскучилась.

– Ты врешь лучше всех остальных сослуживцев, Филлис, – ласково ответил я. – Мы не виделись всего два дня.

– Два невероятно долгих дня.

– Я подал в отставку. Я уже не вернусь. Так что привыкай.

– Ты нужен Кэрол. Дела идут не блестяще.

– Я знаю больше, чем ты думаешь. Она у себя?

– Момент.

Я оглянулся на крыльцо и увидел сразу три откупоренные банки. Четвертую Оли держал в руках, пока Мэйн проверял ее своим анализатором.

– Тони? Ты где? Тут такое творится, что чертям тошно! – Голос Кэрол звучал, как всегда, твердо. Я не почувствовал и оттенка отчаяния.

– По-прежнему в Дакоте. Сегодня похороны.

– У нас проблемы, Тони. Инопланетянин, которого мы никогда не видели, совершенно незнакомая разновидность, пожаловал к самому президенту.

Я кивнул.

– Держу пари, он держится не как посол.

На том конце помолчали.

– Совсем не как посол. Как генерал! Мэйн пропал. Они считают, что он у нас, и хотят получить его назад. Они предъявляют требования и почти угрожают. О торговле больше и речи нет. Мы должны найти Мэйна.

– Я знаю, где он.

– Где?

– Ярдах в пятидесяти от меня, выпивает с моим старым другом, – сказал я.

– Рассказывай, Тони! Что происходит?

Я коротко объяснил ситуацию, как будто речь шла о сущей безделице. Закончив, я услышал ее дыхание.

Я опять оглянулся на Оли и Мэйна. Оба держали по банке и жадно пили. Поставив склянки, они о чем-то заспорили, потом взяли по новой емкости. Я стал свидетелем дегустации по-дакотски.

– Охраняй его, пока я не примчусь. Сейчас же еду в аэропорт Эндрюс. Пара часов – и я на месте. Я прыснул.

– Что тут смешного? – крикнула она.

– Куда ты полетишь? В Фарго? Су-Сити? Миннеаполис? Это ближайшие города с аэропортами, способными принимать приличные самолеты.

– Значит, именно туда.

– Оттуда тебе придется ехать много-много часов. – Я посерьезнел. – Ты заявишься во главе каравана грузовиков и Бог знает чего еще…

– Ну и что?

– А то, что здесь не жалуют чужаков. У себя на возвышенности мы зовем их пришельцами с равнины. Если ты нагрянешь без приглашения вместе со своими силами вторжения, то кто-нибудь, перепившись, наверняка пару раз пальнет. Может, в тебя, а может, и в Мэйна – за то, что притащил за собой кого попало.

– Не посмеют. – Ее голос потерял прежнюю решимость. Я вздохнул:

– Понимаешь, Кэрол, в одном из соседних городков человека пристрелили среди бела дня на главной улице, в присутствии сотни свидетелей. Убитого дружно недолюбливали, к тому же его смерть положила конец распре между двумя кланами. Эта смерть всех устраивала. Но нагрянула полиция, чтобы навести здесь свою равнинную законность. Если бы они кого-нибудь арестовали, это привело бы к возобновлению клановых распрей.

– И что дальше? Что удалось выяснить полиции?

– Ровно ничего, – ответил я ей. – Никто ничего не видел, так что и говорить оказалось не о чем. Учти, среди бела дня, на главной улице… Могильное молчание.

– Что ты пытаешься мне внушить?

– Мы здесь сами заботимся о своих, Кэрол. Позволь нам действовать по-нашему.

– Мэйн не имеет к вам отношения.

– Сейчас имеет. В данный момент он находится под защитой крупнейшего клана в графстве. Он в полном порядке.

– Чей это клан?

– Мой.

Ситуация у хижины изменилась незначительно. Оли и Мэйн сидели рядышком на скамейке. Мэйн внимательно наблюдал, как Оли чертит палочкой в пыли. Время от времени они припадали к банкам.

– Чего же ты тогда от меня хочешь?

– Осторожности. Приезжай, но только одна. Незачем тащить за собой свиту. Сначала убедись, что за тобой нет хвоста, а потом – милости просим. Можешь захватить любые средства связи. До твоего приезда я позабочусь о безопасности Мэйна.

– А что потом?

– Мы соберемся втроем и решим, как быть дальше.

– А следы? Что если за Мэйном увязался кто-нибудь с его корабля?

– Со всеми неприятностями мы справимся собственными силами.

Хотелось бы мне в это верить…

На этот раз молчание затянулось. Это уже походило на провокацию. Подобным штучкам меня учили на курсах по переговорам с террористами, захватившими заложников. Длительное молчание вынуждает самого нервного заговорить первым. Но, как выяснилось, со мной не играют.

– Не нравится мне это, Тони. Однако у меня нет выбора. Придется поступить по-твоему.

– Отлично! – сказал я и перевел дух. Оказывается, я давно перестал дышать. – Дай мне еще разок Филлис. Я ей объясню, как тебе сюда добираться и где я буду тебя встречать.

– Хорошо. Соединяю.

Щелчок, тишина, новый щелчок – и я услышал голос Филлис.

– Итак, как ее доставить?

