Текст книги "Здесь и сейчас"

Автор книги: Бхагаван Шри Раджниш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Мы – волны в океане сознания. Некоторые из нас превратились в лед – большинство из нас. Эго подобно льду, оно жестко, как камень. Как поразительно, что жидкость, подобная воде, может стать твердой, как лед или камень. Если в нас возникает желание замерзнуть, сознание – обычно такое простое и текучее – замерзает и становится эго. Мы полны желания замерзать и применяем множество средств, чтобы позаботиться о том, чтобы мы были замороженными, уплотненными.

Есть законы, по которым вода превращается в лед, и также есть законы, которые вызывают формирование эго. Чтобы стать льдом, вода должна остыть, потерять тепло, стать холодной. Чем она холоднее, тем тверже она становится. Человек, который хочет создать эго, тоже должен стать холодным; он должен потерять свое тепло. Вот почему мы говорим: «Теплое приветствие». Приветствие всегда теплое; холодное приветствие бессмысленно.

Любовь значит тепло; холодная любовь не имеет смысла. Любовь никогда не холодна, она содержит тепло. Фактически, жизнь поддерживается теплом; смерть холодна, ниже нуля. Вот почему солнце символизирует жизнь, тепло. Когда оно всходит утром, смерть уходит; все становится теплым и горячим. Цветы распускаются, и птицы начинают петь. Тепло – это символ жизни, холод – символ смерти. Поэтому человек, который хочет создать это, должен стать мертвым, а чтобы стать мертвым, он должен утратить все вещи, которые дают тепло. Он должен лишиться всего, что дает тепло его существу. Например, тепло дает любовь, ненависть приносит холод. Поэтому ради этого человек должен отказаться от любви и начать цепляться за ненависть. Жалость и сочувствие приносят тепло; жестокость и безжалостность приносят холод.

В точности как есть законы о замерзании воды, есть законы и о замерзании человеческого сознания. Работает тот же закон: продолжай становиться холодным. Иногда мы говорим, что такой-то и такой-то человек очень холоден – в нем нет тепла; он становится жестким, как скала. И помни, чем теплее человек, тем он проще. Тогда в его жизни есть текучесть, которая позволяет ему течь в других и другим течь в него. Холодный человек становится жестким, закрытым со всех сторон и не может течь. Никто не может в него войти, не может ни в кого войти и он. Эго, подобно замерзшему льду, а любовь подобна воде, жидкой, текучей. Человек, который боится смерти, бежит от нее. Он будет продолжать замерзать, потому что страх, что он может умереть, исчезнуть, заставит его сжиматься – и его эго сохранится, становясь, все жестче, сильнее.

Я несколько дней был в гостях у одного друга. Он довольно богат, у него много собственности. Но меня озадачило одно: он никогда ни с кем не разговаривал по-хорошему; во всем остальном он был хорошим человеком. Я был очень озадачен, видя, что внутри он очень мягок, но снаружи очень тверд. Слуга дрожал перед ним, сын дрожал перед ним, жена боялась смотреть ему в лицо. Прежде чем к нему зайти, все люди должны были хорошо подумать. Даже подойдя к его дверям, они колебались, стоит ли звонить, раздумывая, заходить или нет. Прожив с ним некоторое время и узнав его поближе, я спросил, в чем же дело.

Я сказал:

– На самом деле, ты очень простой человек.

– Я очень боюсь, – ответил он. – Опасно формировать отношения, потому что, если формируются отношения с кем-то, рано или поздно он начинает просить денег. Если оставаться любезным и любящим со своей женой, расходы резко подскакивают. Если не проявлять твердости к сыну, его карманные расходы будут возрастать. Если мягко разговаривать со слугой, он тоже начнет вести себя как начальник.

Поэтому человек должен окружить себя твердой стеной холодности – это отпугнет жену, это отпугнет сына. Сколько отцов делают это?

