Текст книги "Возрожденная любовь"
Автор книги: Бетти Нилс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)
– Маленькая шумная девочка, – ласково сказал профессор. – Вы будете ухаживать за ней, Абигайль. мевру Бут уже имела дело с этим маленьким бесенком, но она постарела и, боюсь, теперь с ней не справится.
Абигайль медленными движениями поправляла пеленку:
– Надолго, сэр?
– Не могу сказать. А почему вы об этом спросили? У вас есть другие предложения?
– Нет. Конечно, я согласна.
– У Одилии сегодня ночью родился сын, через несколько дней Дирк приедет за Ниной.
– Я очень рада за Одилию. Надеюсь, роды прошли хорошо и она чувствует себя прекрасно.
– Да, она звонила мне через час после родов. Дирк просто счастлив.
– Представляю. Мужчины всегда хотят иметь сыновей.
Она готова была отрезать себе язык, увидев, как он побледнел.
– Я договорюсь о вашем уходе завтра из дома для медсестер. Сестра Рицма сообщит вам все подробности, – и вышел.
Теперь она знала, что будет ухаживать за Ниной, когда девочку выпишут из больницы. Она чувствовала себя счастливой. Она предполагала, что останется в Амстердаме дней на десять, и только потом, когда Нину увезут в Испанию, она поедет в Лондон.
Профессор де Вит уговаривал ее пожить в Амстердаме. – У Доминика всегда есть пациенты, которым требуется медсестра, у вас будет работа.
Ван Вийкелен мог бы предложить ей это сам, но он никогда так не поступит. Она упаковала свои вещи. Но было еще кое-что: она не получила зарплату, а так как профессор очень рассердился, когда она попыталась вернуть деньги, оставшиеся от поездки, она не хотела больше говорить с ним о деньгах. Видимо, он заплатит, когда она будет уезжать из Амстердама.
Они покинули больницу на следующий же день после обеда. Ван Вийкелен сам нес счастливую Нину на руках.
– Никто бы не поверил, что совсем недавно я разрезал тебе живот, – смеясь, говорил он.
Девочка тоже смеялась и просила рассказать подробно, как дядя Доминик это делал.
Он проводил их до машины, и они поехали домой с Яном на новеньком «мерседесе». Дома их тепло встретили мевру Бут и Боллингер. Ван Вийкелен вернулся поздно вечером.
Глава 8
Абигайль приготовили комнату, в которой она спала после приезда из Испании. Комната Нины была рядом. Большую часть дня они разбирали детские игрушки и куклы, Нина расположила их так, как хотела. Абигайль пообещала ей перед сном рассказать сказку, если она будет вести себя хорошо, затем раздела девочку и выкупала ее. Они прекрасно понимали друг друга, хотя и разговаривали на разных языках.
Нина была в кровати и пила молоко с сахаром и корицей вместо ужина, Абигайль сидела подле нее, рассказывая на английском языке о старой женщине, которая жила в башмачке. Сказка оказалась очень длинной, так как приходилось пояснять каждое слово. Они сидели, обнявшись, и смеялись над тем, как Абигайль произносила по-голландски даже самые простые слова, когда открылась дверь и вошел профессор.
Он любезно поздоровался:
– Добрый вечер, мисс Трент, я вижу, что вы прекрасно устроились.
Он подошел к Нине и поцеловал ее.
Интересно, вечером он снова назовет ее «мисс Трент»? А может быть, и не будет никакого вечера. Абигайль понятия не имела, будет ли она ужинать вместе с ним, или одна, а может быть, она будет ужинать с Боллингером и мевру Бут.
– Я ужинаю в семь, Абигайль. Надеюсь, что вы составите мне компанию.
Ее сердце подпрыгнуло. Она вежливо поблагодарила за приглашение. За несколько минут она была одновременно и «мисс Трент» и «Абигайль»; это кого угодно выведет из себя.
Они сидели вдвоем в красивой столовой и ели суп, который подал Боллингер. Профессор молчал.
– Я не могу понять, почему вы называете меня то мисс Трент, то Абигайль, – набравшись храбрости, сказала она и посмотрела на него в ожидании ответа.
– Я уже когда-то отвечал вам на этот вопрос. Я забываю.
