Текст книги "1356 (ЛП) (др.перевод)"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Вы выйдете отсюда новыми людьми, связанными друг с другом клятвой верности, освященной Богом. Вы избраны, как и он, вы исполните его волю и однажды встретитесь с ним в раю.

Робби Дуглас почувствовал прилив чистой радости. Он так долго искал свое предназначение. Он думал, что найдет его в компании женщин или в дружбе с другими воинами, но знал, что грешен, и это знание отравляло его жизнь. Он играл, не сдерживал свои обещания.

Он был турнирным бойцом, которого боялись по всей Европе, но всё же чувствовал себя слабым. Он знал, что дядя презирает его, но сейчас, перед сверкающим алтарем и строгим голосом отца Маршана, он почувствовал, что обрел избавление.

Он стал рыцарем Рыбака, которому церковь дала задание и обещала награду на небесах. Он чувствовал, как его душа воспарила в этот торжественный момент, и поклялся самому себе, что будет служить этой группе людей, отдавая и сердце, и силу.

– Останьтесь здесь и молитесь, – велел рыцарям отец Маршан, – завтра мы отправляемся на юг с нашей миссией.

– Благодарение Господу, – сказал Робби.

А Скалли выпустил газы. Звук отразился от стен аббатства и затих.

– Господи, – произнес Скалли, – на этот раз мокрый.

Орден Рыбака был освящен и отправлялся на войну.

– Секрет в том, – сказал Томас, – чтобы вложить болт в паз.

– Болт?

– Болт. Стрелу.

– А! – произнесла женщина. – Я была уверена, что что-то забыла. Такое случается, когда стареешь. Начинаешь забывать всякое. Мой муж показал мне, как пользоваться этими штуковинами, – она положила арбалет на маленькую деревянную скамейку между двумя апельсиновыми деревьями, – но я ни разу не стреляла.

Хотя у меня возникало искушение пристрелить его. А ты убегаешь?

– Да.

– Мы промокнем. Пойдем внутрь, – женщина была старой и сгорбленной, маленького роста и едва доставала Томасу до пояса. У нее было проницательное смуглое лицо, покрытое морщинами. Она носила сутану монахини, но поверх нее – дорогой шерстяной алый плащ, отороченный горностаем.

– Где я? – спросил Томас.

– Ты спрыгнул в монастырь. Монастырь Святой Дорки. Полагаю, я должна тебя поприветствовать, так что добро пожаловать.

– Святой Дорки?

– Она совершила много хороших деяний, как мне сказали, так что уверена, что она была ужасно скучной, – старуха прошла через низкую дверь, и Томас, последовав за ней, подобрал арбалет.

Это было прекрасное оружие с ложем из каштана, отделанным серебром.

– Он принадлежал моему мужу, – объяснила женщина, – у меня так мало от него осталось, что я сохранила его на память. Не то чтобы я и правда хотела о нем вспоминать. Он был на редкость отвратительным, как и его сын.

– Его сын? – спросил Томас, положив арбалет на стол.

– И мой сын. Граф Мальбюисон. Я вдовствующая графиня одноименного графства.

– Миледи, – произнес Томас с поклоном.

– Боже ты мой! Манеры еще не позабыты! – радостно заявила графиня, потом уселась в кресло с подушками и похлопала по коленям. На мгновение Томас решил, что она приглашает его там сесть, но потом, к своему облегчению, увидел серого кота, появившегося из-за спинки кресла и прыгнувшего женщине на колени.

Она махнула рукой, как будто приглашая Томаса присесть где-нибудь, но он остался стоять. Комната была небольшой, всего четыре или пять шагов в каждом направлении, но заполнена мебелью, которая, казалось, была бы уместнее в большом зале.

Там был стол, покрытый гобеленом, два больших сундука, скамья и три кресла.

На столе стояли четыре массивных подсвечника, несколько кубков и блюд и богато украшенный шахматный набор, а на побеленных стенах висели распятие и три кожаных панно, на одном была нарисована охотничья сцена, на втором – пахарь, а на третьем – пастух со стадом.

Гобелен, изображающий двух единорогов в розарии, свисал над небольшой аркой, за которой, по всей видимости, скрывалась спальня графини.

– А кто ты? – спросила она.

– Меня зовут Томас.

– Томас? Это английское имя? Или норманнское? Ты говоришь как англичанин, я думаю.