Истина в том, что едва ли есть дом, в котором отец и сын подходят друг к другу с любовью. Сын приходит к отцу, когда ему нужны деньги, а отец приходит к сыну, когда хочет прочитать ему проповедь; в противном случае они не встречаются, встреча никогда не происходит. У отца и сына нет точки встречи. Отец боится и окружает себя жесткой стеной. Сын боится; он обходит отца стороной. Между ними нет гармонии. Чем больше человек боится, чем более он обеспокоен своей безопасностью, тем жестче он становится. В текучести больше опасности, незащищенности.

Вот почему мы боимся влюбляться. Лишь тщательно исследовав человека и полностью убедившись в его благонадежности, мы можем влюбиться. Это значит: сначала мы убеждаемся, что от человека не исходит никакой опасности, и лишь затем влюбляемся. Вот для чего изобретен брак – сначала мы женимся, сначала принимаем необходимые меры, затем влюбляемся – потому что любовь опасна. Любовь текуча – это вход в каждого. Опасно влюбиться в незнакомца, потому что ночью он может ускользнуть со всеми твоими ценностями! Поэтому сначала мы точно выясняем, кто этот человек, что он делает, откуда его родители, какой у него характер, какие у него качества. Мы принимаем все меры социальной предосторожности; лишь тогда мы принимаем индивидуальность в браке.

Мы испуганные люди – мы хотим сначала сделать все безопасным. Чем более мы окружаем себя безопасностью, тем жестче и холоднее становится окружающая нас стена льда, и она сжимает все наше существо. Наше отделение от Божественного случилось лишь по одной причине: мы не текучи, мы стали твердыми. Это единственная причина отделения: мы не течем, мы стали как кирпичи; мы не похожи на воду, мы похожи на замерзший лед. Если мы станем похожими на жидкость, отделения больше не будет существовать; но мы будем похожими на жидкость, лишь, если согласимся видеть и жить смерть, когда примем, что смерть существует.

Увидев и осознав, что смерть существует, почему мы должны бояться? Если смерть есть наверняка, если волна точно знает, что она обречена на исчезновение, если волна открыла, что само рождение содержит смерть, если волна узнала, что ее распад начался в то мгновение, когда она была создана, – дело ясно. Зачем теперь превращаться в лед? Тогда она примет себя и будет волной, сколько нужно, и она примет и будет океаном сколько нужно. Вот и все! Дело кончено! Тогда все принято. В этом приятии волна становится океаном. Тогда тревоги об исчезновении больше нет, потому что волна знает, что существовала до своего возникновения, и будет продолжать существовать после своего исчезновения не как «я», но как безграничный океан.

Когда Лао-цзы был при смерти, кто-то попросил его открыть некоторые тайны его жизни. Лао-цзы сказал:

– Вот первая тайна: никто никогда не побеждал меня в этой жизни.

Услышав это, ученики пришли в волнение. Они сказали:

– Ты никогда раньше нам этого не говорил! Мы тоже хотим побеждать. Пожалуйста, покажи нам этот трюк.

– Вы сделали ошибку, – сказал Лао-цзы. – Вы услышали что-то другое. Я сказал, что никто не мог меня победить, а вы говорите, что хотите побеждать. Это совершенно противоположные вещи, хотя они и кажутся похожими по смыслу. В словарях, в мире языка у них один смысл: человек, который не побежден, – победитель. Я просто говорю, что никто не мог меня победить, Тогда, как вы говорите о том, чтобы побеждать. Убирайтесь отсюда! Вы никогда не поймете моих слов.

Ученики взмолились:

– Все равно, пожалуйста, объясни. Пожалуйста, покажи нам технику. Как тебе удалось никогда не быть побежденным?