– Забываете что?
– Вы можете вернуть мне веру в женщин, Абигайль, но на это уйдет слишком много времени. Я разучился верить.
Он замолчал и улыбнулся ей.
– Я не понимаю, что вы имеете в виду. Вошел Боллингер и принес яйца по-бургиненски, поданные, как и полагается, в глазированных кастрюлях; от них исходил прекрасный запах, она была очень голодна, и профессор тоже. Абигайль ела и не задавала больше вопросов. Потом Боллингер принес фруктовый пирог с кремом.
– Как вкусно! – воскликнула Абигайль.
– В таком случае возьмите еще кусочек, я не думаю, что это вам повредит, вы такая худенькая.
Он был прав. Ей приходилось платить за обеды в больнице, поэтому она ограничивала себя в еде.
Кофе пили в небольшой комнате, когда Абигайль протянула ван Вийкелену чашку, он вежливо сказал:
– Мы говорили о вас.
– Нет, в самом деле, нет!
– Вы не понимаете, что я имею в виду, Абигайль. Вы не возражаете, если я всегда буду звать вас Абигайль?
– Вы хотите сказать, что больше не испытываете неприязни ко мне?
Она была не готова к взрыву.
– Дорогая девочка, я никогда…
– Конечно, вы невзлюбили меня с первого дня, как мы встретились, – безжалостно прервала она его. – Я не знаю почему – возможно, вы один из тех мужчин, которые не могут терпеть скромных женщин, но вы используете мою скромность в своих интересах.
Он серьезно посмотрел на нее, его брови подергивались, и Абигайль поняла, что он смеется. Это ее разозлило.
– Ваши глаза прекрасны, у вас ямочки на щеках, вы знаете об этом? – И сладкая улыбка.
– Если вы не возражаете, закончим разговор обо мне! Он выполнил ее просьбу без особого сожаления, извинился и вышел, сказав, что ему нужно работать. Она сидела час или два одна, погруженная в свои мысли, смотря на огонь в камине. Она добилась его дружбы, она была в этом уверена, и, возможно, добилась его уважения.
На следующий день он дал ей новые указания относительно Нины – ничего особенного, так как девочка быстро поправлялась; она была веселой и жизнерадостной. Ее нужно было только чем-то забавлять и следить, чтобы она не переутомлялась. Уходя, профессор сказал:
– Меня не будет день или два, Абигайль, пожалуйста, чувствуйте себя свободной в доме. Боллингер поможет вам. Нине нужно купить одежду, пойдите с ней в магазин на Хуфштрасс и купите все, что нужно. Счет пусть пришлют мне. Нине нужна обувь, на этой же улице есть обувной магазин Пеннокс. Ян отвезет вас.
Через два дня они с Яном на «мерседесе» отправились за покупками. Покупали все, что им понравилось, не обращая внимания на цены, как и приказал профессор. Вернулись домой к обеду, потом Абигайль, немного отдохнув, оставила Боллингера присматривать за Ниной и пошла навестить миссис Маклин.
Женщина, как всегда, была очень рада видеть ее.
– Садитесь, – предложила она, – и рассказывайте ваши новости. Доминик сказал, что он попросил вас остаться с Ниной до приезда Дирка. Он правильно сделал, так как сам не может ухаживать за трехлетним ребенком, а Боллингер и мевру Бут будут баловать девочку, кроме того, в доме сразу же воцарится хаос и беспорядок. Доминик много работает, но это не мешает ему поддерживать комфорт, о котором другие только могут мечтать. Вам нравится его дом, моя дорогая?
– Все, что я увидела, произвело на меня большое впечатление, и, кроме того, какой вкус!
– Дом принадлежал семье ван Вийкеленов в течение сотни лет, – заметила миссис Маклин. – Будет жалко, если Доминик не женится вновь. Если он уедет к своему кузену, который живет где-то в Гелдерленде и ненавидит городскую жизнь, то дом в Амстердаме будет заброшен или, что еще хуже, продан. Доминику нужна жена, Абигайль, и дети.
Абигайль пошевелилась на своем стуле, она размечталась…
– Я приготовлю чай, – наконец смогла сказать она. – Думаю, что рано или поздно профессор женится. У него много друзей в Фризленде, не правда ли?
