Текст книги "Скиталец"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Боже мой, нет. Очень надеюсь, что нет, – ответил лорд Аутуэйт. – Вон их сколько, куда ж нам идти в атаку? Нет уж: наше дело держать позицию и ждать, когда нападут шотландцы.

– А если они не нападут? – спросил Томас.

– Тогда им придется убираться домой с пустыми карманами, – ответил лорд Аутуэйт, – а им такой исход не понравится. Совсем не понравится. Шотландцы ведь явились сюда только затем, чтобы пограбить англичан. За это они, кстати, нас и не любят.

– Не любят англичан? Потому что они явились сюда пограбить? – Ход мысли его светлости был Томасу совершенно непонятен.

– Шотландцы нам завидуют, молодой человек! Просто завидуют. У нас страна богатая, а у них бедная, а мало что на свете может так раззадорить бедняка, как чужое богатство. У меня в Уиткаре есть сосед, которого я всегда считал вполне разумным человеком. Но когда я угодил в плен к Дугласу, он устроил засаду и попытался отнять у моих родных монеты, собранные мне на выкуп. Представляешь? А все дело в зависти. Он был беден и, оказывается, смертельно мне завидовал.

– А сейчас, милорд, он, надо думать, мертв? – предположил Томас.

– Боже мой, вовсе нет, – с укором ответил его светлость. – Жив-живехонек, сидит себе в темнице под башней моего замка. В самой глубокой темнице, вместе с крысами. Время от времени я швыряю туда монеты, чтобы напомнить ему, из-за чего он там оказался.

Лорд Аутуэйт привстал на цыпочки и устремил взгляд на запад, где холмы были выше. Он высматривал шотландских ратников, движущихся в обход, чтобы напасть с юга, но никого не увидел.

– Его отец, – сказал он, имея в виду Роберта Брюса, – не стал бы торчать на гребне да попусту ждать. Нет, он велел бы своим людям зайти с флангов и нагнать страху Господня на наши задницы, но этот щенок не в него. Не знает он своего дела, ох не знает! Сразу видно, человек не на своем месте.

– Не на своем месте, да при большом войске, – проворчал брат Михаил. – Он полагается на численное превосходство.

– При такой уйме бойцов это, возможно, не так уж и глупо, – признал лорд Аутуэйт и перекрестился.

Теперь, разглядев как следует разделявшую две армии местность, Томас понял, чем молодой король Шотландии, расположивший свои силы чуть южнее поваленного драконьего креста и сожженных хижин, заслужил столь нелестную оценку его светлости. Мало того что из-за узости гребня шотландцы не могли расширить свой фронт и обойти численно уступавших им англичан с флангов, так еще и все это неудачно выбранное поле боя перегораживали плотные живые изгороди из терновника и по меньшей мере одна каменная стена. Никакая армия не могла пойти в атаку по такой местности, сохранив при этом целостность своего строя, но шотландский король, похоже, был уверен, что англичане нападут первыми. Его люди выкрикивали оскорбления в надежде спровоцировать атаку, но ряды англичан оставались неколебимыми.

Глумливые выкрики шотландцев сделались еще громче, когда из английских рядов выехал рослый всадник на могучем скакуне. В черную гриву боевого коня были вплетены пурпурные ленты, а покрывавшая его роскошная, расшитая изображениями золотых ключей попона была столь длинной, что волочилась по земле. Голова коня была защищена кожаной пластиной, на которой был укреплен серебряный рог, изогнутый, как у геральдического единорога. Закованный в сверкающие, отполированные до блеска доспехи всадник надел поверх панциря великолепный сюрко без рукавов, окрашенный пурпуром и золотом. Те же цвета носила и его свита: паж, знаменосец и дюжина следовавших за ним рыцарей. Вместо меча рослый всадник был вооружен «утренней звездой» – шипастой булавой того же типа, что и у Попрошайки. Стоило ему появиться, как шотландские барабанщики удвоили свои усилия, шотландские солдаты принялись выкрикивать оскорбления, а англичане, напротив, приветствовали всадника громкими возгласами. Он поднял руку в латной рукавице, призывая к тишине.

