Текст книги "Рай по завещанию"
Автор книги: Бетина Крэн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 27 страниц)
Бетина Кран
Рай по завещанию
ПРОЛОГ
Центральная Шотландия
Рождественский вечер
1810 года
Сальные свечи, освещавшие главный зал Скайлета, уже оплыли, а кружки опустели. Святочное полено, весь день пылавшее в огромном каменном камине, превратилось в красноватые угольки, медленно угасавшие среди пепла. Тени лениво шевелились на высоких серых каменных стенах – казалось, они воплощают в себе сонливость трех утомленных праздником шотландцев, до сих пор не покинувших своих мест за праздничным столом.
– Рожде… Рождество… В этом году все наперекосяк. Все! На полях нельзя… ничего нельзя. Охотиться – так только на голодных кроликов. Нельзя даже пасти стада. Снег глубокий, почти до крыш. Вполне можно похоронить мертвых. Хочу сказать, что Господь правильно сделал, родившись зимой. Как раз подходящее время, чтобы зачать ребенка или родиться самому. А ты что думаешь, Терранс? – дородный мужчина, хозяин Скайлета, мясистым кулаком сбросил со стола ногу своего управляющего, чтобы привлечь его внимание.
– Да-а? – встрепенулся Терранс, тупо уставившись в пространство перед собой, его глаза удивленно мигали.
– Я сказал… время родиться. Добрая зима. А ты как думаешь?
– Да, лорд Гаскелл, как пить дать.
Когда долгожданный ответ был получен, двое мужчин устремили взгляды на третьего.
– Ты слышал, Рэм? – спросил Терранс. – Время для того, чтобы родиться. Или зачать.
Гаскелл качнулся на массивном стуле, упираясь ладонями в стол.
– Терранс всегда соглашается, – отозвался Рэмсей Пэкстон Маклин, встряхнув головой. – Он ведь управляющий.
Рэмсей знал, что должно последовать за этими словами.
– Да, он мне… мой управляющий. Но умеет, да, умеет рассуждать разумно. Он – настоящий мужчина, у него восемь детей! Восемь! И, может быть, будет и больше! – Гаскелл вновь откинулся на спинку стула, как бы подчеркивая значимость своих слов. Рука коснулась жесткой бороды, в которую уже вкралась седина. В голубых глазах мелькнул огонек. Владелец Скайлета поднял тяжелую оловянную кружку, изо всей силы стукнул по столу и прорычал:
– Эля! Еще эля!
– С меня достаточно, – Рэм Маклин поднялся, для равновесия опершись на край стола, неверным движением расправил широкие рукава и мятый килт [1]1
Килт – шотландская национальная мужская одежда, юбка особого покроя.
[Закрыть].
– Садись, парень! – Гаскелл, сузив глаза, взглянул на своего мускулистого статного сына. – Лучшее, что ты можешь сделать – это сесть, потому что здесь приказываю я!
– Отец… – Рэм посмотрел ему в лицо, упершись в крышку стола мощными кулаками, копией отцовских.
– Са… дись! – подбородок лорда Гаскелла упрямо выпятился вперед.
Прежде чем плюхнуться на стул и собраться с силами, Рэм бросил на отца непокорный взгляд.
В дверях появилась молодая розовощекая девушка с кувшином крепкого вина. Протирая кулаком заспанные глаза, приблизилась к столу и поставила кувшин перед мужчинами. Потянулась за пустым.
Мощная лапа лорда Гаскелла обхватила пухлые округлости служанки ниже талии. Другая потянула вниз ворот рубашки, обнажая твердую грудь с розовым бутоном соска.
– Вот тебе милашка с плоским животом. Забирай, парень, забирай, и пусть ее животик округлится после сегодняшней ночи.
– Черт бы тебя побрал! – Рэм вскочил на ноги, лицо залила краска ярости. – Я не собираюсь ублажать твоих кухонных шлюх, старый козел! Ублажай их сам! – крикнул он отцу.
Резкие слова сына еще звучали в зале, когда грубый смех Гаскелла заглушил их.
– Хоть сейчас! – он глянул на грудь служанки, свободной рукой игриво нажал на розовый сосок. Девушка завизжала, и Гаскелл отпустил ее, смачно хлопнув по ягодицам. Служанка отскочила, поправила рубашку и, прихватив пустой кувшин, исчезла за дверью, украдкой бросив взгляд на молодого лорда.
