Текст книги "Свинцовый шторм"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

– Это неправда.

– "Медуза"? – Анжела ждала ответа, но я молчал – мне нечего было сказать. – Ник, разве ты не понимаешь, что у нас может выйти хороший фильм? Неужели ты хотя бы на секунду не можешь об этом подумать?

– Настолько хороший, что можно меня шантажировать? Никаких поставок, пока я не сделаю то, чего ты хочешь? А если я не пляшу под твою дудку, ты грозишься забрать у меня яхту?

– Ради Бога! Да если на тебя не нажать, ты пальцем о палец не ударишь! – возразила она сквозь слезы. Анжела все еще плакала, но ее лицо уже не было таким трогательным. – Ты упрям, как осел! А эта чертова съемочная группа больше занимается чтением профсоюзных постановлений, чем съемками фильма. Мэттью их боится, ты легкомыслен, а я, Ник, связана обязательствами! Компания выделила мне деньги, людей, оговорила сроки, а я даже не уверена, смогу ли вообще закончить фильм! Я не знаю, где ты проводишь половину времени! А если я тебя все-таки нахожу и хочу поговорить с тобой, ты смотришь на меня, как на какую-то бульварную девку! – Было впечатление, что у нее внутри лопнула какая-то мощная пружина. Ей меньше всего хотелось, чтобы ее видели в таком состоянии, и она пыталась побороть в себе эти унизительные страдания, но не могла и продолжала всхлипывать. Нашарив сумочку, Анжела трясущимися руками вынула оттуда пачку сигарет, но из-за неловкости рассыпала ее по ковру. Выругавшись, она подняла одну и закурила. – Я дала себе слово бросить курить, – жалобно объяснила она, – но как я могу его сдержать, если меня окружают одни ублюдки? Да еще Тони...

– А с ним-то что не так?

– Он боится тебя – вот что с ним не так! Он сам никогда не скажет, что от тебя требуется, вместо него всегда говорю я. Опять я! Мы так чертовски ленивы и мы такие сложные! А я так чертовски устала от всего этого! – Теперь она рыдала навзрыд. – Господи, как я устала!

Я подошел к ней.

– Это правда хороший фильм?

– Да! – всхлипнула она. – Черт тебя побери, да! Это, можно сказать, честный фильм, но в тебе столько дерьма, что ты даже не хочешь посмотреть его!

– Ну, дьявольщина... – Я наступил на рассыпанные сигареты. – Я не знал! – Я положил руки ей на плечи и повернул ее к себе. Анжела не сопротивлялась. Я отобрал у нее сигарету и бросил в бассейн. – Прости меня.

– Прости и ты меня, – проговорила она между всхлипываниями, уткнувшись в мой грязный свитер. – Черт возьми, я не хотела, чтобы это случилось. – Она не пыталась от меня отстраниться.

– А я хотел, – заявил я. С самого начала я мечтал, чтобы это случилось, и именно таким дождливым днем. И теперь все запуталось окончательно.

* * *

Дождь лил весь день, весь вечер и, насколько я мог заметить, всю ночь.

Анжела рассказывала о своем детстве в Мидленде, о своей многоуважаемой матушке, о своем отце, баптистском священнике, и о своем университете, и еще о том, как она участвовала в демонстрациях за запрещение атомного оружия, спасение китов и официальную продажу марихуаны.

– Тогда это считалось нормальным, – задумчиво произнесла она.

– Твой отец тоже так думал?

– Он выступал за спасение китов. – Анжела улыбнулась. – Бедный папочка.

– Бедный?

– Он так хотел, чтобы я стала учительницей в воскресной школе, вышла замуж и родила двойню.

А вместо этого она встретила речистого мужика, старше ее в два раза, который заявил, что руководит летней радиостанцией, чьи программы рассчитаны на английских туристов, путешествующих по Средиземноморью. Анжела бросила университет и, не доучившись всего год, вылетела на юг, где обнаружила, что станция обанкротилась.

– Но он хотел от меня совсем другого.