– Нам предстоит выслушать напутствие его преосвященства, – хмуро сказал лорд Аутуэйт. – До чего же он любит поговорить.

Рослый человек был, очевидно, архиепископом Йоркским, и когда английские воины умолкли, он снова воздел правую руку над шлемом с пурпурным плюмажем и размашисто сотворил крестное знамение.

– Dominius vobiscum![5]5
  Господь с вами! (лат.) – возглас, обращаемый католическим священником к собравшимся в храме.


[Закрыть] – возгласил прелат. – Dominius vobiscum! – Он проехал вдоль строя, повторяя это обращение и после каждого заверения в том, что Бог в этой битве будет на стороне англичан, добавляя: – Сегодня вам предстоит убивать врагов Господа! – Чтобы перекрыть шум и гам неприятельского войска, ему приходилось кричать изо всей мочи: – Господь на вашей стороне, и вы угодите Ему, наполнив Шотландию сиротами и вдовами. Вы повергнете всю Шотландию в скорбь, справедливо покарав нечестивцев и безбожников. Владыка воинств с вами! Мщение Божье да преисполнит мощью ваши десницы!

Его преосвященство со своей вдохновенной речью объезжал строй от фланга к флангу, и даже конь архиепископа картинно гарцевал, горделиво вскидывая голову. Последние остатки тумана рассеялись, и хотя в воздухе еще царила прохлада, солнце уже дарило первое тепло и его лучи поблескивали на тысячах шотландских клинков. Из города прикатила пара легких повозок, и около дюжины женщин принялись раздавать вяленую селедку, хлеб и кожаные баклаги с элем.

Оруженосец лорда Аутуэйта принес пустой бочонок из-под селедки, чтобы его светлость мог сесть. Какой-то боец из числа стоявших неподалеку играл на тростниковой дудочке, и брат Михаил изрядно потешил лорда, спев старую деревенскую песенку про барсука и продавца индульгенций. Отсмеявшись, Аутуэйт кивком головы указал на разделявшее противников пространство, где съехались, приветствуя друг друга поклонами, два всадника, по одному от каждой армии.

– Экие мы нынче куртуазные, – проворчал он.

Английский герольд носил поверх лат пышный, расшитый символами его сана плащ, шотландцы же, за неимением настоящего герольда, послали на встречу священника.

Посланцы враждующих сторон немного поговорили и разъехались обратно. Англичанин, остановившись перед своими, развел руками, давая понять, что шотландцы упрямы.

– Они что, забрались так далеко на юг и не желают сражаться?! – возмутился приор.

– Шотландцы хотят, чтобы мы первые начали сражение, – рассудительно пояснил лорд Аутуэйт, – а мы хотим от них того же самого.

Герольды встретились, чтобы обсудить, как должна проходить битва, а поскольку каждая сторона недвусмысленно призвала противника напасть первым и получила столь же недвусмысленный отказ, шотландцы снова попытались спровоцировать англичан оскорблениями. Некоторые из врагов продвинулись на расстояние выстрела из лука и принялись кричать, что англичане – свиньи, а их матери – свиноматки, но когда какой-то лучник поднял оружие, чтобы ответить на оскорбление выстрелом, английский капитан крикнул, чтобы никто не смел тратить стрелы в обмен на слова.

– Трусы! – Какой-то шотландец решился подбежать поближе к английской армии. – Трусливые ублюдки! Ваши матери – шлюхи, которые выкормили вас козлиной мочой! Ваши жены – свиноматки! Шлюхи и свиноматки! Вы слышите меня? Вы ублюдки! Английские ублюдки! Дерьмо дьявола!

Сила его ненависти была такова, что шотландец просто зашелся от гнева. У этого типа была всклоченная борода, а одет он был в рваный килт и кольчугу, свисавшую спереди до колен, но сзади доходившую лишь до пояса, что дало ему возможность повернуться и показать англичанам голую задницу. Вообще-то враг надеялся, что они посчитают это оскорблением, но в ответ раздался лишь взрыв хохота.