Рэм сощурил небесно-голубые глаза, зная, что любая служанка, не отличающаяся целомудрием, готова услужить ему. Изящные губы сложились в ухмылку.
– Я бы не отверг даже твоего незаконнорожденного ребенка, – Гаскелл плеснул в кружку эля. – Даже девочку!
Рэм презрительно хмыкнул. Пришел черед Гаскелла показать свой гнев.
– Тогда женись, черт возьми! Женись и дай мне наследника, чтобы я мог посадить его на колени.
– Каждое лето у тебя и так рождается целый выводок! Сажай их на свои чертовы колени и оставь меня в покое! – в голосе Рэма звенела ярость.
– Да, у меня много детей, но СЫН только один! А внука нет! И тут все зависит от тебя.
– Зависит, – голос Рэма стал сухим. Он протянул руку через стул, взял кувшин и налил себе вина. Затем поднял кружку так резко, что пролил вино – темные капли скользнули по четко очерченным скулам.
– Найди себе жену, парень. Найди, ляг с ней в постель и подари мне внука, – резкие ноты в голосе Гаскелла сменились просительными – выпитое давало о себе знать. Широкое лицо посерело. Сейчас лорд казался более старым, более уставшим и пьяным.
– Женюсь, если сочту нужным. Если вообще когда-нибудь женюсь, – молодой лорд видел, что отец перестал сердиться.
Гаскелл откинулся на спинку резного стула, посмотрел на своего крепкого, ладного сына довольно трезвыми глазами. Погладив бороду – давняя привычка – неожиданно ударился в воспоминания.
– Я знаю, в чем дело, Терранс, – управляющий с готовностью повернулся к хозяину. Утром он вряд ли вспомнит что-нибудь из речей лорда, но сейчас надо слушать. – Я неудачно женился. Я был тщеславный, жадный молодой дурак. С другой женой все было бы по-иному. Жениться надо было на той молодой английской девушке… э-э… как ее звали?
– Констанция, – подсказал Терранс, чувствуя, что язык – единственная часть тела, еще способная шевелиться. Только истинный Маклин может выпить такое количество эля, которое выпил Гаскелл, и продолжать соображать. Терранс был убежден – именно это качество даст Маклину право на власть.
– Констанция, да-да, Констанция. Красавица, рыжеволосая Констанция. Никогда – ни до, ни после – я не встречал женщину, столь зовущую к любви. Огонь! – казалось, перед глазами Гаскелла мелькнул образ из прошлого. – Грудь, как яблоко, – гладкая, прохладная. Во рту прямо слюна накипала, стоило ее увидеть! Ей не было и семнадцати – голову даю на отсечение! Из хорошей семьи. Боже, эта девушка любила меня до потери сознания! Как она любила!
– Опытная английская проститутка, – резко сказал Рэм.
– Нет, – глаза Гаскелла вспыхнули, но через мгновение он вновь погрузился в прошлое. – Она была леди. То лето я провел в Лондоне. Но должен был уехать в Скайлет, чтобы уладить здесь дела отца. А когда вернулся в Лондон, она уже с кем-то уехала, и ее семья отказалась сообщить, куда. А потом я обручился с твоей матерью, и все кончилось, – Гаскелл указал на Рэма. – Твоя мать… Все дело в ней. Из-за ее холодной голубой крови ты не интересуешься женщинами. Нет в тебе жажды жизни! В твои годы у моих ног уже копошился целый выводок!
– И твои похотливые замашки свели мать в могилу! – Рэм встал, мускулы лица напряглись. Руки задрожали от гнева, в глазах сверкнули стальные отблески. Повернувшись, он пошел к двери.
Гаскелл тяжело вздохнул, глядя вслед сыну, – какие у него широкие сильные плечи! Хозяин Скайлета повернулся к управляющему.
– Резкий! Гордый! – Гаскелл говорил не без гордости и восхищения. – Крепок, как каменная стена, упорен, как бык… И почему он так слаб в том, что так приятно любому мужчине? Может быть, он… – Гаскелл понизил голос и наклонился к Террансу, уже уставшему слушать хозяина. – Неужели у него слабо орудие мужчины?
