Текст книги "Библия Раджниша. Том 2. Книга 1"

Автор книги: Бхагаван Шри Раджниш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Махавира собирался стать царем. Его отец был стар, и он постоянно спрашивал Махавиру: «Позволь мне уйти сейчас, я устал; а ты готов, ты молод, хорошо образован – я совершенно удовлетворен тобой. Где я найду сына лучшего, чем ты? Будь готов заменить меня».

Но у Махавиры были другие идеи. Пока его обучали священники, монахи, они отравили его ум. Они сказали ему, что если он сможет отречься от царства, то: «Тогда царство Божье твое». Чем больше отречение, тем больше, естественно, и награда. Вот почему все двадцать четыре великих Учителя джайнов были царями.

Я спрашивал джайнских монахов: «В чем здесь секрет? Разве не было никого другого в этой стране, кто мог бы достичь, стать великим Учителем – воин, брамин, ученый, кто-нибудь – почему только цари?» Они не давали никакого ответа. Я, бывало, говорил им: «Я не спрашиваю у вас ответа, поскольку ответ у меня есть. Я задаю вам этот вопрос только для того, чтобы вы начали думать об этом».

Ответ прост: поскольку они отрекались от царств, то и награда им полагалась самая большая. Бедный человек может отречься от всего, что имеет, – но что он имеет? Он не может стать тиртханкарой, верховным Учителем. Даже в раю он будет жить где-то там, за городом. Его не допустят в город, поскольку у него спросят: «От чего ты отрекся? Прежде всего, что ты имел такого, от чего отрекаться?»

Поэтому, конечно, цари очень близки к дворцу Божьему; потом идут самые богатые, сверхбогатые люди; потом люди среднего класса; потом нижние слои, и потом пойдут те, кому не от чего отрекаться – у них уже ничего нет. На самом деле, именно они должны были бы быть рядом с Богом вследствие того, что у них ничего нет. Но они будут за пограничной линией рая; они не смогут показать, каков их банковский счет в другом мире.

Все аватары индусов – цари: Рама, Кришна... Будда – царь. Странно, что эти люди происходят только из царей, но если вы понимаете структуру, стратегию священника, то все становится ясным: они отреклись от самого большего, естественно, им и обещалось большее. Никто не знает, получили ли они что-нибудь после смерти, или нет, но идея так укоренилась по той простой причине, что в ней есть зерно истины: в этой жизни все мимолетно.

Для меня, если что-то мимолетно, оно не является неверным. На самом деле, именно благодаря своей мимолетности оно так волнует, оно так восторгает. Сделайте его постоянным, и оно умрет.

Утром открывается цветок розы, такой свежий, со свежими каплями росы на лепестках, такой ароматный. Невозможно представить себе, что уже вечером эти лепестки упадут в пыль и роза исчезнет.

Вам хотелось бы, чтобы цветок оставался постоянным, но тогда вам нужен искусственный, пластиковый цветок; настоящий цветок не подойдет.

Настоящий цветок должен быть мимолетным. Он должен быть мимолетным, чтобы быть настоящим; только пластиковые вещи могут быть постоянными.

Пластик – вот новое открытие. Он не был известен Будде, Махавире, Мухаммеду, Иисусу, но я могу сказать вам, что рай сделан, должно быть, из пластика.

Если и есть какой-либо рай, он может быть только пластиковым, поскольку пластик имеет качество неумирания, он бессмертен.

Ученые сейчас обеспокоены – особенно беспокоятся специалисты по охране окружающей среды – ведь пластик так дешев, что вы все время разбрасываетесь им. Стекло не так дешево; вы сохраняете бутылки или сдаете их, чтобы получить обратно их залоговую стоимость. Пластик же так дешев, что все сделанное из него, разбрасывается: используется один раз и выбрасывается. Но вы не знаете, куда денется эта вещь. Она попадет в океан, в реку, осядет на дне озера, и у природы нет средств растворить ее, поскольку природа не готова к таким вещам, не предназначена для поглощения пластика.