– Рано или поздно им придется на нас напасть, – спокойно сказал лорд Аутуэйт. – В противном случае они будут вынуждены вернуться домой ни с чем, а я не могу представить себе такой поворот событий. Ну не стали бы шотландцы собирать этакую армию, не будь у них надежды хорошенько поживиться...

– Они разграбили Хексэм, – мрачно заметил приор.

– И не разжились ничем, кроме всякой дребедени, – отмахнулся его светлость. – Настоящие сокровища Хексэма давным-давно спрятаны в надежном месте. Правда, я слышал, будто город Калайл откупился, чтобы его оставили в покое, но достаточно ли этих денег, чтобы обогатить восемь, а то и девять тысяч человек?

Он покачал головой и, обращаясь к Томасу, добавил:

– Их солдаты, они ведь не то что наши, денег не получают. У короля Шотландии просто нет наличности, чтобы платить наемникам. Эта армия собралась в расчете на добычу. Шотландцы надеются захватить сегодня знатных пленников, за которых получат хороший выкуп, ну а потом, конечно, разграбить богатые города – Дарем и Йорк. Так что как ни крути, но или они уберутся домой, как пришли, без гроша, или рано или поздно перестанут прятаться за щитами и пойдут в атаку.

Шотландцы, однако, упорно не двигались с места, англичан же для наступления было слишком мало, хотя армия архиепископа беспрерывно увеличивалась за счет присоединявшихся к ней окрестных жителей. Другое дело, что это по преимуществу был сельский люд, не имевший доспехов и вооружившийся тем, что подвернулось под руку, – топорами, вилами да мотыгами.

Уже близился полдень, солнце сгоняло с земли прохладу, так что Томас в своих кольчуге и кожаном подкольчужнике изрядно вспотел. Двое служек приора – миряне, служившие при обители, – пригнали одноконную повозку, наполненную бочонками легкого пива, мешками с хлебом, ящиками с яблоками и кругами сыра, а дюжина послушников и молодых монахов принялись разносить снедь по рядам. Многих воинов обеих армий уже сморил сон, и даже шотландские барабанщики перестали молотить в свои барабаны и положили их на траву. Дюжина воронов описывала круги над головой, и Томас, подумав, что их присутствие предвещает смерть, сотворил крестное знамение, а когда зловещие черные птицы улетели на север, почувствовал облегчение.

Группа пришедших из города стрелков рассовывала стрелы по жестким колчанам: верный знак того, что эти люди не были настоящими лучниками. В бою от такого колчана толку мало: он норовит перевернуться, когда человек бежит, стрелы из него рассыпаются, не говоря уж о том, что больше двух десятков стрел туда не впихнуть. Бывалые лучники вроде Томаса предпочитали большой полотняный мешок, натянутый на раму из ивовых прутьев, в котором стрелы стояли прямо, их оперение не сминалось рамой, а стальные наконечники высовывались через горловину мешка, которая завязывалась тесемкой. Томас тщательно отобрал себе стрелы, забраковав те, у которых были неровные древки и покоробившиеся перья. В отличие от Франции, где многие рыцари носили дорогие прочные пластинчатые латы, англичане использовали длинный, узкий и тяжелый наконечник, именуемый «шило» и обладавший огромной пробивной силой. Однако в сражении с врагами, лишь немногие из которых могли похвастаться надежным защитным вооружением, лучники предпочитали зазубренные охотничьи стрелы: их невозможно было выдернуть из раны. Впрочем, и такая стрела могла пробить кольчугу с расстояния в двести шагов.

Перекусив, Томас маленько вздремнул и проснулся лишь после того, как на него чуть было не наступила лошадь лорда Аутуэйта. Его светлость вместе с другими английскими командирами призвали к архиепископу, в связи с чем он велел подать коня и в сопровождении оруженосца отправился к центру позиции. Тем временем один из капелланов носил вдоль линии серебряное распятие. На нем, как раз под ногами Христа, болтался кожаный мешочек, и капеллан утверждал, что там находились мощи святого мученика Освальда.

– Поцелуйте мешочек, и Господь сохранит вас, – обещал священник, и лучники с ратниками ринулись к святыне.