– Я англичанин, хотя мой отец был французом.

– Всегда любила полукровок, – промолвила графиня. – Откуда ты бежишь?

– Это очень долгая история.

– Я люблю долгие истории. Меня заперли здесь, потому что иначе я бы тратила деньги, которые предпочитает проматывать моя невестка, так что здесь только монахини составляют мне компанию.

– Они милые женщины, – она помолчала, – в целом, но очень нудные. На столе есть немного вина. Оно не очень хорошее, но лучше, чем ничего. Я люблю разбавлять вино водой, которая в том испанском кувшине. Так кто тебя преследует?

– Все.

– Должно быть, ты очень порочный человек! Великолепно! Что ты натворил?

– Меня обвиняют в ереси, – ответил Томас, – и в похищении жены другого человека.

– О, дорогуша, – сказала графиня, – не будешь ли ты так любезен принести мне вон то одеяло? Темное. Здесь редко бывает холодно, но сегодня просто озноб пробирает. Ты еретик?

– Нет.

– Кто-то, должно быть, считает, что да. Что ты сделал? Отрицал триединство?

– Расстроил кардинала.

– Не очень-то мудро с твоей стороны. Которого?

– Бессьера.

– О, это ужасный человек! Свинья! Но опасная свинья, – она помедлила, погрузившись в раздумья. За внутренней дверью послышались голоса, женские голоса, но они затихли.

– Здесь в монастыре мы многое слышим, – продолжала графиня, – новости со всего света. Мне кажется, я слышала, что Бессьер искал святой Грааль?

– Да. И не нашел.

– О, дорогуша, конечно же, не нашел. Сомневаюсь, что он существует!

– Вероятно, не существует, – солгал Томас. Он знал, что Грааль существует, потому что нашел его, а когда нашел, то выбросил в океан, где он никому не принесет вреда. А меч, который он ищет? Его тоже придется прятать?

– Так чью же жену ты украл? – поинтересовалась графиня.

– Графа Лабруйяда.

Графиня захлопала.

– О, ты нравишься мне все больше и больше! Отличная работа! Лабруйяд – подлое создание! Мне всегда было жаль эту девочку, Бертийю.

Такая хорошенькая малышка! Не могу представить себе ее брачное ложе, вернее, наоборот, могу! Ужас. Это как быть покрытой хрюкающим мешком прогорклого сала. Разве она не сбежала с юным Вийоном?

– Да. Я вернул ее, а потом снова забрал.

– Все это звучит очень запутанно, так что тебе придется начать с начала, – графиня неожиданно замолчала, наклонилась вперед и зашипела сквозь зубы. Шипение превратилось в стон.

– Вы нездоровы, – сказал Томас.

– Я умираю, – ответила она. – Ты подумал бы, что доктора в этом городе могут что-то сделать, но они не могут. Что ж, один из них захотел меня разрезать, но я этого не позволила! Так что они понюхали мои воды и сказали, что я должна молиться. Молиться! Ладно, я молюсь.

– Разве нельзя найти лекарство?

– Не от прожитых восьмидесяти двух лет, дорогуша, это неизлечимо, – она раскачивалась взад и вперед на своем кресле, вцепившись в одеяло на груди.

Она глубоко вздохнула, казалось, боль медленно отпускает.

– В зеленой бутыли на столе есть немного вина из мандрагоры. Монахини из лазарета сварили его для меня, они очень добры.

Оно облегчает боль, хотя и туманит разум. Ты не нальешь мне кубок? Не разбавляй водой, дорогуша, а потом можешь рассказать мне свою историю.

Томас дал ей лекарство, а потом поведал свою историю, как его наняли, чтобы победить Вийона, и как Лабруйяд попытался надуть его.

– Так Бертийя находится в твоей крепости? – спросила графиня. – Потому что она нравится твоей жене?

– Да.

– У нее есть дети?

– У Бертийи? Нет.

– Какое счастье. Если бы у нее были дети, этот презренный Лабруйяд мог бы использовать их, чтобы заманить ее обратно. А теперь вместо этого ты можешь убить Лабруйяда и сделать ее вдовой! Это великолепное решение. Вдовы обладают гораздо большим выбором.

– Поэтому ты здесь?

Она пожала плечами.

