Текст книги "1356 (ЛП) (др.перевод)"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Выглядят неплохо, – нехотя вымолвил он.

– Мы выпустили пару дюжин, – сказал Саймон, и они летели прямо.

– Ты Томас из Хуктона? – рыцарь белой розы подтолкнул своего боевого коня к повозке.

– Я поговорю с тобой, когда буду готов, – ответил Томас по-французски, а потом снова перешел на английский. – Тетивы, Саймон?

– Целый мешок.

– Хорошо, – произнес Томас, – но только тридцать четыре бочки? – одной из его постоянных забот была поставка стрел для его устрашающих лучников.

Он мог сделать новые луки в Кастийоне д'Арбизон, потому что местные тисы были достаточно хороши для изготовления длинного лука, и Томас, как и дюжина его людей, достаточно хорошо умел делать луки, но никто не знал, как сделать английские стрелы.

Они выглядели довольно простыми: ясеневое древко, заканчивающееся стальным наконечником и оперенное гусиными перьями, но рядом с городом не было ясеней, постриженных в виде поллардов, а кузнецы не умели делать наконечник-шило, который способен пробить доспехи, и никто не знал, как сварить клей для оперения.

Хороший лучник мог выпускать пятнадцать стрел в минуту, и во время любой небольшой стычки люди Томаса могли выпустить десять тысяч за десять минут, и хотя некоторые стрелы можно было использовать повторно, многие ломались во время сражения, так что Томас был вынужден покупать им замену из тех сотен тысяч стрел, что отправлялись из Саутгемптона в Бордо, а затем распределялись по английским гарнизонам, которые охраняли земли короля Эдуарда в Гаскони.

Томас положил крышку бочки обратно.

– Этого хватит на пару месяцев, – сказал он, но видит Бог, нам нужно больше, – он посмотрел на всадника. – Кто ты такой?

– Меня зовут Роланд де Веррек, – ответил тот. Он говорил по-французски с гасконским акцентом.

– Я слышал о тебе, – сказал Томас, что было неудивительно, потому что о Роланде де Верреке говорили по всей Европе.

Не было лучшего бойца в турнирах. И, конечно, существовала легенда о его девственности, вызванной явлением Девы Марии.

– Хочешь присоединиться к эллекенам? – спросил Томас.

– Граф Лабруйяд поручил мне миссию..., – начал Роланд.

– Этот жирный ублюдок наверняка тебя обманывает, – прервал его Томас, – и если ты хочешь поговорить со мной, Веррек, сними этот проклятый горшок со своей головы.

– Милорд граф приказал мне..., – начал Роланд.

– Я велел тебе снять проклятый горшок с головы, – снова прервал его Томас. Он забрался на повозку, чтобы проверить стрелы, но также и потому, что оттуда мог смотреть на всадника сверху вниз.

Всегда не очень приятно иметь дело со всадником, стоя на земле, но теперь в неприятном положении находился Роланд. Несколько людей Томаса, у которых присутствие незнакомца вызвало любопытство, вышли из открытых ворот замка. Среди них была Женевьева, держащая за руку Хью.

– Ты увидишь мое лицо, – произнес Роланд, – когда примешь мой вызов.

– Сэм! – прокричал Томас в сторону крепостного вала. – Видишь этого идиота? – он указал на Роланда. – Будь готов выпустить стрелу ему в башку.

Сэм ухмыльнулся, положил стрелу на тетиву и наполовину натянул ее. Роланд, не понимая сказанного, взглянул вверх, в ту сторону, куда крикнул Томас. Ему пришлось поднять голову, чтобы рассмотреть угрозу через прорези для глаз в своем шлеме.

– Это стрела из английского ясеня, – сказал Томас, – чей конец сделан из дуба, а стальной наконечник остер как игра. Она вонзится через твой шлем, проделает аккуратную дыру в черепе и остановится в той пустоте, где у тебя должны быть мозги. Так что либо ты станешь целью, по которой может попрактиковаться Сэм, либо снимешь этот проклятый шлем.

Шлем был снят. Первое впечатление Томаса – ангельское лицо, спокойное и голубоглазое, обрамленное белокурыми волосами, смятыми подкладкой шлема, так что эта копна волос была как шапка плотно прижата к черепу, а по бокам локоны топорщились непокорными кудрями.