– Чего же?

Она повернула голову, чтобы посмотреть на меня:

– А ты как думаешь?

– Твою застенчивую и мягкую душу?

Анжела выпустила дым в потолок.

– Он всегда говорил, что самое лучшее во мне – ноги.

– Ноги у тебя бесподобные.

Она подняла одну и критически ее осмотрела:

– И правда, неплохие.

– Сойдут.

Тогда, использовав бланк уже несуществующей станции, она нашла себе работу на настоящей радиостанции в Австралии.

– Беспримерное нахальство, – вспоминала она, – потому что я совсем ничего не умела. Но я и там вышла сухой из воды.

– Опять ноги?

Анжела кивнула.

– Да, они. Не дай Бог быть уродиной. – Она задумалась над своими словами и нахмурилась: – Но мне всегда было немного обидно, ведь никогда не поймешь, берут меня за мои способности или за внешность. Ну, ты понимаешь, о чем я?

– У меня обычно тоже такая проблема, – засмеялся я, подумав про себя, что своим стремлением сделать хороший фильм Анжела частично ответила на этот вопрос. Ей во что бы то ни стало нужно было доказать, что она ничуть не хуже умных, но некрасивых людей.

Тем не менее красотой своей Анжела пользовалась вовсю. Она перешла с радиостанции в основную ТВ-компанию. Там она и познакомилась с Беннистером, который как раз снимал в Австралии фильм. Он пообещал, что, если она когда-нибудь вернется в Англию, он возьмет ее в свою программу.

– И я вернулась.

– Только из-за него?

Анжела пожала плечами:

– Я хотела работать на английском телевидении и заодно вернуться домой.

– А Беннистер был платой за это?

Она взглянула на меня.

– Он мне нравился. Правда.

– Почему?

– Не знаю. – Она затушила сигарету и перекатилась на мою левую руку. Я привлек ее к себе, а она тесно прижалась бедром к моему бедру. – Мы с ним чем-то похожи.

– Неужели у него тоже красивые ноги? – удивился я.

– Тони легкоранимый. Он профессионал, но вне работы очень не уверен в себе, ты, наверное, заметил? Поэтому он пользуется своей популярностью как маской.

– Он слабак, – уточнил я.

– Тебе легко так говорить, ты сильный.

– Посмотрела бы ты на меня в телефонной будке! Влетаю, вжик-вжик, трах-трах, и тут же выскакиваю в трусах поверх брюк.

Анжела засмеялась.

– Тони вбил себе в голову, что никому не нравится. Вот и стремится всем угодить. Со стороны может показаться, что Беннистер удачливый и самоуверенный, на самом же деле Тони вечно боится и всегда соглашается со всем, что ему скажет любой наглец, потому что хочет произвести хорошее впечатление. Вот почему ему на телевидении самое место. Понимаешь, он привлекает людей, к тому же у него приятная внешность. – Последние слова она произнесла как бы в защиту.

– У него начинает расти брюшко, – лениво заметил я.

– Это из-за того, что он забросил спорт. Он покупает тренажеры, но ими не пользуется.

– А когда вы познакомились, он уже был женат?

Анжела кивнула, но ничего не добавила.

Мы лежали, прислушиваясь к шелесту дождя. Я взял прядь ее волос и положил к себе на грудь. Наконец я нарушил молчание:

– А ты бы вышла за него замуж?

– Если бы он захотел, то да.

– А он хочет?

– Наверное. – Анжела провела пальцем по шраму на моем плече. Пальцы у нее были тонкие, длинные. – Вообще-то для Тони предпочтительнее кто-нибудь вроде Мелиссы, с положением в обществе. Хотя, вполне возможно, и я подойду. Я знаю свое дело, а для его карьеры это важно. Мне кажется, он опасается, как бы меня не переманили конкуренты...

– Ты его любишь?

Она задумалась. Потом отрицательно покачала головой.

– Тогда зачем тебе выходить за него?

– Потому что... – Анжела снова замолчала.