– Много. Он и сегодня там. Я думала, что вы знаете. Конечно, она не знала, и потом, почему он должен был ей сообщать об этом?
Профессор вернулся вечером. Нина, уставшая от примерок, была уже в постели и почти спала. Абигайль включила ночной свет и ушла к себе. Она всегда оставляла дверь открытой, чтобы слышать, если Нина позовет ее. Она собиралась посчитать, сколько у нее осталось денег, как будто могла каким-то образом увеличить ту небольшую сумму денег, которая оставалась у нее. Она думала о профессоре – где он сейчас и что делает. А он в это время поднимался по лестнице. Абигайль неожиданно услышала:
– Здравствуйте, Абигайль. Нина уже спит?
Он так ласково смотрел на нее, что она забыла о том, что не причесана. Она улыбнулась.
– Рада видеть вас, профессор. Вы хорошо провели время? С Ниной все в порядке.
Он стоял в коридоре, засунув руки в карманы.
– Я рад слышать. Могу я войти?
– Конечно. Вы хотите осмотреть Нину? Думаю, что она скоро проснется. Я ее уложила немного раньше, мы весь день ходили по магазинам, и она устала.
Он сел на край кровати.
– Что вы купили?
– Костюм на молнии, нейлоновый с манжетами в полоску, она любит играть в саду по утрам, и ей необходима простая одежда. Купили платье, пару туфель и шляпку. Надеюсь, что я была не слишком расточительна, вы ведь сказали…
Профессор пожал плечами:
– Не беспокойтесь! У вас есть деньги? Если нет, скажите мне.
Это была прекрасная возможность завести разговор о ее зарплате.
– Нет… – начала Абигайль.
В этот момент вошел Боллингер, он был очень весел.
– Рад вас видеть, профессор. Я увидел машину. Вам звонит доктор Лисвард, говорит, что очень срочно.
Профессор извинился и вышел вместе с Боллингером. Абигайль стала приводить себя в порядок и думала о том, предоставится ли еще возможность поговорить о деньгах. Когда она спустилась к обеду, то узнала от Боллингера, что профессора срочно вызвали в больницу, вернется он поздно. Абигайль быстро поела и, сев возле камина, стала вязать красные перчатки для Нины к тем красным туфлям, которые они купили. Вечером, когда вернулся профессор, она уже спала.
На следующий день профессор ушел очень рано и вернулся лишь к обеду. Нина и Абигайль были за столом. Он сел с ними, к большой радости Абигайль, и воскликнул, посмотрев на стол:
– О Боже, только не это! Рыба, отварная рыба и картофельное пюре! Нина рассмеялась.
– Очень хорошо, – сказал он. – Очень хорошо для Нининого животика. Потом будет мороженое. Боже мой, кто придумал это меню?
– Я, – ответила Абигайль. – Это очень питательно и легко переносится.
– Вы тоже едите это?
– Конечно, пища должна быть разнообразной.
– Весьма похвально. Надеюсь, вы не думаете, что я к вам присоединюсь.
Он говорил рассеянно, потом извинился и, вынув какие-то бумаги из кармана, углубился в их чтение.
Боллингер принес мясо, которое профессор стал есть с большим аппетитом. Абигайль старалась не обращать внимания на запах мяса. Она съела рыбу, чтобы показать пример Нине, и принялась за мороженое, профессор же ел яблочный пирог с кремом. Когда он предложил Абигайль попробовать крем, она отказалась.
Он посмотрел на нее и равнодушно сказал:
– А, мне кажется, я понимаю. Я нарушаю свои же правила, не так ли? Должен сказать, что у вас скверный характер.
Она резко ответила:
– Да, вы нарушаете ваши правила. Вы мне сказали, что Нине можно есть, и я следовала вашим рекомендациям. Она уже все понимает и вспомнит в следующий раз, когда я дам ей рисовый пудинг или сладкий крем из яиц и молока, что ей можно есть, а что нельзя.
– Очень хорошо, Абигайль, вы правы. Я должен идти. Не навестите ли вы профессора де Вита сегодня? У меня для него есть одна книга.