Это выглядело так странно, что Томас не мог не засмеяться. Его люди тоже смеялись.

– Он выглядит, как фокусник, которого я видел на ярмарке в Таучестере, – сказал один из них.

Роланд, не понимая, над чем смеются люди, нахмурился.

– Почему они насмехаются надо мной? – спросил он негодующе.

– Они думают, что ты фокусник, – ответил Томас.

– Ты знаешь, кто я, – сказал Роланд высокомерно, – и я пришел, чтобы бросить тебе вызов.

Томас покачал головой.

– Мы не устраиваем здесь турниров, – объяснил он. – Когда мы деремся, то деремся по-настоящему.

– Поверь мне, – сказал Роланд, – я тоже. – Он подвел коня ближе к повозке, возможно, надеясь, что сможет запугать Томаса. – Милорд Лабруйяд требует, чтобы я вернул его жену.

– Писание учит нас, что собака возвращается к своей блевотине, – заявил Томас, – так что сучка твоего хозяина вольна вернуться к нему, когда захочет. Ей не нужна твоя помощь.

– Она женщина, – резко бросил Роланд, – и не свободна поступать вопреки воле своего хозяина.

Томас кивнул в сторону замка.

– Кто владеет им? Я или твой хозяин?

– Ты, на данный момент.

– Тогда на данный момент, Роланд, каково бы ни было твое родовое имя, графиня Лабруйяд вольна делать то, что пожелает, потому что она в моем замке, а не в твоем.

– Мы можем решить это на поединке. Я вызываю тебя! – он стянул латную рукавицу и бросил ее в повозку.

Томас улыбнулся.

– И что же решит поединок?

– Когда я убью тебя, Томас из Хуктона, то заберу женщину.

– А если тебя убью я?

Роланд улыбнулся.

– С Божьей помощью я убью тебя.

Томас проигнорировал рукавицу, которая приземлилась между двумя бочками.

– Можешь сказать своему хозяину, Роланд, что если он хочет получить обратно свою женщину, то пусть приедет и заберет ее сам, а не посылает своего фокусника.

– Этот фокусник, – отозвался Роланд, – должен выполнить два дела. Истребовать законную жену моего господина и наказать тебя за наглость. Так ты будешь драться?

– Одетым подобным образом? – спросил Томас. Он был в чулках, рубахе и свободной обуви.

– Я дам тебе время, чтобы надеть доспехи, – сказал Роланд.

– Жанетт! – Томас окликнул одну из девушек у колодца. – Брось ведро в колодец, дорогая, наполни его и вытащи!

– Сейчас? – спросила она.

– Прямо сейчас, – велел Томас, потом нагнулся, чтобы подобрать рукавицу, сделанную из тонкой кожи с полосками стали и протянул ее Роланду.

– Если ты не покинешь этот город до того, как Жанетт поднимет ведро из колодца, я разрешу своим лучникам устроить на тебя охоту. А теперь иди и скажи своему жирному хозяину, чтобы забрал свою женщину сам.

Роланд взглянул на Жанетт, которая двумя руками тянула веревку, привязанную к ведру.

– У тебя нет чести, англичанин, – произнес он гордо, – и я убью тебя за это.

– Иди и засунь голову в нужник, – сказал Томас.

– Я..., – начал Роланд.

– Сэм! – прервал его Томас. – Не убивай его лошадь! Она мне понадобится!

Он прокричал это по-французски, и Роланд, по-видимому, наконец-то принял угрозу всерьез, потому что он развернул своего боевого коня, пришпорил и поскакал вниз по холму через южные городские ворота в сопровождении своего знаменосца.

Томас бросил Жанетт монету, а потом зашагал к замку.

– Чего он хотел? – спросила Женевьева.

– Драться со мной. Это новый чемпион Лабруйяда.

– Он собирался драться, чтобы вернуть Бертийю?

– За этим его послали, ага.

Брат Майкл пробежал через двор.

– Он приходил за графиней? – спросил он Томаса.

– А тебе что до этого, брат?

Юный монах выглядел смущенным.

– Я беспокоился, – произнес он вяло.

