Текст книги "Смех Циклопа"

Автор книги: Бернар Вербер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

42

Металлическая дверь, ведущая на остров посреди бассейна, скрипит. В проеме показывается голова.

– Тук-тук! – кричит Лукреция. – Никто не отвечает, входная дверь не заперта. Надеюсь, я вас не потревожила…

Исидор сидит в позе лотоса на маленькой красной подушечке. Ноги скрещены, спина выпрямлена, веки полуопущены. Лицо бесстрастно. Он похож на Будду, лишь легкое колыхание кимоно свидетельствует о том, что он дышит.

– Если что, обязательно скажите.

Лукреция одета в сиреневое платье, украшенное с одной стороны изображением белых цветов. На шее у нее колье – дракон такого же изумрудного цвета, как и ее глаза. Она проходит по мостику из лиан и бамбука.

Исидор не шевелится.

Дельфины и акула прячутся на дне огромного бассейна, как будто понимая, что ничто не должно мешать хозяину во время медитации. Лукреция обходит вокруг Исидора, словно проверяя, жив ли он, и садится напротив.

Она достает брелок, нажимает на кнопку, звучит все тот же «смех смущенной юной девственницы». Исидор никак не реагирует.

– Не торопитесь, Исидор. Дайте знать, когда закончите.

Исидор еще полчаса сидит неподвижно. Он совершенно невозмутим.

Лукреция осматривает его библиотеку и изучает Древо Возможностей – схематическое изображение огромного растения, покрытое, словно листьями, маленькими записочками. На них – все варианты будущего, которые только приходят Исидору в голову.

Лукреция читает недавно появившиеся тексты. Все они начинаются со слов: «А что, если…».

«А что, если всю поверхность планеты покроет снег?»

«А что, если глобальное потепление настолько уменьшит запасы воды, что людям придется воевать за последние оазисы?»

«А что, если на всей Земле установят единую обязательную религию?»

«А что, если банды вооруженных преступников начнут контролировать целые регионы и полиция не сможет их остановить?»

«А что, если сила притяжения планеты изменится и отрывать ноги от поверхности Земли станет очень трудно?»

«А что, если исчезнут все виды диких животных?»

Лукреция думает, что Исидор впал в депрессию, раз видит в будущем только катастрофы. Но тут же замечает и менее мрачные предположения.

«А что, если на Земле останутся одни женщины?»

«А что, если люди прекратят стремиться к дальнейшему развитию экономики?»

« А что, если удастся остановить демографический рост?»

«А что, если появится мировое правительство, которое предотвратит появление диктаторов и сумеет справедливо разделить богатства земли?»

Она возвращается к хозяину дома и смотрит на него. Его дыхание замедленно, почти неуловимо.

Она замечает, что у него очень красивые губы, и чувствует неожиданное желание поцеловать его.

Исидор открывает глаза. Даже не дав себе труда поздороваться с Лукрецией, он встает и наливает себе стакан горячего чая. Наслаждается его ароматом и пьет мелкими глотками.

– Исидор, вы должны…

Совершенно спокойно он произносит:

– Вон!

– Но…

– Мне кажется, я ясно выразился. Я не хочу вести расследование вместе с вами.

– Появились новые обстоятельства.

Лукреция торопливо рассказывает Исидору об успехах в расследовании.

– У меня уже есть подозреваемые.

Он ничего не отвечает.

– Вы спросите – кто? Во-первых, Стефан Крауц, бывший продюсер Дария. Во-вторых, Феликс Шаттам. Комик, который теперь считается лучшим. В-третьих, Себастьян Доллен, юморист, которому Дарий причинил больше всего зла. И который по его милости стал «худшим».

Исидор не слушает ее. Он открывает холодильник, достает огромный кусок говядины и бросает акуле Джорджу. Тот проглатывает мясо, поднимая огромные волны.

Лукреция сама наливает себе чаю.

– Исидор, я серьезно. Дело кажется все более запутанным. Я не справлюсь одна, вы действительно мне нужны.

– А вы мне – нет.

– Вы по-прежнему не хотите мне помогать?

– Нет.

