Текст книги "Скай О`Малли"
Автор книги: Бертрис Смолл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
С другой стороны, если вы примете мое предложение, вам станут завидовать, ведь я – завидная партия. Но решать, конечно, вам.
Франсиско Гидадела сделался из белого пунцовым и опять побелел. Найл Бурк закончил свою речь, и из горла губернатора вырвался непонятный звук.
– Вы хотите сказать, что принимаете мое предложение? – переспросил его Найл.
Конд лишь слабо кивнул головой, и Найл удовлетворенно улыбнулся:
– Завтра нам предстоит увидеться с епископом и совершить оглашение. Прикажите своему секретарю принести мне утром копию брачного контракта. Полагаю, поскольку Констанца – единственный ребенок в семье, ее приданое будет щедрым. Не то чтобы я слишком заботился об этом, но мой отец обязательно поинтересуется, что принесла с собой моя жена.
Конд послал ему ненавидящий взгляд, и Найл, усмехаясь, вышел из комнаты. Свершилось. Он опять помолвлен и надеется, что на этот раз брак принесет ему детей.
Констанца не Скай и никогда не займет ее места в сердце. Он грустно рассмеялся. Он никогда не любил никого, кроме Скай. Почему же судьба была к ним так жестока и разлучила накануне свадьбы?
– Скай, – он нежно произнес ее имя. – Скай О'Малли, любовь моя. – Всем нутром он прочувствовал эти слова. Нет, она не может умереть! Если бы она была мертва, ее дух пришел бы к нему, и он бы это почувствовал. Как можно заставить считать ее мертвой, раз он в это не верит?
Нет, никогда он не полюбит Констанцу, как любил Скай. Но Констанца – юная и нежная. И она его получит, клялся себе Найл. Но стоило ему закрыть глаза, перед его взором всплывали смеющиеся голубые глаза, улыбающиеся алые губы.
– Будь ты проклята, Скай О'Малли, – ругался он. – Я этого не вынесу. Ведь ничто нельзя исправить: я жив, а ты… ты… Оставь меня в покое, дорогая. Позволь найти иное счастье!
Он отыскал Констанцу и объявил:
– Отец согласен на наш брак, любовь моя. Завтра епископ сделает первое оглашение, и мы подпишем брачный контракт.
– Не верю! – Она задохнулась от счастья, ее глаза сияли. – Как ты сумел его убедить?
– Я рассказал ему, как мы провели сегодняшний день, – сухо ответил Найл.
Констанца вся сжалась:
– Теперь он меня побьет!
Увидев, как побелело ее лицо, Найл понял, что она не преувеличивает:
– Так он бил тебя и прежде, дорогая?
– Конечно. Он же мой отец. Он и так человек жестокий, а узнав, что я отдалась тебе добровольно, совсем рассвирепеет. Я его боюсь.
– Не бойся, Констанца, теперь я никому не позволю, даже твоему отцу, причинить тебе боль.
С облегчением она бросилась к нему в объятия, и он почувствовал, что впервые за долгие месяцы горе отступает. Она его любит, нуждается в нем, им будет хорошо вдвоем.
На следующее утро брачный контракт был подписан, а во время дневной службы в соборе Пальмы сделано первое оглашение. К вечеру на губернаторскую виллу посыпались поздравления от всех знатных семей острова. Конд почти остался доволен, когда один из его друзей, побывавший и в Дублине, и в Лондоне, поздравил его с такой удачной партией для дочери.
– Отец лорда Бурка весьма богат, дорогой мой, и трясется над своим единственным сыном так же, как ты трясешься над Констанцей. Удачная партия! Но ты ведь, старый черт, всегда был удачлив! – Мужчины заговорщически улыбнулись друг другу, и губернатор подумал, что, вероятно, ему все же повезло. Это укротило его враждебные чувства к Найлу.
В течение месяца оглашение было совершено еще дважды, и в солнечный зимний день через неделю после празднования Двенадцатой ночи Констанца Мария Тереза Флореаль Алькудия Гидадела обвенчалась с лордом Наймом Сипом Бур-ком. Брачными узами их соединил епископ Мальорки.