– Это убежище, а полагаю. Мой сын меня не любит, его жена ненавидит, а я слишком стара, чтобы найти нового мужа. Так что я здесь, лишь я и Николя, – она погладила кота. – Так Лабруйяд жаждет твоей смерти, но он не в Монпелье, так? Так кто же преследует тебя?

– Лабруйяд послал человека, чтобы тот сразился со мной. Он начал эту охоту, а студенты к ней присоединились.

– Кого послал Лабруйяд?

– Его зовут Роланд де Веррек.

– О, дорогуша! – казалось, графиню это позабавило. – Юный Роланд? Я очень хорошо знала его бабушку, бедняжку. Слышала, что он прекрасный боец, но, дорогуша, совершенно без мозгов.

– Без мозгов?

– Их разрушили рыцарские романы, дорогуша. Он читает все эти смехотворные истории про рыцарскую доблесть и, поскольку мозгов у него нет, верит в них. Я виню в этом его мать, она очень напориста, все эти молитвы и упреки, а он, бедняжка, верит всему, что она говорит.

Она рассказывает ему, что рыцарство существует, я тоже так думаю, но только не в ее муже, он просто козел. Не то что сын! Рыцарь-девственник! – она хихикнула.

– Насколько глупым может быть юноша? А он очень глуп. Ты слышал о том, как ему явилась Дева Мария?

– Все об этом слышали.

– Он был просто глупым мальчишкой, и я думаю, что мать его напоила! Уверена, что что у Девы Марии есть и более интересные занятия, чем портить жизнь молодому человеку.

Боже ты мой, бедный мальчик! Теперь юный Роланд мечтает стать таким рыцарем, как те, что за круглым столом вашего короля Артура. Боюсь, тебе придется убить его.

– Придется?

– Лучше бы тебе это сделать! Иначе он будет воспринимать тебя как часть своего рыцарского обета и преследовать до края земли.

– Он преследует меня здесь, – уныло заметил Томас.

– Но что тебя занесло в Монпелье?

– Хотел посоветоваться с ученым.

– Их тут полно, – заявила она с пренебрежением, – каких только нет. Они проводят время, споря друг с другом по поводу всяких глупостей, но, может, именно этим и занимаются ученые. Могу я спросить, о чем ты хотел посоветоваться?

– Я ищу одного святого.

– Их вечно не хватает! Какого рода святого?

– Я видел фреску, – сказал Томас, и описал коленопреклоненного на траве монаха, вокруг которого нападали сугробы. – Она рассказывает историю, – сказал Томас, – но, кажется, никто ее не знает и не может сказать мне, кто этот монах.

– Замерзший святой, судя по всему, но к чему тебе знать?

Томас поколебался.

– Мой ленный сеньор, – наконец произнес он, – приказал мне найти одну реликвию и, думаю, этот святой имеет к ней отношение.

– У тебя не все дома, как и у Роланда. Очередной рыцарский обет! – хохотнула она. – Где-то на столе лежит книга, принеси ее мне.

Но, прежде, чем Томас смог найти книгу, неподалеку послышались женские голоса, а затем раздался робкий стук в дверь.

– Мадам? Миледи? – позвал кто-то.

– Что нужно?

– Миледи, вы одна?

– У меня тут мужчина, – отозвалась графиня, – молодой и в самом соку. Ты была права, сестра Вероника, Бог внемлет молитвам.

Дверь толкнули, но она была заперта на засов.

– Мадам? – снова позвала сестра Вероника.

– Сестра, не будь такой дурой, – сказала графиня. – Я просто бормочу вслух, не более.

– Хорошо, мадам.

– Принеси мне книгу, – сказала графиня, слегка понизив голос. Это был небольшой томик, вряд ли больше ладони Томаса. Графиня развязала шнурки и развернула мягкую кожаную обложку.

– Это принадлежало моей свекрови, сказала графиня, – и она была милой женщиной! Бог его знает, как она родила такого монстра, как Анри. Полагаю, было плохое расположение звезд, когда она зачала его, или Сатурн восходил.

Из ребенка, зачатого при восходе Сатурна, не выйдет ничего путного. Люди никогда не задумываются о таких деталях, а на самом деле стоило бы. Довольно прелестная, что скажешь? – Она передала книгу Томасу.

Это был псалтырь. У отца Томаса имелся подобный, хотя и не так богато украшенный, как этот, в котором слова семи покаянных псалмов перемежались красиво выписанными иллюстрациями, оживленными сусальным золотом.