– Нет, – Терранс вздохнул. – У него бывают женщины. Иногда до меня доходят слухи. Рэм слишком разборчив, в этом все дело. И не нужен ему ваш пример, лорд Гаскелл, – трезвый, Терранс никогда бы не осмелился высказать подобное, но крепкие напитки стирают социальные различия.
– Ты прав, – Гаскелл кивнул.
Стало тихо. Постепенно в глазах старого лорда вновь засверкал огонек.
– Многое бы я отдал, чтобы вновь увидеть Констанцию. Рядом с ней мужчина всегда чувствовал себя мужчиной. Даже в глазах темнело, когда она шла… ну просто как… Не то что моя Эдвина. Спать с Эдвиной – все равно что колотить молотком по доске. Но больше всего виновата ее мать, только и знала, что таскала дочь в церковь. Перестать любить Бога, чтобы любить меня… Для Эдвины это было невыносимо.
Голова Терранса упала на грудь, но через секунду он проснулся. Брови Гаскелла сошлись на переносице.
– Интересно, где сейчас Констанция? Она ведь еще совсем не старая, – неожиданно лорда осенила мысль: – Терранс! – заревел он. – Ты должен найти ее! Констанцию! Должен найти и привезти сюда! Женщину, подобную Констанции, нельзя не отыскать! Терранс, на рассвете отправляйся в Лондон и отыщи ее, где бы она ни была!
ГЛАВА 1
Дорсет, Англия
Май 1811 года
Иден Марлоу стояла на массивных ступенях старого здания, служившего ныне школой для благородных девиц госпожи Данливи. Она полной грудью вдохнула свежий ветер, в котором еще чувствовался аромат утренней росы. Солнце ласково коснулось щеки, и девушка улыбнулась, глядя на пышную растительность Дорсета, подобно волнам океана бушующую вокруг школы. Вспаханные поля, цветущие сады, чистые извилистые ручьи, берега которых поросли кустарником, – все в этот весенний день казалось таким ярким! Но скоро она будет наслаждаться этим прекрасным видом только в воспоминаниях.
Иден вздохнула, поправила кружевной манжет, разгладила складки бархатного золотистого жакета. Она чувствовала легкое волнение накануне отъезда. Но когда увидела мужчину, приближающегося к зданию школы, мысли об отъезде сразу улетучились.
Высокий, хорошо сложенный, Джеймс был точной копией отца и в этот ясный майский день казался удивительно красивым. Сюртук цвета жженого сахара сзади имел фалды, как на фраке. Шерстяные жилет и брюки, элегантный голубой шейный платок, повязанный по ирландской моде, дополняли костюм. Его манеры, бостонский акцент – долгие гласные – заставили сердце Иден трепетать, напомнив о семье и доме – далеком доме, на другом берегу Атлантического океана.
– А вот и ты! – лицо Джеймса Марлоу озарилось улыбкой при виде младшей сестры. Ее изысканное платье с высокой талией и широкой юбкой, каштановые волосы, уложенные венцом, делали девушку удивительно женственной. Джеймс был поражен – сестра полностью оправдала ожидания семьи и превратилась в настоящую красавицу.
– Дене! – он бросился к девушке, горячо обнял, оторвав от земли. Поставив на место, потрепал сестру по щеке, но тут же заметил, как та напряглась – мимо проезжали две безупречно одетые леди, с любопытством взиравшие на эту встречу. Джеймс отпустил сестру, но вид ее счастливого лица заставил молодого человека забыть об условностях и вновь сжать ее в объятиях.
Девушка густо покраснела и опустила длинные пушистые ресницы. Джеймс взял сестру за подбородок, заглянул прямо в глаза, восхитившись их цветом расплавленной меди. Ее глаза, казалось, обещали радость и наслаждение. Джеймс подумал, что встретить более обаятельную и прекрасную даму трудно.
– Джеймс, отпусти, – ее ресницы вновь опустились. – Ты раздавишь меня. Что подумают люди?
Молодой человек рассмеялся, выпустил сестру из объятий и, держа за руку, повел вниз по широким ступеням.
Лошади уже нетерпеливо били копытами. Джеймс был готов отдать голову на отсечение, что сестра замерла, когда он, обняв за талию, посадил ее на лошадь. Ему и в голову не пришло по-джентльменски подставить колено, чтобы Иден могла сама сесть в седло.