Солнечные лучи проникали сквозь витражные окна собора, высвечивая на каменном полу замысловатый рисунок. Перед невестой шествовали шесть маленьких девочек в бледно-розовых одеяниях: крохотных юбках с фижмами, в блузках с рукавами и буфами, с венками в распущенных волосах. Дети несли золоченую корзину, полную лепестков, которыми они щедро устилали путь перед молодой.
Констанца, державшаяся за руку отца, показалась собравшимся такой воздушной, что у всех одновременно вырвался вздох восхищения. Сквозь разрезы в рукавах виднелась серебряная ткань. Узкие, расшитые шелком манжеты украшали кружева. Белый парчовый лиф плотно облегал талию. Прозрачный шифон прикрывал плечи. Из-под серебристо-белой тяжелой юбки из парчи выглядывала нижняя, серебряная.
Распущенные каштановые волосы Констанцы венчала ветвь с белыми и розовыми бутонами, прикрепленная жемчужной булавкой к легкому, как облако, кружеву, плывшему за невестой. В одной руке она держала букет гардений, на тоненькой шее красовалось жемчужное ожерелье.
Жених ожидавший ее у алтаря, выглядел таким же элегантным. Шелковые чулки в золотую и красную полоску, бриджи с разрезами и буфами из красного бархата, короткая куртка с высоким воротником из шелка того же цвета распахнута на груди. Поверх был наброшен плащ из красного бархата, расшитый изумрудным и золотым бисером. Щегольская бархатная шляпа сбита набок, туфли из сафьяна тускло золотились. Шпага и кинжал выкованы из лучшей толедской стали, рукоятки светились золотом, алмазами и рубинами. С шеи на грудь свешивалась тяжелая золотая цепь с увесистым медальоном из золота, алмазов и рубинов с изображением вставшего на задние лапы крылатого грифона.
Женщины, созерцавшие его широкую грудь и стройные нога, вздыхали, укрывшись за веерами. Как же этой серенькой малявке, думали они, удалось заарканить такого мужчину? Было объявлено, что молодожены проведут несколько месяцев на Мальорке, прежде чем отправятся в Лондон, ко двору недавно вступившей на престол английской королевы Елизаветы. Может быть, за это время они успеют очаровать лорда Бурка? Он поймет, какую совершил ошибку, так поспешно женившись.
Церемония подошла к концу, и с разрешения епископа Найл нежно поцеловал невесту. Ее сияющие глаза и румянец на щеках рассказали ему о счастье девушки. Улыбаясь, он взял ее под руку, вывел из придела храма и повел через площадь к вилле губернатора. Вскоре они уже приветствовали гостей.
Конд не жалел расходов на свадьбу единственной дочери. Столы ломились от говяжьих боков, зажаренных ягнят и козлят, нашпигованных уток, лебедей, каплунов под имбирным и лимонным соусом. От слоистых пирогов с голубями и жаворонками шел пряный пар, на желтом шафранном рисе в огромных вазах розовели омары и зеленели оливки. На блюдах были разложены варенные в белом вине креветки, сырые устрицы, рядом сладкий лук и розоватые помидоры. Огромные буханки белого хлеба – длинные, тонкие, толстые, продолговатые, круглые – помещались на столах через равные промежутки. Целый стол отвели под сладости: блюда с фасонными красными, зелеными и золотистыми желе, засахаренным миндалем, пирожными, тартинками с марципаном и фруктами, серебряные чаши с черным изюмом, лиловыми финиками, зеленым и белым виноградом, севильскими апельсинами. Красное и золотистое вино, крепкое пиво – этого было в избытке.
Музыканты наигрывали приятные мотивы. Найл и Констанца сидели за почетным столом и принимали поздравления. Они замечали восхищенные взгляды, которые бросали дамы на жениха, и фиалковые глаза невесты потемнели от ревности.
– Ты похожа на разъяренного котенка, – заметил он удивленным тоном.
– Я полагаю, – ответила она, – что маркиза, несмотря на свое откровенное декольте и накрашенное лицо, по крайней мере на десять лет тебя старше.
Найл захлебнулся от смеха и расцеловал жену:
– Ах, нинья, ну и язычок у тебя! – потом погладил по руке и шепнул:
– Скоро я научу тебя, как пользоваться этим ядовитым язычком, чтобы доставлять мне сладостные минуты.