Если этот мир создал Бог, то он точно не всезнающий. Он не знал, по крайней мере, одной вещи: однажды появится пластик. Он не создал ничего в природе, никакого химического вещества, которое могло бы растворить пластик, поэтому пластик продолжает накапливаться. Скоро его накопится так много, что он нарушит плодородие земли, отравит воду. Ничто не может разрушить его, а он может разрушить все.

В раю индусов есть апсары – как перевести слово апсара? Это девушки по вызову для тех великих мудрецов, что живут в раю. Конечно, им нужны девушки по вызову. Эти девушки, эти апсары, самые красивые; так и должно быть. Они всегда остаются юными – и это дает мне основание заключить, что они пластиковые. Они застряли на возрасте в шестнадцать лет; на протяжении миллионов лет им все время остается по шестнадцати лет. Они остаются шестнадцатилетними, потому что для индийского ума шестнадцать – самый зрелый возраст для женщины.

Апсары не потеют; ни у Махавиры, ни у Будды, ни у Иисуса, ни у Мухаммеда не было никакого понятия о дезодорантах, поэтому единственное, что они могли представить себе, это то, что девушки, прислуживающие мудрецам, не потеют. Но вы не будете потеть только в том случае, если ваше тело сделано из пластика; в противном случае выделение пота абсолютно необходимо. И те девушки не стареют, не умирают.

Ничто не умирает в раю, ничто не стареет, ничто не меняется; это, должно быть, совершенно скучное место. Представляете себе скуку – все остается тем же самым изо дня в день? Там не нужны никакие газеты. Я слышал, что лишь однажды была выпущена одна газета – одно издание, на один день – и оно лопнуло, поскольку после этого ничего нового не случилось! Все было описано в первом издании; оно же стало и последним.

Это желание постоянства – какая-то болезнь; но оно было, поэтому религиозные фирмы – да, я называю их фирмами – христианство, индуизм, ислам, они на протяжении столетий вели свой огромный бизнес. Они все еще занимаются им... и их бизнес никогда не кончится по той простой причине, что они продают невидимые предметы потребления, невидимый товар. Они берут от вас видимые вещи, а вам дают невидимые, в которые вы должны верить.

Мне вспоминается одна история. Один царь завоевал весь мир и весьма обеспокоился – что теперь делать? Он думал, что, завоевав весь мир, он наконец-то отдохнет. Он никогда не думал, что он настолько потеряет покой, он никогда не был так обеспокоен. Пока шли сражения, непрерывные завоевания, продвижения вперед и вперед – поскольку было место, куда продвигаться, был враг, которого надо уничтожить, была страна, которую надо завоевать, – не было ни места, ни времени для беспокойства; он был очень занят. Но теперь он завоевал весь мир, он стал чрезвычайно беспокойным – что теперь делать?

Один жулик прослышал о его ситуации. Он пришел во дворец, попросил об аудиенции у царя и сказал: «У меня есть средство от беспокойства». Немедленно его провели во дворец, ведь все врачи потерпели крах. Царь не мог спать, не мог сидеть, ходил взад и вперед и постоянно волновался. Он спрашивал: «Что теперь делать? Нет ли другого мира? Найти его! Мы его завоюем».

Этот жулик предстал перед царем и сказал: «Не волнуйтесь. Вы первый человек, который завоевал весь мир. Вы достойны того, чтобы получить одежды самого Бога – я могу это устроить».

Это была великая идея. Царь тут же заинтересовался ею. Он сказал: «Начинай работать. Одежды самого Бога!.. Были они на земле когда-либо раньше?»

Тот человек сказал: «Никогда, поскольку никто не был их достоин. Вы первый человек. Поэтому впервые я принесу из рая эти одежды для вас».

Царь сказал: «Должны быть сделаны все необходимые приготовления... а какова будет цена?»

Человек сказал: «Они бесценны; хотя, понадобятся миллионы рупий, – но это ничто».