– Я могла бы воспользоваться специальной лесенкой во дворе у конюшни, – тихо сказала девушка, ставя ногу в стремя. Джеймс шутливо нахмурился.
– Что случилось с моим маленьким бесенком, еще недавно готовым дать себя высечь, но скакать во весь опор без седла?
– Джеймс Марлоу! Вы же знаете, меня никто никогда не бил, – но глаза Иден сверкнули, она явно что-то припомнила.
Джеймс ласково пожал руку сестры и повернулся к своей лошади.
– А кроме того, – девушка понизила голос до полушепота, – этого бесенка отправили получать образование, достойное благородной леди. Леди теперь у нас… полированная.
– Скорее наоборот, полировку сняли, – прошептал себе под нос Джеймс, признавая, что именно отсутствие проказ знакомого бесенка беспокоит его больше всего.
Маленькая милая сестренка превратилась в незнакомую чопорную куклу, подобия которой украшают салоны и вечеринки. По крайней мере, именно такой Иден показалась Джеймсу два дня тому назад, когда они впервые встретились после долгой разлуки.
Иден не расслышала его слов, но успела заметить, как Джеймс плотно сжал губы и резко вскочил в седло.
– Тебе лучше ехать первой – ты хорошо знаешь местные тропинки.
– Конечно, – Иден убедилась, что держит поводья как настоящая леди, и тронула лошадь.
Джеймс был ее старшим любимым братом, ее первой любовью. Она обожала его остроумие, стиль. Когда-то даже во всем хотела походить на него, не понимая, что биологическая принадлежность к женскому полу потребует другого. А сейчас Иден чувствовала, что женственность, появившаяся в ней с возрастом, смущает или даже раздражает брата.
После долгого молчания она осмелилась задать вопрос.
– На кухне до сих пор властвует Колин?
– Да, до-р-рогуша, – ответил Джеймс, подражая шотландскому раскатистому «р» их поварихи. – Готовит так, что слюнки текут. Правда, прежде чем я прикоснусь к какому-нибудь тосту, меня заставляют вымыть руки.
Иден звонко рассмеялась при одном только воспоминании о причудах старой поварихи.
– Немало ночей я провела без сна, мечтая о куске пирога Колин.
Джеймс прищурился, глядя на яркое утреннее солнце, затем повернулся к Иден.
– Тебе было здесь одиноко?
– Вначале, – Иден отвернулась, стараясь говорить так, чтобы голос не дрожал. – Но девочки быстро приняли меня в свою компанию, и я почувствовала себя как дома. Но когда получала письма и посылки от мам-мы…
Сердце Джеймса дрогнуло, когда он услышал, как сестра нежно говорит, удваивая звук: «мам-ма».
– И после приезда на Рождество мам-мы и пап-пы было так больно расставаться… – нежный голос стал тише. – Но теперь я понимаю, что должна была закончить образование. Чтобы стать леди, нужно очень многому научиться.
– Святой Боже! – фыркнул Джеймс, чувствуя, что сдержанность, достойная леди, стала чуть ли не главной чертой характера его шаловливой сестренки.
– Джеймс! – с тревогой сказала Иден. – Не поминай Господа всуе!
– Извините за мои мальчишеские замашки, благородная леди, – Джеймс с улыбкой приложил руку к сердцу и поклонился так низко, как только позволяло положение в седле. – Я совсем недавно вернулся из отдаленных колоний.
– Нехорошо смеяться над сестрой. – Иден почувствовала, как сердце сжалось, а к горлу подступил ком. На глаза навернулись слезы. Но она взяла себя в руки. «Леди не должны выдавать своих чувств», – старая суровая леди Розмари, классная дама, крепко вбила в головы своих воспитанниц эту мысль, даже завещала юным леди не плакать, когда смерть заберет старую Розмари в лучший мир. И когда это печальное событие произошло, никто не осмелился пролить на похоронах ни одной слезинки.
Иден гордо вздернула подбородок.
– По этой дороге обычно катаются наши старшекурсницы, – элегантным жестом она указала на обсаженную деревьями аллею. – Для собственного удовольствия.
– Я просто поражен тем, что вам столь свободно разрешают употреблять слово «удовольствие», – Джеймс нахмурился, словно суровый учитель. Затем скорчил такую забавную гримасу, что Иден расхохоталась.