Констанца почувствовала, как ее захлестывает теплая волна. С того дня на лугу он ни разу ею не овладел и держался как истинный джентльмен со своей суженой. Это ее слегка напугало, особенно когда месячные начались в срок. Может быть, он уже сожалел о своем предложении, но был слишком хорошо воспитан, чтобы взять свои слова назад? Но теперь глаза Найла говорили, что она беспокоилась напрасно. Вместе с нахлынувшим облегчением Констанца почувствовала головокружение.
День подошел к концу, наступил вечер. Подошла Ана, и Констанца незаметно поднялась.
– Приходите через час, господин, – шепнула служанка, и Найл кивком головы дал знать, что понял ее. Рядом с ним на стул опустился Конд:
– Я не упоминал об этом раньше: бабушка Констанцы по материнской линии – англичанка. Часть ее приданого составлял дом на Стрэнде в Лондоне. Он невелик, но в хорошем состоянии. Он достался мне от жены, и я включил его в приданое дочери. Мой лондонский агент уже известил жильцов, что им необходимо выехать. Дом будет подготовлен и обставлен к вашему приезду в Лондон.
– Благодарю вас, дон Франсиско. Бурки давно поняли, какую ценность представляет дом в Лондоне. А Стрэнд – прекрасное место. – Он оглядел двор, где проходил праздник. – Я признателен вам также за этот день. Он сделал Констанцу счастливой.
– Она моя дочь, дон Найл. О, я знаю, это старая цыганская ведьма Ана убедила Констанцу, что я сомневаюсь в своем отцовстве и думаю, что из-за дочери погибла моя жена. Но это не так. У Констанцы есть родинка в виде сердца на правой ягодице. У меня такая же родинка, такая же родинка есть у брата Джеми, у отца, у покойного дедушки. И у двух моих сестер тоже. Если у меня и были какие-то сомнения, они тотчас же рассеялись, как только я увидел родинку.
Что же до матери Констанцы Марии Терезы, она была настолько же болезненна, насколько горда. Ее ужасно мучило, что она оказалась в плену у мавритан, она стыдилась этого не меньше моего. Разве может простая крестьянка Ана понять такие вещи? – Он вздохнул. – Будьте добры к Констанце, дон Найл. Она очень похожа на свою мать. Мне тяжело потерять ее, ведь я остаюсь совсем один. – Он быстро поднялся и присоединился к своим приятелям в противоположном конце двора.
Найла поразили его откровения – мимолетный взгляд, брошенный в душу Конда. Неудивительно, что он оказался таким щедрым, выделяя дочери приданое. Оно включало имение в Испании, виллу на Мальорке, огромную сумму в золоте и обещание новых сумм по смерти Конда, а теперь еще и дом в Лондоне. Лорд Бурк улыбнулся про себя. Мак-Уилльям останется довольным – Найл введет в семью богатую наследницу.
Слуга вновь наполнил его бокал, и он смотрел на танцовщицу с возрастающим чувством умиротворения. Допив вино, он встал и направился к себе в комнату, где его уже ждал слуга с приготовленной горячей ванной. Он вымылся в молчании, вдыхая аромат сандалового мыла. Потом тщательно вытерся.
– Где госпожа?
– Она ожидает господина в своей спальне рядом с вашей.
– Передай Ане, что я иду. Пусть она уходит. И ты тоже на сегодня свободен.
– Да, господин.
Найл оглядел себя в зеркале и остался доволен тем, что увидел. Болезнь и горе не оставили на нем никакой печати. Он повернулся, достал из шкафа какой-то небольшой предмет и вошел в надушенную спальню, где под одеялом на кровати лежала Констанца. При виде мужа ее глаза расширились.
– Ну что, потрясем местное общество? – игриво спросил он и, сорвав с нее изящный пеньюар и разодрав его в клочья, разбросал по комнате. – А теперь обеспечим мою честь и всем заявим о твоей невинности. – Он вытянул над кроватью руку и крепко сжал кулак – кровь брызнула на простыню. Констанца ойкнула, но Найл засмеялся. – Великолепно, любимая! Теперь гости не усомнятся в твоей девственности, – он тщательно обтер руку и швырнул полотенце в огонь. – Мочевой пузырь поросенка с куриной кровью, – объяснил он. – Ана дала мне его сегодня утром.