– Почему? – настаивал я.

– Потому что, мне кажется, мы подходим друг другу. – Она говорила медленно, как ребенок, старающийся запомнить трудный урок. – Потому что он преуспевающий, а я помогу ему обрести уверенность при встречах с людьми, которые, как он думает, его презирают. Например, с тобой.

– Может, это оттого, что он такой жалкий?

В наказание она отняла свои волосы.

– Тони вовсе не жалкий. Просто он чувствует себя легко, только когда на него направлены телекамеры.

– У вас будет прекрасная семейная жизнь, – угрюмо заметил я, – с телекамерами, следующими за вами повсюду.

– Может, мне удастся его переделать, – проговорила Анжела. – Ему бы хотелось стать похожим на тебя.

– Стать таким же нищим?

– Он завидует тебе. Он мечтал быть солдатом.

Жмурясь от удовольствия, я поглаживал ее голую спину.

– Мне кажется, поэтому ему нравится Фанни, – продолжала Анжела. – Фанни – крутой.

– Это точно.

– И раз такие парни его уважают, Тони как бы ощущает себя таким же крутым. – Она пожала плечами. – Может, со временем, когда его признает нужное количество людей, он станет сильным?

Мне такой способ казался странным.

– Ты сильная, – заметил я.

– Я редко плачу, – объяснила Анжела, – да и не люблю этого занятия.

Она надолго замолчала. Над рекой раздавались пронзительные крики чаек.

– Но есть еще кое-что, – наконец продолжила она. – у Тони нет близких друзей, а ему хотелось бы иметь одного, но очень близкого друга. Не меня, да и вообще не женщину, а какого-нибудь парня, с которым Тони мог бы быть честным до конца.

– Друзей найти труднее, чем любовниц, – заметил я.

– Ник, а у тебя есть друзья?

– Да, – ответил я после секундного размышления. – Много.

– А у Тони их нет. Да и у меня тоже, честно говоря. И если мы поженимся, я буду чувствовать себя защищенной.

– Защищенной?

Анжела приподнялась на локте и поцеловала меня в щеку.

– Ну да, в безопасности.

– Не понимаю.

– За мной вечно бегают мужики. А сейчас, когда всем известно, что я принадлежу Тони, меня оставили в покое.

– Принадлежишь?

– У него очень развито чувство собственности, – произнесла она слегка извиняющимся тоном и устремила взгляд в потолок. – Он хочет, чтобы я бросила работу, когда мы поженимся.

– А сама ты этого хочешь?

– Ну, если я останусь, это будет нечестно по отношению к другим, так ведь? Все скажут, что я отхватила самый лакомый кусочек, потому что я – жена Тони. – Мне пришло в голову, что люди уже так думают, независимо от того, есть ли на ней обручальное кольцо. – К тому же я избавлюсь от денежных проблем. Я перееду сюда и смогу видеть тебя всякий раз, когда ты будешь возвращаться на «Сикоракс» к своему причалу. Неплохо, правда?

Да, большой путь лежит от дома баптистского священника где-то в глуши Мидленда до огромного особняка над рекой в Девоне.

– Может, это будет и неплохо, – произнес я, – но вот хорошо ли?

– Это романтический вопрос.

– А я и есть романтик. Я влюблен в любовь.

– Ну и дурак. – Прижавшись ко мне, Анжела удобно свернулась клубочком, а дождь в это время вовсю барабанил по окнам. Дул северный ветер, и я представил себе, как в такую погоду крошечные яхты пробиваются через волны, вздымающиеся на отмелях, к долгожданному убежищу. Моя подруга все еще пребывала в мыслях о любви и изменах: – Тони мне изменяет, теперь и я неверна ему, да?

– Он разозлится, если узнает?

Анжела кивнула.

– Он страшно разозлится и будет чувствовать себя уязвленным. Всю дорогу он мне изменял, но ему и в голову не приходит, что мне может быть больно. – Она пожала плечами. – Тони ужасно гордый, ужасно. И мне кажется, поэтому он и сделает мне предложение.