– Ты несносен! – она почувствовала, что сдержанность слетает с нее, как пушинки с одуванчика. Девушка снова стала маленькой Иден Марлоу, скачущей рядом со старшим братом. – Не догонишь!
Иден пустила лошадь вскачь вниз по тропе, навстречу весенним полям, туда, где правила и условности теряют свою силу.
Они долго скакали, то один, то другой оказывался впереди. Время остановилось. Прошлое вернулось, отражаясь в звонком смехе, ржании лошадей.
Джеймс с облегчением заметил, что строгое обучение не изменило ловкой посадки Иден в седле, а та наконец-то ощутила, что вернулись их теплые отношения.
Ветер и солнце сотворили чудо – брат и сестра уже не замечали времени. Иден сняла широкополую шляпку и засунула за луку седла. Солнце золотило ее блестящие каштановые волосы, и Джеймс залюбовался ими. Нет, цвет волос неоднороден – золотые и медные пряди развевались на ветру. А какой румянец на щеках!
Иден расстегнула верхнюю пуговичку блузки.
– Нам, наверное, нужно передохнуть в тени, – замедлив ход, Джеймс указал на деревья у речушки, что узкой змейкой вилась невдалеке. – Я не хочу вернуть госпоже Данливи запыленную юную леди. Никогда еще не видел такого чудища, как эта ваша Данливи.
– Джеймс, ты всегда так невыносим? Ужасно невежливо! – она направила лошадь к деревьям, затем остановилась, ожидая, когда брат поможет спрыгнуть с седла.
– Марлоу были такими с тех самых пор, как зародился их род, – тон Джеймса был серьезным. Он привязал свою лошадь, потом обхватил девушку за талию и помог спуститься с седла. – Пока мы плыли по волнам жизни, в каждом из нас накопилось немало разного. Иногда неплохо добавить чуть-чуть соли.
– Ты говоришь так, словно мы блюдо из свинины, – резким движением Иден оправила бархат платья, будто пытаясь отряхнуть следы рук брата.
На лице Джеймса появилось недовольное выражение.
– Зачем ты это делаешь? Приглаживаешь, поправляешь? Как будто тебе неприятно…
– Не говори глупости. Я просто пытаюсь сохранить благопристойность, – и сурово добавила: – Я не ребенок, чтобы меня мяли и тормошили. Полагаю, как джентльмен, ты должен это понимать.
– Пока понимаю только, что раньше в тебе было больше тепла. Иден, что, черт побери, они с тобой сделали? Я просто не узнаю мою сестру.
Вот он и выдал себя. Иден посмотрела в лицо Джеймсу, множество мыслей пронеслось у нее в голове. Стоит только вспомнить, как она боролась с собой, чтобы обрести навыки поведения благородной леди и манеры изысканной женственности! И печаль из-за того, что она покидает школу, и предвкушение встречи с родителями, и неопределенность – все это переполняло сердце девушки. Да, она стала другой. Но все же…
В течение пяти лет пребывания у миссис Данливи Иден не делала того, что сделала сейчас – показала Джеймсу язык.
Тот вытаращил глаза, а Иден еще раз высунула язычок, для убедительности сморщив носик.
Джеймс расхохотался, удивленный этой разительной переменой.
Девушка подбоченилась и с вызовом посмотрела на брата. Тот прищурился – вызов принят. Растопыренные пальцы описывали в воздухе круги. Подражая детскому голосу, Джеймс запел:
– Жил на свете добрый жук, добрый жук, хитрый жук…
– О Боже, Джеймс! Только не это!
Но Иден уже поняла, что будет дальше. Подобрав юбки, она бросилась бежать, но Джеймс без труда догнал ее и вцепился в бок растопыренными пальцами. Иден пыталась увернуться от щекотки, но Джеймс цепко держал ее другой рукой. Девушка так смеялась, что стало тяжело дышать.
– Прекрати! Пожалуйста! Я больше не могу! – она задыхалась от смеха.
Еще какое-то время Иден пыталась вырваться, но вскоре, повинуясь женскому природному инстинкту, сдалась, уповая на милость победителя.