Царь сказал: «Не беспокойся, деньги – это не проблема. Но не пытайся обмануть меня».

Человек сказал: «Никакого обмана. Я останусь в вашем дворце, а вы можете расставить вокруг дворца всю вашу армию. Я буду работать здесь; конечно, моя комната не должна открываться до тех пор, пока я не постучу изнутри. Вы можете запереть ее снаружи, так чтобы быть полностью уверенными, что я не сбегу. Но сколько бы денег я не попросил, вы должны посылать их человеку, имя которого я назову. Все дело займет не более трех недель». И за три недели он вытянул миллионы рупий. Он посылал деньги на названное имя каждый день – утром, днем, ночью – немедленно! Срочно!

Царь знал, что работа была такая... и этот человек не мог обмануть его. Куда он мог бы пойти – ведь он был заперт? И конечно, он не сбежал. Через три недели он постучал в дверь, дверь открыли. Он вышел за огромной красивой коробкой. Он вошел в комнату с этой коробкой и сказал: «Я должен буду взять с собой эту коробку для одежд, которые я принесу вам». Чтобы не быть обманутым царь открыл коробку посмотреть, не несет ли он в ней каких-нибудь одежд. Коробка была пуста, обмана не было; коробка была возвращена ему.

И вот жулик вышел и сказал: «Коробка будет открыта перед двором, перед всеми мудрецами, учеными, генералами, перед царицей, царем, царевичем, царевной – все должны присутствовать, поскольку это уникальный случай».

Этот человек был, наверное, настоящим смельчаком – жулики всегда такие. Он подозвал царя: «Подойдите ближе, сюда. Я открою коробку. Дайте мне ваш тюрбан. Я положу его в коробку, меня так проинструктировали: сначала я кладу в коробку ваш тюрбан, потом вынимаю тюрбан, данный Богом, и отдаю его вам. Вы одеваете его на себя. И еще одна вещь, – объявил он двору, – эти одежды божественные, поэтому их смогут увидеть только те, кто родились действительно от своих отцов. Родившиеся вне брака, незаконнорожденные, ничего не увидят. Я ничего не могу поделать. Таково условие».

Все собравшиеся сказали: «С этим нет проблем. Мы родились от своих отцов».

Царский тюрбан отправился в коробку, из коробки появились пустые руки жулика, и он сказал царю: « Посмотрите, какой красивый тюрбан!» Его руки были пустыми, но весь двор начал аплодировать, и все старались превзойти друг друга, все кричали, что такой красивой вещи еще никто не видел.

Тогда царь подумал: «Если я скажу, что его руки пусты, тогда я окажусь единственным незаконнорожденным, а все эти ублюдки, оказывается, родились от своих отцов. Поэтому лучше промолчать». На самом деле, это относилось к каждому. Они все видели, что руки пусты, но кто стал бы подвергать себя осуждению, когда все остальные что-то там видели? Они начали подозревать: «Возможно я и незаконнорожденный, так что лучше помолчать. Зачем без нужды подвергать себя осуждению всеми людьми?» Поэтому они стали кричать еще громче, восхваляя красоту тюрбана.

Царь одел тюрбан, которого не было, себе на голову. Но там был не только тюрбан; мало-помалу начали исчезать и другие одежды. Наконец осталось только исподнее. Царь задумался на мгновение: «Что теперь делать?» Но возвращаться было слишком поздно. «Если я увидел тюрбан, если я увидел верхнее платье, если я увидел рубашку, то почему тогда я не могу увидеть исподнее? Лучше все-таки увидеть его. Пути назад нет. Этот человек!..»

Человек держал невидимое исподнее в своих руках и показывал его: «Посмотрите, как много алмазов на этом исподнем!»

Весь двор аплодировал и говорил: «Такого переживания не случалось еще во всей человеческой истории».