– Никто не мог меня победить, – сказал Лао-цзы, – потому что я всегда оставался побежденным. Нельзя победить побежденного человека. Я никогда не был побежден, потому что никогда не желал победы. Фактически, никто не мог втянуть меня в борьбу. Если кто-то приходил бросить мне вызов, он находил, что я уже побежден, и не мог получить удовольствия, побеждая меня. Радость в том, чтобы победить того, кто желает победы. Какое удовольствие побеждать того, кто не хочет победить сам? Фактически, нам доставляет удовольствие разрушать это кого-то другого, потому что это усиливает наше собственное. Но если человек уже стер самого себя, какое удовольствие в том, чтобы уничтожать этого человека? Наше эго ничего от этого не выиграет. Чем более мы добиваемся успеха в том, чтобы разрушать чужие эго, тем сильнее становятся наши собственные. Сломленные эго других становятся силой для наших эго. Но эго человека, о котором мы говорим, уже сломлено.

Например, если ты собираешься победить человека, и вдруг, прежде чем ты собьешь его с ног, он сам ложится на землю; прежде чем ты на него сядешь, он сам приглашает тебя и позволяет тебе на него сесть. Каким тогда будет твое состояние? Ты убежишь оттуда! Что еще ты можешь сделать? Люди, наблюдающие за вами, будут смеяться, они скажут:

–Давай, садись на него, садись поудобней. Почему ты убегаешь?

Кто будет выглядеть глупее, тот, кто сядет на этого человека, или человек, который продолжает смеяться и смех которого будет эхом отражаться во всей твоей жизни?

Поэтому когда кто-то бросает этому человеку вызов, он ложится на землю и говорит:

– Давай, садись на меня. Ты для этого пришел, не правда ли? Так сделай это. Пожалуйста, не заботься, не беспокойся слишком; не нужно напрягаться – просто иди сюда и сядь на меня.

Лао-цзы продолжал:

– Но вы просите что-то другое. Вы хотите, чтобы я рассказал вам технику победы. Если вы думаете о победе, то проиграете. Человек, лелеющий мысль о победе, всегда оказывается проигравшим. Фактически, поражение начинается с самой идеи о победе.

Лао-цзы продолжал:

– И никто никогда не мог меня оскорбить.

– Пожалуйста, расскажи нам и этот секрет, потому что и нам не нравится, когда нас оскорбляют, – сказал ученик.

– Снова вы делаете ошибку. Никто не мог меня оскорбить, потому что я не желал почета. Вас всегда будут оскорблять, потому что вы полны жажды признания. Меня никогда ниоткуда не выгоняли, потому что я всегда садился у выхода, где люди оставляют свою обувь. Меня никогда не просили уступить дорогу, потому что я всегда останавливался в конце, где никто не мог оттолкнуть меня дальше. Я был очень рад быть в конце; это спасло меня от всех тревог. Никто никогда не вытеснял меня оттуда и не отталкивал в сторону; никто никогда не говорил: «Убирайся!», потому что я всегда был на последнем месте. Дальше ничего не было. Никто не хотел быть на этом месте. Я был повелителем своего места; я всегда был повелителем своего места. Никто не мог прогнать меня оттуда, где я стоял.

Иисус тоже говорил: Блаженны те, кто готов стоять в последнем ряду. Что это значит? Например, Иисус говорит: – Если человек бьет тебя по правой щеке, предложи ему левую. Вот что это значит: не заставляй его даже тянуться ко второй твоей щеке – сделай это за него. Иисус говорит: – Когда кто-то приходит нанести тебе поражение, прими поражение с готовностью. Если он заставит тебя проиграть один бой, проиграй два. Если человек вырывает у тебя пальто, тут же отдай ему свою рубашку, возможно, человек смутится, взяв у тебя рубашку

Иисус говорит:

Если кто-то просит тебя нести его груз милю, в конце мили спроси его

не хотел бы он, чтобы ты нес его дальше.

Что это значит? Это значит, что, тотально принимая факты жизни, касающиеся опасности, неудачи, поражения и, в конце концов, смерти, мы торжествуем над ними. Иначе эти факты постепенно приводят нас не иначе как к смерти. В конечном счете, смерть – это наше полное поражение. В худших из поражений ты выживаешь; хотя ты и побежден, ты продолжаешь существовать. Но в смерти уничтожен даже ты.