Протолкнуться достаточно близко, чтобы поцеловать мешочек, Томас так и не смог, хотя ему удалось дотянуться и дотронуться до реликвии. У многих воинов имелись собственные амулеты или ленточки, повязанные на счастье женами или дочерьми, когда они покидали дома и усадьбы, чтобы сразиться с захватчиками. Теперь все потянулись к своим талисманам: шотландцы, уловив, что наконец назревают какие-то события, поднялись на ноги. Вновь зазвучал один из их здоровенных барабанов.

Томас посмотрел вправо, но увидел лишь вершины башен-близнецов собора и знамя, реявшее на стене замка. Элеонора и отец Хобб должны были уже находиться в городе, и Томас, почувствовав укол сожаления из-за того, что простился с возлюбленной в таком гневе, крепко обхватил свой лук, как будто прикосновение к дереву могло уберечь ее от беды. Он утешал себя тем, что Элеонора в городе в безопасности и сегодня вечером, когда битва будет выиграна, они помирятся. А потом и поженятся. Не то чтобы Томасу, пусть он и был уверен в том, что любит Элеонору, так уж хотелось под венец. По правде говоря, ему казалось, что он слишком молод для роли мужа и отца, не говоря уж о том, что Элеонора наверняка станет уговаривать его забросить тисовый лук и зажить мирной жизнью. А уж этого Томас не хотел вовсе. Хуктон мечтал совсем о другом. Стать командиром лучников, таким человеком, как Уилл Скит. Он хотел иметь собственный отряд лучников, который мог бы наниматься на службу к могущественным и щедрым государям. Слава богу, в нанимателях нехватки не было. По слухам, некоторые государства Италии готовы были разориться на целые состояния, лишь бы заполучить английских лучников, и Томас был не прочь разжиться толикой этих богатств. Однако он считал себя обязанным заботиться об Элеоноре и не хотел, чтобы их ребенок появился на свет незаконнорожденным. В мире и без того хватает бастардов.

Собравшиеся вместе английские лорды, а их было около дюжины, совещались, то и дело поглядывая в сторону врага, и Томас, стоявший достаточно близко, видел на их лицах явную озабоченность. Тревожились ли они оттого, что врагов было слишком много? Или их беспокоило, что шотландцы отказывались начинать бой и могли исчезнуть в тумане следующего утра, уйдя на север?

К нему подошел брат Михаил и пристроил свои старые косточки на бочонке из-под селедки, который служил сиденьем для лорда Аутуэйта.

– Наверняка командиры вышлют вперед лучников. Я на их месте поступил бы так же. Послал бы лучников, чтобы расшевелить этих ублюдков и вынудить к нападению. Их нужно или заставить драться, или прогнать, но шотландцев просто так не прогонишь. Они храбрецы, эти сукины дети!

– Храбрецы? Тогда почему они нас не атакуют?

– Потому что они храбрецы, а не глупцы. Они видят это... – брат Михаил коснулся черного лука Томаса, – и им хорошо известно, на что способны английские лучники. Ты слышал о Халидонском холме?

Когда Томас покачал головой, монах удивленно поднял брови, а потом хмыкнул:

– Конечно, ты же с юга. Случись у нас тут, на севере, второе пришествие Христа, вы, южане, даже об этом бы не прознали, а хоть бы и прознали, все равно не поверили бы. Тринадцать лет назад они напали на нас у Бервика, и мы положили тогда великое множество шотландцев. Причем положили их в основном наши лучники, и они вовсе не горят желанием повторить все еще разок.

Прозвучал резкий щелчок, и брат Михаил нахмурился.

– Это еще что такое?

Что-то коснулось шлема Томаса, и, обернувшись, он увидел Пугало, сэра Джеффри Карра, который, щелкнув своим кнутом, зацепил его металлическим крюком за гребень шлема.

Обидчик свернул свой хлыст и с презрительной усмешкой сказал:

– Что, парнишка, прячешься за юбки монахов?

Брат Михаил удержал Томаса.

– Уходи, сэр Джеффри, – велел монах, – пока я не призвал проклятие на твою черную душу.

Пугало засунул палец в нос и, демонстративно поковырявшись в ноздре, извлек что-то скользкое и кинул это в монаха.

