Текст книги "Последний холостяк"
Автор книги: Бетина Крэн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)
Глава 14
В тот вечер в гостиной, где обычно все обитатели дома коротали время, воцарилась напряженная тишина, едва лишь туда вошла Антония. Она взяла корзинку для шитья и тихо села на стул. Спустя короткое время Гермиона прокашлялась и промолвила: – Мы просим тебя простить нас, Антония, за то, что мы подслушивали возле двери твоей спальни… Обычно мы не имеем привычки совать нос в чужие дела, но на сей раз обстоятельства настолько серьезны, что нам важно знать наверняка, предлагал ли граф Карр тебе выйти за него замуж или нет. Не могла бы ты удовлетворить наше любопытство?
Антония окинула взглядом напряженные лица вдов и сказала:
– Нет, он не предлагал мне этого.
– Разве? – с удивлением переспросила Гермиона. Все зашептались, смущенные таким ответом.
– Но нам казалось, что… – робко произнес кто-то.
– Он не предлагал, а требовал, чтобы я стала его женой, – уточнила Антония. – И я ему отказала.
По гостиной прокатился ропот, сопровождаемый вздохами и горестными репликами присутствующих, лица которых стали хмурыми и озабоченными. За всех снова высказалась тетушка Гермиона:
– Но ведь супружество, Антония, всегда являлось основой твоих убеждений. Ты боролась за поддержание традиций крепкой английской семьи, основанной на законном браке. Теперь же, после всех этих ужасных передряг, тебе самой понадобится надежная защита. А ведь ты всегда утверждала, что лучшая защита для англичанки – замужество и крепкая семья, что крепость женщины – ее дом. Разве я не права?
Вцепившись похолодевшими пальцами в сиденье стула, Антония сказала:
– Вы правы, у женщины должен быть муж. Но ко мне это не имеет отношения. Супружество – не для меня, довольно с меня и одного брака. Теперь я вдова, и этот статус меня вполне устраивает.
Произнесенные ею слова повергли в шок не только всех, кто их слышал, но и саму Антонию. Да и как было не поразиться такому заявлению женщины, всегда выступавшей в роли адвоката супружества и убежденной, что только в нем женщина может чувствовать себя обеспеченной и защищенной. Все вдовы, ставшие свидетельницами столь странной метаморфозы, произошедшей с их благодетельницей, придерживались на этот счет иного мнения – они считали, что Антония обязана быть последовательной и выйти за графа Ландона. Общее мнение высказала вновь тетушка Гермиона.
– Право, Антония, тебе надо стать женой его сиятельства, – прочитав поддержку в глазах подруг, промолвила она.
– Тем более после того скандального происшествия, – добавила Пруденс, озабоченно морща лоб.
– Надо позаботиться о своей репутации, – сказала Элинор взволнованным голосом.
– И подумать о своем будущем, – вставила Флоренс.
– И о детках, – вскинув брови, проворковала Поллианна, сложив руки на груди.
– Следовательно, сделать это совершенно необходимо, как ни крути, – подытожила Гертруда.
– Не вижу в этом никакой необходимости, – возразила Антония и встала. – Как вы можете убеждать меня выйти за предателя? Ремингтон Карр – бессердечный, коварный, беспринципный, хитрый, непредсказуемый негодяй. Ему дороги только его приятели-холостяки, он озабочен исключительно законами так называемого мужского братства и кодекса поведения джентльмена. Он ярый, закоренелый, неисправимый холостяк. Я заблуждалась на его счет, допустила роковую ошибку, поехав к нему с поздним визитом в тот жуткий вечер. Но я не позволю втянуть меня в авантюру с замужеством, о которой буду жалеть всю свою жизнь.
– По-моему, брак с сэром Ремингтоном для тебя единственный выход из сложившейся ситуации, – возразила тетушка Гермиона, явно встревоженная упрямством родственницы.
– Вы так считаете? Я придерживаюсь другого мнения на сей счет! Никто не вправе принудить меня к пожизненному самозаточению в золотую клетку, пусть и в расплату за мой промах.