Он улыбнулся, и она почувствовала, как сильно забилось ее сердце. Она подумала, что иногда трудно поверить, что это самый раздражительный человек, которого она встречала в своей жизни. «Может быть, он подобрел из-за Нины, – подумала она, – он так любит девочку!» Абигайль тоже ее обожала. Скоро девочка вернется к родителям в Испанию, и они расстанутся навсегда.
Ужинал профессор с ними. Абигайль видела, что он устал, и предпочла не начинать разговор. Они пили шоколад, приготовленный мевру Бут. Профессор заговорил первым:
– Как вы узнали, что я не хочу разговаривать?
– Вы выглядите немного замкнутым и уставшим, – сказала она откровенно. – Я не хотела беспокоить вас, так как была уверена, что вы не будете со мной разговаривать.
– Но я иногда разговариваю с вами, Абигайль?
– О да, но чаще всего не разговариваете.
– Вы находите, что у меня скверный характер, Абигайль?
Она положила вилку и подумала, прежде чем ответить. Он задавал каверзные вопросы, и, если она не правильно ответит, он станет опять холодным и раздражительным. С другой стороны, зачем лгать? В конце концов она сказала:
– Нет, не скверный – дело в том, что… нет, не скверный. Иначе дети вас боялись бы, а они вас не боятся, они вас слушаются, не правда ли? Вы всегда были резким… нет, не то… Я думаю, что вы раздражены тем, что меня встретили. Я всегда была уверена, что вы не любите меня, и сейчас то же самое, правда не всегда, и этого я не понимаю. Это потому, что я англичанка? Или, может быть, хотя вы говорили…
– Я отвечу вам, чтобы убедить вас. Вы правы, я не хотел встречаться с вами, меня уже давно не интересуют женщины, девушки, но, встретив вас, я изменился. Я взял вас на работу, чтобы видеться с вами каждый день. Вы находите это странным?
Она молчала.
– Противоречивое поведение? А вы знаете почему? – Профессор устремил на нее свои голубые глаза и побледнел. – Я был женат. Это было давно.
– Да, я знаю.
– Кто сказал вам? Прислуга?
– Нет, я ни с кем не сплетничала. Один человек ответил на мой вопрос. Видите ли, я никак не могла понять, почему иногда вы ненавидите меня, а иногда… – Она стала слегка непоследовательной, вспомнив, как он целовал ее. – Я расстроилась один или два раза, хотела найти объяснение вашему поведению, и этот человек рассказал мне о вас, он сказал только то, что вы были женаты и ваша жена погибла в автомобильной катастрофе. Это не мое дело; вы сами начали разговор, я бы никогда об этом не заговорила.
– Я никогда об этом никому не рассказывал. Странно, что рассказал вам, но я хотел рассказать вам, Абигайль, я должен был рассказать вам…
Он Замолчал, так как вошел Боллингер узнать, не хотят ли они кофе.
– Да. Спасибо, Боллингер.
Боллингер вернулся очень быстро. Абигайль не давали покоя разные мысли. Если бы она была уравновешенной девушкой, она использовала бы эти несколько минут в полезных целях, а вместо этого она налила кофе, подала ему чашку и встретилась с ним взглядом.
– Это может показаться странным, Абигайль, все эти годы я никому не хотел рассказывать о своей женитьбе, хотя у меня много друзей, но я хочу рассказать вам, потому что вы другая, вы знаете, что значит быть несчастным, и вы честная девушка, я уверен, что вы сохраните наш разговор в тайне.
– Вы уверены, что хотите рассказать мне? Он улыбнулся, налил кофе, поставил чашку на стол и заговорил:
– Я женился, когда мне было двадцать пять, – это было пятнадцать лет назад. Вы знаете, что мне уже сорок? Она была очень красивая и веселая, она любила роскошную одежду, драгоценности, машины. Она была из тех женщин, с которыми любому мужчине приятно находиться рядом. А я – молод, богат, сделал предложение, и она согласилась выйти за меня замуж. Через полтора месяца я понял, что она не любила меня, а еще через полтора – что я разлюбил ее. Если бы я любил ее, я смог бы забыть все, что она сделала. Она погибла в автокатастрофе вместе со своим любовником через пять месяцев после нашей свадьбы. Я больше не любил ни одну женщину. Я не испытывал к моей жене никаких чувств, но была задета моя честь. Теперь вы знаете, почему я не позволял ни одной женщине вторгнуться в мою жизнь.