– Поскольку считает, что ты будешь ему верна?

– И еще потому, что я могу служить украшением. – Она повернула голову, чтобы увидеть мою реакцию.

Я поцеловал ее в лоб:

– Ты и в самом деле украшение. Как только я увидел тебя, сразу же подумал: «Черт возьми, вот это украшение!» Это была страсть с первого взгляда.

– Правда?

Я удивился, что для нее это так неожиданно.

– Да, – мягко ответил я. – Правда.

Анжела улыбнулась.

– Ты был таким суровым и на всех наводил страх. Помню, я все время была начеку. Я даже представить себе не могла, что ты мне понравишься, и думала: вот этот человек ненавидит меня.

– Я мечтал о тебе, – возразил я, – но в то же время и боялся, потому что считал, что на телевидении работают одни только умные и обаятельные.

– Так оно и есть, – лукаво ответила она и опять вернулась к своим баранам: – Для Тони очень важно, чтобы жена была красива. Для него супруга – все равно что машина или дом, ты понимаешь? Чтобы произвести впечатление. Это тоже помогает в его работе.

– А вдруг ему захочется сменить жену на юную манекенщицу, что тогда?

– Алименты, – не задумываясь, ответила Анжела. – Лучший подарок для любой девушки.

Довольно долго мы лежали молча. На реке застрекотал подвесной мотор, словно кто-то стремительно мчался, невзирая на ливень, к кафе. Анжела задремала. Рот ее приоткрылся, и прядка светлых волос подрагивала в такт ее дыханию. Лежа в моих объятиях, она казалась такой юной и невинной. Днем она выплакала весь свой накопившийся гнев, а соединившись в постели, мы словно бы перестали бороться с неприятным встречным ветром и отдали себя во власть попутных ветров. Я поцеловал ее теплую кожу, и Анжела тут же проснулась, взглянула на меня из-под опущенных ресниц, сделала вид, что вспоминает, и засмеялась. Она тоже чмокнула меня и попросила:

– Расскажи мне о себе.

– Но разве не ты делаешь обо мне фильм? По-моему, ты знаешь меня лучше, чем я сам.

– Я не знаю, любишь ли ты Джилл-Бет Киров?

Я вздрогнул от неожиданности. Поглощенный своим новым счастьем, я напрочь забыл, что только что вернулся из Америки.

– Я не люблю ее.

– Правда?

– Правда.

Анжела привстала и оперлась на локоть.

– Или ты разлюбил ее за последние несколько дней?

– Я не... – и остановился. Я чуть было не сказал, что не виделся с Джилл-Бет, но мне не хотелось врать Анжеле. Тем более сейчас. Мне было необходимо, чтобы то, что я обрел сегодня днем, было искренним.

Анжела, довольная собой, пояснила:

– Ты не представляешь, с какой готовностью люди помогают телевизионным компаниям. Служащие авиалиний обычно не дают сведений о своих пассажирах, но если ты назовешься сотрудником телевидения и скажешь, что тебе необходимо срочно разыскать господина Сендмена, который вылетел в Штаты, забыв сценарий, тебе тут же помогут. А Даллас, Ник, очень и очень далеко от Бостона. Или, может, мне только так показалось, когда я последний раз была в Америке? Может, его уже передвинули?

Я улыбался:

– А мне казалось, я такой умный.

– Обвести тебя вокруг пальца, Ник Сендмен, все равно, что отнять конфету у паралитика. – Отодвинувшись от меня, Анжела закурила новую сигарету и вернулась на мою половину кровати. Она легла на живот и, опершись на локти, выдохнула дым мне в лицо. – Итак?

Я кивнул.

– Ну что ж, я действительно разлюбил ее за эти последние дни.

– Ты спал с ней?

– Нет.

Анжела грустно смотрела на меня.

– Но ты должен был хотя бы предложить, ведь так? Как истинный джентльмен?

– Должен был, но не предложил.

– Я рада. – Она наклонилась и поцеловала меня. – А может, теперь ты полюбишь меня?