Буквы были очень большими, так что на одной странице помещалось только несколько слов.

– Свекровь плохо видела, – пояснила графиня, когда Томас отметил размер букв, – поэтому монахи сделали буквы большими. Любезно с их стороны.

Большинство картинок изображали святых. Была Радгонд с короной, нарисованная на фоне каменной кладки, а позади нее строилась большая церковь.

Он перевернул жесткую страницу и увидел ужасающую картину ослепления святого Леодегера – солдат протыкал шилом глаз епископа.

– Разве это не пугает?

Графиня наклонился вперед посмотреть картинку.

– Они вырвали и язык тоже. Анри всегда угрожал вырвать мой, но не сделал этого. Полагаю, я должна быть ему благодарна. Это Клементин.

– В мученичестве?

– О да, вырывание кишок – верный путь к святости, бедняжка. Затем последовал Святой Ремигий, совершающий крещение голого мужчины в большом котле. – Это крестят Хлодвига, – пояснила графиня, – не он ли был первый французским королем?

– Думаю, да.

– Полагаю, мы должны быть благодарны, что он стал христианином, – сказала графиня, затем наклонилась вперед, чтобы перевернуть страницу и явила святого Кристофера, несущего младенца Иисуса.

На заднем плане было изображено избиение младенцев, но бородатый святой благополучно уносил младенца Христа с поля, на котором валялись десятки забрызганных кровью мертвых и умирающих детей.

– Выглядит так, будто Святой Кристофер вот-вот выронит младенца, правда? Всегда считала, что Иисус, должно быть, обмочил его, или что-то в этом роде. Мужчины довольно беспомощны с младенцами.

Ох, бедняжка, – последнее замечание относилось к святой Аполлине, которую двое солдат распиливали пополам. Живот был взрезан, кровь текла вниз страницы, а она молитвенно взирала на ангелов, выглядывающих из-за облака.

– Мне всегда было интересно, почему ангелы не спустились и не спасли ее, – заметила графиня. – Должно быть, очень неприятно смотреть, как ее распиливают пополам, но они просто болтались в облаках и ничего не предпринимали!

Не очень-то ангельское поведение. А этот человек просто глупец! – Томас перевернул страницу и увидел изображение Святого Маврикия, стоящего на коленях среди остатков своего легиона.

Маврикий убеждал своих людей, что лучше принять мученическую смерть, чем напасть на христианский город, и его товарищи-римляне прислушались к этому набожному желанию, и художник изобразил кучу переломанных окровавленных тел, разбросанных по полю, в то время как убийцы приближались к коленопреклоненному святому.

– Почему он не дрался? – спросила графиня. – Говорят, что у него было шестьсот солдат, но он вдохновил их на то, чтобы быть зарезанными как овцы. Иногда я думаю, что нужно быть редкостным дураком, чтобы стать святым.

Томас перевернул последнюю страницу и замер.

Потому что там был он, монах на снегу.

Графиня улыбнулась.

– Видишь? Тебе не нужен ученый, а всего лишь старая дама.

Рисунок отличался от того, что был в Авиньоне. Монах в книге не стоял на расчищенном клочке земли, а лежал, свернувшись во сне.

Там не было Святого Петра, но присутствовал маленький дом с правой стороны, и второй монах выглядывал в окно.

Спящий монах, над головой которого светился нимб, лежал на траве, но остальной пейзаж, как и крыша домика, был покрыт толстым слоем снега.

Была ночь, и на темно-синем небе были нарисованы звезды и одинокий ангел, смотрящий с этих звезд, а на полях страницы, разрисованных цветами, находилось имя святого.

– Святой Жуньен, – прочитал Томас. – Никогда о нем не слышал.

– Не думаю, что многие о нем слышали.

– Жуньен, – он повторил имя.

– Он был сыном человека высокого происхождения, – сказала графиня, – и, должно быть, очень набожным, потому что прошел долгий путь, чтобы учиться у Святого Аманда, но прибыл ночью, и Аманд запер дверь.

Поэтому Жуньен постучал в дверь. Но Святой Аманд подумал, что это, наверное, бандиты пришли его грабить, и отказался открывать. Не могу понять, почему Жуньен не объяснил, кто он такой.