Исподнее царя тоже отправилось в коробку. Но этот жулик был кое-что! Он сказал: «Когда я приходил к Богу, Он сказал мне: "Эти одежды впервые отправляются в мир, поэтому скажи царю от меня, что когда он оденет их, он должен с процессией обойти всю столицу, чтобы все люди могли видеть эти одежды. Иначе эти бедные люди никогда не увидят их". Карета готова – пожалуйста, поедем».

С каждым шагом возвращаться становилось все труднее. Царь начал думать: «Было бы лучше прекратить все это на тюрбане, – но теперь слишком поздно. Если я скажу, что я голый... Но весь двор аплодирует».

И они начали говорить: «Да, сэр, это правильно; если попросил Бог, так нужно сделать. Это подходящий способ приветствовать одежды».

Улицы были переполнены людьми, поскольку слух о том, что прибыли одежды Бога, распространился повсюду. И царь согласился. Обнаженный, он встал на свою карету, и перед ним человек объявлял: «Эти одежды увидят только те, кто рожден от своих отцов».

Поэтому все увидели одежды, за исключением маленького ребенка, который пришел со своим отцом. Сидя на плечах отца, он сказал: «Па, – па означает папа, – царь-то кажется голый».

Его отец сказал: «Ты, идиот, молчи! Когда подрастешь, тогда сможешь увидеть эти одежды. Нужна некоторая зрелость; просто ребенок, такой, как ты, не может их увидеть. Молчи, если хочешь увидеть. Я с самого начала не хотел вести тебя сюда».

Но ребенок не мог успокоиться; снова и снова он говорил: «Но я ясно вижу его, он же голый». Отец вынужден был сбежать из толпы со своим ребенком, поскольку если бы его услышали другие люди, то это означало бы для них, что этот ребенок не его, а кого-то другого.

С невидимым товаром легко эксплуатировать людей, заставлять их делать что-то против себя – таким является и самоотречение.

Это жульничество, которое совершает священник именем Бога, истины, мокши, нирваны.

Имена могут быть разными, но священник – вот величайший жулик в мире. Другие жулики – просто мелкие преступники. На чем они могут обмануть вас? Но священник, пророк, мессия, аватара, тиртханкара – это сверхжулики.

Они продают то, что никто не видел, что никто и никогда не увидит. Нет ни одного свидетельства.

Никто не вернулся после смерти и не сказал: «Да, есть вечная красота, вечная радость, вечное безмолвие, вечный покой».

Этот бизнес продолжается, поскольку некому возразить ему. Если вы станете возражать, то окажетесь неправыми, поскольку в это верит весь мир.

Но была определенная истина, которую они постарались внедрить в свою стратегию эксплуатации: в жизни все мимолетно. И в этом нет ничего неправильного; так и должно быть. Если бы было иначе, жизнь стала бы невыносимой.

Вещи меняются, и хорошо, что меняются, иначе они стали бы мертвыми. Изменение сохраняет их живыми.

Вы непрерывно меняетесь. Помните ли вы тот день когда кончилось детство и вы стали молодым человеком, или когда из молодого вы превратились в пожилого? Вам не удастся провести линии между тем, когда вы были ребенком, когда вы были подростком, когда вы были молодым человеком, когда вы стали человеком среднего возраста, когда вы стали старым. Можете ли вы провести такую линию? Нет, вы изменяетесь каждое мгновение. Это непрерывный процесс.

Вы изменялись с самого момента зачатья. За девять месяцев во чреве матери вы изменились так сильно; вы так сильно не изменитесь за девяносто лет вашей жизни. Если вам показать фотографии вашей девятимесячной жизни во чреве матери, вы не узнаете, что это ваши фотографии. Или вы думаете, что узнаете их? Вы совершенно изменились, и вы изменяетесь каждое мгновение – и не только вы, меняется все вокруг вас. Движутся и изменяются все звезды. Каждый день какая-то звезда умирает и исчезает – она могла просуществовать миллионы лет – другая звезда рождается. Так продолжается изо дня в день.

Жизнь – это поток, движение, неразрывность.

В этом нет ничего неправильного. Наслаждайтесь каждым приходящим и уходящим мгновением.