Она умолкла и побледнела, поняв по выражению лиц своих старших подруг, на что обрекла сама себя таким заявлением. Антония повернулась и выбежала из гостиной в холл, откуда, не помня себя, устремилась на улицу. Там уже зажглись фонари, сгустились сумерки, стало меньше прохожих. Прохладный вечерний воздух остудил ее голову, но все-таки навязчивые образы женщин и мужчин, поставленных ею в компрометирующие обстоятельства, продолжали мелькать у нее перед глазами.
Жестокая правда жгла ей мозг, словно раскаленные уголья, растревоженная совесть упорно не давала покоя. Бегство из дома не помогло ей скрыться от неприятных воспоминаний. Снова и снова воображение ее рождало постыдные сцены, свидетельницей которых она стала. К своему глубочайшему стыду, сейчас она была вынуждена признать, что ей доставляло удовольствие созерцать испуганные физиономии полуголых джентльменов, читать страх и унижение в их глазах, ощущать их отчаяние. Что ж, с тяжелым вздохом подумала Антония, что посеешь, то и пожнешь. Ее бывшие жертвы отомстили ей сторицей за все свои муки.
Теперь ей стало понятно, что ощущает человек, когда к нему без стука врываются в спальню, где он предается любовным утехам. И каково голому чувствовать плотоядные взгляды наглых насмешников и шантажистов, насколько постыдно оказаться в шкуре затравленного зверя. И как нестерпимо больно становится на сердце, когда узнаешь, что тебя предал тот, которому ты доверилась и которого совсем еще недавно страстно желала.
Впервые она поняла, что все «организованные» ею браки походили на ситуацию, в которой она сама в конце концов оказалась. На людях – прогуливаясь по лондонским улицам, сидя за обеденным столом, посещая званые вечера – созданные ею супружеские пары притворялись счастливыми и респектабельными, держались вполне нормально. Но что творилось в их домах, особенно по ночам? Были ли они счастливы в спальне? Верили ли они друг другу, эти супруги поневоле, спутники жизни по принуждению? Теперь Антония в этом усомнилась.
Как и в том, что женщины, которых она, как ей прежде казалось, осчастливила, испытывали к ней чувство признательности. Скорее их сердца точила горечь сожаления и досады, ибо нельзя обрести радость и счастье, выйдя замуж за нелюбимого или путем коварства и обмана. От охватившего ее стыда Антония покачнулась и едва не упала.
Супружество, представлявшееся ей всегда оплотом безопасности и благополучия, предстало сейчас в совершенно ином свете – как ловушка для неосмотрительных мужчин и доверчивых женщин. Она же выступала в этом постыдном фарсе со сватовством в роли коварной интриганки и злой феи.
Занятая этими размышлениями, Антония не заметила, как очутилась на Сент-Джеймс-стрит, в нескольких шагах от гостиницы «Бентик», где частенько разыгрывались подобные спектакли. Она остановилась на тротуаре и, запрокинув голову, долго смотрела на окна номера, в котором морочили голову своим жертвам ее подопечные – Элис Баттерфилд, Элизабет Одли, Камилла Адаме, Дафна Элдерстон, Розамунда Гарви и Маргарет Стивенсон. В день их свадьбы они сияли от счастья, хотя и заметно нервничали. Любопытно, как они выглядят и чувствуют себя теперь? Довольны ли своей жизнью или разочарованы? Это было необходимо выяснить.
Швейцар гостиницы любезно вызвал для нее наемный экипаж. Вернувшись домой, она прошла в свои покои, где села за письменный стол и стала писать. Огонь в ее спальне погас лишь тогда, когда на столике в прихожей образовалась стопка из тринадцати писем, предназначенных к отправке с утренней почтой.
Визит, который нанесла ей на другое утро леди Констанция Эллингсон, стал для Антонии полной неожиданностью. Выйдя по зову Хоскинса в прихожую, она с изумлением увидела там приятельницу, одетую в безупречный наряд для утренних посещений: стильное шелковое платье, белые перчатки и веселенькую шляпку с бахромчатой тульей, украшенную страусовыми перьями. Внезапный приход Констанции отвлек Антонию от неприятных размышлений и поднял ей настроение. Она тепло приветствовала подругу и предложила ей выпить по чашке кофе.