Абигайль вылила остывший кофе и налила ему горячий, при этом руки у нее дрожали. Даже если бы он и полюбил ее, то не позволил бы, чтобы чувства нарушили его жизнь. Какая могла быть еще у него причина рассказать ей о том, о чем он никогда никому не рассказывал? Единственная причина только в том, что он любит ее. Ему надо было рассказать, и он почувствовал, что может ей довериться.
– Спасибо за доверие, профессор. То, что произошло с вами, это действительно ужасно, и я могу представить себе, как подозрительно вы относитесь к женщинам. Но прошло уже много времени. Я уверена, что вы встретите кого-нибудь, кто изменит ваше мнение о женщинах. Вы так много работаете, а кругом так много хороших женщин!
– Вы думаете, что я встречу женщину, полюблю и женюсь на ней?
– Да, а почему нет? Если в бочке одно испорченное яблоко, это совсем не значит, что вся бочка плохая.
– Но мне нравится работать. Если я женюсь, женщина попытается изменить мой образ жизни.
– Нет, если она будет любить вас, она не сделает этого. Она будет помогать вам.
– Каким образом?
– Не знаю! – Абигайль потеряла всякое терпение. – Она единственная, кто может ответить на ваш вопрос.
– Я запомню ваши слова и спрошу ее, когда придет время. А сейчас я должен идти в больницу. Там один случай…
Он стал рассказывать, Абигайль слушала его с интересом и даже задавала вопросы.
Абигайль села возле камина, позвала Боллингера и, когда он вошел, извинилась, что они с профессором долго разговаривали за обедом.
– Все в порядке, мисс Абби, – сказал Боллингер, убирая посуду, – я рад, что у вас был приятный разговор. Профессор не часто разговаривает. Вы, должно быть, нравитесь ему.
– Я хотела бы верить, что это так, Болли, – сквозь слезы сказала Абигайль.
На следующий день профессор уже завтракал, когда они с Ниной спустились вниз. Он поцеловал племянницу и был явно в хорошем настроении.
– Завтра я еду во Фризленд, Боллингер тоже едет, так как должен посмотреть луковицы тюльпанов в саду. Будет хорошо, если вы с Ниной поедете с нами. Я думаю, что Нина заслужила это!
– Да, она прекрасно себя вела. Вы действительно хотите, чтобы я поехала? – Абигайль покраснела и добавила:
– Ей уже не нужна медсестра.
– Видите ли, мы с Боллингером очень любим Нину, но ведь мы не сможем уделить ей достаточно времени. У меня свои дела, а Боллингер будет занят луковицами тюльпанов.
– Хорошо, я поеду. Когда мы должны быть готовы?
– Успеете к восьми часам утра? Если хотите, мы можем выехать позже.
– Я думаю, успеем. Нина просыпается рано.
– В самом деле?
– Она ложится со мной, и я рассказываю ей сказку.
– На английском? – засмеялся он.
– На двух языках. Она почти все понимает, не правда ли, малышка? – Она повернулась к Нине, которая с большим аппетитом ела яйцо и хлеб с маслом.
– Да, – ответила девочка, набив полный рот едой.
– Моя дорогая, ты умная девочка, когда ты покушаешь, дядя Доминик сообщит тебе потрясающую вещь.
Нина забыла про яйцо.
– Дядя Доминик, говори, – капризно приказала девочка.
Ван Вийкелен оставил Абигайль успокаивать разволновавшуюся племянницу. Его не было целый день, и Абигайль обедала в одиночестве. Она постоянно убеждала себя в том, что единственным выходом было бы забыть все, что рассказал ей профессор, ведь скоро она уедет и они никогда больше не встретятся. Она должна вести себя так, как и всегда. Утром она, позавтракав, сказала Боллингеру, что скоро у нее будет возможность дать ему немного больше денег: ей должны заплатить за три недели. Она оставит себе немного денег, чтобы купить что-то из одежды, когда вернется в Лондон.