Пейте из него столько, сколько можете, ведь оно так быстротечно – поэтому не тратьте зря времени на раздумья. Не думайте, что оно быстротечно! Не беспокойтесь о том, что будет завтра, случится что-нибудь или нет; и не думайте о вчера.

Пока длится это мгновение, вытягивайте из него все соки, выпивайте его до конца.

Тогда кто станет беспокоиться, уходит оно или остается? Если оно остается, вы будете пить из него. Если оно уходит, хорошо, мы будем пить из какого-то другого мгновения.

Почему вы настаиваете на том, чтобы это мгновение оставалось постоянным? Почему вы думаете, что не придут мгновения, лучше этого? Мгновение назад вы бы и не подумали об этом мгновении. И кто знает – когда это мгновение уходит, может быть, на подходе что-то лучшее. Действительно, лучшее уже на подходе, ведь если вы полностью погрузили себя в это мгновение, то тем самым вы познали что-то потрясающе важное. Вы используете это в приближающемся мгновении. С каждым мгновением ваша зрелость возрастает.

С каждым мгновением вы становитесь все более и более центрированными, более и более погруженными в мгновение, более и более осознающими, более и более бдительными, более и более способными жить.

Тогда кто станет беспокоиться о смерти? Умирая, мы будем наслаждаться ею. Смерть тоже станет мгновением жизни.

Смерть – это не конец жизни, но лишь мгновение превращения, ведь не умирает ничто. Ничего нельзя уничтожить, можно лишь изменять формы, объемы.

Теперь наука оказалась в состоянии разрушить Хиросиму, Нагасаки, весь мир... но не по-настоящему. Она не может разрушить и кусочка камня. Она не может уничтожить его полностью, аннигилировать его; он все еще будет оставаться. Можно разбить его на кусочки, но кусочки все еще будут. Можно нагреть его так сильно, как если бы вы подвели под него само солнце; он расплавится, но все еще будет. Да, вы измените форму, но невозможно выбросить его из существования.

Ничто не умирает, ничто не рождается.

Рождение просто означает, что форма, которой вы были, не была этой формой, но какой-то другой, и поэтому вы не узнаете ее.

Вы не можете узнать даже свои фотографии, сделанные во чреве матери. Если я покажу вам фотографию из вашей прошлой жизни, узнаете ли вы ее? Забудьте о чреве матери, вы не сможете узнать свою фотографию, на которой изображены вы, когда вам было три месяца, шесть месяцев, девять месяцев.

Все меняется непрерывно.

Смерть – это великое превращение.

Вы спрашиваете, какое место в моей религии занимает самоотречение. Перед тем как я отвечу вам, нужно заметить еще одно обстоятельство: эта идея отречения так глубоко укоренилась во всем человечестве, что даже люди, отрицающие существование жизни после смерти, использовали ту же самую логику. Эта логика стала почти универсальной.

Например, в Индии была школа атеистов, называвшаяся чарваки. Слово «чарвака» стоит того, чтобы его понять. Их враги – а для чарваков все религии враги – сожгли все их книги, так что ни одной книги чарваков не осталось. Все, что мы знаем о них, исходит из книг индусов, джайнов, буддистов, критикующих чарваков. Поэтому мы и можем догадаться, о чем говорили эти люди, но мы не можем быть абсолютно уверенными. Все они религиозные люди, и вот – уничтожили священные книги чарваков. Может быть, они многих из них и убили, поскольку сегодня ни одного из чарваков в Индии не осталось. И все священные книги так резко выступают против чарваков, что кажется, они обладали когда-то огромной силой. Иначе, зачем критиковать их, когда нет последователей у этой философии.

Все три религии непрерывно громили и протестовали против чарваков. То была, наверное, очень популярная философия во всем мире. И действительно, она все еще является мощной философией по всему миру, но так как люди – лицемеры, они не признают ее. Только послушайте эту философию и вы поймете, что из ста человек девяносто девять и девять десятых процента – чарваки. Они могут быть христианами, они могут быть индусами, они могут быть мусульманами, не имеет значения; все это лишь их маски.