– Тенардье сказала, что я рискую потерять работу.

– Сочувствую.

К такому характеру нужен маленький тонкий ключик.

– Предлагаю снова сыграть в три камешка. Если я выиграю, вы мне поможете.

Исидор колеблется, но его азартная натура берет верх. Он вздыхает и, покорившись, пожимает плечами.

– Хорошо, я согласен.

– Вести расследование?

– Нет, поставить на кон мое участие в расследовании.

Исидор достает спичечный коробок, они берут по три спички. Вытягивают вперед сжатые кулаки.

– Три, – говорит Лукреция.

– Одна.

Она открывает ладонь, на которой лежит одна-единственная спичка.

Исидор показывает пустую руку.

Он выиграл.

Во второй раз тоже.

И в третий.

Лукреция не выигрывает ни разу.

– Всухую. Скажите хотя бы, как вы это делаете, Исидор.

– Вы боитесь проиграть и хотите выиграть. Два этих желания делают ваше поведение предсказуемым. Когда вам станет все равно, вашу игру станет невозможно предсказать. Тогда вы сможете выиграть.

Он бесит меня.

Лукреция бросает спички на пол. Исидор поднимает их, кладет в коробок и убирает коробок на место, в ящик.

– Помогите мне хотя бы немного. Дайте подсказку, направление, угол зрения.

Помедлив, он говорит:

– Я вам уже помог в прошлый раз. «Поднимитесь к историческим истокам смеха». Вы это сделали?

– Честно говоря… Э-э… я подумала, что криминальное расследование начинается с…

Она прикусывает язык.

– Видите, вы меня не слушаете. Зачем тогда просить советов?

– Н-ну… я пока вела классическое расследование: судебно-медицинский эксперт, семья, подозреваемые, – а уж потом я хотела обратиться к научно-философской подоплеке дела.

Исидор приносит несколько сельдей и бросает их дельфинам, которые ловят рыбу на лету.

– Вы неправы, но… в память о наших прошлых приключениях я «немного» помогу вам в вашем «классическом», как вы выражаетесь, расследовании.

Уф, спасибо, спасибо!

Он бросает дельфинам последнюю рыбу и приглашает Лукрецию сесть за рабочий стол, у ноутбука.

– Что вам сказал последний подозреваемый?

– Это тот, которого предпоследний подозреваемый назвал «худшим из комиков». Его зовут Себастьян Доллен. Он посоветовал пойти в «Театр Дария» и внимательно за всем наблюдать.

– Ну, хоть его-то вы послушались?

– Конечно. Я сходила на турнир учеников «Школы Смеха». Это было соревнование импровизаторов.

– На что это похоже?

Он наливает себе еще горячего чая, по-прежнему не предлагая Лукреции.

– Очень впечатляюще. Ведущий Тадеуш Возняк превозносил покойного брата.

– Что вы видели? – нетерпеливо спрашивает Исидор.

– Я видела место, где терпеливо и бережно взращивают молодые таланты. Слышала воспоминания о великом профессионале Дарии, которого любили, которым восхищались и который до сих пор вдохновляет многочисленных учеников.

Лукреция сама наливает себе чаю. Исидор задумывается, потом включает компьютер.

– Думаю, стоит повнимательней присмотреться к театру. Себастьян Доллен не просто так рассказал вам о нем. Никогда не проходите мимо подсказок.

– Но это комик-неудачник, озлобленный завистник, мстительный пьяница. Когда мы разговаривали, он едва контролировал себя.

– Именно поэтому надо было слушать его особенно внимательно. Алкоголь снимает запреты и обнаруживает истинные побуждения. Мне Себастьян Доллен кажется достойным доверия. А «Театр Дария», колыбель юмористических талантов, – интересным направлением в расследовании.

Лукреция смотрит на него с сомнением.

– В вас живет дух иждивенца, – продолжает Исидор. – Помогая вам, я оказываю вам медвежью услугу. Мешаю найти ваш собственный стиль расследования.

Теперь лицо Лукреции выражает упрямство.