Смерть – это величайшее из всех поражений; именно поэтому мы хотим убить врага – другой причины нет. Смерть – это величайшее предельное поражение; после нее тебя никогда не может победить никакой враг. Стремление убить врага исходит из нашего желания навлечь на него величайшее из поражений. После этого он никаким образом не может быть победителем, потому что он больше не существует.

Смерть – это последнее поражение, и все мы хотим бежать от него. Помни также, что человек, который пытается бежать от собственной смерти, будет продолжать работать над тем, чтобы убивать других. Чем более он преуспевает, убивая других, тем более живым он себя чувствует. Поэтому причина всего насилия в мире полностью отличается от того, что предполагает большинство людей. Причина этого насилия не в том, что оно вызывается разными идеями людей, – нет, ничего подобного.

Фундаментальная причина насилия в том, что человек убивает других, чтобы забыть о собственной смерти. Убивая других, он верит, что никто не может убить его, потому что теперь он сам обладает властью убивать. Гитлер, Чингисхан и им подобные убили миллионы, чтобы убедить себя:

– Никто не может меня убить, потому что я сам убил миллионы.

Убивая других, мы пытаемся освободиться от собственной смерти, мы хотим подтвердить собственную независимость. Мы предполагаем, что если мы сами способны убивать других, кто может убить нас?

Глубоко внутри это попытки избежать смерти. Глубоко внутри насильственный человек – это беглец от смерти. А человек, который не хочет спастись от смерти, никогда не бывает насильственным. Только тот, кто заявляет: «Я принимаю смерть, потому что смерть – это один из фактов жизни, это реальность», может быть ненасильственным человеком. Человек никогда не может отрицать смерть. Куда ты от нее убежишь? Куда ты пойдешь?

Солнце начинает садиться в то мгновение, когда поднимается. Закат так же реален, как и рассвет, – но рассвет на востоке, закат на западе. Рождение с одной стороны, смерть с другой. То, что поднимается с одной стороны, опускается с другой. Восход и закат происходят вместе – фактически, закат скрыт в восходе. Смерть скрыта в рождении. Если человек это знает, он никоим образом не может это отрицать. Тогда он принимает все. Тогда он живет этой истиной. Он знает это, видит это и принимает это.

С этим приятием приходит трансформация. Когда я говорю: «Торжество над смертью», я подразумеваю, что, как только человек принимает смерть, он смеется, потому что узнает, что смерти нет. Только внешний футляр формируется и переформируется. Океан был всегда; лишь волна принимает форму и распадается. Красота повсюду вокруг – цветы распускаются и увядают. Свет сиял всегда – солнце вставало и садилось. И то, что сияло с восходом и закатом солнца, было всегда, прежде восхода и после заката. Но это мы видим, лишь увидев смерть, получив видение смерти, столкнувшись со смертью лицом к лицу – не раньше.

Поэтому друг спросил: «Почему мы должны думать о смерти? Почему бы не забыть о ней? Почему бы просто не жить?» Я хотел бы ему сказать, что, забывая смерть, никто никогда не жил, никто не мог жить. Человек, который игнорирует смерть, игнорирует и жизнь.

Это подобно тому, как если бы у меня в руке была монета и я говорил:

– Зачем беспокоиться об обратной стороне монеты? Почему бы просто не забыть о ней?

Если я отброшу обратную сторону, тогда я потеряю и переднюю сторону, потому что обе они – стороны одной и той же монеты. Нельзя сохранить одну сторону монеты и отбросить другую. Как это возможно? С той стороной, которую я оставлю себе, автоматически сохранится и вторая сторона. Если я выброшу одну сторону, будут отброшены обе; если я сохраню одну, то будут сохранены обе. На самом деле, обе они – аспекты одной и той же вещи. Рождение и смерть – это два аспекта одной и той же жизни. В тот день, когда человек это осознает, исчезает не только жало смерти, но и мысль о бессмертии. Тогда человек знает, что есть рождение и есть смерть. Обе они содержат блаженство.