Вот как враждебные священные книги описывают значение слово чарвака: есть, пить и веселиться. Во враждебных священных книгах чарвака означает того, кто верит только в поглощение – посредством всех органов чувств. Я не могу сказать, что какой-либо чарвака сказал именно это, но это возможно. Враждебные священные книги цитируют чарваков так: «Даже если вы вынуждены занимать денег, не беспокойтесь, но пейте, ешьте и веселитесь. Продолжайте занимать деньги, ведь после смерти ни вас не будет, чтобы расплатиться, ни их не будет, чтобы спросить с вас: "Как насчет моих денег?" Все кончается со смертью, поэтому не волнуйтесь, когда священники говорят вам, что вы будете страдать из-за своей кармы. Наслаждайтесь всеми возможными способами. Не упускайте наслаждения. Этот мир единственный».

Такой смысл придан чарвакам их врагами, в одной враждебной священной книге – ее писал, наверное, очень либеральный человек – говорится, что такой смысл им придан их врагами, нами. Но сами чарваки придавали своему названию другой смысл. Оно означает того, кто обладает сладкой философией – и такое значение вытекает из того же самого слова – того, кто говорит медовые слова. И точно, они говорили медовые слова. Но они тоже следовали той же самой логике.

Религиозные люди говорят: «Отрекитесь от этого мира, если хотите наслаждаться в том мире». А чарваки говорят: «Отрекитесь от того мира, если хотите радоваться в этом». Но логика та же самая. Они принимают ее под различными углами зрения, но и те и другие предлагают вам отречься от одного ради другого. Чарваки говорят вам отречься от того мира: нет Бога, нет нирваны, нет рая – отрекитесь от всего этого. Все это есть здесь – так что наслаждайтесь.

У эпикурейцев в Греции была та же самая философия и та же самая логика. Даже Карл Маркс захвачен той же логикой: нет другого мира. Прежде всего, нужно попытаться отвергнуть другой мир, только тогда вы сможете наслаждаться этим миром.

Так что сначала разрушьте другой мир: нет Бога, нет рая, нет неба, ничего нет. Нет бессмертной души; все умирает вместе с вашим телом. Вы – не что иное, как ваше тело, ваша химия, ваша биология, ваша физиология, все вместе – вы следствие всего этого. Это все равно, как часы, которые идут, – это ведь не значит, что какая-то душа движет ими. Разберите их на части и вы не найдете никакой души, всего-навсего определенное сочетание частей. Соберите их снова, и часы опять начнут тикать.

Карл Маркс говорит: «Сознание вторично, оно не существует независимо от тела. Поэтому, когда тело умирает, сознание исчезает. Отчего эта настойчивость в отрицании другого мира? По той простой причине, что если вы не отвергнете другой мир, вы не сможете наслаждаться этим.

Но, пожалуйста, поймите мою точку зрения, которая полностью отличается от точки зрения этих людей – религиозных, антирелигиозных, теистов, атеистов. Я не принадлежу ни к кому из них.

Я говорю вам, что жизнь продолжает существовать, но нет необходимости называть это другим миром. Это тот же самый мир, та же неразрывность.

Река Ганг начинается в Гималаях; там она всего лишь маленький ручеек. По мере того, как она спускается, к ней присоединяются другие водопады, другие ручейки; она становится больше, больше и больше. Когда она покидает Гималаи, она становится огромной рекой. Невозможно представить себе, что это та же самая река. Можно увидеть, откуда она возникает. Поскольку индусы любят корову как свою мать, они поставили в истоке Ганга камень в виде морды коровы. Ганг стекает водопадом сквозь этот камень; он так мал, так тонок.