Исидор открывает спутниковую карту, постепенно приближает изображение, сосредоточенно рассматривая «Театр Дария». Он переходит к трехмерному изображению, потом к общему плану улиц и изучает дом со всех сторон. Просматривает фотографии фасада и снимки прилегающих домов.

Неожиданно он обращает внимание на одно изображение. Приближает его, рассматривает детали.

– Вот, посмотрите. Это кажется мне странным.

Лукреция придвигается к экрану.

– Здесь написано «Закрыто по понедельникам». То же самое на афишах при входе и на их сайте, – говорит Исидор.

– Ну и что? У всех театров по понедельникам выходной. Ничего удивительного.

Исидор сохраняет несколько фотографий из Интернета. Он переходит от режима дня к режиму ночи и обратно.

– Посмотрите, в какой день недели и в какое время суток сделан этот снимок.

– В понедельник, без двух минут в полночь.

– Выходной, а все окна освещены так, словно театр открыт. Это вас не смущает?

– Наверное, это бухгалтерия работает.

– И все окна освещены?

– Значит, идет уборка. Уборщицы всегда включают полное освещение.

Исидор запускает другие программы, сохраняет фотографии, помещает их в папку «Расследование дела Дария». На экране появляются кривые графиков, цифры.

– Посмотрите, это потребление электричества «Театром Дария». В полночь понедельника все работает на полную мощность, как будто идет спектакль, хотя официально театр закрыт.

– Может быть, это закрытые вечеринки. Они, наверное, сдают зал частным лицам.

Исидора ее слова не убеждают.

– Вот информация с городских камер видеонаблюдения. Во двор заезжают машины, хотя главный вход заперт.

– У вас есть какое-то объяснение?

– По понедельникам в театре происходит что-то интересное, объединяющее состоятельных людей (обратите внимание: во дворе стоят преимущественно лимузины и роскошные седаны). Дорогая Лукреция, вот вам совет более ясный, чем предыдущий: отправляйтесь туда в понедельник вечером и посмотрите, что там происходит.

– И это ваш совет?

Исидор резко встает.

– Вы выводите меня из себя, Лукреция. Я ведь вас не приглашал! Я делаю вам одолжение, отвечаю на ваши вопросы, а вы и этого не цените. Вы сами не знаете, чего хотите. Вы просите о чем-то, вам дают то, о чем вы просите, а вы говорите… что вам это не подходит!

Он прав. Я не знаю, чего хочу. И он должен помочь мне понять, чего мне не хватает. Я чувствую, что он это знает.

– Извините меня, я увлеклась.

Исидор вплотную подходит к Лукреции и говорит прямо ей в лицо:

– Вы просто капризный, избалованный ребенок. Убирайтесь вон!

Я женщина.

– Я вам не отец и не психоаналитик. Идите и узнайте, что там делается в полночь по понедельникам. Вот мой единственный совет.

Лукреция пристально смотрит на него. И через силу произносит:

– Почему вы так нужны мне?

– Потому что у вас нет того, что как раз и составляет мою силу. Женской интуиции.

Он выключает компьютер и поворачивается к ней спиной.

– Хорошо! – рычит она в бешенстве. – У вас она есть, а у меня нет! Так научите меня! Объясните, как пробудить в себе эту пресловутую «женскую интуицию»!

Исидор нехотя оборачивается.

– Это очень просто. Надо подключиться к «внутреннему я», к тому «я», на которое никто не имеет влияния, к тому «я», которое все чувствует, замечает детали и знаки, невидимые для остальных. Я почувствовал здесь что-то странное. Пойдите в «Театр Дария» в понедельник в полночь! Все!

Раздается громкий плеск, дельфин выпрыгнул из воды. Лукреция набирает в грудь воздуха и выпаливает на одном дыхании:

– Очень жаль, Исидор! Я была о вас лучшего мнения. Вы строите из себя всезнайку, а на самом деле вы всего лишь несовременный, оторванный от настоящей жизни человек, который сидит в своей башне из слоновой кости. Вам только кажется, что вы все понимаете. Я ошиблась в вас, Исидор. Обещаю больше вас не беспокоить.

На лице Исидора разочарование.