– О! – Констанца удивленно посмотрела на мужа, и ее голос сорвался:
– Мне бы никогда не пришло в голову…
– Мне бы тоже, – улыбнулся он. – Но Ане, слава Богу, пришло. Я рад, что она поедет с нами. А теперь, моя соблазнительная девочка, иди ко мне. Весь последний месяц я просто сходил с ума, вспоминая наш день на лугу.
– И я тоже, – призналась она. Найл взял ее на руки и осторожно положил на кровать. – Наверное, ты в ужасе от моих слов.
– Нисколько, любимая. Мне приятнее, если ты будешь меня хотеть, чем останешься холодной и несговорчивой.
Он сжал ее почти грубо, и Констанца в предвкушении затрепетала. Как часто она грезила о том дне на лугу, когда чалый жеребец любил маленькую белую кобылу. Сколько ночей она стонала, вспоминая ласки Найла.
Констанца с облегчением вздохнула – он навсегда принадлежит ей. Золотистые шары стали твердыми, когда Найл впился губами сначала в один из них, потом в другой. Язык кружил и кружил вокруг сосков, пока она не начала упрашивать взять ее. Он рассмеялся, разглядев в жене страстную женщину, и решил проверить, как далеко может зайти.
Теплый язык ласкал ее мягкую ароматную кожу, спускаясь вниз к животу, задержался у коленей и поднялся снова. Констанца неистово металась, волосы рассыпались по подушке. Губы Найла приблизились к самому сокровенному месту. Пальцы осторожно раздвинули кожу – маленькая пуговка была твердой и дрожала. Губы сжали ее, язык отведал на вкус.
– Боже! Еще! Еще!
Дважды его язык приводил жену в экстаз. Потом, не выдержав сам, Найл вошел в ее горячее, хрупкое тело. Вскрикнув от наслаждения, она обвила его ногами, подлаживаясь к неистовому ритму мужа, исцарапала спину, когда почувствовала внутри его семя.
Найл понял, что она теряет сознание. Тогда он обнял ее и устроил на плече, чтобы, очнувшись, она не испугалась и почувствовала себя уютно. Он был восхищен этим замечательным страстным существом, на котором женился. Слишком уж это хорошо, чтобы быть правдой, и все же это была правда. Он нашел великолепную партнершу, женщину, из чьей утробы произойдет новое поколение Бурков. Констанца едва шевельнулась в его объятиях.
– Прощай, Скай, любовь моя, – едва слышно шепнул Найл и повернулся к жене.
12
Жена Халида эль Бея стала самой знаменитой женщиной в Алжире. Три раза в неделю она с открытым лицом сидела во главе стола на званых вечерах. Поначалу мужчины были шокированы, но быстро привыкли – Скай была очаровательной разумной женщиной и легко поддерживала беседу. Поговаривали, что она разбирается в делах не хуже мужа, но ни один мужчина не придавал этим слухам серьезного значения, считая их явным абсурдом. Ведь Аллах создал женщин для удовольствия мужчин и для рождения детей, но ни для чего больше.
Все завидовали Халиду эль Бею, но больше всех Джамил, комендант Касбахского форта. Турецкий воин был славным жеребцом и имел обширный гарем. Получить у него какую-нибудь услугу было достаточно просто, стоило только подарить красивую опытную рабыню. И все же Джамил безнадежно жаждал Скай. Оттолкнув его ухаживания, она очень заинтересовала офицера. Он подкупил служанок, чтобы те тайно передавали ей подарки: драгоценности, цветы, сладости. Все возвращалось обратно – обертки даже не были тронуты. Два раза он смог увести ее от гостей и выслушал лишь упреки и даже оскорбления. Никогда еще Джамила так откровенно не отталкивали и не обижали. И он поклялся овладеть Скай.