К тому моменту, когда Ганг достигает Бенареса, уже невозможно поверить в его размеры. А когда он достигает Калькутты, чтобы встретиться с океаном, он сам становится почти океаном. Стоя там, вы не решите, где же океан; так он обширен. Он впадает в океан и остается океаном. Куда ему деть себя? Да, это уже больше не река – возможно, какая-то часть воды испаряется в облака, какая-то часть воды превращается в лед и движется в арктических широтах, – но он остается, от него не убывает.

Таким образом, я не говорю, что вы должны отрекаться от чего-либо; этот мир для того, тот мир для этого. Вам совсем не нужно отрекаться. Вы должны жить!

Вы должны жить интенсивно и полно, где бы вы ни были, чем бы вы ни были.

И если вы наслаждаетесь этим временем, этим местом, этой доступной вам возможностью, то вы определенно будете двигаться к более высокому сознанию. Вы начнете приобретать, изучать, понимать, становиться более осознающими. Жизнь будет продолжаться. Она будет зависеть от вашего осознавания, от того, какие формы оно принимает, высшие или низшие; движется ли оно к большему страданию или к большему восторгу, – но будет зависеть в этот самый момент. Поэтому я и говорю, что не нужно отрекаться от мира.

Итак, я – странный человек, я ведь против религий. Религиозные люди в Индии написали против меня книги и статьи – против меня написали книги и статьи и коммунисты.

Однажды я путешествовал, и президент индийской коммунистической партии С.А.Дандж ехал вместе со мной в одном купе. Его племянник написал против меня книгу. Он спросил меня: «Вы видели книгу, которую мой племянник написал против вас?»

Я сказал: «Я настолько сильно вовлечен в жизнь, что меня не тревожит, кто и что обо мне пишет. И всякий, кто пишет обо мне, должен быть дураком, поскольку тем самым он попусту тратит свое время. Он должен жить! Если же он хочет писать, то написал бы что-нибудь о себе. И почему я должен читать его хлам? Он, может быть, ваш племянник, так вам и читать его – меня это не интересует». Он был готов дать мне эту книгу. Я сказал: «Выбросьте ее в окно, против меня ведь написано так много книг, я не могу тратить попусту своего времени». Я также сказал ему: «Для вашего сведения, странно, но религиозные люди пишут против меня, антирелигиозные люди, коммунисты, тоже пишут против меня. Такого еще не случалось».

Причина же заключается в том, что я пытаюсь дать вам совершенно новую точку зрения, которая идет вразрез со всей старой логикой. Все они партнеры в одной и той же игре, а я пытаюсь уничтожить всю их игру – всю их логику.

И те и другие полагают, что от одного из миров нужно отречься; от какого из них – это другой вопрос. В одном лишь они согласны: от одного мира нужно отречься. Религии говорят: от этого ради того; коммунисты говорят: от того ради этого – вот единственное несогласие между ними. Но основная логика одна и та же: у вас может быть только один мир. А я говорю: «Почему бы вам не иметь оба?» Я не вижу никакого конфликта; я имею и тот и другой! И мое переживание заключается в том, что чем больше вы имеете этого, тем больше вы будете иметь того, потому что вы становитесь более опытными, больше пережившими.

Если есть рай, то одно определенно: ваши монахи не смогут наслаждаться там. Чем они будут наслаждаться? Всю свою жизнь они поносили женщин, осуждали женщин, а там они найдут прекрасных девушек по вызову. Они будут так нервничать, что у большинства случится сердечный приступ. Здесь они отрекаются: нельзя есть вкусной еды, вкус придает пище привлекательность, – а там им будут подавать самые вкусные блюда. Их будет рвать! Все их жизненные переживания будут против этого.

Только мои люди смогут полностью насладиться раем.

Ни религиозные люди не насладятся им – ведь они уничтожили и искалечили себя, свою способность наслаждаться – ни коммунисты, поскольку они не смогут открыть своих глаз. Они отвергли существование после смерти. Они будут держать свои глаза закрытыми, чтобы остаться в убеждении, что ничего нет; иначе вся философия их жизни окажется неверной. Уж лучше закрыть глаза. Это люди и делают: если что-нибудь идет против вас, любой факт, вы попытаетесь уклониться от этого факта – он вносит возмущение. Коммунисты будут ходить слепыми, потому что для них невозможно принять идею о том, что Карл Маркс не прав и Капитал не прав.