– Что ж, можешь перестать беспокоиться, – сказал Томас, – потому что завтра я отправлю тебя отсюда.

– Отправишь?

– Ты ведь должен был ехать в Монпелье? Значит, завтра на заре мы отправляемся. Собери свои вещи, если у тебя какие-нибудь есть.

– Но...

– Завтра, – сказал Томас, – на заре.

Потому что в Монпелье был университет, а Томасу нужен был ученый муж.

Лорд Дуглас был зол. Он привел во Францию две сотни лучших шотландских воинов, а вместо того, чтобы выпустить их против англичан, король Франции устраивал турнир.

Чертов турнир! Англичане сжигали города за границами Гаскони и осаждали замки в Нормандии, а Иоанн желал поиграть в солдатиков.

Значит, и лорду Дугласу придется в это играть, а когда французы предложили устроить меле, пятнадцать лучших рыцарей короля Иоанна против пятнадцати шотландцев, Дуглас отвел одного из своих воинов в сторонку.

– Положите их быстро, – прорычал он.

Воин, худой и со впалыми щеками, просто кивнул. Его звали Скалли.

Он единственный из латников лорда Дугласа не носил шлем, у него были длинные темные волосы с проседью, заплетенные в косички со вставленными в них многочисленными маленькими косточками, ходили слухи, что каждая кость была от пальца убитого им англичанина, хотя никто не смел спросить Скалли, правда ли это.

Кости могли с такой же вероятностью принадлежать его товарищам-шотландцам.

– Уложите их и пусть там и остаются, – сказал Дуглас.

Скалли улыбнулся от уха до уха, но без особого веселья.

– Убить их?

– Боже, нет, чертов идиот! Это же проклятый турнир! Просто приложите их как следует, сильно и быстро.

Деньги переходили из рук в руки пока делались ставки, и большая их часть была поставлена на французов, потому что те были верхом на превосходных конях, одеты в прекрасные доспехи, и каждый из пятнадцати был известным турнирным бойцом.

Они выставляли себя напоказ, пуская рысью своих боевых коней то в одну, то в другую сторону перед ярусами сидений, откуда за ними наблюдали король и его двор, и снисходительно оглядывали шотландцев, чьи лошади были меньше, а доспехи старомодны.

Французы носили огромные шлемы с подкладкой и плюмажем, а шотландцы – бацинеты, простые головные уборы с задней частью, закрывающей шею, а Скалли и вовсе не носил шлема. Он оставил свой большой фальшион в ножнах, предпочитая булаву.

– Любому рыцарю, запросившему пощады, она будет предоставлена, – читал правила герольд, все знали эти правила и никто не слушал. – Все копья будут тупыми. Нельзя использовать острие меча.

Нельзя калечить лошадей, – он продолжал бубнить, а король отдал кошелек слуге, поспешившему поставить деньги на превосходных французов.

Лорд Дуглас поставил всё, что имел, на своих людей. Он решил не участвовать в схватке, не потому что боялся меле, а потому что ему нечего было доказывать, и теперь наблюдал за свои племянником Робби и думал, не размяк ли юноша, проведя столько времени при французском дворе.

Но, по меньшей мере, Робби Дуглас мог сражаться и был одним из пятнадцати, на его щите, как и на всех щитах шотландцев, красовалось красное сердце Дугласов.

Один из французских рыцарей явно знал Робби, потому что поскакал туда, где шотландцы готовились к турниру, и эти двое погрузились в беседу.

Толстый кардинал, который целый день расточал любезности королю, протиснулся к сиденьям, чтобы занять свободное место рядом с Дугласом.

Большинство людей избегали этого смуглого шотландца с твердым и мрачным выражением лица, но кардинал улыбнулся в знак приветствия.

– Мы не встречались, – радушно представился он.

– Меня зовут Бессьер, кардинал и архиепископ Ливорно, папский легат при короле Иоанне Французском, храни его Господь. Ты любишь миндаль?

– Люблю, – неохотно признал Дуглас.

Кардинал протянул пухлую руку, чтобы предложить чашу с миндалем.

– Возьми сколько хочешь, милорд. Он из моих владений. Мне сказали, что ты поставил деньги на своих?

– А что же еще мне делать?