Джеймс тот час отпустил ее и отпрыгнул на шаг, чувствуя изнеможение от смеха. Иден тут же напала на брата, стараясь сбить с ног. От неожиданности Джеймс действительно оказался на земле, а Иден восседала на нем, бесцеремонно колотя по животу и не обращая внимания на смятые юбки.
С изумлением Джеймс почувствовал, что сестра щекочет его.
– Иден, прекрати! Боже милосердный! Что ты делаешь? О-о… – безудержный смех мешал говорить. Он хотел ответить контратакой, но воздержался, увидев, что юбки сестры задрались, обнажая колени, а жакет обтягивает молодую грудь. Неожиданно молодой человек осознал, что перед ним – а точнее, над ним – молодая женщина. Невзирая на их игры…
Собравшись с силами, он мягко сбросил с себя Иден и сжал ее ладони, когда та вновь попыталась его атаковать.
– Я сдаюсь, – простонал Джеймс, глядя на ее раскрасневшееся лицо. Какое-то мгновение они смотрели друг другу в глаза, и каждый понимал, что двери детства закрылись навсегда.
– Если ты вновь начнешь меня щекотать, – Иден задумалась и завершила угрозу: – Я все расскажу маме, – глаза девушки наполнились слезами, подбородок дрожал.
Джеймс прижал сестру к себе. Его сердце билось, желая продлить мгновение. Плечи Иден дрожали.
– Прошлое не вернешь, Джеймс, – прошептала девушка.
– Знаю, Дене, знаю.
* * *
С вершины горы за братом и сестрой наблюдали ярко-голубые глаза, потемневшие от презрения.
– Настоящая шлюха, вся в мать! – Рэмсей сплюнул, глядя на Иден в объятиях Джеймса. – Боже милосердный! Только посмотри на нее – катается по траве, словно хрюкающая свинья! И при свете дня – наглость несусветная! Смотреть противно! – он отвернулся и потащил своего слугу прочь, чтобы и тот перестал созерцать пикантное действо. – Хочешь увидеть, что будет дальше?
Полноватый, одетый в шотландский килт слуга продолжал оглядываться, пока они шли к лошадям.
– Я знаю, что будет, – Рэмсей глянул на слугу с тем же зловещим выражением в глазах. – Я знал, что будет дальше, еще с тех пор, когда был юношей. Вряд ли эти двое смогут меня научить чему-нибудь. В лучшем случае, Арло, женщины скучны, в худшем – продажные твари. Но вот та дамочка – первый класс, – Рэмсей резко вскочил в седло. – Вперед, Арло. У нас много дел.
Тот еще какое-то время стоял, нахмурившись. Что-то уже вторую неделю его господина не может покинуть дурное настроение – с тех самых пор, как они уехали из Скайлета. Стоило только упомянуть имя Марлоу, как Рэмсей, молодой грациозный джентльмен, превращался в каменное изваяние. Они проехали весь Дорсетшир, расспрашивая о девушке по имени Иден Марлоу. Ясно, что она, как выразился старый лорд Гаскелл, «лакомый кусочек». Однако сегодняшняя сцена разозлила всегда сдержанного молодого господина донельзя. Рэмсей Маклин был человеком, любовь и ненависть которого сформировались еще в юности… Он никогда не менял своих пристрастий. Всегда сдерживался, не теряя над собой контроля. Но не сегодня. Арло нахмурился, вспомнив, что лицо Рэмсея начало каменеть с тех самых пор, как вчера вечером они случайно узнали – эта милая Марлоу должна вот-вот покинуть Англию.
Арло пожал плечами. Толстые ноги мелькнули в воздухе, и он оказался в седле. Тронув поводья, слуга поскакал за своим господином, чья широкая спина была уже далеко впереди.
* * *
Неделю спустя Иден стояла на палубе корабля «Лампа Гидеона» и наблюдала за погрузкой. Ее сердце колотилось, девушка искала глазами брата. Шум, суета, гомон, соленый запах моря, гниющих фруктов… Воистину, благородному воспитанию Иден посылались новые испытания. Она вынула из сумочки кружевной платочек и прижала надушенную ткань к носу. Тяжело дыша, Иден постаралась унять сильно бьющееся сердце.
Джеймс привез ее на корабль и, так и не представив капитану, заторопился по каким-то неотложным делам.