– Я так и знал, что вы меня не послушаетесь.

Он раздевается, бросается в бассейн и начинает плавать с дельфинами, не обращая на нее больше никакого внимания.

Несколько минут она смотрит на него, потом поднимается по мостику и выходит.

Зато он открыл мне свой секрет: слушать себя и не поддаваться постороннему влиянию. Даже его влиянию!

43

Верблюжонок спрашивает у мамы:

– Почему у меня такие огромные ноги и на каждой по три пальца?

– Чтобы не проваливаться в песок, пересекая бескрайние пустыни.

– А-а… Понятно.

Через несколько минут верблюжонок опять спрашивает:

– А почему у меня такие густые брови?

– Чтобы в глаза не попадала пыль.

– А-а… понятно.

Еще через несколько минут верблюжонок снова спрашивает:

– А зачем мне большой горб на спине?

Мама-верблюдица устала от вопросов, но все-таки отвечает:

– Мы храним в нем воду для долгих переходов по пустыне. Благодаря этому мы можем не пить много десятков дней.

– Значит, если я правильно понял, у нас большие ноги, чтобы не проваливаться в песок, густые брови, чтобы защитить глаза от пыли, горб на спине, чтобы хранить воду во время долгих переходов по пустыне… Мама, а скажи мне еще…

– Что, дитя мое?

– Зачем нам все это тут, в зоопарке?

Отрывок из скетча Дария Возняка «Наши друзья животные»

44

Лукреция хорошо подготовилась. На ней черная кожаная куртка, черные спортивные брюки, черная шапочка, удобная обувь, рюкзак.

Понедельник. Близится полночь.

С террасы кафе она смотрит на «Театр Дария». Пока ничего подозрительного. В окнах темно, дверь закрыта, улица перед театром пустынна.

Какая я дура, что послушала его!

Исидор – конченый человек, он только и умеет, что умничать с важным видом, а на деле одни понты. Как же, «женская интуиция»… Сидит, оторванный от мира, в водонапорной башне и ничего не видит, ничего не понимает, ничего не знает. Надутый индюк.

Лукреция ждет. Справа проходит группа студентов. Они курят и смеются.

Она вспоминает себя в их возрасте. Она как раз вышла из приюта. Это тоже случилось первого апреля.

Проклятое первое апреля.

Ей было восемнадцать лет. У дверей приюта стояли пятеро мужчин, разговаривали и курили. Все девочки знали, что это сутенеры.

Словно гиены, которые ждут, когда детеныши газели выйдут на опушку леса.

Приют никак не помогал воспитанницам устроиться в жизни. Девушки выходили из его дверей с чемоданом и пятью сотнями евро, не зная, где провести ближайшую ночь.

Спрос рождает предложение, и вокруг воспитательного заведения для сирот со временем образовалась целая система по переподготовке «ненужных детей».

В нее входили недорогая гостиница, в которой девушки могли остановиться на первое время, недорогая же закусочная и, что совершенно логично, ночной клуб.

Юные сироты проводили первую ночь в отеле, лукаво названном «Пристанище», потом ели в ресторанчике «Оазис». Именно там обычно им предлагали место официантки, а потом и танцовщицы в ночном клубе «Черная сова».

Путь, пройденный матерью Дария, не сильно отличался от того, который ждал воспитанниц приюта.

Затем сутенеры и дилеры делили добычу. Дилеры сначала совращали девушек, потом подсаживали на наркотики и передавали сутенерам. Лукреция тоже провела первую ночь взрослой жизни в «Пристанище» и пообедала в «Оазисе», но дальше пошла другой дорогой. Лукреция не стала официанткой, она разбила подбородок владельцу ресторана. Лукреция не стала танцовщицей в «Черной сове», она сломала руку вышибале и подожгла ночной клуб. Лукреция не стала проституткой, а выстрелила в ноги сутенеру, который хотел «помочь ей найти место».

И стала ночевать под мостом.

Она решила обучиться новой профессии.

В первую очередь она жаждала самостоятельности. Если уж работать, то на себя. Сначала она занялась карманными кражами, потом воровством, потом воровством со взломом.