– Ты, наверное, заботишься о своих деньгах, – радостно произнес кардинал, – подозреваю, именно так ты и делаешь. Так что скажи мне, милорд, что знаешь ты и чего не знаю я.

– Я знаю, как сражаться, – ответил Дуглас.

– Тогда позволь мне задать другой вопрос, – сказал кардинал. – Если бы я предложил тебе треть моего выигрыша и поставил большую сумму, ты бы посоветовал мне поддержать шотландцев?

– Ты был бы глупцом, если бы этого не сделал.

– Думаю, никто никогда не обвинял меня в глупости, – заявил Бессьер. Кардинал подозвал слугу и дал ему тяжелый мешок с монетами.

– На шотландцев, – велел он и подождал, пока слуга уйдет. – Ты недоволен, милорд, – сказал он Дугласу, – а сегодня, по всей видимости, будет день праздненства.

Дуглас бросил на кардинала хмурый взгляд.

– В честь чего это?

– В честь солнечного света, Божьего благословения, хорошего вина.

– С англичанами, которые свободно разгуливают в Нормандии и Гаскони?

– Ах, англичане, – Бессьер откинулся в кресле, положив блюдо с миндалем на свой выпирающий живот. – Его святейшество подстегивает нас к заключению мира.

Вечного мира, – он говорил с сарказмом. Было время, и совсем не так давно, когда Луи Бессьер считал, что наверняка станет Папой.

Всё, что ему было нужно, это создать Святой Грааль, самую желанную реликвию христианского мира, и чтобы быть уверенным в том, что он сможет его сделать, он предпринял огромные и дорогостоящие усилия и соорудил этот фальшивый Грааль, но кубок ускользнул из его рук, и после смерти Папы корона досталась другому человеку.

Но Бессьер не терял надежды. Милостию божию Папа был болен и мог умереть в любой момент.

Дуглас отметил тон кардинала и удивился.

– Ты не хочешь мира?

– Конечно, я хочу мира, – сказал кардинал, я даже был назначен Папой вести переговоры о мире с англичанами. Хочешь еще горсть миндаля?

– Я думал, что Папа желает англичанам поражения, – промолвил Дуглас.

– Так и есть.

– Но понуждает к миру?

– Папа не может поощрять войну, – заявил Бессьер, – так что он проповедует мир и посылает меня вести переговоры.

– А ты? – спросил Дуглас, не закончив предложения.

– Я веду переговоры, – беспечно произнес Бессьер, – и дам Франции мир, который хочет его святейшество, но даже он знает, что единственный способ принести Франции мир – это победить англичан. Так что да, милорд, дорога к миру лежит через войну. Еще миндаля?

Зазвучал горн, призывая две группы рыцарей подойти к краю наклонного поля. Маршалы осматривали копья, чтобы убедиться, что у них на концах деревянные заглушки, так что они не смогут пробить щиты или доспехи.

– Будет война, – произнес Дуглас, – а мы здесь играем в игры.

– Его величество нервничает из-за Англии, – откровенно сказал Бессьер. – Он боится их лучников.

– Лучников можно победить, – яростно заявил Дуглас.

– Правда?

– Да. Есть способ.

– Никто не нашел его, – объявил кардинал.

– Потому что они идиоты. Потому что они думают, что единственный способ вести войну – это играть верхом на лошади. Мой отец присутствовал при сожжении Баннока, ты слышал про эту битву?

– Увы, нет, – ответил кардинал.

– Мы сокрушили английских ублюдков, порвали их на куски, лучников и всех остальных. Это было сделано. Это нужно было сделать.

Кардинал наблюдал, как французские рыцари строились в линию из десяти человек. Оставшиеся пять собирались пойти в атаку в нескольких шагах позади, чтобы воспользоваться преимуществом хаоса, созданного ударом первых десяти.

– Кого следует бояться, – сказал Бессьер, делая жест рукой с орехом, – так это вон того детину с ярким щитом, – он указал на крупного человека на большом коне, облаченного в сверкающие доспехи и держащего щит с изображением сжатого красного кулака на поле с оранжевыми и белыми полосами.