Была зима, шел снег, а всё, что ему нужно было сделать – это сказать Аманду, кто он такой! Но очевидно, Жуньен был так же глуп, как и остальные, потому что не смог попасть в дом Аманда и прилег поспать в саду, и, как ты видишь, Господь любезно позаботился о том, чтобы снег на него на падал.

Так что он хорошо выспался и на следующий день непонимание было благополучно разрешено. Это не слишком волнующая история.

– Святой Жуньен, – Томас еще раз повторил это имя, разглядывая спящего монаха. – Но почему о нем написано в этой книге? – поинтересовался он.

– Посмотри на обложку, – предложила графиня.

Томас перевернул обратно негнущиеся страницы и увидел, что на самой первой был нарисован герб с изображением красного льва на белом поле, стоящего на задних лапах. Лев рычал, обнажив клыки.

– Мне незнакома эта эмблема, – сказал он.

– Моя свекровь была из Пуату, – объяснила графиня, – а красный лев – символ Пуату. Все святые в этой книге, дорогуша, связаны с Пуату, и я думаю, что просто не хватило тех, кто был ослеплен, обварен кипятком, обезглавлен, выпотрошен или распилен пополам, поэтому добавили бедняжку Жуньена, просто чтобы заполнить страницу.

– Но не Святого Петра, – сказал Томас.

– Не думаю, что Святой Петр когда-либо бывал в Пуату, так с чего бы ему находиться в книге?

– Я думал, святой Жуньен с ним встречался.

– Уверена, что все святые навещают друг друга, дорогуша, просто поболтать о таких прекрасных вещах, как бормотание молитв, или о том, кто из их друзей был в последнее время сожжен или освежеван заживо, но Святой Петр умер задолго до того, как Жуньен застрял в снегу.

– Конечно, он умер, – сказал Томас, – но есть какая-то связь между Жуньеном и Петром.

– Мне она неведома, – сказала графиня.

– Но кто-то должен знать, – предположил Томас, – в Пуату.

– В Пуату – да, возможно, но сначала тебе нужно выбраться из Монпелье, – произнесла графиня, развеселившись.

Томас криво улыбнулся.

– Обратно через стену монастыря, полагаю.

– Уверена, что те, кто тебя ищет, присматривают за монастырем. Но если бы ты смог подождать но прихода ночи...

– Если вы не возражаете, – галантно ответил Томас.

– Можешь уйти с наступлением темноты. После вечернего богослужения монахини любят поспать. Выходи из двери и иди по коридору, там будет выход на улицу через комнату раздатчика милостыни, что в самом дальнем конце.

Это не займет больше минуты, но до этого времени мы должны провести несколько часов вместе, – она с сомнением посмотрела на него, но потом ее лицо внезапно просветлело. – Скажи мне, ты играешь в шахматы?

– Немного, – ответил Томас.

– Раньше я неплохо играла, – заявила графиня, – но возраст..., – она вздохнула и опустила взгляд на кота. – Мой разум стал таким же мягким, как твоя шерсть, правда?

– Если вам будет угодно сыграть, – сказал Томас.

– Я буду играть плохо, – печально произнесла она, – но всё равно, внесем интригу и сыграем на деньги?

– Если хотите, – отозвался Томас.

– Скажем, леопард за каждую игру?. – предложила она.

Томас вздрогнул. Леопард стоил почти пять шиллингов на английские деньги, недельная оплата высококвалифицированного ремесленника.

– Леопард? – спросил он уклончиво.

– Просто чтобы было интереснее. Но ты должен простить мне забывчивость. Мандрагора вызывает у меня сонливость. Боюсь, – ее голос звучал нечетко, но потом она взяла себя в руки, – сильную сонливость, и я совершаю глупейшие ошибки.

– Тогда, возможно, нам не стоит играть на деньги.

– Я могу позволить себе проиграть несколько леопардов, – сказала она искушающе, – может, пару штук, и это добавит в игру остроты, правда ведь?

– Значит, леопард, – согласился Томас.

Графиня улыбнулась и жестом велела ему перенести шахматную доску и фигуры на столик рядом с ее креслом.

– Можешь играть белыми, дорогуша, – сказала она, все еще улыбаясь, когда Томас передвинул первую пешку.

– Это причинит тебе боль, – продолжала она, ее голос звучат совсем нечетко, – очень сильную!