– Может быть.

– Только «может быть»?

Я вернул ей поцелуй.

– Обязательно...

– Глупыш! – Анжела положила голову мне на грудь, и я чувствовал жар от ее сигареты, когда она затягивалась. – Ты летал в Америку, чтобы с ней переспать?

– Нет... Да... Ей нужно было поговорить со мной, а я хотел с ней переспать.

– Ты сам платил за билет?

– Нет.

Анжела засмеялась:

– А если бы платил ты, была бы неувязочка. Она хотела поговорить с тобой о Сен-Пьере?

– Да.

Вдруг я подумал: может, все это подстроено, чтобы расколоть меня? Анжела инстинктивно почувствовала мои подозрения и посмотрела мне в глаза.

– Я никому не рассказывала, где ты был, Ник.

– А почему?

– Потому что хочу закончить фильм. – Она затянулась. – Они собираются саботировать участие «Уайлдтрека»?

Я молчал, и Анжела отстранилась от меня.

– Ты встречался с Яссиром Кассули?

– Да.

– И как он?

– Внушительный, влиятельный, жутко богатый, одержим навязчивой идеей и, вполне вероятно, псих.

Улыбнувшись, Анжела перевернулась и уселась на кровати по-турецки. Поставила на простыню пепельницу и стряхнула туда длинный столбик пепла. У нее было потрясающее тело, как и у Мелиссы, очень гибкое и изящное, с бледной кожей. Если любовь – это только страсть, я потерян навсегда.

– Кассули всегда ненавидел Тони, – вдруг проговорила Анжела. – Ненавидел за то, что тот увел его дочь. Он считал, что Надежна связалась с человеком, стоящим ниже ее. Мне представляется, она вышла замуж от отчаяния. По крайней мере, Тони так говорит.

– Они была счастливы?

Анжела покачала головой.

– Не особенно, но и не скажешь, что уж совсем несчастливы. А Кассули ничего не мог поделать. Он часто навещал их, и ничто не могло быть достойно его обожаемой Надежны. Он заставил Тони купить этот дом и сделать здесь бассейн. Он постоянно крутился рядом и уговаривал ее вернуться домой.

– А почему она не возвращалась?

– Надежна всегда делала то, что хотела сама. – В голосе Анжелы послышалась неприязнь. – Ей нравилась роль английской королевы. Здесь она была богатой наследницей, вышедшей замуж за звезду шоу-бизнеса, а в Америке – просто еще одной богатой наследницей.

– Я слышал, у нее был мягкий характер, – заметил я как можно наивнее.

– Мягкий?! – почти что выплюнула Анжела. – Такой эгоистки не видывал свет! Мне всегда казалось, что Тони страшно ее боится, хоть он и отрицает это.

Я подумал, что Беннистера явно тянет к сильным женщинам.

– Она была хорошим моряком, – попытался я защитить погибшую.

– Но ведь это не рекомендация?

Я усмехнулся, слез с кровати и подошел к окну. Сначала я стеснялся своих шрамов, но Анжела только посмеялась над этим. И вот я стоял и смотрел на реку. Начинался прилив: скоро он затопит речную пойму и поднимет плавучие базы, пришвартованные на дальнем берегу.

– Надежна собиралась бросить мужа?

– Не знаю, – нахмурилась Анжела. – Тони об этом не распространялся, но сам он не хотел с ней расставаться. Я имею в виду, что развод нанес бы тяжелый удар по его карьере. Ведь его женитьба воспринималась как великий переворот, он как-то намекал на это. Он подозревал, что у нее есть любовник, только я не знаю кто. Тони очень злится, когда я завожу об этом разговор.

– А вообще он часто злится?

– Только на тех, кто, как ему кажется, может его запугать. Понимаешь, он живет в постоянном страхе.

Я прислонился спиной к подоконнику и любовался ее телом. Ее волосы свободно падали до поясницы. Вся постель, кроме нижней простыни, свалилась на ковер. Я решил, что самое время внести ясность еще в один вопрос.