Юная Лукреция орудовала по ночам в пустых виллах и замках. Она придумала себе удобный неброский рабочий костюм. Объект она выбирала по переполненным рекламой почтовым ящикам, по ступеням, покрытым пылью, по закрытым ставням. Она находила и обезвреживала систему безопасности. Залезала в окна и брала те вещи, которые легко было продать знакомой перекупщице антиквариата. Почтенная дама восьмидесяти лет отметила способности Лукреции и посоветовала ей двигаться дальше. Она обучила ее благородной профессии взломщика сейфов. «Каждый сейф придуман человеком. Пойми его создателя, и ты поймешь механизм. Представь, что сейф – это мозг человека, которого ты хочешь подчинить себе. Мысленно подбирай ключи, пока не найдешь подходящий. Остальное – дело техники».

Лукреция пришла в восторг от этого урока и переквалифицировалась во взломщицу самых сложных сейфов. Она находила их везде – за картинами, за фальшивыми перегородками, за огромными шкафами. А потом перебирала в уме ключи.

Так она заработала себе на однокомнатную квартирку в Камбре и начала вести почти нормальную жизнь. Она считала себя «независимым индивидуальным предпринимателем», оптовым торговцем подержанными вещами.

Юная Лукреция так и продолжала бы свою криминальную карьеру, если бы не один случай. Как-то она забралась на виллу, которая казалась пустой, и столкнулась с ее владельцем, как назло решившим в тот вечер переночевать дома.

Это был тщедушный человечек, с которым она легко могла бы справиться, но он предложил ей просто поговорить, объяснив, что страдает бессонницей и что ее ночной визит ему даже приятен.

Юная Лукреция пришла в замешательство. Когда прошел первый страх, она почувствовала интерес – и, почувствовав, что ей ничто не угрожает, решила принять предложение хозяина дома.

Человек в пижаме рассказал ей, что занимается делом, которое когда-то безумно его интересовало, а теперь кажется скучным. Он работал главным редактором местной газеты.

Они проговорили всю ночь. Человек в пижаме рассказал, что профессия, которой раньше занимались люди, стремившиеся рассказать людям нечто новое, теперь отдана на откуп папенькиным сынкам и дочкам, лентяям, бездельникам, скептикам, а главное, невеждам.

Человек в пижаме был страшно разочарован.

Он объяснил, что в наши дни журналистами становятся так же, как чиновниками. Контроль над прессой отсутствует, репортеры пишут как бог на душу положит, не проверяя фактов и воруя чужие сюжеты. Ни профессиональной этики, ни желания принести пользу больше нет.

Человека в пижаме звали Жан-Франсис Хельд. Когда-то он был знаменитым военным корреспондентом в «Современном обозревателе». Его должны были назначить редактором рубрики, но должность отдали интриганке Кристиане Тенардье. Хельд уехал в провинцию и стал главным редактором «Северного слова». Он потерял веру в справедливость, а поведение коллег вызывало у него такое отвращение, что он с нетерпением ждал выхода на пенсию.

Он угостил Лукрецию сливовым ликером и стал расспрашивать о ее жизни.

Почувствовав к ночному собеседнику удивительное доверие, Лукреция решила играть в открытую и рассказала ему о приюте, о своих скитаниях, о воровстве. На это Хельд сказал, что она, по крайней мере, смела и не боится действовать. А это достоинства встречаются редко и, как он считает, очень важны для профессии журналиста.

Хельд предложил Лукреции работу. Он считал, что у хорошей воровки больше шансов стать хорошим журналистом, чем у любого другого. «Статья ничего не стоит, если ты не был на месте событий», – утверждал он. Он брался обучить ее писать и фотографировать, если она согласится работать в его журнале.

– Да я двух слов связать не могу!

– Это может любой. Действуй согласно правилу пяти «W»: Who? What? When? Where? Why? Кто? Что? Когда? Где? Почему? Ты начинаешь с вопроса: «Что произошло в ночь на пятое ноября на улице Акаций?» Затем вводишь персонажей: «Может быть, об этом знает мэр города Камбре?» И отвечаешь на пять вопросов. «Так как он в этот день…» и так далее. И завершаешь вопросом: «А может быть, проблема в государственном финансировании?» Проблему государственного финансирования можно пристегнуть к чему угодно. И надо бить по местным депутатам – это нравится читателям.