– Ты думаешь, что можешь напугать меня, одноглазый ублюдок? Это ты-то! Нет уж, без руки ты не мужчина, все одно как если бы тебе отрубили яйца.

Он расхохотался, а потом перевел взгляд на Томаса.

– А ты, парнишка, затеял со мной драку и не дал мне возможности ее закончить!

– Не сейчас! – рявкнул брат Михаил.

Сэр Джеффри оставил слова монаха без внимания.

– Задираешься с благородными, а, парнишка? А ведь тебя могут за это и вздернуть. Нет! – Он ткнул в Томаса длинным костистым пальцем. – Не просто могут, тебя за это обязательно вздернут! Слышишь, что я говорю? Болтаться тебе на виселице!

Он плюнул, повернул своего чалого и уехал.

– Откуда ты знаешь Пугало? – спросил брат Михаил.

– Да так, встречались.

– Злобное существо, – сказал монах, перекрестившись, – вроде упыря или оборотня, рожденного в грозовую ночь, под ущербной луной. Люди говорят, что сэр Джеффри задолжал самому дьяволу. И то сказать, чтобы заплатить выкуп Дугласу из Лиддесдейла, ему пришлось пойти на поклон к ростовщикам. Его манор, поля, все, что у него есть, находится в закладе, и, не выплатив долг в срок, он может всего лишиться. Так что даже если сегодня ему чертовски повезет, он лишь отыграет свое, не более. Пугало, конечно, глупец, но глупец опасный. – Монах обратил единственный глаз на Томаса. – А что, ты правда затеял с ним драку?

– Пугало хотел изнасиловать мою невесту.

– Ну, это очень на него похоже. Вот что я тебе скажу, юноша, будь осторожен: Пугало обид не забывает и не прощает.

Должно быть, английские военачальники пришли к какому-то решению, ибо они протянули вперед руки, ударили друг друга кулаками в латных рукавицах и стали разъезжаться. Лорд Аутуэйт тоже развернул коня обратно.

– Джон! Джон! – крикнул он капитану своих лучников и, уже спешиваясь, продолжил: – Мы не будем ждать, пока шотландцы примут решение, а постараемся их расшевелить.

По всему выходило, что брат Михаил не ошибся: лучников собирались послать вперед, чтобы они раззадорили шотландцев. Замысел состоял в том, чтобы изводить врагов стрелами до тех пор, пока они не потеряют голову от ярости и не ринутся в атаку.

Оруженосец повел коня Аутуэйта обратно на огороженный выпас, а архиепископ Йоркский вновь появился перед армией верхом.

– Господь поможет вам! – возгласил он, обращаясь к воинам, стоявшим в центре и находившимся под его личным командованием. – Шотландцы боятся нас! Они знают, что с Божией помощью мы наплодим в их проклятой стране множество сирот. Видите, до чего они напуганы: с места боятся тронуться. Ну что ж, раз наши враги такие трусы, придется нам начать дело самим.

Это заявление было встречено одобрительными возгласами. Архиепископ поднял руку, призывая к молчанию.

– Я хочу, чтобы лучники пошли вперед, – объявил он, – только лучники! Не жалейте шотландцев! Убивайте их! И Господь благословит вас всех! Благословение Божье с вами!

Итак, лучникам предстояло начать сражение. Шотландцы упорно отказывались двигаться, в надежде, что англичане первыми предпримут атаку, потому что гораздо легче защищать позиции, чем атаковать выстроившегося в боевом порядке противника. И вот сейчас английским лучникам предстояло пойти вперед, чтобы подстрекать, жалить и изводить врага, пока терпение его не иссякнет и он не обратится в бегство либо, что гораздо более вероятно, не перейдет в наступление, чтобы отмстить.