Каждое утро мы встаем и идем на работу. Кто-то идет и роет канавы... Разные люди делают разные работы – целый день, в поте лица. Радостно утром вставать, но разве не столь же радостно ложиться спать вечером? Если бы несколько сумасшедших стали убеждать людей не спать по ночам, тогда им не пришлось бы и вставать утром, потому что человек, не спавший ночью, не может встать утром, – вся жизнь пришла бы к остановке. Человек боялся бы ложиться спать, спорил: «Так радостно вставать утром, лучше вообще не засыпать, потому что это испортит удовольствие пробуждения». Но мы знаем, что это смехотворно: сон – это другая сторона пробуждения. Человек, который правильно спит, правильно проснется. Человек, который правильно просыпается, правильно заснет. Человек, который правильно живет, правильно умрет. Человек, который правильно умирает, совершит правильные шаги в будущей жизни. Человек, который не умирает правильно, не будет правильно жить. Человек, который не живет правильно, правильно не умрет. Все будет в путанице; все станет уродливым и искаженным. Страх смерти повинен в создании этого уродства и искажения. Если бы кого-то охватил страх перед сном, это очень осложнило бы ему жизнь. Один человек привел ко мне свою мать, пожилую даму. Он сказал, что его мать боится заснуть. Я спросил его:

– Как это произошло?

– Последнее время она болела, – ответил он, – и она чувствует, что может умереть во сне, поэтому она боится засыпать. Она боится, что, заснув, она больше не проснется, поэтому пытается всю ночь не ложиться спать. Мы в большом затруднении. Она не выздоравливает от своей болезни, потому что всю ночь остается на ногах, боясь, что и не проснется. Пожалуйста, сделай что-нибудь, чтобы спасти ее от этого страха; иначе я окажусь в большой беде.

В каком-то смысле сон похож на ежедневную смерть. Целый день мы живы; ночью мы мертвы. Это как бы смерть по частям – немного смерти каждый день. Ночью мы ныряем в самих себя и утром выходим наружу освеженные. К тому времени, как нам семьдесят или восемьдесят лет, тело становится совершенно изнуренным. Тогда побеждает смерть. И в этом тело проходит через полную перемену. Но мы очень боимся смерти, хотя это не что иное, как глубокий сон.

Знаешь ли ты, что ночью тело претерпевает перемены и просыпается утром совсем другим? Перемена так минимальна, что ты не замечаешь ее. Перемена не тотальна, это частичная трансформация. Когда вечером ты ложишься спать, усталый и изнуренный, тело в одном состоянии, а когда ты просыпаешься утром – в другом. Утром тело чувствует себя свежим и обновленным; оно полно энергии, готовое встретить еще один день деятельности. Теперь снова ты можешь петь песни – нечто, чего ты не мог делать вчера вечером. Тогда ты был усталым, разбитым, изнуренным. Однако ты никогда не задумывался, откуда такой страх смерти.

Просыпаясь утром, ты чувствуешь себя счастливым, потому что часть твоего тела меняется во сне, – но смерть, с другой стороны, приносит тебе полную перемену. Все тело становится бесполезным, и возникает необходимость приобрести новое тело. Но мы боимся смерти, и это совершенно калечит всю нашу жизнь. Каждое мгновение наполнено страхом смерти. Из-за этого страха мы создали жизнь, общество, семью, которая живет по минимуму, но максимально боится смерти. А тот, кто боится смерти, никогда не может жить – обе эти вещи не могут существовать раздельно. Человек, готовый встретить смерть в абсолютной спонтанности, – лишь только он может жить.

Жизнь и смерть – это аспекты одного и того же явления. Вот почему я говорю: смотри на смерть. Я не прошу тебя думать о смерти, потому что такие размышления уведут тебя в сторону. Что ты будешь делать, думая о смерти?