Тем вечером он развалился на диване и вместе с Ясмин смотрел сквозь прозрачное с их стороны зеркало. По другую сторону зеркала в соседней комнате развлекался известный в городе купец. Голый и связанный, он наслаждался услугами двух смазливых девиц. Одна из них уселась ему на лицо и щекотала своими волосами, а другая яростно сосала его маленькую дряблую мужскую плоть. Наконец их совместные усилия увенчались успехом, и та, что была внизу, привела мужчину к славной победе.
– Бедняга, он не заслуживает их стараний! – от всей души рассмеялся Джамил. – Пришли их потом ко мне – и я уж их вознагражу.
– А я считала, что ты собираешься провести ночь со мной, – упрекнула его женщина. – Я ни с кем не собираюсь делить своих привилегий.
– Разве ты откажешься стать моим изысканным десертом после того, как у меня разыграется аппетит? – польстил он Ясмин.
Женщина что-то довольно проворковала. Она наслаждалась Джамилом и считала его самым лучшим после Халида любовником. А Халид, будь он проклят, совсем перестал к ней ходить после того, как влюбился в Скай. Гримаса гнева на миг исказила ее красивое лицо. Джамил заметил ее гнев.
– В чем дело, крошка? – спросил он ее. – В последнее время ты часто раздражена. Скажи мне, и Джамил тебе поможет.
Поколебавшись, она решилась:
– Это все из-за моего господина Халида. Он так переменился. Он больше ко мне не ходит, и все из-за жены.
– Она очень красива, – безжалостно заметил Джамил. – Но я ее совсем не знаю.
– Хоть бы Аллах ее убил! Тогда бы господин Халид снова начал ко мне ходить.
– Может быть, дорогая, – процедил он, – я и смогу это устроить. – И продолжал, несмотря на ее удивленный взгляд:
– Конечно, при условии определенного вознаграждения за мою помощь. Какое значение имеет смерть одной женщины? Особенно если эта женщина ничего не помнит и не имеет влиятельных связей?
Против своей воли Ясмин заинтересовалась.
– Но как? – спросила она.
– Если бы я хотел, чтобы кто-нибудь умер, то прежде всего правильно бы выбрал время и место, а потом сам бы взялся за клинок. Чем меньше людей в этом замешано, тем лучше. Что ты на это скажешь? К тому же никто ничего не заподозрит, если увидят, как в эту ночь мы с тобой вместе входим в твою спальню.
– Когда, Джамил? Когда?
– Завтра, дорогая Ясмин, – улыбнулся он. – Чем быстрее, тем лучше. Я сообщу Халиду эль Бею, что хочу встретиться с ним в Касбахском форте. Потом я это просто буду отрицать. Мы сделаем так, чтобы люди видели, как мы входим в твою спальню. Ночь я проведу у тебя. А ты выскользнешь из комнаты и направишься в дом Халида. Входи через сад. Скай будет одна, может быть, ты даже застанешь ее спящей. Быстро сделаешь дело, убедишься, что все в порядке, и тут же возвратишься.
– А почему ты собираешься мне помочь? – спросила она подозрительно.
– Мы друзья, Ясмин. Женщина Халида для меня ничего не значит, а ты мне дорога. Если мой план кажется тебе слишком жестоким, откажись от него. Выбирать тебе.
– Ни за что! Ты, Джамил, как всегда, прямодушен и бьешь в точку! – Ясмин поднялась, и капитан улыбнулся во весь рот.
– Тех двух девиц, которые тебе понравились, я отправлю в ванну, потом пришлю к тебе, – сказала женщина. – С этой минуты все, что ты ни пожелаешь, в «Доме счастья» принадлежит тебе.
Джамил не мог поверить в свою удачу и доверчивость Ясмин. Теперь следовало действовать быстро. Засланный в дом Халида раб-шпион получит два приказа. Во-первых, дать хозяину снотворное, чтобы он раньше удалился ко сну. Затем сказать Скай, что у ворот ее поджидает человек, который может кое-что сообщить о ее прошлом. Это выманит ее из дома, когда Ясмин войдет в темную спальню. Она убьет Бея, думая, что это Скай.