Томас уже выбрал свою лучшую стрелу. Она была совсем новой, настолько новой, что тронутый зеленью клей, которым обмазывалась крепившая перья нить, еще не застыл, и не совсем ровной: древко чуть-чуть утолщалось к наконечнику и утончалось к оперению. Такое строение должно было придать стреле особую пробивную силу. Правда, чтобы что-то пробить, следовало сначала во что-то попасть, но Томас отнюдь не собирался тратить превосходную ясеневую стрелу впустую, даже если стрелять придется на очень большое расстояние. А он собирался выстрелить далеко. Очень далеко, ибо шотландский король находился позади своего шелтрона. Однако в мире нет ничего невозможного. Ибо его черный лук был огромен, а сам Томас молод, силен и меток.

– Да пребудет с тобой Господь, – сказал брат Михаил.

– Цельтесь вернее! – призвал лорд Аутуэйт.

– Бог да ускорит полет ваших стрел! – выкрикнул архиепископ Йоркский.

Барабанщики забили громче, шотландцы продолжали глумиться, и лучники Англии повили в наступление.

* * *

Бернар де Тайллебур уже знал большую часть того, о чем поведал ему старый монах, но не перебивал и не торопил его. Речь шла об истории знатной семьи из Астарака, малоизвестной области на юге Франции, где утвердилась ересь катаров.

– Ложное учение распространялось, как чума, – рассказывал брат Коллимур, – от внутреннего моря к океану и дальше да север, в Бургундию. – Отец де Тайллебур знал все это, но промолчал, позволяя старику живописать, как богохульное учение было выжжено с лица земли огнем и железом, как пламя костров возвестило Господу и Его ангелам, что в землях между Францией и Арагоном[6]6
  Автономная область на северо-востоке Испании, до 1479 г. независимое королевство.


[Закрыть] восторжествовала истинная вера, а Вексии, последние из представителей знати, зараженные катарской заразой, бежали в самые дальние уголки христианского мира.

– Но перед тем, как убежать, – сказал брат Коллимур, подняв глаза к побеленному сводчатому потолку, – они забрали с собой сокровища еретиков, чтобы надежно их укрыть...

– И среди них был Грааль?

– Такие слухи ходили, но кто может сказать точно? – Брат Коллимур повернул голову и бросил на доминиканца хмурый взгляд. – Но если они и вправду обладали Граалем, то почему он им не помог? Вот чего я так и не понял.

Монах закрыл глаза. Всякий раз, когда старик умолкал, чтобы перевести дух, и, казалось, погружался в дрему, де Тайллебур бросал взгляд в окно и видел на дальнем холме две армии.

Противники не двигались, хотя шум, который они производили, походил на треск бушующего пламени. Этот шум складывался из грохота барабанов и рева тысяч человеческих глоток, которые ветер, вырывавшийся из каменной теснины над рекой Уир, то подхватывал, то уносил. Слуга отца де Тайллебура по-прежнему стоял перед дверью, наполовину укрытый одной из множества груд необработанного камня, сложенных на открытом пространстве между замком и собором. Ближняя башня замка была вся в лесах, и мальчишки, стремившиеся хоть краем глаза увидеть сражение, карабкались по паутине связанных жердей. Каменщики бросили свою работу, чтобы посмотреть на противостояние двух армий.

Высказав удивление, почему Грааль не помог Вексиям, брат Коллимур действительно забылся мимолетным сном, и де Тайллебур подошел к одетому в черное слуге.

– Ты веришь ему?

Юноша молча пожал плечами.

– Тебя что-нибудь удивило в его рассказе? – спросил де Тайллебур.

– То, что у отца Ральфа был сын, – сказал слуга. – Я об этом не знал.

– Мы должны поговорить с этим сыном, – мрачно заявил доминиканец, после чего повернулся к слуге спиной, потому что старый монах проснулся.

– На чем я остановился? – спросил брат Коллимур. Маленькая струйка слюны стекала из уголка его губ.

– Ты задавался вопросом, почему Грааль не помог Вексиям, – напомнил ему Бернар де Тайллебур.

– А ведь должен был, – сказал старый монах. – Если они владели Граалем, то почему он не сделал их могущественными?

Священник улыбнулся.

– Допустим, – сказал он старому монаху, – что Святой Грааль достался бы неверным магометанам. Как по-твоему, он бы и их наделил могуществом? Грааль – великое сокровище, брат, величайшее из всех земных сокровищ, но не более великое, чем сам Бог.