Они были готовы к восьми часам. Нина надела новый костюм на молнии, шляпку и красные туфли. Абигайль была в твидовом пальто и вязаном берете. На ней были старые ботинки, но Болли так вычистил их, что никто не догадается, что они протекают. Она выглядела очень скромно по сравнению с Ниной. Вошел профессор ван Вийкелен и внимательно осмотрел ее с ног до головы, начиная с помпона на берете и направляя взгляд вниз к ее ногам. Его легкая улыбка была ироничной.
Ночью шел снег, в городе деревья слегка покрылись инеем, но за городом все было покрыто толстым слоем снега. Абигайль с Ниной удобно устроились в креслах комфортабельной машины, рядом сидел Колосс. Они, вынужденные пробираться через стада лошадей, медленно проезжали мимо ферм. Нина, очарованная зимним утром, хотела знать все о лошадях. Она хотела знать о коровах и быках, а также о ветряных мельницах и подвесных мостах; Абигайль не могла все объяснить по-голландски, и профессор, смеясь, подсказывал ей нужные слова. Боллингер смотрел на него с удивлением.
Они проехали плотину за Иесилмер, но из-за снега толком не смогли ничего разглядеть. Вскоре приехали во Фризленд. Спустились по морскому берегу, затем обогнули маленькие городки Болсвард и Сник.
Затем они выехали на основную дорогу, по обеим сторонам которой тянулись голые поля и не было видно ни одной деревни. «Как будто, – подумала Абигайль, – мы в центре пустыни, покрытой снегом», – и услышала голос профессора:
– Сегодня прохладно, но очень красиво.
Дорога, по которой они ехали, перешла в узкую кирпичную и неровную дорогу с указателем на Ерневуд, но до того, как они доехали до этого места, профессор повернул машину на тропинку с голыми деревьями, и они оказались около ворот. Тропинка кончилась, машина по каменной дорожке подъехала к дому.
Дом был старый, из красного кирпича, с многочисленными фронтонами; он не был широким, но казалось, что в нем множество комнат. Окна маленькие, с арками. Они вышли из машины, профессор взял Нину на руки и вошел в дом.
Этот дом был очень похож на тот, в котором профессор жил в Амстердаме: такой же квадратный холл, на полу такая же черная и красная плитка. Единственное отличие было в том, что в центре холла находилась розовая лестница. Профессор помог Абигайль раздеться и пригласил ее пройти в комнаты направо, но до этого профессор представил ей пожилую женщину, которая открыла дверь. Он называл ее Джойк, и было видно, что они знают друг друга уже много лет.
Комната, в которую они вошли, оказалась довольно широкой и темной из-за маленьких окон и погоды, но бра на стенах и огонь в камине давали яркий свет. Она была обставлена точно так же, как и маленькая гостиная в доме в Амстердаме; в ней было поразительное сочетание удобства и старины.
Профессор предложил Абигайль сесть в кресло возле камина, и Нина сразу же залезла к ней на колени. Боллингер вышел.
– Он пошел посмотреть на свои луковицы тюльпанов, – сказал профессор. – Мой садовник, на месте которого работает Боллингер, живет здесь. Думаю, у них будет тема для разговора за чашкой кофе.
– Как они смогут разговаривать? Ваш садовник говорит по-английски?
– Да. Он был в Англии во время войны. Кроме того, оба они знают латинские названия всех цветов.
Мысль о том, что Боллингер настолько образован, никогда не приходила Абигайль в голову.
– Как интересно, Болли знает латинский! – в изумлении воскликнула она.
– Он очень умен по части садоводства, – ответил профессор, беря кофе из рук Джойк. – Я буду занят час или два. Я думаю, вы сможете развлечь себя? Сад довольно большой. Снег кончился. Нина может вылепить снеговика.
Абигайль подумала о своих дырявых ботинках, но согласилась пойти в сад, потому что Нине хотелось поиграть на улице. За домом была большая площадка и полно снега. Они вылепили прекрасного снеговика, а затем играли в снежки, и Нина устала.