Глава шестая

Выбраться из монастыря оказалось легче, чем смел надеяться Томас. Графиня была права. По коридору, через комнату, заваленную вонючей поношенной одеждой, которая была приготовлена для раздачи бедным, и на улицу, через дверь с единственной щеколдой.

Томас получил урок по шахматам и стал беднее на семь леопардов, но узнал имя святого, принимающего меч Петра, хотя это знание было бесполезным, если бы он не смог сбежать из Монпелье.

Он дожидался глубокой ночи до того как покинуть монастырь, зная, что городские ворота будут закрыты до рассвета. До тех пор ему пришлось бы ждать, потому что он сомневался, что сможет спуститься со стен.

Городской крепостной вал, увешенный знаменами, выглядел слишком высоким и, несомненно, хорошо охранялся.

Он завернулся в свой темный плащ. Дождь прекратился, но улицы еще были мокрыми, на мостовой сияло дрожащее отражение тусклого фонаря, висящего в дверном проеме дома напротив. Ему нужно было где-то спрятаться до рассвета и везение, чтобы ускользнуть от людей, которые, без сомнения, его преследовали.

– Солдат, говорящий на латыни, – раздался голос, – ну разве это не чудо в наше время? – Томас быстро повернулся и замер. Вилы с двумя зубцами были направлены на его живот, а держал их высокий ирландский студент, мастер Кин.

Он был в своем студенческом одеянии, чернеющим в ночи.

– Полагаю, нож еще при тебе, – сказал Кин, – но думаю, что вилы вонзятся в твои кишки до того, как ты перережешь мне горло.

– Я не хочу тебя убивать, – сказал Томас.

– Какое облегчение это слышать, а я-то беспокоился, что умру до утренней молитвы.

– Просто поставь вилы, – сказал Томас.

– Мне и с ними хорошо, – заявил Кин, – я даже некоторым образом доволен собой.

– Почему?

– Они преследовали тебя как свора щенков, загоняющих оленя, но я рассудил, что ты мог лишь спрыгнуть в обитель Святой Дорки, и я был прав. И разве я не умен?

– Очень умен, – произнес Томас. – Так это потому ты отправил их подальше от Святой Дорки?

– Подальше?

– Я слышал как ты кричал, что я ушел в другую сторону.

– Потому что они предложили деньги тому, кто схватит тебя! Для бедного студента это большой соблазн! Зачем делиться деньгами с остальными? Я просто подержу вилы там, где они сейчас находятся, и получу пару месяцев бесплатного эля, шлюх, вина и песнопений.

– Я предложу тебе больше, – сказал Томас.

– Приятно это слышать. Песнопения, конечно, и так бесплатны, но эль, вино и шлюхи? Дороговаты в этом городе. Ты замечал когда-нибудь, как поднимаются цены на шлюх в городе, где много служителей церкви?

Это странно, или, возможно, не учитывает, сколько у девиц клиентов, а это факт. Так сколько ты мне заплатишь?

– Пощажу твою жизнь.

– Бог мой, мышь предлагает жизнь кошке!

– Брось вилы, – предложил Томас, – помоги мне выбраться из города, и я заплачу тебе достаточно, чтобы ходить к шлюхам весь год.

– Твою женщину схватили, – сказал Кин.

Томас похолодел. Он уставился на молодого ирландца.

– Это правда?

– Остановили у северных ворот, взяли с тремя мужчинами и ребенком. Она у сира Роланда, он схватил ее.

– Боже мой, – произнес Томас. – Ты знаешь, где она?

– По слухам, рыцарь-девственник ведет ее на запад, в Тулузу, но это то, что говорят в таверне "Аист", а половина того, что там можно услышать – выдумки.

В прошлом году говорили, что конец света наступит в день Святого Арнульфа, но мы всё еще дышим. Ты думаешь, он и правда девственник?

– Откуда мне знать?

– Просто мне кажется это странным. Девственник! И такой красавчик.