– И все?

– Конечно. Вот увидишь, даже если ты воспользуешься только половиной моих советов, этого будет более чем достаточно. В стране слепых одноглазый – король! И провидец.

Лукреция решила довериться судьбе. Решка – журналистка, орел – воровка. Монетка улетела высоко под потолок и долго не падала. На следующее утро Жан-Франсис Хельд взял ее репортером в газету «Северное слово» в рубрику «Мелкие происшествия». Первое же задание открыло для Лукреции новый мир.

Ей безумно понравилось проводить расследования, писать, фотографировать. Она интересовалась всем.

Жан-Франсис Хельд научил ее находить ключ к любому собеседнику.

За несколько месяцев Лукреция стала известна на весь город. Там, где другим журналистам хватало информации из официальных источников, она полагалась на чутье, вникала в суть и раскапывала сенсацию. Она обожала криминальные расследования и раскрыла два убийства, опередив полицию. Разоблачила коррумпированных муниципальных чиновников. Обнаружила предприятия, загрязнявшие воздух.

Лукреция обличала мошенников и защищала тех, кто пал жертвой несправедливости.

– Ты превзошла мои самые смелые ожидания, – признался Жан-Франсис Хельд. – Но не путай профессию журналиста с работой судьи. Ты не должна вершить закон. На тебя жалуются. Нельзя безнаказанно лезть в дела местных князьков и выставлять их на посмешище.

Юная Лукреция прикинулась, что не понимает. Жан-Франсис Хельд был вынужден расставить все точки над «i». Один из героев разоблачительной статьи Лукреции оказался другом владельца газеты. Который просто потребовал ее немедленного увольнения.

Жан-Франсис Хельд сказал ей тогда:

– Я слишком горжусь тобой, чтобы бросить на произвол судьбы. Возьми это письмо, отдай его главному редактору «Современного обозревателя». Оно должно помочь тебе. – И негромко добавил: – Добившись успеха, не останавливайся. Иди вперед.

Рекомендательное письмо сыграло свою роль. Лукрецию взяли на испытательный срок (с построчной оплатой) в редакцию «Общество», в раздел «Наука». Это было единственное свободное место.

Лукреция совершенно не интересовалась наукой, но подумала: «Я не могу обмануть доверие Жана-Франсиса Хельда».

Вот как все начиналось. И вот почему она сегодня здесь.

Она маленькими глотками пьет крепкий кофе – и вдруг замечает, что обстановка на улице меняется. Множество роскошных автомобилей медленно проезжают мимо «Театра Дария» и сворачивают в переулок за ним.

Лукреция смотрит на часы. Без пяти двенадцать. Она расплачивается, надевает рюкзачок и идет к переулку. Она быстро находит въезд для грузовых машин, через который можно проникнуть во двор, где находится автостоянка. Там уже стоит несколько лимузинов, из которых высаживаются люди в вечерних туалетах.

Служебный вход в здание освещен. Наверное, частная или корпоративная вечеринка. Но люди, заходящие в театр, не похожи на родственников или коллег. Это мужчины в смокингах и молодые женщины в длинных платьях. У входа охранники в розовых костюмах проверяют пригласительные билеты.

Поняв, что ее не пропустят, Лукреция решает проникнуть внутрь через чердак. Она лезет вверх по водосточной трубе, перебирается с одного здания на другое и оказывается на крыше «Театра Дария». Проходит по освещенному луной кровельному железу – и думает, как, должно быть, приятно кошке прыгать высоко над головами людей.

Она находит слуховое окошко, взламывает его и проникает внутрь. Бежит по коридорам верхних этажей и оказывается прямо над сценой, на колосниках. Отсюда она увидит все, оставаясь незаметной.

Лукреция наводит объектив «никона» с фокусным расстоянием в двести миллиметров на лица присутствующих. В зале, рассчитанном на полтысячи зрителей, находится двести или триста человек.