Довольный собой, капитан злобно усмехнулся. Шпиона вскоре после убийства лишат языка, и предать он не сможет. К тому же Джамил проследит, чтобы несчастного турка тут же продали. Что же до Ясмин… наказание за убийство весьма сурово. Преступника сначала пытают, а потом сбрасывают с городской стены на железные колья. Злодеи мучаются по несколько дней. Как ни странно, более живучими оказываются женщины. Интересно, как долго протянет Ясмин?
Конечно, Джамил протянет руку защиты и помощи молодой вдове. Красивой и богатой вдове, поправился он в мыслях. Его осенило: может быть, ему удастся жениться на Скай. Тогда не будет смысла оставаться капитаном – комендантом Касбахского форта. В Алжире он сможет выйти в отставку, как и в любом другом месте. К тому же Скай понадобится кто-то, чтобы вести дела Халида эль Бея. У Джамила никогда не было жены, но с денежками Бея в кармане он легко сможет завести пять жен и в придачу роскошный гарем. С такими средствами мужчина сможет иметь все, что ни пожелает. Джамил вздохнул, размышляя, сколько удовольствия и выгод принесет ему смерть Халида эль Бея. К сожалению, он потеряет доброго интересного друга, но этого избежать нельзя.
Появление двух девушек, которые раньше развлекали купца, прервало его мысли. Зная репутацию капитана, они покорно сели у его ног.
– Как нам тебе угодить, господин? – в один голос спросили они.
Жестоким взглядом он посмотрел на них из-под полуприкрытых век.
– Начнем с того, чем вы развлекали вашего купца, – объяснил он. – А потом, не спеша, придумаем что-нибудь замысловатое.
А на другом краю города Скай таила в себе свое счастье: не оставалось сомнений – она беременна. О! Как обрадуется Халид, когда она расскажет ему! Они наслаждались с ним вечером, и теперь он совершал ночной объезд домов. Она удивит мужа, когда тот вернется. Скай представила, какое у него будет выражение лица, и улыбнулась. Как будто оберегая ребенка, она сложила руки на животе. Еще слишком рано, чтобы почуять там жизнь, но она попыталась представить, каким родится сын Халида эль Бея.
Заслышав шаги мужа, она поднялась и поприветствовала его. Крепкие руки обняли ее, и он страстно поцеловал жену.
Губы воспламенили ее, ладони скользнули под прозрачный пеньюар. Скай задрожала и почти забыла, что собиралась ему сказать.
– Постой, Халид! У меня есть новость.
– Слушаю, любимая, – пробормотал он, уткнувшись лицом в ее красивую грудь. Поймав губами сосок, он с вожделением принялся его сосать, и Скай почти потеряла сознание. Бесполезно. Она хотела его так же сильно, как он хотел ее. Новость подождет. Она прижалась к мужу, Халид поднял ее и понес на кровать. Одежды они разбросали где-то по дороге.
Он аккуратно опустил ее, сел на корточки рядом и потянулся к острым соскам, другой рукой нащупал нежный разрез.
Глаза Скай сузились, как у кошки, и от удовольствия она замурлыкала.
– Так ты, муженек, хочешь меня помучить. Но в эту игру мы можем играть оба. – И она стала ласкать рукой пульсирующее копье. Это вызвало у Халида стон наслаждения.
Так они ласкали друг друга несколько минут, пока оба не оказались на вершине блаженства. Скай всегда получала огромное удовольствие, удовлетворяя Халида, так же, как и он, когда доставлял наслаждение жене. Ее всегда пронизывал восторг, когда ради нее его мужская плоть крепла и становилась больше.
И у Бея растущая страсть жены вызывала восторг. Она была так замечательно естественна, не как опытные куртизанки, которыми он владел. Благословением было иметь такую жену, и он всей душой испытывал за это признательность.
Он откатился и попросил.
– Разреши мне сегодня поиграть в огромного жеребца пустыни. Перевернись и будь моей дикой кобылицей
Она встала на колени, положила голову на руки и с готовностью подставила ему свой белый зад. Расположившись сзади, он осторожно вошел в нее. Одна его рука сжимала и гладила груди; а другой он сделал то, что никогда не делал с ней до этого. Почувствовав приближение оргазма у жены, он засунул ей палец в задний проход – и даже испугался, не повредил ли ей чего-нибудь: таким бурным было ее наслаждение. Потом он понял, что от избытка чувств она просто потеряла сознание, и быстро добился кульминации своей страсти. Потом он лежал, отдыхая, расслабив руки и ноги.