– Это точно, – согласился брат Коллимур.

– А стало быть, если Богу не понравится хранитель Грааля, чаша будет бессильна.

– И это правда, – признал брат Коллимур.

– Ты говоришь, что Вексии бежали?

– Они бежали от инквизиции, – ответил Коллимур, искоса глядя на де Тайллебура, – и одна ветвь семьи прибыла сюда, в Англию, где они оказали услугу королю. Не нынешнему королю, конечно, – уточнил старый монах, – но его прапрадеду, покойному Генриху.

– Какую услугу? – осведомился де Тайллебур.

– Ну как же, они подарили королю копыто коня святого Георгия, – сказал монах, как будто говорил о чем-то широко известном. – Копыто, оправленное в золото и способное творить чудеса. Во всяком случае, король верил этому, ибо прикосновение этого копыта исцелило его сына от лихорадки. Мне говорили, что реликвия по-прежнему находится в Вестминстерском аббатстве.

Семья их получила в награду земли в Чешире, – продолжил Коллимур, – и если они и были еретиками, то не показывали этого, а жили как всякая другая благородная семья. Их падение связано с началом нынешнего царствования, когда мать молодого короля с помощью семьи Мортимеров попыталась не допустить своего сына к власти. Вексии тогда поддержали королеву, и когда она проиграла, то снова бежали на континент. Все, кроме одного сына, самого старшего, и это, конечно, и был Ральф. Бедный Ральф.

– Но если его семья убежала обратно во Францию, то почему ты ухаживал за ним, лечил этого человека? – спросил де Тайллебур, и на его лице появилось искреннее недоумение. – Почему бы просто не взять и казнить его как изменника?

– Он принял священные обеты, – возразил Коллимур, – его нельзя было казнить. Кроме того, Ральф отрекся от своего отца и поклялся в верности королю.

– Значит, не такой уж он сумасшедший, – сухо вставил доминиканец.

– К тому же у него имелись деньги, – продолжил Коллимур, – он был человеком благородного происхождения и заявлял, что знает семейную тайну Вексиев.

– Тайну сокровища катаров?

– Видишь ли, им уже тогда владел демон. Ральф объявил себя епископом и выступал на улицах Лондона с неистовыми проповедями. Заявлял, что возглавит новый Крестовый поход, чтобы изгнать неверных из Иерусалима, и обещал, что Грааль обеспечит им победу.

– И вы посадили его под замок?

– Ральфа доставили ко мне, – с укором сказал брат Коллимур, – потому что было известно, что я могу побеждать демонов. – Он помолчал, вспоминая. – В свое время я изгнал сотни демонов! Сотни!

– Но ты не излечил Ральфа Вексия полностью?

Монах покачал головой.

– Он казался человеком, пришпориваемым и подстегиваемым Богом: так рыдал, кричал и бился, что начинала течь кровь.

Не подозревая, что совсем недавно то же самое проделывал и де Тайллебур, брат Коллимур поежился.

– И еще он был одержим женщинами. Мне кажется, мы так и не излечили Ральфа от этого, но нам удалось загнать его страсти настолько глубоко, что они редко отваживались обнаружить себя вновь.

– А не был ли Грааль всего лишь сном, посланным ему демонами? – спросил доминиканец.

– Именно это мы и хотели узнать, – ответил брат Коллимур.

– И к какому же вы пришли заключению?

– Я сказал моим духовным начальникам, что отец Ральф солгал. Что он придумал Грааль. Что в его безумии нет правды. И потом, когда демоны перестали изводить его, Ральфа Вексия отправили в захолустный приход на дальнем юге, где он мог проповедовать чайкам и тюленям. Этот человек больше не называл себя лордом, он стал просто отцом Ральфом, и мы сочли возможным отослать его и предать забвению.

– Предать забвению, – повторил де Тайллебур. – Однако это забвение не было полным. Раз ты знаешь, что у него был сын, значит, вы получали о нем какие-то вести?

Старый монах кивнул.