Ринг неожиданно освещается, и над ним включается большой экран. Тадеуш Возняк поднимается на ринг и берет микрофон.

– Наступила минута, которой мы все ждали. Это интересней, чем петушиные бои, интересней, чем бокс, интересней, чем казино, лошадиные бега и покер. Это великий турнир «ПЗС»! «Пуля За Смех»! Проигравшему достанется пуля двадцать второго калибра из пистолета Benelli MP 95E в упор, прямо в висок!

Шквал аплодисментов.

– А победитель получит не тысячу, не десять тысяч, не сто тысяч… а миллион! Да-да-да! Тот, кто сумеет рассмешить противника, получит миллион евро.

Публика возбужденно скандирует:

– ПЗС! ПЗС! ПЗС!

– Итак, миллион евро наличными или пуля? Кому что достанется?

Лукреция устраивается поудобнее, проверяет настройки фотоаппарата, открывает на максимум диафрагму, чтобы использовать весь имеющийся свет.

Эта дурацкая женская интуиция его не подвела. И в который раз. Он бесит меня. С другой стороны, это и к лучшему. Тенардье хочет сенсации. Думаю, я подброшу ей «жареный» матерьяльчик.

Тадеуш Возняк в отлично сшитом розовом костюме жестом успокаивает аудиторию.

– Дамы и господа! Сегодня у нас три дуэли «ПЗС». Итак, первая пара. Это Жин Ми, недавняя победительница официального соревнования Лиги импровизации…

На ринг поднимается фигура в маске, плаще и капюшоне.

Надо же, они соблюдают анонимность.

– Жин Ми совсем недавно получила прозвище Пурпурный Тарантул. Поприветствуем ее.

Жин Ми откидывает капюшон и кланяется.

Затем появляется вторая, более коренастая фигура; над маской торчат непослушные волосы.

– Она встретится с Артусом по прозвищу Белозубый Палач.

Артус поднимает руки в знак победы и скалится, словно готовый укусить хищник.

– Артус, что ты купишь на миллион евро?

– Этот театр.

В зале раздается смех.

– Отлично, уже смешно. Очень многообещающе. А ты, Жин Ми, что ты купишь на миллион евро?

– Ресторан для моей семьи. Будем делать суши.

– Но мне кажется, суши – это японская, а не китайская еда.

– А много ли японских ресторанов держат японцы?

Снова раздается смех.

– Очень смешно. Браво. Начинаем поединок. Ставки принимают наши очаровательные распорядительницы, «девушки Дария».

По проходам идут полуобнаженные девушки с плетеными корзинками, собирают деньги и выдают розовые билеты. На большом экране крупным планом появляются лица противников в масках, ниже бегут цифры.

Понятно, суммы ставок.

– Дуэль «ПЗС» начинается! – объявляет Тадеуш.

Звонит колокол, это означает, что ставки больше не принимаются, лампы вокруг сцены вспыхивают на полную мощность. Дуэлянты выходят на середину ринга и по знаку Тадеуша пожимают друг другу руки.

Тадеуш просит их выбрать цвет.

– Черный, – говорит Артус.

– Белый, – отзывается Жин Ми.

Она опускает руку в мешок и достает белый камешек. Ей начинать.

Соперники садятся в кресла. Две роскошно одетые девушки пристегивают их руки и ноги кожаными ремешками так, чтобы нельзя было пошевелиться. Затем девушки подкатывают к каждому креслу тяжелый штатив, к которому привинчен пистолет. В висок каждому из противников упирается ствол, к курку подсоединен электрический провод, ведущий к пульту дистанционного управления.

Ассистентки укрепляют датчики на сердце, шее и животе дуэлянтов.

У Лукреции перехватывает дыхание. Ее мозг отказывается воспринимать картинку, которую посылают ему глаза.

– Напоминаю правила «ПЗС», – продолжает Тадеуш Возняк. – Каждый из соперников по очереди рассказывает анекдот. Противник слушает. Датчики, установленные на коже, определяют изменения электроколебаний, поступающих на гальванометр. Шкала имеет двадцать делений. Если один из дуэлянтов засмеется и электроколебания превысят девятнадцатое деление, на спусковой крючок поступит сигнал. Тот, кто сумеет вызвать смех, будет жить. Тот, кто не сумеет сдержать смех, умрет.