– Я беспокоилась, – произнесла Скай, – что теперь любовь не будет доставлять нам столько удовольствия. Но вижу, что она по-прежнему восхитительна.
– А почему что-то должно измениться, дорогая?
– Потому что, муж и господин, следующей весной ты станешь отцом. Разве это не замечательно?
Спальня погрузилась в молчание. Постепенно Халид начал осознавать, что она сказала, и его лицо осветилось.
– Замечательно! – вскричал он, крепко прижимая ее к себе. – А ты уверена?
– Да! Да! – выдохнула она, одновременно смеясь и плача.
– О, моя Скай! Никто мне не делал лучше подарка, чем сделала ты, подарив себя. А теперь ты подаришь мне и ребенка. Это слишком много! Слишком много! Спасибо тебе, дорогая! – И он заплакал, все еще держа ее в объятиях.
Скай притянула его голову к своей груди и склонилась над ним. Этот замечательный человек спас ее от бог знает каких бед, любит ее и женился на ней, подарил ей прекрасную жизнь, и теперь он же ее благодарит! Она расплакалась вместе с ним, и ее сердце наполнилось радостью.
– Я люблю тебя, Халид! Я не могу вспомнить, кем я была раньше, но мне радостно, что я такая женщина, какая есть, потому что я твоя женщина. И благодарить тебя должна я.
Снова молчание воцарилось в комнате, когда любовники еще раз нежно соединились друг с другом. Халид наклонился, чтобы поцеловать округлый живот Скай. Потом они уснули. И проспали, обнявшись, до самого рассвета.
Скай проснулась первой и поприветствовала новый день. Посмотрев на Халида, она почувствовала, как ее захлестывает любовь к нему, она чуть не расплакалась. Она смотрела и запоминала каждый дюйм его тела: серебристая седина касалась темных курчавых волос, едва заметный шрам на левом плече от кинжала дикой бедуинки, почти мальчишеский вид, какой всегда был у него во сне. Голубые глаза Скай продолжали осматривать мужа. Но вдруг она содрогнулась: ей почудилось, что она старается запомнить лицо и тело Халида. Прогнав это чувство прочь, она отправилась в ванну.
Скай навсегда запомнила тот день, медлительно текущий своим чередом, когда ничто не предвещало беды. Она работала над регистрационными книгами торговых кораблей вместе с мастером Жаном, восхищалась удачливостью капитана Смолла. Он мог появиться в Алжире со дня на день. Недавно им сообщили, что капитан прибыл в Лондон, где разместил последнюю партию испанского золота. Скай предвкушала встречу с ним, понимая, что он обрадуется ее счастливой новости.
После дневной молитвы девушка Жана Мари принесла им легкую закуску и сообщила, что Бей рано отправился объезжать заведения, потому что желал провести весь вечер с женой.
Скай вспыхнула от счастья и сказала:
– Жан и ты, Мари, вы всегда были добрыми друзьями Халиду и мне, и поэтому я хочу поделиться с вами своей радостью – пока о ней знаем только мы с мужем. Весной у меня будет ребенок.
– Ох, мадам! – вскрикнула Мари. – И у меня тоже! Как это здорово!
Женщины в восторге болтали друг с другом, а удивленный Жан ухмылялся. Пойдя по стезе бывшего хозяина, вскоре после того, как ему досталась Мари, он официально освободил девушку и женился на ней. Выяснилось, что она родилась в прибрежной деревеньке в Южной Бретани недалеко от Пуату. Берберийские пираты добирались туда нечасто, но в один из набегов они захватили четырнадцатилетнюю Мари, готовившуюся уйти в монастырь. Капитан корсаров сначала решил взять ее себе, но, увидев, как красива девушка, запер ее в маленькой каюте с несколькими тюфяками, бадьей и зарешеченным иллюминатором. Вскоре к ней присоединились еще две девушки, одна из них – двоюродная сестра Мари-Селестина.