– Благодарю, милочка, но я пришла к тебе не ради приятного времяпрепровождения, – сказала Констанция. – Где мы с тобой можем пошептаться?
– В гостиной, я затворю двери, проходи, – ответила хозяйка дома, обескураженная таким вступлением гостьи. – Так что стряслось? – спросила она, когда двери были закрыты и они удобно уселись на диване. – У тебя неприятности?
– У меня нет, речь пойдет о тебе, моя дорогая, – понизив голос, промолвила Констанция. – Ты заварила крутую кашу. Ко мне целыми днями приезжают знакомые, расспрашивают о том пари, которое вы с графом Ландоном заключили в моем доме, делают какие-то подозрительные намеки. А вчера меня посетил и сам граф Ландон. – Она многозначительно посмотрела на ошарашенную собеседницу.
– Граф? – Антония откинулась на спинку и побледнела.
– Да, представь себе! Бьюсь об заклад, что ты не угадаешь, что ему было от меня нужно!
В ответ Антония лишь тяжело вздохнула и покачала головой, давая понять гостье, что теряется в догадках.
– Он хотел поговорить со мной относительно вечера, который я даю в субботу. Если ты помнишь, на нем вы намеревались объявить результат вашего спора. Ремингтон высказал сомнение в разумности появления вас обоих на публике после недавнего конфуза. В этом я с ним согласна. Затем он попросил меня стать его посредником.
– Посредником? В чем? – вскинув брови, спросила Антония.
– В переговорах относительно второго этапа вашего спора, – с загадочной улыбкой ответила Констанция.
– Как это понимать? – Антония изумленно захлопала глазами.
– Граф настаивает на том, чтобы ты выполнила свою часть обязательств, то есть две недели делала бы мужскую работу в его доме. Ведь он так и не поменял своих взглядов на женский труд!
– Коварный негодяй! – прошептала Антония. – Редкий прохвост и обманщик! Он сам заверил меня в том, что я заставила его пересмотреть свои взгляды на женщин и выполняемую ими работу. Он признал себя проигравшим этот дурацкий спор. А теперь идет на попятную!
– Ты не шутишь? – Констанция явно была озадачена таким поворотом. – А при каких обстоятельствах он сделал это заявление? Ведь было договорено, что результаты пари вы объявите в моем доме на следующем вечере.
– Он сказал это здесь, у меня, три дня назад. Мы с ним разговаривали в моих покоях! – с негодованием воскликнула Антония.
– Кто-нибудь еще присутствовал при этом?
– Нет. Я не думала, что в дальнейшем потребуются свидетели. Ведь он граф и должен дорожить своей честью. Впрочем, я ошиблась уже не в первый раз. – Антония раздраженно передернула плечами. – Все это похоже на банальный шантаж. Не представляю, что у него на уме, но принудить меня к чему-либо не удастся. Можешь ему так и передать!
Констанция поджала губы и покачала головой:
– Должна тебе сказать, что Ремингтон предусмотрел подобный ответ на свои требования. И поручил мне сообщить тебе, что в этом случае он встретится с репортерами и предаст огласке всю вашу историю.
– Какую такую историю? – выдохнула Антония, испытывая легкое головокружение.
Неужели он раскроет ее тайну? Дерзнет описать в деталях все, что происходило в ту роковую ночь в его спальне? Или, того хуже, поведает общественности о ее отказе выйти за него замуж и тем самым спасти репутацию? Какое подлое коварство! Могла ли она предвидеть, что он способен на такую жестокость!
– Итак, этот хищник показал-таки наконец свои когти! – с дрожью в голосе промолвила она, закрыв глаза. – Нет, я не пойду у него на поводу! Будь что будет.