По залу пробегает нетерпеливый гул. На экране, под изображениями лиц, появляются линии, обозначающие уровень электроколебаний.

К дулу пистолетов прикреплены микрофоны.

По сигналу Жин Ми рассказывает первый «пристрелочный» анекдот о сексуальных повадках кроликов.

Линия Артуса почти неподвижна, колебания едва достигают одиннадцатого деления – это значит, что он уже слышал этот анекдот или он ему кажется несмешным. Теперь очередь Артуса. Он рассказывает анекдот о проститутках. Ему везет чуть больше – линия Жин Ми останавливается у тринадцатого деления.

Дуэлянты пристально смотрят друг на друга.

Анекдоты сыплются как из рога изобилия – анекдот о лесбиянках, анекдот о бельгийцах, непристойный анекдот, абстрактный английский анекдот.

Соперники обстреливают друг друга анекдотами о блондинках, но их линии не идут дальше пятнадцатого деления.

Кто-то в зале выкрикивает девиз, который быстро подхватывают все остальные:

– Смеши или умри!

Жин Ми изо всех сил пытается найти брешь в обороне Артуса, но безуспешно.

– Смеши или умри! Смеши или умри! – бушует зал.

Жин Ми понимает, что нужно рисковать, и бросается в лобовую атаку. Ее анекдот ставит под сомнение сексуальную ориентацию соперника.

Это неожиданно срабатывает. Колебания на датчиках удивленного Артуса доходят до семнадцатого деления, зал ревет. Но Белозубый Палач подавляет желание засмеяться, до крови прикусив язык.

В ответ он рассказывает длинный запутанный анекдот. Китаянка не понимает, куда Артус клонит, но развязка дает блестящий результат. Показания гальванометра подскакивают вверх. Колебания доходят до шестнадцатого деления, и публике кажется, что это все. Но на Жин Ми накатывает вторая волна смеха, линия ползет дальше. Семнадцатое, восемнадцатое, девятнадцатое деление. Звучит выстрел. Пуля разносит череп юмористке-любительнице.

Зрители вскакивают в едином порыве и издают рев, как в древние времена, когда на арене цирка погибал гладиатор.

– ПЗС! ПЗС! ПЗС!

Победителя награждают оглушительными аплодисментами.

– Вот такой убойный юмор! – объявляет Тадеуш Возняк. Он поднимается на сцену, отвязывает победителя, бросает на тело погибшей красный цветок и жестом приказывает убрать труп.

Лукреция в бешеном темпе делает снимки. Ее руки дрожат.

Это невозможно! Я не только удивлю Тенардье, но и получу премию за лучший репортаж года. В первом ряду сидит несколько знаменитостей!

– Победил Артус, Белозубый Палач. Вот сумка с миллионом евро, не облагаемым налогами, мелкими купюрами… Хотя, между нами, чтобы купить этот театр, нужно, как минимум, вдвое больше. Тебе придется выиграть еще один турнир.

Победитель берет сумку и обнажает в улыбке белые зубы, слегка порозовевшие от крови, сочащейся из прокушенного языка. Он нагибается, подбирает что-то с пола и показывает залу найденный на ринге предмет. Это сережка его соперницы.

Потрясенная Лукреция фотографирует. Неожиданно она начинает задыхаться, у нее кружится голова. Не в силах больше сдерживаться, она выскакивает на крышу, ее рвет. Содержимое ее желудка остается на крыше театра.

Психи! Это просто психи!

Лукреция снова пролезает в слуховое окно, петляет по коридорам и выходит к двери, которая ведет к колосникам. Она идет по лестницам и осматривает пространство за кулисами театра.

В зале «девушки Дария» выдают деньги тем, кто поставил на Белозубого Палача.

Когда Лукреция проходит мимо гримерок, позади нее раздается голос:

– Что вы здесь делаете, мадемуазель Немрод?