– Его зовут Жослин из Берата, – сказал кардинал, и он глупец, но великий боец. Его ни разу не побеждали в последние пять лет, за исключением, конечно, Роланда де Веррека, а его, увы, здесь нет.

Жослин из Берата был тем самым человеком, с которым разговаривал Робби Дуглас перед тем, как рыцари отправились на край поля.

– Где находится Берат?

– На юге, – туманно ответил Бессьер.

– Откуда мой племянник его знает?

Бессьер пожал плечами.

– Не могу сказать, милорд.

– Мой племянник был на юге, – сказал Дуглас, – до того, как пришла чума. Он путешествовал с одним англичанином, – он сплюнул. – С каким-то проклятым лучником, – добавил он.

Кардинал вздрогнул. Он знал эту историю, слишком хорошо знал. Проклятым лучником был Томас из Хуктона, которого Бессьер винил за потерю и Грааля, и трона Святого Петра.

Кардиналу также было известно о Робби Дугласе, поэтому он и приехал на турнир.

– Твой племянник здесь? – спросил он.

– На пегой лошади, – Дуглас кивнул в сторону шотландцев, которые были так плохо вооружены по сравнению со своими соперниками.

– Я бы хотел с ним поговорить, – объяснил кардинал. – Не будешь ли ты так любезен прислать его ко мне? – но до того, как лорд Дуглас смог ответить, король взмахнул рукой, герольд опустил знамя, а всадники пришпорили коней.

Бессьер немедленно пожалел о сделанной ставке. Лошади шотландцев выглядели такими костлявыми по сравнению с великолепными боевыми конями французов, и французы скакали плотным строем, нога к ноге, как и должны скакать рыцари, а шотландцы медленно пересекли отметку и рассеялись по полю, оставив друг между другом промежутки, в которые могли проехать соперники.

Они решили ехать в одном широком ряду, все пятнадцать в одной линии, но они также скакали быстро, внося беспорядок, в то время как французы ехали медленно, сохраняя позиции, пустив лошадей в карьер только когда обе группы были примерно в пятидесяти шагах.

Кардинал взглянул на лорда Дугласа, чтобы понять, разделяет ли шотландец его опасения, но Дуглас саркастически улыбался, как будто знал, что должно произойти.

Громкий стук копыт утонул в криках толпы. Король, крайне увлеченный рыцарскими поединками, наклонился вперед в ожидании, и кардинал оглянулся и увидел, как французы в переднем ряду подняли щиты и взяли наперевес копья, готовясь к атаке, и внезапно толпа затихла, как будто затаив дыхание в предвкушении столкновения воинов в доспехах и лошадей.

Кардинал так никогда до конца и не понял, что произошло потом, или, скорее, он не понял, пока ему не объяснили во время пира, используя бутылочки с маслом и уксусом вместо всадников, но когда он смотрел, как произошло столкновение, он ничего не понял.

Строй шотландцев казался таким неровным, но в последнюю секунду они внезапно сошлись вместе и образовали колонну всадников, три в первом ряду, и эта колонна вонзилась в линию французов, как гвоздь в пергамент.

Шотландские копья ударили о щиты, французы были отброшены назад, на высокие луки седел, и колонна разрезала линию и с силой ударила по второй, меньшей группе французских всадников, не ожидавших, что они будут вовлечены в самое начало поединка и не готовых к нападению.

Копье ударилось в основание шлема француза и несмотря на тупой конец раскололо шлем и отбросило рыцаря на луку седла. Лошадь заржала.

Шотландцы в следующих рядах отбросили копья и вытащили мечи или ужасные усиленные свинцом булавы, и теперь двигались в стороны.

Большинство теперь находилось за противниками, ослепленными первой атакой.Один из французов упал, запутавшись в стремени, и лошадь волочила его прочь с поля.

Всё, что видел кардинал – это полный хаос, но очевидно, что шотландцы побеждали.

Еще двое французов упали, и Скалли, который бросался в глаза из-за того, что не носил шлем, дважды опустил свою булаву на шлем с великолепным плюмажем, ударяя снова и снова, приподнявшись на стременах с перекошенным лицом, и всадник, явно оглушенный, соскользнул на землю, а Скалли развернулся к следующему человеку, в этот раз взмахнув булавой так, что она приземлилась прямо на прорези для глаз в шлеме.