– Дорогая Антония! – вкрадчиво сказала Констанция, кладя ладонь ей на колено. – По-моему, у тебя нет выбора. Представь, какой кошмарный резонанс получит его статья! Ты ведь едва оправилась после публикаций в «Гафлингерс газетт». Новый скандал окончательно разрушит твою репутацию. Будь же благоразумна!
– Презренный лгун! – прошипела Антония сквозь зубы. – Нет, я не поддамся на его шантаж. Кстати, где доказательства того, что публикации в этой газетенке – не выдумка репортера?
– Умоляю тебя, Антония! – с тревогой воскликнула Констанция, не ожидавшая от подруги такого упрямства. – Возможно, что репортер этот и законченный врун и негодяй, но его статейки прочли тысячи людей. Как их переубедить? Если же Ремингтон Карр даст интервью, то к нему валом повалят репортеры других лондонских изданий. Ты ведь знаешь не хуже меня, какую шумиху они подняли вокруг вашего пари. Еще бы! Граф согласился выполнять обыкновенную женскую домашнюю работу! Ручаюсь, что редакторы других изданий позеленели от зависти, когда газета «Гафлингерс» начала публиковать о пари серию репортажей. А последний фельетон вообще свел их с ума. Уж на этот раз они не упустят шанса порадовать своих читателей сенсационной публикацией о новых поворотах вашего спора. От тебя отвернутся все влиятельные люди, с тобой перестанут здороваться все твои знакомые. Мой тебе совет, милочка: реши спорные вопросы с графом любой ценой и как можно быстрее! Я говорю тебе это как твоя подруга, от чистого сердца. Пойди ему на уступки, не упрямься. Вот адрес его конторы, нанеси ему визит. – Констанция протянула Антонии карточку, которую дал ей Ремингтон.
Антония почувствовала тошноту. Уладить проблему любой ценой? Похоже было, что ничего другого в этих обстоятельствах ей не остается. Дрожащей рукой она взяла карточку и тяжело вздохнула. Что ж, она навестит Ремингтона и устроит в его конторе такое, после чего он поймет, что действительно связался с огнедышащем драконом.
Финансовый центр Лондона Сити на следующее утро, как всегда, гудел словно пчелиный улей. Его узкие улочки были заполнены пешеходами и повозками. Толпы служащих, биржевых брокеров и клерков торопились в свои банки и конторы, расположенные в кирпичных и гранитных зданиях с массивными каменными колоннами. Домохозяйки, служанки и посыльные спешили в магазины, на рынки и в жилые кварталы. Продавцы громко расхваливали свой товар, с ними соперничали звонкоголосые подростки, то и дело выкрикивавшие на углу биржи курсы акций, им вторили скрип рессор наемных экипажей и цоканье копыт лошадей по мостовой. Воздух пропах торгашеским духом, но это никого не смущало: иной атмосферы от деловой части Лондона никто из горожан и не ожидал.
Созерцая эту картину из окна кеба, Антония испытывала как изумление, так и необъяснимый восторг. Она впервые очутилась в этом районе, обычно ее брокер, банкир и поверенный в делах сами приезжали к ней домой, когда в этом возникала необходимость. Теперь же, по воле случая очутившись в Сити, она с любопытством разглядывала спешащих по своим делам людей. Ее поразило количество котелков и темных костюмов одинакового покроя. Это был чисто мужской, суровый и единообразный мир, лишенный живости ярких красок и модных фасонов женской одежды. И эта нарочитая чопорность мужчин с непроницаемыми лицами, в одинаковых костюмах еще сильнее взвинтила ей нервы. Она почувствовала себя так, словно бы ей предстояло войти в логово льва, и не преминула поделиться своей озабоченностью с тетушкой Гермионой.
– Успокойся, милочка, – промолвила та, – все будет хорошо.
– Я докажу ему, что со мной лучше не шутить! – раздраженно сказала Антония. – Я отобью у него охоту шантажировать меня.
– Абсолютно правильное намерение, – кивнула тетя.
– А ты, пожалуйста, будь рядом, не оставляй меня наедине с этим людоедом, – попросила Антония с жалобным вздохом.
– Разумеется, дорогая! – кивнула Гермиона, решившая не перечить ей, чтобы не передумала.