Три обнаженные девушки всю ночь со страхом прижимались друг к другу, слыша на палубе – крыше своей тюрьмы – сопение и возню, перемежающиеся криками и мольбой: это пираты овладевали деревенскими женщинами, замужними или не слишком красивыми девственницами. Некоторые из них после этого умерли, и среди них десятилетняя девочка, мать которой задушили, когда она бросилась с ножом на обидчика дочери. В конце концов оставшихся в живых согнали на рассвете на палубу, где они под открытым небом находились до конца плавания, днем под палящими лучами солнца, ночью, страдая от сырости и прохлады, доступные любому матросу:
В своей крошечной каюте Мари с двумя своими попутчицами была едва ли в лучшем положении. Днем каюта накалялась, ночью холод пробирал до костей. Вонь из бадьи доводила почти до обморока. Бадью опорожняли через день, еду швыряли сквозь решетку в двери два раза в сутки. Чаще всего давали на удивление вкусное дымящееся варево из перечного зерна с соусом из помидоров, лука и баклажанов и жесткое жилистое мясо – Мари подозревала – козлятину. Приборов не было, ели пальцами, помогая себе маленьким кусочком хлеба, который давали каждой девушке. Воду приносили в кувшине, и они быстро научились ее беречь.
Когда корабль пришел в Алжир, девушки сгрудились у иллюминатора и следили, как женщин из их деревни сгоняли с палубы. Потом из трюма вывели мужчин, заросших, исхудавших. Их тоже быстро прогнали с палубы. Девушки стали гадать, что случится с ними, когда отворилась дверь и на пороге появился капитан. У него что-то было в руке.
– Ну-ка, надеть вот это! – приказал он на ужасном французском и швырнул им платья. Когда они повиновались, капитан подал им плотную вуаль. – Накиньте и идите за мной. Только приоткройте на секунду, и я отдам вас команде. Матросы любят таких.
Испуганные, они поспешили за ним на палубу и по трапу на причал с корабля. Там стоял огромный закрытый паланкин.
– Заходите! – проревел капитан, и они тут же послушались. – Вас помоют и приведут в порядок, – объяснил он. – Делайте все, что вам прикажут. Сегодня вечером вас продадут на аукционе. Будьте благодарны Аллаху, что он наделил вас красотой и не отнял девственность, а то бы вы кончили, как другие женщины из вашей деревни. – Он задернул занавески, и паланкин пришел в движение.
– Может быть, нам убить себя? – посмотрела на Мари Селестина.
– Нет-нет, дорогая, – упрекнула ее двоюродная сестра. – Безропотно примем судьбу, а потом будем искать способ убежать.
– Но если нас продадут, мы будем разлучены, – заплакала Ране. Она была единственной дочерью хозяина трактира, и мысль, что на пятьдесят миль вокруг у нее самое большое приданое, избаловала девушку. – Как же ты, монахиня, предлагаешь, чтобы мы отдались неверным?
– Я не монахиня, Ране. Я всего лишь месяц была послушницей. Но я знаю, что Господь запретил самоубийство. Что бы мне ни пришлось претерпеть, я вынесу все во славу Его имени. Мы не в своей деревне и вряд ли когда-нибудь увидим ее снова.
Девушек оттерли, сделали им массаж, сбрили волосы на теле, натерли благовониями. Длинные красивые волосы вымыли, насухо протерли и расчесали до блеска. Каштановые кудри Мари понравились всем, но светлые волосы Ране и Селестины делали их куда более ценными. Девушек нарядили в прозрачные шелка и слегка покормили куриной грудкой и шербетом.
С восходом луны аукцион начался. Оглядываясь вокруг, Мари видела все как в тумане и поняла, что их опоили каким-то зельем, чтобы их было легче продавать. Беспомощно она наблюдала, как Ране продали толстому черному купцу из Судана, который восхитился девушкой, как только ее вывели. Ране попыталась закричать, но изо рта не вылетело ни звука. Только ужас в глазах говорил, как она напугана.
Девушек продавали одну за другой. Подошла очередь Мари. Бей быстро приобрел ее. Он показался ей добрым, и она попросила его купить и Селестину. Он уже было согласился, но двоюродную сестру выбрал евнух, управлявший гаремом капитана-губернатора. Этикет требовал, чтобы Халид эль Бей отступил.