Тот человек мгновенно свалился, а шотландцы теперь искали новых врагов, бросаясь в разные стороны в решимости покончить с французскими рыцарями.

Жослин из Берата придерживал лошадь и дрался с Робби Дугласом и еще одним человеком.

Его меч был быстр и опасен, но Скалли подъехал сзади и обрушил свою булаву на его спину, и Жослин, понимая, что не сможет драться с тремя сразу, прокричал, что сдается, и Робби Дугласу пришлось встать между Жослином и Скалли, чтобы тот не нанес еще один удар булавой, который грозил сломать французу позвоночник.

Скалли повернулся, увидел нетвердо стоящего на ногах француза с обнаженным мечом, пнул его ногой в лицо и поднял булаву, чтобы прикончить, но подбежали герольды, чтобы вмешаться в схватку, и взвыли горны, и другой шотландец остановил удар Скалли.

Толпа просто онемела. Скалли прорычал с досадой, мотая головой из стороны в сторону в поисках очередного рыцаря, которого можно было бы ударить, но только один француз, Жослин из Берата, был еще в седле, а он сдался.

Поединок был быстрым, жестоким и односторонним, и кардинал осознал, что у него перехватило дыхание.

– Демонстрация шотландской доблести, милорд? – поинтересовался он у лорда Дугласа.

– Лишь представь, что они сражаются с англичанами, – прорычал тот.

– Это ободряющая мысль, милорд, – сказал кардинал, наблюдая, как бегут слуги, чтобы помочь упавшим французским рыцарям, один из которых вообще не двигался.

Его шлем был рассечен, и из прорези для глаз сочилась кровь.

– Чем скорее мы выпустим вас против англичан, тем лучше, – продолжил Бессьер.

Дуглас повернулся, чтобы посмотреть на кардинала.

– Король тебя послушает? – спросил он.

– Я даю ему советы, – беззаботно заявил Бессьер.

– Тогда скажи ему, чтобы послал нас на юг.

– Не в Нормандию?

– Щенок Эдуард на юге.

– Принц Уэльский?

– Щенок Эдуард, – сказал Дуглас, – и мне он нужен. Я хочу, чтобы он мне сдался. Я хочу, чтобы он стоял на чертовых коленях и просил пощады.

– И ты ее даруешь? – спросил Бессьер, позабавленный страстью, звучащей в голосе шотландца.

– Ты знаешь, что наш король – пленник в Англии?

– Конечно.

– И выкуп сломит наши спины. Я хочу получить щенка Эдуарда.

– А! – понял Бессьер. – Так значит, выкупом за вашего короля будет принц Уэльский?

– Именно.

Бессьер протянул руку и дотронулся своим пальцем в перчатке до руки шотландца.

– Я сделаю это, раз ты просишь, – тепло обещал он, – но сначала я хочу, чтобы ты познакомил меня со своим племянником.

– С Робби?

– С Робби, – подтвердил кардинал.

Бессьер встретился с Робби тем же вечером на пиру после турнира, устроенном французским двором. Они ели угря, вареного в вине, баранину с инжиром, жареных певчих птиц, оленину и многие другие блюда в большом зале, где за ширмой пели менестрели.

Шотландские воины ели вместе, прилипнув к столу, как будто защищаясь от мстительных французов, которые предположили, что против их чемпионов применили какую-то незнакомую языческую магию, рожденную на диких северных холмах, так что когда Робби позвали, и дядя приказал подчиниться, он пересек зал, сильно нервничая.

Он поклонился королю, потом последовал за слугой к столу, где перед кардиналом стояли четыре подноса.

– Садись рядом со мной, юноша, – приказал кардинал.

– Ты любишь жареных жаворонков?

– Нет, ваше преосвященство.

– Пососи мясо на костях, и ты почувствуешь этот восхитительный вкус, – кардинал положил крохотную птицу перед Робби. – Ты хорошо дрался, – сказал он.

– Мы дрались как всегда, – ответил Робби.

– Я наблюдал за тобой. Через минуту ты бы победил графа Берата.

– Сомневаюсь, – нелюбезно отметил Робби.