Антония не могла уснуть в эту ночь, раздумывая о предстоящем разговоре с Ремингтоном и стараясь не вспоминать о том, что произошло между ними. Для пущей уверенности в благополучном исходе встречи она решила взять с собой тетушку Гермиону. Контору лорда Карра они нашли без труда, она располагалась на третьем этаже конторского здания, адрес которого значился на карточке. В приемной стояли несколько стульев, большой стол из красного дерева и бюро для документов. Собственно рабочие помещения располагались за тремя дверями вдоль длинного коридора. Из распахнутых дверей доносились гул голосов и какое-то механическое позвякивание. Не успели посетительницы перевести дух и освоиться в непривычной обстановке, как вышедший к ним пожилой клерк произнес:
– Мы вас ожидали! Прошу следовать за мной.
Он провел дам по коридору в кабинет владельца конторы и удалился. Сидевший за письменным столом Ремингтон встал и с.радушной улыбкой промолвил:
– Добро пожаловать, леди Антония и миссис Филдинг! Надеюсь, что поездка в Сити вас не слишком утомила.
Поборов желание убежать еще до начала разговора, Антония сухо сказала:
– Не притворяйтесь, что вас беспокоит наше самочувствие, граф! Избавьте нас от своего лицемерия и ханжества. Если бы вас действительно заботило мое благополучие, мне бы не пришлось приезжать сюда.
– Вы не правы, Антония, – мягко возразил ей Ремингтон. – Меня чрезвычайно беспокоит ваше благополучие, потому-то я и готов стерпеть и ваш гнев, и…
– Выходит, вы угрожаете мне бог знает какими разоблачениями исключительно ради моего же блага? – насмешливо спросила она, не дав ему закончить фразу. – И долго вы еще намерены пить мою кровь?
– Не преувеличивайте, Антония! Я вовсе не кровожадный вампир, и вам это известно. Если считаете, что я продолжаю вам мстить, то вы заблуждаетесь. – Граф вышел из-за стола, и Антония, попятившись, споткнулась, запнувшись об угол ворсистого персидского ковра, и чуть было не сбила с ног Гермиону, стоявшую у нее за спиной.
– Пожалуй, я здесь лишняя, – пробормотала старушка и проворно выскочила за дверь.
– Если вы не мстите мне, значит, тешите свое проклятое мужское самолюбие, – выпалила Антония, продолжая отступать к выходу. – Ведь я выиграла пари, и вы признали свое поражение не далее как три дня назад. Но очевидно, вам трудно с этим смириться. Как это типично для мужчин! Когда вы понимаете, что женщина выигрывает, вы тотчас же пытаетесь изменить либо условия игры, либо игровую площадку. Прибегаете к любым ухищрениям, чтобы избежать позорного проигрыша и обеспечить себе победу. Но со мной такой номер не пройдет! Прощайте, граф!
Она повернулась к нему спиной, чтобы уйти, но Ремингтон подбежал к ней и схватил за руку, в которой она сжимала зонт. Побледнев, Антония обернулась и обожгла его ненавидящим взглядом.
– Видит Бог, вы злитесь не только на меня, Антония! – сказал Ремингтон. – Вас беспокоят вообще все мужчины. Иначе бы вы не стали заманивать в капкан тех любвеобильных простаков, которых женили на своих знакомых вдовах. Так в чем же причина вашей неприязни ко всему мужскому полу?
– Я не стану обсуждать этот вопрос, Ремингтон Карр, – заявила Антония, пытаясь высвободиться. Но граф держал ее крепко. – Я приехала, чтобы сказать вам, что не хочу иметь с вами ничего общего, равно как и продолжать этот идиотский спор, который я выиграла. Если же вас подмывает оклеветать меня в газетах – скатертью дорожка. Но только не забывайте, сэр, что я тоже не стану молчать!
– Кто внушил вам такую ненависть к мужскому полу? Ваш муж? Что же он вытворял с вами, если вас до сих пор коробит при встрече с мужчинами? – не унимался Ремингтон, решив докопаться до сути проблемы во что бы то ни стало.