– Ты знаешь, что говорят о смерти Надежны?

Анжела внимательно посмотрела на меня.

– Да, Ник, знаю.

– И что?

Она пожала плечами.

– Нет.

– Нет – значит невозможно? Нет – он этого не делал? Нет – ты не хочешь сказать?

Она уставилась на простыню.

– Мне кажется, у него не хватит духа убить кого-нибудь. Ведь убивать – это ужасно. И как можно так разозлиться, чтобы фактически не отвечать за себя?.. – Анжела снова передернула плечами. – Хотя если защищаешься... Ник, ты ведь должен это знать. Разве ты не специалист?

– О Боже, нет, конечно!

– А Фолкленды?

– Это не одно и то же. Хотя и там было нелегко. – Немного подумав, я добавил: – Самое ужасное – после, когда отчищаешься. Одно дело спустить курок, когда твой противник делает то же самое, и совсем другое – видеть его тело через несколько часов. Я помню одного, он был очень похож на моего друга детства, с которым мы играли в регби.

– Тебе было страшно? – спросила Анжела, и в ее вопросе мне почудился профессиональный интерес – она прикидывала, смогу ли я повторить это все во время съемок.

– Противно, – ответил я.

Почувствовав мою уклончивость, Анжела с вызовом на меня посмотрела:

– А ты мог бы хладнокровно убить кого-нибудь? Кого-нибудь, кого ты любил? Мог бы ты убить Мелиссу?

– О Господи, нет!

– А почему ты считаешь, что Тони мог?

– Не знаю, что и ответить. – Я помолчал. – А Мульдер мог?

– Ради Христа, Ник! – До сих пор она терпеливо отвечала на все вопросы, но сейчас моя дотошность стала ее раздражать, и в ней на мгновение проглянула прежняя Анжела. – Ты думаешь, Тони стал бы держать при себе Мульдера, если бы тот убил Надежну? Он держит его в качестве телохранителя. Тони знает, что Кас-сули угрожал ему помешать выиграть в Сен-Пьере. Почему, по-твоему, он не берет в команду чужаков?

– Это ты меня спрашиваешь?

Анжела загасила сигарету.

– Мы знаем, из какой конуры ты выбрался, Ник. Ты не человек Кассули, хотя он и пытался тебя приручить, ведь так? – с вызовом спросила она.

– Да, – откровенно ответил я. – Но у него не получилось. И прости меня, пожалуйста, за эти ужасные расспросы о Беннистере.

– Тони не убийца, – произнесла Анжела ровным голосом.

– Прости, – повторил я.

– И не заклинивайся на этом, – сказала она твердо и нетерпеливо продолжила: – Не дай Бог, желтая пресса начнет обсасывать его женитьбу. Представляешь, с какой грязью они его смешают, если вдруг подумают, что Тони мог убить Надежну?

Я не только мог себе это представить, а уже положил начало этому процессу своими переговорами с Мики. Но, несмотря на все мое желание быть правдивым с Анжелой, я не мог назвать ей имя Мики Хардинга.

Анжела опять потянулась за сигаретой.

– Ты слишком много куришь, – заметил я.

– Отвяжись, Ник, – это было сказано достаточно мягко – просто дружеское недовольство дружеской критикой.

– Можно дать тебе совет? – спросил я.

– Попробуй.

– Не пускай Беннистера в Сен-Пьер. Пусть он останется на берегу. Я не знаю, какие у Кассули планы, но они явно идут дальше, чем просто помешать Тони выиграть гонки.

Анжела посмотрела на меня долгим взглядом.

– Он хочет отомстить за смерть дочери?

– Думаю, что да, – согласился я, ломая голову, с чего это я проявляю такую заботу о человеке, который по всем статьям является моим соперником. Эх, доброе старое рыцарство!