Томас прислонился к монастырской стене и закрыл глаза. Женевьеву забрали. Церковь по-прежнему преследует ее, потому что когда Томас впервые ее встретил, она находилась в камере приговоренных, ожидая сожжения по обвинению в том, что она бегинка [18]18
  Беги́нки (лат. beguine, beguinae) – религиозное движение, возникшее в средневековой Европе в XII веке и достигшее общеевропейского масштаба в XIII веке. Членами данных религиозных общин были в основном женщины, которые вели образ жизни, близкий к монашеству. Странствующие бегинки, проповедовавшие без всякого контроля со стороны Католической Церкви, зачастую распространяли еретические воззрения (ересь), что было обусловлено религиозным невежеством низших слоев общества, составлявших большинство бегинок. В XIII—XV веках Церковь вела борьбу против еретических движений бегинок, из-за чего их деятельность иногда была полностью запрещена в некоторых европейских странах. В 1215 году (на IV Латеранском соборе) и в 1311 году (на Вьеннском соборе) общины бегинок были запрещены.


[Закрыть], еретичка. Он выругался.

– Нет смысла выражаться, – сказал Кин.

Томас по-прежнему не открывал глаза.

– Я заберу у тебя эти вилы, – произнес он с горечью, – и воткну их тебе в живот.

– Не лучшая твоя идея, – сказал Кин, – потому что я не принесу тебе пользы с вилами в кишках.

Томас открыл глаза. Вилы опустились и теперь были направлены к его ногам.

– Хочешь мне помочь?

– Мой отец лорд, видишь ли. А я – третий сын, а это как у собаки пятая нога, так что он захотел, чтобы я стал священником, да поможет мне Господь, потому что всегда полезно иметь в семье священника.

Делает отпущение грехов более удобным, но мне не по вкусу. Мои старшие братья будут сражаться, а я обречен молиться, но я не собираюсь проводить лучшие годы на коленях.

Так что мне просто нужно, чтобы кто-нибудь дал мне лошадь, кольчугу и меч, и я стану гораздо счастливее.

– О Боже, ты с братом Майклом...?

– Тем монахом? Я подумал, что он с тобой, но никто мне не поверил. Он не выглядел сильно испуганным, когда ты приставил тот нож к его глотке.

– Как тебя зовут? – спросил Томас.

– Эамонн Ог О Кин, – ответил Кин, – но не обращай внимания на Ог.

– Почему?

– Просто не обращай внимания. Это означает, что я моложе своего отца, но ведь все мы моложе отцов, так ведь? В раю будет странный день, когда мы станем старше отцов.

– Ладно, Эамонн Ог О Кин, – произнес Томас, – теперь ты один из моих латников.

– И благодарю Господа за это, – заявил Кин, опуская вилы на мостовую. – больше никакого мелкого дерьма вроде Рожера де Бофора. Как он может верить в то, что дитя обречено на ад? Но он верит! Этот кретин и слизняк в конце концов станет Папой, попомни мои слова.

Томас знаком велел ирландцу замолчать. Где Женевьева? Где бы она ни была, единственное, в чем Томас был уверен, это что ему необходимо выбраться из этого города.

– Твоим первым заданием, – сказал он ирландцу, – будет провести нас через ворота.

– Это будет сложно. Они предложили очень большую награду за твою поимку.

– Они?

– Городской совет.

– Так выведи меня из города, – сказал Томас.

– Дерьмо, – произнес Кин, немного помолчав.

– Дерьмо?

– Телеги с дерьмом, повозки с нечистотами, – сказал ирландец. – Они собирают дерьмо и вывозят на телеге из города, по крайней мере из домов богатых горожан. Беднякам приходится тонуть в дерьме, но и богачей достаточно, чтобы телеги продолжали ездить.

Обычно пара повозок ждет открытия ворот, чтобы покинуть город, и, – он помедлил и бросил убедительный взгляд на Томаса, – поверь мне, стражники не особо старательно осматривают эти телеги.

Они делают шаг назад, затыкают нос и машут им, чтобы скорей проезжали, со всей скоростью, что Бог дает.

– Но сначала, – промолвил Томас, – сходи к таверне у церкви Сен-Пьера и...

– Ты имеешь в виду "Слепые титьки"?

– Таверна у церкви Сен-Пьера...

– "Слепые титьки", – сказа Кин, – так ее называют в городе из-за того, что на вывеске Святая Лючия без глаз, но с крепкой парой...

– Просто сходи туда, – велел Томас, – и найди брата Майкла. – Неохотно отправившийся в эту поездку монах остановился в таверне, и Томас надеялся, что у него есть достоверные сведения о судьбе Женевьевы.

– Я там всех перебужу, – в голосе Кина звучало сомнение.