– Вы так до сих пор ничего и не поняли? – вскричала она.
– Но ведь должно быть какое-то объяснение вашей неприязни!
– Причина моего теперешнего гнева – вы сами, Ремингтон Карр! – воскликнула Антония и, воспользовавшись его замешательством, высвободила руку. – Вы и подобные вам надменные, невыносимые снобы. Я ненавижу вас, мужчин, за то, что вы причиняете боль нам, женщинам! Вы смотрите на нас свысока, унижаете и оскорбляете нас без всяких на то оснований. Вы командуете нами, следите за каждым нашим шагом и ограничиваете нашу свободу. Вы ведете себя с нами так, словно мы недоразвитые, неуравновешенные дети, лишенные понятия о правилах приличия и ответственности. Наши пылкие искренние чувства вы расцениваете как неразумное поведение, терпение трактуете как проявление малодушия, милосердие принимаете за слабохарактерность.
Наморщив лоб, Ремингтон стал с угрожающим видом надвигаться на нее, все больше мрачнея с каждым ее словом.
Она невольно попятилась, стараясь не смотреть ему в глаза, но не замолчала, хотя голос ее и задрожал:
– Мы, женщины, для вас всего лишь товар, средство для удовлетворения ваших потребностей. Вы считаете, что имеете право избавиться от нас, когда мы становимся вам больше не нужны. Либо не замечаете нас, как надоевшую вещь, убранную в чулан. У вас хватает наглости повесить на женщин, которые кажутся вам бесполезными, обидный ярлык «лишних людей» или «избыточных особей противоположного пола». И после этого вы еще спрашиваете, почему мужчины порой вызывают у нас, женщин, отвращение и ненависть? Вам непонятно, отчего я презираю лично вас?
Ремингтон замер в шаге от нее, до глубины души уязвленный брошенным ему в лицо обвинением. Антония цитировала его слова, сказанные им во время парламентских дебатов. Она, как выяснилось, испытывала острую неприязнь лично к нему, графу Ландону, а не вообще ко всему мужскому полу. Впервые ему пришло в голову, что не следовало публично называть вдов «лишними женщинами», «обузой для общества» и «ярмом для холостяков».
– Да, я и мои подруги, нашедшие в моем доме приют, оказались «лишними» для нынешнего британского общества, – продолжала Антония, переведя дух. – Если следовать вашей извращенной логике, сэр, то к «лишним» людям надо отнести также и всех женщин, у которых не было отцов или мужей. Значит, я всегда была одной из них, «лишней».
Ремингтон был явно смущен и обеспокоен таким заявлением, что не укрылось от наблюдательной Антонии. Она почувствовала странное, противоречивое желание насыпать ему соли на рану, а потом утешить его и успокоить. И это ее чрезвычайно встревожило.
Понизив голос до пронизанного болью шепота, она подытожила:
– Но хуже всего то, что в своих жестоких играх вы самоутверждаетесь, унижая нас, слабый пол. Вы упиваетесь своим коварством и двуличием, умением увлечь, обласкать и соблазнить доверчивую женщину! А потом, добившись своего, перекладываете вину за грехопадение на нее самое, объявляете ее развратницей. Даже в тех редких случаях, когда вам вздумается спасти такую заблудшую, вы делаете это не столько ради нее, сколько ради себя, желая удовлетворить собственные низменные потребности.
Все из перечисленных Антонией грехов – совращение, лицемерие, себялюбие и предательство – с полным основанием могли быть поставлены ему в вину. И совершил он их в отношении Антонии Пакстон. Совесть жгла его душу словно каленым железом. Введя ее в искушение, он утвердил эту многострадальную женщину во мнении, что все мужчины – ее коварные и высокомерные противники, а потому лучше вообще не иметь с ними дела, И пока такое представление о противоположном поле не изменится в ее голове кардинальным образом, ему не стоит надеяться на благосклонное отношение к себе. И уж тем более на то, что она согласится стать его женой.