– Пора домой, – строго сказала Абигайль. До обеда оставался еще целый час. Они сели у камина, Нина – на коленях у Абигайль, что-то напевая. Вернулся ван Вийкелен. Он слушал, как Нина поет, поблагодарил ее за прекрасное исполнение и предложил Абигайль выпить, а сам устроился в кресле рядом. Было очень приятно сидеть в теплой, уютной комнате. Абигайль медленными глотками пила херес, погруженная в свои мысли, и только голос профессора заставил ее вернуться к реальности.
– Нина уезжает в Испанию через два дня, Дирк звонил. Мы должны расстаться с ней. Жаль, не правда ли?
– Да, очень жаль. Они поедут на машине?
– Да, Дирк будет завтра вечером в Амстердаме, переночует, и утром они уедут. Вы хотите сразу же вернуться в Англию?
– Да, – только и смогла сказать Абигайль. – Боллингер поедет со мной?
– Если вы хотите, чтобы он поехал, вам с ним и решать.
Абигайль оживилась:
– Ну, если он останется, я скорее найду работу в другом месте, а если он поедет со мной, я должна буду искать для него комнату. Хорошо бы найти комнату до его возвращения в Лондон.
– Лучше было бы, если бы вы остались на некоторое время поработать в больнице.
Ее сердце готово было выскочить от счастья.
– Да, конечно, но есть ли там для меня работа?
– Здесь так же не хватает медсестер, как и в Англии. У нас пятьдесят свободных мест, что вы предпочитаете?
– Я уже знаю сестру Рицму, она говорит по-английски, что значительно облегчает мою работу, поэтому выбираю хирургию.
– Операционную?
– Да, я работала там шесть месяцев.
– Хорошо. Вы будете жить у миссис Маклин?
– Вы думаете, она согласится? Я была бы очень рада.
– И она тоже. – Он подошел к Нине и взял ее на руки. – Не пообедать ли нам, а затем, пока наша юная леди будет спать, я покажу вам весь дом.
На обед был гороховый суп, жареный язык и салат. На десерт – вафли со сбитыми сливками. Они пили сухое белое вино, а Нина – апельсиновый сок.
Обед был настолько великолепен, что Абигайль не сдержалась и сказала об этом.
– Это готовила дочь Джойк. Ее муж ухаживает за садом. Джойк – экономка, она живет здесь с детства с мужем и дочерью в маленьком доме за гаражом.
Абигайль, глядя на профессора и Нину, подумала, каким он мог бы быть прекрасным отцом, каким он был бы с детьми удивительно спокойным. Но увы… сам с собой он был явно не в ладу.
После обеда они поднялись наверх в маленькую комнату, где Джойк готовила постель.
– Здесь спала Одилия, когда была маленькая, – сказал профессор. – Я ничего не менял. Комната очень подходит для девочки. В этой комнате давно никто не жил.
Он вздрогнул. Абигайль занялась Ниной, потому что она догадалась, почему он вздрогнул, – здесь могла спать его дочь. После того как она уложила Нину, Абигайль спросила:
– У вас действительно есть время прогуляться по дому? Я могу побыть одна, если у вас есть какие-то дела.
– У меня нет никаких дел. Давайте спустимся вниз, хорошо?
Около гостиной и столовой располагались еще комнаты. Одна – с розовыми шелковыми стенами, пушистым ковром на полу и темно-зелеными вельветовыми шторами. В углу стоял буфет с китайской фарфоровой и серебряной посудой, около камина располагалась софа, покрытая вельветом. Два стула прекрасно завершали современный и старинный стиль. На стенах – картины, изображающие пасторальные сцены. Вторая комната – библиотека, вдоль стен стояли шкафы с книгами, вид которых говорил о том, что ими часто пользуются. Там пахло табаком и кожей. Абигайль поморщила нос.
– Приятно, – сказала она. – Какая прекрасная библиотека. Наверное, большинство книг на голландском языке.
– Да, но есть и на английском, немецком, немного на французском.
– Вы, наверное, и пишете.
– Только когда хочу сказать что-то стоящее. Они вернулись в холл, поднялись наверх, где располагались спальни, их было больше, чем предполагала Абигайль, каждая с узким окном, обставленная старинной мебелью, везде на полу лежали тонкие ковры. Абигайль сказала:
– Очень красивый дом, такой же красивый, как и дом в Амстердаме! Ваша семья жила здесь?