А религиозные люди будут самыми обеспокоенными в раю; они повсюду будут находить трудности. Может быть, в раю есть подразделения, как кажется... похоже, что мусульманский рай отличается от индусского, от христианского, от джайнского – возможно, различным людям предназначены различные зоны.

В мусульманском раю текут реки вина. Можно пить, сколько захочешь – плавать, прыгать, нырять, делать все что угодно. Но здесь к вину прикасаться нельзя. Это кажется очень нелогичным. Здесь люди должны бы подготовиться к такому великому переживанию, иначе они просто умрут! Сидя на берегу реки, в которой течет шампанское, они из-за своих старых привычек, из-за всей своей жизненной подготовки и дисциплины не смогут выпить и капли. И нет ни одного описания реки, в которой текла бы вода; в мусульманском раю все реки полны вина. Почему? Когда можно пить вино, зачем вода? Поэтому или они умрут от жажды, или начнут пить против своей воли. Они по-настоящему будут в смятении. Многие из них сойдут с ума: что же это за награда? Это же наказание!

Только мои люди будут способны плавать в любой зоне. В мусульманской зоне они не будут чувствовать беспокойства, они будут наслаждаться. Они приспособятся везде, поскольку у них нет никакого фиксированного шаблона жизни, фиксированного стиля жизни.

Все, чему я учу их, – это оставаться гибкими, свободными, открытыми, доступными новым переживаниям, новым открытиям.

Поэтому мои люди не останутся в одной зоне. Они постараются использовать все зоны и наслаждаться всеми видами рая; никто не сможет помешать им.

Можно иметь оба мира – так зачем же калечить людей?

Сделайте эту жизнь переживанием, школой, обучением, ученичеством, поскольку после смерти откроется что-то неизвестное и нужно быть к этому всячески готовыми.

Поэтому не упускайте ни одной возможности жить. Кто знает, какого рода жизнь вы будете иметь после смерти?

Я не даю вам никаких фиксированных идей, если же я сделаю это, то я ваш враг; я сделал вас фиксированными, негибкими, жесткими, мертвыми.

Будьте гибкими, и тогда вы сможете двигаться в любом доступном измерении.

В моей религии нет места для отречения.

На санскрите отречение обозначается словом санньяса, само это слово санньяса было использовано для понятия «самоотречение», поскольку отречение стало таким важным. Но я придал этому слову новое значение. Люди, которые называют самоотречение санньясой, под санньясой подразумевают «правильный путь отречения от жизни». Я под санньясой подразумеваю «правильный путь проживания жизни».

Слово санньяса может означать и то и другое. Когда оно может означать правильный способ проживания, зачем калечить людей, разрубать их жизни, уничтожать их естественность, их спонтанность? Почему бы не помочь им иметь в их жизнях столько аспектов, сколько возможно, открыть им столько измерений, сколько возможно?

Мои санньясины многомерны.

Вся жизнь – ваша. Любите ее, живите ею во всей ее полноте. Это единственный способ подготовиться к смерти.

Тогда вы сможете жить и смертью тоже, во всей ее полноте; и это одно из самых прекрасных переживаний. Ничто в жизни не сравнимо с переживанием смерти, за исключением глубокой медитации.

Поэтому те, кто знают медитацию, знают что-то и о смерти – это единственный способ узнать о ней до умирания.

Если я говорю, что в жизни есть более значительное переживание, чем смерть, я говорю это не потому, что я умер и вернулся обратно, чтобы рассказать вам, но потому, что знаю, что в медитации вы движетесь в том же пространстве, что и смерть, – ведь в медитации вы больше не пребываете в своей физиологии, в своей биологии, в своей химии, в своей психологии. Все это остается далеко позади.