Между ними разверзлась пропасть, и никакими ласками нельзя изменить эту ситуацию. Требовалось построить мост, а на всякое строительство, как известно, уходит немало времени. Следовательно, рассудил Ремингтон, надо устроить так, чтобы строптивица находилась постоянно поблизости. Тогда у него появится шанс заставить ее изменить к нему свое отношение.
– Вспомни, Антония, – дружелюбно промолвил он, – каким я был, когда пришел в твой дом: злым, подозрительным, агрессивно настроенным ко всем женщинам. Сейчас и ты настроена точно так же по отношению к мужчинам. Это подтверждает правильность моего плана дальнейших действий.
Антония горделиво выпрямилась и вздернула подбородок. Он понял, что ему нужно быть поосторожнее в выборе выражений, и попытался ее умаслить:
– Несомненно, ты победила на первом этапе нашего соревнования. И я признаю это. Однако же ты должна быть до конца последовательной и выполнить все свои обязательства. Разве это не справедливо? – Он обаятельно улыбнулся и обласкал ее взглядом.
– Какие еще обязательства? – спросила она, заподозрив подвох.
– Я сделал то, что обещал, и в результате изменил свои прежние взгляды на женщин. Я даже готов отправить меморандум в парламент и в партию либералов с выражением своей поддержки законопроекта о правах вдов и незамужних женщин. Поэтому я полагаю логичным ожидать от тебя встречного дружеского шага, а именно – согласия выполнять в течение двух недель мужскую работу.
– Что за бред! – вскричала Антония, отчаявшись понять подоплеку странного требования графа. – Подразумевалось совершенно другое – что я стану делать такую работу в случае, если не сумею заставить тебя пересмотреть свое отношение к женщинам и их роли в британском обществе.
– Ты замечательно выполнила свою работу, – сказал Ремингтон. – Доказала мне, что женщинам присущи не только такие свойства натуры, как склонность к иждивенчеству, излишняя эмоциональность и суетность. Это подтверждает справедливость моего предложения. В конце концов что дурного в том, что я попытаюсь убедить тебя пересмотреть свое отношение к мужчинам и доказать, что не следует рассматривать нас всех как бессердечных, эгоистичных мужланов?
– Право же, это смешно! – запинаясь, ответила Антония, в голове которой просто не укладывалось, как это она станет в течение полумесяца послушно исполнять все его требования, находиться в полной от него зависимости и вообще видеться с ним ежедневно, а по ночам думать обо всем, что произошло днем.
– Это вовсе не смешно, Антония, а вполне разумно и обоснованно! И коль скоро ты так упорно и долго убеждала меня в порядочности, честности и добродетельности женщин, то прояви сама эти качества. Согласись исполнять мужскую работу в течение двух недель. Это пойдет тебе на пользу! Ты лучше узнаешь мир мужчин, вырвешься из ограниченного круга женщин, в котором теперь пребываешь, и расширишь свой кругозор.
– У меня, по-твоему, узкий кругозор? – с обидой переспросила Антония. – Ты считаешь, что я заточила себя в круге себе подобных? Ты либо заблуждаешься, либо сознательно переворачиваешь все с ног на голову, передергиваешь карты, как опытный шулер!
– Неужели? – Граф озадаченно хмыкнул. – В таком случае, может, просветишь меня, что нужно предпринять для успеха крупной финансовой операции? Под какое обеспечение можно взять кредит в Лондонском банке? И что испытывает человек, осознающий, что от его решения зависит благосостояние сотен семей его служащих и акционеров? Если ты намерена заняться бизнесом, тебе надо все это знать. Равно как и то, как банк использует доверенные ему тобой деньги, как ввозятся в Англию товары, что новенького произошло в последнее время в ткацкой отрасли. Я вижу, что эти проблемы пока оставались за рамками твоих интересов. Что ж, тогда ты наверняка способна продемонстрировать мне свое умение печатать на пишущей машинке или составлять бухгалтерский отчет.
– Представь, что я могу составить бухгалтерский отчет! – воскликнула Антония с жаром.