Больной и несчастный человек может найти утешительным думать о том, что все кончится со смертью. Эта мысль утешительна для этого человека не потому, что он прав. Помни, никогда не верь, что то, что кажется тебе приятным, обязательно правда, потому что между приятным и истинным нет зависимости, истинное не зависит от того, что ты считаешь удобным. Человек несчастный, встревоженный, больной, испытывающий боль чувствует, что должен встретить полную смерть, и тогда не останется ничего – потому что, если какая-то часть его выживет, это, очевидно, означает, что выживет и он... он, несчастная, больная индивидуальность.

Друг спросил:

Некоторые люди совершают самоубийство. Что ты можешь сказать о них? Не боятся ли они смерти?

Боятся смерти и они. Но жизни они боятся больше смерти. Жизнь кажется им более болезненной, чем смерть, поэтому они хотят с ней покончить. Сведение счетов с жизнью не значит, что они находят в смерти какую-то радость, но поскольку жизнь кажется им хуже смерти, они предпочитают смерть. Человек, который несчастен и испытывает боль, с готовностью поверит, что смерть отнимет все – включая душу, – что смерть не пощадит ничего. Очевидно, он не хочет сохранить никаких частей себя, потому что, если он что-то и сохранит, это будет не что иное, как страдание и боль.

Человек, который боится смерти и хочет спасти себя, с готовностью принимает веру в бессмертие души. Все это для удобства. Это не понимание, это просто показывает нашу озабоченность удобством. Такого рода приятие кажется удобным, вот и все. Вот почему мы много раз меняем верования. Человек, бывший атеистом в молодости, в старости становится теистом. Фактически, истина в том, что верования меняются с головной болью.

Когда голова не болит, мы следуем одному набору верований; когда голова болит, эти верования заменяет другой набор. Трудно сказать, насколько на твои верования влияют писания, а насколько – печень! Нельзя сказать с уверенностью, не сильнее ли влияние кишок и печени! То, что происходит внутри тела, оказывает больший эффект. Когда желудок расстроен, человеку хочется стать атеистом, а когда желудок в порядке, ему хочется верить в Бога! Как человек может верить в Бога, если у него болит голова? Если существует Бог и существует головная боль, как их связать?

Мы можем провести эксперимент. Возьмите пятьдесят человек с хроническими болезнями, а еще пятьдесят человек поддерживайте в добром здоровье. Пусть первые пятьдесят человек живут в страдании, а вторые – в счастье. Вы увидите, что в первой группе возрастет атеизм, а во второй – теизм. Дело не в том, что вера в Бога вызывает счастье; несчастный ум обязательно становится атеистическим. Поэтому помните: если вы видите, что в мире возрастает атеизм, можно сказать с уверенностью, что возрастает и страдание. Если заметно, что больше людей верят в Бога, знайте с уверенностью, что больше и больше людей становятся счастливыми.

Отсюда следует, что в следующие пятьдесят лет велика вероятность того, что Россия станет теистической, а Индия – атеистической. Верования ничего не значат. В России люди читают Маркса, в Индии люди читают Махавиру – это не имеет значения. Труды Махавиры или Маркса не могут ничего изменить. Если люди в России будут продолжать становиться счастливыми, тогда в следующие пятьдесят лет теизм в России оживет, и в русских храмах снова зазвонят колокола. Зажгутся светильники, и будут слышны молитвы. Только счастливый будет звонить в колокола в храме, зажигать светильники и читать молитвы. Люди начнут благодарить Бога. Только счастливый ум хочет кого-то благодарить, а кого еще благодарить? – человек не может найти причин существования внутреннего счастья, и поэтому он благодарит неведомое; наверное, поэтому.

Несчастный ум хочет выразить свой гнев. А когда человек не находит никакой причины для несчастья, на кого он должен гневаться? Очевидно, он исполнится горечи по отношению к неизвестному. Он говорит: «Во всей этой путанице виноват неизвестный, Бог. Либо его не существует, либо он сошел с ума», Я хочу сказать, что наши верования, наш теизм или атеизм – все они являются продуктами того, что удобно в наших условиях.