– Так разбуди, – Томас не осмелился пойти сам, потому что не был уверен, что за таверной не следят. Он достал из кошеля монету. – Купи вина, оно развяжет им языки. Поищи этого монаха, брата Майкла. Посмотрим, знает ли он, что случилось с Женевьевой.

– Она твоя жена, да? – спросил Кин, а потом нахмурился. – Ты веришь в то, что Святая Лючия выковыряла собственные глаза? Иисусе! И все потому, что мужчина похвалил их? Благодарение Господу, ему не понравились ее титьки! Но она все равно стала бы хорошей женой.

Томас взглянул на юного ирландца.

– Хорошей женой?

– Мой отец всегда говорит, что лучший брак – это союз слепой и глухого. Так где я смогу тебя найти после того, как развяжу языки?

Томас указал на переулок рядом с монастырем.

– Я буду ждать там.

– И тогда мы станем сборщиками дерьма. Иисусе, мне нравится быть латником. Ты хочешь, чтобы этот брат Майкл к нам присоединился?

– Господи, нет. Скажи ему, что его долг – изучать медицину.

– Бедняга. Он собирается пробовать на вкус мочу?

– Отправляйся, – сказал Томас, и Кин ушел.

Томас скрылся в переулке, в черной, как монашеская сутана, тени. Он слышал, как в мусоре скребутся крысы, как какой-то человек храпит за закрытым ставнями окном, как плачет ребенок.

Двое стражников с фонарями прошли мимо монастыря, но не взглянули в сторону переулка, где Томас молился о Женевьеве с закрытыми глазами.

Если Роланд де Веррек отдал ее церкви, то ее могли снова приговорить. Но наверняка, думал он, рыцарь-девственник будет удерживать ее ради выкупа, а этим выкупом являлась Бертийя, графиня Лабруйяд, а это означало, что де Веррек будет беречь ее, пока не свершится обмен.

Меч Святого Петра мог подождать, сначала Томас разберется с рыцарем-девственником.

Уже почти наступила заря, когда вернулся Кин.

– Твоего монаха там не было, – сказал он, – но был один конюх с языком без костей. И у тебя проблемы, потому что городской страже велели искать человека с искалеченной левой рукой. Это была битва?

– Пытки доминиканцев.

Кин вздрогнул, взглянув на руку.

– И что они сделали?

– Винтовой пресс.

– А, они не допускают, чтобы потекла кровь, да, потому что Бог ее не любит, но эти ребята все равно могут разбудить тебя, как бы крепко ты не спал.

– Брата Майкла не было в таверне?

– Нет, и тот парень его не видел и, кажется, даже не знал, о ком я говорю.

– Хорошо, значит, он отправился изучать медицину.

– Всю жизнь хлебать мочу, – скривился Кин, – но конюх сказал мне, что другой твой дружок вчера уехал из города.

– Роланд де Веррек?

– Он самый. Он забрал твою жену и ребенка на запад.

– На запад? – озадаченно спросил Томас.

– Он был в этом уверен.

Значит, де Веррек едет в Тулузу? Что там, в Тулузе? Вопросов было масса, но безответных, всё, в чем Томас мог быть уверен, так это в том, что Роланд уехал из Монпелье, что предполагало, что Томас рыцарю-девственнику больше не интересен.

У него была Женевьева, и он, должно быть, знал, что сможет обменять ее на Бертийю, а Томаса, как предполагал Роланд, захватит стража Монпелье.

– Где эти повозки с дерьмом?

Кин повел его в западном направлении. Начали открываться первые двери домов. Женщины несли ведра к городским колодцам, а крупная девушка продавала козье молоко около каменного распятия.

Томас прятал свою искалеченную руку под плащом, пока Кин вел его по переулкам и улочкам, мимо дворов с мычащими коровами.

Зазвонил колокол городской церкви, призывая верующих к ранней молитве. Томас следовал за ирландцем вниз по холму, туда, где улицы не были замощены, и грязь смешивалась с кровью.

Там разделывали скот и жили бедняки, запах нечистот привел их на небольшую площадь, где стояли три телеги.

В каждую было впряжено по паре буйволов, телеги были нагружены широкими бочками.

– Боже ты мой, но дерьмо богатых воняет, – отметил Кин.

– Где возницы?

– Пьют во "Вдове", – Кин указал на маленькую таверну, – а вдова – упрямая старая склочница, которой и принадлежат повозки, а вино входит в оплату.