– Что ж, чудесно! Остается лишь в этом убедиться, – с улыбкой промолвил Ремингтон, очень довольный тем, что он вывел наконец-то ее из равновесия.
Граф схватил Антонию за руку и увлек ее в коридор. Спустя минуту она уже очутилась за конторкой в просторном помещении, вдоль стен которого тянулись стеллажи и бюро.
– Позволь представить тебе моего старшего клерка Алдуса Бексли, – сказал Ремингтон, подозвав невысокого жилистого мужчину в очках. Он слегка сутулился и нервно потирал ладони с длинными пальцами. – Бексли, леди Антония изъявила желание убедить меня в том, что она знает толк в бухгалтерии. Пожалуйста, предоставь ей возможность продемонстрировать нам свои познания в этой области.
И не успела Антония придумать, как лучше ей выпутаться из этой ситуации, как уже вынуждена была разбираться в головоломных колонках цифр, кипах квитанций и сводных ведомостях.
Воспользовавшись замешательством Антонии, граф медленно отступил к двери и стал наблюдать за ее отчаянными потугами составить сводный баланс на основе предоставленных ей документов. Сейчас она находилась на его территории, в его владениях, и он собирался обставить дело так, чтобы она в них задержалась. Напряженные плечи и упрямо сжатые губы Антонии свидетельствовали о том, что она не сдастся без боя.
Ему явственно вспомнились брошенные ею обвинения в адрес мужчин: «Даже если вам вздумается прийти к нам, женщинам, на помощь, вы сделаете это лишь ради удовлетворения своих низменных потребностей, а не из человеколюбия». Несомненно, она всегда чувствовала себя лишней в этом жестоком мире, и этим подспудным ощущением и объяснялись ее экстравагантные поступки.
Возвратившись в свой кабинет, Ремингтон обнаружил там сидящую на стуле тетушку Гермиону. Она встала и с подозрением спросила:
– А где же Антония?
– Знакомится с мужской работой, – разведя руками, ответил граф. Вопреки его ожиданиям Гермиона понимающе улыбнулась, и он, обрадованный таким проявлением дружелюбия, предложил ей выпить с ним кофе.
Удобно устроившись на диване, они какое-то время наслаждались ароматным горячим напитком и милой светской беседой. Решив, что старушка несколько смягчилась, Ремингтон без обиняков спросил:
– Скажите, дорогая миссис Филдинг, как случилось, что Антония вышла за сэра Джеффри?
Первые же произнесенные тетушкой Гермионой слова повергли его в изумление.
– Что ж, это не секрет, – подумав, сказала она. – Джеффри ее спас.
– Спас? – переспросил граф и, поставив чашку на стол, полез в карман за носовым платком, чтобы промокнуть облитые кофе брюки. – Как это понимать?
– Ее родители скончались, когда Антония была еще совсем юной. И она стала жить в доме своего дяди Уэнтуорта, которому было не до нее. – Старушка пожевала губами, решая, стоит ли раскрывать графу все семейные тайны, и продолжала: – В отличие от ее родного дяди его приятели проявляли к ней живой интерес. Надеюсь, вы понимаете, что я под этим подразумеваю… Герцог Уэнтуорт же делал вид, что он всего этого не замечает. – Гермиона нахмурилась и замолчала.
Услышанное заставило Ремингтона внутренне напрячься. Он хорошо знал, что случается с юными красотками, в силу обстоятельств вынужденными оказывать особые знаки внимания своим богатым покровителям. Завсегдатаи мужского клуба частенько хвастались, как славно они резвятся со своими пассиями.
– Сэр Джеффри был деловым партнером отца Антонии, – вздохнув, продолжала свой печальный рассказ Гермиона. – Когда до него дошли слухи о том, что с ней происходит, он предложил ей выйти за него замуж и поселиться в его доме.
– И таким образом спас ее от участи падшей женщины и содержанки, – подытожил Ремингтон, досадуя на самого себя за то, что раньше не догадался. Ведь ни для кого не секрет, что молодые девушки вступают в неравный брак либо по расчету, либо по крайней нужде. Антония же не была жадной по своей натуре.