– Ты, видимо, хочешь запастись бренди на все путешествие? – не смогла скрыть раздражения Иден. За последние десять дней девушка поняла, что брат полюбил выпивку. Хотя и оставался джентльменом в любом состоянии. Она пыталась заговорить на эту тему, но Джеймс только фыркал. Вероятно, придется поговорить с отцом, когда они прибудут в Бостон.
Мысли устремились к родному дому, где она не была уже пять лет. Все изменилось – и сама Иден, и, наверное, родители – девушка ясно понимала это. Как бы ее ни встретили домашние, она должна быть настоящей леди, как госпожа Данливи. Ужасно, что Джеймсу так не понравились те ее качества, за воспитание которых родители выложили немалую сумму. Иден вздохнула. Сейчас она понимала – ее семья была весьма необычной: все горячо обнимались при встрече, от избытка чувств касались друг друга. А Иден все ласкали – она была самой младшей из четверых детей и к тому же единственной девочкой.
«Прикосновение допустимо только в крайних случаях, как выражение сердечной привязанности», – не раз говорила классная дама Розмари. А непосредственность Иден, которая, рассказывая что-то интересное, могла схватить подругу за руку, сослужила юной Марлоу плохую службу – госпожа Данливи постоянно поминала ее как плохой пример. Если же Иден пыталась оправдаться и говорила, что у них так принято, благородная Данливи замечала: в КОЛОНИЯХ все может быть, но здесь Англия.
Иден не раз слышала обрывки разговоров родителей, что дочери необходимо благородное воспитание. Мать называла ее «шустрой, словно заяц», а отец говорил, что двенадцатилетняя девочка уже не должна врываться в комнаты братьев, когда те переодеваются. Иден относилась серьезно к словам миссис Данливи, поскольку родители доверили этой даме свою дочь, отослав ее за океан.
Поначалу девушке было трудно преодолеть свои привычки, укротить непосредственность. Постепенно «скандальное» поведение Иден свелось к рассказам, что она видела обнимающихся и целующихся родителей или полуодетых братьев. Девочки хихикали и считали Иден основным авторитетом в вопросе общения полов. Но потом Иден начала сознавать, почему люди целуются, – рассказы о доме прекратились. С течением времени она направила свою природную сметливость в нужное госпоже Данливи русло и постепенно завоевала славу одной из лучших воспитанниц.
А теперь Иден направляется домой – «миссионерка благородных манер», как говорила классная дама. Тот факт, что Джеймс принял в штыки все новые манеры сестры, доказывал – миссия будет не из легких.
Подъехал экипаж. Иден прищурилась, чуть склонила голову, чтобы широкие поля шляпы прикрыли лицо от солнца. Сквозь золотистую дымку она увидела два знакомых платья – ее лучшие подруги Лаура Мелтон-Говард и Дебора Виллингфорд приехали в порт. Сердце Иден екнуло от радости, и она бросилась через палубу к сходням.
Девушки обнялись. Лаура и Дебора выразили ли свое восхищение изящным нежно-голубым бархатным жакетом Иден и широкополой шляпкой. Подруги привезли с собой огромную коробку с конфетами и бутылку великолепного шерри, чтобы Иден могла приятно скоротать первые дни пути. Лаура спросила, где Джеймс.
– Ушел куда-то по делам. Скоро должен вернуться, – Иден сжала ладонь подруги.
– Поберегись! – раздался совсем рядом резкий крик. Девушки отскочили в разные стороны, пропуская широкоплечего матроса, тащившего огромный сундук. С корабля уже тянул руки другой матрос – из-за сундука девушки видели только толстые обнаженные икры и край килта. Резкое движение – и шерстяная пола качнулась так, что взору юных леди предстали обнаженные мужские бедра.
– О! – Лаура отвернулась. Девушки покраснели, заговорщически округляя глаза и давясь от смеха.
Только Иден осмелилась вновь взглянуть в ту сторону, где матрос-шотландец сражался с непослушным сундуком. В ужасе от своего любопытства она скользнула взглядом вправо, но и здесь увидела пару мужских ног. Подняв глаза, она рассмотрела шотландский килт, выглядывающий из-под черного шерстяного плаща, а выше – изящное лицо цвета белого мрамора, на котором сияли голубые глаза, напоминавшие небо в безоблачный день. И эти глаза с насмешкой смотрели на нее, полные губы иронично изогнулись. Лаура и Дебора проследили за взглядом подруги. Мужчина неторопливо зашагал по палубе, а девушки были не в силах оторвать взгляд от этого человека, отвесившего им грациозный поклон.