– Но потом вмешалось это животное твоего господина, – сказал кардинал, посмотрев на Скалли, согнувшегося над своей едой, как будто он боялся, что ее могут отнять. – Почему он носит кости в волосах?

– Чтобы вспоминать о людях, которых убил.

– Кое-кто считает, что это колдовство, – произнес кардинал.

– Это не колдовство, ваше преосвященство, просто убийственное мастерство.

Кардинал пососал жаворонка.

– Мне сказали, сэр Роберт, что ты отказался драться с англичанами?

– Я дал клятву.

– Человеку, отлученному от церкви. Человеку, женатому на еретичке. Человеку, который является признанным врагом церкви, Томасу из Хуктона.

– Человеку, который спас мне жизнь, когда я заболел чумой, – сказал Робби, – и человеку, который заплатил за меня выкуп, чтобы освободить меня.

Кардинал вытащил кусочек кости из зубов.

– Я вижу человека, который носит кости в волосах, а ты рассказываешь мне, что заболел чумой и выжил с помощью еретика.

А сегодня днем я наблюдал, как вы победили пятнадцать отличных воинов, которых не так то легко победить. Мне кажется, сир Роберт, что вы используете какую-то помощь неестественной природы.

Может быть, вам помогает дьявол? Ты отрицаешь использование колдовства, но факты предполагают обратное, разве ты с этим не согласен? – он задал этот вопрос очень вкрадчиво, а потом замолчал, чтобы сделать глоток вина.

– Возможно, мне следует поговорить со своими доминиканцами, сир Роберт, и сказать им, что от твоей души несет грехом. Возможно, мне следует велеть им зажечь свои костры и взвести колеса с веревками на своих машинах, которые растягивают человека, пока он не сломается.

Он улыбался, а его пухлая правая рука массировала левое колено Робби.

– Одно мое слово, сир Роберт, и твоя душа будет в моей власти.

– Я добрый христианин, – дерзко сказал Робби.

– Тогда ты можешь мне это доказать.

– Доказать?

– Осознав, что клятва, данная еретику, не связывает тебя ни на небесах, ни на земле. Лишь в аду, сир Роберт, эта клятва имеет власть. И я хочу, чтобы ты сделал для меня кое-что.

Если ты откажешь, я скажу королю Иоанну, что зло вошло в его королевство, и попрошу доминиканцев исследовать твою душу и сжечь это зло в твоем теле. Выбор за тобой. Ты будешь есть этого жаворонка?

Робби покачал головой и посмотрел, как кардинал обсасывает мясо с хрупких костей.

– Что сделал? – нервно спросил он.

– Послужил его святейшеству Папе, – сказал Бессьер, предусмотрительно умолчав о том, какого Папу он имеет в виду. Послужить нужно было ему самому, молившемуся каждую ночь, чтобы стать следующим человеком с кольцом рыбака на пальце.

– Ты слышал про орден Подвязки?

– Да, – ответил Робби.

– А про орден Святой Девы и Святого Георгия? – продолжал Бессьер, – или про орден Перевязи в Испании? Или орден Звезды, учрежденный королем Иоанном?

Группы великих рыцарей, сир Роберт, принесли клятву друг другу, королю и благородному делу рыцарства. Мне поручили создать подобный орден, группу рыцарей, присягнувших церкви и во славу Христа.

Он произнес это так , как будто Папа велел создать орден, но это была идея Бессьера.

– Человек, служащий церковному ордену, – продолжал он, – никогда не познает ни муки ада, ни агонию чистилища. Человеку, что служит нашему новому ордену, будут рады на небесах, где он будет петь вместе со святыми в хоре сияющих ангелов! Я хочу, чтобы ты, сир Роберт, послужил ордену Рыбака.

Робби молчал, наблюдая за кардиналом. Люди подбадривали жонглера, управляющегося с полудюжиной горящих факелов, балансируя на ходулях, но Робби его не замечал.

Он думал о том, что его душа освободится от бессрочных обязательств, если он станет рыцарем на службе Папы.

– Я хочу, чтобы величайшие рыцари христианского мира дрались во славу нашего Спасителя, – продолжал кардинал, – и каждый, кто дерется, получит небольшое пособие от церкви, достаточное, чтобы прокормиться и содержать слуг и лошадей.