Человек, который хочет бежать от смерти, неизбежно схватится за какое-то верование. Похожим образом тот, кто хочет умереть, тоже схватится за какое-то верование. Но ни один из них не жаждет, не стремится узнать смерть. Между удобством и истиной громадная разница. Никогда не думай слишком много об удобстве. Мысли всегда об удобстве. Видение – это всегда видение истины; мысль – это всегда мысль об удобстве.

Один человек – коммунист. Он поднимает много шума. Должна произойти революция, бедных больше не должно быть, собственность должна быть разделена, и так далее. А теперь просто дайте ему машину, большой дом, и пусть он женится на красивой девушке, и через пятнадцать дней вы увидите совершенно другого человека. Вы услышите, как он говорит: «Коммунизм и тому подобное – все это чепуха!» Что случилось с этим человеком? То, что было удобно, определило его мышление.

Вчера удобно было думать, что собственность должна быть разделена; теперь так думать неудобно. Теперь разделение собственности будет значить, что ему придется поделиться своей машиной, своим домом.

Человек, у которого нет красивой женщины, тоже может очень легко говорить, что женщины должны быть социализированы. Почему некоторые мужчины имеют монополию на красивых женщин? Женщины должны принадлежать всем. Есть люди, которые так думают. На земле есть люди, которые пропагандируют: «Сегодня собственность, завтра женщины». И в этом нет ничего плохого, потому что в любом случае вы всегда обращались с женщинами как с собственностью.

Если кто-то говорит: «То, что один человек живет в большом доме, а другой в лачуге, неправильно», тогда что плохого в том, чтобы сказать: «Почему у одного есть красивая женщина, а у другого нет? Все нужно поделить поровну». Это сигналы опасности. Рано или поздно такие вопросы обязательно возникнут. В тот день, когда будет распределена собственность, возникнет и вопрос о разделении женщин. Но тот, у кого есть красивая женщина, обязательно будет протестовать. Он скажет: «Как это возможно? Что за чепуху вы несете! Все это неправильно!»

Таким образом, удобство придает форму нашему мышлению; наши мысли формируются из удобства. Все наши мысли либо направлены на то, чтобы поощрять и лелеять

удобство, либо на то, чтобы устранить неудобство. Видение – это нечто другое. Видение не имеет ничего общего с удобством. Помни, видение это тапачарья, глубокая личная преданность истине. Тапачарья значит «тот, кого не заботит удобство»; напротив, он должен узнать все как есть, что бы то ни было, как бы то ни было.

Поэтому факт смерти нужно увидеть, не думать о нем. Ты будешь думать, как тебе удобно; удобство определяет твое мышление. Вопрос не в удобстве. Мы должны узнать, что такое смерть, увидеть ее как есть. Твое удобство и неудобство не играют роли. Что бы то ни было, это должно быть познано. Как только ты узнаешь это, в твоей жизни происходит трансформация – потому что смерти нет. В то мгновение, когда ты познаешь смерть, ты осознаешь, что ее нет. Ты веришь в ее существование, только пока не знаешь ее. Опыт невежества есть смерть; опыт осознанности есть бессмертие.

Есть еще несколько вопросов, которые мы сможем обсудить во время вечерней встречи. Теперь мы сядем для утренней медитации. Медитация значит смерть. Медитация означает движение в то, что есть, где мы есть. Таким образом, человек движется в медитацию, лишь, когда он готов умереть, не иначе.

Сядьте на некотором расстоянии друг от друга. Сядьте так, чтобы вокруг вас было немного пространства. Те, кто хочет лечь, пусть лягут сразу. Если кто-то захочет лечь в ходе эксперимента, пусть он это сделает. И сядьте на некотором расстоянии друг от друга, чтобы никто на вас не упал, ложась или падая.