– Мужская гордость. Старый мерин и молодой жеребец. – Анжела поднялась с кровати, подошла к окну и встала рядом. Наступали сумерки. Небо закрывали тяжелые облака. – Тони очень гордый. Он ни за что не откажется от гонок. Тем более, он уже на весь мир заявил, что собирается выиграть их. Он хочет стать героем телевидения и утереть нос французам. Черт побери, Ник, он мечтает о дворянском звании! На ТВ куча народу уже это звание имеет, вот и Тони рвется его получить. Он считает, что победа в Сен-Пьере ему в этом поможет.

– Так, значит, ты будешь леди Беннистер?

Анжела промолчала, но улыбнулась, и я подумал, что она с удовольствием будет носить этот титул.

– Не упускай Беннистера, – посоветовал я. – Кстати, а сам он знает, как решительно настроен Кассули?

– А ты бы отказался от мечты из-за угроз?

– Это зависит от того, кто угрожает, – резко ответил я. – Знаешь ли, перед советским военным дивизионом я ощущаю куда большее раскаяние, чем перед «Армией спасения».

– Но Тони не откажется, Ник. – Она взяла мою руку и прижалась ко мне. – Вот почему я хочу, чтобы ты пошел с ним. Ты будешь еще одним телохранителем.

– Не из-за рейтинга? – спросил я.

– И из-за него тоже, дурачок. – Анжела засмеялась и выбросила сигарету в окно.

Я упал.

Уже много дней со мной такого не случалось, но тут моя правая нога подкосилась, я покачнулся, успев ухватиться за подоконник, а затем тяжело рухнул на толстый ковер. Меня охватила паника. Я чувствовал себя глупым, испуганным и совершенно беспомощным. В спину опять вступила боль, но не привычная, тупая, с которой я уже сжился, а неожиданная вспышка сильной и пугающей остротой боли.

– Ник! Ник! – Голос Анжелы был полон неподдельной тревоги.

– Все в порядке. – Я заставил себя говорить спокойно и попытался встать на ноги, но не смог, а только зашипел от боли. Подтягивая себя руками, я добрался до кровати.

– Что случилось, Ник? – Анжела суетилась рядом, пытаясь меня поднять.

– Время от времени у меня подгибается нога. Через минуту все будет в порядке. – Я старался скрыть свой страх. А я уж надеялся, что раз моя нога так хорошо выдержала поездку в Америку, то, может, эти дурацкие приступы и вовсе прекратились. Но не тут-то было, и вот я опять превратился в беспомощного калеку. Мне удалось взгромоздиться на кровать, и я лежал с закрытыми глазами, стараясь преодолеть боль.

– Ты никогда не говорил об этом, – с укором проговорила Анжела.

– Я же сказал – сейчас все пройдет. – Я заставил себя сесть и начал колотить по ноге, пытаясь таким образом вернуть ей чувствительность.

– Ты был у врача? – спросила Анжела.

– Меня смотрели тысячи докторов.

– Ты, проклятый дурак... – Все еще голая, она кинулась к телефону.

– Что ты хочешь делать? – с тревогой спросил я.

Анжела отпихнула мою неловкую руку, которая пыталась перехватить трубку.

– Тебе нужен врач.

– Черт возьми, нет! – Я опять неуклюже дернулся к телефону.

Анжела перенесла аппарат подальше от меня.

– Ник Сендмен, ты хочешь, чтобы я опять была с тобой в постели?

– Всегда.

– Тогда, черт побери, ты должен показаться врачу! – Она помолчала. – Ты согласен?

– Я же говорю – нога пройдет сама.

– Этот вопрос я не обсуждаю, Ник Сендмен. Я спрашиваю, ты покажешься врачу или нет?

Я сдался. Я наконец-то нашел свою Анжелику и не хотел больше ее терять. Ради нее я был готов показаться любому шарлатану. Лежа на спине в ее кровати, я пытался усилием воли заставить свою ногу двигаться и слышал решительный и компетентный голос Анжелы, договаривающейся с врачом. Я подумал, как все-таки здорово, когда о тебе заботится женщина. Я был влюбленным Ником, Ником в ла-ла мире, счастливым Ником!