Кардинал положил на стол три золотых монеты. Он знал о склонности Робби к азартным играм и о его проигрышах. – И твои грехи будут прощены, – сказал он, – если ты станешь рыцарем Рыбака и будешь носить орденскую ленту.

Он вытащил из мешочка накидку, сделанную из тончайшего белого шелка с золотой бахромой и с вышитыми на ней алыми ключами.

Папа ежедневно получал дары, которые складывались в ризнице Авиньона, и Бессьер перед тем как покинуть город порылся в тюках и обнаружил несколько накидок, сшитых монахинями Бургундии и посланных Папе, каждая была любовно вышита ключами Святого Петра.

– Бог будет на стороне того человека, который носит эту орденскую ленту во время битвы, – продолжал кардинал, – ангелы обнажат свои огненные мечи, чтобы защитить его, а святые будут молить Спасителя нашего подарить ему победу. Человек, который носит эту орденскую ленту, не может проиграть битву, но также может и не сдерживать клятву, данную безбожному еретику.

Робби жадно уставился на великолепную накидку, представляя ее вокруг своего пояса по время битвы.

– У Папы есть враги? – спросил он, гадая, с кем ему нужно будет сражаться.

– У церкви есть враги, – резко ответил Бессьер, – потому что дьявол никогда не прекращает борьбу. А у ордена Рыбака, – продолжал он, – уже есть задание, благородное задание, возможно, самое благородное во всем христианском мире.

– Какое задание? – спросил Робби, понизив голос.

В качестве ответа кардинал кивнул в сторону священника, сидевшего рядом с ним. Приглашенный присоединиться к разговору священник с ярко-зелеными глазами показался Робби полной противоположностью кардинала практически во всем.

Бессьер обладал обаянием, а священник выглядел суровым и непреклонным; кардинал был пухлым, а священник – тощим как лезвие; кардинал был одет в красный шелк, подбитый мехом горностая, а другой священнослужитель носил черное, хотя Робби заметил проблеск алой подкладки под одним из рукавов.

– Это отец Маршан, – сказал кардинал, – и он будет капелланом нашего ордена.

– Милостию Божьей, – отозвался Маршан. Его странные зеленые глаза остановились на Робби, и губы скривились в неодобрении того, что предстало его взору.

– Расскажи моему юному шотландскому другу, отец, священное задание ордена Рыбака.

Отец Маршан дотронулся до распятия, свисающего с его шеи.

– Святой Петр, – сказал он, – был рыбаком, но больше, чем просто рыбаком. Он был первым Папой, и Господь дал ему ключи от рая и всего мира. Хотя также у него был и меч, сир Роберт. Может быть, ты помнишь эту историю?

– Не совсем, – ответил Робби.

– Когда люди дьявола пришли арестовать Господа нашего в Гефсиманских садах, Святой Петр вытащил меч, чтобы защитить его. Задумайся об этом! – голос Маршана внезапно наполнился страстью.

– Благословенный Святой Петр вытащил меч, чтобы защитить Спасителя, нашего драгоценного Христа, нашего сына Божьего! Меч Святого Петра – это оружие Господа для защиты церкви, и мы должны найти его! Церковь в опасности, и нам необходимо оружие Господа. Это Божья воля!

– Разумеется, – произнес кардинал, – и если мы найдем этот меч, сир Роберт, самому достойному рыцарю ордена Рыбака будет дозволено охранять и носить его, и пользоваться им в битве, так что сам Господь будет на его стороне в каждом сражении.

Этот человек станет величайшим рыцарем всего христианского мира. Итак, – он подтолкнул монеты и накидку чуть ближе к Робби, – как говорится в Писании, сир Роберт, "choisissez aujourd’hui qui vous voulez servir".

Он процитировал Писание по-французски, потому что был уверен, что Робби не знает латынь.

– Сегодня, сир Роберт, ты должен сделать выбор между добром и злом, между клятвой, которую принес еретику, и благословением самого Папы.

Кардинал перекрестился.

– Сегодня ты должен выбрать, кому хочешь служить, сир Роберт Дуглас.

А на самом деле выбора не было. Робби протянул руку к накидке и почувствовал слезы на глазах. Он нашел свое предназначение и будет служить Господу.