Они вернулись в гостиную, устроились в креслах возле камина, и только тогда профессор ответил на ее вопрос:
– Да, триста лет или что-то около того. Родители жили здесь, но часто приезжали в Амстердам. После моей женитьбы я стал бывать здесь реже. Жена не любила эти места, они казались ей скучными. Вокруг одни поля и маленькие дома. Я нахожу это прекрасным.
– А Амстердам? Вы любите свой дом в Амстердаме?
– Да, конечно, но здесь я отдыхаю, понимаете? Абигайль прекрасно понимала. Вдалеке от суматохи больницы и постоянной работы с больными этот дом казался раем. Она сказала ему об этом, и ван Вийкелен улыбнулся.
– Вы знаете, как вы изменили меня. До того, как я хорошо узнал вас, я подозревал, что вы говорите приятные слова, только чтобы угодить мне.
– Вы тщеславны?
– Да, но может быть, вы не знаете, что много лет женщины ко мне относились как к хорошей добыче. Они все время старались угодить мне и, что бы я ни сказал, всегда соглашались со мной.
– Так вот почему вы обвинили меня в подхалимстве. Они, наверное, были красивые…
– Такие же красивые и пустые, как моя жена! – Он улыбнулся. – Вы знаете пословицу: пуганая ворона и куста боится. Я очень пугливый, Абигайль?
Она осторожно взглянула на него. По его тону она поняла, что он снова раздражен. Нужно было менять тему разговора.
– У вас прекрасный сад, – весело сказала Абигайль. – Розы хорошо растут здесь? Его лицо снова стало радостным.
– Прекрасно растут, здесь есть большая клумба с другой стороны дома, там посажены розы.
– Я бы хотела посмотреть. У нас был в деревне сад с розами. Болли прекрасно за ними ухаживал, и у нас в доме всегда стояли вазы со свежими розами.
– Расскажите мне о ваших родителях, – попросил ван Вийкелен.
– Я не знаю…
– Они умерли, не так ли? Сейчас прекрасное время для воспоминаний. Когда вы переехали в Лондон?
Она рассказала ему о своем детстве, о родителях, о Болли, о красивом доме, в котором они жили. Ван Вийкелен сидел в кресле, курил трубку и смотрел на потолок. Когда она закончила, то почувствовала, что она рассказала все самое грустное, а радостные моменты остались в воспоминаниях.
– Извините, я не думала… Я, наверное, надоела вам.
– Нет, совсем нет. Вы заслуживаете счастливого будущего, Абигайль. Она покраснела.
– Я не жалею себя. Мне очень повезло с работой, и потом, у меня есть Болли.
– У вас больше нет друзей?
– Есть, но у каждого из них своя жизнь. Я не хочу об этом говорить. Пойду схожу за Ниной.
– Хорошо. Я немного поработаю.
Он говорил равнодушным тоном, может быть, потому, что она отказалась рассказать о себе. В самом деле, размышляя об этом, Абигайль подумала, что этим обидела его, хотя совсем этого не хотела. Она вышла из комнаты и пошла наверх к Нине, которая уже с нетерпением ждала ее.
Они выехали после чая. Абигайль надеялась, что профессор вспомнит, что они с Ниной сидят сзади него, но была разочарована. Мужчины разговаривали о садоводстве всю дорогу. Нина спала, свернувшись, как котенок, на коленях у Абигайль, Колосс тоже спал, и Абигайль опять осталась наедине со своими грустными мыслями.
Она ужинала одна, профессор, как сообщил ей Боллингер, ушел.
– Важные дела. Он сказал, что вы остаетесь работать в больнице на какое-то время. Вы будете жить у миссис Маклин?
– Да, Болли, хотя не знаю, надолго ли. Я очень рада за тебя, тебе здесь хорошо, не правда ли?
– Очень, мисс Абби. Я полюбил сад, в котором мы были сегодня.
– О Болли, дорогой, я знаю, я никогда не смогу рассчитаться с тобой за все, что ты сделал для нас после смерти отца. Мы бы без тебя пропали! Ты настоящий друг. Я готова остаться здесь навсегда, лишь бы ты был счастлив.