Закройте глаза... оставьте глаза расслабленными за веками... оставьте глаза расслабленными и закройте веки. Расслабьте тело... расслабьте тело... расслабьте тело...

Оставьте тело совершенно расслабленным, как будто в нем нет жизни. Однажды жизнь оставит вас, так почувствуйте это, отбросив его сейчас. Однажды оно оставит вас полностью; даже если вы захотите его удержать, оно не останется. Так притяните всю жизнь внутрь... попросите жизнь удалиться внутрь, чтобы тело осталось расслабленным.

Продолжайте полностью расслаблять тело. Теперь я дам вам несколько предложений, и вы прочувствуете их вместе со мной. Тело расслабляется... чувствуйте это, тело расслабляется... тело расслабляется... тело расслабляется. Продолжайте отпускать его, чувствуйте, что тело расслабляется... тело расслабляется... тело расслабляется. Тело продолжает расслабляться... продолжает умирать... продолжает умирать. Мы продолжаем скользить внутрь, туда, где находится жизнь. Отпусти... отпусти... отпусти волну, будь одним с океаном. Полностью отпусти тело, пусть оно падает, если хочет, не беспокойся о нем. Не мешай ему... никак не контролируй его... отпусти...

Тело расслабляется... тело расслабляется... тело расслабляется... тело расслабляется... тело продолжает расслабляться... тело расслабляется... тело расслабляется. Отпусти... как будто оно мертво, как будто тело стало совершенно безжизненным. Мы соскользнули внутрь... сознание скользнуло внутрь... тело осталось как скорлупа... если оно падает, пусть падает. Тело расслабилось... тело расслабилось... тело совершенно расслабилось.

Дыхание успокаивается... дыхание успокаивается. Оставьте дыхание тоже расслабленным. Дыхание продолжает успокаиваться... дыхание успокаивается. Отступи назад даже от дыхания, отзови свою энергию даже из дыхания. Дыхание продолжает успокаиваться... дыхание успокаивается... дыхание успокаивается... дыхание успокаивается... дыхание успокаивается, успокаивается. Оставьте его расслабленным... оставьте дыхание расслабленным... дыхание продолжает успокаиваться... дыхание продолжает успокаиваться... дыхание расслабленно.

Оставьте и мысли... отступите и от них... отступите от них еще дальше. Мысли расслабляются... мысли расслабляются. Продолжайте чувствовать... мысли расслабляются, мысли расслабляются... мысли продолжают расслабляться. Мысли тоже отпадают... ты движешься дальше назад... ты движешься дальше назад. Мысли продолжают успокаиваться... мысли продолжают успокаиваться... мысли продолжают успокаиваться... мысли продолжают успокаиваться... мысли успокоились.

Теперь десять минут оставайтесь пробужденными внутри, оставайтесь сознательными внутри. Смотрите внутрь пробуждение. Снаружи произошла смерть. Тело лежит почти мертвое, в стороне... мы отступили внутрь... сознание осталось горящим, как пламя. Ты только знаешь... только видишь. Оставайся просто наблюдателем... утвердись в видении. Десять минут продолжай смотреть внутрь, ничего больше, просто продолжай смотреть. Внутрь... глубже внутрь... продолжай смотреть внутрь... понемногу ты скользнешь в глубину... будто человек, падающий в глубокий колодец... он продолжает падать... продолжает падать. Смотри... десять минут просто продолжай смотреть.

(Воцаряется глубокое молчание, через несколько минут Ошо снова начинает давать предложения)

Полностью отбрось свою хватку... и иди глубоко внутрь... глубже внутрь. Продолжай идти, бодрствуя... постепенно... постепенно все превратится в пустоту. Лишь пламя знания будет продолжать гореть в пустоте: «Я познаю...» познаю... вижу... вижу. Полностью отбрось, отбрось всякий контроль... тони в глубинах и продолжай смотреть... ум продолжает успокаиваться.