– Приветствую юных леди, – он сдернул берет с каштановых волос.
Увидев, что Иден покраснела, он поразился нежности ее кожи. Рэм еще никогда не видел мисс Марлоу так близко. Ну что ж! Губы вновь скривила усмешка – если маленькая шлюшка готова возбудиться, увидев мужские ноги, то, возможно, его миссия не окажется слишком сложной.
Шотландец отошел, и девушки начали шептаться.
– И он плывет с тобой? – выдохнула Дебора. – Боже правый, Иден, как он смотрел на тебя! Как, как…
– Животное! – подсказала Лаура, и получила в ответ согласный кивок подруги.
– Грубиян! – Иден все еще ощущала, как горят ее щеки. – О шотландцах нередко говорят, что они недалеко ушли от варваров. Этот – типичный экземпляр.
Лаура смотрела вслед шотландцу.
– Иден, не будь несправедливой. У тебя красивый брат, а тут еще этот варвар. Ты согласна, что он поразительно красив?
– Конечно, но он мой брат.
– Я не о Джеймсе. О шотландце.
Дебора хихикнула, как школьница.
– Полагаю, вам обеим нужно провести в пансионе миссис Данливи еще как минимум год, – сухо сказала Иден.
– Нет, Господь этого не допустит! Что угодно, только не это! – Лаура сморщила нос. Затем стала серьезной. – Скажи, когда мы можем приехать к тебе? Твои другие братья так же красивы, как Джеймс?
– Лаура Ментон-Говард, вы бесстыдница! – Иден не смогла подавить в душе гордость за братьев. – Один красивее другого, и все любят девушек. Я приглашаю вас обеих в Бостон… прямо сейчас… в любое время, когда сможете.
– Здравствуйте, милые леди, – раздался голос Джеймса. Сердца у двух леди забились быстрее от волнения, а у третьей – от раздражения.
Девушки еще немного поболтали, но вскоре Лаура и Дебора уехали, а Джеймс повел Иден знакомиться с капитаном Генри Роджерсом и другими офицерами. Затем брат и сестра заняли место на палубе, наблюдая за последними минутами погрузки. Иден не могла унять дрожь. Джеймс сжал ее руку и улыбнулся, стараясь приободрить. Несмотря на все усилия, чувства юной леди были как на ладони.
Убрали тяжелые тросы, удерживающие корабль на пристани, и он отчалил, медленно разворачиваясь на темной воде Британской гавани. Иден сглотнула комок, подкативший к горлу. Увидит ли она когда-нибудь своих подруг…
– Лаура была разочарована, когда не застала тебя на причале, – игриво сказала Иден. Брат и сестра направились к своим каютам. – Мне кажется, ты завоевал ее сердце, – она знала, что подобное поддразнивание злит Джеймса.
– Значит, я правильно сделал, что опоздал, – он начал спускаться по лестнице, подав Иден руку. – Ты бы никогда не согласилась, чтобы твоя лучшая подруга связалась с таким себялюбцем и сластолюбцем, как твой брат.
Иден отдернула руку. Застыла на ступеньках.
– Джеймс, зачем ты так говоришь?
– Но, Дене, это святая правда. Все равно это рано или поздно выяснится, так что знай – я далеко не такой приличный человек, как можно подумать. И если твое отношение ко мне связано с манерами, умными словами и тому подобным, то учти – я не собираюсь отказываться от своих порочных, на твой взгляд, удовольствий, чтобы сделать тебе приятное.
– Джеймс! – Иден заметила шотландский килт и опустила глаза.
– Извините, – раздался низкий голос. Кто-то из шотландцев ожидал, пока они спустятся по узкой лестнице, чтобы подняться самому. Иден так и не подняла глаз, но могла поклясться – это ОН отступил, чтобы дать ей дорогу. Девушка видела край юбки, ноги, обтянутые шерстяными чулками до колен, черные туфли из прекрасной кожи с медными пряжками – казалось, те подмигивают ей в темноте перехода. Созерцание ног незнакомца вряд ли должно увлекать настоящую леди. Иден надеялась, что шотландец не расслышал ее разговора с братом.