Я дал краткие указания. Филлис повторила все слово в слово, чтобы ничего не упустить.

– От нее самой этого никогда не дождешься, поэтому говорю за нее: спасибо, Тони! Спасибо за все.

– А сама она на такое не отважится?

– Никогда! И еще: этого она тоже не скажет, но она не хочет, чтобы ты уходил, – сказала Филлис.

– Откуда ты знаешь?

– Твое заявление об уходе так до меня и не дошло. Как лежало в конверте у нее на столе, так и лежит. Конверт по-прежнему заклеен. Как думаешь, почему?

Я смотрел на рябь, которую поднял ветер на озерной глади, на траву, колышущуюся на холмах. Оли и Мэйн развалились на скамейке и обменивались ленивыми репликами.

– Не знаю, Филлис. Не знаю…

– А ты подумай, Тони.

Я думал сразу о многом, пока мы с Мэйном возвращались в город. Я запихнул сверток с костями под сиденье и свернул на другую дорогу, вместо той, по которой обычно добирался до Оли. Это у меня профессиональное: меня приучили не пользоваться изведанными путями. Старые привычки отмирают медленно, к тому же порой бывает невредно попрактиковаться. Особенно когда вокруг города находят странные следы, принадлежащие невесть кому…

На двери дома красовалась записка: Роз и Стив находились в церкви, а мне предлагалось ехать прямиком на кладбище, куда уже отправился Боб.

Я переоделся и подвесил кобуру так, чтобы она не выпирала из-под пиджака. Мэйн счистил с подметок грязь и тоже переоделся. Мы встретились в кухне.

– Как я выгляжу? – спросил он.

Больше всего он походил на огромную росомаху с нелепыми руками. Казалось, он сейчас снова отправится на холмы, обсуждать с незнакомцами вкус рыбного самогона. Неудивительно, что следом за ним в город стремилась проникнуть всякая нечисть, а в мою жизнь – новые проблемы.

Но больше всего он походил на существо, находящееся под моим покровительством.

– Отличный вид! – похвалил я. – Едем.

Мы двинулись в объезд, не встречая по пути ребятишек: всех их отскребли, нарядили в платьица и костюмчики и отправили в церковь, на отпевание. Мы пересекли главную улицу и миновали вереницу машин, припаркованных у церкви.

Наша церковь методистская, со шпилем высотой в три этажа, торчащим над всеми прочими городскими постройками. Купол венчает огромный крест с облезлой позолотой. Беленые стены, в окнах витражи в человеческий рост, цементные ступеньки к двери – вот и вся картина.

– У вас в городе много разных конфессий?

– Не так много, как в других местах, но тоже хватает: методисты ходят сюда, у католиков есть за городом аббатство Синего Облака. Индейцы лакота ходят в вигвам к шаману.

– Твой клан принадлежит к этой церкви?

– Отчасти к ней, отчасти к другим.

Мы съехали с городской щебенки на сельскую. Казалось бы, щебенка – она щебенка и есть, но даже в Саммите существует различие между городом и остальной местностью. Разница невелика и неприметна для чужого, но мы-то чувствуем приглаженность городских улиц и ухабы сельских. Вроде бы ерунда, но в баре у Сэма вспыхивали драки и по менее серьезным причинам.

Пока мы тряслись по сельскому бездорожью, в небе собрались тучи. Стало темно, как в сумерках. На ветровое стекло опустилась огромная снежинка, отказывавшаяся таять. Мы смотрели на нее, как на экзотическую бабочку из коллекции. Наконец она растаяла, оставив после себя грязный подтек.

Я повернул налево, к кладбищу. Теперь даже гравийное покрытие казалось нам роскошью: оно сменилось почти непролазной грязью. Грейдер наведывался сюда не чаще одного раза в год, и то лишь в случае, если в соответствующем году в бюджете графства удавалось наскрести деньжат. Я склонялся к мысли, что бюджет не позволял подобного баловства уже несколько лет кряду. Я прыгал по колеям, оставленным другими автомобилями; время от времени днище моей машины брало на себя работу грейдера, о чем свидетельствовал душераздирающий скрежет. Я поминутно менял правую сторону дороги на левую, левую – на правую. Мэйн держался стойко и знай себе глядел вперед.

Стоило дороге уйти в низинку – и мы оказывались посреди болота, заросшего камышом. По обеим сторонам торчали полусгнившие остатки изгородей, ощетинившиеся ржавой колючей проволокой. На любой сухой кочке восседала какая-нибудь птица – сойка, дрозд, на худой конец воробей, – провожавшая нас недоуменным взглядом. Я косился на Мэйна, дергавшего головой так же резко, как пернатые, и гадал, что творится внутри этой головы.

Еще один поворот – и мы достигли кладбища.

В канаве у перекрестка лежали штабелем заготовки для надгробных камней, получившие нужную форму, но не отполированные, без надписей. Вокруг, как щетина на лице мертвеца, росла трава – и бурая, сохранившаяся с прошлой осени, и свежая, пробившаяся уже этой весной. Чуть поодаль на подстриженной кладбищенской траве по-военному, шеренгами, стояли могильные камни. Под ними, уравненные смертью, покоились мужчины и женщины, как знатные, так и безвестные.