– У нас имелась небольшая обитель близ Дорчестера, и тамошние братья послали мне весточку. Они сообщили, что отец Ральф сошелся с женщиной, своей домоправительницей, но, по правде сказать, какой сельский священник без греха? И у них родился сын, и еще отец Ральф повесил в своем храме старое копье, заявив, что это копье святого Георгия.

Шум, доносившийся до слуха де Тайллебура, заметно усилился. Похоже, что англичане, армия которых была гораздо меньше, перешли в наступление. Скорей всего, они проиграют сражение, а это, в свою очередь, значило, что отцу де Тайллебуру необходимо убраться из этого монастыря да и из этого города раньше, чем здесь объявится стремящийся к отмщению сэр Уильям Дуглас.

– Ты сказал своим господам, что отец Ральф солгал. А он что, и вправду солгал?

Старый монах умолк, и де Тайллебуру показалось, будто сам небесный свод удерживал его дыхание.

– Я не думаю, что он солгал, – прошептал он наконец.

– Так зачем же ты сказал, что он солгал?

– Потому что этот человек мне нравился, – признался брат Коллимур, – и еще навряд ли мы выбили бы из него правду плетьми, голодом или погружениями в ледяную воду. Я решил, что Вексий безобиден и его судьбу следует оставить на усмотрение Всевышнего.

Де Тайллебур смотрел в окно.

«Грааль, – думал он, – Грааль. Ищейки Господа идут по моему следу. Я должен найти его первым!»

– Один из членов этой семьи впоследствии вернулся из Франции, – сказал доминиканец, – похитил это копье и убил отца Ральфа.

– Я слышал.

– Но они не нашли Грааль.

– Хвала Господу, – слабым голосом произнес брат Коллимур.

Де Тайллебур услышал движение и увидел, что его слуга, до сего момента внимательно прислушивавшийся к разговору, теперь наблюдает за двором. Должно быть, юноша уловил чье-то приближение, и брат Тайллебур, наклонившись поближе к брату Коллимуру, понизил голос, чтобы его не услышали.

– Сколько людей знает об отце Ральфе и Граале?

Монах какое-то время подумал, а потом ответил:

– Никто у нас годами не вспоминал всю эту историю, пока не прибыл новый епископ. Должно быть, до него дошли какие-то слухи, ибо он спросил меня об этом. Я ответил, что Ральф Вексий был безумцем и все, что он говорил, было просто бредом.

– Епископ поверил тебе?

– Он был разочарован. Ему хотелось заполучить Грааль для собора.

«Ясное дело, хотелось, – подумал Тайллебур, – ибо любой собор, обладающий Граалем, сразу станет богатейшим храмом во всем христианском мире. Даже Генуя, заполучившая аляповатый кусок зеленого стекла, бесстыдно выдававшийся за Грааль, собирала деньги с тысяч паломников. Но если поместить в церковь настоящую чашу, народ потечет туда рекой, а монеты и драгоценности начнут свозить возами. Короли и королевы, принцы и герцоги будут толпиться в храме, наперебой предлагая свои богатства».

Слуга исчез, беззвучно скользнув за одну из груд строительного камня, и де Тайллебур стал ждать, наблюдая за дверью и гадая, какая проблема может оттуда появиться. Однако вместо этого появился молодой священник с непослушными, растрепанными волосами и широким простодушным загорелым лицом. С ним была молодая женщина, бледная и хрупкая. Она, казалось, нервничала, но священник добродушно приветствовал де Тайллебура:

– Доброго дня тебе, отец!

– И тебе тоже, – вежливо ответил де Тайллебур.

Его слуга вновь появился позади пришедших, чтобы не дать им уйти, пока хозяин не позволит.

– Я принимаю исповедь брата Коллимура, – промолвил доминиканец, не дожидаясь, пока его спросят, что он здесь делает.

– Надеюсь, на его душе не так много грехов, – промолвил с улыбкой отец Хобб. – Но ты, святой отец, вроде бы не англичанин. И говоришь не как англичанин.

– Я француз, – сказал де Тайллебур.

– Как и я, – вставила Элеонора по-французски, – и мы пришли поговорить с братом Коллимуром.

– Поговорить с ним? – вкрадчиво переспросил де Тайллебур.